Откуда я родом

               
Меня,  уроженца семьи староверов из Усть-Цильмы, пригласили на родословные чтения «В Усть-Цильме повезло родиться». Чтения проходили в Постоянном представительстве Республики Коми при Президенте РФ в феврале 2012 г. Организовало их московское представительство Межрегионального общественного движения «Русь Печорская» и его председатель, Татьяна Дмитриевна Вокуева.   
Хотя я не являюсь жителем Усть-Цильмы: с рождения жил в Нарьян-Маре, учился в Питере, работал в Каунасе, - Татьяна Дмитриевна, а также члены нашего большого устьцилёмского рода, Ирина Васильевна Кутепова и Григорий Васильевич Чупров, убедили меня взяться за составление родословной моей семьи.
Процесс поиска разнообразных сведений и написания семейной истории так завладел мною, что само собой возникло желание доверить бумаге  воспоминания и о трудном детстве в послевоенном Нарьян-Маре. Я совсем не планировал создавать книгу. Мне лишь хотелось ностальгическими воспоминаниями о прошлом скрасить нынешнее, не очень лёгкое, бытие моих сверстников и сверстниц, выпускников средней школы № 1 Нарьян-Мара, одноклассников пятидесятых годов XX века.    
Получив мои первые мемуарные опыты по электронной почте,  корреспондентки стали просить и даже требовать: пиши дальше. Мысленно возвращаясь в минувшее, я словно преодолевал ступеньку за ступенькой лестницы тогдашнего, почти спартанского, существования: сенокос, рыбалка, охота, морошка, учёба, спорт, дружба, работа, наука…  В течение двух месяцев я излил на бумагу всё, что отложилось в сердце за 70 прожитых лет.    
Книгу я писал для своего поколения. Вместе с тем надеюсь, что и молодым, вступающим в жизнь читателям, будет интересен мой опыт, что он поможет им преодолевать трудности, поджидающие каждого человека на жизненном пути.
Откуда мы родом
     Мои родственники ; троюродная сестра по линии матери, Ирина Васильевна Кутепова, и троюродный брат со стороны отца, Григорий Васильевич Чупров, живущие ныне в Ухте, а также двоюродный брат со стороны матери, Валерий Васильевич Носов, житель Усть-Цильмы, несколько лет назад начали искать корни нашего рода. От них я и узнал начала своей родословной.
Основателем рода  по линии отца, как установил Григорий Васильевич, был  Михаил Чупров из деревни  Кривомежка  (Кривомежное), расположенной недалеко от села Трусово по реке Цильме.  У Михаила было три сына: Петр (1-й), Иван, Петр (2-й) -  и три дочери.
Пётр (1-ый) родился в 1843 году, а в 1875 переехал со своей семьей в Усть-Цильму. В 1880 году он срубил на высоком берегу Печоры двухэтажный дом на четыре семьи. Дом  строил большой, так как в семье уже росло три сына: Иван, Перфил и  Пётр. В 1884 году родилась дочь Анна. Дом стоит и поныне на улице Набережной, 43.
Чтобы выжить в жёстких условиях Приполярья, усть-цилёмы жили и вели хозяйство родами. В ежедневном общении фамилию нередко заменяло прозвище, данное по какому-то общему признаку рода. Род отца звался Чарнышевыми. Прозвище они получили по цвету кожи ¬¬¬; большинство их мужчин были очень смуглыми.  Такова первая версия.
Григорий Васильевич рассказал ещё одну, услышанную от отца и моего дяди, Тимофея Перфильевича: «За домом по ул. Советской, 39, где мы летом пили чай, протекает Остапков ручей. Место за ручьём в сторону пристани раньше называлось Каравановка потому, что в районе пристани и ниже причаливали караваны лодок и каюков чердынских купцов. Поскольку дом наших дедов находился недалеко от Каравановки и берег позволял чалиться лодкам и баржам, то в наш большой  двухэтажный дом на берегу реки всегда на постой просились приезжие купцы. И от слова чердынцы появилось измененное название рода ;Чарнышевы;. Но это только предположение.
«Из рассказов отца помню, ; сообщил мне Григорий Васильевич, ; что у  рода Чарнышевых ; Ивана Петровича, Перфила Петровича, Петра Петровича и Анны Петровны недалеко от деревни Уег были земли, заливные луга и постройки. Местечко называлось Высокая земля. Отец рассказывал, что в детстве видел там деревянные ящички (формы) в которых прессовали сливочное масло, примерно по килограмму, и на формах было вырезано клеймо ЧИП (Чупров Иван Петрович). Масло с этим товарным знаком  охотно покупали купцы в Мезени и Архангельске на зимних ярмарках, куда возили наши деды свой товар по тракту Усть-Цильма-Архангельск. Видимо, твой дед, Иван Петрович, неоднократно бывал в Мезени и Архангельске. В Архангельске и был похоронен. Причины столь короткой жизни его, мне неизвестны».
Это письмо напомнило мне, как в середине пятидесятых годов мать просила мою старшую сестру Татьяну, уезжавшую в Архангельск, поискать могилу деда Ивана. В 1914 году он уехал в Архангельск на ярмарку, заболел там и умер. 
О судьбе моей бабушки, жены деда Ивана, ничего не удалось узнать. Известно только, что звали её Анна Степановна, и что она то ли умерла, то ли после смерти мужа второй раз вышла замуж.
По этой причине мой отец, Иосиф Иванович, с десяти лет рос сиротой в большом родовом доме Чарнышевых. 
От Ирины Васильевны Кутеповой я узнал, что одна из ветвей нашего рода со стороны матери носила название Глухины: «Первым из рода Глухиных в Усть-Цильму  приехал Иван Вокуев, ; написала она мне. ; Он был глухим (отсюда и название рода), прожил на свете 104 года.
У Ивана было два сына ; Евграф Иванович и Пётр Иванович.  Известно, что Евграф Иванович со своим сыном куда-то исчезли после того, как нашли какой-то клад.
А вот от Петра Ивановича пошла дальнейшая ветвь рода Глухиных. Сколько имелось детей у Петра Ивановича, отец мне так и не сказал. Но один из них, Василий Петрович, женившийся на Анисье Марковне, является нашим прадедом. Анисья Марковна рожала 22 раза и прожила на свете 99 лет.
Дети Василия Петровича и Анисьи Марковны:
Трифон
Филипп
Яков
Гаврил
Агафья
Фёдор
Василий
Парасковья
Аграфена
Екатерина
Какова последовательность и даты рождений  ; я не знаю.
Получается, что мой дед Трифон и Ваша бабушка Екатерина родные брат и сестра. Ваша мама, Ирина Васильевна, и мой отец, Василий Трифонович, двоюродные брат и сестра. Выходит, Вы и я ; троюродные брат и сестра.
 Кстати, Вашу бабушку Екатерину в Усть-Цильме все звали Катей-костоправкой. Про нее ходят в селе легенды. Я её помню. Она трижды вправляла мне вывихи».
В ноябре 2011 года Ирина Васильевна написала мне: «В нашем роду Глухиных жива и в полном здравии есть Анна Васильевна Вокуева. В августе ей исполнилось 89 лет. Зимой она обычно приезжает к своей дочери Татьяне в Ухту. Думаю, она может что-либо рассказать о наших родственниках».
Ирина Васильевна затем побывала у этой двоюродной тётушки, и написала мне: «Порасспрашивала её о родственниках. К сожалению, о ваших дедушке и бабушке из рода Чарнышевых она ничего не знает. А вот о дедушке Василии Малышеве кое-что рассказала. Бабушка Екатерина Васильевна замуж была отдана за него в шестнадцать лет. Однажды в темноте на Василия напали двое мужиков и сильно избили его. До дома он добрался живым, но стал болеть. Еще Анна Васильевна сказала: «Тётка Катерина говорила, что лежал и болел он совсем мало, и скоро помер. Перед самой смертью Василия, эти двое мужиков приходили к нему и просили прощения. Они говорили, что Василий ни в чём не виноват, что они в темноте приняли его не за того, кого хотели проучить». Вот и получается, что Василия избили так, что он Богу душу отдал. По сути дела это убийство. Видать, совесть мужиков замучила, коли пришли прощения просить у умирающего и не побоялись признаться в этом.
Еще Анна Васильевна сказала, что родители Вашего отца умерли очень рано.  Воспитывали его дед и бабка. Женили его в шестнадцатилетнем возрасте на вашей маме Ирине Васильевне, которой тоже было шестнадцать лет». (Замечу, что Анна Васильевна ошиблась: отец женился не в шестнадцать, а в восемнадцать лет).
  Первый муж бабушки Екатерины Василий Малышев происходил из рода Комаровых. У них было трое детей: Ирина (моя мать), Исай и Степанида, родившаяся через несколько дней после похорон Василия.
Дед Василий погиб в двадцать семь лет, а бабушке Катерине не исполнилось ещё и двадцати пяти. Она снова вышла замуж, оставив  старших детей, Ирину и Исая, на воспитание в родовом доме Глухиных, своему дяде Ивану Андреевичу. Своих детей у него не было.
В детстве мама мне рассказывала, что в Усть-Цильме в те годы многие рода были обязаны передавать из поколения в поколение выполнение того или иного умения в интересах всей округи. Иван Андреевич выполнял обязанности костоправа и передал свою общественную обязанность бабушке Катерине. Мать сильно огорчалась, что, выйдя второй раз замуж, бабушка Катерина  специальность костоправа по наследству так никому и не передала.
В том, что бабушка Катя была хорошей костоправкой, я убедился на собственном опыте. Кажется, в 1947 году, мальчишкой, я бежал рядом с поднимающимся медленно в гору от речного порта грузовиком, и кричал сидящему в кузове дяде: «Дядя, прокати». Он сжалился надо мной, схватил за руку и резким движением поднял в кузов.
Вывих локтевого сустава правой руки не заставил себя ждать. Мать  не повела меня в городскую больницу, а через два дня со знакомым первым помощником капитана парохода «Молоков» (дядей Федей, тоже усть-цилёмом) отправила в Усть-Цильму к бабушке. Бабушка на ощупь, так как почти ничего не видела, обследовала мою руку, затем два дня растирала её в бане, и, в завершение процедуры, резко дёрнула. Мой локтевой сустав встал на место.
Вот такими были наши предки.
Любопытные сведения о том, как предки больших родов Чупровых и Носовых обосновались в деревне Трусово на Цильме, я нашёл в художественно-документальной повести Льва Смоленцева «Печорские дали», выпущенной в книжном издательстве Коми в 1979 году. Всех, кто интересуется историей усть-цилёмских родов, отправляю к этой увлекательной книжке.
                Мои родители
    С женитьбы до раскулачивания и коллективизации мои родители жили в Усть-Цильме в родовом доме Чарнышевых, в котором тогда росло много малолетних детей.
Видимо поэтому кара раскулачивания обошла род Чарнышевых стороной. Зато дядю Ивана Андреевича из рода Глухиных, раскулачили и всё хозяйство отобрали.  Воспитанники его, моя мать и её брат Исай на тот момент выросли. Дядя уже был больным, немощным стариком. Поэтому, возможно, его пожалели, не сослали, а просто вытолкали из собственного дома на улицу. Мама взяла его в свою семью и ухаживала за ним до его смерти.
Раскулачивание и коллективизация обрекли жителей Усть-Цильмы в начале тридцатых годов на полуголодное существование и непосильный труд на лесозаготовках. Это обусловило массовый исход усть-цилёмов в низовья Печоры, на строительство  Нарьян-Мара.
Только наших близких родственников до начала войны из Усть-Цильмы в низовья Печоры переехало около десятка семей. В том числе: семья Малышевых — брата моей  матери, Исая Васильевича; семья Ивана Яковлевича Носова, женатого на сестре нашего отца, Матрёне Ивановне; две семьи Чупровых (наша и дяди отца, Петра Петровича Чупрова); семья Дуркиных; две семьи Ермолиных. 
           Во вновь образованном национальном округе исконные крестьянские умения мужиков Усть-Цильмы, такие, как рыбный промысел, приходились как нельзя кстати. А владели они им с незапамятных времён. Моего отца, как наиболее грамотного (окончил четыре класса церковно-приходской школы) из  прибывших в Нарьян-Мар мастеров рыбного промысла, Ненецкий окружной интегральный союз завербовал для организации промысла в низовьях Печоры ; деревнях Юшино и Носовая. До этого отец год или два заведовал рыбоприёмным пунктом в деревне Росвино на территории Коми республики. В одно из больших наводнений часть деревни смыло, и пункт закрыли.
В 1936-м отца перевели в Нарьян-Мар на должность заведующего продовольственными складами с предоставлением жилплощади в маленьком домике на берегу озера, в самом начале улицы Хатанзейского. Тогда же вся наша семья (мать, бабушка, старшие братья Фёдор и Иван, сестра Татьяна) перебралась на постоянное жительство в Нарьян-Мар. Как и большинство выходцев из Усть-Цильмы, семья завела корову и, по стандартам того времени, вполне благополучно прожила до начала войны.
Я родился в 1940 году. В моём свидетельстве о рождении записано, что родился я в селе Усть-Цильма. На самом деле мать родила меня в бане деревни Каменка, недалеко от нынешнего Хонгурея. Она, как истинная староверка, не захотела рожать в больнице Нарьян-Мара, где «всё погано», но доехать до Усть-Цильмы не успела.
Отец родился в семье староверов, а, значит, не пил, не курил и свято соблюдал заповедь «не укради». За шесть лет работы заведующим складом не имел ни одного взыскания или недостачи. Но с началом войны кому-то стал не по нраву заведующий, который сам не берёт и другим брать не даёт. И этот кто-то в конце 1941 года подбросил в органы анонимку, гласившую, что И.И. Чупров украл со склада и выпил бутылку водки. Было указано место, где теперь бутылка лежит. Бутылку органы дознания нашли, провели ревизию, недостачи не обнаружили (у сестры до сих пор хранится копия акта ревизии), тем не менее, отца судили, приговорили к году лагерей и отправили в Медвежку ; село на Печоре, в Коми АССР.
Через четыре или пять месяцев отца освободили с формулировкой «за ударный труд и примерное поведение». После освобождения он приехал в Усть-Цильму и сразу был отправлен на фронт. А в 1943 году мать получила известие, что её муж пропал без вести. Она начала свои долгие поиски, опрашивала призванных вместе с отцом в армию, пока ей не удалось разыскать в Усть-Цильме его однополчанина. Тот рассказал, как в начале 1942 года почти вся их часть сложила головы при штурме безымянной высоты под Ворошиловградом (Луганском). Он же получил ранение в самом начале штурма и попал в госпиталь, благодаря этому и уцелел. После неудавшегося штурма высоты наши войска отступили. Всех, кто остался лежать там, занесли в списки без вести пропавших.
Когда отца арестовали, в семье уже росло четверо детей, ожидался пятый (сестра Елена родилась в мае 1942 года). Несмотря на это, после отправки отца в Медвежку мы получили приказ освободить занимаемую квартиру без предоставления другой жилплощади, то есть многодетную семью просто выбросили на улицу. «Квартирный вопрос» всегда стоял остро. Нарьян-марцы жили не только в домах и бараках, но и в землянках, выкопанных в песчаных холмах в районе Калюша. Одним словом, желающих занять наше жилье могло быть немало.
От голодной смерти на улице семью спас Тимофей Мокеевич Хатанзейский, директор колхозно-совхозной школы - будущего сельхозтехникума. Он хорошо знал отца по совместной работе в Рыболовпотребсоюзе и понимал абсурдность предъявленного ему обвинения. На свой страх и риск он принял на работу нашу мать на должность конюха, с предоставлением жилплощади в виде холодной конуры в здании школы по улице Выучейского. В марте 1937 года в этом здании более десяти дней ожидала лётной погоды экспедиция Севморпути, направлявшаяся на Северный Полюс.
Тимофей Мокеевич был человек мягкосердечный и не очень решительный. Поэтому непростое по тем временам решение - приютить семью осужденного, он принял лишь под давлением своей супруги, Анны Александровны, и жены преподавателя Стрелкова ; Антонины Ефимовны. Нашей семье очень повезло, что в тот момент в городе жили эти замечательные женщины «из бывших», из интеллигенции дореволюционной формации.
В обязанности конюха входило не только кормить, поить и содержать школьных лошадей, но и обеспечивать водой столовую и общежитие, находившиеся в том же здании, а школу ; дровами. Воду ; не менее пяти-десяти трёхсотлитровых бочек –приходилось возить с колодца каждый день, потом переливать ведром в специальные чаны, а дрова добывать из вмёрзших в речной лёд на реке плотов. Длина брёвен составляла пять-шесть метров, диаметр ; от двадцати до сорока сантиметров. Вес их в несколько раз превышал собственный вес женщины-конюха, которая с помощью пешни выкалывала их изо льда, закатывала на сани с подсанками, привозила во двор школы и распиливала.
Кроме этого, ей нужно было поить, кормить и два раза в день доить свою корову, не говоря уже о необходимости ежедневно решать проблему, чем накормить пятерых детей и полуслепую бабушку. В то голодное и страшное время матери удалось спасти жизни младших детей, мою и сестры Елены, лишь благодаря корове. Но и корова хочет есть. Старое поколение нарьян-марцев, наверное, подзабыло, а молодое никогда не знало, что на прокорм коровы требовалось заготовить за короткое лето не менее десяти-двенадцати возов сена, по тридцать пудов каждый. А для этого требовался сенокосный участок площадью не менее двух гектаров.
Единственным средством передвижения и перевозки грузов в городе были лошади.  Каждая организация держала лошадей, для которых на зиму также необходимо было заготавливать сено. Поэтому все заливные луга  ; пожни ; в радиусе десяти километров от Нарьян-Мара распределялись под сенокосы организациям и колхозам. Частным лицам участки выделяли, в лучшем случае, в конце Мойбичера и Макеева шара, а то и на острове Эйхерев, на Печоре, в районе бывшего рыболовецкого посёлка Месино, в двадцати-тридцати километрах от города. Разумеется, владельцы коров стремились получить участок поближе. Самые удалённые участки доставались самым беззащитным. Наша семья сенокосила на острове Эйхерев.
Воспитанный матерью и бабушкой в староверческой среде, я не состоял в пионерах, никогда не вступал в партию, но и верующим тоже не был. Однако, порою склонен думать, что только Бог помог нашей матери выжить в страшных переделках, в которых она побывала, заготавливая и перевозя сено и по воде, и по суше.
Сегодня реку бороздят моторные лодки, катера, яхты, а в те годы преодолевать водные пути мы могли лишь на вёсельной лодке. Причём, добираться на лодке до своего сенокоса было необходимо не менее двух раз в год. Первый раз в конце июля – начале августа, чтобы заготовить сено. Второй ; в сентябре, чтобы привезти не менее двух возов сена для прокорма коровы в период ледостава. Остальное вывозили уже по санному пути на лошадях, которых нанимали в одной из организаций. Выделяли их частникам только в актированные дни, когда из-за сильных морозов объявляли нерабочий день, и лошади бывали свободны.
Самое яркое воспоминание из моего детства связано как раз с вывозкой сена. Однажды знакомые тётушки и бабушки собрались оплакивать нас, ставших круглыми сиротами: три дня назад наша мать уехала в сорокаградусный мороз за сеном и пропала. Значит, замёрзла. Но она вернулась живой! Её засыпали вопросами ; что да как? Оказалось, на обратном пути она выбилась из сил, взобралась на воз сена и заснула. Надеялась, что лошадь, обычно сама находившая дорогу, привезёт её к дому.
Тащить воз сена по бездорожью коняге было очень тяжело, поэтому он, дойдя до первой замёрзшей забереги … пошёл по ней в противоположную от дома сторону. Так они заблудились. Чтобы лошадь не замёрзла, мать выпрягла её из оглоблей, привязала к возу сена ; если у лошади есть корм, она не замёрзнет, ; сама же двое суток искала сначала дорогу домой, а затем ; оставленную на реке лошадь с возом.
Нужно сказать, что даже в те тяжелейшие военные и послевоенные годы далеко не все бедствовали и голодали. Некоторые могли себе позволить щеголять по мостовым Нарьян-Мара летом в хромовых сапожках, зимой в шикарных белых валенках и бурках из белого фетра и шить на заказ модные мужские сорочки из шёлка в серо-голубую полоску. Запомнил я это потому, что мать и по ночам работала ;  шила мужские сорочки, а по заказу соседа-сапожника пришивала голенища к передкам хромовых сапожек на привезённой ещё из Усть-Цильмы швейной машинке «Зингер» образца 1903 года.
В зиму 1941/42 года и летом старшие братья Иван и Фёдор помогали матери на сенокосе, как могли. В зиму 1942/43 года Фёдора призвали в армию. В начале 1944 года он погиб при освобождении Белоруссии. А в 1945 году мать лишилась и второго помощника – забрали в армию Ивана. Чтобы как-то помочь нашей семье материально, Т.М. Хатанзейский принял уборщицей на работу в колхозно-совхозную школу сестру Татьяну. Тогда ей, наверное, не было и пятнадцати лет. Работу она совмещала с учёбой в педагогическом училище. После окончания училища её отправили работать сначала в Оксино, а затем в Носовую. Так мать лишилась последней своей помощницы.
Несмотря на тяжёлую и безотрадную жизнь, мать нашла в себе силы в 1943 году приодеть свое малолетнее семейство и сходить с ним в фотографию, чтобы показать отцу на фронте: дома всё в порядке. Извещение, что он пропал без вести, ещё не пришло.
Единственным утешением усть-цилемских вдов и матерей погибших было проведение «панихид» (так их тогда называли), когда они несколько раз в году собирались по пять-десять человек помолиться за упокой души своих отцов и сыновей. Власти Нарьян-Мара это не запрещали.
Усть-цилёмки, чьи мужья и сыновья воевали, отмечали всего один праздник ; Пасху. За два месяца до него уже начинали собирать творог собственного производства, складывать его в деревянный ящичек с отверстиями на дне и прессовать. Так делалась пасха. Дня за три до Пасхи чистили до блеска печной золой латунные складные иконы, изготовленные ещё в XIX веке на Урале на заводах Демидовых, и обязательно омывали их в проруби с произнесением молитвы.
1945 год, как принято сейчас говорить, год Великой Победы, не принёс нашей семье существенного облегчения, а только ещё больше усилил душевные страдания по не вернувшимся с войны отцу и брату. Видимое облегчение в нашу семью пришло лишь в конце 1951 года, когда после демобилизации из армии вернулся брат Иван.
Душевная боль нашей семьи (думаю, и многих других семей) от того, что наш отец, сложив голову за Родину, был приравнен Сталиным, а, значит, и государством ; к предателям, осталась на долгие годы. Тем более, что государство иезуитски не давало забывать об этом, заставляя заполнять в отделе кадров при устройстве на работу, получении допуска для работы с секретными документами, защите диссертаций, поездке за границу и везде, где была графа про отца, соответствующие анкеты. Иногда приходилось униженно оправдываться перед наиболее ретивыми начальниками кадров за то, что отец пропал без вести.
Прошло шестьдесят пять лет со дня окончания войны. Более пятидесяти лет нет Сталина. Страна признала: да, из миллионов без вести пропавших некоторые сдались в плен и даже приняли  участие в войне на стороне Гитлера, но это ; не более нескольких процентов от общего числа безымянных воинов, сложивших головы на полях сражений. Имена большинства из них выявлены соответствующими службами.
Но я не помню, чтобы государство извинилось перед миллионами вдов, матерей и детей за необоснованные обвинения их близких и перенесённые ими страдания. По данным «Книги памяти» из 3 317 человек, не вернувшихся с фронта жителей нашего округа,  1 095 числятся пропавшими без вести.
В боях за Родину на фронтах войны с Финляндией и Отечественной войны принимали участие все взрослые мужчины из родового дома Чарнышевых: получившие тяжёлые ранения, но оставшиеся в живых,  мои двоюродные дяди Тимофей и Яков Перфильевичи, Аким и Василий Петровичи, не вернувшиеся с войны мои отец, Иосиф Иванович, и старший брат, Фёдор Иосифович. 
Погиб в боях за Родину мой двоюродный брат, танкист Ефим Иванович Носов, родной брат известной и уважаемой в Нарьян-Маре учительницы немецкого языка, Романенко (Носовой) Александры Ивановны.
            Дядя  Исай
Вместо Ивана Андреевича, который  вырастил мою маму и её брата, в ссылку для выполнения плана по раскулачиванию отправили Исая. Лагерь, в котором он оказался, находился около села Щелья-Юр, в шестидесяти-семидесяти километрах от Усть-Цильмы.
Через полгода братец Исай прислал сестрице Ирине в Усть-Цильму письмо, в котором сообщал, что всех кошек, крыс и собак в окру;ге лагеря они уже съели. Поэтому, если сестра хочет ещё повидать брата живым, то пусть соберет в Усть-Цильме всех дохлых овец и телят (дело было в апреле, во время массового отёла скота) и на лошади привезёт в лагерь. Она выполнила его просьбу. После этого неоднократно с попутчиками передавала брату посылки с продуктами.
В лагере Исай выжил и был досрочно освобожден.
Вернувшись в Усть-Цильму, женился.   
В начале тридцатых годов Исай перебрался из Усть-Цильмы в деревню Шапкино, где работал плотником. Там он познакомился и подружился с пастухом Шапкинского оленсовхоза, Борисом Тимофеевичем Кожевиным. После Великой Отечественной войны  Кожевин работал сначала заведующим военным отделом Нарьян-Марского горкома КПСС, затем председателем  горкома ДОСААФ  и  правления общества охотников и рыболовов Нарьян-Мара.
Жизнь в Шапкине друзьям не очень нравилась, и они решили переехать на постоянное жительство в Нарьян-Мар, но в увольнении с работы по собственному желанию им  было отказано. Тогда они, по совету бывалого соседа, купили бутылку водки, прилюдно распили  её, после чего, прикинувшись пьяными, совершили прогул на работе. За прогул Исая Васильевича тут же уволили, и он уехал работать в Нарьян-Мар.    
В 1941 году его призвали в армию. Воевал он на Карельском фронте в оленелыжном батальоне. В конце 1942 года Исай Васильевич демобилизовался по ранению в левую руку. После выхода из госпиталя он вернулся в Нарьян-Мар.  Его направили  работать военруком в школу Тельвиски. В 1945 году жители Тельвиски избрали его председателем, как тогда писали, отстающего колхоза имени С.М. Кирова.  Одна из бывших колхозниц вспоминала, что на момент избрания И.В. Малышева председателем, зарплата в колхозе составляла три рубля в неделю. Мотаясь круглые сутки по сенокосам и путинам, ему удалось вывести своё хозяйство в передовые. При этом он не забывал в меру своих возможностей помогать своей сестре Ирине, нашей маме, растить малолетних детей.
Благодарные колхозники вновь и вновь переизбирали дядю председателем вплоть до выхода его на пенсию. Выйдя на пенсию в 1963 году, Исай Васильевич переехал в Нарьян-Мар.
В начале пятидесятых годов мне  довелось слушать, как сидя за столом двое друзей — дядя Исай и Борис Кожевин, оба воевавшие на Карельском фронте, вспоминали   работу в Шапкино, переезд в Нарьян-Мар. Но главные воспоминания были о тех, с кем  воевали на Карельском фронте, о непростых отношениях в оленелыжных батальонах между  непосредственно участвовавшими в боевых действиях и теми, кто на оленях подвозил на передовую боеприпасы и продовольствие. Из всего услышанного наибольшее впечатление на меня, двенадцатилетнего подростка, произвел рассказ дяди Исая, как он оказался в окружении и, после ранения командира, взял на себя командование взводом. Он вывел солдат из окружения с оружием в руках, но без боеприпасов, потому что в ящиках, сброшенных им с самолёта, вместо боеприпасов оказалась детская обувь. За выход из окружения без боеприпасов карали, но не так строго, как за выход без оружия.
Будучи на пенсии, Исай Васильевич еще около десяти лет организовывал рыболовецкие бригады из пенсионеров, чтобы помочь рыбакколхозсоюзу выполнять план по рыбодобыче. Все эти годы он не скрывал своей неприязни, как он выражался, к бардаку в организации колхозов и рыбодобычи в округе, и, как мог, боролся с этим. 
Несмотря на это (или именно за это?), ему было присвоено звание «Заслуженный рыбак Севера». 
  Пережив раскулачивание и лагерь, выжив в кровавой мясорубке Великой Отечественной войны, дядя Исай  не смог пережить начавшийся в конце восьмидесятых годов развал экономики СССР. Однажды он побывал с каким-то вопросом в доме Советов. Неизвестно, что ему там ответили, но, вернувшись домой, он сказал своему сыну: «С этими коммунистами вы еще наплачетесь», и ушёл из жизни.
В историю округа вписано имя и его сына Алексея. В некрологе по случаю кончины Алексея в газете «Няръяна вындер» от 22 мая 2010 года я нашёл следующие строки: «Печальная весть пришла из Воскресенска Московской области — 13 мая на 78-м году ушел из жизни ветеран нефтегазоразведки округа Алексей Исаевич Малышев — человек, под руководством которого была пробурена первая на территории Ненецкого округа поисковая скважина на нефть и газ. Произошло это в Нарьян-Маре в 1958 году, на том месте, где сейчас находится хлебозавод.
Алексей Исаевич родился и вырос в Нарьян-Маре, здесь закончил среднюю школу, успешно поступил в Ленинградский горный институт. Буровой мастер, технорук Ненецкой геологоразведочной экспедиции, начальник партии структурно-поискового бурения на нефть и газ УТГУ, начальник отдела Хорей-Верской нефтегазоразведочной экспедиции — таковы этапы его трудовой деятельности. Алексей Исаевич является первооткрывателем Василковского, Лаявожского и Ванейвисского газоконденсатных месторождений».
Я запомнил, как  после получения из скважины первой нефти  в 1958 году, мой двоюродный брат Алексей со своим товарищем по учёбе пришли на торжественное собрание в свою родную школу номер один Нарьян-Мара в форме студентов Ленинградского горного института и с бутылкой добытой нефти, которой по традиции умылись.
Потомками усть-цилемского рода Глухиных (по линии моей бабушки Катерины) и рода Комаровых (по линии деда Василия) в Нарьян-Маре сегодня являются младшие сыновья дяди Исая: Василий и Игорь Малышевы.

Брат Иван
   Брата Ивана первый раз призвали в армию в январе 1945 года, когда ему исполнилось семнадцать лет, и он учился в рыбном техникуме в Нарьян-Маре.
Как только призывники из Нарьян-Мара пешком,  через Усть-Цильму, дошли до места сбора – железнодорожной станции Ираель (расстояние свыше 500 км), – туда поступила телеграмма о брони для учащихся техникумов. Иван вдвоём с приятелем пешком вернулись домой.
 В 1945 году рыбный техникум в Нарьян-Маре ликвидировали. Иван решил продолжить учёбу в техникуме в Ростове-на-Дону. Отсутствие общежития и голод в послевоенном Ростове вынудили его бросить учёбу.
 Стояла зима. На крышах вагонов, голодные и холодные, они с приятелем добрались до станции Ираель, и оттуда, в летних ботинках, кепках и фуфайках топали пешком до Нарьян-Мара. Так брат, за два года в третий раз пешком прошёл маршрут Нарьян-Мар ; Усть-Цильма ; Ираель. 
В начале 1946 года Ивана снова призвали в армию.
В армии ему повезло. Его направили в Подмосковье, в одну из частей авиационного корпуса, которым командовал Василий Сталин, большой любитель и покровитель спорта. Служа в части киномехаником, Иван не только закончил десятилетку, но и регулярно занимался спортом. Он стал неоднократным победителем армейских соревнований в беге на длинные дистанции.
В конце 1951 года он демобилизовался и возвратился в Нарьян-Мар, чтобы помочь матери вырастить младших брата и сестру ; меня и сестру Елену.
Ненецкий окружком комсомола пригласил его работать сначала на должность инструктора, а затем ; заведующего военно-физкультурным отделом.
В 1955 году он собрался поступать в Архангельский педагогический институт, чтобы стать преподавателем физики. Но судьба распорядилась иначе – его направили в Ленинград, в институт физкультуры им. Лесгафта, на Высшие курсы руководящих работников. После курсов Иван поступил на заочный факультет этого вуза, и окончил его в 1960 году. Таким образом, всю свою жизнь он посвятил развитию физкультуры и спорта в Ненецком округе.
Более десяти лет, с 1957 по 1968 годы, Иван проработал учителем физкультуры в школе, затем  ; председателем окружного комитета физкультуры и спорта.
О его деятельности на спортивном поприще подробно написано в главе: «Великий труженик спорта Иван Чупров» в книге Александра Чупрова «Нарьян-Мар. Заполярная столица», изданной в 2004 году. Позволю себе привести из неё несколько строк:
«Многие ученики Чупрова стали мастерами спорта по лыжам, баскетболу, волейболу и стрельбе. Это Фёдор Хабаров, Владимир Дуркин, Ваня Рожин и другие. Многие старожилы Нарьян-Мара до сих пор черпают жизненную энергию из воспоминаний о том, какие упорнейшие соревнования разворачивались по волейболу, футболу, городкам, хоккею. Какое количество болельщиков собирали городские первенства по различным видам спорта.
Чувствуя огромное желание населения округа проводить соревнования по выявлению сильнейших спортсменов округа, и с целью массового привлечения людей к спорту, Иван Иосифович разрабатывает правила и проводит в 1969 г. первый спортивный праздник ;Северное сияние;. Этот фестиваль спорта становится ежегодным  и сегодня носит имя его организатора ; И.И. Чупрова.
Иван Иосифович, для которого спорт стал главным смыслом жизни, постоянно погружён в организаторскую деятельность и участвует в разработке соревнований по национальным видам спорта.
И.И. Чупров, как спортсмен и руководитель, известен в России. Он ; отличник народного просвещения (1967). За четкую организацию соревнований неоднократно приглашается главным судьей на соревнования ;Беломорские игры;, судья республиканской категории по национальным видам спорта (1973). Под его руководством сборная округа по национальным видам спорта неоднократно занимает первые места в России.
Спорт сложил его судьбу, именно в нём он стал мастером и познал самого себя. 22 марта 1996 года оборвался земной путь замечательного спортсмена и человека. Уходят из жизни красивые люди. Никто и никогда не сможет восполнить эту утрату. Остаётся память».
Главным после спорта увлечением Ивана было общение с природой, в процессе которого он, как и многие нарьян-марские любители охоты и рыбалки, не раз попадал в экстремальные ситуации и находился на грани выживания. Ещё работая в окружкоме комсомола, он в одиночку проложил лыжные маршруты во многие населённые пункты округа.
В 70-е годы одной из первых в СССР злободневных  экологических тем, озвученных в печати, стала тема загрязнения озера Байкал. Редкое упоминание Байкала в печати обходилось без упоминания знаменитого байкальского омуля, которого,  корреспонденты там побывавшие, относили к лучшим рыбным деликатесам, если не в мире, то в СССР.
Однако патриотически настроенные  работники рыбинспекции Ненецкого округа считали, что байкальский омуль «в подметки не годится» карскому омулю (который водится в реке Кара, протекающей по территории округа), и что по своим вкусовым качествам карский омуль не уступает даже семге.
Поэтому многие заядлые рыболовы-любители Нарьян-Мара мечтали попробовать Карского омуля, Иван - в том числе. И вот, однажды, мечта его осуществилась. Поздней осенью знакомые пилоты согласились по дороге, то ли в Каратайку, то ли в Усть-Кару, забросить Ивана на одну из рек, в которой водится Карский омуль. В безлесную  полярную тундру на побережье Ледовитого океана. А во время следующего рейса - через неделю - забрать его. 
Иван тут же собрал: ружье, рыболовную снасть, палатку, туристический примус и недельный запас продовольствия. Видно, ловля Карского омуля не «особо одобрялась»  рыбинспекцией, поэтому, отпросившись на неделю с работы, о цели свого отпуска он никому не сообщил. Прошла неделя, но Иван в городе не появился. Не появился он и через две недели. И самое главное, что никто, включая нашу мамашу, не знали, куда он уехал. А на улице уже выпал снег и ударили морозы. В результате опроса всех знакомых, удалось найти человека, который видел, как Иван улетел на вертолете. Далее выяснили, что рейс, которым должны были забрать из тундры Ивана, то ли отменили, то ли пилоты про Ивана просто забыли. Когда за ним, наконец, прилетели, то нашли в палатке «полузамерзший  труп», т.к. запасы бензина к примусу, все продовольствие и спички у него давно уже кончились.
 В последующие годы все свободное от спортивной деятельности время он проводил  в построенной для этих целей избе. Когда Иван приобрёл снегоход «Буран», он построил новую избушку и баню в живописном сосновом бору на берегу Русской речки. Летом добирался туда на лодке по Городецкому шару мимо Пустозерска и деревни Устье, а далее — несколько часов пешком, преодолевая две водные преграды, на припрятанных поблизости резиновых лодках.
Изба стояла на четырёх двухсотлитровых железных бочках. На стене, рядом со входом, красовался автограф, оставленный царём северного леса — медведем. В первое его посещение хозяина дома не оказалось. Разгневанный его отсутствием, медведь не только оставил на стене дома след своей огромной когтистой лапы, но и перевернул всё внутри избы, в том числе тяжеленную печь, сваренную из пятимиллиметрового железа и обложенную кирпичом. Миша слопал все припасы хозяина, разжевав и выплюнув, словно ириски  в обёртке, банки тушёнки, сгущённого молока и заодно — металлическую банку бездымного пороха.
Второй раз медведь наведался уже тёмной осенней ночью в присутствии хозяина, которого от пасти разъяренного зверя защитил верный пес Ярик и ружьё, заряженное двумя патронами. Шкура этого Миши много лет использовалась Иваном в качестве ковра перед диваном. 
Еще одним, достаточно редким даже для жителей Нарьян-Мара, охотничьим трофеем Ивана была шкура росомахи. За шапку из неё на улицах Москвы ему предлагали ну очень большие деньги.
Судя по сообщениям «Нярьяна Вындер», начало каждой зимы в округе отмечается  траурными событиями – гибелью водителей и пассажиров снегоходов, провалившихся под лед. В свое время Иван стал не только одним из первых счастливых обладателей  снегохода «Буран», но и провалившихся вместе с «Бураном» под лед, возвращаясь из своей избы. К счастью, ему, в отличие от многих его последователей, удалось не только вырваться из ледяной купели, но и преодолеть по глубокому снегу в панцире из обледеневшей одежды более 10 км до жилья. Дело было ночью. У Ивана еще хватило сил слабо стукнуть в дверь ближайшего дома и затем упасть, потеряв сознание. Тут ему вторично повезло: у хозяев дома была собака, которая почуяла Ивана и своим лаем разбудила их. А хозяева не поленились выглянуть на улицу.
Во время службы в армии он научился не только быстро бегать, но и хорошо плавать. Благодаря этому он остался жив. Однажды, на охоте во время весеннего разлива Печоры на многие километры, он стал заводить мотор «Казанки», забыв поставить переключатель скорости мотора на нейтраль. Когда он дёрнул шнур, мотор не только завёлся, но и развернулся на девяносто градусов. Лодка с развёрнутым мотором пошла писать круги по залитой водой низине, а Иван, как подрубленный, рухнул в ледяную воду в полушубке и резиновых броднях. На его счастье лодка упёрлась в торчащий из воды куст ниже по течению, до которого он сумел добраться вплавь.
В Усть-Цильме  родственники до сих пор вспоминают, как Иван на спор переплыл Печору.
 Своим жизненным примером Иван привил любовь к спорту на всю жизнь своим сестрам Татьяне и Елене и мне, а также всем нам ; тягу к высшему образованию.
Татьяна, вслед за Иваном, поступила учиться заочно и успешно закончила Архангельский пединститут. В молодые годы она активно занималась лыжным спортом и лёгкой атлетикой, выступала на окружных и даже Всероссийских лыжных соревнованиях. Продолжает сегодня, отметив 80-летие, участвовать в лыжных соревнованиях «Северное сияние» имени брата Ивана, а также в соревнованиях среди ветеранов по шахматам и стрельбе. Получаемый на лыжне заряд бодрости позволил ей плодотворно работать в школах округа учителем географии на протяжении почти шестидесяти лет. 
Младшая сестра Елена в конце пятидесятых выступала в лыжных соревнованиях за сборную школы № 1 города, а затем, будучи студенткой, за сборную Ленинградского инженерно-строительного института на первенствах вузов Ленинграда. А дети её ; Катя и Герман Раух, тренируясь под руководством своего дяди Ивана, становились чемпионами Архангельской области по стрельбе среди школьников.
Работая и учась заочно, старшие ; Иван и Татьяна ; помогли нашей матери не только вырастить сестру Елену и меня, но и выучиться нам на дневном отделении в вузах Ленинграда.
Правда, я не стал поступать в  институт физкультуры имени Лесгафта, как Иван, зато воплотил в жизнь мечту его молодости стать физиком.