Домовенок. Глава 3. Новая жизнь

Евгений Боуден
Так вот и покатилась жизнь в новой квартире. Пока малых не было - простор, хоть в футбол играй. Кстати, мы со строгим Бардом, овчаркой нашей, именно этим и любили заниматься. У него свой мячик был, так мы его как начнем по квартире футболять. Я норовлю мяч в угол закатить, а Бард, как заправский вратарь ловит его. То лапой прижмет, то в зубы схватит. Потом ко мне прискачет, мяч под ноги положит, а я снова его бью. Такую кутерьму затеем, бывает и свалим что-нибудь. А Бабушка (это раньше она Мама была, а теперь стала Бабушка) смеётся и кричит: "Бард! Да перестань же, скаженный! Не на футболе!". А я просто кайф ловлю, все ругательства ему достаются, а невдомек Бабушке, что нас двое. Хотя подозреваю, что она все же знает обо мне. Сдвину я, бывало, посуду в шкафу, а какая-то тарелка или чашка возьмут и звякнут, а она и говорит: "не иначе Домовенок наш разгулялся".

Короче, наиграемся мы досхочу, Бард, язык высунув, на пол уляжется, а я, если дверь на лоджию открыта, выскользну туда, вскарабкаюсь на старое кресло, которое когда-то в однокомнатной бабушкиной квартире еще стояло, потом перепрыгну на ограждение лоджии и сижу там, болтая ногами. До земли далеко, седьмой этаж все-таки, но мне не страшно, я крепко за рамы держусь. А внизу маленькие людишки ползают, иногда и наши девчушки гуляют. Подросли уж, на качелях любят качаться, да чтоб выше всех и дольше всех. Других детей уже тошнит, а они вроде только начали. Барда всегда с собою берут.

Однажды скандал случился. Какие-то мальчишки пришли, стали нашу Старшенькую с качелей гнать. Кричали, толкались, а потом один замахнулся на нее. Вот только не видел он, что с той стороны цветочной клумбы из-за кустов за ним Бард наблюдает. Пришлось ему идти домой с рваными штанами. Так он еще и наврал отцу, что его чужая собака покусала. Пришлось нашему Папе идти конфликт разруливать. Я за ним увязался, на папином плече. Ох, и стыдно мне за Папу было, когда он из-за этого вруна унижался, просил прощения. Но тут появилась наша Мама. Тут и чужому папе и нашему места стала мало. Мама кричала, что за дочку порвет кого угодно, а я сидел на папином плече и хихикал. Потом, когда мы все вернулись домой, Старшенькой ни за что, ни про что тоже от Мамы попало, а потом все вместе стали хохотать, и Старшенькая в который раз пересказывала, как Бард трепал за штаны хулигана, а потом, когда тот упал, еще и лапой ему на грудь наступил и рычать страшно начал. Тот, наверное, штаны от страха перепачкал.

А зимой они что творили. Свяжут бывало санок пять или шесть, в них Барда запрягут, снежок слепят, да и кинут его далеко вперед. Бард рванет за ним. Саночный поезд тяжелый, ему на снегу скользко, так он лапы расставит, чуть не распластывается по снегу, а потом наберет скорость и мчится, перепрыгивая через кусты. Санки, естественно, перевернутся, детвора в снег вывалится и хохочет... А Бард почувствует, что почему-то легко стало, да и остановится, и вместе с их смехом радостно лаять начинает. Потеха!

Так и жили дружно. Не богато, но и не бедно. Папа институт закончил, потихоньку в начальники выбился, зарабатывать больше стал. Да и Мама (это теперь так бабушкину невестку стали называть) неплохо зарабатывала. В доме стало красиво, уютно. У малых игрушек полно появилось. А Старшенькая совсем невестой стала. Школу окончила, Папа ее в институт хорошо подготовил и она поступила туда с легкостью. Иногда стала поздно приходить домой, женихи появились, а там и свадьба сыгралась.
Папа на свадьбе отчего-то грустный-грустный был, чуть не плакал. Удрал от свадебного стола, а я у него на плече шикарного костюма сидел, чтобы гости не затоптали. Убежали мы недалеко, сели на лавочку и стал Папа мне рассказывать, что зять его - нехороший человек, что пьет иногда, а родители его здорово пьют, и он по той же дорожке пойдет, что он не даст Старшенькой жизни своей дурной ревностью. Ах, если бы папа знал тогда, насколько он прав, он бы и близко к доченьке его не подпустил.
Но Мама спохватилась, что Папы нет, побежала со Средней его искать, а что его искать - вот он на лавочке, глаза прячет, чтоб не увидели его слезы. Но от Мамы разве спрячешь? Стала она его уговаривать, дескать все будет хорошо, что они приложат все усилия, чтобы Старшенькая институт окончила, что будут у них внуки... И Папа успокоился дал себя увести домой, к гостям. Мама наполовину только оказалась права: институт Старшенькая пополам с Папой окончила успешно, потом Папа ее к себе на работу устроил. Он тогда уже начальником большого отдела работал. Внук вскорости родился... Но зять пил, постоянно терял работу, доводил Старшенькую своей ревностью и угрозами...

Но эта беда была не последней.
Вскоре в нашем доме стало бедно, даже Барду не всегда еды хватало. Маме приходилось утирая слезы готовить ему скудную еду, мешать молоко с водой и крошить туда хлеб. Теперь в дни получки, в которые раньше всегда было радостно, Папа возвращался домой вдвойне более грустный, чем в обычные дни. Отводя в сторону глаза, и стыдясь самого себя, он пытался объяснить Маме, что он в первую очередь подавал списки на зарплату наиболее нуждающимся сотрудникам, а ему просто не хватило денег. Не мог же он в первую очередь думать о себе. Мама кричала на него, что если он не хочет думать о себе, то пусть бы подумал о детях. Папа старался избегать ссор и потому выдумывал себе какие-то неотложные дела, лишь бы избежать тяжелых разговоров с Мамой. Иногда он шел к Бабушке в комнату и запирался там с ней, видимо пытаясь выговориться, и хоть какие-то слова поддержки услышать.

Неожиданно стали появляться Серые Призраки. Они пахли какой-то потусторонней затхлостью, и даже те робкие улыбки, которыми взрослые дарили детей, с их появлением исчезали с лица. В доме поселились Призрак Бедности и Призрак Безнадежности. Как я ни пытался выгнать их, они настойчиво возвращались, сначала изменяя одежду, которая на глазах истрепывалась, рвалась, выцветала, а потом поражая Серой Плесенью сердца. А еще Папа говорил, что на работе поселился Черный Призрак Антисемитизма, и что он просачивается даже в школу, где учились Средняя и Младшая.

Однажды Папа пришел домой в каком-то странном возбуждении. Глаза у него горели каким-то внутренним огнем, голос стал твердым и всепроникающим. Он сказал: "Все! Мне все это осточертело! Едем в Израиль. Лишь бы меня выпустили из этого Совка, потому что у меня секретный допуск". Мама сказала: "Я думала, ты никогда не решишься!", а он "Но ты же понимаешь, что все твои родные останутся тут, и Старшенькая тоже". И тогда Мама выдала: "Мое место рядом с тобой. Там где ты, там и я". Папа обнял ее, и они оба расплакались.

Оставалось решить еще несколько проблем. Во-первых, как быть с очень уже старенькой Бабушкой. Папа пошел с ней разговаривать, а Бабушка и минуты не стала раздумывать:
"Там где ты, там и я!" - повторила она слова Мамы. "Но ведь у тебя есть возможность поехать к старшему сыну в Москву!" "Нет, сынок. Он давно отрезанный ломоть, он полностью самостоятельный, а тебе еще понадобится моя помощь. Хотя бы за внучками я смогу присматривать".

Второй огромной проблемой был Бард. Везти его неизвестно куда было страшно, тем более родственники из Израиля написали, что снять квартиру с большой собакой практически нереально. С другой стороны, все прекрасно знали, что расставшись с Бардом Папа оставит здесь половину сердца и в чужой стране захиреет окончательно. Выход, как всегда, нашла Мама. Ну и я кое чем помог. У папиных родственников, которые приезжали из Израиля на некоторой время вместе их черной пуделишкой Элькой, эта самая Элька родила щенков, и мама за совершенно условную цену (дарить якобы собак нельзя) "купила" у них для Папы щенка. Щенка Папа назвал Кудряшка Сью, или коротко Сьюша. Замечательная жизнерадостная девочка. А я...

Мы с Папой и Бардом гуляли на "собачатнике", так называлось дикое поле за дорогой напротив нашего дома. И там гулял один мужчина с двумя маленькими (8 и 11 лет) девочками. Девочки выглядели на соответственно 5 и 8 лет. У них было какое-то генетическое заболевание, которое тормозило их развитие. Зато у этих девочек были замечательные, открытые и все понимающие сердечки. Это позволяло им слышать сердцем, и они хоть и не видели, но чувствовали меня рядом и слышали мой голос. Чем я и воспользовался. Нашептал младшей девочке, что ей нужно подойти и погладить Барда, а Барду сказал, что он, как истинный джентельмен и настоящий мужчина, должен позаботиться об этих необычных девочках. И вот они сошлись. Бард сел у ног младшей из девочек и привалился к ней своей тяжеленной головешкой. А девочка погладила его, а потом стала на колени и крепко-крепко обняла нашу "страшную" собаку. Через мгновение и старшая девочка подошла к ним. Она тоже опустилась на колени и обняла их обоих. Судьба Барда была решена. Он сам решил ее. А Сьюша напористо стала заполнять собой половину папиного сердца.

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/06/979