Ночь. Одиннадцатый час.
Я только что подъехал к верхним воротам религиозной пнимии* в Кфар Ха Роэ. Пожилой кавказский охранник Ханух открыл мне ворота и я загнал свою Юнечку** внутрь. Ханух предложил мне сигарету и мы, с наслаждением вдыхая ночной воздух, напоенный запахами цветущих садов-пардесов, пополам с сигаретным дымом, стали обсуждать последние израильские новости.
Из кустов появились два огромных глаза. Они плыли самостоятельно на высоте нескольких сантиметров над землей, и я не сразу понял, что принадлежат они черной кошке. Секундой позже я увидел, что она не полностью черная. На ногах у нее были белые носочки, а на шейке снизу белая манишечка.
- Что, проголодалась?
Ханух приоткрыл дверь нашей охранной будочки и снял с микроподоконничка пакет. Затем высыпал его содержимое перед кошкой и сказал мне:
- Знакомься. Это Шалава.
Странно. Как будто поняв, что сказал Ханух, кошка не побежала к еде. Она подошла ко мне, подняла мордочку и внимательно-внимательно посмотрела мне в глаза. Потом подошла совсем близко и боднула меня в ногу. Подняла головку и снова пристально взглянула в глаза. Возникло ощущение, что она и вправду познакомилась со мной. Не удержавшись, я наклонился и погладил ее шелковую чернущую спинку. И лишь после этого котейка пошла к еде.
Подъехал минибус, Ханух сел в него, минибус развернулся и уехал. А мы с Шалавой остались в полной тишине, посреди летней израильской ночи, наполненной стрекотанием цикад, сельскими запахами, смешанными с благоуханием цветущих садов и с мириадами ярчайших звезд на небе.
Однако, пора делать обход территории. Я запер хлипкую дверь будочки, подтянул штаны с тяжеленным пистолетом и чертыхаясь из-за необходимости терпеть боль в поломанных ногах, поплелся обходить немаленькую территорию интерната-пнимии.
О, да я не один! Кошка оставила еду и бросилась догонять меня. Ну что ж, милости прошу в компанию. Вдвоем веселее.
Первый «объект». Здание школы. Осмотрел окна – блин, светятся несколько наверху. Придется подниматься, выключать. Котейка, будто понимая, что ей придется подождать меня, вскочила на широкий бордюр возле лестницы и уселась.
Красивое здание. Бойницы в стене вдоль лестницы. Широкие гулкие корридоры. Где же свет-то? Ага, вот где. Это внутренняя синагога. Молельный зал. Полукругом располагающиеся столы, ступенями спускающиеся к небольшому помосту типа эстрады. На столах тут и там книги в черных обложках с золотыми ивритскими буквами. Неожиданно глаз «цепляется» за русские буквы «Тора». Беру в руки. Действительно. Тора на русском языке. Вернее правые листы на иврите, а левые на русском. Интересно.
Ладно, все равно все не прочитаешь. Тушу свет, спускаюсь вниз и выхожу из здания.
Шалава издает короткое «мя» и вскакивает, готовая продолжать обход.
Спускаюсь с довольно крутой горки и с задней стороны школы подхожу к зданию кухни и столовой. Здесь горит фонарь, а под навесом прибор на котором я отмечаюсь, вспоминая бессмертную фразу «Здесь были Киса и Ося». Действительно, киса наличествует, а чем я не Ося?
Снова взбираюсь на гору, спускаюсь по длиннющей лестнице к домикам преподавателей и жителей поселочка. Котейка не отстает от меня, иногда даже бежит впереди. По пути точит когти о стволы огромных деревьев.
... Цветы, мостики, лестницы. Кипарисы, пальмы, раскидистые деревья, чем-то похожие на огромные акации, но с желтыми цветами. Здание огромной столовой. Несколько одноэтажных спальных зданий, опоясывающтх холм, два четырех-этажных общежития. Если бы не огромный храм-синагога на самом верху, можно было бы подумать, что я на территории какого-то богатого санатория где-нибудь в Сочи.
Завершаю круг обхода. По широченным ступеням поднимаюсь на гору к синагоге. Последняя отметка внутри нее. Шалава, понимая, что ей вход в святое место воспрещен, испаряется и встречает меня через несколько минут с другой стороны синагоги.
Возвращамся к моей будочке. Теперь два часа отдыха. Будочка маленькая. В ней помещается только один стул. Если сесть, то каждая моя рука лежит на подоконничках, а ноги, если их вытянуть, будут на улице. Киска сворачивается клубочком у меня под ногами и заводит свою мурлыкающую песенку.
Через пару недель, Ханух пожаловался мне, что эта Шалава променяла его на меня. Теперь она появлялась только в мои дежурства, а когда он приходил на смену, котейка уходила в строну жилых домов, за территорией интерната.
Так проходил месяц, еще месяц и еще... Шалава ходила со мной в обход даже в сильнейшие зимние дожди. Она умудрялась ходить у меня прямо под ногами, так, чтобы мы с ней были под одним зонтом.
А весной котейка исчезла. Кошачьи свадьбы оглашали окрестности сексуальными криками, на территорию пнимии сбегались целые стаи котов, и, естественно, Шалава загуляла.
Однажды я в одиночестве делал ночной обход и вдруг раздалось кроткое «мя». Это была Шалава. Она сидела на бетонном ограждении цветника, тянущегося вдоль всего моего маршрута. Худющая, какая-то истрепанная. Я поприветствовал ее, погладил и собрался идти дальше, ожидая, что она по старой дружбе пойдет со мной. Но она осталась. Ну что ж, насильно мил не будешь, надо идти. И вдруг «мяяяяя!».
Я остановился. Шалава спрыгнула в цветник и исчезла под огромным кондиционером, который стоял у здания на небольших подставках. Снова раздалось требовательно-просящее «мяяя-мяяя!». О Боже! Котейка со светящимися счастьем глазами появилась из-под кондиционера. Впереди себя она подталкивала четверых котят. Малыши норовили развернуться назад и шмыгнуть обратно. Тогда мамаша давала трусишке легкий шлепок лапой и снова направляла в мою сторону. Подталкивая их, она вновь подошла к ограждению. Затем, схватив одного за шиворот, вскочила вместе с ним на ограждение. Оставив его, спрыгнула за следующим, потом еще и еще. У меня защипало в носу, на глаза набежали слезы. Ведь она представляла мне их. Так знатные дворянки представляют своих сынков царю. Не больше ни меньше!
А со следующего обхода она вновь семенила впереди меня. Сделав обход, я шел в будку, а она к детенышам под кондиционер.
Ровно через неделю, когда я дежурил в дневной смене, рядом с будкой появилась Шалава. В зубах у нее был котенок. Она нырнула в куст возле будки и через секунду появилась уже без него. Минут через десять притащила второго. Перетаскав к будке всех, она с чувством выполненного долга зашла в будочку и разлеглась отдыхать в ногах. Словно вернулась домой из длительной командировки.
А еще через неделю нас в будке было уже шестеро. Трусливые поначалу котятки, быстро освоились и всю ночь барахтались под моим стулом, взбирались по ногам на колени, а самый мелкий полюбил залазить еще выше, на плечо, и шершавым язычком вылизывать мне шею. И хотя это было жутко щекотно, я боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть его.
Вскоре двое котят начали вместе с мамой и со мной делать обходы. По дороге они баловались, бегали в кусты, карабкались по стволам деревьев, охотились на лягушек и сверчков.
А еще через месяц я нашел работу по специальности и мы расстались.
Как-то я решил проведать Хануха и заехал к нему на его верхние ворота. Был вечер, народу уже было мало. Мы с Ханухом закурили и я спросил его:
- А где Шалава?
И Ханух сказал:
- А ты позови.
Я закричал:
- Ша-ла-ва-а! - и увидел, как вдалеке, черным клубочком катясь по придорожному песку, несется моя подружка. А рядом с ней еще два кота, покрупнее Шалавы.
Они меня не забыли!!! Они «разговаривали» со мной. Эти два, теперь уже взрослых кота почувствовали себя детьми. Вскарабкались по мне как по столбу. Взобравшись вдвоем на плечи, вылизывали шею и лицо. А Шалава уселась в кресло охранника и приговаривала «мя, мя, мя».
Ну все. Снова, как при «представлении ко двору», нос рассопливился, перед глазами стало мутно и расплывчато.
Когда пришла пора уезжать, они бежали рядом с машиной и я все боялся чтоб они не попали под колеса. Шалава первая поняла все. Она остановилась и горестно села посреди асфальта, а двое котиков еще метров сто бежали вслед за машиной. Мне хорошо видно было их в зеркале.
Наконец, дорога повернула и они исчезли.
* Пнимия - интернат (иврит)
** Юнечка - автомобиль Hundai
июнь 2006