Еще одно письмо в Story

 
   Никак не ожидал, что переписка с журналом «Story» станет для меня особым 
 жанром. Нечаянно написалось еще одно письмо им. В ответ ни гу-гу. Тут я и
 подумал: а почему бы не опубликовать письмо в «Проза.ру»? Не пропадать же
 ему! Да, может быть, и люди откликнуться – интересно, что они скажут. Тогда
 вот оно: 

                Здравствуйте!

   Начну с заверений в своем благожелательном расположении к Вашему журналу,
 который я прочитываю от корки до корки, не пропуская ни одного номера.
 Именно желание и впредь иметь возможность держать в руках Ваш классный
 ежемесячник и наслаждаться им при чтении, заставляет меня обратиться к Вам
 во второй раз с критическим письмом. Слава богу, на этот раз оно
 политически нейтрально, не касается разночтений исторического прошлого 
 нашей страны, а посвящено исключительно искусству, точнее живописи.

   Из номера в номер в «Story» публикуются рассказы о живописи, 
 принадлежащие перу Максима Кантора. Вряд ли я преувеличу, сказав, что
 совокупно они представляют из себя драгоценное богатство журнала. Читать
 их – сплошное удовольствие с погружением в Мир Прекрасного. Это не
 означает, что они застрахованы от критики. Порою мне кажется, что изложение
 материала больше подходит профессиональному журналу, – для широкой
 аудитории «Story» можно бы и попроще, так как бездонная эрудиция автора
 способна ненароком отпугнуть дюжинных читателей. Мне, например, подумалось,
 что очередную работу Максима Кантора «Больное сердце Возрождения» в «Story»
 за октябрь 2015-го не стала читать выпускной редактор журнала, целиком
 доверившись автору. Иллюстрируя статью, редактор в целях экономии места
 разместила репродукцию картины «Поклонение волхвов», обрезав её по правому
 краю со стороны зрителей, что и привело к ляпу, ибо текст гласит:
 “В автопортрете Боттичелли (в «Поклонении волхвов» он изобразил и семейство
 Медичи и, согласно традиции, поместил свой портрет также) мы видим
 молодого, но уже весьма надменного, самоуверенного человека, бросающего на
 зрителя взгляд, который можно трактовать как презрительный…”. После таких
 слов редкий читатель не захочет стать зрителем и обязательно взглянет на
 репродукцию в журнале, где, увы!, не найдет упомянутый персонаж, потому что
 он расположен как раз в той части картины, которая обрезана. Накладке,
 конечно, можно не придавать значения, сойдет и так. Читатель-зритель
 подберет какой-нибудь другой персонаж среди оставшихся. Однако это будет
 уже дезинформация, недостойная приличного журнала.
 
   Меня гложет сомнение, что я зря пишу, раздуваю из искры пламя, но ничего
 не могу с собой поделать. Извините меня за старческое брюзжание. Только вот
 мне скоро встречаться с Черновым, и что я ему скажу? Что на страницах его
 журнала историческую личность, не сделавшую ничего плохого, публично
 обзывают “дурой” или размещают в журнале репродукцию, предварительно
 обкорнав её, и тем обесценивая текст?  Хочется сказать ему: “Они так больше
 не будут”.
                С уважением, Арнольд Салмин.