Значит, на небо попадёшь

Ольга Суздальская
Этим днём ему пилось, как никогда. Сначала он ради интереса считал выпитое. Потом уже просто вливал в себя, потому что душа просила.

Танька – дура! – бросила его без объяснений. Сказала: «Зачем ты мне? Толку от тебя…» – и ушла. Словно не жили они вместе целых три года. Конечно, законными их отношения так и не стали, ну и что? Он собирался сделать Таньке предложение. Только чуть позже. Времени полно. Куда торопиться? А она взяла – и ушла. Ну разве не дура?
 
Сначала он ждал. Кто из девчонок сейчас разбрасывается хорошими парнями? Такие парни – все наперечёт. А он уж точно хороший. А значит, никуда Танька не денется. Вернётся, как миленькая. Но Танька не думала возвращаться. Мало того, через общих знакомых до него дошли новости про её переезд. Не просто на время, а – насовсем.

Ей, видите ли, понравился другой город. Но и тогда он только ухмыльнулся, уверенный – всё равно вернётся. Три года вместе – это не в кино сходить. Никуда не денется. Поживёт без него – и оценит. Не оценила. И тогда он запил. Не ехать же за ней, в самом деле! Толку от него нет? Ну и ладно. Пусть найдёт того, в ком есть. А он уж как-нибудь без Таньки проживёт. Вот только ещё до конца запьёт с друзьями память о ней – и проживёт.

Друзья вошли в его положение и на выходные буквально поселились у него. Помочь другу – дело святое. Пили много и весело. А в понедельник с утра пораньше он остался один. На работе уже не ждали. Если бы уволили – не расстроился. Это Танька в нём толка не увидела, а на самом деле он очень даже толковый! Вот забудет Таньку и заработает больше прежнего.

Но именно в понедельник он вдруг понял точно – забыть Таньку у него не получится. Понял и испугался. А как же ему теперь? Что делать-то? Танька ведь не просто ушла, для себя она его словно в мёртвые записала – нет больше, и точка.

Да ну её. Нет его, значит, больше? Нет? Ну и пусть так станет на самом деле. Всего-то надо упиться до смерти. Сколько таких случаев! Не сосчитать. Красота ведь! Уснул себе пьяный – и ты уже на небе. И Танька тебе не нужна, и вообще никто.

Интересно вот – а если здесь насовсем пьяным уснёшь, на небе трезвым проснёшься? Или пьяным? И что за вопросы в голову лезут… Небо какое-то. Ну правильно, всё из-за его бабаньки, которая всегда говорила: «Живи, внучок, по-доброму, тогда на небо попадёшь». Он про это небо только и слышал от неё снова да снова. Чем старше становился – тем чаще.

Бабанька расстраивалась, если он, на её взгляд, чего не так делал. Не ругала, нет. Только вздыхала тяжко: «Ну что же ты… Не попадёшь ведь на небо, если таким останешься». А каким – таким? Ну каким? Он – как все. Вот и с Танькой тоже, как все. Сразу что ли в ЗАГС бежать? Кто куда опаздывает? А бабанька на это сказала, как отрезала: «Сожителем решил стать для девчонки? Не видать тебе неба».

Теперь бабанька в деревне своей у печки греется, а он почему-то должен думать про это небо, да ещё про такое, которого, по бабанькиным словам, ему не видать. Ладно. Решил упиться до смерти, значит упьётся. А там посмотрит, чего ему видать, а чего – нет.

Дааа уж... Этим днём ему пилось, как никогда. И кто придумал, что понедельник – тяжёлый? Когда делаешь, чего душа просит, хоть какой день становится лёгким. Вот его душа просит выпить, а он и не отказывает. Пей на здоровье, раз так тебе легче. Пей, сколько хочешь.

А ведь темнеет уже… Зимой рано темнеет. Жалко. Вот бы сейчас небом полюбоваться. Оно красивое всё-таки. И если бабанька права, что не видать ему неба, то хоть из окна бы ещё разок его увидеть. А может на улицу выйти? Точно! Надо выйти. Там крепко подморозило, а когда так, то и небо перед тобой, как на ладони. Насмотреться – и уснуть в сугробе на морозе. И не проснуться. Или всё-таки проснуться? Не в сугробе, конечно. На небе. Вдруг бабанька ошиблась, и на небо попасть легче, чем она себе придумала?
 
Одевался с трудом. То в рукав не мог попасть, то в ботинки. Даже смешно стало. Когда выходил, запнулся о порог, но удержался. На улице огляделся, выбирая сугроб поглубже. И вдруг увидел храм. Нет, конечно, он видел его и раньше, но теперь увидел как-то по-другому. Ему захотелось непременно туда попасть. Не так попасть, как ходят все эти верующие, которых он совершенно не понимал и даже побаивался. А просто, чтобы спросить. Они там точно должны знать! А ему очень важно понять про небо, прежде чем уснуть насовсем. Охота ему на небо-то. Сильно охота. Тогда всё не так обидно – и что Танька его бросила, и что не может он без неё. Только надо не у кого попало спрашивать, а у их самого главного.
 
Уверенный, что главного там найдёт обязательно, он двинулся к храму. Дорога вышла невозможно трудной. Ещё труднее оказалось подниматься по ступеням храмового крыльца. Он всё-таки поднялся, открыл двери, вошёл и сразу спросил во весь голос: «А кто тут главный?».

Шла вечерняя служба, но его услышали стоявшие ближе к притвору прихожане и, конечно, увидели, насколько он пьян.
– Молодой человек, пожалуйста, тише.
К нему подошли двое мужчин и взяли под руки, потому что он совсем уже не держался на ногах. Поняв, что стоять так куда легче, чем самому, он обрадовался и почти повис у них на руках.
– Мне нужен главный, – громко прошептал он.
– Отец Сергий что ли?
– А он главный?
– Настоятель.
Настоятель? Звучит убедительно. 
– Тогда, значит, да.
– Подождать надо. Пока служба закончится. Посидишь вот тут?
Он кивнул.

Его подвели к лавочке. Усевшись и удобно прислонившись к стене, он снова подумал, что теперь уже совсем скоро уснёт и не проснётся. Вот только спросит …

– Молодой человек… Молодой человек…
Его звали и тормошили, стараясь разбудить.
Он уснул что ли? А почему тогда проснулся? Должен ведь был насовсем. Хотя – нет. Всё правильно. Рано ещё насовсем засыпать. Сначала надо узнать про небо.

– Молодой человек, что вы хотели?
 Перед ним стоял священник.
– А это вы тут главный?
– Я тут настоятель. Так что вы хотели?


Я увидела, как батюшка повёл его к иконе всех святых. Туда, где каждое утро исповедуются. Теперь уже вечер. Но разве это имеет какое-то значение?


Он ехал к своей бабаньке и представлял, как та обрадуется переменам в его жизни, как расспросит всё до мелочей, а потом обязательно скажет про небо. И больше всего на свете ему хотелось услышать бабанькино: «Раз ты, внучок, теперь живёшь по-доброму, значит, на небо попадёшь».