Нивелир

Олег Погасий
                НИВЕЛИР
                (рассказ)


Виталий снял треногу с плеча, раздвинул ножки, осмотрелся и принялся острыми  наконечниками тыкать…   а-ку-пун-кти-ро-вать  промерзлую бугристую землю, устанавливая нивелир  на краю  котлована.  Вспомнил он это несъедобное  словечко  из Энциклопедии…  Стянул  перчатки,  склонился к прибору военного зеленого цвета,  уж как похожего на малярийного комара,  заматерелого переростка,  видимо  подпавшего под акселерацию,  как и все живое в начале шестидесятых…    Улыбнулся,  отмахнулся от насекомого, залетевшего к нему из детства в этот ветреный ноябрьский рабочий день;  и,  покручивая колесики подъемных винтов,  стал выводить  пузырек  уровня к центру.  Пузырек покатался  гондолой туда-сюда,  и успокоился в нульпункте.                «Николай,   -  крикнул Виталий  -  да держи ты рейку прямее!». И не отрываясь от окуляра,  вытянул вверх руку и  махнул ладонью:  « Правее, правее давай!».  Рейка с красными и черными метками, наконец,  попала в оптический круг…                «Ну,  и что увижу  сегодня?!»   -  затаив дыхание,  одним оборотом навел резкость.                Судя  по всему - было  лето. Николай поднабрал годиков;  в волосах, зачесанных за уши, проскальзывала седина. Щеки запали,  скулы выперли. Он воровато оглядывался.  « Стырил  какой-нибудь гаечный ключ или наборную отвертку»    -   усмехнулся   Виталий,  и  приблизил Николая в  фиолетовом пиджаке с широкими плечами,  одетым на блеклую  спортивную майку с иностранным словом,  каким  – не разобрать.  На Николае были также спортивные брюки с отвислыми коленями,  и  весь он стоял  -  какой-то пожеванный.  Впрочем, пожеванности  добавляла  нечеткость  изображения.  Виталий еще разок глянул на  озабоченную  размытую фигуру,  настроил резкость и перевел нивелир на административно-бытовой корпус. А здесь мела поземка.  Та же поздняя осень.  Двери с фасада были сняты.  Рядом,  вместо таблички «завод металлоконструкций»,  из керамзитовой плиты  торчали лапки крюков и темнело пятно. На водосточной трубе трепетал клочок оборванного объявления.  А порывистый  степной ветер  надувал грязновато-серый полиэтилен на окнах  мертвого здания.  « На капремонт АБК поставили, что ли?» – удивился Виталий и прокрутил зрительную трубу на четверть круга.      « Ух, ты!  -  вырвалось у него   -   ничегошеньки!  Безликое дневное небо!».   Взгляду не за что зацепиться,  не на что повесить жадную, пытливую мысль, трепещущую на порывистом ветру. От этой слепящей  беспредельности,  от невозможности на чем-то задержаться у Виталия  похолодело внутри,  и он одним движением крутанул прибор на спасительную фиолетовую  конкретику.  Пиджак был тем же,  но сильно поизносился,  пообвис на плечах, потух.  И Коля претерпел значительные   изменения.  Его будто расплющило, раскатало. Будто прошелся по нему каток времени…  и не вчера.  Обиженный на жизнь  старикан по центру стеклянного круга.      « А что там с АБК?» - нервно дернул свою подзорную трубу,  коченеющими от холода  пальцами.   И АБК преобразился,  но,  напротив,  в лучшую сторону;  посвежел,  стены выкрашены, на окнах жалюзи. В двери поблескивал,  как у циклопа, глазок.  Под карнизом вывески:  «шиномонтаж»  и  «Перспектива» .  И, похоже,  было тепло.  Виталий аж почувствовал запах свежей краски,  как в парке весной, когда красят  скамейки.  «А там в степи?»  -  опять нетерпеливо стал всматриваться в даль.   А «там» этой  степи не было.  И даль отсутствовала.  Везде простиралось необъятное пространство,  лишенное точек отсчета,  но затягивающее,  как в жерло,  -  и  Виталия закрутило,  протащило по трубе  и выбросило   -  в черный  космос.  И он ощутил себя внутри шара,  вмиг распавшегося,  как и не было совсем. Опять в каком-то пузыре, тут же лопнувшем. А где звезды,  ну или …  звездная пыль? -  ничего, ничего нет.  Хотя бы космический мусор? Или это какой-то другой,  вывернутый наизнанку,  космос? Виталий,  не выходя из завладевшего им пространства,  нашел в себе силы отправить импульс онемевшей руке,  пошевелил пальцами и перевел нивелир назад,  чтобы  ухватиться,  ну хоть за что-нибудь,  за обшарпанные лацканы Николая.  Но где он? Где Коля!?  Смылся!? Куда!? Смылся в том смысле, что его нет вообще,  нигде. Николай стал пустым местом. Умер, -  какое-то угловатое слово.  Как обрешетка из уголковой стали,  ничего теперь не держащая.  А тут пустое место. Как описать пустое место? А никак.  И от АБК тоже никаких следов,  ни битого кирпича со стеклом. Ни горки пепла.  Будто ничего и не было.  Никакой перспективы,  ни прямой,  ни обратной.  Виталий запаниковал и вернул прибор на космос – но хрен редьки не слаще.  « Везде одна, одна  беспросветность»  - запричитал он,  погружаясь в пучину мрака.  Его охватило нестерпимое отчаяние. И вдруг  -  Проблеск!  Или это его мысль о Проблеске? Мысль увидеть Проблеск. Но он  вцепился в эту мысль и продолжил её:  он и есть Проблеск! Не все так безнадежно.  Оторвался от нивелира, громко выдохнул и посмотрел  на Николая, скучающего с рейкой на другом конце котлована.  «Николай!   -   крикнул он  -   всё!»   Поднял и скрестил  руки. « Всё. Обед».                Вчера допоздна была планерка,  и вагончик прокурили на пятилетку вперед.  А из открытых  шкафчиков несло пудовым рабочим потом. Виталий  захлопнул дверцы,  высыпал окурки из пепельниц в помойное ведро,  включил отопление и чайник;  глянул на Николая, развернувшего газету с тормозком,  и сел ждать,  когда вскипит,  как тут ему послышалось,  -  что на улице прокудахтал мотор,  пофыркал и смолк.  А оно так и есть:  двери распахнулись,  и в вагончик решительно  вошел невысокий человек  в мотоциклетных  очках и кожаном шлеме.   Он стряхнул с блестящего черного  плаща снег,  поднял очки на лоб и  оглядел  бытовку.  Хмуро пробежал взглядом по Виталию с Николаем, нервно дернул головой,  но  увидев  нивелир, прислоненный к шеренге шкафчиков,  расплылся в улыбке,  цокнул языком и сказал -  «Вот».           Подошел,  встряхнул треногу,  как,  поставленного  в угол,  пьяного;  и, склонившись,  стал рассматривать привинченную к подставке  табличку.  «Он.  -  «ОКШАМ. 78».  – Довольный  поставил нивелир обратно и,  кивнув Виталию,  добавил: « Кочнев,  из экспериментальной лаборатории.  Если нужно удостоверение,  извольте»  –  и  вытащил из внутреннего кармана  плаща красную корочку.  «  Я за ним. По ошибке отгрузили,  в отделе чёрте чем занимаются.  Опытный экземпляр».    Кочнев ласково посмотрел  на нивелир,  подмигнул ему и сел на скамейку.  Закинул ногу на ногу и оповестил  пространство бытовки: «Сейчас перекурю это дело и назад».  Вынул из бокового кармана  мятую пачку «Примы»,  вытянул,  покатал в пальцах  сигарету.                « А если бы не нашли.  Под суд пошли бы.  Все. И я, что не досмотрел».  Прикурил от квадратной железной  зажигалки,  но,   вдруг,  что  вспомнив,  прищурился  и  строго спросил,   покосившись на  Виталия:  « А  ты прибор-то еще не ставил,  в работу не брал?».  « Ставил  -  неуверенно ответил Виталий   -  завтра бульдозер должны дать».                « Ну и что ты там смотрел?»                « Как что – отметки на рейке»   –   ответил Виталий,  опустив голову и исподлобья поглядывая на Николая,  как бы приглашая того в свидетели.  Николай перестал жевать курицу,  вытер пальцы о газету и икнул.                « Ясно-понятно с тобой   -  отчеканил Кочнев и наконец-то затянулся,  подставляя ладонь под столбик  пепла   -    но ты здесь ни при чем. Отдел виноват» .  «А теперь слушай внимательно и запоминай   -   он встал, подошел к столу,  стряхнул  с ладони пепел в  раковину из алюминия    -  Всё что видел –забудь. Считай – этого не было. И никому. И ты   - блеснул глазами на Николая   -   не работал сегодня,  отгул взял. В общем, -  высоты еще не мерили. Завтра будете,  когда другой из Управления привезут».   Кочнев  сел обратно.   Виталий  пошел и выключил  чайник,  у  которого  прыгала с брызгами крышка;  а Николай дожевал  курицу,  икнул и мутно  посмотрел на Кочнева.    Немного помолчав,  Кочнев нехорошо улыбнулся и взволнованно  продолжил:  « Ну а если развяжется язык,  по пьяни  там или попрет раж какой,  на тот случай дана инструкция, - говорить вот эту легенду. Сейчас скажу. Это чтобы разговор не выходил с плоскости  инопланетян  всяких и снежного  человека.  Несерьез,  одним словом.  Пурга».  Виталий смотрел куда-то в угол;  а Николай, не отрываясь,  смотрел на Кочнева.  « Пойдите к прибору и  посмотрите на табличку  –  властно сказал Кочнев -  « ОКШАМ78».  Виталий с Николаем  встали и подошли. Посмотрели.  Виталий пожал плечами,  а Николай провел пальцем по табличке и  повторил губами название. Пошли назад,  сели.                « А что это значит?  –   Кочнев старался смотреть на обоих   -  а это значит  - ОКО ШАМАНА;  78 –год разработки».  « Дальше детали.  Бурятский шаман во время транса,  это когда в танце с бубном его трясет,  как в нервном припадке,  входит в состояние су –пер-по -зи-ции,  в инструкции так написано;  и в этом состоянии он способен видеть будущее и прошлое, проходить  разные пространственно-временные кон-ти-ну-у-мы,  забираться в глубины  космоса,  в инструкции так.       И вот тут-то его цап,  усыпляют,  извлекают правый глаз,  в хрусталике которого зафиксировалась эта суперпозиция. А дальше дело техники. Шаману вставляют искусственный.  И отпускают.  А его глаз передают в секретную лабораторию. И над ним колдуют биологи и физики. И вот на выходе  нивелир.  ОКШАМ.  Поняли?».  Кочнев деловито потер руки   – « Засиделся я тут с вами. Пора. Ну, лады?  И смотрите у меня…»   -  он шутливо погрозил пальцем и  подошел к нивелиру. Виталий ушел в себя; а Николай вдруг встал, подошел к Кочневу,  складывающему треногу,  и сказал  – « А это…  Оно…   А можно оставить нам его на день, на один,  очень нужно, по зарез?»   -   и провел раскрытой ладонью по горлу.  « Завтра сами привезем куда скажете».                «Ты что с ума сошел, на какой день?»  - занервничал Кочнев и стал спешно стягивать ремнями ножки треноги.                « Оставь, начальник,  на день,  не жопься,  завтра привезем целехоньким»  –   навис над Кочневым  Николай,  схватил треногу  и потянул на себя.  Кочнев взвизгнул, отпустил нивелир,  и толкнул Николая в грудь.     «Ах,  гадина конторская,  ты чё буром прешь!» -  прошипел Николай, стянул с Кочнева очки, зашвырнул их в другой конец бытовки, схватил за широкие отвороты плаща, мотнул Кочнева и завалил под себя.    Нивелир гулко стукнулся об пол,  у трубы отвалилось стекло,  из нее выкатился прозрачный шар.  Виталий вскочил было разнять дерущихся…  Но к его ногам подкатился шар, остановился, прокрутился,  и будто стрелой  света  ослепил его,  пронзил насквозь…               

«Начальник,  ты чё заснул там,  руки, ноги замерзли!    -  хрипло крикнул Николай  -  эй,  давай, очнись!».  - И задвигал  рейку.                « Да щас, подожди ты»   -  пробубнил Виталий  и отогнал прочь свои посторонние мысли, эту  историю с всевидящим нивелиром,  с  дракой в бытовке,  которую только что придумал, придумал пока мерил  высоты  на краю промерзшего котлована,  в промзоне,  среди заснеженных степей,  в глухой  тоске бесконечного однообразного дня…                В круге замаячили риски,  и Виталий взял замер. Записал.               

Они шли с Николаем в бытовку. Николай посмотрел, посмотрел на Виталия и как-то мечтательно сказал:  « Не помню,  говорил тебе – нет?  У меня жена беременна.  А кто будет – мальчик, девочка? Вот был бы прибор, чтобы посмотреть в будущее».                « Кто будет? –  заулыбался Виталий  -  мальчик,  кто же еще».   -               И крепче сжал,  замерзшими пальцами,  штатив нивелира на плече.

                  Окт. 2015