РОДНИКИ
(Глава из повести "Цена Праведного Слова"
http://www.proza.ru/2014/12/08/1224)
Во время первой встречи на «Лире», в девяносто восьмом, посвящённой памяти Игоря Григорьева, я даже подумать не мог, что писатель и поэт Виктор Васильев, щедро даривший мне свои книжки, станет моим частым собеседником и старшим товарищем. Виктор, один из последних друзей Игоря Григорьева, кто был с ним рядом до самого конца. Один из первых, точнее первый из Псковских алкоголиков, нашедших избавление от объятий лукавого змия с помощью Гриши Григорьева, Виктор Иванович своей последующей работой в Псковском центре МИРВЧ способствовал исцелению от тяжёлого недуга сотен, если не тысяч Псковичей.
Один из неравнодушных не только свидетелей, но и непосредственный участник истории Псковской писательской организации, «новейшей истории» - истории времён застоя, перестройки и псевдореформ, Виктор Иванович и просто интересный человек.
Я оказался и соседом Виктора Ивановича по дачному кооперативу. В конце восьмидесятых, перед отъездом в Крым, приобрели мы задёшево пустующий участок в Мирном около Гоголей. Сейчас это в черте города. Мама, отчим, брат. Деревья подсадили, домик поставили. По возвращении, оказалось, есть, где и лопату в землю воткнуть. В наше время всё отвлечение, и поддержка.
Виктор - один из немногих, самодеятельных смотрителей и устроителей дачного родника. Ещё лет сорок назад, возвращаясь на лыжах из Кисловского дальнего леса, где проложена трехкилометровая тренировочная трасса - лыжня, лыжники и гребцы часто сворачивали к роднику, бьющему из под крутого песчаного берега ручья по названию Козляевка, разделяющего Корытовский и Кисловский лес. Потом в лесу начали строить дачи. Кто-то привёз колодезное кольцо. Родник окультурили. Сейчас у родников, теперь их целых три, обычно очередь. Дачники с вёдрами, горожане, пешком, с автобуса с сумками и рюкзаками, на колёсах, с вместительными канистрами. Попробовав чай на родниковой воде, уже никогда не захочешь портить заварку на водопроводную. Да и «новые русские» быстро поняли, что лучшей воды для производства палёнины в окрестностях Пскова нет. Серебряный родник.
Устроителей у нас маловато, больше пользователей, не всегда разумных. Да и понятно. Народ мы молодой. Гадим ещё часто под себя, на себя и друг на друга как дети малые, неразумные. Грязь в подъездах домов, грязь вокруг дач, грязь и вокруг родников. Приезжают за водой, молодые, но часто уже с «целлюлитными» тяжёлыми затылками, иногда и на крутых иномарках, тут же из машины выбрасывают пакеты с домашней грязью, с дачными отходами.
Сколько камней, круглых гранитных булыганов, Виктор притащил из лесу, чтобы благоустроить родники. Про время я уже не говорю, у пенсионера, Виктор Иванович уже давно вступил в почтенный возраст, счёт времени другой.
Приглашает Виктора сосед по даче в баню. Парятся, на каменку плещут, пару поддают. - Откуда у тебя камни такие знатные? - Да вот. Один дурак на родники всё таскает. Я немного и призанял.
Не стал Виктор говорить, что этот дурак был он. Камни носить не перестал. Но в баню к соседу больше не ходил. И дачу его стал обходить стороной, чтобы лишний раз не встречаться.
У родника появился очередной камень, килограммов за сто. Гранитный валун. На поверхности во весь камень жильная кварцевая буквица «х». Для Виктора - знак Христа. С помощью кольев и слег скатывал он камень в одиночку вниз по ручью, до родника. Смеётся:
- Уж этот никто не утащит.
Кто-то сдал воду на анализ в санэпидстанцию. Вода отменнейшая. Кто-то привёз священника. Родники освятили. Всерьёз подумываем поставить крест на горке у входа. Виктор сомневается:
- Всё равно, найдутся уроды. Гадить не перестанут. И над крестом надругаются.
Отец Владимир из Любятовской церкви другого мнения:
- Крест, даже поруганный, он своё доброе дело делает.
Выходец из русской деревни, рыбак, охотник, Виктор с природой на ты. Не в смысле покорителя и преобразователя, но в смысле доброго и мудрого пользователя и хранителя. Я не раз замечал, что сентиментальные люди на практике бывают часто и безжалостны и жестоки. Далеко ходить не надо. Вспомним нашего вождя. Своими руками он и курицу не обидел, может быть. В Шушенском по весне, говорят, охотился. Не Дед Мазай. Зайчиков не жалел. Хотя про лисичку из школьной хрестоматии рассказ помнят все. А вот когда сорок тысяч попов приговорили в голодном двадцатом как бы за то, что со святыми вещами не хотели расставаться, вождь сказал: «Мало. Надо больше». Конечно, это политика, не до сантиментов.
Адольф Шикльгрубер. Мальчик как мальчик. В четырнадцать лет попал на бойню. Впечатлился. На всю жизнь вегетарианцем остался. Зато мяса накрошил…
Настоящий охотник, он не сентиментален, как и настоящий солдат, но никогда не нагадит, не наследит, не намусорит, не убьёт лишнего.
Книжки Виктора, сначала тоненькие, по самому дешёвому варианту, за свой счёт, затем потолще, - появился «спонсор», - в твёрдой лаковой обложке. Тиражи триста, от силы пятьсот экземпляров. Стихи, проза. Природа, человек. Виктор осознаёт, что он не бестселлеры пишет. Охотников маловато на серьёзное чтение. Да и кого из местных, Псковских сейчас широко читают? Главное, чтобы было. Время покажет. А пока Виктор не продаёт, дарит свои книжки Псковским читателям. И я у него, как и у Игоря Григорьева, «где то в списке». Соседи по даче знают своего поэта. Знают и многочисленные благодарные коллеги - пациенты центра. Знают и писатели. Знают и уважают. За позицию.
После раздела писательской организации Виктор Васильев вместе с Маляковым и Морозкиной ушли к Золотцеву. Потом, уже при Панченко, убедившись, что и там правит голая коммерция, «синагога» - как-то в сердцах бросил Виктор, он вышел из писательской организации. Но членом союза писателей России себя считать не перестал. Говорит, я сам себе организация.
Виктор вроде бы скептик. Но это скорее поза, то есть сознательная позиция. Я нет-нет, да и забегу в кабинет филиала МИРВЧ, где Виктор Иванович предварительно регистрирует и подготавливает к приёму у Григория Григорьева Псковских алкоголиков, желающих развязаться с недугом. Главное, показать пример и путь. Сначала зародить желание, решимость, потом кодирование, или лечебный зарок, называй, кому как больше нравится, а уже затем, заполнить вакуум, «дыру» в душе. Последнее, пожалуй, самое трудное. И, глядишь, вчера бывший алкоголик, сегодня - и семьянин надёжный и работник стоящий.
Люблю посидеть с Виктором в кабинете во время приёма. Особенно нравится обращение: «Сударь…» или «Сударыня».
Раньше у нас было «Товарищ». Товарищ в работе, товарищ министра, подельщик, тот, кто не продаст, не подведёт. Отошло. Слово «господин» я воспринимаю как издевательство над русским человеком. Не господа мы сегодня в стране, которую потеряли. Обрести её заново предстоит нашим детям через подвиг Веры и Любви. Надежда, она всегда остаётся. Ну что ж, «Сударь» пока тоже неплохо звучит.
Вместе с Виктором мы, худо-бедно, но разобрались, пришли к общему знаменателю и по биографии Игоря Григорьева и по истории Псковской писательской организации.
В отличие от непримиримой Ларины Федотовой, Виктор не революционер, крови не жаждет и в бой не зовёт. Не время. Было бы сказано, записано, зафиксировано. Имеющий уши, услышит, кому дано понять - разберётся. Время всё расставит по местам. Суета отойдёт, вечному - жить.
***
Жизнь во многом подобна театру. Чтобы жить, недостаточно просто быть, надо ещё и вписаться в жизнь, выглядеть, «казаться». У некоторых часто второе выходит на первый план, и средство подменяет цель. Всё разменивается на суетность, потуги сего дня.
Игорь Григорьев больше был. Если и старался «выглядеть», то это у него, пусть не всегда «прилично», в рамках, но как-то артистично получалось: «Дорогой, ты понимаешь, в этой жизни без театра никуда». Поэт - не «открытая книга», небезгрешен был. Не без слабостей. Как говорится, и морально не всегда того, и в семейной жизни не пример и эмоционально нестабилен, с прошлым до конца не разобрался. Биографию свою так и не успел написать, чтобы «как есть, без туфты», и, как говорил Бологов, что-то, а может и многое, унёс с собой. На то он и поэт. Но осталось после него немало. Доброго. Вспоминают. Товарищи и ученики с благодарностью. Я - один из них. Недоброжелатели, не буду говорить «враги» - врага уважают, а это мелкие люди, они теперь, поняв, что не «замолчать», не вычеркнуть поэта из истории псковской, цепляясь за аудиторию, в выступлениях даже подчеркивают прошлую близость, не всегда и бывшую. Бологов не пропускает случая отметиться. На каждом мероприятии, посвящённом памяти псковских «стариков» Сан Саныч с недавних пор непременный выступающий член. Ирина Иосифовна Панько, она для всех Панченко и Язеповна, чуть ли не родственница друга академика Лихачева профессора Панченко из Пушкинского дома, даже уже как-то и через край. Всё намекает на какой то интим в отношениях с поэтом, роль «разлучницы». Без оснований. Светлана Молева сама объяснила причину своего отъезда в Ленинград: - Ему сорок, мне нет двадцати. Поэзия поэзией, но проза жизни с человеком, готовым в буквальном смысле снять для ближнего последнюю рубашку с себя, оказалась не по плечу. Да и доучиваться надо было.
Время разбрасывать, время собирать камни. Свидетелей былого всё меньше. Многие ушли вслед за Игорем Николаевичем на моих глазах. Они уже ничего не добавят.
Умение краснеть - стыд иметь - это больше нужно молодым, живым. Поколению следующему. Тем, кому строить только предстоит, исправлять наше, содеянное. Каждому времени - свои люди.
За псковских писателей мне, разобравшись, уже и не обидно. «…Все они в большей или меньшей степени относились друг к другу ревниво и не очень доброжелательно», - отметила в беседе как-то неглупый человек, имевший возможность быть свидетелем отношений в наших писательских кругах. Что ж, только Гений, ощущая в себе нечто от Бога, не заражён ревностью к ближнему. Бог - абсолют, не надо ни с чем сравнивать: «… и лесть и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца». - Но как это трудно, даже для Пушкина было. Считай, невозможно. Натура земная чаще ищет, мечется, сомневается, мучается ревностью, оттого и…
Ещё со старых времён. Задолго до Пушкина, Лермонтова… И времена уже «новой истории». Есенин повесился, Маяковский застрелился, Цветаева в петлю залезла, Фадеев. Многих приговорили. Зощенко, Ахматову распинали, Пастернака исключали, Высоцкого мордовали. Мы, «Пскопские» не хуже других. У нас, тоже борьба, и не «единогласно».
***
«Зерно, если упадёт в землю и погибнет,
даст новую жизнь…»
14.09.04. Накануне, поздно вечером позвонила супруга Виктора Ивановича Васильева.
В одиннадцать утра его будут отпевать в храме Александра Невского.
Вот уже несколько месяцев, как Виктор Иванович совсем отошёл от дел. После последнего инсульта он так и не смог восстановиться. В кабинете больше не сидел.
Несколько раз я забегал к нему на дачу. Посидим минутки три, и дальше побежал. Как-то, уже по осени, догнал его в лесу, по пути на родник. Присели.
- Володя, чувствую, достала она меня.
Да и то, сколько выпито было. И чего…
Но семнадцать лет абсолютно трезвой жизни.
Много это, или мало? -
Я молчу. Выглядит Виктор Иванович не очень. Одутловат, заторможен. Семнадцать лет. Это немало. Но шестьдесят пять - это немного.
Вырвался с работы. Гроб Виктора Ивановича крайний в ряду. За компанию с ним будут отпевать ещё троих старушек. У гроба жена, дочь, человек пять родственников, одни женщины. Попозже подошли Ларина Федотова, Серафима Федоровна Прохорова и Эмилия Николаевна Лужкова - верные болельщики "Псковского литературного процесса". Галина Константиновна с Верой Николаевной Мухортовой от Гришиного центра. Купили венок. Считай, единственный. Из молодых никого. Скорее всего, жена Виктора больше никому и не звонила.
Позднее, я узнал, что Виктор Иванович сам не хотел «лишних людей» - такова была его воля.
Вот так, тихо ушёл «последний герой» и свидетель
моей не очень весёлой повести.
ПОДАРИЛ мне АВТОР КНИГУ (Январь 2022)
Вместо послесловия.
На ферме уже давно лежит книжка. Привёз ещё для Юры. Талантливый зоотехник, но алкоголик в завязке. Не помогло. Три года Юра прекрасно работал. Но не избежал развязки, всё-таки поддался искушению, запил. Болячки старые все вернулись и обострились. Простатит, геморрой, язва...
Потеряла ферма хорошего работника.
Виктор Торопчанин, «Пути-дороги», Избранное, 4 том, Псков-Торопец-Мартисово, 2002 г., тираж 200 экз. – Раритет.
В анонсе: Том составлен 3-й гвардейской Псковской писательской организацией в составе: Виктор Васильев, Виктор Ванин, Виктор Торопчанин (Это всё псевдонимы Виктора Ивановича). Редактор Афродита Зверева (Это супруга, ныне вдова Виктора Ивановича и первый читатель)
Четыре небольших красиво оформленных книжки изданы при жизни автора его Московским зятем. Виктор Иванович не продал ни одного экземпляра, всё роздано-раздарено умеющим читать.
Автор, в смутные времена, после развала Псковской писательской организации не прибился ни к одному лагерю и стал как бы «сам по себе»; для первых - Бологовских и вторых - Золотцевских, позднее Панченковских как бы ЧУЖИМ. Не стало ни Бологова, ни Золотцева, страсти со временем улеглись. Две организации снова объединились в одну. А Виктор Иванович так и остался ОДИН. И незаслуженно забытый.
Эпоха интернета тогда ещё не наступила. Остались только четыре маленьких томика и несколько тоненьких книжечек.
Неспешно перечитываю подаренную мне автором книжку. Это Литература.