В ХVII веке в Осколе, недалеко от нынешнего СИЗО располагалась земляная (самая строгая) тюрьма – квадрат со стороной около четырех метров, иногда – до восьми. Строили ее так. Осиновый сруб опускали в яму, сверху клали кровлю с окном, служившим одновременно дверью. Охрану нес тюремный целовальник, избираемый на год-два, не получавший за это ни копейки, до второй половины 17 века и потому при их назначении нередки были скандалы, «а почему я»? На пол бросали соломки, стояла параша, и само собой оное заведение не отапливалось. В яме содержали всех преступников без разбора чинов: мужиков и баб, русских и татар. богатых и бедных, босяков и дворян, по 13-20 человек.
До 70-х годов 17 века на питание заключенных государство денег не выделяло. Днем не особо опасных преступников отпускали с приставом в город на поиски пропитания. Сидели арестанты по царскому указу за преступления против власти, или получившие срок за драки, воровство. Об «указных» преступниках порой забывали, и частенько им приходилось сидеть до нового указа. Жалобы не принимались. Есть документальные подтверждения того, что некоторые воеводы брали оттуда баб для своих утех. Позднее в крепости построили наземную тюрьму – дубовый сруб, окруженный тыном (оградой). Со временем к ней пристроили караулку и еще одно помещение для арестантов.
Только в конце XVIII века в Осколе в здании присутственных мест (нынешнее СИЗО), преступникам отвели две больших комнаты в полуподвальном помещении с отдельным входом. По документам это здание является самым ранним кирпичным строением города. Без особых изменений оно дожило до наших дней. Как содержались заключенные после Великой Отечественной войны, помнят ветераны внутренней службы МВД СССР. Один из них Павел Васильевич Базаров несколько лет назад поделился с нами своими воспоминаниями.
Старшим контролером СИЗО старшина внутренней службы Павел Васильевич работал после войны более десяти лет и когда собрался на заслуженный отдых, начальник уговорил поработать еще немного. «Немного» растянулось на два года.
Изолятор в те годы «обслуживал» семь районов: Старооскольский, Чернянский, Новооскольский, Валуйский, Горшеченский, Тимский и Скороднянский. До 1947 года в нем содержались и политические заключенные. Потом всех перевели в Бутырки. Сидели подследственные и осужденные до шести месяцев. Норма – восемь человек в камере, из расчета пять квадратных метров на каждого, соблюдалась редко. В камерах собирались по 12-13 человек. Общее количество заключенных доходило до 700 человек.
В задачи контролера входила проверка камер, изъятие запрещенных к хранению предметов, вроде заточек и соблюдение порядка. Кормили заключенных, по словам Павла Васильевича, на 38 рублей в сутки. Посуда - только алюминиевая, ложки - с короткими ручками. За стол без пробы врача и разрешения дежурного не садились. В меню преобладали каши: перловая, пшенная, овсяная, праздник разнообразили макаронами. На день полагалось 25 граммов мяса с костями. Его доставали из супа, и старший повар с контролером делили порции на весах. Одевались заключенные в свою одежду, но если нечего было надеть, выдавали казенную. Позднее учреждения подобного рода перешли на общую форму одежды.
Раз в неделю заключенных водили в баню, и на это удовольствие отводилось около получаса. Белье стирали и ремонтировали в прачечной. Чтобы не завелась какая-либо зараза, ежемесячно прожаривали матрацы и чем-то дезинфицировали. Был случай, когда из камеры предварительного заключения кто-то завез клопов, так их с трудом вывели через полгода.
Работали заключенные в обязательном порядке. По заказам Губкинского мясокомбината и птицефабрики сколачивали ящики в специальных рабочих камерах и мастерских. Естественно, за это платили, но денег заключенные не получали. Им регулярно выдавали семь рублей из зарплаты на ларек, которым пользовались два раза в месяц. Товар был немудреный: сахар, папиросы, хлеб и чай, не более пачки. Нарушителей дисциплины начальник СИЗО мог на месяц лишить права пользоваться ларьком.
Утром заключенных выводили на часовую прогулку, выпускали во внутренний дворик , покрытый сеткой, и закрывали дверь. Время засекали по песочным часам. Куда бы ни вели заключенного, и где бы он ни находился, контролеры обязательно проверяли путь следования, исключая встречи с подельниками или женщинами.
Родственникам разрешалось приносить передачи весом до 10 килограммов. Проверяли их очень тщательно. Нарушителей порядка начальник СИЗО мог на два месяца лишить права получать передачи. В камерах посылки, как правило, делили на всех. Если кто-то и жадничал, его учили просто. Все, что не съел за один раз, выбрасывали в парашу, но такое случалось редко.
Издевательств со стороны персонала не было. А заключенные встречались разные. Что-то не поделили, поспорили или «почокались», как выражался Павел Васильевич, такие содержались в карцере до 15 суток. Штрафники получали в два раза меньше хлеба и баланду, в которой не было ни мяса, ни крупы. Кровать на день пристегивалась к стене и, коротая время, они сидели на пеньке. На ночь разрешалось брать с собой фуфайку.
Интересно в те годы отапливались помещения. Печки замуровывались в стену и выходили боками на две камеры. Дрова закладывались со стороны коридора. Через 15 минут печка закрывалась до следующих суток. За топливом заключенные ездили под Чернянку, валили дубы. Побегов при Базарове не было.
- По периметру от вышки до вышки бегали овчарки, как говорили, по «рыскам», по проволоке на ночь пропускался ток, - вспоминал Павел Васильевич, - далеко не убежишь. Однажды перед моим уходом на пенсию трое заключенных сломали потолок и вышли во двор. Контролеры стояли старые и опытные, не спали и открыли предупредительный огонь вверх. На поражение команды не давали.
Для хозяйственных нужд в СИЗО имелся транспорт: «козел», далекий предок нынешнего УАЗика, бортовая машина и будка с решетками - "автозак" для перевозки заключенных.
В штате СИЗО состоял заместитель начальника по политико-воспитательной работе, в его обязанности входило просвещение заключенных. Желающие получить образование, учились с 5 по 8 классы, для этого в изолятор приходили учителя. Группы подбирались так, чтобы не могли встретиться подельники. В изоляторе была прекрасная библиотека, и за книгами приходили даже городские студенты. Медицину представляли врач и старшая медсестра, была своя аптека и отдельная камера-изолятор. Врач лечил, мог назначить диету, дополнительные вечерние прогулки для больных астмой. По словам старшего контролера, все его назначения строго исполнялись.
- Мы старались работать честно, - характеризовал работу свою и коллег Павел Васильевич, - согласно инструкциям. Если я давал кому-то из заключенных послабление, то оно выражалось в двух закрутках табака.
На служащих СИЗО не обижались и многие понимали, что по-другому быть не может. И хотя после его ухода на пенсию прошло много лет, к нему долго приходили знакомые и незнакомые люди за советом, спрашивали с кем поговорить, как лучше и что можно передать заключенному в следственный изолятор.
С тех давних пор изолятор не раз менял свое название, но назначение его оставалось прежним. - содержание лиц подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, в период предварительного и судебного следствий. Относится он к УФСИН — Управлению Федеральной службы исполнения наказаний.