Метаморфозы минотавра

Артур Грей Эсквайр
                "Трудно иметь дело с никчемными людьми!"
                (Конфуций)

Джек Лондон сказал в своё время сакральную фразу, которая стала для ХХ века своего рода прологом: «Я верю в половой отбор». Почти в то же время Антон Чехов писал о своём неверии в половой отбор, о том, что современные ему женщины выбирают преимущественно людей нервных, на грани патологии. И всё это было сказано на фоне преобладающих в обществе ницшеанских мечтаний о «новом человеке», «новой расе», более того - о «сверхчеловеке».

Иллюзии мечтательного ХІХ столетия, достигшие своего апогея в эпоху модерн в ХХ веке, внезапно во что-то выродились – отвратительно-никчемное – в «совок» на одной части суши и в тупого эсэсовца - на другой. Вместо сверхчеловека общество породило потребителя котлет и колбасы или жестоких солдафонов, не умеющих мыслить. Глядя на современное человечество, хочется вопить: «Мечты о совершенном человеке умерли!» Ни Джек Лондон, ни Чехов, ни Ницше не понимали – и не могли понять, - что половой отбор всегда содействует созданию непривычных форм, даже если ситуация для них -неблагоприятная. Мудрость этого парадокса можно понять – он увеличивает полиморфизм популяции, плодит разнообразие форм и таким образом усиливает гибкость, возможность развиваться популяции в целом.

Разнообразие необходимо. Жизненно необходимо! Однообразие обрекает на вырождение, тупик. Этого упорно не хотели понимать «сильные мира сего» на протяжении всего столетия великих иллюзий. Диктаторы разных стран пытались привести к однообразию подвластный им народ – сделать его безликой серой массой, которая бы послушно воплощала в жизнь их маниакальные идеи. Но тщётно! Любая популяция стремится к разнообразию, это её вековечное свойство. Сколько ни уничтожали людей, «не таких» по мировоззрению, языку, обычаям или ещё каким-то критериям, человеческие популяции снова приходили к разнообразию в своём мировоззрении, в своём отношении к сути бытия. Коммунисты и фашисты вообще считали, что с народом можно делать что угодно, лепить из него самые причудливые конструкции, пренебрегая его биологической сутью. Можно, мол, перевоспитанием создать совершенную расу послушных одинаковых человеко-роботов. Как говорил Мао: «Народ – это чистый лист бумаги. На нём можно писать какие угодно иероглифы». До времен маоизма в китайском языке не было слова «товарищ» - придумали применять в место него слово и иероглифы «тун чжи» - «одинаковый». Мао приказал всему народу ходить в одинаковой одежде – синей куртке, синих штанах, синей кепке и кедах для полного равнства.

И эта система одинаковости доводилась до абсурда идеями всеобщей уравниловки (всем одинаковою зарплату – рисом и капустой), ликвидации семьи, создания своего рода общины для сексуальных отношений в «трудовых комунах». Эта система была обречена по своей сути, поскольку противоречила биологической сущности человека, абсолютно не изменившейся за последние 45 тысяч лет. Причём вожди прекрасно осознавали невозможность всеобщего счастья, которое всегда есть кратковременное, почти мгновенное переживание между периодами недовольства средой или собой. В этом и заключается суть прогресса как такового. Поэтому изначально выдвигался вождями тезис: «Коммунизм – это когда все в одинаковой мере несчастны» (Пол Пот). Действительно, если одинаково счастливыми люди быть не могут, значит, нужно сделать их одинаково несчастными! Публично, кроме вышеупомянутого коммунистического лидера и разве что Мао, этого никто не озвучивал. Народ нужно было кормить сказкой, утопией – иначе кто же согласится работать на такое общество? Самым удобным было в таком случае отодвинуть всеобщее недостижимое счастье в какое-то неопределенное будущее (как это было при Советах) или на обозначенное, но такое, до которого давший такое обещание всё равно не доживёт. Хрущёв, как известно, обещал построить коммунизм до 1980 года.

Крайняя форма этого маразма была у маоистских режимов, когда объявлялось, что идеальное общество уже создано, народ просто не понимает. И чем хуже живёт при этом народ, тем легче им тогда манипулировать. И если счастье измерялось горстью риса или миской баланды – такое счастье было легко людям подарить! Нужно было только довести народ до такого состояния, чтобы тарелка риса была счасьем… Как говорил Мао: «В бедной и отсталой стране легко и просто построить коммунизм». То есть нужно вначале довести страну до отсталости и полной нищеты – а потом коммунизм строить. Правда, ну кто согласится на обобществление своей собственности, если она чего-нибудь да стоит? Другое дело – сделать общественным достоянием свою драную телогрейку с надеждой получить новую. Такой народ легко подхватывает абсурдные лозунги и видит в них высокую, непререкаемую истину. «Первичное – это вторичное, а вторичное – это первичное», «Если умееш читать – читай только книги Мао, если умееш писать – пиши только Да Цзы Бао!» (Мао Цзэ Дун). Ну, до какого идиотизма нужно довести людей, чтоб они учили подобные лозунги наизусть и скандировали их хором на митингах? Маоизм был шизофреничным режимом, «совок» - просто тупым и маразматичным.

Казалось бы, их выбросили на свалку, никто всерьёз коммунизм строить не собирается, даже в Китае коммунистические лозунги повторяют как ритуальную фразу – не больше, строя типичный капитализм, только государственный и недемократичный. Но нет – коммунизм вытолкали за дверь, а он лезет в окно. Снова очень многим захотелось, чтобы думали за них, а они были лишь винтиками машины, которая едет в неизвестность. Коммунизм не изменился. Его человеконенавистническая суть осталась такой же, как и была. Если снова он придёт к власти в какой-либо стране, он будет обречён. Только это может стоить жизни очень многим людям…

(Иллюстрация – картина художника Яцека Ерки).