Фантастический рассказ
Олег стоял на западном склоне Хараелахского хребта и смотрел на раскинувшуюся под ним бескрайнюю Таймырскую равнину. Была середина прохладного заполярного лета; зеленела тундра, синели многочисленные озёра, невысокое солнце заливало розоватым светом крыши строений Талнаха... Мысли Олега проникли сквозь толстый слой вечной мерзлоты и погрузились в лабиринт подземных туннелей, где на полуторакилометровой глубине тысячи рабочих добывали уникальную руду, принося миллиарды долларов Норникелю и России.
За спиной Олега простиралось безжизненное каменистое плато Путорана. Оно возникло в результате величайшего в истории Земли излияния лавы, затопившей громадные территории Сибири и вынесшей из глубин планеты никель и металлы платиновой группы. «Как парадоксальна история Земли! — подумал Олег. — Именно здесь 250 миллионов лет назад разразилась пермско-триасская катастрофа, едва не убившая жизнь на планете, а теперь это же место выбрано судьбой, чтобы преподнести сюрприз венцу всего живого — человечеству. И никто из ныне живущих семи миллиардов людей не догадывается, что их будущее куётся в маленькой лаборатории, спрятанной в толще базальтов безлюдного плато. И работа, которой я отдал 30 лет жизни, уже близка к завершению».
1.
Детство Олега прошло в Нарве. Все 700 лет своей истории этот город был яблоком раздора между Россией и Западом. Во время последней войны Нарва была разрушена практически полностью, Олег жил в чудом уцелевшем деревянном домике вблизи остатков шведских фортификационных сооружений семнадцатого века. Мусор и помои жители домика выбрасывали в пролом подземной галереи, связывающей соседние бастионы старинной крепости. Всё Олегово детство прошло в мечтах открыть какой-нибудь всеми забытый подземный ход, ведущий к сокровищнице рыцарей ливонского ордена.
Недалеко от крыльца его дома, вблизи развалин старинной церкви, была аккуратная площадка, выложенная четырьмя большими плитами известняка. Олегу казалось, что эти плиты закрывают лаз в подземный ход его мечты. В пятнадцать лет у него уже хватило сил сдвинуть те плиты. Увы, под ними была обычная почва. Ничего они не скрывали. Так реальность вторгалась в его внутренний мир, безжалостно удаляя остатки детского романтизма.
А в юности ему хотелось сделать открытие, способное заставить всех людей взглянуть по-новому на окружающий мир. Олег помнил, как потрясли его — шестилетнего задохлика — слова вернувшегося с войны брата матери, что Земля — это шар. Выходило, что люди, живущие в Австралии, ходят по улицам своих городов вверх ногами и не падают; и океаны, покрывающие Землю, никуда не выливаются, а причина тому — таинственное земное притяжение.
В студенческие годы мысли Олега нередко обращались к первооткрывателям позднего Возрождения, вроде Колумба, Да Гамы или Магеллана. Собрав скудные сведения о тех людях, он понял, что в основе их успеха лежали не знания и даже не повышенный интеллект, а особый ХАРАКТЕР. Типичный открыватель новых путей был человеком чрезвычайно волевым, готовым идти на любые жертвы ради достижения своей цели. Он умел заражать своими идеями других, и умел заставить подчинённых исполнять его валю. Этот особый набор качеств настоящего новатора Олег назвал умеренным фанатизмом.
После окончания университета Олег получил распределение в один из институтов Новосибирского Академгородка и довольно рано приступил к самостоятельным исследованиям. Однако, несмотря на бешеные усилия, успех был ничтожным. Не хватало знаний в смежных областях, и, главное, ему нужно было научиться изобретать. Лишь к 26 годам он освоил это искусство и построил приборы, с помощью которых стал получать данные, малодоступные конкурентам. Затем около десяти лет был лидером в своей области, но ничего невероятного не достиг. Чтобы сконцентрировать свою волю и все свои силы на наукe, он намеренно отказался от радостей семейной жизни — остался холостяком и жил в отдельной комнате общежития для аспирантов.
К тому времени у Олега появился интересный приятель — Сергей Привалов. Он слыл довольно легкомысленным человеком, но однажды высказал мысль, которая показалась Олегу глубокой.
— Современный учёный, — уверял Сергей, — не может сделать ничего воистину оригинального и неповторимого. Любое его открытие рано или поздно будет переоткрыто другими. Вспомни грызню между Лейбницем и Ньютоном, открывшими независимо друг от друга основы исчисления бесконечно малых. Сколько лет они портили друг другу кровь, доказывая свой приоритет! А позже выяснилось, что их обоих опередил Архимед — грек, родившийся в 287 году до нашей эры.
— Так что же делать? — спросил Олег.
— Да ничего с этим не поделаешь, — подленько хихикнул Сергей. — Оригинальные вещи (никем не повторимые) создают лишь поэты, писатели, живописцы и иные так называемые «художники». Шекспиру не нужно было доказывать свой приоритет, ибо его шедевры неповторимы, в принципе.
Аргументы Сергея сокрушили Олега. Он вдруг осознал, что вся его жизнь обречена быть чистой суетой, ибо не приведёт к созданию чего-то действительно великого. И тут в него влюбилась аспирантка Сергея — симпатичная брюнетка с редким именем Агата. Видя депрессию Олега, она предложила ему всё бросить, поехать куда-нибудь на берег тёплого моря и предаться простому созерцанию прекрасной природы, ещё не изгаженной техническим прогрессом. Бывалые люди указали на подходящее место — на Керченский полуостров.
2.
Олег с Агатой отправились на Юг в начале августа, сняли квартиру в центре Керчи, возле автовокзала, и каждое утро отправлялись в разные точки на побережьях Чёрного и Азовского морей. Более всего им понравился берег Азовского моря в районе села с говорящим именем — «Золотое». Такого великолепия Олег ранее нигде и никогда не встречал. Километры чистейших золотистых пляжей! Их «песком» были россыпи дроблёных ракушек, промытых и отшлифованных морем.
И только здесь на дивных пляжах Азовского побережья он заметил, как хороша Агата, как прекрасны её весёлые, наполненные бесконечной добротой тёмно-карие, воистину агатовые глаза, сколько нежности и грации скрыто в её безукоризненно сложённом теле, как чиста и бесхитростна её душа. Но всякий раз, когда он любовался ею, когда был готов всё забыть, ради этого трогательного создания, в его голове появлялась остужающая мысль: «Бедняжка, зачем ты связалась со мной?»
Однажды они провели целый день вблизи деревни, когда-то называвшейся «Русской мамой», а в советские времена получившей куда более банальное имя «Курортное». Они несколько увлеклись купанием и, взглянув на часы, поняли, что опоздали на последний автобус в Керчь. Снять квартиру на ночь не могли, ибо не взяли достаточно денег. Грустные, шли они по пустому пляжу и вдруг увидели на узком мысу, далеко забежавшем в море, группу молодёжи, копающейся в земле. Это были археологи из Москвы. Заговорили с ними, представились начальнику экспедиции, и тот согласился приютить бездомных отдыхающих, если они сделают доклад о своей работе.
Вечером у костра Олег рассказал археологам, не входя в технические детали, о цели своих исследований и о некоторых наиболее эффектных результатах. Удивительно, но далёкие от биологии слушатели многое поняли, и даже задали несколько совсем не простых вопросов. Все были довольны, и тогда начальник экспедиции, не желая ударить в грязь лицом, поведал «гостям», что его группа раскапывает древнегреческий город. «А как он назывался?» — спросила Агата. «Хороший вопрос, — руководитель экспедиции не мог сдержать самодовольную улыбку. — Мы уверены, что именно здесь, прямо на этом мысу, стоял знаменитый в древности Зенонов Херсонес».
Олег тут же спросил, имел ли тот Зенон какое-то отношение к автору знаменитых парадоксов. «Ну что вы, молодой человек? — рассмеялся пожилой археолог. — Зенонов в Греции было великое множество, а ваш знаменитый Зенон жил далеко отсюда, в Элее — маленьком городке в Южной Италии».
Ночью Олег долго не мог уснуть. Зенон из Элеи не давал ему покоя. Вспомнил, как пару месяцев назад в его рабочую комнату зашёл возбуждённый Сергей и, попивая чай, стал восторгаться неразрешимостью Зеноновых парадоксов, так называемых апорий. По словам Сергея, Зенон придумал свои апории, чтобы подтвердить истинность теории своего учителя Парменида. А теория та была, на удивление, оригинальна. К примеру, Парменид утверждал, что изменение вещей в пространстве и времени — иллюзия. Что на самом деле всё сущее, окружающее нас, неподвижно, однородно и подобно шару.
— Отсюда понятна цель парадоксов Зенона, — восторгался Сергей. — Например, утверждая, что летящая стрела неподвижна, мудрец доказывал, что движение — лишь видимость, а на самом деле мы ничего о нём не знаем.
— Напомни, как Зенон обосновывал эту чушь со стрелой? — попросил Олег. И Сергей с удовольствием ответил:
— Парменид утверждал, что нет ни прошлого, ни будущего, есть лишь настоящее, которое он выражал словом «теперь». Точно как поётся в современной песне:
Есть только миг
Между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
Вот мы, как и все нормальные люди, — продолжил Сергей, — верим, что время полёта стрелы состоит из суммы огромного числа мигов. При этом мы считаем, что миг мгновенен, то есть его длительность равна нулю. Мы также уверены, что движение стрелы — это изменение её координат с течением времени. Однако миг лишён длительности, иными словами, время мига не течёт. Значит, в любой выбранный нами миг стрела не меняет своего положения в пространстве. Но время полёта состоит из суммы мигов, получается парадокс: стрела, выпущенная из лука, не может лететь, хотя мы видим, что она летит и вполне способна убить.
— Зачем столько слов? — довольно высокомерно пробурчал Олег. — Понятно, что, сколько нулей ни складывай, в сумме всё равно будет нуль.
— Выходит, длительность мига больше нуля! — воскликнул Сергей.
Олег молчал, осознавая, что проблема, поднятая Зеноном, куда сложнее, чем кажется.
— Какой же молодец этот Зенон! — подумал Олег, лёжа в спальном мешке вблизи руин Зенонова Херсонеса. — Ведь он сделал просто сногсшибательное открытие, волнующее людей уже 2500 лет! Он показал, что наша интуиция входит в противоречие с логикой, и тем посеял сомнение во всесильность нашего разума.
Наутро Олег с Агатой отправились к месту раскопок. Ниже слоя дёрна лежала серая полоса ракушечного песка, а ещё ниже был чёрный слой, из которого торчали куски битой керамики. «Боже, это же осколки античных сосудов!» — вскричала Агата. Молоденькая девушка-археолог, заметив, что именно заинтересовало гостей, подвела их к большой корзине, наполненной глиняными черепками. «Для нас это хлам — отходы, отсюда вы можете взять на память всё, что вам понравится, — сказала девушка и улыбнулась: — Кстати, этот материал мы извлекли из мусорной свалки Зенонова Херсонеса».
Перебирая содержимое корзины, Олег не мог отделаться от чувства, что этих невзрачных кусочков обожжённой глины касались пальцы великого Зенона, ученика ещё более великого Парменида. Вдруг Агата воскликнула: «Вот этот черепок я бы взяла!» То был фрагмент нижней части небольшого кувшинчика, его внешняя поверхность была окрашена чёрным лаком. Чуть выше донышка был красный поясок прямоугольного орнамента и прямо над ним чьи-то ноги, обутые в сандалии. «Вот наша суть, наш вечный путь по кругу, — рассмеялась девушка-археолог, тыча пальцем в древнегреческий меандр. — Однако у вас неплохой вкус, этот лекиф был покрыт краснофигурной росписью. И, скорее всего, он был сработан в мастерских Афин не позже середины четвёртого века до нашей эры».
Олег взял в руки подаренный черепок, и ему почудилось, что донышко древнего сосуда пульсирует под его пальцами.
Вопреки ожиданиям, отпуск на Юге лишь усилил депрессию Олега. Он ловил себя на том, что подолгу сидит в своей комнатке, уставившись в одну точку. Нередко этой точкой была его «кунсткамера» — плексигласовый ящик, где рядом с красивыми ракушками и чучелом морской звезды лежало на поролоновой подушечке донышко сосуда из Зенонова Херсонеса. И каждый день этот черепок напоминал Олегу о его бездарности.
Агата старалась изо всех сил отвлечь Олега от его мрачных дум. И однажды вечером (это случилось через месяц после их отпуска), когда он, как обычно, буравил тупым взором свою кунсткамеру, Агата весело воскликнула:
— А ты знаешь, что Эразм Дарвин — дедушка великого Чарльза Дарвина — советовал своим друзьям время от времени делать самые нелепые эксперименты. Говорят, он регулярно играл на трубе перед тюльпанами, видимо, ожидая от них какой-то реакции. Так что, Олежек, не приобрести ли нам для такого рода опытов хотя бы флейту?
— Зачем флейту, — ответил Олег с мрачной усмешкой и, порывшись в ящике с инструментами, извлёк молоток.
— Что ты задумал? — вскричала Агата.
Но Олег стремительно шагнул к своей кунсткамере, вынул ставший ненавистным фрагмент древнего кувшинчика и ударил по нему молотком. Хрупкая вещь разлетелась вдребезги, он порылся в мелких осколках и извлёк оттуда небольшой блестящий диск размером с десятикопеечную монету. Диск был сделан из какого-то металла и сверкал, будто был покрыт никелем. «Какой, к чёрту, никель две тысячи лет назад! — пробормотал оторопевший от изумления Олег. — Может быть, метеоритное железо? Обхохочешься». Он взял напильник и провёл по диску — никаких следов: «Эта штука твёрже стали напильника! Значит, это не железо, не серебро и не платина. Какой-то странный поразительно твёрдый сплав!» Схватил лупу и стал рассматривать поверхность диска под пятикратном увеличением. Идеальная сверкающая поверхность — ни трещинки, ни царапинки. Достал сверло с напайкой из победита, царапнул по диску — царапается. «Слава Богу, значит, можно провести анализ опилок».
Через неделю спектральный анализ был завершён. Его результат потряс Олега. Оказалось, диск был сделан из практически чистого иридия с небольшой примесью никеля. Иридий — редчайший благородный металл, а тут было около десяти грамм иридия. О доступе древних греков к иридию не могло быть и речи. Но Олег знал, что этот металл не редкость в метеоритах.
«Хорошо, — попытался он рассудить, предположим, что когда-то на Землю упал метеорит из иридия, но кто мог изготовить из этого сверхтвёрдого материала безупречный по форме и качеству обработки диск? Во времена древней Греции сделать такое было невозможно». Олег был сильно возбуждён, но радости почему-то не испытывал. Он крайне скептично относился к гипотезе о залётах на Землю инопланетян, но наличие иридиевого диска в донышке древнегреческого сосуда, можно было объяснить лишь с привлечением этой одиозной гипотезы. Оставалось признать, что он всё-таки сделал совершенно невероятное открытие.
3.
Следующее открытие сделала Агата. Ей очень нравился блестящий диск, и она любила его подолгу разглядывать. Однажды Агата, вертясь перед зеркалом, поднесла диск к мочке уха, прикидывая, как бы он смотрелся в качестве серьги, и тут ей показалось, что от него исходит еле слышный шум, нечто вроде шороха. Она приложила диск к ушной раковине — диск, несомненно, шумел.
«Он живой, он шумит!» — вскричала Агата. Олег с недоверием поднёс диск к своему уху, но ничего не услышал. «Боюсь, это тебе показалось», — сказал он и покачал головой, дескать, ох, уж эти женщины, чего только не лезет в их романтичные головки. Но Агата даже рассердилась: «Олег, я, конечно, не настаиваю, что он живой, но то, что от него исходит какой-то слабый звук, не подлежит сомнению».
Олег не любил проигрывать споры и даже в безнадёжном положении старался отыскать способ доказать свою правоту. Вот и теперь он вытащил из ящика письменного стола кассетный магнитофон, приложил к микрофону иридиевый диск и включил аппарат на запись. Отмотал ленту назад и включил воспроизведение — послышался обычный белый шум пустой магнитофонной ленты. «Ну и где твой живой звук? — делано равнодушно спросил Олег. «А ты убери низкие частоты и закрути громкость на максимум», — без раздражения предложила Агата. Олег молча исполнил её пожелание, — и сквозь ровное шуршание стали пробиваться чёткие и странные звуковые всплески, которые с явной регулярностью повторялись. Но это не была человеческая речь. Это были какие-то лающие звуки, которые повторялись в одной и той же последовательности. «Чёрт возьми! — вскричал побледневший Олег, — я не я, если это не морзянка». Они снова и снова записывали звуки диска и снова их прослушивали.
Наконец, Олег выключил магнитофон и предложил Агате высказать своё мнение. «Я думаю, — сказала она, — эта регулярно повторяющаяся группа звуков означает призыв к помощи, нечто вроде нашего SOS». После долгой паузы Олег заговорил, стараясь оставаться спокойным: «Твоя гипотеза выглядит весьма разумной, но кто просит о помощи и к кому взывает диск? — вот, проблема так проблема!»
— И как ты собираешься её решать? — голос Агаты дрожал.
— Пока не знаю, но зачем спешить? Этот диск призывает к помощи уже более двух тысячелетий, подождёт ещё несколько дней.
— Ты прав согласилась Агата, тем более, что шеф отправляет меня в командировку в Москву.
— На сколько?
— На неделю.
— Ну, за неделю едва ли что изменится. Да и диск пусть отдохнёт.
Однако Олег и не думал оставлять иридиевый диск в покое. Теперь с этим чудом были связаны все его надежды. Он изготовил для диска небольшой пластмассовый футлярчик, и положил его во внутренний карман пиджака.
На следующий день после отъезда Агаты Олег поехал в Новосибирск. Он вышел из автобуса в центре города вблизи от Первомайского сквера. Народа в сквере не было, Олег сел на скамеечку, вынул футлярчик с диском, поднёс его к уху и обомлел: из футлярчика неслись те самые звуки, которые он слышал в своей комнате лишь после магнитофонного усиления. Было ясно, что где-то неподалёку работает передатчик сигнала (скорее всего, радиосигнала), возбуждающего диск. Вспомнил военные фильмы, где немцы пеленгуют рации советских разведчиков. Олег приложил футлярчик к уху, прикрыв его ладонью, и стал бродить по округе. Вскоре он установил, что максимум таинственных звуков связан с мрачным серым зданием на Советской улице. Зашёл в подъезд и стал подниматься по лестнице — звук нарастал. Добрался до последнего, пятого, этажа. Здесь ему преградил дорогу человек в военной форме. «Пропуск?» — спросил он. «Я ищу издательство Наука», — быстро сообразил Олег, он знал, что это издательство находится где-то на Советской. «Оно в соседнем здании», — ответил привратник. Олег поблагодарил его и поспешно сбежал вниз.
Выйдя на улицу, он рассудил: «Источник сигнала находится на охраняемом объекте. Это или крупный прибор, не покидающий территории объекта, или маленький портативный передатчик, который кто-то носит с собой». Олег взглянул на часы — было полдвенадцатого. «Обед в учреждениях обычно начинается в полдень, — продолжил он своё рассуждение. — Если прибор переносный, то, возможно, какой-то сотрудник секретного объекта выйдет на обед, прихватив передатчик». Вариант выглядел крайне сомнительным, и всё-таки Олег решил постоять у подъезда до двенадцати.
Действительно, ровно в полдень из подъезда повалил народ. Олег стоял неподалёку от парадной двери и, приложив к уху ладонь с футлярчиком, ждал. Но никто из проходящих людей не менял характера звука, издаваемого диском. Минут через пятнадцать людской поток заметно ослабел, и Олег уже подготовился к неудаче, как вдруг шум диска резко усилился, и в тот же момент на улицу вышла небольшая группа людей — двое солидных мужчин и молодая женщина. Они о чём-то оживлённо болтали и смеялись. Потом мужчины помахали женщине рукой и направились в сторону Олега. Они прошли совсем близко от него, но диск на это не отреагировал. Женщина немного постояла, будто размышляя, куда идти, и потом быстро зашагала прочь от Олега. И тут же звук диска начал ослабевать. Стало ясно, излучатель сигнала находился у женщины.
Соблюдая дистанцию, Олег двинулся за нею. Дойдя до пельменной, женщина немного постояла, будто не решаясь войти, потом повернула голову в сторону Олега и вошла. Он хорошо знал эту пельменную, там прекрасно готовили, хотя приходилось отстоять очередь на раздаче. И действительно, очередь была, но, к счастью, небольшая. Радистка (так мысленно назвал Олег преследуемую женщину) взяла поднос и встала в конце очереди, Олег решил, что более удобного случая ему не представится, и встал с подносом в руках прямо за нею. Теперь он мог хорошо рассмотреть радистку.
Это была девушка едва ли старше двадцати пяти. Среднего роста белокожая блондинка с бледно-голубыми глазами. Она не была красавицей — простое славянское лицо, плотно сбитое тело — таких на Руси миллионы. Получив свою порцию пельменей, она внимательно осмотрела зал, ища свободное место. Как раз в этот момент освободился столик у окна, и радистка поспешила его занять. Собственно, у Олега и не было иных вариантов, как последовать за таинственной блондинкой и попросить у неё разрешения сесть за тот же столик. Разрешение было получено, и он мог приступить к основательному изучению радистки.
— Простите, — неожиданно первой заговорила она, — вы работаете в Академгородке?
— Как вы догадались?
— Да у вас это на лбу написано, — хохотнула она, блеснув ровными белыми зубами. — Да и на портфельчике вашем я вижу знак участника генетического съезда.
— А у вас на лбу написано, что вы секретарша какого-то большого начальника, — отпарировал Олег.
Девушка сделала удивлённое лицо.
— Не ожидала такой проницательности от витающего в эмпиреях научника, — продолжала шутить радистка.
Олег молчал, буравя взглядом её лицо.
— Пожалуйста, присмотрите за моей сумочкой, — разрядила молчание девушка. — Я хочу приготовить себе горячего кофе.
И она весело подбежала к блестящему баку с кипятком, оставив на стуле свою сумочку.
Олег поднёс к уху футлярчик — шум ослабевал по мере удаления девушки. Значит, передатчик был не в сумочке, а на ней.
Ничего особенного в радистке не было — ни во внешности, ни в поведении, но от неё веяло тем, что принято называть притягательностью. К своим тридцати шести Олег научился быстро оценивать женщин, но в радистке было что-то необычное, и это «что-то» заставляло его тянуться к ней. «Может быть, — подумал он, — всё это из-за странного излучения, которое воспринимает мой диск, а может быть, дело в ней самой, в необычайной живости её глаз».
Она вернулась со стаканом горячего кофе и заговорила с ним так раскованно, будто они были давно знакомы. Её глаза сверкали, она много смеялась и несла какую-то ерунду про своего начальника по службе. «Неужели и я кажусь ей привлекательным?» — удивился Олег.
Они весело болтали, и вдруг она взглянула на часы:
— Ах, извините, я опаздываю на службу.
— Скажите, как вас зовут? Меня зовут Олегом.
— А меня Вестой.
«Кто же дал ей древнеримское имя?» — подумал Олег и спросил:
— Когда у вас кончается работа?
— В пять.
— Я хотел бы продолжить наш разговор.
— С чего бы это? — спросила Веста, весело скалясь, и, вдруг посерьёзнев, прямо глядя ему в глаза, добавила: — Да и я не прочь познакомиться с вами поближе.
Они вышли из пельменной, и когда до мрачного серого здания оставалось метров тридцать, Веста быстро проговорила:
— Олег, здесь мы расстанемся, а в 5-15 встретимся вон у той скамеечки, — и она указала на ближайшую скамеечку в сквере.
— Замётано! — рассмеялся он. — Всё как в шпионском фильме.
Она не ответила и, войдя в образ типичной конторской служащей, энергично зашагала к своему учреждению.
4.
Олег съездил в Городок, побрился, принял душ и переоделся. «Кто такая эта Веста?» — вот что его страшно занимало. Прежде всего, он не мог понять, почему, обладая стандартной внешностью, она сумела внушить ему довольно редкое для него чувство влюблённости. Он настолько увлёкся обдумыванием этого факта, что временами даже забывал, что она является источником лучей, возбуждающих его иридиевый диск. Пока он трясся в автобусе в Новосибирск, его воображение без конца рисовало картину их встречи в сквере, и что он ей скажет, и что она ответит, и куда они пойдут.
Она появилась в сквере ровно в четверть шестого.
— Куда идём? — лицо Весты сменило выражение от серьёзного к весёлому, и на Олега тут же накатила волна нежности.
— Давайте, в ресторан Сибирь! Всю жизнь хотел осмотреть его интерьер.
— Сибирь, так Сибирь!
Когда принесли вино и закуску, он, естественно, предложил выпить за встречу. Она приветливо чокнулась, прикоснулась губами к краю бокала, но пить не стала. Он, конечно же, выпил. Пока готовили заказанные бифштексы, Веста приступила к выяснению основных моментов Олеговой биографии.
Он хотел быть предельно кратким, но она потребовала уточнения какого-то незначительного эпизода из его детства, и он, как последний дурак, пустился во всех подробностях описывать тот эпизод, а потом так же детально и всю свою жизнь, опустив, правда, историю с античным сосудом и иридиевым диском. Она слушала его крайне внимательно, часто задавая вопросы, будто хотела найти в его биографии какое-то важное для себя событие. Когда её допрос закончился, было всё съедено и выпито.
— Знаете, — сказала Веста, весело глядя ему в глаза, — давайте продолжим наш разговор в моих апартаментах. Ведь я ничего не рассказала вам о себе.
— А где же располагается ваша штаб-квартира?
— Да совсем неподалёку — в одном из номеров гостиницы «Центральная».
«Чёрт побери! — подумал Олег. — Радистка соблазняет меня, и это может быть ловушкой». Удивительно, но эта вполне правдоподобная мысль ничуть не охладила его страстное желание продолжить общение с совершенно незнакомой женщиной, издающей крайне подозрительные радиосигналы.
Она вошла в вестибюль «Центральной», как к себе домой. Проходя мимо стойки администратора, небрежно бросила: «Мне ничего нет?» — «Нет, Веста Марковна», — с почтением ответила администраторша.
Таких уютных и шикарных номеров Олег ещё не видал. Веста усадила его в глубокое кресло и предложила выпить. Это был отличный армянский коньяк. Естественно, Олег не отказался. Но как только он попросил её рассказать о себе, она властно положила ему на плечо свою нежную руку и бесстыдно поцеловала в губы. Он обнял её со страстью, которой от себя не ожидал. «Я нашла тебя, — еле слышно прошептала она. — Ты наш». Дальше последовала стандартная сцена скоротечного секса. Ум Олега совсем помутился, он весь ушёл в наслаждение.
Проснувшись утром, он с удивлением обнаружил, что лежит один в роскошной двуспальной кровати. Вспомнил вчерашнее. Отметил, что где-то плещется вода. Подошёл к ванной комнате и заглянул в узкую щель — под душем стояла Веста, её лицо было серьёзно, глаза закрыты.
И только теперь к Олегу вернулся рассудок. «Она стоит там совершенно голая, а все её вещи разбросаны по комнате». Он приложил футляр с диском к уху и стал быстро прослушивать каждую деталь её одежды — ничего особенного, никаких передатчиков. Звук усиливался лишь при приближении к ванной. Как гром грянула мысль — «Передатчик в ней! В её теле!»
Успокоился и залез под одеяло. Вышла из ванной Веста, источая молодость и здоровье, накинула халат и пошла заваривать кофе.
За завтраком Олег снова потребовал от неё автобиографического отчёта. Он с трудом выдавил из неё довольно скудную информацию. Родилась якобы в Заполярье, где-то у чёрта на рогах на Таймыре. Окончила десятилетку в Норильске и поступила на философский факультет Ленинградского университета по специальности история философии.
Олег спросил, какой этап истории философии кажется ей самым важным, и она, не задумываясь, ответила:
— Древнегреческая философия и, прежде всего, Элейская школа.
— Наверное, ты ломала голову над парадоксами Зенона?
— Безусловно, хотя это занятие мне прискучило ещё в школьные годы. В университете я занялась углублённым изучением философии Парменида.
— Не знаю, что ты нашла в учении, отрицающем очевидный факт, что всё течёт и изменяется? — задал Олег умный вопрос, припомнив, что не так давно слышал о Пармениде от Сергея.
Веста радостно засмеялась:
— Впервые встречаю незнакомого человека, что-то знающего о Пармениде.
— Скажи мне, как ты, постигшая глубины древнегреческой философии, оказалась в непонятном учреждении на Советской?
— О, это длинная история. Может, когда-нибудь расскажу, а сейчас, как ты догадываешься, мне надо бежать на службу.
И тут Олег задал вопрос, давно мучивший его.
— Постой, скажи, ты что-нибудь почувствовала, когда впервые увидела меня?
— О да! — Веста блаженно улыбнулась. — Даже за полчаса до того.
Всю дорогу домой Олег думал о Весте. И чем дальше он отъезжал от Новосибирска, тем более странной она ему казалась. Во-первых, она и только она воздействовала на иридиевый диск. Во-вторых, она родилась где-то на Таймыре, где находятся богатые месторождения никеля и металлов платиновой группы. И, в-третьих, она работает в учреждении, имеющем отношение к госбезопасности.
В четверть шестого следующего дня они снова встретились. Поужинали в ресторане «Центральной», а после, уже в постели Весты, опьяневший Олег разболтал все свои тайны — и про иридиевый диск, и про то, как он вышел на неё, и про огромное чувство, которое переполняет его.
Выслушав это, Веста попросила показать диск. Увидев, стала, как безумная, ощупывать его, поглаживать и даже прикоснулась к нему губами. Олег попросил её рассказать побольше о себе, но услышал в ответ:
— Ты требуешь от меня то, что я не могу исполнить, ведь это затрагивает интересы моего отца да и всего нашего клана.
— Дорогая, я открыл тебе свою главную тайну. Во имя нашей любви ответь, почему этот диск реагирует на тебя?
— Миленький Олежка, — страдание исказило её лицо. — Я не могу ответить на этот вопрос. Я не имею права рисковать моими близкими, нашей четырёхтысячелетней историей.
Как шаток мост между притяжением и отталкиванием! Отказ Весты раскрыть свою тайну взбесил Олега. Он не привык к такому коварству.
— Нет, так нет. Прощай! — зло процедил он, оделся и уехал домой.
Но и наутро Олег не находил себе места. Любовь мучила его, он то рвался к Весте, то вновь вспыхивал гневом. Чтобы не позволить себе броситься в Новосибирск, пошёл в Институт. Здесь, погрузившись в работу, на время успокоился. Но тут его позвали к телефону, звонила из Москвы Агата. Её голос был таким бесхитростным, таким родным, что он почувствовал себя последним негодяем и изменником, хотя они с Агатой не были женаты, и даже в любви он ей не признавался. Повесив трубку, он решил было порвать с Вестой, но тут же понял, что это невозможно. Ведь тайна иридиевого диска оставалась нераскрытой.
5.
В 17-15 следующего дня Олег снова встретился с Вестой. Едва переступив через порог её номера, они бросились в объятья друг друга. Лишь утолив страсть и выпив ритуальный бокал коньяка, Олег вернулся к выяснению отношений.
— Веста, я жду. Рассказывай.
Повисла тягостная тишина. Наконец она вздохнула и приступила к своей исповеди.
— Я проинформировала отца о встрече с тобой, и он позволил мне рассказать о нас, — Веста снова помолчала, потом махнула рукой и продолжила. — В это трудно поверить, но я происхожу от особого племени, ведущего своё начало от небольшой группы живых существ, попавших на Землю около четырёх тысячелетий назад.
— Только не говори, что ты инопланетянка! — захохотал Олег. — Не разыгрывай меня! В независимых мирах не могут возникать неотличимые по виду существа. Ты же выглядишь как типичная русская девушка. Ты ведь знаешь, что я генетик, и при мне нельзя нести на полном серьёзе такую чушь!
— Потерпи, Олег, я всё тебе объясню. Когда-то давным-давно на одной бесконечно далёкой от нас планете процветала великая цивилизация. Мой дед называл ту планету Арахной, а её жителей — арахнитами.
— Бог ты мой! — вырвалось у Олега. — Никогда бы не поверил, что когда-нибудь услышу такую бредятину. А впрочем, продолжай свою сказку.
— Тогда слушай. И вот однажды в главном храме той планеты появился проповедник по имени Мисий, который обратился к прихожанам со странной речью. Он призвал арахнитов снарядить космический корабль и отправиться на поиски других миров, ибо по его расчётам, Арахна должна была вскоре погибнуть. Некоторые поверили пророку, и в том же году около ста арахнитов во главе с Мисием покинули родную планету и полетели куда глаза глядят. Побродив несколько световых лет по Космосу, они наконец наткнулись на планету с подходящими условиями и высадились на ней. Как ты догадываешься, этой планетой была Земля.
Естественно, арахниты были ничуть не похожи на людей, у них было крупное округлое тело и четыре пары конечностей. Пожалуй, по своему виду, они слегка напоминали огромных пауков. Увы, за время долгих блужданий по космосу их самки постарели и потеряли способность к зачатию. Иными словами, пришельцев ждало на Земле быстрое вымирание. Выхода не было, и тогда Мисий, предложил спасти от гибели хотя бы души арахнитов, внедрив их в человеческие тела.
Олег обомлел.
— Извини, Весточка, но я ничего не понимаю.
— Видимо, тебя смущает слово душа. Поначалу вспомни, ЧТО русские люди понимают под словом «бездушие».
— Бездушие — это чёрствость, эгоизм, отсутствие сострадания к другим людям, отсутствие интереса к достижениям своего народа.
— Теперь представь, что бездушный человек приобретает душу арахнита. Как, ты думаешь, он будет себя вести?
— Он будет испытывать тёплые чувства к арахнитам.
— Правильно. Когда арахниты спросили Мисия, как он мыслит спасение их душ, тот взял в руки радиомаячок, который был в специальном карманчике каждого космонавта. Эти маячки представляли из себя небольшие диски, изготовленные из иридия, — весьма обычного на Арахне. Этот металл совершенно не подвержен коррозии, а добавка никеля позволяет использовать уникальный сплав для хранения информации и передачи её на небольшие расстояния. Мудрый Мисий уверял, что радиомаячок способен управлять сознанием человека, нужно лишь настроить прибор на подходящую волну и вставить его в щель между полушариями головного мозга человека.
Арахниты тут же приступили к исследованиям. Вскоре они нашли вариант излучения, который искали. Внедрив металлический диск с таким излучением в мозг нескольких местных дикарей, они получили людей, которые говорили и думали, как люди, но никаких тёплых чувств к своим неоперированным сородичам не испытывали. Более того, они их презирали и называли варварами, себя же, по воле диска, величали «новаторами». И всё-таки новаторы не были совсем уж бездушными, ибо проявляли глубокую симпатию друг к другу. Правда, сила этого чувства зависела от расстояния между ними. Чем меньше расстояние, тем сильнее симпатия. Всё дело в своеобразном резонансе, в который вступали взаимодействующие иридиевые диски. Если расстояние между новаторами возрастало до тридцати километров, их взаимные чувства практически пропадали.
Олег засмеялся.
— Всё как у людей: «С глаз долой, из сердца — вон». Ну, продолжай. Что же сделали арахниты после такого успеха?
— Ясно что. Они встроили в подвернувшихся дикарей все имеющиеся у них 92 иридиевых диска и занялись обучением новоявленных новаторов. Прежде всего, научили их своему языку и умению делать операцию по внедрению диска в мозг человека. Через какие-нибудь пятьдесят лет арахнитов не стало, но информация, вписанная ими в иридиевые диски, жива и поныне.
— Скажи, какие слова без конца повторяет мой диск?
— Он говорит на арахнитском языке: «Я новатор — потомок арахнитов». Того языка давным-давно никто не знает, но в каждом поколении взрослые объясняют детям значение смутного бормотания их внутреннего голоса.
— Понятно. Диск старательно убеждает своего носителя, что, несмотря на очевидное сходство с людьми, его душа, его воля и, конечно же, его «Я» — от сказочных предков, прилетевших из Космоса. Продолжай свой рассказ, интересно, чем он закончится.
Веста тяжело вздохнула:
— С тех пор наше племя худо-бедно влачило своё существование. Новаторы — по виду мужчины и женщины — могли производить потомство, но их дети рождались без диска. Ведь металлические диски неспособны к самоудвоению. Это ограничивало размер нашей популяции исходным числом иридиевых дисков. Когда новатор умирал, его диск вставляли в мозг ребёнка, как правило, его ребёнка. Мне, например, достался диск моей рано умершей матери. Понятно, что если рядом с погибшим новатором не оказывалось никого из наших, то некому было извлечь и сохранить его диск. Особенно опасными были путешествия по морю, ведь при кораблекрушениях новаторы тонули, и мы безвозвратно теряли их души.
— Слушай, — у Олега загорелись глаза, — выходит, мой диск, найденный в кувшинчике Зенонова Херсонеса — это душа погибшего новатора.
— Да, конечно, — ответила Веста, — вероятно, таким способом какой-то гончар-новатор пытался сберечь душу своего погибшего друга или родственника. Кстати, какое-то время наше племя жило среди греков.
— Наверное, тогда и сложилась легенда о неземном происхождении ваших предков. Ведь они были похожи на пауков, а паук по-гречески «арахна».
— Давай, — оборвала Веста рассуждения Олега, — оставим в стороне философские проблемы! Сейчас перед нами стоит вопрос жизни и смерти нашего племени: как внести в пустые диски нужную информацию. В конце девятого века в одной лаборатории Аббасидского халифата наши предки провели химический анализ дисков и после этого сразу приступили к поискам месторождений иридия. Но только двести лет назад на Таймыре были найдены медно-никелевые руды, содержащие немного иридия. Ценой больших затрат нам удалось скопить около восьми килограмм этого металла. Осталось решить лишь несколько технических задач, но они оказались более сложными, чем мы предполагали.
— Почему? Ведь прилетевшие на Землю арахниты технически превосходили современных людей!
— К сожалению, за истекшие тысячелетия мы потеряли все знания отцов-основателей.
— Представляю, через что вам пришлось пройти! — в голосе Олега прозвучали нотки сочувствия. — Я, вообще, не понимаю, как вы сумели выжить, — Олег совсем смягчился.
Веста вздрогнула.
— Хочешь вступить в наше племя? — взгляд Весты будто прошил Олегову душу.
— Ты спрашиваешь, хотел бы я согласиться на операцию внедрения в мой мозг диска новатора, погибшего более двух тысячелетий назад?
— Подумай хорошенько перед ответом.
— А что я буду делать, если соглашусь с твоим предложением?
— Мы навели о тебе справки и пришли к мысли, что ты можешь помочь нам решить проблему копирования информации со старых дисков на новые. Наш скромный коллектив испытывает острейший дефицит в людях с приличными мозгами.
— Сколько вас осталось?
— Всего 48, и около половины из нас трудится в сибирских отделениях КГБ, чтобы не дать компетентным органам обнаружить наше присутствие.
— Понятно. Численность вашей популяции достигла опасной черты.
— И самое ужасное — у нас совсем нет изобретателей, так что полное исчезновение нашего племени не за горами.
Олег рассмеялся.
— Да вы, по существу, уже давно исчезли, все молекулы тел ваших праотцев распались, остались лишь кусочки нетленного иридия.
— Но Олег, это не просто кусочки металла. Информация, вписанная в них, заставляет жалкого человека ощущать себя великим новатором, произошедшим от богоподобных арахнитов.
— Почему вы не выбрали для проживания другие страны?
— Наша единственная лаборатория находится в России, на необитаемом плато Путорана. Отливать новые иридиевые диски мы с горем пополам научились, а вот превращать их в арахнитские души пока не умеем. Ты наша последняя надежда.
В ту ночь Олег долго не мог уснуть. История, рассказанная Вестой, ему что-то напоминала. И вдруг его озарило: «Их Мисий напоминает библейского Моисея, который вывел свой народ из Египта!»
Наутро Олег поделился этим соображением с Вестой. Та рассмеялась и сказала, что примерно в пятнадцатом веке до нашей эры её предки обитали в низовьях Ефрата вблизи шумерского города Ура. И случилось, что один новатор рассказал своему малолетнему сыну историю о Мисии и о блуждании арахнитов по Космосу. Мальчик тот ещё не был новатором, он только мечтал получить свой иридиевый диск. К сожалению, он вскоре заблудился в пустыне и попал в руки бедуинов, которые продали его купцам, идущим в Египет. А в Египте смышлёный сын новатора рассказал историю арахнитов группе пленных из Ханаана, мечтавших вернуться на свою родину. Так возникла легенда о великом учителе и вожде Моисее, который спас свой народ от гибели и привёл его после долгих блужданий по пустыне на землю, «источающую молоко и мёд».
— Вот видишь, — сказал Олег, — чтобы верить в свою исключительность совсем не нужен иридиевый диск.
— Но с диском, постоянно напоминающим о величии предков, куда надёжнее, и, главное, междисковый резонанс объединяет моих соплеменников, и у нас появляется ЕДИНАЯ душа.
«Вот она основа незыблемой религии, — мелькнуло у Олега. — Не нужны молельные дома, не нужны священные книги и не нужна армия прожорливых жрецов. Достаточно лишь загнать в тело миниатюрное устройство, которое будет регулярно сообщать своему носителю, что он принадлежит к племени исключительных людей. И теперь эти безумцы хотят приспособить меня к размножению их душ. Но мне не нравятся души, которые заботятся лишь о собственном выживании. Мне нравятся души деятельные, жаждущие новизны, рвущиеся за оболочку своих тел, чтобы постичь все тайны мира... Пожалуй, я приму их предложение, но не для тупого копирования ничтожной информации старых дисков. Нет, я постараюсь вписать в новые иридиевые диски милый моему сердцу умеренный фанатизм. Новый диск будет ежедневно побуждать своего носителя к полной отдаче сил ради общей пользы. Так что люди, получившие новые диски, превратятся в истинных новаторов и со временем создадут великий, невиданный дотоле народ, спаянный единой героической душой, народ будущего».
— Так ты согласен? — нетерпеливо прервала Веста поток мыслей Олега.
— Да, — твёрдо ответил он.