Маленький Арменчик подавал большие надежды: уже в трех-четырехлетнем возрасте он уверенно держал в пальчиках карандаш и мог нарисовать что угодно! А когда в руки ему попадали цветные карандаши или фломастеры, его безудержная фантазия не знала границ… “Наш художник” – прозвали Арменчика все соседи и родственники, не упуская случая попросить мальчика “нарисовать что-нибудь на память”. Полюбили его и одноклассники, когда он начал ходить в школу: Арменчик всем рисовал с удовольствием – кому пароход или поезд, кому тигра или собаку…
И настал тот день, когда папа с мамой решили отдать свое любимое чадо “в ученье” – чтобы “талант не пропадал зря”! Перебрали все рисунки, имевшиеся дома, и оказалось, что многое, действительно удачное и достойное, раздарено родным и знакомым и в художественную школу представить почти нечего – одна мелочь, вряд ли способная привлечь внимание строгих членов приемной комиссии…
Мама расстроилась и стала было обзванивать всех, у кого могли оказаться рисунки ее сынишки. Папа заметил, что это не совсем удобно и лучше за несколько оставшихся до приема дел дней нарисовать “что-то свеженькое и приличное”. Волнение в доме улеглось.
Арменчик старательно стал рисовать один за другим пейзажи, натюрморты, зверей и человечков как мог – ведь ему еще не было и 7 лет! Что-то получалось, что-то – не очень. Он нервничал, кусал губки, глаза его то тускнели, то искрились от счастья и азартно блестели, когда ему нравилась та или иная картина, удачно выписанная деталь или линия. Армен аккуратно складывал нарисованные листы на письменный стол папы, чтобы, когда найдется время, тот смог бы посмотреть и оценить сделанное.
И вот, наконец, после вечернего чая, папа действительно заинтересовался работами сына. Молча, сосредоточенно отец мальчика всматривался то в одну, то в другую картинку, удовлетворенно кивал головой и не спеша откладывал понравившиеся ему работы в сторонку. Арменчик, затаив дыхание, ждал строгого отцовского суда. Он знал, что папа неплохо разбирался в искусстве – у них дома было полно таких книг и альбомов – и сам не был лишен дара рисовать, и его слово малыш очень ценил…
Вдруг отец недовольно буркнул что-то и сверкнул глазами на Армена, протягивая ему лист, на котором был изображен большой голубой легковой автомобиль.
- Что это ты нарисовал? – почти грубо спросил папа.
- Автомобиль…, - растерянно ответил малыш, не понимая чем он мог рассердить отца.
- Я вижу, что автомобиль! Но разве так его рисуют?!
Отец в упор посмотрел на сына и… нервным движением руки порвал рисунок на несколько частей и швырнул на стол.
- Нарисуешь снова! С такими работами тебя не то что в художественную, но и в обыкновенную школу нельзя пускать, - зло бросил папа и, резко отодвинув на край стола стопку рисунков малыша, уткнулся в свои газеты.
“Наверное, у него неприятности на работе или опять с мамой поссорились”, - подумал мальчик и, опустив голову, с упавшим настроением отошел. В глазах его родители увидели глубокую обиду. Мама с укоризной посмотрела на папу, хотела, видимо, что-то сказать, но не решилась – столько негодования прочла она на лице мужа.
Прошло несколько долгих, тягостных минут. Прошелестев газетами, папа устало откинулся на спинку кресла, включил телевизор…
Спустя какое-то время Армен тихо подошел к отцу с листом чистой белой бумаги и фломастерами в руке.
- Папа… нарисуй мне автомобиль…, - серьезно и не глядя отцу в глаза проронил мальчик.
“Зачем я так круто обошелся с ним?” – немолодой папа почувствовал в глубине души угрызение совести. Родители удивленно переглянулись – их чадо если обижалось на кого-то, то долго “дулось” и не скоро “отходило”. А тут… Странно!
- Да, сынок, сейчас я тебе нарисую автомобиль таким, каким он должен быть, - уже ровным, миролюбивым голосом среагировал отец и увлеченно стал рисовать. Настроение его поднялось от “правильного” поведения ребенка.
…Когда прекрасный лимузин вишневого цвета со всеми мельчайшими деталями и пассажирами внутри был готов, отец протянул лист мальчику – ласково и даже любовно, в полной уверенности в примирении с сыном.
Армен взял рисунок, внимательно посмотрел на нарисованный автомобиль, потом многозначительно на отца, и молча, хладнокровно… порвал его – точно таким же движением руки, как и папа, на несколько кусочков, и, положив перед ним на стол, медленно вышел из комнаты…
Родители онемели от преподанного урока “детской педагогики”.
* * *