Мальчики играют в войну. Летят деревянные самолёты, грохочут игрушечные танки, убывает пехота…Игра окончена. Но тут вспыхивают взрывы на висящем рядом экране – это настоящая, всамделишная война врывается в их жизнь. Так начинается спектакль Пермского театра кукол «Толстая тетрадь» по роману А.Кристоф (оговорим сразу, что взята лишь первая часть трилогии) в постановке Александра Янушкевича. Сценическая площадка почти пуста – только помост и стена. Но она оказывается нашпигованной секретами (художник Т.Нерсисян). Пол имеет двойное дно – оттуда могут появляться предметы (кровать, останки погребённого солдата), подпол станет и полыньёй, и дымным адом концлагеря. А стена окажется хитроумной конструкцией с неисчислимым количеством дверей и окон, открывающих каждый раз новое пространство – бабкиного дома, магазинов и мастерских, хлева и реки, и всего ближнего мира, окружающего героев. И он будет населён. А мир дальний, большой – будет отображаться на экране. Стол да две табуретки поставят сами актёры. Сядут и начнут заполнять ту самую «толстую тетрадь» своей военной жизни. Главные герои – братья-близнецы (они же авторы тетради) сыграны «вживую» молодыми актёрами А. Шадриным и Д. Костровым (это их дебют). Они даже внешне похожи – небольшого роста, быстрые, вёрткие, левша и правша, дополняющие друг друга. И даже говорят хором. Окружающий их мир овеществляется куклами, предметами и масками. Мир это загадочный, фантастический, чаще всего отталкивающий. Вот мать – «живая» актриса с огромной головой-маской (у неё красные заплаканные глаза). Вот бабка, на бесформенном теле которой висят бутафорские руки-крюки и страшная маска-голова. Потом появятся противные белоглазые куклы деревенских мальчишек и по-настоящему жуткая, похожая на смерть, кукла матери Заячьей губы. Почтальон – тоже кукла, которая срослась со своим велосипедом, сапожник – деревянная болванка, немецкий офицер – плоская кукла в человеческий рост с низко надвинутой на глаза фуражкой (глаз-то и не видно) – знаки этого мира. Хотя есть и симпатичные – свинки, кот, рыбы. Но это природные компоненты, а не люди. Люди, как правило, страшны и опасны. Итак, два брата привезены своей матерью из города в деревню к бабке – пережить войну. Бабка не очень рада новоявленным нахлебникам. Дети начинают осваивать неведомый мир. Они как будто играют в индейцев – ползают по-пластунски, лазают на чердак, ловят рыбу руками, едят из лоханки со свиньёй. Всё интересно, всё ново, опасно. Копают яму в лесу, вытаскивают огромный сапог, потом огромный человеческий череп. Это останки солдата. Находят винтовку, кобуру, гранаты. Они чувствуют себя персонажами страшной сказки. Где бабка, конечно, ведьма (да и соседи её так прозвали). Поэтому актриса Т.Смирнова так ни разу не появится со своим настоящим лицом. «Сукины дети» - самое ласковое обращение в её устах. Единственное человеческое слово скажет она им на смертном одре. Но это будет потом. А пока подростки знакомятся со своим умершим дедом (эту роль, как и все остальные мужские роли в спектакле, исполняет В. Пинягин). Дед появляется на сцене в каком-то венке-венике из листьев и неторопливо шествует к своей могилке. Ложится, поправляет веночек. И уже оттуда зорко наблюдает за своими внуками. Улыбается им, жмёт руки – понравились. В этом жанре жизни, сочиняемом самими мальчишками, смешное и поэтическое органично переплетается с ужасным и безобразным. Необходимость выживания в условиях голода, грязи, заброшенности и нелюбви диктует мальчишкам «упражнения на закалку тела и духа». Не плакать, не чувствовать боли, жалости, раскаяния. Во всех поступках руководствоваться только собственными интересными и целесообразностью. Они превращаются в стойких оловянных солдатиков. Их походы в писчебумажный магазин (голова хозяина – стопка бумаги) и обувную мастерскую (деревянная болванка вместо головы) оканчиваются новыми приобретениями, поскольку они не просят, а требуют: «Нам нужно…» Пожалуй, единственный человек, к которому они испытывают жалость – девочка по прозвищу Заячья губа. Нелепое существо в растянутой кофте и тряпке-маске, сквозь прорехи в которой видны глаз, рот, ухо (актриса Н.Гапоненко, она же во всех остальных женских ролях, исключая бабку). Жалкая деревенская дурочка, которой живётся ещё тяжелее. Узнав, что местный кюре иногда «забавляется» с Заячьей губой, братья отправляются к нему требовать денег для девочки. Именно там они знакомятся с прекрасной соседкой, которая будет их подкармливать, стирать бельё и давать первые эротические уроки. Сцена в бане выстроена поэтично и целомудренно. Актриса снимает халат, а под ним её тело прикрывает гипсовый разъёмный каркас, повторяющий линии тела. Эту гипсовую скорлупку она отъединяет от себя и отдаёт мальчикам. Они принимают её как величайшую драгоценность – гладят, изучают каждый изгиб, прижимают к себе. Но этот восторг и благодарность за первый юношеский опыт не помешают мальчикам подстроить соседке «несчастный случай» за предательство жителей деревни. И вроде бы они правы. Правы тогда, когда требуют у кюре денег, у бабки – курицу раз в неделю, у почтальона – материнские переводы. «Закалка духа» даёт свои плоды. Когда мать Заячьей губы просит их поджечь дом, чтобы сгореть заживо с умершей дочерью – отвечают: «да, мы на это способны». И поджигают. Умирающая бабка настаивает, чтобы в случае второго приступа ей дали выпить яд – и здесь:«мы это сделаем». Нечеловеческая тяжесть, выпавшая на долю мальчиков, в конце концов сломает их. Они перейдут моральную границу дозволенного. В сцене с отцом, которого они раздерут, как куклу, на части, мальчики останутся всё так же спокойны и уверены в себе: «Да, есть способ перейти границу. Надо пустить кого-нибудь вперёд!» Поэтому можно пожертвовать отцом. В финале братья расстаются – впервые. Нельзя же класть яйца в одну корзину. Кто-то из них обязательно выживет, но для этого им надо расстаться. Каждый теперь будет выживать поодиночке. Что ждёт их дальше? Мы, зрители, не знаем. Но что толку теперь в физическом выживании? Ведь внутри себя они уже оба мертвы.