Узницы Вишневого рая

Евгений Журавлев
 Лютас выехал из Антакщай первым, еще затемно и чтобы убедиться в том, что за ним никто не увязался и его никто не преследует, он свернул с главной дороги и заехал на санях в посадку в двадцати метрах от большого пути, и там притаился. Он решил здесь задержаться на несколько минут, понаблюдать за дорогой, подумав: «А вдруг кто-то в Антакщай видел, как я выезжал в путь и сообщил защитникам». И чутье его не подвело… Через несколько минут, уже собираясь покинуть место своего наблюдения, он вдруг увидел, что на большак из Антакщай выехало двое саней с лошадьми, загруженные какими-то вещами. Уже совсем рассвело и он ясно различил, что лошадьми управляют женщины. Это его успокоило, а когда сани подъехали ближе, то Лютас узнал  и женщин: это были Альбина и Реня.  Сначала  он остолбенел от неожиданности, но потом понял, что Альбина покидает Антакщай и что это бегство Альбины – последствия его вчерашних действий. Альбина догадалась, что ее ждет  за сотрудничество несколько лет тюрьмы, и решила не испытывать судьбу, а скрыться, бросив здесь все свое: богатство, дом, хозяйство и землю.  Сообразив, что к чему, он усмехнулся и хлестнув свою  лошадь,  тронулся им наперерез.
Альбина с Реней ехали по  дороге вперед и в общем-то не глядели  по сторонам, как вдруг, буквально перед их носом, из-за кустов, вынырнула чья-то лошадь.  Испугавшись столкновения, они резко затормозили.
- Тпру-у-у! – закричала Альбина, останавливая  лошадь. – Какого черта, пан, едете на нас? Вам что, дороги мало?
- Не в том дело, пани, - крикнул в ответ переезчик, поворачивая на большак, перед ними. – Просто я  тоже тороплюсь и нам, мне кажется, с вами по пути. Он вылез из саней, подошел к Альбине и, ехидно улыбаясь, спросил ее:
- Что? Убегаете, пани Альбина? Ведь опасно жить рядом с защитниками Вагониса, правда?
Альбина узнала Лютаса и у нее внутри все похолодело. Но все же гнев ее пересилил страх, и она зло ответила:
- По вашей милости пан, уважаемый Пранас, нам и приходится убегать. Если б не ваша стрельба на дороге, жили бы мы спокойно у себя дома.  А теперь вот стали  перебежчиками, скитальцами.  Для чего вы это сделали? За что подставили нас? – закричала на него Альбина.
- Ну, не гневайтесь так, ясновельможная! Не надо! Просто мне сначала понравилась ваша дочь - она такая красивая, а потом эта царская брошка. И это богатство могло достаться одному русскому бродяге. Это же несправедливо! А теперь у меня есть все: и вы, и брошка, и ваша дочь. Как видите, все ладно, и все хорошо. А насчет скитальцев? Не будете вы скитаться. Будете жить у моих знакомых на хуторе. Давайте, езжайте следом за мной, я вас там и определю.  Ну, естественно, с защитниками и селянами встречаться вы не будете, и поэтому выходить вам за пределы хутора будет тоже нельзя, а так можете делать все, что захотите… Но, конечно, вас будут охранять мои люди, - сказал покровительственно Лютас.
- А если мы не хотим так жить? Ведь это же настоящая тюрьма – жить, никуда не выезжая, - попробовала отговориться Альбина,  - зачем мы вам? Отпустите нас, и мы уедем отсюда куда-нибудь подальше.
 - Нет,  вы наверно меня не совсем поняли, пани Альбина, и поэтому я вам настойчиво объясняю. Поскольку вы уже крепко связаны с моим именем, то у вас уже нет других вариантов. Вы обречены жить под моей опекой, - заявил он твердо.
В это время к ним подошла и Реня. Узнав Лютаса, она вскрикнула, кинулась и обняла мать:
- Мама, вот этот человек, твой одноклассник, хотел меня убить, - крикнула она ей, показывая пальцем на Лютаса.
- Ой, да не устраивайте тут истерику, пани Реня, я бы вас тогда и пальцем не тронул бы, потому что люблю вас. Я хотел просто попугать русского и получить  от него брошку. Я знал, что он отдаст ее мне за вас. И я просто проверил его любовь…
- А теперь эта брошка будет вашей. И ее сияние будет подчеркивать вашу красоту, пани Реня,  - закончил Лютас и приказал: - А сейчас предлагаю  вам всем сесть в сани и отправиться без промедления вслед за мной. Иначе нас всех  здесь могут схватить защитники.  И чтобы показать женщинам, что он уже не шутит, Лютас вынул из кармана пистолет и засунул его за пояс брюк под тулуп. Потом молча повернулся и пошел к своим саням.
И Альбина, и Реня поняли, что у них теперь  осталась только одна дорога – следовать за главарем в банду. От переживания у них уже не было желания сопротивляться – это было бесполезно и они безропотно последовали за Лютасом, как кролики в пасть удава, загипнотизированные его жутким взглядом.  Они сели в сани и медленно отправились за своим хозяином.
После двухчасовой езды по большой дороге они свернули по еле заметным следам на проселочную дорогу, которая уводила их  куда-то вдаль от трассы, в глубину полей на далекие заснеженные хутора. Когда солнце уже поднялось высоко над горизонтом, они прибыли на один  из таких хуторов, но там долго не задержались, а последовали дальше и через полчаса езды достигли следующего. Здесь и остановились.  Лютаса встретили двое здоровенных верзил. Он поговорил с ними, а затем велел им распрягать лошадей, завести их в конюшню, а после занести в дом лежащие в санях вещи. Дом был большой, деревянный, с пристройкой, в которой и жили эти работники.  Он состоял из трех комнат и кухни с большой печью – лежанкой.
Когда Альбина с Реней зашли  в помещение, то их встретила странная старуха с девочкой и такой же уже немощный старичок, видно, хозяин хутора.  Лютас  познакомил их  со старичком, завел в комнату и сказал:
- Ну, вот здесь и располагайтесь. Старуха немного забывается, это от того, что она потеряла сына, но она еще вполне нормальная и может готовить, а девочка – прелесть, и вы с ними скоро подружитесь, а работники будут жить в пристройке и питаться здесь, на кухне, вместе с вами и хозяином.  А  я иногда  буду навещать вас.
Потом, увидев, что они стоят посреди комнаты, уныло поглядывая по сторонам, усмехнулся и воскликнул:
- Не унывайте, пани! Здесь летом очень хорошо. Вокруг дома сад с яблонями и вишнями, а в июне, когда зацветут пионы, в саду будет настоящий рай и этот хутор тюрьмой вам не покажется.  У нас это имение так и называется – Вишневый рай. Старик  занимается садом и пчелами, а парни до темна работают в поле и вы весь день будете дома с ребенком и старушкой. И видя,  что немного сгладил их отрицательные впечатления этими словами, он подошел к Рене и весело упрекнул ее:
-  Ну вот, пани Реня, а говорили, что я хотел вас жизни лишить. Ну, как можно, пани? Я лишь для вас стараюсь. Вы для меня дороже золота! У вас теперь будет настоящее царское имение и верные слуги. - Потом добавил: - Правда ваш призрачный «принц» далеко, но он вам и не нужен. Хотя можно и с ним поговорить…
Реня, слушая его, по тону поняла, что просто так он дарами перед ними не расщедрился. Видно, они ему для чего-то  потом еще будут нужны. «Может быть, используя меня, Лютас хочет заставить Виктора передавать  некоторые нужные сведения о действиях защитников, - подумала Реня. – Нужно как-то  сообщить  Виктору, где мы находимся». «Только так мы сможем освободиться из этого плена», - размышляла Реня. Но  как это сделать, она не знала. А время шло, и жизнь продолжалась…
Постепенно она с матерью  осваивалась  на новом месте  и стала привыкать к жизни на хуторе. Зимой здесь, в безлюдной глуши, жить было очень скучно, и Реня быстро сошлась  и познакомилась со старухой и ее маленькой девочкой. Хотя старуха иногда и заговаривалась, но в основном, она пребывала в здравом уме и рассказывала, что у нее был сын.  Сын вырос, женился и жил с женой в одном доме с матерью.  Жили они, как все. В послевоенное время было трудно.  Да ничего и не было.  Ни хлеба, ни соли,  ни сахара.  И спичек, и керосина не хватало, а то и вовсе не доставало, ведь все было разрушено.  Только у военных  и доставали  в обмен на сало, картошку и самогон. Хозяина не стало, и власти не было…
- То немцы, то русские, то литовцы, и все с автоматами. И все  только требуют, угрожают и стреляют. Родилась Анита – внучка. Ну, а тут сын запил и пропал: сказали, что ушел воевать против Советов. Так мы и остались одни с внучкой, - говорила она Ренате, замолкая и уходя  сознанием в прошлое…
- И сколько лет я  его уже не видела. Говорят – убили. А недавно к нам пришел  какой-то молодой солдат – русский, похожий, как две капли воды на моего сына: такого же роста, русый и глаза голубые… Я бросилась к нему, думала, что это мой сыночек пришел.  Но оказалось, это совсем не он и зовут его не так как моего. Не наше имя – Виктор. Он пришел вывозить нас по списку куда-то далеко, в Сибирь. А потом узнал, что мой сын был такой же как он, пожалел нас с Анитой и отпустил… Сказал, чтоб уходили куда-нибудь на другой хутор. Тут нас пан «хозяин» и подобрал, привез и поселил здесь, в этом имении.
Реня встрепенулась, услышав знакомое и милое сердцу имя, и осторожно начала расспрашивать бабку, как выглядел тот молодой солдат, что отпустил их с Анитой на волю.  Потом она показала старушке маленькую фотографию, которую Виктор подарил ей во время их встречи на Новый год. Это было маленькое фото на паспорт, но старуха, вглядевшись в него, сразу узнала похожее на ее сына лицо русского парня.
- Да, да, это он, только светловолосый и голубоглазый, - закивала она головой. У Рени учащенно и радостно забилось сердце. Вот какой он: мягкий, гуманный и добрый, ее Виктор, не взирая на то, что его за это могли наказать, он отпустил эту немощную жалкую старушку. Теперь уже все мысли Рени были  устремлены к нему, к Виктору, в Алунту.  И если  Виктор нужен  Лютасу, надо обхитрить Лютаса и послать весточку Виктору.  А обхитрить Лютаса можно было только правдой… И Реня решилась. Лишь только Лютас в очередной раз появился на хуторе, она встретилась с ним и сказала ему, что у нее дома, в Антакщай, остались некоторые дорогие ей вещи, в том числе и тот портрет, который Виктор нарисовал в ночь на Новый год…
Лютас сразу  понял выгоду для себя от такого предложения: если этот портрет послать как пароль в Алунту к Виктору с каким-нибудь нейтральным человеком, а с ним вместе и просьбу его любимой – встретиться с ним наедине, то он, естественно, незамедлительно полетит на эту встречу, не зная того, что Реня давно уже находится в руках Лютаса и под полным его контролем.
- Хорошо, - сказал Лютас Рене, - я тебя отпущу в Антакщай за портретом, но с тобой вместе для подстраховки и твоей охраны поедет и верный мне человек. – Ты согласна на такое условие? – спросил он ее.
- Да! – ответила Реня. – Это будет вполне нормально и необходимо – так ездить в одиночку, да еще девушке, по нашим местам сейчас совсем небезопасно.
- Вот и прекрасно, - обрадовался Лютас, - тогда собирайся и езжай сегодня же с одним из этих парней, которые работают у вас в имении, и чтоб к вечеру уже сюда вернулись.
А Реню не надо было упрашивать. Лишь получив согласие Лютаса, она тут же кинулась собираться в дорогу.
Сообщив матери о своей затее, она велела Альгису, так звали верного человека Лютаса, запрягать лошадь и отправляться с нею в село. Лошадь шла резво. Они спешили: надо было еще до темна вернуться на Вишневый хутор. Вскоре они уже выехали на большак, а там было и рукой подать до Антакщай.
Не доезжая до дома, Реня велела Альгису остановиться и подождать за кустами густого ивняка, а сама пошла разведать обстановку. Во дворе их дома никого не было, и на закрытых дверях сиротливо висел оставленный ими замок. У Рени был второй ключ, поэтому соседку она не беспокоила, чтобы та нечаянно не разболтала кому-нибудь, что Реня недавно приезжала сюда за своими вещами.
С нетерпением она открыла замок и кинулась в свою комнатку. Сердце ее сильно колотилось - она боялась, что ее портрета уже нет в комнате. «А вдруг его кто-нибудь найдет при обыске» - думала она.  Но, открыв дверь спальни, она увидела, что портрет как и прежде висит на том же месте, на стене над ее  кроватью. И у нее вдруг упало настроение, и она как-то сразу сникла. Мелькнула мысль: если портрет висит, значит,  Виктор здесь без них не появлялся. Его увезли в город, и они теперь с ним уже больше никогда не встретятся. Она задумалась, повернула портрет и вдруг увидела сзади на его тыльной стороне надпись, сделанную рукой Виктора: «Люблю, целую и буду ждать тебя всегда… в полдень первого числа каждого летнего месяца, на нашем Алунтском мосту… Твой В.». Она вскрикнула от радости, прижала портрет руками к груди и начала кружиться по комнате, звонко смеясь и напевая знакомую мелодию, под которую они недавно кружились с Виктором в клубе, в ночь под Новый год.
Потом, вспомнив, что ей нужно спешить на хутор, Реня собрала необходимые вещи, положила в сумку портрет и, выйдя из дома, заспешила почти бегом  к кустам, где ее уже с нетерпением ждал человек Лютаса. Она кинула свою сумку в сани,  быстро села в них и они помчались с Альгисом назад, в имение.
На душе у нее было легко и радостно, она словно бы вновь повидалась и поговорила с Виктором. Всю дорогу назад Реня улыбалась и повторяла про себя написанные Виктором слова: «Люблю, целую и буду ждать тебя всегда…». «Да, да! Он  меня любит и ждет. Только мне нужно написать ему, где я сейчас нахожусь. И так, чтобы это не вызвало подозрение Лютаса».
Когда они приехали в имение, Лютас уже с нетерпением ждал их там.
- Ну что, привезла свой портрет, работы итальянского художника? – спросил он ее язвительно.
- Да, привезла и все у нас так удачно получилось. Туда проехали без происшествий, даже на дороге никого не встретили, а в Антакщай вообще тишина и спокойствие… Дома все вещи на своих местах, хотя Виктор с защитниками там был… - сказала она.
- Откуда ты знаешь? – уставился на нее Лютас.
- А он мне записку на портрете написал.
- Да ты что? А ну-ка покажи мне ее, - сказал Лютас.
- Но это касается только лично меня, - запротестовала Реня.
- Брось! Теперь это касается всех нас, - заявил Лютас настойчиво и, ухмыляясь, добавил:
- Давай-ка, показывай, что он тебе там настрочил.
Прочитав на портрете надпись, он воскликнул:
- Ага! Это хорошо! Все идет так, как нужно и скоро вы уже сможете с ним встретиться, если, конечно, будете оба умно себя вести. Только мне с твоей помощью до этого тоже нужно будет с ним повидаться, переговорить. А портрет твой послужит, как бы, паролем, что мы пришли к нему именно от тебя.
Реня, слушая весь этот разговор, наконец-то начала понимать, куда клонит Лютас. Но это совпадало и с ее планами.  И не такой уж наивный Виктор, чтобы поддаться на уловки Лютаса, ничего не предприняв для своей защиты и ее освобождения.
А Лютас, видя, что она не возражает ему, успокоился и отдал потрет Рене со словами:
- Ладно, возьми и храни его у себя до лета.
А сам вышел и стал расспрашивать о поездке у Альгиса.
- Ты смотрел за ней все время? – спросил он его. – Не разговаривала ли она еще с кем-нибудь? Может быть, встречалась с соседкой? – выпытывал он у него.
- Да нет, я все время держал ее под наблюдением, ничего такого не видел. Наша поездка в Антакщай прошла без встреч, - ответил тот уверенно.
- Смотри, Альгис, если она с кем-то встретилась и рассказала, и об этом узнали защитники, то нам всем здесь будет полный каюк. Ты понял меня?  - спросил он его строго. – И если ты мне соврал, то я тебя и на том свете достану. Так что, гляди, не шути со мной, Альгис, - грозно припугнул он парня.
- Нет, шеф, что вы, я вам точно говорю. Я видел, как она открыла дверь дома своим ключом. Вошла туда, и в дом больше никто не входил, а она из него никуда не выходила и с соседкой не встречалась. Шеф, я готов голову дать на отсечение, что нас никто не видел, поверь мне, - взмолился тот.
- Верю, Альгис, верю, но не словам, а делам. И еще верю своим глазам. А время покажет, прав был я или нет.  Чужие глаза, они ведь из каждой щелки глядят, - закончил разговор Лютас.
- Ну а сейчас, нам нужно быть уверенными, что нас ночью, спящими, нагишом не возьмут и поэтому на первый хутор отведите нашу связную собаку. Пусть хозяин, если к нему вдруг завалятся защитники, отпустит ее с запиской к нам.  Она успеет  добежать сюда первая.  Понял, Альгис?  Тогда выполняй! – приказал он бандиту.
Тот кивнул головой  и пошел исполнять приказание Лютаса. Он запряг лошадь в сани, посадил в деревянную клетку здоровенного пса с карманом в ошейнике, в который  хозяин предыдущего  хутора должен был  бы в случае тревоги вложить записку и выпустить собаку. И она-то и должна  была прибежать,  и принести Лютасу весть о том, что к нему на хутор идут защитники.  А за то время, пока защитники пришли  бы на второй хутор, Лютас со своим  гаремом и соратниками был бы уже далеко…
А для полной уверенности, что собака прибежала  и принесла тревожную весть, на входных дверях в дому был прикреплен звоночек с веревкой, за которую собака должна была обязательно дернуть, чтобы ее впустили вовнутрь и дали угощение.
Вот такая хитрая система была изобретена Лютасом для  сообщения между хуторами.