Видимое и невидимое

Хома Даймонд Эсквайр
Мать позвонила мне в школу и прямо спросила:"Хочешь поехать на два месяца в санаторий на берегу моря, в Одессу!?" и я сходу ответила экстатическим: "Конечно хочу!"
Вытирать пыль с бесчисленных полок в кабинете физики жарким летним днем не особо приятное занятие.
Однако дома выяснилось, что санаторий- то ничто иное как туберкулезный какой-то оздоровительный центр для туберкулезных малых сих, но мать успокоила тем, что никакого туберкулеза там не встретишь, а просто оздоровишься бесплатно за государственный счет с такими же как ты детьми врачей и начальства.
Я уж бывала в таких на Кавказе, поэтому быстренько собрала чемоданчик и смело уселась в поезд на Одессу.
По прибытии разузнала как проехать и к восьми утра уже стояла с чемоданчиком перед воротам, к коим примыкал весьма солидный забор и виднелась будочка, как при посольствах - это меня  насторожило.
На мой громогласный стук в ворота высунулась заспанная тетка и со скрипом отворила ворота, сильно смахивающие на ворота исправительного учреждения, похоже детей тут не оздоравливали, а сурово исправляли как у нас могут.
Внутри было пустынно и уныло, но пахло морем и какими - то лекарственными запахами, в глубине двора виднелся жилой двухэтажный барак.
Для сходства с колонией не хватало только свирепых псов.
у меня возникло рефлекторное желание сбежать, пока не поздно, но запах моря все же остановил этот спасительный порыв.
Ради близости моря можно и посидеть, а если уж совсем все сурово, то прорыть лаз под забором или найти в нем дыру на волю.
С этими мыслями, и уже осматриваясь где там забор и насколько он непреодолим, я размашисто шагала к корпусу больницы.
первое, что удивило меня помимо забора было то, как все, кто видел меня тоже удивлялись и спрашивали, как сговорившись, где мои родители.
Такой же вопрос задала и суровая главврач.
-Дома, конечно, а где ж еще...
- Но, как, как это возможно, как они вас отпустили, вы же ребенок, чужой город, это немыслимо.
Тут удивилась я.
- Ребенок???Мне шестнадцать!
Врачи покачали головами, какой ужас, мол, куда катится мир.
Мне показалось, что скоро они точно узнают куда он катится, или уже скатился, если не отправят меня домой, обычно я оказываю просветляющее влияние на узколобое мышление нормальных людей статичных профессий.
Я протянула сопроводительные документы, липовые справки с положительной реакцией Пирке и прочую бумажную лабуду, свидетельствующую о бедственном состоянии здоровья.
Надо признаться, что в ту пору я еще не обленилась и занималась в секции плавания, отпахивая там каждый день километры и километры брассом, а если в комплексе, то также кролем, дельфином и на спине, так же я умела красиво нырять в воду ласточкой, садиться на шпагат, делать колесо и всякие там мостики.
Меня попросили раздеться, я разделась.
Смотрю - пишут, заглядываю и читаю "мускулатура слабо развита, подкожный жировой слой не развит, кожа имеет синюшный оттенок".
Я чуть не рухнула там от неожиданности, со спины я вообще качок!
Да и спереди плечики явно шире, чем надо по канонам женской прелести.
Понятно, что по жизни я не румяная толстощекая матреха, но, простите, и не синюшная, это надо честно признать.
Однако, похоже, они видели меня иначе.
И далее последовало назначение примерно в сто уколов, таблетки и какой - то там щадящий режим, вроде того, что мне даже ходить нельзя, а только лежать в кресле под пледом на веранде.
Уколы!!!Каждый день!!!Три раза в день!!!
Я кровь- то сдавать боюсь!А тут такая мука!
Чуть не в истерике я завопила, что это все бред и ошибка, что я не больна, что я спортсмен, что мои родители врачи и все это липа, липа, липа, отпустите меня домой! А чтоб окончательно убедить их села на шпагат и начала отжиматься от пола, предполагая, что раз пятьдесят отжиманий их точно убедят.
Однако я жестко просчиталась, врач и медсестра бросились ко мне и начали силой поднимать с пола, видимо боясь, что у меня пойдет горлом кровь и они лишатся работы.
Так в моей истории болезни добавились строки "нервы расшатаны", а в назначении какие - то успокоительные и меня взяли на особый учет, как интересную, но опасную психопатку, да и родители врачи тоже возымели свое действие из- за кастовой солидарности, главврач решила лично обо мне позаботиться.
Они посовещались и выбрали для меня лучшую палату с тихими необременительными девочками.Не знаю уж чем, но их я сразу напугала и они явились целой делегацией к главврачу с просьбой меня отселить от ни, ибо они меня боятся.
Тогда врачи, тоже посовещавшись, отправили меня в другую палату к самым отпетым, которые прибыли сюда особой пометкой "состоит на учете в детской комнате милиции".
Первой бросилась в глаза яркая дылда Лерик, она состояла на этом учете за попытки проституции с иностранцами, будучи дочерью отца -  народного художника украины и матери- директора гостиницы, в которой она и пыталась промышлять проституцией за джинсы и прочие достижения цивилизации.
Лерик была определенно красива и со вкусом, в пятнадцать лет с совершенно детски - дибильным лицом, тонким гибким телом под метр восемьдесят ростом и пышной гривой черных волос, она все цедила через губу, бесподобно ярко улыбалась и показывала нам множество эротических поз.
Умом Лерик не отличалась, точнее сказать она была почти имбицил, но бесконечно игривый, симпатичный и азартный, такие люди умеют со вкусом и сходу вляпаться в историю, совершенно не понимая, чем это все может обернуться, гулять с ней было все равно, что гулять с тупой овчаркой, не понимающей команд.
Вторая девочка была из Полтавы, внешности ее я не могу вспомнить, будто у нее и не было никакой внешности, за Лериком ее вообще было не видать, - она в первый же день попросила у меня примерить джинсы и больше из них не вылезала до конца сезона приключений, когда всех нас феерически выгнали.
Вычистили, так сказать, поганой метлой из чистого тела послушного коллектива.
После трех дней уколов нервы у меня сдали и я бросилась звонить родителям с просьбой меня забрать, рыдала трубку:"мама, мама, спасите меня, помогите, здесь открытые формы туберкулеза, они все ходят с платочками в крови, прозрачные и тающие на глазах".
Мать удивилась, но я рыдала так натурально и настойчиво, что она согласилась прислать за мной старшего брата.
Через пару дней явился за мной брат, но не тут - то было!
Его внимательно выслушали, объяснили, что я очень больна и отпустить меня они не могут, ибо давали клятву Гиппократа, меня надо лечить, лечить и лечить, не видите, мол, какая я тощая и синяя, и вообще откуда видно, что вы ее брат, а не хитрый любовник.
Брат показал паспорт, но и это никого не убедило, мало ли у кого одна фамилия, хоть и редкая, в жизни всякое бывает, максимум, что мы можем позволить это погулять с ней по городу, а дальше будьте добры оставить заведение.
Мы погуляли и брат отбыл, страшно ругаясь, а я осталась на берегу этого недоброго моря и поняла, что моя судьба только в моих руках, никто и никак мне не поможет.
На море нас не пускали, мы смотрели на него из - за решетки, как тоскливые овцы из загона.
В палате нас осталось трое, остальные девочки разбежались, мы по-царски заняли лучшие места у окна с видом на военный санаторий и вскоре он начал нас развлекать, жизнь налаживалась.
На пятый день по приезде на заборе санатория в тихий час возник голый мужик и начал подавать нам пригласительные знаки, Лерик взбодрилась и влезла на подоконник в полотенце, виляя бедрами, и тоже принимая томные позы.
Он делал молитвенные жесты, выкатывал глаза и показывал знаками, чтоб сняла полотенце, но хитрый Лерик только смеялась и виляла задом, полотенце же не снимала.
Так продолжалось с неделю, обмен энергией с военным санаторием набирал обороты, к концу недели Лерик показала ему детскую неразвитую грудь и мужик весь обмяк и сполз с забора.
Мы с полтавчанкой в стриптизе не участвовали, я попыталась один раз тоже влезть туда в полотенце, но быстро поняла, что это не мое и слезла, Лерик только ухмыльнулась своей непобедимо - имбицильной улыбочкой и победоносно пошла к шесту, говоря нам:"учитесь, дуры, пока я с вами!"
Чудная полоумная Венера - Лерик, как же я любила ее в такие моменты, это был бесподобный, бесстыжий и невинный секс в чистом виде, секс без головы, без будущего, без иллюзий, чистая квинтэссенция божества.
В Лерика я была влюблена и она, зная это, тут же выпросила у меня все, что было у меня ценного:синюю французскую майку, серебряную старинную ложку в полкило весом и новые найковские кроссовки, они были ей малы на размер, но она все равно их носила, хромая, и натирая мозоли.
А я любовалась ее бесконечно длинными лилейно - белыми, неприкаянными ногами и понимала, что за это надо платить, эротически - эстетическое наслаждение того стоило.
Губки у нее были как нераскрытый, нежно - розовый бутон в росе, губки младенца, сладостные и мягкие, хотелось впиться и искусать их до крови, медленно вползая по мягкому податливому животу моллюска.
Море было за решеткой, но оно уже шумело и волновалось у нас в крови и долее терпеть было нельзя, - пора выбираться.
Нас все время считали и за нами следили, но мы придумали хитрый трюк.
Поскольку полтавчанка никогда не снимала мои джинсы, мы уговорили ее оставить их на видном месте, так они решат, что мы никуда не могли уйти и, как ни странно, это сработала, именно так они и решили и нас не искали.
А мы в это время осваивали окружающее пространство, Лерку сразу понесло в ближайший бар, а я обнаружила кое - что поинтересней - мужскую духовную семинарию с церковью тут же во дворе.
Впервые за все это время я почувствовала в себе настоящий интерес в жизни и воспряла духом, ноги сами понесли меня туда в сады благоуханные во дворе резиденции Патриарха.
Мои подруги осели в баре, так разошлись наши пути во внешнем мире.
Я всегда замечала, что стоит выпустить человека из клетки, инстинкты поведут его в безошибочном направлении, пока не успел включиться мозг и задать ложное направление.
С садом патриарха наш санаторий соединял общий забор, там просто не могло не оказаться дыры, по логике жанра дыра для меня была заготовлена заранее, поэтому не потребовалось рыть подкоп.
Сначала я только боязливо поглядывала в ту дыру, как Алиса в кроличью нору, с той стороны дыры открывался потусторонний мир, там росли персики, абрикосы, цветы, розы, дикие и культурные, в глубине виднелся красивый ухоженный особняк земного представительства нищего распятого еврея.
Можно было подумать, что взору открылись врата неба, такой контраст являло пространство с нашим плацем для маршировки туберкулезников.Похоже здесь детей готовили прямо к зоне или безотрадной жизни без радости, мрачной кучей росли старые, уставшие от жизни деревья, цветочки же наблюдались только у входа на территорию нашего туберкулезного заповедника, да и то это были жалкие розовые флоксы, ни одной розочки там не просвечивало.
Наверное они думали, что вид красных роз слишком напоминает кровь и харкающие дети будут впадать в панику от одного присутствия этого безобразного цветения жизни под их умирающими глазами. Раз в день тетка из будки поливала их из лейки, но они все равно выглядели истощенными и жалкими.
Во дворе патриарха жизнь цвела во всем своем пышном безобразии, не стесняясь смерти, болезни и прочих бед человеческих.
Попы тоже имели нагло цветущий благостный вид, их кустистые бороды топорщились на жирных животах от наслаждения и благолепия.
На другом заборе, по - прежнему, без устали являлся голый обрюзгший мужик, но мы уже им не интересовались, сукин сын хотел получить от нас все прелести педофилического эротизма нахаляву, как объяснила нам умудренная опытом Лерик, - вот фиг ему теперь!
Она даже как - то раз показала ему всем понятный жест "плати, мол, скотина", но он прикинулся дурачком и не понял, а только все еще на что-то надеясь, являлся и являлся, как бой курантов на Красной Площади.
Нас очень веселила мысль, что вдруг это полковник или даже генерал - танкист, санаторий-то военный, элита, ха!
Однако мы не такие патриотки, чтоб бесплатно давать и умирать, Лерик уже набралась от клиентов капитализма и приспособила к нему нас.
Первую вылазку на территорию рая я совершила после трех дней стратегических наблюдений за пространством, людей там не было вообще, сад и дом будто замерли и чего - то ждали.
Я тихо выползла из дыры, быстро пробежала по саду, схватила два первых попавшихся персика и быстро нырнула обратно, сердце бешено колотилось, будто знало, что сейчас включится сигнализация, прожектора прямо с неба возьмут в фокус и на меня бросятся свирепые райские псы, слуги божьи.
Но все было тихо, только обдувало блаженным ветерком и жужжали пчелы, я притаилась у дыры и продолжала наблюдение, жуя жесткие персики.
На вторую вылазку в этот день я решиться не могла, исчерпала психические силы преступления.
Хорошенько за ночь все обдумав, я поняла, что все эти ужасы с сигнализацией и собаками только у меня в голове и надо идти тырить персики в рай с высоко поднятой головой, ибо я дитя божье, а сие дом отца моего небесного, нежного и любящего, в этом я ничуть не сомневалась.
В последующие несколько дней я уже гуляла там не стесняясь, лениво выбирая лучшие  плоды и любуясь цветами.
Про свои вылазки я никому не сказала, что - то подсказывало мне, что бог не всех любит и не всем можно, но тайну этой любви надо таить глубоко в душе и смело брать то, что полагается любимым детям. Ведь все это прекрасное, цветы, фрукты. небо, море бог дал людям бесплатно, почему же они так все разделили, одних, которые работают и тянут бремя жизни, отправили в безрадостные бараки, жить с согбенной спиной и сигнализацией, встроенной прямо в мозг, другие же ходят, лоснятся, как спины китов и вкушают трапезу в красивой обстановке, прямо под боком у безотрадных бараков.
Молодые же барчуки прохаживаются в тени дерев с книжками, которые помогут им вскоре тоже зажить на широкую ногу за счет глупости тех, серых и выпитых жизнью, со встроенной сигнализацией в мозгах.
Но до них я еще не добралась, ибо все мое время уходило на блаженные прогулки в саду, я даже подумывала не улечься ли мне там загорать топлесс, сейчас я очень жалею, что не сделала это тогда, это один из мучающих меня не свершенных поступков, грех, так сказать, недеяния.
Отец Димитрий подкрался незаметно и как багром зацепил меня своей тростью прямо за маленькие шорты в тот момент когда я, сидя на дереве, предавалась неясным мечтам, я кубарем скатилась к его ногам, но тут же села поудобнее, глядя снизу вверх на его необъятное брюхо и жидкую бороденку.
Отец буквально замер с открытым для морали ртом, я совершенно не была похожа на бомжа или пацаненка, как он сослепу подумал, под ногами сидела длинноногая, грудастая девица с умным лицом и улыбалась, невинно как дети.
Такое чувство, что в этот момент с нас ваяли небесную скульптуру, потому что мы замерли так и композиция долго не шевелилась, только, как всегда, жужжали труженики - пчелы.
Я первая нарушила равновесие и подняв брови сказала:"Ну....???"
Ряса опешила и усложнила немного мой вопрос: "Что ну???"
- Зачем так грубо?!
- Это частное владение!Вы не имеете права здесь находиться!
- Что значит "частное владение", если Иисус сказал, что царствие его не от мира сего?!
- Пошла вон отсюда, сука, блудница! - взбесилась ряса, раздувая ноздри и колыхаясь, как не застывший холодец, - реакция рясы была чисто рефлекторной.
Я спокойно встала и удалилась, не спеша, чувствуя незримую поддержку ангелов, что- то похожее чувствовала хребтом и ряса, ибо она смущенно осталась стоять в полном недоумении.
То, что это был отец Димитрий я узнала позже от семинаристов. Сей исполненный благолепием пастырь был известен многими добродетелями, а именно; имел привычку сиживать на высоком берегу с подзорной трубой, разглядывая там, внизу, где копошились неисчислимые стада божьи, голых девушек на пляже.В это время семинаристы любили наблюдать за наблюдающим, что доставляет тоже немалое удовлетворение искателям истины во все времена и во всех культурах.
А еще, у него была знаменитая трость, в которой хранился коньячок, он оттуда его тихонько потягивал и все время был при хорошем настроении и аппетите.
Семинаристы тоже не скучали, несмотря на то, что все окна первого этажа их корпуса были зарешечены, умная молодость выход нашла, одна решетка просто вынималась целиком и туда подавались канистры с молдавским вином.Отец Димитрий и тут подкрадывался незаметно и тростью своей, яко перстом указывал, что надобно заплатить дань, плату за молчание. За сие и прочие благолепные деяния его очень любили и наблюдали за его походами на утес с подзорной трубой, как истинные дети Лота, весьма снисходительно и любовно.
Веселые семинаристы меня не волновали, я искала своего Савонаролу, где - то он мой сладкий,ниший, с истощенным лицом и пламенным взором, монах - ниспровергатель и обличитель тиранов.
Конечно трудно было ожидать, что такое окажется в Одессе, это не Флоренция и современные Медичи надежно защищены партбилетом  и полным равнодушием к загробному миру даже от нападок разоблачителя такого высокого класса.
К Лерику тем временем, порядком тут заскучавшему, собиралась приехать рок-группа во главе с ее любовником по кличке Батон.
События стремительно двигались к развязке.
Он сидел в тени, с вялыми как опарыши белыми пальцами, рука производила впечатление только что вынутой из сохраняющего раствора отрубленной руки, набрякшей и лишенной импульса воли.
Воля осталась где - то позади, рука же лежала на странице старинной книге и от него пахло затхлостью бабушкиного сундука,будто все вещи из сундука перешли в нему внутрь и сложились там в аккуратную стопочку.
Где- то витали его мысли неизвестно, меня он не заметил, когда я подсела к нему на скамейку и сунула нос в книгу, с намерением немедленно познакомиться.
Там я прочла, что Пушкин перед смертью так раскаялся, что священник, выйдя от него, растроганно произнес, что даже от самых праведных людей он не слышал такого искреннего раскаяния, как от этого заматерелого грешника.
Видимо после этих слов будущий пастырь замечтался о таком знаменитом грешнике и мысли уже уносили его в небесные выси, где он схватится в невидимой брани с грехом такого же знаменитого и матерого зверя и победит его и ниспровергнет в геенну змия, душа же, очищенная, воспарит и ангелы воспоют хвалу его победе и трубы вострубят осанну.
Я пододвинулась поближе и ткнула пальцем прямо в это место:" Веришь?"
Он аж подскочил от неожиданности, но следом снова привычно обмяк, увидев, что это не Дьявол.
Сквозь очки глянули мутные водянистые глаза, с неуловимо похотливым выражением вроде "сама - то страшная, но наверное у нее есть подружка".
Слово за слово мы разговорились и я выпросила у него эту книгу читать, а так же он обещал показать мне конспекты, при этом я себя чувствовала так, будто иностранному шпиону предлагают архив КГБ.
Конспект был "о борьбе с баптистской ересью".
А книга девятнадцатого века повествовала о случаях преображения грешников и о прочих доказательствах бытия божия, один ученый даже уверял, что можно доказать это существование химическим путем, что меня очень вдохновило и я задала этот вопрос тут же сходу:" Как именно?"
Он замялся и обещал разузнать у наставников, похоже, что они, когда читают, вопрос "как?" не задают, но цитировать любят, не брезгуя ничьим авторитетом, даже веками гонимой науки.
Наставник заподозрил неладное, когда мой новый знакомый описал ситуацию и всерьез заподозрил атаку нечистой силы.
На эту тему мы решили провести диспут в ближайшее время, ибо химию я знала шире школьной программы и чрезвычайно хотела с ними поговорить.
Книгу вернула, но конспект оставался у меня, с баптистской ересью я намеревалась ознакомиться получше.
Это наставника еще больше убедило в том, что я ни что иное, как Дьявол, явившийся сюда в замаскированном виде, тем более, что там у них уже сложился пасьянс и все знали про встречу с отцом Димитрием в саду резиденции Патриарха.
Рок группа явилась ранним утром и мы тут же решили все вместе отправиться на пляж, всем уже все было пофиг, Лерик убедила нас, что бояться нечего, не убьют же они нас за это, она сначала тоже боялась иностранцев ловить, а потом все оказалось просто и легко.
Пока мы были на пляже, ко мне на диспут пришла целая депутация семинаристов, всем хотелось увидеть Дьявола и они стояли перед корпусом, как преисполненное томлением стадо, предвкушающее появление Зверя.
Это заинтересовало персонал, не каждый день тут оказывалась такая странная толпа, но когда они узнали кто это и зачем пришли, то просто потеряли ориентацию в пространстве и времени, то ли милицию вызывать, то ли в дурку звонить - непонятно.
Глубоко больная туберкулезом, я никак не вязалась в их сознании с религиозным диспутом и конспектом "о баптистской ереси", а главное это была толпа мужиков, а здесь же дети, вверенные их попечению!Вдруг изнасилуют кого - нибудь, поэтому мужики на территорию вообще не допускались, даже с молитвенниками.
Да и в то время, когда я училась в школе, врачи- атеисты воспринимали появление семинаристов примерно так, как если б ко мне пришли воры в законе или посол Тимбукту.
Вечером нас ждал безумный скандал!
С пеной у рта мне было предложено покинуть территорию спасения в двадцать четыре часа, случай беспрецедентный в истории больницы, а Лерика оставили ждать родителей на двое суток.
Утром я пошла за билетом, они со злости даже дали мне денег на билет, но ни больше, ни меньше, чем надо, плацкартная полка и скажи спасибо.
Очередь была преогромная, я стояла, обливалась потом, на голове у меня был дикий начес и дурацкие косички, драная майка и белые бриджи дополняли образ.
Билет оказался в кассе последний, я возрадовалась и поехала скорее собирать вещи.
Чемодан собирался наспех, я бросала свои немногочисленные пожитки,почти не глядя,сгоряча сунув туда конспект о баптистской ереси и исписанный ночью листок со стихами, в последнюю очередь я сняла с батареи сушившиеся там трусы в горошек и положила их прямо на баптистскую ересь.
Времени было еще много, поезд отходил вечером, поэтому я сдала чемодан в камеру хранения и пошла бродить, прощаться с городом, где у меня так печально сорвался диспут о химическом доказательстве существования Бога от имени самого Дьявола.
Загулявшись и обдумывая все происходящее я совсем забыла о времени и вспомнила минут за двадцать до отправления поезда.Стремглав сорвавшись с места, я понеслась в камеру хранения, но там меня ждал сюрприз, бумажку с шифром я потеряла, денег оставалось как раз на открытие ячейки, а они мало того,что выписали штраф, но еще и требовали составить опись.
Я чуть не разрыдалась, тетки в форме смотрели невозмутимо и повторяли свое "платите штраф, составляйте опись" на бланке, подобном телеграфному.
Ручки у меня не оказалось, а та, что мне дали не писала.
За всем этим наблюдал с видимым интересом элегантный господин в костюме и с кейсом.
Наконец он сжалился, заплатил за меня штраф и дал мне ручку - золотой перьевой Паркер!
Но меня так трясло, что я никак не могла приспособиться к этой перьевой ручке и выходили какие - то каракули
Он вздохнул, взял ручку, взял бланк и решительно, по- мужски, сказал: "Диктуйте!"
Я чуть не покрылась красными пятнами.
Это означало сказать, что лежит сверху в чемодане!!!
О, мой Бог, страшна твоя месть!
Красные трусы в горошек!
Такой прекрасный господин золотым Паркером будет писать "трусы красные в горошек".
В тот момент я готова была умереть от отчаяния. но он смотрел так внимательно, так нежно, что я выдавила из себя страшное...
Он заулыбался нежнейшей улыбкой и спросил:" А еще что?"
Я честно сказала:" конспект о борьбе с баптистской ересью".
- Что???!!!
Он, видимо решил, что не расслышал, но я повторила четко: "конспект по борьбе с баптизмом".
И следом выпалила"И еще там стихи, стихи на бумажке, я написала вчера".
Смотреть на нас уже собрались почти все сотрудники камеры хранения и несколько потных жирных вокзальных пьяньчуг.
Он сказал:"Читай!"
И я прочла!

Порой меня волнами злыми
Охватывают страсти, но отхлынув

Я вижу вновь песок, все тот же белый
И чистый как живая ткань на дне ожога,
Что радует хирурга как возможность

Быть заново рожденной...
Так неужели жизнь сплошная суета за право
Побольше отхватить кусок

Спасенье лишь в искусстве
В искусстве танца, музыки, познанья

В стремленьи к совершенству и истокам
Своей души, вошедшей в лоно жизни
Еще любовь, но это больше бремя

Для тех, имеющих свой путь и цели
Что непонятны большинству людей...

Из глаз моего спасителя хлынул свет и он протянул мне ручку со словами:"а теперь напишите свой адрес, я вам хочу написать!"
Я черкнула адрес, но он ручку не взял обратно, сказал: "Возьмите на память!"
Так я и поплелась на свою верхнюю полку без белья с золотым Паркером в кармане.
Потом он писал мне, говорил, что работает где - то в посольстве в Латинской Америке и что я должна приехать к нему в Питер как закончу школу.
Но разве ж я могу...
Это же "волнами злыми...."
А Паркер у меня сразу же украли в мединституте, так же как золотые часы и бабушкины серьги.