«Вспомнились
Капли дождя
На ясно-лиловых
Цветах картофеля.
Дождь в столице.»
(Исикава Такубоку)
Во время блужданий дикими горами, в местности красивой, но необитаемой, одиноким отшельником (ну, люблю я так отдыхать) иногда случаются довольно любопытные встречи. Не с белкой, естественно, и не с ёжиком - с людьми. Которые, бывает, оказываются интереснейшими собеседниками для истосковавшегося по разговорам странника.
Удосужился я как то, взойдя на одну довольно живописную вершину, ломануться вниз напролом сквозь дебри без тропинок. Путь был труден, но он того стоил – лес на склоне был древний, деревья-великаны завораживали - особенно старые искривлённые буки.
Выйдя к реке в незнакомой местности, я обнаружил брошенную дорогу. Через реку был переброшен к тому времени уже полуразрушенный мост. Прямо на мосту стоял дорогой автомобиль (марку уж не припомню) и сидел человек, свесив ноги вниз. Эти двое – человек и его железный зверь как то абсолютно не вписывались в окружающий пейзаж. Были чем-то принципиально чужеродным.
Увидев меня мужчина средних лет искренне возрадовался. Оказывается он, желая новых впечатлений поехал в одиночку на свей машине в горы по незнакомой ему дороге, и на сим мосту задние колёса его «коня» провалились в дыры дряхлого моста. И ни туда, ни сюда. Я помог ему – общими усилиями (двух людей и мотора) сиё средство передвижения мы вызволили. Как водится в подобных случаях затеялся незамысловатый разговор – то ли о том о сём, то ли ни о чем. Кроме обычных бессодержательных фраз в подобных разговорах услышать приходиться иногда интересные мысли или воспоминания – люди в экстремальных ситуациях (или в тех что кажутся таковыми) бывают откровенны. Среди прочего услышал я монолог о странной ностальгии:
- …В последнее время появилась у меня странная ностальгия за советским прошлым. Не то что бы жилось мне сейчас скверно (на моей то должности!), просто вдруг, знаете ли, детство вспоминается, а тогда все ярко, весело, вода газированная с сиропом из автомата (так тогда я ее любил!). И все эти бесконечные очереди и пустые магазины той поры начал я воспринимать с юмором – как лоторею или игру – стоишь и не знаешь: хватит тебе любительской колбасы или нет – знаете, была такая по два двадцать. Хотя я в то время и бурчал постоянно: «И [зачем] эта советская власть нужна если колбасы нет?» И тоже очень злился, когда за маслом в очередь в пять утра стал, целый день стоял и так мне масла и не досталось (в четыре утра нужно было очередь занимать!) и женщину одну в той очереди насмерть затоптали. Я, помню, возмущался страшно: «И когда этих коммунистов вместе с этой совдепией [дальше непереводимый местный фольклор]». А сейчас все плохое как то стёрлось, а если вспоминается – о как анекдот. Смешно. На ностальгию потянуло, совковые фильмы про Чапаева смотрю, Маяковского читаю. И не по приколу как будто. Думал даже в коммунисты записаться (заплатить хорошо обещали за партработу), но вот сосед… Он то мне ничего не говорит. Но я каждый день вижу его лицо – грустное и одноглазое. И знаю его историю...
Родом он из маленького села на Ополье. Когда в 1946 году он был еще ребенком, в их село вошло подразделение НКВД (или как там они назывались в то время) с целью ликвидации повстанческого отряда прятавшегося в местном лесу. Но партизан кто-то предупредил и они вовремя ушли в Черный лес. К тому же устроили засаду на карателей. «Истребители» были крайне раздосадованы неудачей и злы. Они ходили по селу и выкалывали детям глаза приговаривая: «Я тебе покажу как хлопцам в лес хлеб носить!» Соседу еще повезло, что выкололи только один глаз. Напоследок НКВД-исты наугад выбрали несколько крестьян, отрубили им головы, насадили на колья и подписали: «Они кормили партизан». В те времена даже гебисты называли повстанцев партизанами. Другие названия еще не вошли в лексикон. Ничей. Через несколько месяцев пришел в село новый «истребительный батальон». Людей погнали к станции, погрузили в вагоны «телятники» и увезли в Сибирь. Деревню сожгли. Никто из Сибири не вернулся. Соседу повезло, что в тот день он был у родственников в другом селе. Он остался единственным свидетелем тех событий. Молчаливым свидетелем. Заговорил об этом только через сорок пять лет. Прошло столько времени – можно было бы обо всех событиях тех лет давно забыть. Мне, например. Но я каждый день вижу лицо соседа. Ну, заберите его куда-нибудь от меня! Не могу я из-за него советскую власть любить…
Он даже не поблагодарил и не предложил (из вежливости) подвести (хотя я бы все равно отказался – я планировал еще неделю блужданий незнакомыми тропами).
«Ну, все – мне пора!»
Странный.
В этих местах никто давно не ходит, связи нет (горы) – не увидел бы я его - торчал бы он здесь долго. Потом пошел бы пешком – а путь неблизкий. Может насторожила его моя небритая физиономия или «вальтер» у меня на поясе под курткой.
Вечерело и время было подумать о лагере. Я поднялся по склону вдоль малозаметного ручья. Среди древних буков обнаружил довольно ровное место и небольшую поляну. Разбив лагерь собирал хворост для костра и вдруг около двухсотлетних елей обнаружил полуразрушенный вход в схрон. Недалече лежал даже не ржавый – истлевший автомат. Оружие так не бросают – наверняка здесь был бой – для кого-то последний. В этих местах партизанский отряд держался до 1960 года. Никак их не могли изловить. Может это была именно их землянка. Двадцать лет в дремучем лесу… У входа в схрон я положил лесные цветы – незабудки и лилии. Потом целую ночь сидел у костра созерцая языки огня и тьму. И думал о людях прошедших лет. О их мечтах и надеждах. Если не я их буду вспоминать, то кто?
(Написано на основе реальных событий)
(Фото из сети)