Глава 3.
Утро порадовало новыми запахами, пахло ванилью.
- Она, что, пироги с утра печет, вот поэтому и толстая, я сам скоро разжирею, и она фиг меня поднимет - Василий Иванович поднялся и к своему удивлению понял, что опять у него ничего не болело: «Чудесны дела твои Господи!» и рука, будто привыкшая наносить крест, перекрестила мужчину.
Он сам переоделся и уже более сноровисто пересел в коляску, хотя ноги его ещё дрожали. Сам для себя он решил тренироваться, чтобы не ожиреть, как Наталья, и засмеялся, понимая, что это абсурд. Он весил около 50 кг, а Наталья…, даже подумать страшно.
Кухня преобразилась, на столе в вазе стояли пионы, а сиделка разрезала подрумянившуюся творожную запеканку. Василий Иванович подъехал к столу, новая клеенка, чистые шторы, блестящая плитка, отмытые шкафы, и большая женщина, занимавшая, почти все пространство кухни, радовало глаз. На глаза что-то накатило, но он взял себя в руки и чуть дрожащим голосом сказал:
- Доброе утро Наташенька, вы прекрасно выглядите, не смотря на большую работу вчера днем. Вы уникальны, не могу только понять, как такая прекрасная женщина может писать такие пошлые романы? - Наталья засмеялась
- Да я пошутила – Василий Иванович облегченно вздохнул
- Вы не пишите роман?
- Нет, пишу, но он исторический, и мне повезло попасть сюда, у вас прекрасная библиотека – Василий Иванович так и не понял, радоваться ему или огорчаться.
Так начинались и продолжались дни, Наталья незримо была рядом, но не мельтешила перед глазами. Звонили ей редко, и она неохотно брала трубку, отвечала отрывисто и раздраженно, а потом плакала, запершись в ванной. А он все чаще и чаще занимался гимнастикой, разрабатывая свои атрофированные мышцы ног. Он начал преображаться, болезненная бледность исчезла, он выкатывал свою коляску на балкон и любовался солнечными животворящими лучами. Лицо его немного загорело, мышцы рук обросли жирком и стали более твердыми. Он не мог поверить в то, что видит. Врач, посещавшая его, удивленно осматривавшая Василия Ивановича, попросила сдать анализы. Но кашель продолжался. Парадоксально, боли исчезали, когда Наталья была дома, но внутри что-то дергалось, подрагивало и болело, если она отсутствовала более обычного.
Наталья отвезла его в больницу, и, хотя страшный диагноз не сняли, врач подтвердил улучшение его здоровья. Они мало разговаривали, но если случался диалог, то по поводу книг, которые женщина буквально проглатывала. Она вписывала в тетрадь понравившиеся строки, сама, что-то печатала в компьютере, вставала, выходила на балкон покурить, садилась снова за компьютер, затем опять ругала себя. Потом на несколько дней отвлекалась, пекла пироги, варила варенье, часто напевая уже знакомые Василию Ивановичу мелодии. Он же, часто молча, сидел возле неё и подолгу смотрел на полное лицо, где как в книге отражались все муки и переживания героев книги. Когда же она поднимала на него взгляд, он отворачивался или закрывал глаза, делая вид, что засыпает.
Однажды он спросил её, почему она не заботится о себе, Наталья только улыбнулась и ответила, что не знает, о чем он говорит. Тогда он произносил монолог о необходимости молодой женщине покупать себе наряды, а не сидеть постоянно со стариком, ходить в кино, знакомиться с мужчинами, похудеть, в конце концов. Она же внимательно слушала его и говорила, что у нее все хорошо, и она счастлива в этом доме и очень рада, что он выздоравливает, и беспокоится о ней.
Василий Иванович стал перечитывать после неё книги, хотя они были им перечитаны не раз, замечал, подчеркнутые строчки и восклицательные знаки на полях. Он по-другому начал понимать перечитанное, и все чаще ловил себя на мысли, что хочет прочитать её роман. Он стеснялся попросить её почитать, что-нибудь из написанного, боялся, что разочаруется и в ней, и в её работе, потому оттягивал момент.
Однажды она сама спросила его,
- Скажите Василий Иванович, почему мужчины изменяют своим женам, ведь они же любили их и добивались, а потом изменяют - Василий Иванович опешил: «Всё- таки любовный роман» рассердился на свою доверчивость и сказал ей:
- Не знаю, я не такой - и покатил коляску в свою комнату. С такого расстройства он перегрузил себя гантелями, ночь спал плохо, постоянно переворачивался и уснул почти под утро. Всю ночь он вспоминал свою жизнь, свою растраченную в походах молодость морского офицера, свою молодую жену, погибшую при родах. Горе, которое конечно притупилось, но по уходе им на пенсию возникло вновь. Одиночество и печаль от своей верности, по давно умершей жене.
Они не разговаривали о своей прежней жизни, понимая, что вопросами могут поставить собеседника в неудобное положение. Связующим звеном у них были фильмы, которые обсуждались активно, иногда смеялись вместе до колик, и слезы пробивались у обоих в трагические моменты. Постепенно они привыкли друг к другу и не мыслили существования по отдельности.