Содержание:
http://www.proza.ru/2015/11/27/1340 - Пусть ты останешься в сердце моем
http://www.proza.ru/2015/12/06/1178 - Солдатские истины
http://www.proza.ru/2015/12/06/1181 - Мировая
http://www.proza.ru/2015/12/06/1184 - Гусь, я и самогон
http://www.proza.ru/2015/12/06/1189 - Оркестр
http://www.proza.ru/2015/12/06/1192 - Баржа и гуси
http://www.proza.ru/2015/12/06/1195 - Самоволка и Чехословакия
http://www.proza.ru/2015/12/06/1200 - Пожар
http://www.proza.ru/2015/12/06/1205 - Проститутка
http://www.proza.ru/2015/12/06/1214 - Увольнительная и Запырыч
http://www.proza.ru/2015/12/06/1221 - Несчастливый дом
http://www.proza.ru/2015/12/06/1226 - Баптист
http://www.proza.ru/2015/12/06/1230 - Антисемит старшина Курячий
Я лежу на второй полке в вагоне и не отрываюсь от окна. Там плывут поля, перелески, станционные домики, речки. Родная Украина как будто вращается на каком-то волшебном столе. Мы едем в Чернигов, как сказал нам сержант Ростик, маленького росточка парень, но выглядящий довольно браво в парадном мундире с кучей каких-то знаков отличия на груди, надраенными пуговицами и бляхой на широком солдатском поясе. Мне тоже хотелось бы выглядеть как он. Но большинство их нас, в том числе и я, выглядят просто отвратительно. Неровно стриженые, опухшие от беспробудной многодневной пьянки, грязные, в порванной одежде. Многие проиграли свои хорошие штаны и куртки в карты, или выменяли их на водку и жратву. Да и какая разница, если гражданская одежда нам все равно три года не понадобится?
Если бы мы ехали нормально, до Чернигова от Донецка рукой подать. Максимум сутки. Но наши вагоны постоянно отцепляют от поезда, и загоняют в самые дальние тупики. И там мы стоим чуть ли не сутками. Будущие защитники Отечества умудряются сбежать из вагонов через окна, многие из которых за время поездки разбили, и делать набеги на окрестные поля, маленькие станционные базарчики, выменивая то одежду, то радиоприемники, то чемоданы и рюкзаки на водку и закуску.
Когда нас вновь прицепляют куда-то и поезд трогается, из окон летят пустые бутылки, остатки еды и отборный мат в сторону тех, кто стоит на платформе. Наши сопровождающие не в состоянии справиться с этой неуправляемой, грязной и страшной ордой, и потому наш поезд называют "чумным". Я слышал разговоры проводников нормальных вагонов и это слово часто звучало с нескрываемым страхом и отвращением.
Вокруг меня сформировалась кучка однодумцев и любителей гитары. И я пою о "Синем троллейбусе", о "Желтом дожде", о синем небе над Канадой... Звучит Окуджава, Высоцкий, песни из репертуара Анны Герман... Только тюремной тематики нет в моем репертуаре, а она, похоже, наиболее популярна в среде этих оборванцев. Но и они примолкают, слушая мой репертуар. Возможно, гитара и спасла меня в первые дни от драк и насилия. Главное, что у меня, кажется, появились друзья.
Ночью мне не спится. Вспоминается девушка, с которой я провел незабываемые пять дней, вспоминается мама, сестра... А вот лицо "моей" девушки, с которой я встречался почти полтора года, куда-то уплывает, растворяясь в ночном бреду. Я пытаюсь разобраться в своих чувствах, в своих отношениях, но ничего не понятно. Я путаюсь, не понимаю сам себя.
Приехали. С железнодорожной станции нас забрали грузовики, и через полчаса мы въехали в ворота воинской части. С бортов посыпались будущие солдаты, под взглядами выстроенных строгими прямоугольниками старослужащих. Мы ещё не знали что через полчаса станем салагами, а нашими злейшими врагами будут вот эти самые "старики".
Наши сопровождающие с огромным трудом выстроили нас в некое подобие шеренги в три ряда. Перед строем вышел какой-то офицер о большой звездой на погонах и очень красным носом. В течение получаса он нёс какую-то околесицу, по поводу того, что нам доверена высокая честь, что мы их надежда, что на нас смотрит весь Советский Союз. Его речь прерывалась смачными отхаркиваниями и плевками под ноги, иногда матерными возгласами "в тему", всеобщим гудением, несмотря на команду "смирно". Гудение усиливалось, сквозь него начали прорываться возгласы "соловья баснями не кормят", "а жрать здесь дают?", "хорош ...здеть!".
И тогда Красный Нос, который немедленно получил это прозвище, объявил нам "повестку дня". Идти в баню. Раздеться догола и сдать всю одежду. чемоданы, сумки и рюкзаки. Снова стричься, но качественно. Получить банные принадлежности и выкупаться. Затем подбор обмундирования и снова на построение.
Наконец мы снова на плацу. В новеньком обмундировании, нескладно сидящем на нас, неузнаваемые, и немного отрезвевшие. Нас распределяют по ротам, и представляют наших командиров.
- Новобранцы, сегодня в вашу честь будет праздничный обед. Равняйсь! Смирно! Напра-во! В столовую, поротно, шагом марш! Запе-вай!
Полная тишина.
- Стой, раз-два.
Первые останавливаются, задние по инерции натыкаются на передних.
- Была команда "запевай". И до тех пор, пока она не будет выполнена, о столовой даже не мечтайте! Кру-гом! Шагом марш! Запе-вай!
Меня толкают в спину:
- Жека, запевай.
И я запеваю. Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой.
Нестройный хор подхватывает "Выходила на берег Катюша. На высокий берег на крутой!"
С песней идти легче. Cам собой выравнивается шаг, задние перестают поминутно наступать на пятки.
Ух. Мы в столовой. Рассаживаемся за длинные столы, по пять человек с каждой стороны. На краю стопка алюминиевых мисок, Две больших алюминиевых кастрюли и чайник. Тут же алюминиевые кружки и алюминиевые ложки. Кто-то, ближний к кастрюлям начинает разливать поварёшкой по мискам из первой кастрюли. Передаем миски по рукам на дальний конец стола, голодным взглядом пытаясь определить содержимое. Наконец доходит очередь и до меня. Жадно глотаю первую ложку, чего-то горячего и жидкого. Суп. Гречнево-гороховый суп, в котором плавает жирный кусок разваренного сала. Кое-где плавают кусочки картошки, плохо почищенной, с черными глазками. Нееее, такое я есть не стану. Отставляю миску.
Однако миски-то для второго нет. То есть, не съев первого, не получишь второго. Кто-то первый отваживается и выливает из своей миски обратно в кастрюлю. Я следую его примеру. Но некоторые с голодухи все же доедают эту бурду.
Но вот и второе. Ёлки зеленые! Да это та же самая бурда, что и на первое. Только густая. Та же гречнево-гороховая каша, с куском варенного сала. Гречка вся с лушпайками. Горох какой-то твердый.
Все же съел несколько ложек каши. Зато набрал хлеба. Ох и вкусного! Еще бы, не вкусного, когда кишка кишке Моцарта играет!
По проходу вдоль столов двигаются двое дежурных старослужащих. На каждый стол они ставят миску с куском сливочного масла, и кладут пачку печенья. Наш "разводящий" разливает по кружкам содержимое чайников. Тем временем кто-то делит на десять кусочков масло. Получается около 20 грамм масла на душу, два печенья и полкружки какого-то напитка. Я отхлебываю из кружки и тут же выплевываю это пойло назад. Господи, что это? По столовой прокатывается рокот недовольства. И тут какая-то пружина подбрасывает меня. Я хватаю чайник с пойлом и выскакиваю из-за стола. В противоположной стене дверь, сквозь которую виднеется кухня. Разъяренный, я влетаю в кухню:
- Кто тут повар?
Ко мне подходит толстощекий парень в белом переднике:
- Ну я повар. А что?
- Вы что, издеваетесь над нами? Что это такое в чайнике? И вообще, где праздничный обед, который нам обещали?
- В чайнике хлебный квас. Это и есть праздничный напиток. Обычно мы даем чай. Кроме того, разве вам не дали печенье? Его только по праздникам дают.
- Это размокшее хлебное месиво - квас? Тогда я балерина! Кто у вас тут начальник?
- Не шуми, сейчас подойдет старшина Курячий. Он ответит на все твои вопросы.
Из-за спины раздается тонкий, скрипучий голос:
- Кто-то чем-то недоволен?
Я оборачиваюсь. Владелец голоса - маленький, худой человечек, с острым, будто куриный клюв, носом, близко посаженными маленькими глазками, с ввинчивающимся в собеседника, как буравчик, неприятным взглядом. На его плечах погоны не такие, как у всех нас. На них золотая, широкая полоса вдоль всего погона. Понятное дело, я еще в этих погонах и званиях не разбираюсь, потому в моих глазах этот человек - большое начальство, который вершит тут праведный суд. И я начинаю излагать ему суть дела, рассказываю, что почти все новобранцы очень голодны, а над нами издеваются и кормят какой-то гадостью. И что нужно наказать виновных.
- Наказать? Виновных? Ну что-ж рядовой. Поставь чайник и идем со мной. Будем наказывать виновных.
Мы возвращаемся в зал.
- Где твой стол?
Я показываю ему место, где я сидел.
- Солдаты, встать! - это он всем сидящим за моим столом. - Ваш товарищ, сообщил мне, что вам не нравится праздничный обед. Ну что-ж, раз не нравится, выходи на улицу строиться!
Ребята, торопливо рассовывая хлеб по карманам, поднимаются и выходят на улицу под мелкий моросящий дождик. Командир, насколько я понял это и есть старшина Курячий, ведет нас в сторону хозяйственных построек, где урчит трактор, разравнивая какую-то дорогу. Нас выстраивают вдоль дороги и Курячий выносит мне лопату из какого-то сарая.
- Вот, рядовой, тебе вместо ложки. Будешь отвалы за трактором разравнивать. А твои товарищи будут тебя подбадривать, чтобы тебе не было скучно. Вольно! Можно курить. Куда пошли? Команды "разойдись" не было.
- Сержант Мысько - это он сопровождающему нас старослужащему - проследите за исполнением. Срок - час.
И он ушел.
В течение следующего часа, я не разгибая спины, разбрасывал все более и более тяжелую, мокрую глинистую землю из отвалов, а ребята материли меня, переминаясь с ноги на ногу. Сержант Мысько под рычание трактора популярно объяснял нам солдатские истины:
"Не выступай.",
"Прав тот, у кого больше прав",
"Пункт первый - командир всегда прав. Пункт второй, если командир неправ - читай пункт первый",
"Тебя не трахают - не дергайся".
Этих истин у него хватило на весь тот час. А потому работа "от обеда и до забора" двигалась довольно весело.
В эту ночь мне впервые не снились девушки.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/06/1181