– Не огрызайтесь, подсудимая, и не плачьте… Лучше добровольно признайте себя виновной во всех наших разочарованиях, неудачах и депрессиях. Устроили, понимаешь, круговорот воды в природе – три дня дождь лил из вас как из ведра. А сегодня и того не легче – заледенело всё в оцепенении... Как, говорите, ваше имя? Поздняя Осень?.. вы обвиняетесь, поздняя осень, – во всём! У вас есть адвокат? Нет адвоката?! Не мудрено.
– Я здесь, господа обвинители и судьи, я здесь, не торопитесь. Я её адвокат.
Мы встречаемся с подсудимой время от времени – это неизбежно, господа. Всякий раз мне хочется её защитить – промёрзшую, растрепанную ветрами, забрызганную грязью из-под колёс. Бредущую в темноте в поисках теплого сострадания. Укрывающуюся под Ленинградскими мостами. Бесцветную. «Там так мерзко, – говорите вы одно и то же год за годом, показывая в её сторону, – темно и мерзко… когда же это кончится?!. Хоть бы снег, что ли, выпал…» – и она вздрагивает каждый раз от обиды, хоть и привыкла давным-давно к несправедливости.
У вас дома есть уксус, господа судьи? Он же кислый, отрава просто… зачем он вам?! А-а-а! Вы его не пьете. Вы его просто добавляете для вкуса, для пикантности, для остроты. И соль вы ложками тоже не едите?
Почему же вы тогда не хотите добавить в блюдо жизни немного поздней осени – для остроты! для вкуса…
Вы были на Гавайях, господа обвинители? Там неплохо. Там радуги в небе, сразу несколько радуг… там бисерный черный песок, и там розовые веночки на груди вместо серого шарфа. И там рукой можно потрогать низкие теплые облака.
А если вы забредете в джунгли, то никогда не поймёте, спите вы, или бодрствуете... Там всё раскрашено сумасшедшим художником – стволы деревьев, невиданные лепестки-вуали, лепестки-крылья цветов диковинных…
Но я скучала там по осени… там нет осени.
Природа устала. Хочет заснуть – так надо, так задумано. Не ругайте её, пожалуйста.
Одевайтесь потеплее... или езжайте на Гавайи.