Они разделились – одни начали спускаться в распадок между гор, а пять человек двинулись по склону вершины. Перед этим они не спорили, не уговаривали друг друга, а как-то так молча разделились и поехали разными путями. Те пятеро тоже не обсуждали своё решение, каждый его принял сам.
Группы двигались примерно в одном и том же направлении, но через некоторое время потеряли друг друга из виду. Спускаться логом было тоже сложно, но там было набито много плотного снега, лыжи не проваливались, не пушили при спуске снег, не резали наст. Кроме того, этот путь был проверен и предсказуем. Лог сильно петлял и скорость спуска там была намного ниже, чем наверху.
Пятеро скользили по склону, который становился всё круче и круче, скорость спуска всё нарастала и нарастала. Они не думали ни о чём, опьянённые скоростью и полётом, настоящим полётом, когда лыжи отрывались от поверхности склона и они летели по воздуху. Да и не о чём было думать, назад пути не было, наверх тоже – только вперёд и вниз... Эти пятеро были в плену у обречённости, впереди было неизвестное, неизведанное... Каждый двигался сообразно своему горнолыжному опыту, которого каждому было не занимать. Вероятно они не думали, не соображали и уж точно не испытывали никакого страха. А впереди была судьба, у каждого своя и в тоже время у всех одна...
И вдруг один из пятерых сорвался вниз, лыжи его потеряли контакт с поверхностью снега и он полетел, переворачиваясь в воздухе, по склону вниз со скоростью свободного падения. Через минуту-другую второй тоже сорвался со склона, увлекая за собой лавину снега, которая не выдержала нагрузки. Потом третий, четвёртый, пятый... Каждый из них, в конце концов, встретился с препятствием, которое остановило его падение...
Я видел всё это сверху одной картиной, даже не картиной, а как бы видеороликом, снятым какой-то камерой с невероятными возможностями изображения, которое давало ощущение полного присутствия, но несравнимо реальнее, чем 3D. И ещё..., не было слышно ни одного звука. Была издалека и как бы сверху видна полная картина событий, основанная не на видении, а на каком-то объёмном образе невероятных размеров и абсолютно реальной чёткости. И, странное дело, я не боялся за этих пятерых, не чувствовал за них страха, не было в душе сопереживания, обычного при просмотре фильмов...
Это был финал, который оставался ещё на какое-то время в памяти... Я поднялся с кровати, сел к столу и записал, то, что ещё не стёрлось. Это был только фрагмент большого необыкновенного сна, только его финальная часть, которая запечатлилась и осталась нетронутой в сознании. Но я знал, что этот финал имел точно начало, предысторию, не менее интересную, но более реальную и более похожую на жизнь.
Я лёг в постель и начал вспоминать. Чем больше я силился вспомнить начало сна и какие-то его детали, тем больше они забывались. Образы превращались в слова, слова куда-то улетучивались, терялся их смысл, последовательность, стиралось ощущение реальности, притуплялась чувственность... Казалось, что с памятью исчезала и ценность всего увиденного и пережитого во сне, превращаясь в нечто, в пустоту, в чистый лист. Но я испытывал чувство благодарности за то, что мне было дано пережить хотя бы во сне эти сильные чувства, переживания и видения.
И я перестал вспоминать. Тогда в голове начали возникать вопросы: «Почему мне были посланы эти видения? Чем я их заслужил? Где и в чём их истоки и основа? Из какого материала в подсознании возникли эти видения, эти картины, образы, переживания?» Ведь я точно в жизни не пережил даже малой части того, что увидел в этом сне. Да, я катался с гор за Енисеем, будучи подростком ... Да, я встал в 47 лет на горные лыжи и спокойно катался, не считая себя лихим горнолыжником... Видимо, этот комплекс чувств и видений сна был продуктом какого-то другого опыта моей жизни... Но какого? Этот вопрос почему-то казался мне очень важным и я не мог заснуть.
И я начал анализировать события прошедшего дня, увязывая их с событиями прошлого. Я вспомнил, что накануне мне попались фотоснимки прииска Коммунар, что расположен в предгорьях Кузнецкого Алатау на моей родине в Хакасии.
В связи с этим в памяти всплыли события далёкого прошлого, когда великовозрастный студент пединститута, отслуживший армию, безбашенный турист, по прозвищу «Адмирал» повёл в тридцатидневный таёжный поход вчерашних девятиклассников, два десятка мальчиков и девочек. Среди них был и я. Началом пешей части похода как раз был прииск Коммунар. Потом было восхождение на двухтысячник (2178 м над уровнем моря), в цирке которого лежало чистейшее бирюзовое озеро со спускающимися под воду ледником. И это в середине июля на аномально низкой для ледника высоте.
Потом был сплав на плотах по быстрой чистейшей реке с прижимами и порогами, обнажёнными по причине засушливого лета, о которые разбились оба наши плота, чуть не потопив всё имущество отряда. Потом был десятидневный переход по глухой тайге без единого встречного селения, работа в геологоразведочной партии с целью пополнения казны отряда, многочисленные переходы рек с ледяной водой вброд или по спиленному стволу пихты...
В памяти также всплыл один зимний воскресный день из детства, когда кто-то из наших пацанов с Октябрьской улицы предложил взобраться на самую высокую вершину гор на другой стороне Енисея, где стоял высоченный геодезический знак и спуститься оттуда на лыжах к реке. Этот знак был виден практически с любой точки города Абакана. Особенно хорошо он был виден с нашей улицы, которая как по линейке брала своё направление именно от этого знака, не потому ли он нас, тогдашних пацанов неотвязно манил к себе. С большим трудом мы взобрались на гору и были вознаграждены. Большущий, срубленный из ошкуренных стволов сосен, обваленный рваными глыбами камня, знак величественно, как настоящий маяк, возвышался над нами.
Спускались мы с горы, 14-15 летние подростки на своих детских лыжах, которые обыкновенно покупают родители 8-10 летним детям. На ноги у нас были одеты сибирские валенки, крепления были обыкновенные, мягкие с кольцом из жёсткого брезента, куда вставлялся носок валенка. Снегу наверху было мало, поскольку он активно выдувался ветрами. После спуска наша команда имела весьма жалкий вид – не было ни одного пацана, у которого были бы целы обе лыжи, все как один хромали и держались за ушибленные места. Но обошлось без переломов костей и сотрясений мозга.
Вспомнив всё это, я подумал, что этого материала было для подсознания вполне достаточно, чтобы из него скроить мой необыкновенный сон. И успокоенный этим, я крепко заснул.