На закате «развитого социализма» в нашей стране, когда хорошую вещь можно было купить по звонку, по блату, по талону, доставшемуся счастливчику в коллективу по жребию или по профсоюзным списку очередников, я, встретившись со знакомым прапорщиком - очень общительным человеком, привычно бросил ему:
- Как дела?
- Хреноватисто. Звук у жены опять пропал… - грустно ответил он.
- Она вроде бы не певичка. Простыла?
- Хуже. Ты же знаешь, какая у прапорщика насыщенная жизнь. Многих надо ублажить, прежде чем себе поимеешь. Одно дело, когда я прихожу домой под “легкой мухой” и в разумные сроки. Тут я нашел подход к ней: падаю на колени с шампанским в руках и говорю: “Дорогая, я думал о тебе, но обстоятельства…” Она поворчит, поворчит, а потом хлобыстнет стакан шампани, другой, и глядишь - заворковала.
- А вот когда я переступаю родной порог, запоздамши и под “большой
мухой”, то у нее внутри словно что-то замыкает и пропадает звук. Просто синдром беременности какой-то наступает - пока неделю не выходит в молчанке, не заговорит.
- Может, она молчанием пытается отпугнуть «большую муху»? - задумчиво предположил я. - Слышал о таком методе?
- Не-е-т. Она, по-видимому, раскусила, что для меня молчанка – хуже пытки, и тянет мои жилы космическим вакуумом. Не зря говорят, что молчание – самый громкий крик, потому что оно рвет не уши, а сердце. Я объясняю ей, что носить в себе злобу вредно. Привожу в пример японских предпринимателей, которые, заботясь о своих рабочих, устраивают для них комнаты психологических разгрузок, где стоят чучела владельцев фирм. И если рабочий не доволен своим работодателем, то может измочалить его чучело.
Даже предлагаю ей, что уж лучше на мне, как на чучеле, разрядиться, когда прихожу в не устраивающем ее состоянии - все меньше вреда, чем от свинцового молчания. Бесполезно. Шмыгает по квартире, как глухонемая. Может, ты что посоветуешь?
- Ранимая она у тебя. Тут нужен индивидуальный подход, - озадаченно сказал я и, подумав, предложил ему совет из своей практики: - Подари ей что-нибудь такое, чтобы у нее дух захватило от неожиданности, и тогда точно заговорит.
- Да у нее, кажется, все есть… - задумчиво произнес прапорщик. - Вот ежели фасонистые сапоги, такие же, как у одной коммерсантки. Моя их увидела, так чуть не задохнулась от зависти.
- Наверное, дорогие. Вытянешь ли? - попытался я приземлить его.
- Ради семейного благополучия мы за ценой не постоим! Для настоящего прапорщика нет ничего невозможного. Родную часть по миру пустит, а поставленной для себя цели добьется! - азартно сказал он и, крепко пожав руку в знак благодарности за совет, целеустремленно зашагал в сторону своей части.
Встретившись с ним через некоторое время, я поинтересовался:
- Как со звуком у жены?
- Порядок в танковых войсках, - радостно ответил он. - Спасибо за совет!
- Не уж то достал сапоги?!
- Достать-то, достал, только пришлось сделать из них тапочки... Семь потов пролил в поисках их, а когда нашел, то взял две пары, одну размером побольше - на вырост. Прихожу домой, вытаскиваю два сапога и с сияющей рожей подаю ей: “Примерь, любимая!” Она зыркнула на обнову, а потом как швырнет их под порог. Я за ними и зашелся у двери, как грудной подкидыш. А она включила японский телевизор на всю катушку и уставилась в него, словно мумия.
От охватившего меня негодования я оглох и ослеп. Схватил кухонный топор и оттяпал голенища у сапог, а когда увидел, что получившиеся тапочки оказались на одну ногу и разных размеров, так как я на примерку кинул ей по одному сапогу из каждой пары, то вообще потерял контроль над собой. Схватил сапожные тапочки, подскочил к жене, бросил ей их и о-о-очень убедительно сказал: “Не хочешь носить сапоги - носи тапочки. Не будешь - голову отрублю!” - и для острастки, выдернув шнур “япончика” из розетки, долбанул по нему топориком, да так, что кинескоп грохнул и я сам потерял дар речи.
Поворачиваюсь к жене, а она уже в тапочках и с вытаращенными от ужаса глазами плюхается передо мной и причитает: “Не убивай, Вася! Я исправлюсь!” Меня эта сцена охладила, и в назидание я закрепил в ее мозгу: “Чтобы в этих тапочках всегда меня встречала, причем независимо от того, под какой «мухой» я буду приходить. Износишь - новые сделаю!” И с тех пор этот синдром у нее как рукой сняло.
- Круто! - выдохнул я.
- Ты правильно посоветовал, что к каждой женщине нужен индивидуальный подход, - философски рассудил он.