Письмо маме

Лана Джордэйн
Мама, подруга моя милая!

И пишу я тебе письмо.

Почему пишу, если можно просто сказать словами? Потому что не умеем мы в нашей семье выражать свои чувства таким способом. Не знаю, хорошо это или плохо, такие мы все уродились. Кстати, не в тебя ли, дорогая?

Почему пишу именно сейчас, когда нет ни знаменательной даты, ни дня рождения и даже Новый Год еще полтора месяца ждать? А просто так. Подумалось вдруг, что задолжала я тебе. Захотелось просто поговорить именно о тебе.

Почему пишу именно тебе, а не кому-то другому? Да в том-то и дело, что тебя я оставила в сторонке, пока сочиняла оды папе и нашей ушедшей сестричке. Стечение обстоятельств. Именно им, по моему мнению, нужна была поддержка, и мозг разрывался от нахлынувших событий. Его нужно было успокоить, принять ситуацию и начать учиться жить дальше. Оды, как ты знаешь, мне очень помогли, вернее, сам процесс их написания. Ты прости меня, что я утаила от тебя откровенно хвалебное письмо папе. Не знаю, возможно, думала, что тебе будет немного обидно и ревностно. Поверь, там нет ни капли неправды, просто анализ его поступков и мои личные выводы. И вот теперь, почему-то, страстно захотелось проанализировать и тебя.

Для чего мне это нужно? Иногда приходит время анализировать себя, какой-то этап в жизни, когда вдруг начинаешь понимать, откуда у тебя появилась та или иная черта. Какие события предшествовали твоим поступкам, почему ты поступил именно так, а не иначе, научил ли тебя кто или это застряло в генах.

Вот, к примеру, патологическая честность, которая не дает покоя моей совести, откуда она? Да из твоего тяжелого детства. Всякий раз, когда я стою перед выбором выкладывать ли правду или утаить ее (но, ни в коем случае не лгать!), мне вспоминается твой рассказ.
Бедная уральская деревушка. Холодное зимнее утро. В разгаре Великая Отечественная война. Тебе едва минуло пять лет. Очень голодное время, но маленькой девочке все равно хочется быть девочкой и играть с тряпичной куклой, невесть откуда появившейся. Наверное, досталась по наследству от старших сестер. А куколке нужно платьице. Она же тоже девочка. И вот ты решаешься на поступок, который предопределит твой характер, а позже передастся и твоим дочерям. Ты прокрадываешься в соседский двор и отчаянно пытаешься сдернуть с веревки заиндевелую наволочку, которая могла бы пойти на куколкино платюшко. Тебе не хватает роста, ты подпрыгиваешь, хватаешь злополучную наволочку за уголок, но она намертво приросла к веревке. Какой-то шорох неожиданно испугал тебя, и ты бросилась наутек домой. Без добычи. И осталась твоя кукла в старых обносках, зато ты на всю жизнь запомнила первые уколы совести. Я хорошо помню, как ты рассказывала мне об этой истории. Как в очередной раз винила себя за тот порыв. А ведь, по сути, ничего страшного-то и не произошло. Ты даже не стала маленькой воровкой, пусть и время было смутное, и прощение бы тебе было. Самое главное, что отпечаталось в моей юной памяти, это то, с какой честностью ты об этом рассказывала и как вновь и вновь испытывала угрызения своей совести. И я, поверь, каждый раз, когда сталкиваюсь с ситуациями, где нужно советоваться с совестью, всегда вижу отчетливую картинку, как маленькая девочка пытается совершить плохой поступок и как долго после этого ее мучает совесть.
Вот и письмо это я тебе пишу именно потому, что моя совесть прошептала, что надо бы передать привет твоей совести и поблагодарить ее за урок из твоего детства.

А откуда у меня страсть к путешествиям и новым местам? Я ведь совсем недавно узнала твою историю о вояже на Дальний Восток по комсомольской путевке. Жизнь выдала тебе суровые испытания, практически отобрав детство, забрав навсегда на войну папу, а в четырнадцать лет оставив и без мамы. И остались вы - шестеро деток на поруках друг у друга. Знакомая история всего военного поколения. Всем было трудно, и все выживали как могли. Удивляет меня другое. Откуда у тебя взялась смелость податься за тысячи километров от своей глубинки на самый Дальний Восток? Да еще практически одной и в семнадцать лет?
Теперь вот сопоставляю факты и с удивлением вижу, что два поколения после твоего поступка повторили его, только с той разницей, что времена изменились к лучшему. Я сама без оглядки улетела из родного гнезда в шестнадцать, а за мной и мой сын - в неполные восемнадцать. И чего тут удивляться, если в семье есть свои герои?! Нам геройствовать не пришлось, обо всем позаботились родители. А вот тебе хлебнуть суровой самостоятельной жизни пришлось с лихвой. Оттуда, наверное, и начал цементироваться твой сильный характер.
 
А то, что он у тебя на самом деле сильный, меня осенило тоже не так давно. Как-то так исторически сложилось, что мужчина традиционно в семье сильный как физически, так и духовно. Бывают, конечно, слабаки, но их такими делают женщины. Наш папа бесспорно относится к сильным, но, по-моему, морально и духовно сильным его сделала именно ты. Без твоей силы воли, которая всегда помогает переживать трудности, великотерпения, которое сглаживает острые углы в отношениях, и работоспособности, которой могут позавидовать даже твои молодые внуки, не стал бы наш папа таким, не будь у него такого тыла. Ведь верно говорят, что у каждого успешного мужчины за спиной стоит его женщина.

На самом деле нужно иметь силу характера, чтобы смириться с надвигающейся слепотой. Пусть принятие ее заняло много времени, но ты не падаешь духом. Зато, какая у тебя чудесная память, слава Богу, слабоумие тебе не грозит!

А момент, когда меня поразила твоя сила, случился в тот день, когда я приехала домой после Никиных похорон. Мы все осиротели, потеряв самую младшую сестричку. Было жалко всех, но больше всего сердце разрывалось, когда ты безутешно плакала. Ведь, самое страшное - это пережить своего ребенка. Моим первым порывом было обнять тебя крепко-крепко и утешать, гладить по голове, лишь бы облегчить твою боль. Я подошла к тебе, но ты почему-то резко отодвинулась и кивнула на папу, который сидел за столом напротив тебя. Некоторое время я была в замешательстве, говорила что-то сумбурное, обращаясь к вам обоим, и не могла понять, что было причиной твоего такого поведения. Когда папа вышел, ты сказала, что не надо тебя жалеть на его глазах, ведь ему так же больно, как и тебе, но таких сентиментальностей он не терпит. Поэтому, мол, и тебя не надо жалеть. Тогда я была просто поражена твоими словами, а позже поняла такую вещь: надо учиться и у тебя, и у папы этой стойкости, умению группироваться в тяжелые моменты жизни, причем, не забывая о чувствах других людей. Еще те тяжелые дни научили меня, и не без твоей помощи, что жалости окружающих надо избегать, а не ждать. Она только ухудшает итак печальное состояние. Пожалеть себя можно и в одиночестве, когда никто не видит, ведь горе переживается каждым сугубо персонально.

А еще должна тебе признаться, что я тебе завидую белой завистью. Не поверишь, но когда ты мне жаловалась, что папа в очередной вашей домашней ссоре обозвал тебя, видите ли, Принцессой, меня охватил приступ смеха. Ты не осталась в долгу и прилепила ему звание Принца, и поделом ему! Я только смогла добавить, что несправедливо как-то, неужели ты еще до Королевишны не доросла? На что ты ответила, что все это еще впереди, может Императрицей когда-нибудь назовет.
Значитб у вас до сих пор, по прошествии полвека, есть дело друг до друга. А разве это не счастье, милая моя подруга мама?

Итак, написала я тебе письмо. А что именно хотела им сказать? Просто спасибо за то, что именно тебя Бог послал мне в мамы. Лишний раз признаваться в любви не буду, ведь она сквозит из каждой строчки моего послания.

Твоя благодарная дочь.