Этот рассказ о земляках Зосимыча. О людях того же поколения, о тех, кто всю жизнь прожил с ним бок о бок в друзьях или соседях. Может быть, он и сам появится где-нибудь в рассказе. Пока ничего об этом сказать не могу - не могу до него дозвониться, чтобы узнать толком. Поди опять на охоте зайцев гоняет...
х х х
Пошли уже вторые сутки с тех пор, как Егору занедужилось. Не зная уже, что и делать, Марья не находила себе места и металась по избе, пытаясь сбить жар у старика. Но ничего не помогало.
Набыстро управившись со скотиной поутру, вернулась она к русской печи, затопленной загодя и принялась стряпать. Дело это, неспешное и хлопотное, отняло у Марьи уйму времени и сил, и вот, вылезая с ведром картошки из голбца, услышала она сначала старческий кашель, и вслед за ним непристойную ругань.
- Как ты, Егорка? – осведомилась она, едва поднявшись на половицы.
- А… - простонало из спальни, и Марья почувствовала, как старик безнадёжно махнул рукой, – помирать, видимо, буду…
- Что ты, дурень! – встрепенулась Марья, закрывая крышку голбца. – Куда такую рань засобирался?
- Туда… - едва слышно простонал дед. – Куда Макарка телят угнал, да сам по сию пору не вернулся. Сподобиться, видать, пора пришла за грехи ответ держать.
«За грехи…», - Марья вздохнула и улыбнулась: вчера из её Егора и слова было не вытянуть, только пот да стоны, а сегодня вон на тебе – разговорился.
Скинув тапки, в которых она лазала в подвал и отряхнув передник, старуха прошла в комнату, нашла на комоде очки и, вооружившись ими, прошла к больному.
- За грехи, говоришь? – спросила она, строго глядя через толстые линзы, отчего глаза её казались большими и строгими.
- За грехи… - неуверенно, поёживаясь, под колким жениным взглядом простонал Егор, и укрылся по самый сизый нос одеялом, оставив только блестящие больные глаза, да мокрый от испарины лоб.
- То-то ты вперёд меня торопишься, - усмехнулась Марья, стряхивая градусник, – чтобы без обличения проскочить… На, суй!
- А что, обличать будешь? – упавшим голосом спросил Егор. И было непонятно, шутит ли он или перепугался взаправду.
- Зачем обличать? – Марья проконтролировала, как градусник исчез под одеялом. – Всё, как на духу, расскажу. И за детей, которых народили да в люди вывели, и за внуков, и за жизнь нашу с тобой. Жили не без греха, да зазря не грешили. Разве что… - Марья сделала вид, что запнулась.
Егор погрустнел.
- Прости меня… за то… - через минуту попросил он.
- Бог простит, Егорушка, - вздохнула Марья. – А я… Я давно уж простила.
- А что ж тогда…
- А чтобы в узде тебя держать, а не от сердца. Ох, ты ж Господи! – Марья всплеснула руками. – Весь морс выхлебал и лежишь тут всухомятку!
Подхватив с табурета литровую банку с остатками ягод, Марья довольно быстро для своих семидесяти пяти ушла на кухню.
Похлопотав в холодильнике, она скоро навела нового питья и вернулась в спальню.
- На-ко вот…
Но старик уже спал. Поставив банку, Марья отогнула край одеяла и аккуратно достала градусник. Повертела его перед глазами, силясь усмотреть серебряный волосок ртути через толстые стёкла очков, и вздохнула. Тридцать восемь и пять.
Ведь говорила же ему окаянному: наймём Тольку, когда пропьётся, он все дрова перепилит и переколет. Так ведь нет: я хозяин, я. Ох ты ж, Господи… Ты хозяин, ты. Кто же спорит-то? Потому за тебя и пошла, и не пожалела. Кроме того раза. Да что уж теперь вспоминать – с тех пор тридцать годов птичьей стайкой упорхнуло… Ухватился за дрова-то свои, вот и застудился с пилой да колуном. Хозяин… Через два года восемь десятков на земле будешь хозяйничать, пора и меру знать, а не махать колуном, будто за полвека едва перевалило. Хороший хозяин - он ведь не только трудом славен, но и бережливостью…
Марья последний раз пошевелила угли печи, разгребла их ровным слоем по поду и, сунув в печь чугуны с супом и картошкой, прикрыла цело заслонкой.
Ходики отстукивали уже одиннадцатый час, и, поддёрнув гирю, чтобы часы не задавились, Марья стала собираться.
Идти ей предстояло в село. Только там, за восемь вёрст от их деревни был аптечный пункт, да жила старая фельдшерица, которая уже лет двадцать, как ушла на пенсию, но соседских стариков советами потихоньку пользовала. Благо, опыт у неё был большой, а болезни у стариков всегда были одинаковыми и особого мастерства не требовали.
Наскоро собравшись – времени было уже много, а путь предстоял неблизкий, - Марья снова заглянула в спальню. Егор тяжело сопел. Будить его не хотелось, но предупредить, куда направилась, Марье было нужно.
Не снимая почти новых ярко-красных резиновых сапог, что привезла по осени дочка, Марья прошла в комнату и взяла с комода карандаш и тетрадку...
Потом приткнув записку к банке с морсом, Марья тут же рядом притулила и свои очки. Искать егоровы и вовсе уже не было времени. Обойдётся и этими. Не книжки читать. Управится.
Продолжение: http://proza.ru/2015/12/02/2139