Поворот. Глава 20

Наталья Абашкина
Глава 20.
        Я не стала долго собираться, на следующее утро уже садилась в поезд, а через два дня Москва встречала меня теплом и солнышком. Боже мой, как я люблю этот город!  Здесь воздух другой, люди другие, пусть не очень веселые, ново всей стране тогда были такими. Зато конец апреля уже подготавливал путь светлому и зеленому маю. Скоро Первомай. Представляю себе, как по площадям пойдут демонстранты с шарами и флагами, как отцы будут нести на своих плечах ребятишек, а счастливее матери будут гордиться своими сильными мужьями – строителями социализма. Великий Сталин, отец всех народов, будет стоять у трибуны и махать рукой, улыбаясь в густые усы, а где-то на Лубянке будут подсчитывать майский план на арестованных. В больших кабинетах Кремля другие люди будут тоже подсчитывать прибыль от непосильного труда заключенных, бывших специалистов, тех, кто защищал и гордился тем, что жил в СССР. Заключенных любовью к своей Родине. Тех, кто не сбежал в годы Революции, кто создавал, строил, шил, принимал новорожденных, кто любил свою землю так, что отдавал ей себя и своих детей.
    Я, задумавшись, по привычке, села в метро. Затем пересела в трамвай, бойко застучавшим колесами на путейных стыках. Как-то даже не продумав линию поведения, уже звонила в родную дверь.
 - Кто там? – прозвучал с той стороны двери знакомый голос свекрови
-Откройте, домоуправление – каким-то противным голосом ответила я.
Дверь открыла Аглая Павловна. В новом халате, с уложенными в прическу свежеокрашенными волосами, выглядела она великолепно. За подол ее халата держался трехлетний мальчуган, в коротеньких штанишках и клетчатой рубашечке, из тех, что носил когда-то Дима, мой сын. На душе всколыхнуло неприятно, к горлу подкатила тошнота: «Да, как они смеют, одевать на чужих детей, вещи моего сына?» Но тут же я взяла себя в руки: «Да пусть носят, пусть хоть всех детей оденут, мне то, что! Гады!» За Аглаей стаяла миленькая светловолосая женщина в крепдешиновом платье в полоску, выгодно выделявшую её фигуру. Было видно, что роды на нее не повлияли, если только это она была мамой малыша. Все объяснилось чрез минуту. Из кухни вышел Павел с возгласом:
-Где это там, моя женушка и сыночек? Я накрыл на стол, пора кушать! – вытирая о полотенце руки он и не смотрел в мою сторону. Мне стала тошно вдвойне. Тем же противным голосом я расстроила эту идиллию.
- По какому вопросу? – спросила мягким, вкрадчивым голосом Аглая.
- По вопросу уплотнения жилплощади! – я держала в руках тетрадку с моими рабочими записями и смотрела в нее, не давая возможности вставить слово свекрови, продолжила
-У меня записано, что Антонина Егоровна Орловская основной квартиросъемщик, в квартире проживают Павел Дмитриевич, двое детей и Аглая Павловна 1890 года рождения, это вы? – спросила я Аглаю, еще помня ее паспортные данные.
-Да, это я. А, о каком уплотнении вы говорите?
-Подождите? Еще дети   семи и пяти лет, а это кто, а?
- Это мой внук Веня.
-Он, то же здесь проживает? Почему не прописан?
-Он прописан по другому адресу?
-У кого это? Вы Антонина Егоровна? – обратилась я к девушке.
-Нет, я не Антонина Егоровна – девушка засмущалась.
- Так, начнем сначала.  Вы Аглая Павловна, а вы кто? – не поднимая глаз, движением руки я указала на Павла.
- Павел Дмитриевич!
-Так! Где тогда Антонина, как ее там, Егоровна и дети семи и пяти лет?
-Кем приходится вам эта девушка? – не давая опомниться я, на нервах торопила их с ответами и все трое в раз ответили мне.
-Родственница – сказала Аглая, почувствовав подвох.
-Жена! – в унисон ответили недалекий Павел и девушка.
-У вас что двоеженство?
-Почему, моя бывшая жена Антонина Егоровна, здесь не проживает – гордо ответил Павел.
-Почему она здесь тогда прописана. Это нарушение паспортного режима. Дополнительную площадь, как ученому- дали  Егору Никифоровичу, умершего в 34 году, поэтому у вас есть лишние метры. В общем, разберитесь с жильцами. Проживать в квартире должны, те, кто прописан, иначе я подам рапорт в полицию за нарушение паспортного режима! – выдав тираду, я вышла в подъезд и захлопнула дверь, которую еще вставлял мой отец. Я не могла больше сдерживаться и позвонила в дверь соседке. Евдокия Петровна, моя соседка открыла дверь сразу, она всегда подслушивала под дверью еще на моей памяти. Я немного оттолкнула ее и вошла к ней в коридор.
- Вы кто? – не ожидав такого натиска, спросила меня пожилая женщина.
- Это я! – не было сил ответить неправду. Старушка охнула
-Тоня, ты? - Ее руки пробежались по мне, ощупывая. Я отшатнулась, потом поняла, она слепая.
-Вы не видите?
-Тоня, прости меня сволочь такую, это я все натворила! – Евдокия Петровна заплакала и начала сползать по стенке. Я подхватила ее под руки и отвела в малюсенькую девятиметровую комнату. Мои слезы испарились. Соседка пыталась мне рассказать то, что отравляло ей жизнь в течение этих лет, после моего исчезновения из Москвы. Постепенно она успокоилась и поведала свою историю.
    Никогда она, Евдокия богато не жила. Детьми Бог не наградил, только муж был хорошим, хотя страстью к ней не пылал, да и она не выдалась ни лицом, не фигурой. Так, средненькая внешность, правда, заводная и смешливая. С годами веселость исчезла. Поди-ка переживи революцию, голод, бесплодие. В этом доме дали им двоим маленькую квартирку, правда отдельную, разделенную, от большой купеческой квартиры, что занимала когда-то Антонина с родителями. И хорошо, что такая, хоть маленькая, зато отдельная.  После перемен в моей жизни, рождения детей, стало завидно Евдокии, что, потеряв родителей, я не была одинокая и зависть овладела соседкой. Аглая, опытная в житейских распрях женщина сразу смекнула, как можно соседкину ненависть повернуть в свою пользу, как только стало понятно, что Павел опять вляпался в очередную историю. Евдокия сама предложила вариант моего изгнания. Но никто не подразумевал, что я уйду с детьми, хотя меньше ртов, больше свободы, тому, же Паше.  Евдокия все сделала по сценарию.  Подкинула письмо с предупреждением о моем аресте. Так как она работала уборщицей на Лубянке, то и историю с Пашиным заключением придумала с особенными реальными подробностями, нагнетая трагизм в семье Тони. Я с детьми уехала, а Евдокия стала катастрофически терять зрение. Уж она молилась и терзалась, да только за все нужно платить. Осталась женщина одна одинешенька.  Если бы я жила с ней по соседству, то Евдокия не осталась без присмотра, а так Аглая начисто забыла о ней и вот итог…
    Я внимательно слушала соседку и только не понимала, зачем Аглае и Паше стало нужным избавиться от меня. Евдокия все мне рассказала, поминутно вытирая слезы, льющиеся непрерывно из незрячих глаз.
     - Паше, несмотря на невыразительность лица, и полнеющей фигуры, в наследство, досталась необузданная сексуальность. Аглая не знала о сыне ничего такого, просто думала, что желание иметь женщину, пришло к нему с возрастом. Она уехала в Москву к подруге детства Евдокии на пару недель, в отпуск, да только от Паши в скорости пришло письмо, где он просил мать о помощи.  Уже несколько дней после отъезда матери, Пашина пассия объявила о своей беременности и требовала брака. Но девушка была никчемной, без образования, было близка не только с ним одним. Так случившаяся трагедия с твоими родителями была на руку и Аглае и Павлу. Они быстро состряпали свадьбу. Паша перевелся на учебу в Москву, и та история была забыта. Аглая следила за сыном.  Несколько лет Павел держался, но потом опять взялся за старое, теперь посещая девушек легкого поведения. Ты об изменах ничего не знала, исправно выполняла все возложенные задачи, не исключая и супружеский долг. Но твоя покорность стала бесить свекровь и мужа. Аглая требовала от невестки больше денег, Павел же опять попал в нехорошую историю. Дочь его шефа забеременела, причем, будучи несовершеннолетней. Родственный союз с директором конструкторского бюро был на руку обоим. Тогда стала проблема с порядком надоевшей супругой. Так был создан план избавления от наивной жены. Когда ты уехала и забрала детей, то про прошествии времени, Павел распустил на работе слух, что жена сбежала с любовником и забрала с собой детей, а он бедный, несчастный и очень одинокий.  Будущий тесть способствовал скорому разводу будущего зятя. Затем сыграли свадьбу, и через полгода Аглая стала бабушкой в третий раз.
      История была ужасающей. Я не могла себе представить, что моя чистота и верность никому из этих троих не была нужна. Просто балласт. Квартира, связи – все использовалось по максимуму и никакого чувства преданности к человеку, который жил ради семьи. Можно просто так выкинуть женщину в никуда, а с нею вместе и детей. Я могла погибнуть, неужели у бабушки и отца не возникал вопрос, что же с детьми, ведь я никогда не была бойцом.
    Я сидела потерянная, но мозг стал просчитывать последствия моего приезда, тогда же решила, пусть все остается пока без изменения. Я дала денег Евдокии, обещав позаботиться о соседке, но не была уже уверена, что сдержит обещание. Евдокия предчувствовала свой конец, а то, что она исповедовалась мне, сняло грех с маетной души.
     Все еще в подавленном состоянии я поехала по адресу старушки, приютившей Таисию. Та была рада увидеть подругу своей жилички и с радостью отдала сохраненные мои и моих детей документы. Осталось последнее дело. Я посетила домоуправление и написала заявление, что никаких действий от других лиц в отношении квартиры не принимать. Можно только выписывать определенных лиц. Наступил вечер, я переночевала у Таисиной старушки, а на утро, пережив бессонную ночь, сходила в суд, где получила документ о разводе.
    Свердловский поезд уже стоял у платформы, и казалось, дожидался меня.  Небо стало серым, солнышко, утомившееся греть своими лучами большой город, пряталось за редкими дождевыми тучами, а в вагоне ветерок, шевеля белоснежные занавески, освежал мое пылающее от ненависти к Аглае и бывшему мужу лицо. В голове вспоминались фразы из прежней жизни и собирались в картинки моей несостоятельности. Была бы я более опытной и расчетливой, все было бы по-другому. Но, к сожалению, все случилось так, как случилось. Теперь решить нужно нынешнею мою ситуацию с липовыми документами. Что делать, стоит ли их менять. Как поступить с Николаем?