Как сияли его глаза, когда он рассказывал о первом дне работы!
Взрослый, красивый, серьезный. На скулах темный подшерсток, на груди пучок светлых серебристых волос. После двух пар в институте прямиком в бар.
У меня, как на зло, болел язык. Есть такой грех, рву его острыми зубами раз в месяц. Я стоял, как глухонемой и жестами вымаливал у него продолжение.
– Ты пил когда-нибудь капучино?
Машу утвердительно головой. Его лицо морщится в ухмылке:
– Ты никогда не пробовал настоящий капучино!
Снова киваю. Да хрен с ним, думаю, пусть пацан порадуется!
– Весь бар два на два метра. Вот здесь кофе-машина, тут единственный стул,– машет ногой в сторону холодильника,– на нем шмотки шефа. Представляешь, за пять часов работы ни разу не присел!
Соглашаюсь. Тру большой палец указательным, мол, тити-мити сколько?
– О чем ты, пап? Какие деньги, я же только учусь!
Не понял. Морщу лоб, показывая на чашку.
– А! Чашечка стоит сорок рублей,– показал размеры.
Делаю на лице грустный смайлик. Типа, маловата будет! Теперь он соглашается.
Демонстрирую игру на клавиатуре и женские сиськи. Не понимает. Пишу на бумажке «Касса и кассир есть?».
– Нет. Он один за всех.
Улыбаюсь и кладу кисть на кисть и так несколько раз, словно мушкетеры. Надеялся на ответную фразу «Все за одного». Нет, стукнул легонько по плечу:
– Ты это, береги себя, пап. Спать хочу.
Под занавес показал ему последнюю миниатюру: змейку ладонью и хлопнул ею сжатый кулак. Смеется. Пантомиму из старого анекдота помнит. Сказал «Ёб…нный карась» и ушел.