Рядом. Часть 5

Юлия Нет
***

    Почему она ничего не видит? Почему не может двигаться? Где она? Сердце Евы бешено застучало, разгоняя адреналин по телу.
    Она попыталась снова пошевелить рукой, но её конечности были невозможно тяжелыми и не поддались велениям её мозга. Под спиной она почувствовала твёрдую холодную поверхность.  На лице ощущалась повязка, закрывающая глаза, такая же непрозрачная, как и в первый раз.
    Память медленно возвращалась, прокручивая кадры произошедшего. Ева вспоминала, как открывалась тяжелая решетка двери. Как она даже не успела испугаться, когда грубые руки вырвали её с матраса и потащили. Вспоминала, как оседал бессильно по стене Макс после удара, и его почерневшие от боли и бессилия глаза.
    Где-то за её спиной пищал какой-то медицинский аппарат, звуки которого становились быстрее, набирая темп синхронно с её сердцебиением.
    Когда Ева попыталась абстрагироваться от этого писклявого звука, откуда-то издалека донёсся шум. Глухие звуки ударов сопровождались яростными криками.  Она не могла разобрать слов, но голос был знакомым до боли.   Макс. 
    Он кричал так отчаянно и сильно, что у Евы сжалось сердце от жалости к нему. Ей хотелось закричать ему в ответ, сказать, что она жива, она рядом, но, несмотря на все попытки,  ей не удалось издать ни звука. Голос будто бы не слушался её.

- Девчонка очнулась… Дай ей ещё снотворного, - это был уже другой, не знакомый Еве  голос, хрипловатый, неприятный, совсем рядом с ней.

    Она услышала приближающиеся  шаги. Кто-то обхватил её снизу под локоть, и Ева почувствовала, как в вену проникает игла. Через несколько секунд  сильное головокружение понесло её в водоворот беспамятства, и она отключилась.


***

    Студент опустился на стул,  придвинулся ближе к компьютерному столу. Перед ним лежали бумаги с формулой препарата. Он смотрел на исписанные неровным почерком листы, но ничего не видел. Перед глазами всё плыло. Ему было страшно до тошноты. Как его угораздило попасть в такую западню? Какого чёрта он согласился работать на этого маньяка Хасана?
    Первым желанием было сбежать отсюда как можно дальше, но Студент знал, что скрыться  будет не так просто.  Хасан достанет его из-под земли, особенно сейчас, когда Студент знает слишком много.
    Он нервно дернул рукой, отбрасывая от себя листы, и случайно задел мышку. Экран компьютера мелькнул в сумерках непривычно ярким светом и пискнул, пробуждаясь от спящего режима.  Парень вздрогнул от неожиданности и оглянулся – дверь закрыта, в кабинете он один. Интересно, что отвлекло Хасана, что, уходя, он забыл выключить свой компьютер?
    Студент осторожно взял мышку и, затаив дыхание, открыл последнюю просмотренную страницу.  На экране выскочил список файлов с видеозаписями.  Студент кликнул последний файл. Запись медленно прокручивалась, отсчитывая секунды. В кадре студент видел мужчину – худого, бледного. Он беспокойно метался по клетке, глядя в камеру отчаянным взглядом. Обросший, истощённый, с голым торсом в синяках и царапинах он был схож с Тарзаном. Это тот самый пленник – Макс, догадался студент.  Он слышал о нём не раз, знал, что здесь совсем рядом у Хасана есть живая игрушка, но видеть его вот так воочию, пусть и на видеозаписи, видеть его глаза, полные боли... Ему стало жутко и почему-то…стыдно.
    Студент включил ещё один файл. На тонком грязном матрасе, лежащем на полу,  бок о бок сидели двое: тот же мужчина и девушка, которая сейчас лежала в лаборатории. Они ели, доставая куски чего-то непохожего на еду прямо из чашки руками, пачкаясь при этом находившейся в миске жижей. Следующий файл демонстрировал утренний сон пленников: они всё так же были рядом, сплетясь руками и зябко прижавшись телами друг к другу на том же матрасе, замёрзшие, измученные. Но были словно две половины единого целого. Всегда вместе, всегда рядом… Изо дня в день… А дней этих было немало, судя по количеству файлов.
    Он всё просматривал и просматривал многочисленные записи, становясь невольным свидетелем чьих-то вынужденных страданий. Вид пленников был жалок, но Студент видел явное отличие в их взглядах – в них не было отчаяния, когда они были вместе.
    Он никогда не верил в любовь, в искренние чувства, всегда лишь извлекая из отношений выгоду и личный интерес, и даже никогда не пытаясь открыть кому-то свою душу, своё сердце. Но наблюдая сейчас за отношениями пленников, такими бескорыстными и нежными среди чудовищных условий, он начал понимать, что ошибался. И в этот момент, в сухом его сердце что-то больно встрепенулось. Жалость и вина делили его, разрывая на части.
    Всё происходящее было слишком отвратительным и пугающим своей неоправданной жестокостью. И на фоне увиденного и прочувствованного своя собственная жизнь показалась Студенту слишком никчёмной и постыдной.  Ему вдруг остро захотелось открыть двери и выпустить этих двоих подобно тому, как выпускают в воздух попавших в силки птиц, но Студент осознавал невозможность осуществления данного порыва. Даже если ему какими-то неправдами и удастся вытащить ключи от подвала, от клетки, то сбежать пленники всё равно не смогут. Слишком слабые, слишком беспомощные. А охрана Хасана работала на редкость хорошо.
    Парень обхватил руками голову, мысленно приказывая себе думать. Сложнейшие химические формулы, витиеватые и многим не понятные, сейчас казались ему простейшими детскими задачками по сравнению с решением сложившейся проблемы. Что может сделать он – такой же пленник, пусть и не в клетке?
    Студент понимал, что спасти девушку ему не удастся. Своими собственными руками он создал орудие её убийства, поэтому прекрасно знал, как оно действует. Препарат уже у Хасана и он будет использовать его.  Повлиять на ситуации он уже не сможет.  Ева не умрёт сразу.  Дней пять у неё точно есть. Но  если  перестать колоть ей это снотворное, то она будет в сознании перед смертью. И возможно… 




***
    Хасан вальяжно подошёл к столу и дотронулся до тонкой бледной руки, на сгибе локтя которой виднелся неприятного вида кровоподтек.  Девчонка была без сознания. Её грудь, едва прикрытая тонкой тканью рубашки, чуть заметно поднималась и опускалась, совершая размеренные неторопливые движения. Растрёпанные белокурые волосы были хаотично раскинуты по кушетке, к которой она была пристёгнута кожаными ремнями за запястья. Аппарат за ней издавал характерные звуки, показывая её размеренный пульс.

- Тебе страшно? – Хасан наклонился к Еве, его губы почти касались её, – Знаю, что страшно… Но ты молодец… Ты сильная девочка.  – он убрал светлую прядь волос с её лица. -  И ты очень красивая. Особенно, когда спишь… Жалко будет с тобой расставаться.

    Дверь скрипнула, и в лабораторию вошёл Студент. Он  испуганно дёрнулся, увидев Хасана, стоящего рядом с Евой, и застыл в дверном проёме.

- Уже?   

    Хасану показалось, что голос Студента дрогнул. Он вообще был какой-то странный все последние дни. Почти ни с кем не разговаривал, ходил хмурый и задумчивый. Хасану даже пришлось несколько дней назад напомнить ему о его долге, чтобы Студент не пошёл на попятную.

- Нет,  сейчас рано! Подождём немножко. Он ещё не достаточно соскучился,  - Хасан усмехнулся и отпустил руку Евы.

- Ты видел, что с ним происходит? Он не ест, не спит, он все руки разбил о решётку.

- Видел. И это хорошо… Мне нравится, когда он страдает.

    Студент стоял, опустив глаза  и нервно  ковыряя пол носком ботинка.

 - Хасан, можно вопрос задать?  Зачем тебе всё это?

- Хороший вопрос! – Хасан ехидно улыбнулся. – Ты знаешь, это своего рода эксперимент. Не подумай, что я просто садист… Нет. Мне просто всегда было интересно, что делает людей сильнее, и что ломает их. Где находится та грань, за которой человек из сильного становится безвольным, или, наоборот,  из труса превращается в смельчака. И почему одни ломаются сразу, когда как другие продолжают сопротивляться.

- И ты пытаешься это выяснить с помощью Макса?

- Макс очень интересная личность. Его оказалось тяжело сломить. Мне пришлось искать много подходов. Из троих он оказался самым стойким.

- Из троих? – Студент произнёс эту фразу испуганным шёпотом, и это позабавило Хасана, - А что было с другими двумя?

- Первый сдался уже через две недели, когда захотел есть. А второй и десяти  дней не продержался.  Когда они начинали плакать как бабы у моих ног и умолять, они мне становились больше не интересны. А Макс держится.  Что бы я не делал, он горд как лев. Он как  будто смеётся надо мной. – Хасан вдруг занервничал. И от воспоминаний, нахлынувших на него и от того, что слишком откровенен со  Студентом. Никогда он ещё никому не позволял быть настолько близким к его мыслям, к его внутреннему миру.

- И где теперь те двое? – осторожно спросил студент.

    Хасан посмотрел на него исподлобья недобрым взглядом.

- Просто делай то, что тебе положено, Студент, не задавай слишком много вопросов. И следи за девчонкой. Она не должна шуметь.

    Он развернулся и вышел из лаборатории. В коридоре он снова услышал дикие вопли Макса и мысленно улыбнулся от осознания его боли.



*** Макс

    Этим утром я лежал, опустив лицо на грязную ткань матраса. Мне было тяжело дышать, голова кружилась,  лицо горело, кисти рук распухли от  ударов о решётку, а пальцами я еле мог двигать.. Но всё это было пустяком по сравнению с душевной болью, которая изводила меня со дня потри Евы..
Я почти не помнил, как прошли эти восемь дней. Я перестал отмечать их в календаре, но мой мозг до сих пор  продолжал отсчёт.
    Я точно знал, что их прошло восемь.  Восемь раз я видел, как всходит солнце, потому что не мог  спать. Восемь раз в стену летела миска, расплёскивая своё содержимое. Восемь ночей разрывалась от бессилия моя душа, когда кончался очередной день, а её не было рядом.
    Хасан не пришёл ни разу, как бы я не кричал, не звал его. Меня просто оставили одного в безызвестности. Женщина, приходившая с едой, не отвечала на мои вопросы, она просто в страхе убегала каждый раз.
    Что сейчас с Евой? Она жива? Что они с ней сделали? Я закрыл глаза, и страшные кадры понеслись передо мной. Они бьют её, Ева беспомощно вырывается, падает. Их много, много разъяренных похотливых грубых мужиков. А она сейчас с ними совсем одна.  Моя маленькая слабая девочка.  А если они насилуют её? К моему горлу подступила горечь. Почему я не уступил ей? Ведь она просила меня о  таком малом и в то же время важном. Я мог бы быть её  первым, я был бы нежен с ней, ничем бы не обидел. А сейчас возможно ей больно, мерзко и это может стать последним, что она запомнит.
    Я возненавидел себя за это, чувствовал себя виноватым во всём. Ведь это из-за меня Ева оказалась здесь. Из-за меня её приходится терпеть боль и унижение.
    Меня  в очередной раз накрыла волна отчаяния и безысходности. Я чувствовал, как силы стремительно покидают меня. Мне так хотелось подняться с матраса, кричать во всю силу лёгких, разнести всё вокруг, но я не мог даже поднять голову. Как будто вся тяжесть небес опустилась на мою спину, придавив меня.  Глаза сами стали закрываться против моей воли и через несколько минут я отключился.


***

    Ева услышала ускоряющееся пищание аппарата быстрее, чем осознала, что снова пришла в себя. Аппарат набирал темп. Голова  постепенно начала проясняться и одновременно наполняться дикой  пульсирующей болью. Девушка прислушалась.  Вокруг тишина.  К ней никто не подошёл. Видимо, она была  одна. 
    Ева попыталась успокоить взбесившийся пульс, но аппарат продолжал предательски пищать, каждым своим звуком отзываясь болью. Ева вдруг стала осознавать, что её тревожит  ещё  что-то помимо надоедливого звука. Затуманенным сознанием она поняла, что не слышит  Макса. Он уже не кричит. Сколько прошло дней? Сколько она была без сознания? Она попыталась пошевелиться, но тело её почти не слушалось. Она  не могла повернуть голову, а глаза были по-прежнему плотно закрыты.
   Ева безуспешно пыталась справиться со своим волнением, когда услышала приглушённый шум приближающихся шагов, потом  скрипнула дверь, и шаги стали слышны совсем рядом. Ева замерла.

- Смотри, она опять очнулась.  Вколи ей ещё. – Еве показалось, что она уже слышала этот голос раньше.

- Нельзя его колоть так часто. Её сердце не выдержит,– второй голос был совсем молодой  и тревожный.

    Первый человек рассмеялся громким смехом с нотками презрения и жестокости.

- Студент, хватит пускать сопли! Девчонка не жилец всё равно!  Ты разве не знаешь, что Хасан уже ввёл ей твой  препарат? Так что коли ей снотворное. Если она полностью очнётся и начнёт орать – Хасан положит нас рядом. А я ещё жить хочу, и мне наплевать на эту девку.

    Ева вздрогнула от услышанных слов.  Неужели всё вот так нелепо  кончится?  Неужели она  никогда больше не увидит Макса, не увидит родителей?  Сейчас ей было не столько страшно, сколько обидно. Её сердце забилось ещё отчаяние, и аппарат сзади незамедлительно среагировал.  Она почувствовала, как по щеке из под повязки, закрывающей глаза, потекла слеза, оставляя за собой обжигающий воспалённую кожу след.
    Рядом  послышались шаги. Подошедший человек остановился и стоял около неё с минуту. Потом его палец мягким движением вытер её слезинку, и  она почувствовала на своей щеке чьё-то дыхание.

- Лежи тихо, и увидишь его, - он прошептал это на ухо  почти не слышно, но она смогла разобрать.

    Человек взял её под локоть, и Ева почувствовала,  как вену проткнула игла, но через секунду игла двинулась назад. Холодные струйки потекли вниз по коже.
    Ева, всё ещё не веря в происходящее, ждала, что темнота снова поглотит её, но сознание вопреки всему оставалось ясным.  Ужасная головная боль и  слабость во всём теле подтверждали то, что она всё ещё в памяти.
Она была в полной растерянности от происходящего.  Зачем кому-то помогать ей? Что будет дальше? Сколько ей ещё осталось? Лишь слабая ниточка надежды удерживала её. Человек, подошедший к ней, сказал, что она увидит его, Макса. Только ради этого стоило сейчас взять себя в руки последний раз, успокоиться и ждать.
    Ева стала дышать как можно размеренней, прислушиваясь, как аппарат отзывается на её действия.  Звук его постепенно замедлялся. 
    Она лежала неподвижно очень долго, потеряв счёт времени. Она слышала голоса переговаривающихся между собой мужчин, но смысл сказанного не могла уловить. Все темы были ей не знакомы, а люди, о которых  шёл разговор, не известны. Никаких упоминаний о её судьбе или о судьбе Макса.
    Через несколько часов к ней опять кто-то подошёл, поправил  датчики на виске, а потом Ева почувствовала, что в вену на сгибе локтя ей поставили капельницу. В том, что это была капельница, она не сомневалась, потому что игла оставалась в руке, даже когда человек отошёл от неё. Головная боль не проходила, а слабость в теле заставляла Еву часто засыпать, неглубоко и тревожно. Мужчины находились в одном помещении с ней, но судя по голосам, на достаточном расстоянии, чтобы не увидеть, как она вздрагивала каждый раз, когда сон её резко обрывался.

    Ева не спала, она в очередной раз лежала и напряжённо пыталась уловить обрывки фраз, долетающих до нёе, когда вдруг послышался скрип двери, а вслед за ним тяжёлые шаги. Говорящие мужчины разом притихли.

- Студент, ты брал её кровь для исследования? – хриплый голос был совсем рядом с ней.

   Этот голос Ева не смогла бы забыть никогда. Только Хасан мог говорить таким голосом – жестоким и леденящим. Она перестала дышать.

- Да, я брал… Всё так, как и должно быть – эритроциты распадаются очень быстро, следов препарата в крови нет…

    Ева не могла не заметить тон отвечающего, он был напуган и подавлен.

- Сколько она ещё протянет? – снова спросил Хасан.

- Дня  три, не больше…

    Собеседник Хасана ответил совсем  тихо, будто не хотел, чтобы она расслышала его слова,  и в этом почти шёпоте Ева узнала голос человека,   который говорил с ней и не стал делать укол. На лбу у неё выступила испарина от услышанных слов.

- У нас меняются планы.   Там Макс мне решил забастовку устроить, - Хасан усмехнулся, - не встает третий день. Девчонку  спустим раньше,  а то он  умрёт и пропустит самое интересное. Подготовь её.

    Ева потеряла сознание.




*** Макс

    Десять дней…  Я  потерял надежду.  Мной завладело полное безразличие ко  всему.  Я уже не чувствовал голода, только жажду, но пить не вставал.  Мне казалось, что за два последних дня я даже не сменил позу, в которой лежал. Какая-то невидимая сила вдавила меня в  матрас. Иногда я погружался в темноту, и мне нравилось это состояние беспамятства, когда пропадали все мысли,  окружающее не тревожило. Просто пустота.
    Мне вдруг стало интересно, куда они денут моё тело, когда я умру? Просто выбросят где-нибудь в лесу? И никто никогда не узнает, где я нашёл своё последнее пристанище. Я понял, что меня даже оплакивать будет некому.  Я совсем один. В голову ползли несуразные мысли,  и мне захотелось снова погрузиться в темноту, на этот раз навсегда.
    Сверху раздался скрежет замка в двери.  Несколько пар ног спускались по лестнице. Они идут  за мной? Убивать? Как не странно, но мне было совсем не страшно, просто безразлично. Дверь в клетку открылась, люди зашли внутрь, что-то мягкое с шуршанием опустилось на пол.  Через минуту я услышал звук закрывающейся решётки и удаляющихся шагов. Дверь сверху тоже закрылась.
     Я собрал остатки сил и повернул голову.  Мои глаза  долго не могли привыкнуть к свету, но когда моё зрение прояснилось, я почти вскрикнул от увиденного.  Не знаю, как ко мне вернулись силы, но я  вскочил с такой прытью, что заломило суставы.
    Ева лежала в углу на полу маленьким светлым комочком.  Мне показалось, что я не видел её целую вечность, так она изменилась. Лицо её было почти таким же белым, как и моя рубашка, надетая на ней. Руки были покрыты темными синяками. Под глазами чернота. Но она была жива! Она дышала.
    Я подхватил её и,  шатаясь, донёс её до матраса. Моя грудь готова была разорваться от волнения и эмоций, переполняющих меня. Я прижал Еву к себе, и по щекам у меня покатились слёзы радости.  Она со мной!!! Моя любимая девочка.  Мои руки тряслись настолько сильно, что я не мог толком убрать волосы, спадающие на её лицо. Я сдвигал их, но они падали вновь и вновь, закрывая от меня её глаза.
    Глядя на неё, я не мог понять, что с ней происходит.  Ева находилась в каком-то беспамятстве. Её глаза периодически приоткрывались, но мне казалось, что в этот момент он ничего вокруг не видела.  Дыхание её было сбивчивым и тяжёлым.  Я сидел, держа на коленях её светлую голову, не переставая гладить её волосы. От каждого шороха я вздрагивал,  боясь, что её снова заберут.  И в этот момент я готов был броситься и разорвать голыми руками каждого, кто зайдёт в клетку.
    Сколько прошло времени, я не знаю, но за окном уже стало темнеть.  У меня слипались глаза от  долгих бессонных ночей, но я упорно сидел, держа Еву на руках. Я почти уже начал отключаться, когда почувствовал шевеление на своих коленях. Я наклонился к ней, осторожно повернул ей лицо к себе. Её глаза были открыты , Ева смотрела на меня.

- Макс, - я еле услышал её дрожащий слабый голос, - Ты здесь? Ты живой?

    По её щеке скатилась слезинка, упав в мою ладонь. Я прижался губами к её горячему лбу.

- Я здесь, с тобой. Всё хорошо, Ева. Как ты себя чувствуешь?

- Сил совсем нет, и очень спать хочется…  Когда меня принесли сюда? Я ничего не помню…

    Её голос был очень слабым и болезненным. Мне хотелось расспросить её обо всём, что с ней произошло, но я не мог позволить ей не спать.

- Мы поговорим завтра, ладно? А сейчас давай отдохнём… Тебе нужны силы.

    Я нежно обхватил её за плечи и уложил на матрас, обняв своим телом.  Сквозь тонкую ткань я чувствовал жар её тела и неровное дыхание. И нестерпимое чувство тревоги и предчувствия чего-то нехорошего не давало мне расслабиться и насладиться радостью от того, что Ева снова со мной.
    Голова моя ужасно кружилась, а тело всё сотрясалось от нервной дрожи, и я никак не мог унять её. Наверное, нужно было встать,  взять еду, которая до сих пор стояла около решётки, и поесть, чтобы восстановить хоть немного сил. Но я не мог. Мысль о том, что мне придётся отпустить Еву, оторваться от её тела хоть на минуту, казалась мне невозможной. Я так и лежал рядом, грел её  своим телом и шептал ей в затылок слова, которыми я успокаивал скорее себя, чем её.
    Я заснул внезапно и глубоко, будто провалившись в бездонную чёрную пропасть. Я не видел снов этой ночью – ни плохих, ни хороших. Ни разу не проснулся, не чувствуя ни жара, ни холода. Только руки мои сильно сжимали тело той,  чья  судьба срослась с моей судьбой,  подобно сиамским близнецам, и без которой я уже не представлял свою жизнь.
    Когда я очнулся резко утром, Ева ещё спала. Её нежные щёки ввалились, кожа была бледной и стала почти прозрачной, такой, что я мог видеть сосуды, пульсирующие на её шее. Я лежал и смотрел на неё, боясь пошевелиться и нарушить её тревожный болезненный сон.
    Взгляд мой упал на участок стены около меня, где был нацарапан мой календарь. Вдоль неровных, выведенных мною палочек  быстро двигалась муха, словно изучала мои настенные надписи. А за пять с лишним месяцев их было уже много.  Палочки, выцарапанные мною в самом начале, были ужё тёмные и почти не видимые, последние, сделанные десять дней назад, оставались ещё яркими. Я заметил, что первые мои чёрточки были тонкими и неуверенными, но чем дольше я здесь находился, тем глубже и твёрже они были.  Можно было проследить, как росла моя злоба на ситуацию и то, с какой силой я оставлял следы своего пребывания, помечая это место памятью обо мне… о нас. 
    Муха остановилась в районе второго месяца. Приподняв крылышки, она стала потирать друг о друга задними лапками. Она делала это с такой тщательностью  и наслаждением, как будто предвкушала съесть самого человека, рассматривающего её.  А я думал о том, что это маленькое существо сейчас гораздо счастливее, а главное свободнее меня. Она может оказаться в любом месте, когда захочет, и это будет зависеть только от её собственного желания.
     Словно подтверждая мои мысли, муха взлетела и, прожужжав прямо над мои ухом, вылетела из клетки. Я усмехнулся – она определенно издевалась надо мной.

    Рука Евы вздрогнула,  и она открыла глаза,  болезненно поморщившись.

- Ты как, маленькая? – я поправил её в более удобное положение.

    Ева не ответила на мой вопрос. Она нахмурилась, собираясь с мыслями, и подвинулась  ближе ко мне.

 - Ты голодная? Пить хочешь?- я быстро поднялся на ноги. – Там есть немного еды, я тебе принесу сейчас, подожди.

    Я почувствовал, как её пальцы слабо вцепились в мою  руку, останавливая меня.

- Макс, не надо… Мне не нужна еда…

    Я застыл  на месте. Ева потянула меня к себе, заставляя сесть рядом.

- Мне надо многое сказать тебе, а времени у нас совсем мало…

- Что ты имеешь в виду?

- Когда я была там,  у них, я слышала их разговор. Я умираю, Макс.

    Я вздрогнул от её слов и замотал головой.

- Нет, нет. Этого не может быть. Ты просто ошиблась. Тебе могло послышаться, Ева. Ты была без сознания. Это мог быть просто сон.

- Макс, это не был сон. Я была в сознании…

    Я не дал ей договорить.

- Ты не умрешь! Ты просто устала, они тебя накололи чем-то.… – у меня перехватило дыхание от моего напряженного голоса, я почти кричал,-   Сейчас ты немного отдохнёшь, а потом будет всё хорошо…Потом нас найдут, и мы выйдем на свободу… Я увезу тебя с собой, Ева. У меня есть участок земли.  Я построю дом, где мы будем жить вместе. Там рядом лес…красивый.  Я не помню, есть ли там ёлки, но даже если их там нет, я посажу их столько, сколько ты захочешь. Много-много зелёных ёлок. Мы будем счастливы. Ты так долго терпела.  Просто потерпи ещё несколько дней.

    Ева смотрела на меня печально и обречённо.

- У меня нет нескольких дней, Макс, - прошептала она.


    Моих родителей не стало, когда мне было пятнадцать. Они погибли вместе в один миг.  Эта новость застала меня, когда я весёлый и беззаботный вернулся из школы. В тот момент я был влюблен и бесшабашен. Весь мир лежал у моих ног, и мне казалось, что счастье будет нерушимым и бесконечным. Тот холод  по спине, пробравший меня словно электрический ток, я не забуду никогда. Мне словно обрубили будущее,  прервали  жизнь одной фразой.  Вот только что они были,  а через секунду впереди пустота, вакуум.
    Сейчас у меня были же ощущения. Твёрдая поверхность под моими  ногами  уже не казалась такой устойчивой. Спёртый, затхлый воздух подвального помещения, казалось,  лишился тех последних немногих молекул кислорода, которые в нем находились. Я вдыхал, но задыхался. Мне хотелось сказать какие-то слова, но ком в горле не  давал произнести ни звука.

- Макс, просто сядь рядом…  У нас совсем мало времени.. Может быть день, а может  быть только час… Побудь со мной…

    Я рухнул рядом с ней, взял в руки её ладони и уткнулся в них лицом. Её руки были прохладными,  сухими и такими родными. Я просто не мог поверить в то, что могу потерять её… навсегда. 

- Я не верю, Ева…Этого просто не может быть… Что они сделали с тобой?

- Я многого не слышала. Знаю только, что мне ввели что-то, что меня убивает, - её голос прерывался, и я чувствовал, что говорить ей сложнее и сложнее с каждой минутой. Она слабела на глазах.

    Хасан был просто великолепен в своей жестокости. Нет ничего изощрённее пытки, чем смотреть, как на твоих руках медленно умирает близкий тебе человек. И всё это происходило не где-то там далеко, а прямо здесь, со мной, с нами.

- Не оставляй меня… пожалуйста… Борись!  Я столько ждал  тебя, Ева. Всю свою жизнь. Я не могу тебя потерять… Я не выживу без тебя…

-Не говори так! Что бы со мной не случилось, ты должен мне пообещать мне, что не будешь оставлять попыток выбраться и остаться живым. Если не ради себя, то ради меня. Пообещай!

    Я не мог говорить. Не мог оторваться от её ладоней, которые уже стали мокрыми от моих собственных слёз.

- Не плачь, пожалуйста, Макс,- Ева потянула меня к себе,- Не делай мне ещё больнее, чем есть. Я не смогу уйти со спокойной душой, зная, что тебе плохо…

    Мне хотелось поднять голову, посмотреть ей глаза, но я не мог… Как смотреть в глаза человека, который уходит навсегда? Какие слова ей сказать? Чем помочь, как утешить?
    Ева осторожно вытянула из моей руки свою ладонь и опустила мне на голову. Её нежные пальцы слегка перебирали мои волосы, поглаживая их.

- Можно тебя попросить об одной вещи, Макс?

   Я беззвучно закивал головой в её ладони.

- Когда тебя вызволят отсюда,  пожалуйста, навести  моих родителей…мою маму… Я в своей жизни так редко говорила им, насколько сильно их люблю… - голос Евы срывался от  подступивших слёз, она с трудом сглотнула, -  И у меня больше не будет такой возможности… Передай им это от  меня.

    Я уже не пытался сдерживать себя. Моя грудь горела, боль в сердце нарастала. Но физическая боль была ничем, по сравнению с болью душевной. Душа всегда была для меня чем-то аморфным, бестелесным. Но сейчас я  чувствовал свою душу, как мог бы чувствовать любой другой орган. И она болела. Нет… она медленно отмирала, разрываясь на множество мелких  кусочков.

    Поблекшие голубые глаза, ещё недавно смотревшие на меня с нежностью, сейчас были наполнены страданием.

- Тебе больно? – я вытер своё мокрое лицо ладонью, другой рукой гладя её волосы.

    Ева чуть помотала головой.

- Нет, только слабость, совсем нет сил.

    От каждого слова её сухие губы трескались, покрываясь сетью кровоточащих  ранок.  Я осторожно положил её на  лежак, быстро набрал воды и принёс ей, поднеся к губам. Ева почти нисколько не выпила, больше создавая видимость того, что пьёт, для моего успокоения. Я видел, что её глаза закрываются всё чаще, а промежутки времени между моментами, когда она приходила в себя, становились всё длиннее.

    А мне просто оставалось ждать, с ужасом и сожалением того, что будет дальше. Умом я осознавал, что сказанное Евой – правда. Но сердцем я никак не мог принять то, что её может не стать.  Я просто не верил. Надежда на благополучный исход  не оставляла меня ни на секунду.
Осторожно положив её на матрас, я кинулся к камере.

- Хасан, пожалуйста, спустись! Поговори со мной! – мой крик отражался эхом от пустых стен, и произнесённые мною слова  звенели в голове колокольными ударами, - Я выполню всё! Всё, что ты хочешь! Спаси её!!! Спустись, чёрт возьми, Хасан!

    Я силой стукнул кулаком по стене, и боль от удара прошла сквозь моё тело, словно  разряд молнии. На кулаке проступила кровь.
    Около часа я терпеливо стоял, прижавшись к решётке и прислушиваясь к звукам извне. Но никто не пришёл. Казалось, всё кругом просто вымерло. Я понял – кричать  и звать бесполезно… Я просто зря трачу время, которое должен быть рядом с ней.
    Ева тихо лежала на матрасе, глаза её были закрыты. Я лёг рядом, прижавшись к её телу, ощущая кожей её поверхностное редкое дыхание.  В клетке становилось темнее.  Иногда губы её слабо шевелились, я не слышал звука, но мне казалось, что в тот момент она говорила мне  «люблю».  Мне хотелось в это верить…
    Я держал её в руках, тихо укачивая, словно ребёнка. Я повторял, словно мантру слова утешения для неё, не зная, слышит ли она меня, чувствует ли она меня. И вскоре я перестал и сам понимать слова, произносимые мною, моя речь слилась в один сплошной стон.

    Она покинула меня ранним утром. Так же тихо и незаметно, как вошла в мою жизнь.
    Этой ночью я не хотел спать, я хотел быть с ней столь долго, сколько позволит проклятый препарат, забирающий её. Я отключился, как мне показалось, лишь на минуту, видимо, не выдержав бессонной напряженной ночи, а когда резко очнулся, она уже была далеко. Там, где нет боли, страха, решёток.
   В утреннем свете я видел её лицо, нежное и спокойное. Лишь только одинокая слезинка застыла на её ресницах в уголке глаз.  Могло показаться, что она просто безмятежно спит, видя красивые сны. Но я знал, что это не так, я чувствовал это.
   В отчаянии я поднял глаза к тому кусочку неба, что виднелся сквозь решётки маленького окна и застыл… В окне мягкими воздушными пушинками спускался  снег. В октябре… Снег, который так любила Ева. Снег, который Ева больше никогда не увидит.

Продолжение следует.