Жила-была Царевна-Маревна. Была она красоты неописуемой, горда и строптива, отца с матерью добрым словом не баловала. Как-то пошла она на речку гулять, да своим отражением любоваться. Налетели вдруг тучи хмурые, и предстало пред ней Чудище Поганое. Говорит оно голосом гнусавым: «Приголубь меня дева распрекрасная, одарю тебя золотом да бриллиантами, шубами собольими, лентами атласными и станком ткацким». «Вот еще!», - отвечала ему Царевна-Маревна,- «Делать мне больше нечего! Катись яблочком наливным к другим блюдцам, попроще». Разъярилось Чудище и опалило огнем Царевну, забрало себе красоту девичью и исчезло.
Поплакала Царевна, да делать нечего, побрела домой. А родители ее не узнают, в хоромы не пускают, люди смеются. Пуще прежнего пригорюнилась Царевна, и пошла по городам да селам милостыню просить. Однажды забрела она в дивный сад. В саду том девки хоровод водили. Хотела Маревна с ними в пляс пуститься, да не приняли ее девки. Кинули ей кусок хлеба в сторонку, а сами песни поют, байки рассказывают. Насторожилась Царевна и подслушала Сказ о Чудище Поганом, которое красоту и счастье девичье ворует, живет за тридевять земель и сорок морей, узнала, что пытались некоторые смельчаки красоту вернуть, да сгинули бесследно.
Решила тогда Царевна-Маревна к Чудищу отправиться, в глаза его бесстыжие посмотреть. И побрела она лесами далекими, полями широкими. Год идет, два идет, десять идет. Конца и края пути не видно. Башмаки стоптала, ноги в кровь содрала, сарафан износила. Вдруг откуда ни возьмись, перед ней на дорогу выпрыгнул зайчик. – Ты кто, куда путь держишь? – Я Царевна-Маревна, иду к Чудищу Поганому, счастья попытать и красоту свою вернуть. А ты кто? - А я Зайчик-Побегайчик. По лесу бегаю, деток своих ищу. Напала на нас лиса хитрая, да разбежались они в разные стороны, не найти мне их. Помоги мне, а я тебя отблагодарю. Собрала Царевна зайчат по лесу, еще и чужих прихватила. Исколола себе руки кустами и ветками, да колени содрала. Принесла зайчат под кусток к папаше, всех приласкала, приголубила , спать уложила. За это зайчик дал Маревне рубиновый браслет, который на солнце сверкает и дорогу к Чудищу показывает. Надела Царевна браслет на левое запястье и пошла дальше.
Идет, идет. Вдруг под ноги ей голубка рухнула. Слетелись тут голубкины сородичи. Давай крыльями хлопать и хвостами размахивать. – Помоги нам, Царевна-Моревна, оживи нам сестру нашу, а мы в долгу не останемся. Взяла девица голубку в ладони, перышки нежно взъерошила, дыханием своим голубку к жизни вернула. Обрадовались голубушки. – Ложись спать спасительница, а на утро будет тебе подарок. Проснулась утром Царевна, а голуби за ночь соткали ей платье из благоухающих цветов с карманами. Надела Маревна платье, рукой голубушкам помахала и дальше пошла. Шла, шла. Видит на дороге что-то лежит в пыли. А это жаба дух испускает, из нее соломинка торчит. Сжалилась Царевна-Маревна, вытащила соломинку, а жаба ей шепчет: «Возьми меня с собой, я тебе пригожусь». Положила девушка жабу в карман и путь продолжила.
Долго ли коротко, пришла она наконец к морю, и опечалилась. Как же сорок морей преодолеть? Назад пути нет, да и вперед идти некуда. Придется на берегу погибать. Легла она на камни и заплакала, слезами платье оросила. Заблагоухали цветы на все морское побережье. Цветочный запах привлек корову. – Кто ты, плачущий цветок, и что привело тебя в наши края? – Я Царевна-Маревна, Чудище Поганое отобрало у меня красоту мою и счастие, иду в глаза бесстыжие ему посмотреть, да красоту девичью вернуть. Но море мне не осилить. Видно век мне в чужом обличье быть. Отец с матерью не признают меня, люди скабрезничают. Нет мне жизни! – Погоди реветь, - молвит корова протяжно,- В такую даль еще ни одна живая душа не доходила. Меня доить некому. Вымя болит, по земле волочится, молоко в землю сочится. Сделай доброе дело – подои меня. Сама молочка парного отведай, сил наберись. Я тебе за это серьги с бубенчиками подарю. На их звон Чудище к тебе и вылезет. Подоила Маревна корову, напилась молока: кровь по телу разлилась, щеки зарумянились, глаза заблестели. Спрятала серьги с бубенчиками за пазуху и снова пригорюнилась. – Какой толк от сережек, если шум волн любой звук глушит.
Видит Царевна-Маревна огромного орла в небе. – Орел, орел, перенеси меня через моря-океаны! – А ты мне что? - Проси все что хочешь! Спустился орел на берег. – Устал я, Царевна-Маревна, супруга моя с охоты не вернулась, а дети без нее кричат, не угомонятся. Я 3 дня и 3 ночи не спал. Убаюкай их песней колыбельной, сладким голосом. – Да ты что, орел, в своем ли уме?! Я отродясь песен не пела, да и голосом не вышла. Я только плакать да причитать могу. – Твое дело, Царевна, оставайся. А я полетел... Делать нечего, согласилась Маревна, прокашлялась. Отнес ее орел в свое гнездо. А там орлята пищат, скрипят, клювами щелкают. Присела девушка на край гнезда, покряхтела, да запела сладким голосом да по старой памяти. «Ой лялюшки, ой лю лю, вас ребятушки люблю. Пою, прибаюкиваю, вас я убаюкиваю». Притихли орлята, глазки таращат, а спать не хотят. И пришлось Маревне все ласковые слова на свете вспомнить, и пропеть их елейным голосом. Уснули орлята малые сном крепким. Обрадовался орел, поблагодарил Царевну и перенес ее аж за все сорок морей. Распрощались они добрыми друзьями.
Вот стоит Царевна-Маревна. Весь путь пройден, а Чудища нет. Достала она серьги с бубенчиками, надела их и головой покрутила. Раздался звон мелодичный. Потемнело небо, поднялся ветер, вылезло из - под земли Чудище Поганое, красоты невыразимой, ворованной. – Кто тут глупый такой, кто пришел ко мне и хочет звонкими сережками одарить? Кто смерть верную ищет? – Это я, Царевна-Маревна! Хочу в глаза твои бесстыжие посмотреть и сказать тебе все, что про тебя думаю! – Ну, говори, говори, детка, коль не наговорилась. Открывает Царевна-Маревна рот, а слова вымолвить не может: горло сдавило, язык не ворочается, гнев в груди клокочет. Стало Чудище надсмехаться над бедняжкой. – Ой, ты какая жалкая и некрасивая, ты на кой ко мне пришла? Я тебя, убогую, уже всего лишил: на лицо твое страшное никто не взглянет, слова доброго не скажет, замуж не возьмет.
Не стала терпеть Царевна-Маревна насмешки, достала жабу и кинула Чудищу в лицо. Чудище руками замахало, на месте запрыгало. И увидела девица, как лицо Чудища Поганого покрывается бородавками. Отступил страх, засмеялась Маревна заливисто и звонко. От этого смеха из-за туч выглянуло солнце. Чудище от удивления и растерянности глазищи широко распахнуло, на Царевну-Маревну глянуло. Блеснул рубиновый браслет и ослепил Чудище. Рассыпалось оно на тысячу мокриц, которые тут же в земляные щели попрятались. Остались от Чудища Поганого лишь красные сафьяновые сапожки. Обула Царевна-Маревна сапожки и красота к ней вернулась. Слышит она, конь позади хрипит. Обернулась и увидела Добра Молодца на вороном коне. Молодец в рубахе расшитой, весь из себя ладный, хороший и пригожий, иностранными языками владеющий. Зарделась девица, взор потупила, каблучком притоптывает. Усадил ее молодец на коня и повез в свои хоромы. Сыграли они свадьбу знатную, родителей позвали, все были сыты-пьяны, на девицу-красавицу налюбоваться не могли, расхваливали на все лады.
И я там был, мед и пиво пил, по усам текло, по бороде текло, да в рот не попадало, и все мне было мало.