4. Красноуфимск

Красноуфимский
сельскохозяйственный техникум
(август 1957 –март 1961 годы)

ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЭКЗАМЕНЫ И ЗАЧИСЛЕНИЕ

Попрощавшись со всеми друзьями-товарищами, я отправился в незнакомые мне края. Это была моя первая самостоятельная поездка. Предстояло сперва добраться до Свердловска, там закомпостировать проездной билет до Красноуфимска. Самым трудным оказалась процедура компостировки, так как в билетном зале толчея стояла страшная,  некоторые рьяные пассажиры буквально по головам лезли к кассовым окошкам-амбразурам. Наконец, я получил нужную отметку на билете, дождался нужного поезда и отправился в Красноуфимск.

Ехал я в тесном общем вагоне, а в голове роились десятки мыслей-вопросов. Чем объяснить, что меня потянуло учиться на агронома,  профессии, которая предполагает связать свою дальнейшую работу и жизнь с сельской местностью?  Со своим другом Лёвкой Адлером мы не один вечер говорили на эту тему. Он никак не мог понять, почему меня потянуло учиться, как говорил мой друг, на „колхозную“ профессию? Аргументы в защиту выбранной профессии я приводил такие: в деревне чистый здоровый воздух, природа – лес, речка – рядом, нет городской суеты – жизнь спокойная, буду иметь свое молоко, мясо, картошку, овощи. Как убийственный аргумент я выложил другу: „Там нет асфальта, поэтому обувь будет меньше изнашиваться.  Какая экономия будет!“. 
Лёвка слушал, с некоторыми доводами  соглашался, но добавил, что сам ни за что в деревню не поедет.    На мой выбор  сельской профессии повлиял и еще один  фактор.  В те годы в нашем городе часто демонстрировали кинофильмы с деревенской тематикой: „Трактористы“,  „Кубанские казаки“,  „Свинарка и пастух“,  „Свадьба с приданым“, только что появившийся фильм „Дело было в Пенькове“.  Фильмы эти были пронизаны романтикой сельской жизни, которая не давала мне покоя, глубоко взволновавшая моё воображение.   Этот факт тоже лег на чашу весов моего выбора. Жизнь покажет правильность моего выбора. Да, в силу объективных причин я не сумею работать на обширных полях, но знания особенностей жизни и развития растительного мира, полученные мною в стенах сельскохозяйственного техникума от талантливейших преподавателей, станут путеводной звездой всей моей жизни.

Прибыв в  техникум, я узнал, что на агрономическое отделение, куда я хочу поступить, принимается только одна группа – 30 человек, а желающих поступить – 150 абитуриентов.  Мне предстояло выдержать конкурс - пять человек на одно место.    Нам нужно было сдать четыре экзамена: русский язык (письменно – диктант и устно) и математика (письменно и устно). Уже после первого экзамена – диктанта - половина претендентов отсеялась. Оставшиеся три экзамена я тоже успешно сдал и был зачислен на агрономическое отделение Красноуфимского сельскохозяйственного техникума.

Должен отметить, что во время сдачи документов и на всех четырех экзаменах я никакого недоброжелательства со стороны преподавателей техникума не испытывал. Это было время, когда годом раньше прошел ХХ съезд КПСС, время, когда жестокий сталинский режим сменился хрущевской оттепелью, и дети спецпереселенцев поначалу мелкими ручейками, а потом широким потоком хлынули в различные техникумы, а позднее - и в институты. Правда, не во всех их допускали.

Красноуфимский техникум – это одно из старейших учебных заведений области, история которого ведется с 1 июля 1875 года. Кроме агрономов - полеводов здесь готовили еще агрономов – овощеводов и механиков. В текущем году по специальности овощеводов приема не было.

Приказ о зачислении в техникум нам зачитал сам директор техникума Михаил Захарович Комаровский. Он же назначил временно (до начала учебного процесса) исполнять обязанности старосты группы  Ещеркина Александра, уже прошедшего службу в армии.  Директор техникума показался нам очень суровым и жестким человеком. Потом мы узнали его ближе, за его внешней суровостью скрывалась глубокая человечность, энциклопедическая образованность и страстная приверженность к агрономической науке. И еще, оказалось, что это его последнее зачисление молодежи в ряды студенчества: с первого января 1958 года Михаил Захарович уходит с поста директора техникума, уходит на пенсию. И только нашей группе он будет преподавать почвоведение (земледелие).
 
Сразу после зачисления нам выделили постоянное жильё в деревянном общежитии (пристрой к дому культуры) на высоком берегу реки Уфы и объявили, что через неделю нам предстоит выезд на дальний покосный участок для заготовки сена коровам и лошадям учебно-опытного хозяйства техникума. За эту неделю мы должны съездить домой, взять необходимые вещи и быть готовым к отправке на сенокос.  Большинство из нас прибыли из дома в техникум даже раньше назначенного срока.   
   
Эти выпавшие нам свободные дни мы использовали для знакомства с городом. Город расположен на высоком правом берегу реки Уфы.  Само поселение было основано еще в 1734 году казаками как крепость для защиты русских сел и городков на севере от набегов башкир. И сейчас еще сохранилось каменистое возвышение на прибрежной улочке, которую венчает полуразрушенная старинная сторожевая башенка казаков. Позднее мы узнали от старожилов, что от этого места, якобы, ведет подземный ход в сторону сельхоз техникума.  Первого июля 1875 года в городе открылось реальное училище с горно-заводским и сельскохозяйственным отделениями, которое в 1880 году получило статус реального сельскохозяйственного училища. Уже в советское время училище было переименовано в техникум, прославившийся выпусками отличных кадров – специалистов сельского хозяйства. Эти же дни мы посвятили для постановки на комсомольский учет в райкоме комсомола, а я еще и в комитете по спорту (как „Судья“ третьей категории),  посещения городского  музея  рядом с рынком. Кстати, на этом рынке бабки продавали отличнейшие малосольные огурцы,  и я впервые до отвала наелся этим деревенским деликатесом. 


НА СЕНОКОСЕ   

Через пару дней нашу группу под руководством преподавательницы истории Валерии Ивановны  Кобелевой отправили на покос. Это был дальний участок,  на границе с Молотовской областью (со 2 октября 1957 года – Пермская область, с 1 декабря 2005 г. – Пермский край). 

Несколько часов езды на кузовной машине и мы прибыли на большую лесную поляну. На одной стороне этой живописной  поляны стоял жилой дом с различными пристройками  одной семьи. Напротив, метров через 150, стоял пустой деревянный амбар давнишней постройки, но хорошо сохранившийся.
Вот в этот-то амбар  нас и поселили. Никакого электрического освещения ни в нашем амбаре, ни в избе хозяев поляны не было. Хуторяне при необходимости пользовались керосиновыми лампами, а мы и без них обходились.

Уже на другой день мы приступили к сенокошению: косили рослую траву на ближних и дальних от нашей поляны участках.  Косили вручную и конной косилкой. Многие из нас, в том числе и я, впервые столкнулись с этой работой. Первые 2-3 дня было тяжело, но потом мы усвоили премудрости сенокошения, привыкли.

…Меркнет ночь. Завороженные, стоят во сне повитые туманом деревья. Мы, досматривая последние сновидения, еще находимся в крепком утреннем сне. Первыми на нашей поляне о начале нового дня нас извещали неугомонные петухи наших хозяев с хутора, одинокого дома с разнообразными пристройками. Хозяева-хуторяне тоже просыпались рано, когда тени ночи еще бродили в густом прохладном тумане. Хуторяне  еще по утренней росе начинали свою покосную работу. Мы же на покосных делянках появлялись часом позже. Хуторяне к этому времени успевали сделать уже три-четыре прокоса.
От хозяев-покосников мы научились отбивать и затачивать косы, идти ровными рядами, равномерно взмахивая косами-литовками, сгребать уже высушенное сено в валки, а потом метать длинные скирды-зароды. 

Еду для всей группы мы варили на улице под навесом-защиты от дождя. Поваром мы выбрали самую старшую из нашей среды - Аду Ивунину. На подхвате у нее, костровым, были мы, парни. Костровыми мы были по очереди. Если группа косила недалеко от нашей жилой поляны, то на обед все ребята подходили к амбару.

Когда косили на дальних участках, то помощник поварихи брал у хозяев поляны коня, запрягал его в телегу, на которую водружались и накрепко привязывались два больших молочных бидона (один с едой, другой – с питьем), а потом вместе с поварихой доставляли обед к месту покоса.

Увидев приближающуюся подводу с обедом, мы бросали работу, с разных сторон покоса медленно приближались к кустарникам, росшими по краю поляны, споласкивали разгоряченные руки и лицо холодной водой и усаживались обедать. Кто-то усаживался прямо на поляну, кто-то взгромождался на кучу свежескошенной травы или уже  высушенного сена. Сначала ели в тишине, но постепенно голод и усталость проходили, и мы начинали перебрасываться шутками.  После обеда некоторые из нас умудрялись даже вздремнуть минут пятнадцать-двадцать, лежа на своих курточках в тени кустов. Наконец, звучит команда Валерии Ивановны: „Подъем!“, мы нехотя поднимаемся и медленно разбредаемся по своим участкам, чтобы до вечера в поте лица махать литовкой и сгребать высохшее сено.

В жаркие дни на покосные поляны в большой фляге подвозилась питьевая вода, которую мы брали из холоднющего родника, находившегося неподалеку от нашего амбара. На покосе эта фляга ставилась в тень кустарников.

Мы - молодые люди послевоенного времени, не избалованные обильной и изысканной едой, немало были удивлены той сытной пищей, которой нас кормили. От хозяев нашего хутора мы сполна снабжались молоком, картошкой, свежим луком и другой зеленью,  несколько раз нам выделялись яйца и сметана.
С обеспечением нашей группы мясом дело обстояло так: первая порция свежего мяса, заготовленная на животноводческой ферме учхоза  техникума, прибыла на машине вместе с нашим привозом, а потом свежую баранину мы получали от хозяев хутора.  Каждые два дня мы получали вкуснейший свежий хлеб, который хозяйка хутора выпекала в своей домашней печи. 
Я предполагаю, что наш техникум имел договоренность с хуторянами по части нашего обеспечения этими продуктами и денежно оплачивал за предоставленные продукты. В выгоде были все три стороны: техникуму это  обходилось дешевле, чем привозить продукты из Красноуфимска, хуторяне имели дополнительный денежный доход со своего подворья с большим огородом и живностью. Мы же были довольны сытной и бесплатной едой.   

************************************* 

Две недели, проведенные на этой чудесной поляне, пролетели быстро и весело.  Оказалось, что наша группа состоит и из вчерашних школьников, и из людей, имеющие уже трудовой стаж, самым младшим было по 14 лет, а самой старшей – Аде Ивуниной – было 32 года.   Совместное проживание и каждодневная работа на виду друг у друга помогла нашей группе в краткий срок узнать друг друга и сдружиться. 

Мы умудрились даже полуторачасовой концерт подготовить и показать его жителям деревни Молотовской области, располагавшейся в 5-6 км от нашей поляны. Инициатором концерта был Акиев Рудольф, как потом оказалось, большой любитель художественной самодеятельности.
 
 Выкосив все участки и сметав всё заготовленное сено в большие зароды, мы прибыли в Красноуфимск и приступили к учебе. Уже первые лекции меня заинтересовали, особенно по ботанике.   


Деревня ШУРТАН:  УБОРКА КАРТОФЕЛЯ.

Но занятия в техникуме продлились недолго.  Уже в конце первой недели сентября студентов отправили по совхозам района убирать картошку. Нашу группу направили в деревню Шуртан, которая находилась в нескольких километрах от села Нижний Иргинск и около сорока километрах от Красноуфимска. Деревня располагалась на длинной, но узкой долине. С одной стороны деревни протекала узкая речка Шуртан, а с другой стороны был высокий и крутой  косогор, заросший в верхней части хвойным лесом. 

Поместили нас в пустой дом, который стоял на берегу этой небольшой речушки. В доме никаких комнат не было. От одной стены дома до другой были оборудованы двухъярусные нары. Нижний ярус мы выделили девушкам, а сами разместились на втором этаже. Руководителем у нас опять была Валерия Ивановна Кобелева, которую через неделю заменил другой преподаватель.
По утрам нас будили деревенские петухи, потом мычали коровы, а вот уже и дужки ведер у бредущих к колодцу деревенских женщин  начинают свою скрипучую песнь. Нехотя, просыпались и мы.

Хвойный лес на противоположном берегу Шуртана склонил свои пышные вечнозеленые кроны над тихой гладью утренней реки. Над водой неторопливо плывут похожие на призрак обрывки  тумана, а в низком пенно-облачном небе кое-где пробиваются слабые солнечные лучи. Деревня начинала свой новый день привычной размеренной жизнью.

Каждое утро, позавтракав, мы направлялись на колхозное картофельное поле и собирали клубни вслед за прошедшим трактором, который выворачивал пласты картофельных рядов. Когда же трактор ломался, нам вручали вилы: один подкапывал два рядка, а два человека подбирали за ним клубни.  Обед подвозили прямо на поле.  Уставали за день, конечно, но не роптали.  Многие из нас приобретали опыт деревенской жизни. Запрягать коня я научился еще на покосе, а здесь, в Шуртане, я основательно закрепил эти навыки и научился  лихо управлять этим умным деревенским животным.

Вечерами после трудового дня мы, накинув на плечи свои пиджаки,  любили сидеть на берегу Шуртана около костра. Любовались луной, выглянувшей поверх лесной кромки. Её сияние заливало русло реки, придавая  золоту песка серебристый отлив. Поверхность воды,  как зеркало, отражала звезды и темные шапки деревьев. Весь мир, казалось, прислушивался и чего-то ждал.
 Чувствовалось приближение осени, она пахла сыростью с едва уловимой примесью тления. А еще со стороны деревни тянуло едким дымком – это деревенские жители сжигали на своих огородах картофельную ботву.  С той стороны речки, от леса, ласковой волной докатывался до нас целительный запах хвои. Над рекой далеко разносились задушевные песни наших однокурсниц, кое-кто из парней умело и не очень подпевал им.

Шуртан – деревушка маленькая, но своя начальная школа была и в этом здании была небольшая библиотека. Много вечеров после трудового дня я провел в этой библиотеке. Библиотекарша (совмещавшая эту миссию с основной работой на свиноферме) открывала мне библиотеку, а сама, обычно, тут же уходила домой, а я погружался в мир книг по новой для меня сельскохозяйственной тематике. 
Почти три недели мы жили в деревне и работали на колхозных полях Шуртана.

Наконец, весь картофель был выкопан, отсортирован и уложен в  отсеки картофелехранилища на зимнее хранение.  Получив благодарность за помощь и отличную работу, мы на бортовой машине были отправлены в Красноуфимск.

*********************************   


НАУКА ХЛЕБОРОБА

И началась у нас настоящая студенческая жизнь. Мы знакомились с укладом жизни и традициями старейшего учебного заведения в городе, нашего техникума, интересовались у старшекурсников об особенностях нашей будущей профессии. Особенно близко мы сошлись со студентами третьего курса агрономического отделения.
Первый год нашего обучения в техникуме совпал с ошеломляющим событием того времени. Этим неожиданным и радостным событием для нас, как и для всего советского народа, был запуск 4 октября 1957 года первого в мире искусственного спутника Земли. Это грандиозное событие человечества взбудоражило и весь мир. Мы ежедневно слушали сообщения по радио о местах, где невооруженным глазом можно наблюдать  движущуюся светлую точку. Вечерами все жильцы  нашего общежития высыпали на улицу и устремляли свой взор на небо в надежде увидеть проносящийся по нему спутник. Увидев его, мы не кричали, мы орали от счастья и от гордости за нашу – советскую – науку.
Годы учебы в Красноуфимском сельскохозяйственном техникуме были моими самыми лучшими годами юности. Лекции, практические занятия, полевые практики, работа в нашем учебно-опытном хозяйстве, общественная работа – всё это так закрутило нас, что никакого намека на скуку у нас не было. Вместе с тем, такая насыщенная жизнь приучила нас к самоорганизации, которая так  пригодилась нам впоследствии.
Основное внимание мы, конечно, уделяли учебе. Мы не только тщательно конспектировали лекции, но и много времени проводили в читальном зале нашего техникума. Какое там было богатство! Я полностью окунулся в литературу и уклад жизни новой для меня биологической и сельскохозяйственной науки. Я погрузился в труды Вильямса и Докучаева, Мичурина и Лысенко, Прянишникова и Тимирязева,  знаменитого агронома прошлого Стебута и знаменитого агронома современности Мальцева. Многое из прочитанного в трудах корифеев биологической и сельскохозяйственной наук я до конца не понимал, но суть улавливал. Надо отметить, что труды Н.И. Вавилова, Вейсмана, Моргана, Менделя тогда были запрещены, так как на них был навешан ярлык антимичуринского, антинаучного учения. Трудов этих ученых в библиотеке не было. С трудами этих ученых я познакомился много лет спустя, когда я уже работал в школе, преподавая биологию. После развенчания авторитета „народного академика“ Лысенко, ярого противника западных и советских генетиков, имена этих ученых были реабилитированы, их труды постепенно стали издаваться и становились доступными для общественности. 

Именно в годы учебы в сельскохозяйственном техникуме я начал собирать книги по различным темам: ботаника, сельское хозяйство, история, спорт, художественная литература. Книги я покупал в магазинах, выписывал из Посылторга, экономя деньги на всем, на чем можно было.
Однажды, возвращаясь после учебных лекций домой,  в общежитие, прямо на улице у дверей  городской библиотеки  я увидел гору книг. Зайдя в здание библиотеки, я узнал от сотрудников, что это списанные книги (распоряжение пришло из областного отдела культуры) и их должны вывезти для сдачи в макулатуру. В этой горе  было много книг еще в хорошем состоянии.  Я был в шоке от такого варварского отношения к книгам. Я неистово начал здесь рыться. Отобрал себе десять томов избранных произведений И.В. Сталина в твердых темно-коричневых обложках,  все эти книги были в отличнейшем  состоянии,  и отнес их в свою комнату общежития. Во вторую ходку я отобрал   еще с десяток  книг, в том числе книги по ботанике, изданные еще в начале ХХ века, в дореволюционное время. Здесь же я нашел и определитель растений знаменитого ботаника П.Н. Крылова, изданного еще в далеком 1900 году на языке старого правописания.    Вот счастье-то мне привалило! 
Книги, накопленные в студенческое время - это была моя основная ценность, это был мой основной  груз, который я увозил из Красноуфимска после окончания техникума.
Курс по почвоведению у нас вел Михаил Захарович Комаровский. Как он мучился с нами,  стараясь довести  до нас премудрости этой науки! Ионы, катионы, электроны и их поведение в почвенных растворах были для нас сверх понимания. Учебник  таким сложным языком излагал суть дела, что еще больше  запутывал нас.  Видя такое дело с нашими познаниями химии, Михаил Захарович капитально переработал учебник, сделал его язык доступным для нашего ума и основные понятия по теме лекции давал нам под свою диктовку. А иногда суть лекции излагал своим крупным размашистым почерком на  5-10 листах и давал их нам на руки, а мы уже после занятий конспектировали содержание в свои общие тетради.  Вскоре всё у нас вошло в колею, мы начали понимать то, что объяснял преподаватель. 

ОТСТУПЛЕНИЕ № 1:  Среди выпускников и преподавателей Красноуфимского сельскохозяйственного техникума  (сейчас  (2012 год) - аграрного колледжа) достойное место занимает Михаил Захарович Комаровский, бывший преподаватель земледелия (почвоведения), завуч и директор техникума.  Он один из первых учащихся, поступивших в это учебное заведение в первые годы советской власти. После его окончания учился на агропедагогическом факультете Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Он был лучшим студентом в группе, хорошо усвоил учение о почвах и системах земледелия, за что академик В. Р. Вильямс вручил ему свою книгу.
С сентября 1937 года по сентябрь 1941 года М. 3. Комаровский работал заместителем директора по учебной части, a затем по январь 1958 года трудился директором техникума и  воспитал многие поколения агрономов.  Учитель агрономов - такое почетное звание получил он от благодарных выпускников техникума. И это было заслуженное звание.   
Михаил Захарович «был недоступной, недосягаемой фигурой. Насупленные брови, внимательный взгляд из-под очков, стремительная походка, отутюженный костюм, начищенные до блеска ботинки», - так отзываются о нем некоторые выпускники техникума и отдают должное его человечности и добропорядочности.

ОТСТУПЛЕНИЕ № 2:  Со временем с Михаилом Захаровичем у меня сложились неплохие отношения. Вдвоем со своей супругой жили они в одноэтажном деревянном доме на углу улиц Ленина и Октября. Этот дом  был построен в те же годы, что и учебные корпуса техникума (в 1880 году), примыкал к общему двору техникума и еще изначально предназначался для директора реального училища. У них было четверо детей: две дочери и два сына.  После окончания техникума мне несколько раз пришлось бывать в Красноуфимске и в каждый свой приезд я навещал своего наставника.  Первый раз это было летом 1961 года, когда я был на курсах  апробаторов на селекционной станции, а в последний раз я виделся с ним летом 1975 года, когда праздновалось 100-летие основания техникума.  И каждый раз меня приветливо встречали Михаил Захарович и его супруга Маргарита Евгеньевна. Рослая, статная хозяйка, на четыре года старше мужа, но не потерявшая своей красоты и обояния, накрывала нам стол прямо на уютной веранде. Разные постряпушки мы запивали ароматным, с вареньем собственного изготовления, чаем и предавались приятной беседе. Много полезных житейских и профессиональных советов получал я от этой удивительно интеллигентной семейной пары.
Потом многие годы мы вели переписку, а когда я начал работать учителем биологии  в сельской школе, в которой даже элементарных таблиц по ботанике не было, Михаил Захарович из запасов техникумовского кабинета ботаники прислал мне целый рулон этих таблиц, столь ценного для меня наглядного пособия.
При последней нашей встречи (июль 1975 года) я ясно почувствовал недоумение и горькую досаду по поводу того, что Михаила Захаровича не пригласили на юбилейные торжества техникума. Конечно, новая администация техникума проявила глубокое неуважение к человеку, столько лет возглавлявшему это учебное заведение и так много сделавшего, чтобы Красноуфимский сельскохозяйственный техникум стал настоящей кузницей сельскохозяйственных кадров - агрономов и механиков. Я как мог успокаивал Михаила Захаровича и Маргариту Евгеньевну. В душе у меня тоже горело возмущение столь бестактным отношением к ветерану – замечательному преподавателю и руководителю.  Свое возмущение я на следующий день высказал членам администрации техникума. Смутившись, они стали оправдываться тем, что случилось недоразумение, что ответственные за рассылку приглашений просто забыли послать приглашение, оно где-то затерялось в ворохе бумаг. По реакции членов администрации я понял, что не только от меня им приходится выслушивать упрек в свой адрес по поводу столь  бестактного отношения к Михаилу Захаровичу Комаровскому.
 
      Уточнение:
      Комаровский Михаил Захарович   (24.02.1898 - 08.02.1980).
Жена: Иванова Маргарита Евгеньевна (03.05.1894 - 28.04.1988).
Дети: 1. Гермиона  (21.01.1922 - 08.01.1993),
      2. Георгий (р. в с.Александровское  Красноуфимского  р-на; 03.07.1923 - 19.11.2011),
      3. Нина (29.10.1925 - проживает в Севастополе (на сентябрь 2017 г.),
      4. Владислав  (27.02.1929 - 30.06.1995).   
                ********************* 

В  памяти остались чудесные уроки-лекции  Николая Павловича Жиганова, преподавателя математики.  Его кабинет был очень уютным, в нем чувствовалась какая-то домашность. Спокойная и приятная речь Николая Павловича во время объяснения создавала обстановку дружеской беседы. Его чертежи по геометрии были идеальными, даже изящными. Изложение теорем и доказательств были четкими, а выводы - краткими. Такую аккуратность он требовал и от нас.   Про таких преподавателей говорят «ему удавалось привить уважение к премудростям вычислений и убедить, что при усердии «и невозможное возможно». 
                **********************
   
Не могу не вспомнить  и Мефодия Иосифовича Нефёдова. Тем более, что он был нашим куратором, классным руководителем. Хотя физика - наука нелёгкая, мы никогда не уставали. Настоящий артист из народа, Мефодий Иосифович давал нам разрядку. Уроженец  местного населенного пункта Сарана, чтущий деревенские обычаи, он знал много обычаев местного населения и щедро делился с нами этой народной мудростью. Заядлый курильщик, он умудрялся курить и во время лекции. Учебниками физики мы не пользовались, весь материал он диктовал нам, а мы аккуратно записывали в свои толстые тетради-конспекты, где делали и разные схемы.  Во время курения Мефодий Иосифович заходил в лаборантскую и, стоя в проеме двери, диктовал нам текст. Мы иногда сравнивали наши записи с записями его лекций у старшекурсников.  Текст совпадал из слова в слово. Поразительно! 
В музее агроколледжа помещён портрет М.И. Нефёдова, ветерана, легенды техникума.
                ***********************


Моими любимыми лекциями были лекции по растениеводству,  ботанике, овощеводству, а на лабораторных занятиях по этим предметам я готов был сидеть до ночи.  Интересно было изучать устройство  и принцип работы  сеялок, комбайнов, веялок.
После первого курса у нас была полевая практика по почвоведению. Мы изучали почвенные разрезы, для чего приходилось копать ямы в рост человека. На отвесной стенке этих ям мы отмечали почвенные горизонты, по образцам  из этих горизонтов мы определяли физические и химические свойства почв.  В завершение работы по каждому разрезу мы брали почвенные монолиты.
Написав отчеты по практике, мы разъехались по домам. Это были наши первые летние каникулы, мы спешили домой, аудитории техникума  до сентября опустели.  В Краснотурьинск, конечно, хотелось, но в то же время жалко было расставаться с техникумом, к интересной жизни которой я успел привыкнуть.   


ПЕРВЫЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ КАНИКУЛЫ.

Мама еще в конце 1957 года получила отдельную комнату в коммунальной квартире на две семьи. К счастью, соседи оказались порядочными людьми, никаких конфликтов не возникало. Квартира была в том доме, который находится на углу улиц Маркса и Пушкина, рядом с Дворцом культуры БАЗ.  В комнате у мамы было чисто, очень аккуратно.
Уже в первый день моего приезда мама начала готовить лапшу для супа. Как сейчас вижу ее: невысокая ростом, волосы спрятаны под  белую косынку на голове, в белом фартучке, мама, ловко орудуя скалкой,  раскатывает на столе тесто. Полученные тонкие круги теста, она подхватывала двумя руками, несла к кровати и осторожно помещала их на белую простыню, расстеленной поверх одеяла, чтобы здесь эти круги немного подсохли.  Потом эти подсохшие круги теста разрезались на части, каждая часть сворачивалась и из нее  нарезались ленточки лапши.  Готовая лапша заправлялась в кастрюлю, где в кипятке уже варилась курочка.  Получался суп с  вкуснейшим бульоном. Наблюдая за тем, как я аппетитно поглощаю еду и нахваливаю ее, мама только улыбалась и любовно подкладывала мне дополнительные кусочки курочки. 
    
Три недели лета 1958 года в Краснотурьинске были заполнены встречами с друзьями, отдыхом на городском пляже, посещением библиотек, участием в работе судейских бригад и посещением подсобного хозяйства на 42 квартале. Здесь я познакомился с Александром Андреевичем Эйзенахом, агрономом хозяйства, который провел для меня прекрасную экскурсию по своим угодьям, угощая меня то свеженькими огурчиками, то первыми тепличными помидорчиками.

******************************* 

Озеро Светлое

 В эти каникулы я несколько дней провел в гостях у своего друга, однокурсника по строительному техникуму Валерки Зверева, который жил в поселке - руднике Черёмухово Североуральского района. Пригородным поездом я добрался до Североуральска, а потом 22 километра - рабочим поездом до Черемухово. Знаток своей местности, Валера предложил совершить поход к красивейшему озеру Светлое, которое славилось у местных рыбаков, и там порыбачить. Озеро это находилось в окрестностях старинного села Всеволодо-Благодатска.
В те годы добираться туда было совсем непросто. Рано утром, нагрузившись кое-какими  продуктами и рыболовными принадлежностями, мы отправились в путь. Тогда  дорога сначала  вела до села  Тренькино, которое стояло на реке Сосьва – это 8 километров. Затем 12 километров  до села Всеволодо-Благодатское, и далее ещё пять километров до озера. Дорогой в те времена её можно было назвать только условно. Много позднее я узнал, что это был старинный зимний тракт из поселка Берёзово Тюменской области в Свердловскую область, проходивший через мансийские посёлки Няксимволь, Усть-Манья, Суеват-пауль, Бурмантово, город Ивдель. Использовался он более

200 лет, но только зимой. Обозы с рыбой и пушниной на лошадях и оленьих упряжках по зимнику шли на юг, обратно везли муку,  сахар,  боеприпасы. Летом она была совершенно разбита, вся в глубоких колеях, залитых водой. Никакой транспорт по ней не передвигался. В сухое время года иногда проходила машина для снабжения магазина во Всеволодо-Благодатске и трёхтонка ЗИС-5 с газогенераторным двигателем, которая вывозила из мест сбора бочки с сосновой смолой - живицей. И то на отдельные горки, как говорил мне Валерка, она не могла подняться передним ходом, приходилось разворачиваться и заезжать задним ходом.
Погода стояла чудесная - яркий солнечный и тёплый день. Пеший поход нас пока не утомлял. Мы шли, болтая обо всем, и радовались жизни.
Первый привал мы сделали в Тренькино, прямо на берегу реки Сосьва. Это старинное село с уже давно почерневшими домами располагалось на возвышенном берегу реки. Около каждого дома был большой загороженный выгон для скота, покрытый высокой сочной травой. Жило там только несколько человек - лесник и несколько семей со стариками. Молодёжи мы не видели совсем. Село вымирало.  Место же в долине реки было исключительно красивым - заливные луга кругом, чистая, прозрачная вода в реке.  На западе виднелась громада горного массива  "Денежкин Камень", на нем уже просматривались и отдельные увалы, и соседние вершины. В то время это был заповедник, где была соответствующая охрана.
Любуясь окружающей нас природой, мы здесь же на берегу реки развели костёр, сварили суп-трататуй с тушёнкой, выпили чаю и двинулись дальше.

А далее путь наш шёл до села Всеволодо-Благодатское. Этот отрезок пути (12 км.) дался уже значительно тяжелее первого. Через три часа, придя в село, мы расположились на траве рядом с колодцем с питьевой водой, напротив неказистого магазина. Это тоже было старинное село, но с неожиданно большим числом жителей. Там располагалась контора заповедника „Денежкин Камень“,  контора "Химлесхоза", работники которой заготавливали сосновую живицу, жило много профессиональных охотников и несколько семей  манси. В селе была и школа, и библиотека, и медпункт. С запада  над селом как бы уже нависал горный массив "Денежкин Камень", до подножия которого было 22 километра. Село располагалось на склоне горы.

В магазине мы докупили себе некоторые продукты с собой на озеро, доставали и пили колодезную воду и сидели, отдыхали. В памяти почему-то остался вкус конфет - подушечек, которые мы запивали исключительно вкусной колодезной водой. Я никак не мог подумать в то время, что через семь лет снова окажусь в этом селе, но буду не один, а привезу сюда своих учеников и поведу их на Денежкин Камень.
 
 Часа через два мы вышли из села на последний отрезок пути – к озеру. Дорога шла  сначала на северо-восток по ивдельскому тракту (три километра), затем мы свернули вправо,  и через  два  километра перед нами открылась панорама озера. Последние метры мы  уже еле-еле ползли - сил уже не оставалось – позади всё-таки двадцать пять километров пути.    Остановились в избушке, которая принадлежала работникам Химлесхоза – вздымщикам и сборщикам сосновой смолы - живицы.  Там ночевали и рыбаки.   
Собрав сушняк, мы развели костер, поставили котелок для чая и сидели у огня, отдыхали. Лодок в те годы там было мало, все они имели своих хозяев, которые, уходя домой, прятали их в укромных местах. Валера пошарил в кустах, нашел лодку, и мы отправились за добычей. Мне на удочку попались несколько окуней и ершиков, а Валера на спининг поймал щучку. На берегу мы сварили чудесную уху, наелись досыта и блаженствовали у костра, где нам не так докучали комары.  Ночевали мы в избушке, где комаров было не намного меньше, хотя мы там всю ночь держали дымокур, который вместо комаров выедал глаза и не давал спать.

Утро следующего дня выдалось солнечным и мы имели возможность более детально познакомиться и полюбоваться красотой озера.  Озеро Светлое в те годы можно было смело назвать жемчужиной среди всех озёр Северного Урала, которые много позднее я видел в большом количестве. Озеро немного овальной формы, располагалось в окружении почти со всех сторон соснового бора из громадных корабельных кондовых сосен с ягодниками внизу. Вода сверху имела аквамариновый цвет, а прозрачность такова,  что на глубине нескольких метров были видны движущиеся косяки рыб. По окружающему великолепию ближе всего к нему можно поставить Большое Княсьпинское озеро в  Карпинском районе, где неповторимый пейзаж создают мощные кедры на одном из окружающих склонов, но само озеро очень мелкое, а вода тёмная. Любуясь пейзажами озера, мы и про рыбалку не забывали. Процесс рыбалки успешно шёл только с лодки и на акватории озера, и там, где местные рыбаки уже наставили вешки.  К вечеру у нас накопилось довольно много рыбы: щука, окунь, ерш.   Почти всю рыбу мы засолили, оставив себе на уху и жареху, которой с удовольствием угостились у вечернего костра.

Во второй день рыбалки у нас случилось ЧП. Рыбачили мы с лодки метров в стапятидесяти от берега: я сидел с двумя удочками в корме, а Валерка забрасывал спининг с носа лодки.  При очередном  забросе  крючок-тройник ударился мне в левый висок,  и одно из трех жал крючка проникло внутрь кожи. Валерка бросился ко мне, хотел вытащить жало назад, но зазубринка жала не дала это сделать. Мы срочно повернули к берегу.

Я достал свой перочинный нож и на огне костра сильно нагрел лезвие, так как никакого дезинфицирующего средства у нас не было (в те времена водку на рыбалку не брали). Остудив лезвие, я велел Валерке перерезать часть ткани, которая застряла в зазубринке и не позволяла вытащить жало крючка. Валера сначала сопротивлялся, но я настоял на своем. Он дрожащей рукой взял нож и провел его острым лезвием по мякоти ткани. Крючок освободился, но тут же кровь залила мне все лицо. У нас даже бинтов не было. Пришлось снять майку, разрезать ее на ленты и перевязать мне левую сторону лица.
Конечно, ни о каком продолжении рыбалки речи быть не могло. Мы наскоро собрали свои пожитки и улов и направились во Всеволодо-Благодатск. В селе мы зашли в медпункт, и фельдшер как следует обработала рану и сделала перевязку. На наше счастье из села в Черемухово шла машина, которая привозила в здешний магазин товары. С согласия шофера мы забрались в кузов и через полтора часа были уже в Черемухово.  Рыбный улов разделили поровну, каждому досталось где-то 5-6 кг.  Свой улов мы хорошо переложили. 
Ночевали на сеновале, вдыхая аромат сена раннего уже нынешнего укоса.
Утром, сняв повязку и взглянув в зеркало, я увидел, что глаз и височная часть лица с левой стороны покрыта сплошным синяком, но кровотечения не было. Снова наложив повязку, я отправился домой, в Краснотурьинск.
Мама, увидев мой фингал, заохала, запричитала, давай выспрашивать подробности дела. Хотела отвести в больницу, но я убедил ее, что в этом нет никакой необходимости, что всё и так хорошо заживает. Действительно, через пару дней я снял повязку, а через неделю и синяк начал уменьшаться, и зрение не пострадало. Всё обошлось хорошо.
А привезенной рыбе мама осталась довольна, даже соседке несколько рыбин отнесла.   

********************************* 

В эти летние каникулы я сумел погостить еще у своей сестры Ани, которая со своей семьей переехала в Джамбулскую область Казахстана. Село Георгиевка, где Аня со своим мужем Робертом построили свой дом, находилось на границе с Киргизской республикой.  Переехав мост черезреку Чу, жители села оказывались уже в другой республике. От моста до столицы Киргизии – город Фрунзе – было около 15 километров.
Близостью республиканского центра я воспользовался для культурного развлечения.  Здесь я впервые посетил Киргизский республиканский театр оперы и балета. В августе 1958 года, в свой первый приезд к Ане, я посмотрел-послушал оперу „Князь Игорь“.
В основе шедев¬ра композитора А.П.  Бородина - жемчужина древнерусской литерату¬ры, памятник мировой культуры «Слово о полку Игореве».В либретто русские дважды терпят поражение: первый раз - разгром Игоревой дружи¬ны, второй - разграбление половцами города Путивля. Главные герои оперы не победители-половцы, а поражен¬цы... не потерявшие ни любви, ни чело¬веческого достоинства, ни чести. Ария князя Игоря во втором действии – это раскаяние, плач о погибших боевых то¬варищах и о том, что «враг терзает Русь».

Игорь отказывается от почестей хана Кончака и, рискуя жизнью, бежит из плена.
Музыка Бородина полна любви, которой нет границ. Любит не только верная Ярославна, жена Игоря,  но и дочь хана Кончаковна: ее избранником стал сын князя Игоря  Владимир.  И хан Кончак отдает в жены ему, врагу, свою любимую дочь.
Вся музыка оперы пронизана лиризмом. Князь Игорь, представитель власти, по¬верженный, из властного самодура превращается в человека, способного к состраданию.
А знаменитые «Половецкие пляски» - это гениальная музыка, полная драматизма,  передает дух,  характер степного народа.
В последующие приезды в гости к Ане мне в том же театре во Фрунзе удалось посмотреть два балета П.И. Чайковского: „Лебединое озеро“   и „Щелкунчик“.

*****************************   

СТУДЕНЧЕСКИЕ БУДНИ.

В канун первого сентября я был уже в Красноуфимске, куда съезжались все наши ребята. Начался второй курс нашего студенчества. Появился новый предмет – «Механизация сельскохозяйственного производства».
Занятия по механизации проходили у нас не в главном здании техникума, а в двухэтажном здании бывшей церкви, которое еще в середине 1930-х годов было передано техникуму и   переоборудовано в механический корпус  и спортзал.  Находился наш механический корпус по улице Куйбышева, рядом с городской библиотекой. На другой стороне улицы Куйбышева, напротив механического корпуса был книжный магазин, куда я заглядывал каждую неделю. Наш механический корпус был на пол-пути от техникума и до нашего общежития-пристроя к  городскому Дому культуры.
Аудитория, в которой проходили наши занятия по механизации, представляла собой большое помещение, где размещались не только столы и сидения для студентов. Здесь стояли плуги, культиваторы, сеялки и даже комбайн. Вел занятия по сельхоз машинам Баяндин. Он же вел у нас и курс «Бухгалтерского учета».  Во время лекции по сельхоз машинам мы стояли у сеялки или у комбайна, а преподаватель тут же объяснял нам устройство и принцип работы того или иного узла. Все необходимые записи мы делали за столом.
Наши девчонки не очень-то интересовались техникой, а мы, парни, с удовольствием разбирали и вновь собирали отдельные узлы сельхоз машин и учились управлять ими.
Мы с упоением занимались рассчетами норм высева различных культур, а потом производили регулировку сеялок на заданную норму высева. Учились мы и регулировать сеялки на заданные междурядья. Глубину заделки семян в почву регулировали изменением глубины хода сошников сеялки. Особое внимание наш преподаватель обращал на борьбу с потерями зерна во время работы комбайна на уборочный период. Во время теоретических и особенно практических занятий по механизации мы получили довольно основательную подготову по всем сельхоз машинам. Оценить это я смог, когда уже работал в должности агронома.   
 
Мне интересно было учиться, поэтому трудностей в усвоении учебного материала я не испытывал.  Довольно часто мне приходилось помогать своим товарищам в усвоении той или иной темы, делал я это охотно и, как мне кажется, успешно. Часто товарищи говорили, что мне надо бы в школе работать, ребят учить. Я был рад, что чем-то мог помочь своим товарищам. 
После второго курса была полевая практика по ботанике, которой руководил наш  преподаватель по ботанике Георгий Григорьевич Запрудин: мы проводили описание различных  растительных сообществ, собирали гербарий, по определителям устанавливали видовую принадлежность собранного материала, оформляли отчеты по гербарию. 


УЧЕБНОЕ ХОЗЯЙСТВО (УЧХОЗ) ТЕХНИКУМА.

За годы учебы в техникуме мы получили не только отличные знания по предметам, но и навыки практической работы по многим сферам сельскохозяйственной деятельности.  У нашего техникума было большое учебно-опытное хозяйство, которое находилось за рекой Уфой. В наше время управляющим учхоза был Горбач Михаил Сергеевич. Весну, половину лета (до каникул) и осень мы практически проводили на территории этого хозяйства. Весну начинали с парниковых работ: высевали различные культуры для получения рассады, прореживали, пололи эти посевы, поливали, открывали рамы для проветривания, а вечером закрывали парники рамами, а если предвиделось похолодание, то укрывали парники камышовыми матами, которые мы сами и плели.  Переборка картофеля, выкладка клубней для яровизации – всё это тоже входило в наши обязанности во время практических работ в учхозе.
Кроме зерновых культур и картофеля, мы выращивали помидоры, огурцы, капусту, лук, редис, клубнику и другую мелочь.  Большая площадь у нас была занята смородиной, крыжовником, малиной. Был свой  большой фруктовый сад.
От нашего учебного хозяйства мы имели большую пользу не только в том, что получали навыки выращивания разных сельскохозяйственных культур. От него мы имели и чисто экономическую выгоду.  Во время работы и практики в нашем хозяйстве мы ежедневно  бесплатно питались  в своей собственной столовой, которая находилась на территории хозяйства. К обеду мы (агрономы и механики) собирались в столовой и наш повар тетя Дуся (милейшая и добрейшая женщина) через окошечко выдавала нам суп, потом – второе и на третье – компот или молоко (между прочим, свежее, утренней дойки, и тоже от своих коров). Если нужна была добавка – пожалуйста, никаких проблем.

То, что мы, агрономы, на месте работы вдоволь наедались клубникой,  огурцами, помидорами, яблоками – это само собой разумеещееся.  Мы  умудрялись еще и запасы огурцов и помидоров на зиму делать. Вернее, до Октябрьских праздников. В эти дни от механиков, тоже жившие в нашем общежитии, отбоя не было: они выстраивались в очередь у дверей нашей комнаты в общежитии и просили выделить им 2-3 огурчика на закуску. Это в день праздника, а после праздника механики просили нацедить им хотя бы один стаканчик рассола. Да, были времена!  Механики всегда завидовали нам, агрономам, что мы дело со съестным имеем, а они – только с железками.
С ними, с этими механиками, мы часто совершали бартерный обмен: они доверяли нам водить автомашины или трактора, а мы снабжали их огурцами, помидорами, ягодами. Обе стороны были довольны.

В зимнее время нас иногда привлекали к работам в качестве подсобных рабочих на животноводческой ферме нашего учебного хозяйства. Это была работа не для всей группы, как обычно, а только для парней, по два-три человека от группы. В такие дни приходилось вставать рано, чтобы успеть вместе с доярками к началу дойки коров. При входе в коровник в нос ударял терпкий запах навоза и свежего силоса.  В коровнике слышалось мычание коров и крепкие словечки совсем еще не старых доярок. Крепкими эти словечки были для моего слуха, но не для слуха коров. В отличие от меня, коровы воспринимали эти слова, слетавшие с языка женщин, как должное, как ласку, потому что свою матерную речь доярки сопровождали ласковым, я бы даже сказал любовным,  уходом за своими коровами. У коров уже давно выработался условный рефлекс на сигнал „матерок-ласка“.  Наша обязанность состояла в том, чтобы очистить стойло от навоза, развести силос к кормушкам, подбросить свежего сена. Премудрости сельской трудовой жизни познавали мы не по книгам, а наяву.
Иногда, смеха ради для себя, доярки приобщали нас к дойке коров. Сами доярки пользовались доильными аппаратами, а нас приучали к ручной дойке.  В такие минуты около коровы с дояром-парнем моментально собирались все доярки. Соленые и двусмысленные советы сыпались со всех сторон, парни краснели, а доярки от гомерического хохота за животы хватались.
После дойки мы собирались в молоканке, где часть свежего молока пропускали через сепаратор. Каждый раз доярки предлагали нам по большому стакану свежих сливок. Мои напарники – деревенские парни залпом выпивали эти теплые сливки, а я этого сделать не мог. Я всегда свою норму переливал в кружку и выставлял на улицу, чтобы остудить, только потом с превеликим удовольствием мой голодный желудок принимал этот целительный дар. Это и был наш завтрак. 

К началу вечерней дойки мы опять должны были быть на ферме. Все утренние работы повторялись и вечером.
Кстати, лекции за пропущенный день приходилось вечером переписывать из конспектов ребят, так как от знания данной темы нас никто не освобождал.

В начале лета нам приходилось вручную косить молодые зерновые, «зеленку» - это была витаминная подкормка нашему коровьему стаду и свиньям. Свежую, душистую кошенину мы тут же грузили на телегу и отвозили на скотный двор, где она распределялась коровам, телятам и свиньям. Мы видели, как они жадно набрасывались на это свежее лакомство. 
Косили мы и горох, успевая во время отдыха лакомиться еще зелеными, сочными, но уже крупными горошинами.  Во время уборочных работ мы стояли на  копнителях, прицепленных к комбайнам, и вилами равномерно распределяли солому в бункере копнителя и, по мере его наполнения, сбрасывали кучу соломы на поле.  Эти соломенные кучи мы же потом стаскивали (вручную и на лошадях) в одно место, где формировали длинные зароды. Зимой солома тракторами подвозилась к фермам и использовалась на подстилку животным.
Конечно, за день такой работы в учхозе мы уставали и рады были, если в конце рабочего дня нас к общежитию подвозили на кузовной машине. Но чаще всего путь от учхоза до общежития проделывали пешком, а уж утром на работу в учхоз всегда пешком ходили. Этот путь пролегал через Козий парк, который тянулся вдоль правого берега Уфы.
Домой из учхоза мы возвращались уставшими, в пыли и соломенной трухе.  Взяв полотенце и мыло, мы спускались по крутому берегу к реке, вытряхивали одежду и бросались в реку. Холодная вода освежала нас, усталость проходила, молодое тело быстро приходило в норму, и мы снова были готовы к активным действиям.

*********************************

НАШЕ ОБЩЕЖИТИЕ.

Наше общежитие находилось на высоком правом берегу Уфы, в самом начале улицы Советской. Это был двухэтажный деревянный пристрой к кирпичному зданию городского дома культуры. Здесь жила незначительная часть студентов техникума. Основная часть иногородних за определенную плату хозяевам была размещена на постой по частным домам в городе.  Само же наше общежитие имело широкий общий коридор, слева и справа располагались комнаты, в каждой из которых проживало по 10-12 человек.  Только одна наша угловая комната, примыкавшая к дому культуры, была меньшего размера.
В другом конце коридора была небольшая квартирка из двух крохотных комнатушек и небольшой прихожей с плитой. Здесь жила пожилая женщина с двумя детьми, а ее старший сын недавно закончил агрономическое отделение нашего техникума, женился и работал агрономом в одном из колхозов района (Александр Медведев – так звали ее сына, после нашего выпуска станет агрономом учхоза техникума). Женщина исполняла роль кастелянши, она стирала наши простыни, наволочки и полотенца, гладила и стопками возвращала их нам. Так же она присматривала за порядком, принимала почту для нас и за чисто символическую плату стирала нам рубашки, майки. 
Посередине коридора была большая комната-умывальня. Все удобства – на улице.  Дрова для отопления печей привозили в виде чурок. Мы их кололи, заносили в комнату,  печи топили сами. Морока с дровами была зимой после обильного снегопада или бурана, тогда чурки надо было сначала откопать от снега, потом колоть.
Напротив входной двери общежития был небольшой чистенький скверик, здесь  на травяной лужайке под кустами мы часто устраивали свой ночлег, спасаясь от летней  комнатной духоты.

Наша комната (№ 4а) в общежитии была довольно дружным коллективом. В разные годы в нашей комнате жило 5-6 человек. Вместе с нами – первокурсниками (Иван Алексеев, Михаил Шилов и я) жили три Николая – Екимовских, Истомин и Токачев (тоже агрономы), которые учились на третьем курсе, от которых на первых порах мы получили много полезной информации о жизни техникума и практике в учхозе. После их выпуска и женитьбы Ивана Алексеева, к нам подселили парней из нашей группы - Александра Ещеркина, Виктора Шмидта и Юру Казанцева.

Кроме кроватей и личных прикроватных тумбочек, в комнате был большой шкаф для верхней одежды, у одной стены стояла круглая печь, в середине комнаты стоял большой массивный деревянный стол, который служил нам и для подготовки к лекциям, и для принятия пищи. В комнате всегда было тепло, светло, уютно.  Жили дружно.   Дежурили по очереди, за порядком следили строго: пол подметали, мыли его регулярно.

И питались вместе. Картошку по льготной цене выписывали в своем учебном хозяйстве, а когда там продажу прекращали – покупали на базаре. Обедали после лекций мы обычно в техникумовской столовой, которая размещалась в подвале главного корпуса.  Для питания в нашей студенческой столовой мы по льготной цене могли приобрести месячные талоны на комплексные обеды. Питаться можно было и без талонов, покупая обед за наличные деньги.  А вечером устраивали общий стол в своей комнате: дежурный в большой сковородке на электроплитке  жарил картошку, а мы, усевшись вокруг стола, тыкали в нее вилками и поедали ее вместе с хлебом и  килькой. Кильку мы покупали в магазине, где продавщица ссыпала ее  в газетный кулек, а если кульков не было, то заворачивала в серую бумагу. Совместный ужин всегда заканчивался горячим сладким чаем.

Но проблемы с питанием испытывали и мы, агрономы. Обычно это был период с декабря по март. В учхоз посылали нас редко, поэтому и не было бесплатного питания. Стипендии, конечно, на месяц не хватало. Приходилось выкручиваться. Парни из нашего общежития ходили вагоны разгружать на железнодорожную станцию. Наши девчата тоже подрабатывали после лекций: кто-то помогал в техникумовской столовой, кто-то занимался уборкой аудиторий.

У меня другой источник дополнительных денег был.  В городе почти каждое воскресенье проводились лыжные соревнования разного уровня. Почти на все соревнования районного, межрайонного и областного масщтаба районный комитет по спорту  назначал меня главным секретарем этих соревнований (к третьему курсу я имел уже звание „Судья Первой категории“, которая присуждается за судейство многих соревнований областного уровня).  Эта судейская работа тоже оплачивалась.

Иногда выходили из положения по-другому. На углу улиц Куйбышева и Интернациональной была городская столовая № 4. Это было одноэтажное кирпичное  здание с высоким крыльцом. С улицы стены здания от подоконников до крыши были обшиты тёсом. Внутри столовой было очень уютно: большой зал для посетителей примыкал к кухонному отделению, большие окна имели тюлевые шторы, четырехместные столики всегда были застланы белыми скатертями. На столиках стояли графин с водой, рядом на небольших подносиках вверх дном стояли два-три гранёных стакана и приборы для специев. Кормила эта столовая вкусно, дёшево. Глазунью, приготовленную по заказу, подавали на маленькой сковородочке, как в ресторане.

Но нас, студентов, в этой столовой привлекало вот что: по инициативе Хрущева Н.С. тогда в городских столовых за хлеб не платили, он всегда большой горкой в тарелке, накрытой белой накрахмаленной салфеткой, на столах стоял. Мы заходили в городскую столовую, закупали два стакана чая, садились за стол с бесплатным хлебом – вот тебе и сытный обед.

Бывало и так, когда очень супчик или котлету с гарниром хотелось поесть, а денег не было:  повара нас, студентов, хорошо знали, так они нас в долг кормили.  Правда, получив стипендию, мы первым делом не домой шли, а в столовую – расплатиться. Чтобы мы увиливали от уплаты денег поварам – этого и в помыслах у нас не было. Меня до сих пор поражает сострадание и высокая  степень доверчивости  этих тружениц городской столовой Красноуфимска. Этим незнакомым женщинам-поварам, выручавшие нас в голодные дни, - низкий поклон!

Объектом нашего внимания было еще одно общепитовское заведение - пельменная, которая находилась по улице Советской. Это было шумное заведение, особенно по вечерам. Сюда приходили компаниями. В основном это были мужские компании. Усевшись за стол, они заказывали горку пельменей, доставали бутылку спиртного, разливали по гранёным стаканам, со смаком опорожняли их, затем аппетитно закусывали горячими пельменями. В такие вечерние часы в пельменной стоял гул душевных разговоров, незнакомые за соседними столиками быстро становились закадычными друзьями, вот и столики уже сдвинуты вместе, и совместная гульба объединившихся компаний продолжается с новой силой.
Нельзя сказать, что мы злоупотребляли посещением этой пельменной, но раза два в год мы бывали здесь гостями. После получки стипендии.      

************************************** 

КРУГОВЕРТЬ ОБЩЕСТВЕННОЙ РАБОТЫ.

Неподалеку от общежития находился кинотеатр «Октябрь», который мы часто посещали. В самом же доме культуры городские мероприятия проводились редко. Иногда на его сцене  ставились спектакли, где несомненным успехом пользовался наш Рудольф Акиев. Он был прирожденным артистом.  Особенно ему удавались роли стариков. Я присутствовал почти на всех спектаклях с его участием. На четвертом курса Рудольф один семестр преподавал даже в местном педагогическом училище, где вел факультативный курс сценического искусства. Сколько раз я говорил ему, что надо по-настоящему заняться профессиональной театральной сценой! 

Иногда профком и комитет комсомола техникума проводили в городском доме культуры вечера отдыха для своих студентов и городской молодежи. Частыми гостями на наших вечерах отдыха были девушки-студентки Красноуфимского педучилища.   

На одном общетехникумовском комсомольском собрании присутствовал секретать райкома комсомола Борис Миков. Как водится, после собрания в актовом зале техникума состоялись танцы. Посмотрев на ножные и туловищные выкрутасы наших товарищей (тогда только что стали модными танцы с энергичными потряхиваниями всех частей тела),  Миков возмутился, призвал всех к, как он сказал, «порядочным» танцам. Сам попросил поставить пластинку с вальсом, пригласил одну нашу студентку к танцу и закружился с ней по залу. Несколько пар последовали его примеру, но сделав один круг по залу, эти пары отступили к стенам, где стояли все присутствующие. Теперь только секретарь со своей напарницей одни вальсировали по кругу. Когда музыка вальса закончилась, и Миков галантно проводил свою партнершу к группе ее подруг, раздались аплодисменты. Довольный Миков, улыбаясь, громко произнес: «Вот так танцевать должна советская молодежь! Продолжайте вечер».  Вновь заиграла музыка, молодежь ринулась в круг и пошли прежние выкрутасы телом. Секретарь райкома комсомола посмотрел на беснующуюся молодежь, махнул рукой и пошел к выходу.

*******************************

   Не одной учёбой мы занимались в техникуме. Общественная жизнь там была боевой, кипучей. У всех были комсомольские поручения по принципу «от каждого по способностям». Мне тоже доверили возглавить один из важных участков студенческой жизни. 
На первом курсе с первых дней  после начала занятий, многие ребята нашей группы (парни и девушки) активно включились в общественную жизнь техникума. Так как  к моменту поступления в сельхоз техникум я уже имел звание „Судья“ третьей категории, то сразу же встал на учет в районном комитете по физкультуре и спорту,  председателем которого был Сагин Александр Иванович.   
Уже в ноябре 1957 г. я был избран в комитет добровольного спортивного общества (ДСО) „Урожай“ нашего техникума, а в январе 1958 года уже возглавил этот комитет.  Мы проводили соревнования по легкой атлетике, плаванию, волейболу, стрельбе, лыжам, комбинированной эстафете, по шахматам и шашкам, хоккею и по скоростному бегу на коньках. Практиковали выезды в села, где проводили товарищеские встречи с местными футболистами, волейболистами.
Иногда такие выезды совершали совместно с Рудольфом Акиевым, который руководил художественной самодеятельностью техникума. Сначала мы проводили спортивное мероприятие, а потом вместе с местным населением смотрели спектакль наших артистов.

Вся спортивная работа среди студенчества проводилась нашим комитетом добровольного спортивного общества «Урожай» (ДСО «Урожай») в тесном сотрудничестве с преподавателем физической культуры Владимиром Васильевичем Сытовым и военруком техникума Николаем Васильевичем Гончаренко.
В.В. Сытов был молодым специалистом, в техникуме работал только первый год. Его профильным видом была гимнастика. В первые два года работы на всех концертах в техникуме В.В. Сытов выступал с гимнастическими номерами на брусьях, которые устанавливались для него на сцене. Выступал он всегда в белоснежном гимнастическом трико, под музыку изящно выполнял различные упражнения и в конце выступления делал ловкий соскок с брусьев. Зал зачарованно смотрел на выступление  молодого преподавателя и разражался оглушительными аплодисментами. Мы могли достойно оценить мастерство человека.
Военрук Николай Васильевич Гончаренко в техникуме работал уже третий год.  Это был кадровый военный, уволенный в запас в звании капитана. В те годы по инициативе Первого секретаря  ЦК КПСС  Хрущева Н.С.  шло массовое сокращение армии. Уволенных в запас офицеров пристраивали на гражданке в самых различных сферах. Много офицеров оказались военруками в школах, училищах, техникумах и институтах.
 
В начале каждого учебного года мы составляли план работы на год, доводили его до сведения каждой группе, потом общими усилиями реализовывали его. Много наших спортсменов были в числе сборных команд областного Совета ДСО «Урожай», а Геннадий Севрюгин выступал на велогонках даже  на республиканских соревнованиях в составе сборной всей Свердловской области.
Для подготовки судей по различным видам спорта мы ежегодно проводили многочасовые семинары для активистов спорта из числа наших студентов. Сам я постоянно возглавлял судейские бригады в соревнованиях по лыжным гонкам, легкой атлетике, плаванию, шахматам, волейболу и готовил судей по этим видам спорта. В спортивную жизнь техникума я привнес  комбинированную эстафету, которую я перенял из спортивной жизни Краснотурьинска. Эта эстафета включала этапы: бег, лыжная гонка (юноши и девушки), бег на коньках (каток городского стадиона), бег с санками (юноша и девушка). Эстафета проходилась в воскресный день по улицам Красноуфимска и его окраинам и собирала много зрителей.

**************************

На третьем курсе получилось так, что, возглавляя спортивный комитет техникума, одновременно я был еще и заместителем председателя профкома техникума. Так как председателем был четверокурсник, которых по традиции после Нового года освобождали от всех общественных постов (чтобы готовились к дипломным работам и выпускным экзаменам), то вторую половину учебного года мне пришлось совмещать руководство двумя общественными  студенческими организациями. Основными заботами профкомовцев были вопросы организации досуга студентов, их бытовые условия, питание. Ежеквартально мы имели возможность оказывать особо нуждающимся студентам материальную помощь из кассы профкома, из небольшого бюджета, который спускался нам сверху.
Так как местность вокруг Красноуфимска идеально подходила для лыжных гонок, то у нас часто проходили тренировочные сборы для женщин, включенных в сборную команду СССР по лыжным гонкам.

В декабре 1958 года у нас тренировалась сборная страны, в составе которой была серебрянный призер Олимпийских игр в Кортина-д.Ампеццо  - 1956 г. - Италия) и чемпионка мира в эстафетной гонке (Лахти - январь 1958 г. - Финляндия)  Радья Ерошина.  Мы, конечно, пригласили всю сборную во главе с Радьёй Ерошиной на спортивный праздник, который был организован в техникуме. С неподдельным интересом мы слушали выступления заслуженных мастеров спорта СССР, задавали им много вопросов. В свою очередь, в своем выступлении я рассказал гостям о развитии спорта в нашем учебном заведении. Потом был концерт художественной самодеятельности, который подготовил Рудольф Акиев. Встреча прошла на высоком уровне.
В очередное воскресение  сборная команда страны по лыжам приняла участие в лыжных гонках на первенство ДСО „Урожай“  Свердловской области, где я был главным секретарем соревнований.
 
***************************** 

АЗЫ ОПЫТНИЧЕСТВА

Наряду с усиленными занятиями по учебным предметам и общественной работой, мы несколько раз посещали селекционную станцию, корпуса и опытные поля которой находились на северной окраине Красноуфимска, по дороге в село Нижний Иргинск. Эта станция была образована 1 мая 1933 года. Научные сотрудники опытного учреждения были заняты выведением сортов кормовых культур лугового и белого клеверов,   тимофеевки луговой, а также яровой и озимой пшеницы, ячменя, овса, гороха, озимой ржи и других культур.  Директором этого научного учреждения в то время работал Н.А. Голенищев. 
Впервые на селекционнй станции наша группа побывала в начале третьего курса. Наш преподаватель растениеводства Анатолий Вениаминович Янкин познакомил нас с научными сотрудниками опытного учреждения, а уже они познакомили нас с тематикой научных работ, методикой закладки опытов на делянках, методами селекции и провели экскурсию по опытным делянкам и полям своего хозяйства.

Здесь мы познакомились с замечательным ученым, селекционером Александром Васильевичем Воробьевым, о котором мы уже были наслышаны на лекциях нашего преподавателя А. В. Янкина.  Выпускник Московской сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева, А.В. Воробьев свою научную деятельность начал на Орловщине, на Шатиловской опытной станции по селекции и семеноводству яровой пшеницы. С 1936 года он работает на Красноуфимской селекционной станции. Был на войне, после которой продолжил свою научную работу на этой же станции. В результате многочисленных скрещиваний А.В. Воробьев получил среднеспелый сорт яровой пшеницы «Стрела», а в последнее время шли завершающиеся работы еще по одному сорту яровой пшеницы (в 1961  году будет передан на сортоучастки ряда областей Урала скороспелый сорт пшеницы «Комета». Позднее на эти два сорта яровой пшеницы А.В. Воробьев получит авторские права).    
Впоследствии я уже сам, по своей инициативе несколько раз посещал опытное учреждение и каждый раз бывал на делянках, где наблюдал за работой ученых непосредственно в полевых условиях. Эти наблюдения за опытнической работой сотрудников научной станции впоследствии помогли мне правильно организовать работу при постановке опытов на пришкольном участке, когда я перешел на преподавательскую работу в школу.
 
************************ 

Наше посещение селекционной станции вскоре имело свое продолжение.
Наш однокурсник Рудольф Акиев где-то прочитал заметку, где говорилось об опытах подзимнего посева яровой пшеницы и так загорелся этой идеей, что мы (парни нашей группы) были вынуждены сесть, так сказать, за круглый стол и обсудить эту идею.  Суть идеи подзимнего посева была такова. Известно, что появление жизнеспособных всходов яровой пшеницы возможно при температуре почвы 4-5 градусов тепла, то есть, ранней весной можно уже сеять и, соответственно, пшеница раньше созреет и раньше можно начать уборочные работы, разгрузив напряженный уборочный период.  Но беда в том, что в ранневесеннее время  технику на поле не выведешь – грязь не позволит. А что, если посев провести под зиму? После всех уборочных работ. В спокойной обстановке. В ноябре, например. Тогда рано весной яровая пшеница «поймает» всю весеннюю влагу, быстро взойдет, даст хорошие всходы, рано созреет и ее рано можно будет собрать.
Изложив все это, Рудольф ждал нашей реакции, которая последовала тут же. Согласившись со всеми плюсами, мы спросили Рудольфа: «А как вносить семена в почву в ноябре? Почва-то мерзлая». Рудольф сник, но отступать от своей навязчивой идеи  не хотел.  «А мы лопатами и киркой бороздки сделаем» - ответил он. После длительной дискуссии мы пришли к единому мнению, что в обозримом будущем  подзимний посев практического применения иметь не будет. Тем не менее, опыт решили провести.  Ведь в опытническом деле любой результат важен и имеет научную  ценность не только при получении положительного результата, отрицательный результат тоже служит на пользу науке: таким путем другие уже не пойдут.
Осуществление на практике опыта по подзимнему севу мы не стали откладывать в долгий ящик и уже на следующий день после лекций отправились в  учебное хозяйство (Учхоз) техникума, где встретились с его агрономом, Александром Кузьмичем Прияткиным. Выслушав нас, он усмехнулся и покрутил пальцем у виска, но согласился выделить нам участок размером 3 на 5 метров. Затем агроном повел нас в плодово-ягодный отдел учхоза и уже на местности показал участок, где мы можем, как он сказал, пофантазировать. Затем со склада выделил нам небольшой мешочек яровой пшеницы.

В ближайшее воскресенье (дело было в середине ноября 1959 г.) мы вшестером (с нами даже одна девчонка из нашей группы увязалась), получив от бригадира учхоза несколько штыковых лопат и пару кирок, отправились на «свой» участок. Вычистив площадку от снега, мы разделились на три звена, каждая пара с помощью шнура разметила рядки и начала лопатами и кирками долбить мерзлую землю. В полученные бороздки аккуратно разместили рядки пшеничных зерен,  которые прикрыли крошками мерзлой земли.  Полюбовавшись своей работой, которая заняла у нас часа четыре, мы  весь участок закидали снегом и отправились домой. Всю дорогу разговор только о проведенной работе и шел, и что мы увидим весной.

Теперь мы с нетерпением ждали наступления весны, а время, как бывает в таких случаях, тянулось очень медленно. Наконец, апрель наступил, и мы стали наведываться на свой участок.  В одно из посещений мы увидели ровненькие рядки зеленых всходов пшеницы. А трактора все еще на поля для пахоты выйти не могут, не говоря уж о невозможности проведения посевных работ.
Но наша радость вскоре была омрачена. При очередном нашем посещении своего участка мы с ужасом увидели, что наш участок перепахан. Для выяснения обстоятельств, приведших к такому делу, мы привлекли агронома учхоза.  Выяснилось, что при начале пахоты бригадир предупредил тракториста о наличии опытного участка, где нельзя пахать.  Но тракторист недопонял указание бригадира и провел сплошную запашку территории, уничтожив нашу делянку, а вместе с нею и наш труд.

Конечно, наш опыт никакого практического значения для хозяйства не имел, но нам интересно было, как повела бы себя яровая пшеница, посеянная в такие необычные сроки, как бы она вызрела и были бы зерна такими же полновесными, как при обычном посеве яровой пшеницы в весенний период?   
Так неудачно для нас закончился наш первый исследовательский порыв.

*********************************** 

Когда мы начали учиться на третьем курсе, техникуму разрешили строительство нового здания под общежитие для студентов. Так как денежных средств выделили мало, то администрация техникума решила привлечь к работе самих студентов. Партком, комитет комсомола и профком техникума бросили клич в студенческую среду о помощи. Во    всех группах  были проведены собрания, на которых в добровольно-принудительном порядке всех студентов обязали принять участие в строительстве общежития. Теперь после лекций по разработанному графику группы ходили на стройку и в качестве подсобных рабочих помогали строителям. 


НАЧАЛО ПРОЗРЕНИЯ.

За все годы учебы в техникуме у меня остался горький осадок только по одному эпизоду. Дело было незадолго до окончания третьего курса. Воспитанный в традиционном духе верности идеям социализма и коммунизма, а также желая приумножить ряды активных строителей коммунизма (вот дурацкая формулировка, которой пользовались почти все вступающие в партию, как будто беспартийный  работал хуже коммуниста) я решил вступить в Коммунистическую партию Советского Союза.   С этой мыслью я пошел в партком нашего техникума, где секретарем партбюро была премилейшая женщина, преподавательница какого-то технического предмета на отделении механиков. Мы хорошо знали друг друга, так как по линии моей общественной  работы наши пути  часто пересекались.
Секретарь партбюро приветливо встретила меня, пригласила сесть за боковой стол и спросила:

- И какие проблемы у Александра появились? Чем могу помочь?
Я стал излагать суть своего прихода. Она слушала меня молча, не прерывала. Закончив свою мысль, я спросил:
- Что вы думаете по этому поводу? Достоин ли я быть кандидатом в члены партии?
Она продолжала молча сидеть на своем месте, потом встала, села за стол напротив меня, опять помолчала, потом сказала:
- Саша, мы почти три года знаем тебя. Знаем, какую большую общественную работу ты ведешь не только в техникуме, но и в городе. Знаем, что ты пользуешься  авторитетов среди студентов. И успеваемость у тебя хорошая, и преподаватели о тебе хорошо отзываются.
Тут  секретарь партбюро снова замолчала. Я тоже молчал. В ее длинном восхвалении я почувствовал какую-то недоговоренность.  Эта смутная тревога не обманула меня. Секретарь партбюро посмотрела на меня и произнесла:

- По всем этим характеристикам, Саша, ты, конечно, достоин  быть в рядах партии. Вот только одно мешает.
- И что же? – спросил я.
- Твоя национальность.  Ведь ты же немец? Если даже мы здесь, в техникуме, и примем тебя в кандидаты, то в райкоме партии тебя все равно не  утвердят.
На этом наша беседа закончилась. А какой смысл-то продолжать ее?
Вот ведь дела-то какие!  В круговерти дел я как-то и забыл о своей принадлежности к немецкой национальности, а партия – начеку, не забыла, все помнит и  о  всех.   
Это был третий удар коммунистической системы по гражданину Советского Союза немецкой национальности.

Первый удар был нанесен в августе 1941 года, когда партия обвинила целый народ немецкой национальности в пособничестве врагу, противопоставила нас всем народностям страны, выселила немецкий народ на задворки страны, а затем и республику Немцев Поволжья незаконно ликвидировала.

Второй удар был нанесен мне, когда мне исполнилось шестнадцать лет и я, невинный, виновным был поставлен под комендатурский надзор.

И вот сейчас – в третий раз. Секретаря партбюро техникума я ни в чем не виню. Я уверен, она искренне была на моей стороне, но в партийной машине она была лишь винтиком, пешкой, которая должна была  исполнять волю партии, должна была знать свое место. Иначе партия перемолола бы ее саму.
 
Это событие послужило мне крепким уроком. Я впервые задумался о сущности партии коммунистов, о верности - неверности того, что она провозглашает, о расхождении между лозунгами партии и фактическим состоянием дела в стране.  Партийные функционеры, начиная от Кремля и кончая первичными организациями, страшно неумелой пропагандой, назойливой пропагандой,  сами того не подозревая,  исподволь разрушали веру народа в идеалы партии.  Не злодеи-капиталисты из „загнивающего капитализма“ разрушали коммунистическую систему, а партия коммунистов сама  изнутри пожирала себя.  Вот так КПСС сама готовила себе могилу, сама приближала свое разрушение. Руководители и идеологи партии, соревнуясь друг с другом в восхвалении партии, этим самым неумолимо толкали ее к краю пропасти.

Конечно, эти мысли не сразу пришли мне в голову. Но начало было положено, „процесс пошел“, - как потом скажет М. Горбачев. Правда, скажет это он по другому поводу, но смысл-то был один и тот же.

*************************

На праздничные дни (1 Мая, Октябрьской революции) ребята, жившие недалеко от Красноуфимска, разъезжались по домам, а мы, из дальних мест, эти дни проводили в общежитии. 3 мая 1960 года наша однокурсница Люба Кожевина, приехав из дома (она жила где-то под Свердловском), рассказала нам потрясающую новость, в которую верилось с трудом: она уверяла нас, что во время праздничной демонстрации в небе взорвались самолеты.
Через несколько дней выяснилось, что это был сбит американский шпионский самолет, пилотируемый Пауэрсом, который на парашюте благополучно опустился на колхозное поле, где и был арестован. Много позднее стало известно, что одной из восьми выпущенных с земли ракет был сбит и советский истребитель-перехватчик. Летчик погиб.
Вскоре в СССР над Пауэрсом состоялся суд, который осудил летчика-шпиона довольно мягко, на 10 лет.

ОТСТУПЛЕНИЕ:  Но Пауэрс даже этот срок не отсидел. Через два года (10 февраля 1962 года) Пауэрса обменяли на матерого советского разведчика Вильяма Фишера (он же Рудольф Абель), который «работал» по атомным секретам. По сравнению с ним Пауэрс казался мальчишкой, пойманным за воровство яблок у соседей.

*********************** 

ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРАКТИКА НА ЦЕЛИНЕ.

После третьего курса у нас была производственная практика продолжительностью два месяца. Эта  практика приходилась на уборочный период – август и сентябрь 1960 года.  Распределение студентов на практику, как правило, шло по местным или областным совхозам и колхозам.

Мой брат Владимир еще в начале 1957 года всей семьей переехал в Есильский район Акмолинской области (Казахстан), в недавно организованный целинный зерносовхоз Свободный.  Первым директором этого совхоза, который начал строить его с колышка, был Белобокий Александр Андреевич – крупный организатор зернового хозяйства, превративший свой совхоз в передовой не только в районе, но и в республике.  За особо выдающиеся успехи, достигнутые в работе по освоению целинных земель, и получение высокого урожая   Белобокому   в январе 1957 года было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
В 1959 году  Герой труда А.А. Белобокий, любимец жителей Свободного, был переведен на другую работу,  а на его смену назначили Александра Порфирьевича Обушко, при котором на базе зерносовхоза была организована Государственная областная сельскохозяйственная опытная станция по разработке и внедрению в производство передовых методов выращивания зерновых культур. 

По  просьбе брата Владимира директор совхоза А.А. Обушко направил в адрес руководства нашего  техникума письмо-вызов, чтобы студента Александра Меркера (т.е. меня) направили для прохождения производственной практики в опытно-показательный целинный совхоз Свободный Акмолинской области.
Директор техникума и руководитель нашей практики никаких возражений не имели и дали „добро“.  Таким образом, из всей нашей группы  только я один проходил практику не только за пределами Красноуфимского района, но и за пределами области и республики, да к тому же  и в передовом научном хозяйстве.

Перед производственной практикой у нас были каникулы. Я поехал к маме в Краснотурьинск. Были встречи с друзьями, отдых на городском пруду, принимал участие в судействе городских соревнований по легкой атлетике и волейболу. Много времени проводил в городской библиотеке. Две недели каникул я провел в блаженстве.

*****************************************

30 июля 1960 года я прибыл к брату Владимиру в зерносовхоз Свободный, где мне предстояло в течение двух месяцев пройти производственную практику.
Вечером 31 июля я был в кабинете директора совхоза, где шла планерка - обсуждение текущих дел.  После того, как все участники совещания разошлись, директор занялся мной.  Обсудив общие вопросы, он познакомил  меня с главным агрономом совхоза, который присутствовал здесь же, и передал меня в полное его распоряжение.

И вот сидим мы  вдвоем уже в кабинете главного агронома совхоза Эдуарда Александровича  Бедрика. Набросали общий план прохождения моей практики, предусматривающий изучение основных производственных процессов деятельности совхоза: структурные  подразделения совхоза – полевые бригады, животноводческий комплекс, парк сельхоз машин и автогараж, отдел горюче-смазочных материалов (ГСМ), плановый и бухгалтерский отделы, зернохранилища и т.д.

Главный агроном закрепил меня за одной из полевых бригад, где я должен был курировать агрономическую деятельность, и помогать бригадиру в организации производственной деятельности бригады. Кроме того, для изучения сути деятельности ряда сфер (планирование, бухгалтерия, ГСМ, животноводство и т.д.) мне выделялось по несколько дней на каждый отдел.  В эти дни мне следовало оставаться на территории центральной усадьбы совхоза.

Следующим утром, 1 августа 1960 года, главный агроном познакомил меня с бригадиром одной из бригад, поля которой располагались далеко за рекой Кызыл-су.  Бригадир подвел меня к членам своей бригады, представил меня им, и мы на машине отправились на полевой стан бригады, который располагался километрах в 10 от центральной усадьбы совхоза.

Так началась моя производственная практика в одном из целинных совхозов Казахстана. Пошли дни, насыщенные самыми различными заботами. Приходилось самому проводить разнарядку (когда бригадиру нужно было остаться на центральной усадьбе),   контролировать качество подготовки комбайнов к предстоящей уборке зерновых культур, делать запасы горюче-смазочных материалов, готовить площадку для первичного хранения зерна (ток), налаживать веялки.  Нужно было обходить пшеничные поля и выяснять основные сорняки, определять болезни и вредителей культур, оценивать степень спелости зерна, определять очередность полей для уборки с них урожая. Работы было невпроворот, везде нужно было успеть.  Мне всё было интересно. 
Со временем я познакомился со многими  первоцелинниками, которые  рассказывали мне, как в марте 1954 года они, молодые покорители целины,  во главе с первым директором   А.А. Белобоким, прибыли  к месту будущего совхоза на берегу Кызыл-су, как забили  первый колышек, натянули первую палатку. Потом появилась первая палаточная улица. В апреле трактористы проложили первую борозду. К осени 1954 года появились первые улицы из сборных  финских щитовых домиков и был получен первый целинный урожай. А совхоз получил красивое название – Свободный.
 
От своего бригадира-первоцелинника, от других механизаторов и от  агрономов я узнал много интересного и полезного по организации производственного процесса.      О многом из узнанного нигде в прессе не упоминалось. Например, в первые годы в  целинных совхозах  получали большой урожай пшеницы, но во многих хозяйствах половина,  а то и большая часть урожая сгнивала. Причина  гибели зерна заключалась в неумелой организации работ при освоении целинных земель: большие площади были засеяны пшеницей, а о том, как сохранить урожай - не подумали.  Строительство элеваторов эадерживалось, своих зернохранилищ в совхозах не хватало.  Собранное зерно складировалось на совхозных токах под открытым небом. Это были огромные горы зерна, достигавшие в высоту до 5 метров, а в длину – свыше ста метров. И таких гор зерна в каждом совхозе было несколько. Беда наступала тогда, когда начинались периоды осенних дождей. Зерно мокло, прорастало. Горы зерна покрывались коркой проросшего зерна, внутри пшеничного вала зерно горело.  Всё это оборачивалось тем, что зерно изначально высокого качества теряло свои свойства, использование которого возможно было только в фуражных целях (на корм скоту).  Сгнившее зерно весной бульдозерами сталкивали в буераки (овраги) или вывозили машинами, подальше от глаз.   

Во второй половине августа, освоившись с основными моментами жизни полеводческих бригад и основными технологиями производства зерна,  я уже начал готовить отчет по практике, который нужно было  представить по прибытию в техникум. Постепенно у меня накопился обширный материал в виде различный сводок, таблиц, графиков, фотографий собственного производства, описания сортов культур, список основных сорняков, болезней и вредителей сельскохозяйственных культур и меры защиты от них, которые применялись в
данном хозяйстве.   Для выяснения некоторых вопросов приходилось обращаться к агроному, бригадирам, главному инженеру, плановикам, бухгалтерам, которые никогда не отказывали в помощи.

Отчет я писал после работы,  вечерами, когда все уже спали. Я старался закончить написание отчета к моменту окончания практики, чтобы получить рецензию главных специалистов совхоза и по приезду в техникум сразу сдать его.
Наконец, началась массовая уборка пшеницы. Это всегда самая напряженная пора на селе.  Комбайнеры работали допоздна, даже при свете фар. Бортовые машины сновали по полю вслед за комбайнами, которые изредка останавливались, чтобы выгрузить зерно из бункера и двигались дальше.

В эти напряженные уборочные дни сотни автомашин, груженые зерном устремлялись по грейдеру (автомобильные дороги в степи) к районному элеватору, где зерно сдавалось государству. Кузова машин тщательно герметизировались, чтобы не было потерь зерна в пути.

В горячие дни уборки, когда на учете каждый час, проявились недостатки в обеспечении техники запасными частями. От почти безостановочной круглосуточной работы комбайны не выдерживали, ломались. Очень часто нужной детали на совхозных складах не было. Чтобы сократить время простоя техники, нужную деталь снимали с новых комбайнов, которые стояли на сельхоз дворе.   Зачастую эти детали снимались без ведома механиков,  документально  не оформлялись и не учитывались. Такое „раскулачивание“ техники  приводило к тому, что новый комбайн в совхозе числился, а когда дело доходило до его использования – он не был пригоден для работы.
               
Приближался конец сентября, заканчивалась моя практика. Пик уборочной страды пройден, но комбайнеры продолжали выжимать из своей техники всё возможное, чтобы до наступления дождливого периода убрать с полей всю пшеницу. Сами они, комбайнеры, за время уборочных работ и загорели, и истощились до невозможности,  но хлеборобы не роптали, они знали, что за свой труд впереди их ждет щедрое вознаграждение. 

Вот и настал последний день сентября.  После обеда я попрощался со всеми членами бригады, поблагодарил их за науку и пожелал им дальнейших успехов.  Вечером я имел заключительную беседу с главным агрономом. Он выдал мне характеристику о моей двухмесячной деятельности в совхозе в качестве практиканта и отзыв-рецензию о моем отчете, с которым главный агроном знакомился три дня. Ни первый, ни второй документ я не читал, только посмотрел, на месте ли подписи и печать. Затем мы вместе зашли в кабинет директора совхоза, где обоих я поблагодарил за помощь. Мы тепло попрощались, и я покинул кабинет.

Когда я уезжал из совхоза Свободный, то по дороге до железнодорожной станции Есиль я видел горы хлеба на токах, всё еще лежащие скошенные валки, обмолоченные поля, бесконечные автокараваны с зерном нового  урожая, спешившими к элеваторам...

*************************** 

ЗАВЕРШАЮЩИЙ ЭТАП УЧЁБЫ.

Через несколько дней я был уже в техникуме. Наша группа съезжалась, мы готовились к началу первых лекций на четвертом курсе. 
За лето закончилось строительство общежития, студенты младших курсов провели благоустройство территории вокруг нового здания, уютные комнатки которого приняли своих первых постояльцев.
Правда, из нашей группы в новенькое общежитие переселились только девушки, а мы, парни, были переведены из общежития на берегу Уфы в старенькое здание во дворе техникума. Нас это вполне устраивало – общежитие теплое и вставать утром можно было за пять-десять минут до начала лекций. Зато по вечерам мы ходили в гости к своим однокурсницам и чаёвничали в их комнатах.

Наш руководитель производственной практики Анатолий Вениаминович Янкин (преподаватель растениеводства) собрал нашу группу, дал каждому возможность высказаться по итогам прошедшей практики, ответил на ряд наших вопросов,  после чего собрал  наши отчеты на проверку.
Лекции,  лабораторные работы по растениеводству и другим предметам,  работа в читальном зале библиотеки, общественные обязанности – все это вновь так закрутило нас, что минуты свободной не оставалось.
В начале октября Анатолий Вениаминович Янкин после лекций пригласил нашу группу в свой кабинет „Растениеводства“ и сделал очень подробный анализ наших отчетов по летней производственной практике, после чего объявил отметки. На „Отлично“ Анатолий Вениаминович Янкин оценил два отчета, в том числе и мой.

В начале декабря 1960 г. Рудольф Акиев решил перейти на заочное обучение, чтобы раньше закончить техникум. Составить ему компанию  он предложил и мне. Надо сказать, такой вариант был возможен. На февраль 1961 года для группы агрономов-производственников заочного отделения были назначены Государственные выпускные экзамены. Вот Рудольф и предлагал присоединиться к этой группе агрономов и вместе с ними сдать выпускные экзамены. Предложение показалось мне заманчивым: у нас появлялась возможность почти на полгода раньше всей нашей группы сдать Госэкзамены, получить диплом и начать самостоятельную работу. Но предстояло решить несколько проблем: как быть с текущими экзаменами и зачетами за четвертый курс?   Перейдя на заочное отделение, мы лишались стипендии, - а на какие „шиши“ мы будем жить – питаться?  Как быть с трудоустройством после получения диплома? Ребята нашей группы получат работу по распределению, а нам-то самим место работы искать придется. И, наконец,  удовлетворит ли дирекция техникума  нашу просьбу о переводе нас на заочное отделение?

Так как времени у нас было в обрез, то к решению этих вопросов мы приступили незамедлительно.
О работе: место найдем, за это мы не боялись.
Деньги: будем подрабатывать. Меня давно уже приглашали в Дом пионеров вести там фотокружок,  да и за судейство на спортивных соревнованиях кое-что перепадет. А Рудольфу и так предстояло с января вести в местном педучилище трехмесячный факультатив по сценическому искусству. Так что,  2-2,5 месяца проживем, не пропадем. 

Остались две проблемы: экзамены-зачеты  и разрешение директора.
За советом мы отправились к нашему ведущему преподавателю, всё к тому же Анатолию Вениаминовичу Янкину. Со вниманием выслушав нас, он задумался, затем произнес: „Жаль, что вы группу покидаете, но ваше стремление быстрее начать самостоятельную жизнь я понимаю. Экзамены и зачеты придется досрочно сдавать. Учитывая ваши знания и целеустремленность, проблем, думаю, у вас не будет. А к директору за разрешением вместе пойдем, надеюсь, он вас тоже поймет“.

Действительно, директор разрешил  нам перевод на заочное отделение и сдачу Госэкзаменов вместе с выпускниками-заочниками, но к началу Госэкзаменов мы должны экстерном сдать недостающие экзамены и зачеты.    Мы с Рудольфом ликовали от такого оборота дел.

16 декабря появился приказ о нашем переводе на заочное отделение. До 1 февраля 1961 г. мы сдали два нужных экзамена и три зачета и были зачислены в группу агрономов-заочников для сдачи Госэкзаменов. Сдавали мы четыре экзамена. На подготовку для сдачи каждого экзамена отводилась одна неделя. Нас это устраивало.
В поиске места для работы  по специальности я направил письма в  подсобное хозяйство Краснотурьинска,  а также в Тавдинский и Туринский  районы.  Вскоре из Краснотурьинска сообщили, что вакантных мест по агрономической специальности нет. Чуть позднее пришло письмо-приглашение из Тавдинского района.  Я неделю еще ждал ответа из Туринского района, но, не дождавшись его, направил подтверждение о моем согласии в Тавду.  В конце февраля я получил приглашение на работу и из Туринска, но было уже поздно: писать отказ в Тавду было неудобно и непорядочно.
Председателем Государственной экзаменационной  комиссии был назначен Н.А.Голенищев - директор Красноуфимской селекционной станции. В состав комиссии, кроме директора техникума и нескольких преподавателей,  вошли представители сельскохозяйственных отделов Красноуфимского района и Свердловской области. 
Вот и последний Госэкзамен сдан. На торжественном выпускном вечере мы получили дипломы по специальности „Агроном“.
Ребята из нашей группы поздравили нас с Рудольфом, позавидовали нам, пожелали нам успехов.  Я  тепло попрощался с ними и отправился в Тавду. Рудольф Акиев на некоторое время оставался еще в Красноуфимске, ему нужно было довести занятия в педучилище до конца.   

                *********************************************

Послесловие.  ОБОРВАННАЯ ЛЮБОВЬ.

А судьба Рудольфа Акиева сложилась трагически. 
Его преподавание сценического искусства в педагогическом училище города шло успешно. В процессе приобщения студентов к миру искусства наряду с теоретическими знаниями Рудольф использовал и свое незаурядное умение перевоплощаться на сцене в героев различного жанра и умение отражать эти события через фотоискусство.  Вскоре молодой преподаватель-самоучка стал любимцем всех студенток педучилища. Сам Рудольф еще в самом начале нашего четвертого курса, и еще не работая в педучилище, познакомился с одной из старшекурсниц - выпускницей педучилища. Это (назовем ее Таней) была девушка с длинной черной косой, доходившей ей до пояса. Жительница села Нижнего Иргинска Красноуфимского района, она после окончания средней школы год отработала учительницей начальных классов в своем же селе, а потом  поступила в местное педучилище. В июле 1961 года девушка должна была закончить учебу и уже получила направление на работу в школу села, где она сама когда-то училась.  Роман Татьяны и Рудольфа был очень бурным. Одни подружки завидовали Тане, другие радовались счастливой любви молодых людей.  В конце мая Рудольф сделал Тане предложение стать его женой. Таня ответила согласием. Свадьбу решили сыграть после выпускного Тани, когда в ее руках будет диплом учительницы.  С родителями Тани Рудольф уже познакомился, получил и их согласие, с ними же были уже обговорены детали предстоящей свадьбы. Рудольфу осталось обсудить предстоящие дела со своими родителями, которые жили в городе Ревда Свердловской области.
В последнюю пятницу мая 1961 года большая  компания парней и девчат нашей группы и группы Тани провожали Рудольфа на вокзале Красноуфимска. В ожидании поезда молодежь пела песни, веселилась на перроне. Вот подошел пассажирский поезд, все начали прощаться с Рудольфом и желали ему быстрого возвращения. Рудольф и Таня, держась за руки, время от времени украдкой целовались (в то время всё скромнее было).  Сигнала отправления всё не было. Вдруг кто-то из девчат запел модную тогда песню, а другие тотчас подхватили ее:

Кондуктор не спешит,
Кондуктор понимает,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда.

Вот и сигнал отправления прозвучал. Проводница торопила Рудольфа. Он, обняв и поцеловав свою невесту, вскочил на подножку тамбура. Состав, дернувшись, сдвинулся с места, медленно стал набирать ход.  Провожающие бежали по перрону вслед уходящему поезду,  прощально махали руками. Рудольф, стоя в дверях вагона, в ответ тоже махал руками всем.
   
Последняя песня оказалась пророческой.

На другой день (была суббота) после лекций Таня на выходной день поехала домой в Нижний Иргинск. Автобусов тогда не было. Ехали на грузовой машине, крытая брезентовым тентом. Народу было много. Узкая дорога проходила между двумя глубокими карстовыми воронками. Прошедший до обеда дождь, «лысая» резина колес машины и невнимательность водителя  стала причиной страшной трагедии. На опасном участке дороги между воронками машину на скользкой дороге «повело». Ее полуразвернуло на дороге и задним ходом машину потянуло вниз, в воронку, наполненную водой. Те пассажиры, которые находились у самого заднего борта, попав в воду, сумели вплавь спастись. Люди, находившиеся у самой кабины, тоже сумели выбраться на кабину машины через вырезанное в брезенте окно.  А машина продолжала погружаться в воду. Те, кто находился в середине кузова, оказались в ловушке.
Через несколько часов, прибывшие к месту аварии два трактора вытащили машину из водоема. В кузове нашли три трупа.
И среди них – Таня.

Эта трагедия стала для Рудольфа началом конца. Тонкая артистическая душа не смогла смириться с невосполнимой потерей любимого человека. Чтобы отключиться от чудовищной действительности, от утраты своей любви, свое горе Рудольф начал глушить в вине. Запои следовали один за другим.
В один из них Рудольф ушел из жизни, он повесился. 

*******************************

Следующая глава:

Тавдинский район
Свердловской области
(март 1961 – август 1963 годы)