На круги своя

               
     - И ты еще смел говорить, что переживаешь !
     Полный возмущения голос, хриплый, простуженный, стеганул по ушам, я даже пригнулся и закрутил башкой, в поисках удобной тропинки для ретирования с театра боевых действий размером примерно тридцать пять на двадцать сантиметров, но там в дюймах, у этих отсталых австрало-китайцев, сварганивших мой ноут, глупых людей, ни хера не понимающих в величии. Величие, бл...и вы бездуховные, это когда стакан водки залпом с выдохом " хыыыы", по еб...у кулаком и зубы на снег, экономику спустить в унитаз и бегать с полосатыми ленточками, гордясь и ликуя, отжать у сестры полуостров, шакальим мародерским хапком, как шапку с прически бухгалтерши в начале девяностых, партбилет и дачка во Франции. А самое-самое: это - втюхивать фуфло народонаселению, а затем отбыть в теплые края, где давно уже ждут семьи, детки, счета. Мы к врагам, прямиком в их логово, а вы режьте, пожалуйста, друг друга, выясняйте и решайте, исправляйте всю нашу тупость и некомпетентность, дорогие сограждане.
    - Я переживал, - забормотал я, оправдываясь, - честное фашистское. Я и сейчас переживаю, вон, даже аккаунт на Фейсбуке завел. - Я щелкнул кнопкой и продемонстрировал глаза маленькой девочки и тут же словил подзатыльник. - Чо у нее на башке ? - Дык, это, хуряжка, шильце в зад Цукеру, он, гад, меня почти цельный год заманивал, пусть прочувствует.
     Я гордо выпрямился, как вставший с колен народ, задрал свой еврейско-армянский нос повыше и раскинул руки, как Тед в " Четырех комнатах".
     - Тем более, что я всегда говорил : мне однох...венно, что Пикачу, что шайтаны.
     - В пиз...у Пикачу, - отрезала ведьма.
     - Ну, отчего же, - не согласился я, - она же ваша, кровная. Вон, когда памятник ставили, она по Европам шарахалась, умница, и рыбку съела и на х...й села. До сих пор на нем сидит, а если быть честным, то всегда на нем сидела. Всем семейством они там обосновались давно и навсегда.
     Я противно засмеялся, как-то прихрюкивая, донельзя довольный, как свинья, нашедшая здоровенную кучу говна и теперь с наслаждением шебуршащая копытцами в теплой тьме, вонючей, вдохновляющей на подвиги, туманящей рассудок, вызывающей нехилую эрекцию и истерический хохот над кондовым, железо-бетонным маразмом и идиотизмом, наконец-то слившихся воедино. Резко оборвал смех и озабоченно спросил :
     - А шайтаны ?
     - Тетя Валя разжевала. Ты же сам писал об этой дуре, - напомнила мне ведьма, - забыл ?
     - Много уж их нынче развелось, всех разве упомнишь. Кажин дён мудизм, мне хоть бригаду гастеров нанимай, тока грамотных, я б им надиктовывал, а они б печатали. У меня пальчики устали, - пожаловался я и протянул к ней ручонки. Она их сжала, подышала тепло, усадила на стул, с которого я тут же съехал на пол, приняв привычное горизонтальное положение. Ведьма хихикнула и легла рядом, подложив мне под шею руку, закинув вольготно ногу на мое бедро, прижав хер, уже начавший вздымать буйну голову, шепнула на ухо :
     - Расскажи мне историю.
     Запросто.
     В лесу была тишь и гладь. Только одинокий барсук танцевал у дерева, с коего свешивались сморщенные старческие причиндалы барсука, да молчаливые не по сезону дрозды, наклонив клювастые головы, наблюдали за танцем пассионарного норного жигана, почти лимона, каким-то чудом попавшего в тренд. Тренд крепчал, но уже поскрипывал. Я все ждал, сидя на бережку, когда веселый и умный мужик, заядлый курильщик, как и я, кстати, поэт и звездочет, обрушит тренд ему на глупую башку, новым брендом хлобыстнет по жопе всем желающим, стоящим в очереди, поправляющим ленточки на груди, топотящим сапогами и валенками, лежащим на диванах в обнимку с мышью, не моей любимой Машей, компьютерной, воинам интернет-сражений, рыжебородым, православным, очкасто-застенчивым говножуям, возомнивших себя имперцами, националистами, не зная по-наивности, что империя и национализм - несовместимы по определению. Жалко было только одного из них, мордатого, с симпатичной русоволосой  бабой и матушкой, души не чающей в сыночке ( типа, как у меня), хотя, глядя на полудурков, комментирующих его пэтэушные тексты... Х...й на них, на всех, как, впрочем, тот же прибор и  на наших и на ваших, одинаково твердоголовых, ищущих спасения в высранных истинах дикого капитализма, особого пути, единства и коррупции, борьбы с ней, академичных и свободолюбивых, но с небольшим ограничением свободы слова, еврейской мудрой башкой не понимающих истинности слов дяди Саши Невзорова о тотальной свободе слова и о двадцать первом веке. Хотя, и он мудак тоже. Этот век точняком будет веком ИГИЛ, а он о хреновом Шарли Эбдо. Какой, в пиз...у, Шарли, какой, на х...й, Эбдо, раз сам дядя Леша Венедиктов передумал быть этим самым Шарли. Так что, не катит ваше Шарли в заповедных кущах отечественного мудизма. Но самым смешным было то, что все эти дяди и тети были шестерками и марионетками другого дяди, дяди Сережи Иванова, странного типа из Санкт-Петербурга, углядевшего саботаж в пох....ме вовремя отправивших доляну деятелей, положивших здоровый болт на все рамсы и расклады, потому, что вовремя отправили доляну.
     Я захохотал, разбудив задремавшую ведьму.
     - Дальше чо было ?- закуривая две сигареты, протягивая одну из них мне, поинтересовалась она.
     - Да все то же, - дымя, отвечал я, - те же танцы, песни и пляски. Пока все окончательно не наеб...сь.
     - И чо ?
     - Да ничо. Как сама-то думаешь, отчего мы с тобой на кантонском диалекте ху...им ?
     Она засмеялась и обняла меня. А я негромко замурлыкал :
     - Ту ханху,
     Ту Янцзы,
     Тунга-тунга,
     Мао Цзе-Дун.