Ночью Оксана проснулась от разбушевавшегося ненастья. Ветер настойчиво стучал ветвями яблони, росшей за окном. Вспышки молнии, прошивая небо огненными стрелами, рвали его на куски. А вслед за ними рокотом и дробью накатывала гамма громовых раскатов. Женщина встала и, осеняя себя крестом, подошла к окну, раздвинула занавески. В этот миг новая вспышка озарила сад, и она увидала среди ходящих волнами ветвей застывшую белую фигуру. Оксана в страхе отпрянула от окна, вернулась к постели и немного посидела, чтобы прийти в себя. Потом подошла к кровати дочки, поправила одеялко. Новая вспышка осветила комнату, и она стала рассматривать личико Ульянки.
- Выросла, доня моя. Ангелочек мой, - шептали губы.
Она поцеловала дочку и пошла спать. Мирон лежал на спине, разбросав руки. Оксана сняла руку мужа со своей подушки и юркнула под одеяло. Перед глазами стояла белая фигура, застывшая среди яблонь, озарённых отблеском электрических разрядов.
Мирон работал без выходных. Август – горячая пора в колхозе. Но Ульянку надо собрать в первый класс. Вот он и пахал сверхурочно и выхлопотал у председателя свободный день для поездки в город. На семейном совете решили забить свинку Фросю сейчас, а не осенью, продать мясо и снарядить дочку в школу как положено.
- Форму купим коричневую и фартучки, белый и чёрный, - мечтала Оксана.
- Как думаешь, Фроська на сколько потянет? – беспокоился Мирон о своём.
- Не догуляла. Ещё б пару месяцев.
- Да. К октябрьским праздникам было б в самый раз.
- Егор своего Витьку берёт? – спросила Оксана.
- Берёт. Тоже обновки нужны. А Дуська на хозяйстве остаётся.
- Вот и хорошо. Витька за Уляшей приглядит, пока мы расторгуемся. Всё ж паренёк постарше, - радовалась женщина.
«Дождик какой влупил, - думала, уже засыпая, Оксана. – Завтра подводы грузно пойдут, пока до шоссейки доберёмся. Уляшу к Фроське подсадить придётся, мала ещё шлёпать пять километров. А сами пешкодралом, не впервой».
К утру гроза утихла, небо очистилось. Собирались затемно. Оксана принарядила дочку, в русые косички вплела алые ленточки и залюбовалась. Туша Фроськи заняла всю подводу. Кабанчик Егора оказался небольшим, и детей уложили там. Они мигом уснули. Ехали молча. Каждый думал о своём. Из-за горизонта лениво выкатывалось румяное солнышко. По обе стороны грунтовки в лесополосе посвистывали птицы. С луга доносилось протяжное «му-у-у».
- Ночью гремело. Молния страшная была. Помнишь, позапрошлым летом, два дома сгорело от змеи огненной, - нарушила молчание Оксана.
- Боялась? Что ж меня не разбудила?
- А толку? Грозу не остановишь, а тебе выспаться надо было.
Мирон натянул поводья, стегнул лошадь и прикрикнул:
- Шевелись, сонная муха!
- Мне видение было, - решила поделиться Оксана, - будто в саду ангел гулял.
- Глупости. Привиделось во сне, - отмахнулся Мирон.
- Видела, как тебя сейчас вижу, - настойчиво повторила Оксана.
- Виданное ли дело: ангелы по земле расхаживают! – рассмеялся Мирон. – То, может, Федька-гармонист с гулянки шёл. Ты у ангела в руках гармошки не разглядела?
- У него рук-то не было. Крылья огромные из плеч.
«Матери валенки б новые, старые прохудились», - подумалось Оксане.
Ангелина, мать Оксаны, в свои шестьдесят выглядела полной старухой. Много лет назад, когда она только приехала в Сосновку, жители записали молоденькую учительницу в красавицы. И женихи нашлись: Василь да Леонтий. Но она выбрала Якова Вершину, учителя из соседнего села. По выходным они бродили по окрестностям, девушка плела венок, Яков читал стихи.
Однажды Леонтий с Василём подстерегли соперника, избили до полусмерти. Если б на парня не наткнулся дед Хома, не светили бы Якову глаза любимой. Когда очнулся, первое, что увидел, были её глаза, излучавшие любовь.
- Ангел, мой нежный ангел, - прошептал Яков.
Ангелина выходила его, и вскоре они поженились.
Письма с фронта приходили до осени сорок третьего. Потом известие как обухом по голове: пропал без вести. Она ждала своего Якова. Ночами часто без сна сидела на кровати, не зажигая света, вспоминала, как называл её, только её, Яков. Губы шептали: «Мой нежный ангел».
Пока мужчины разделывали туши и раскладывали мясо на металлические подносы, Оксана накормила детей и разрешила погулять по рынку.
- Только далеко не забегайте и за ворота рынка не ходите, - напутствовала она, надела фартук, косынку и выставила весы.
Подошла покупательница, пожилая женщина. Мирон был доволен: первая копейка пошла. Часам к десяти горожане ринулись за продуктами на рынок.
Пошатавшись в торговых рядах, ребята вернулись к подводам, съели по краюхе хлеба, запили молоком.
- Айда играть к разбитому дому, - предложил Витька.
Сразу за воротами Уляша увидела его. Здание-инвалид зияло пустыми глазницами окон. Верхние этажи обвалились. Сохранилась часть второго и лестница, торчавшая под открытым небом и лепившаяся к отвесной стене.За первое десятилетие после войны город отстроился, но несколько домов ещё лежали в развалинах.
Во дворе галдели ребята.Витька с Уляшей подошли к ним в тот момент, когда начинался новый кон игры.
- Во что играете? – крикнул мальчишка с безопасного расстояния.
- В прятки, - ответил вихрастый заводила, прозванный на улице Лёха Прыщ.
- Примете?
- Правила знаешь?
- А как же, - опытный Витька выложил угощение: сало, кусок хлеба, несколько варёных картофелин, яблоко.
- Не густо. А девчонка в доле? За неё что дашь?
Витька помрачнел, у него больше ничего не было.
- У меня семки есть, - сообщила деловито Уляша и выгребла их из кармашка.
- Вот это дело! – Лёха отправил лакомство в бездонный карман и пообещал: – После игры поделим. Для начала будешь искать ты, пацан. Отвернись к забору и считай до двадцати. Только не подглядывай. Ховайся, ребята! – дал команду Лёха, и все бросились врассыпную.
За минуту ребятня, как тараканы, расползлась по щелям дома. Заметив под лестницей пролом, Уляша шагнула в него и оказалась во мраке. Правда, через окно струился свет с улицы. Девочка пошла по коридору. Под ногами хрустели обломки. Решив, что Витька со двора услышит, Уляша остановилась и огляделась. Это была просторная комната. Над головой висело перекрытие, державшее лестницу.Она перешла в соседнюю комнату. Справа, у оконного проёма, сохранился кусок перегородки. Под кирпичом что-то темнело. Уляша смахнула слой пыли и нащупала предмет. Он оказался мягким, скорее всего, из кожи. Она стала дальше разгребать кирпичную крошку и коснулась ремешка, край которого был пристёгнут металлическим кольцом к предмету. «Сумка», - догадалась девочка и сильно дёрнула за ремешок…
Время подходило к обеду. Мяса оставалось немного.
- Идите поешьте, детей накормите, я одна справлюсь, - сказала Оксана, и мужчины охотно поспешили к подводам.
Она пересчитала деньги и, завязав в носовой платок, спрятала в карман передника. Сняв его, бросила на стульчик и стала причёсываться. Надо потихоньку собираться. Скоро Мирон приведёт Уляшу, и они пойдут за покупками.
Рядом остановились две женщины, оживлённо беседуя.
- … стена как грохнет! Камни посыпались, пыль столбом… детский крик… девчоночку лет семи насмерть прибило… - донеслось до Оксаны. Она выскочила из-за прилавка, чувствуя, как перед глазами всё плывёт, и схватила говорившую за локоть.
- Кого прибило? Где?
- В развалинах за рынком. Девочку прибило. Стена рухнула и… - растерянно повторила женщина.
Но Оксана уже не слушала. Ноги сами несли туда, куда бежал народ.
Пробившись сквозь толпу, она увидела милиционера, склонившегося над ребёнком. Из-за его плеча выглядывала русая косичка с алой ленточкой. Оксана захлебнулась воздухом и рухнула на землю. Придя в себя, не могла вспомнить, как оказался рядом Мирон, когда Егор подогнал подводу.
- Возьмите, - милиционер протягивал ей грязную полевую сумку-планшет на ремне. – Она держала её в руке.
Оксана машинально взяла сумку, качаясь из стороны в сторону, неотрывно смотрела на дочку.
- Пиши: «Несчастный случай, повлекший за собой… - кому-то диктовал милиционер. – Заключение врача скорой помощи прилагается», – потом, обернувшись к Мирону, сказал, понизив голос: - Примите искренние соболезнования. Формальности закончены. Можете забирать.
Подошёл расстроенный Егор.
- Весы сдал. Вот передник и косынка, но денег нет. Украли, сволочи! – он шмыгнул носом.
- Не до денег сейчас, - промолвил Мирон.
«И то правда, - развёл руками Егор. – Ни денег, ни Фроськи, и Уляшка погибла. Слава Богу, Витька не пострадал». Когда перепуганный сын прибежал и рассказал, что произошло, они сначала решили – разыгрывает. Но хлопец упал ничком на подводу и рыдал.
- Веди, - глухо сказал Мирон.
Из толпы вышла уже не молодая женщина с кошёлкой в руках. Она подняла брошенный в траву передник и расстелила перед убитой горем матерью, повернулась к собравшемуся народу и крикнула:
- Граждане! Это горе общее! Война голос подала! Ответим на беду милосердием! На то мы и люди! – и положила на передник рубль.
За ней потянулись другие. Вскоре перед Оксаной выросла горка бумажных денег вперемешку с мелочью. А люди всё шли и шли. Лёха тоже подошёл и положил рядом яблоко.
Уляшу уложили на рогожку, устилавшую подводу (она так и осталась лежать после Фроськи). Из раны на голове скатились капельки крови и смешались с красным пятном на рогожке. Егор набросил сверху холстину, но Мирон сдёрнул её и осторожно, словно боясь разбудить, прикрыл тельце дочки своим пиджаком.
Оксана не могла идти: силы изменили ей. Она пристроилась в ногах Уляши и сидела, прижав к груди полевую сумку, глаза, не мигая, уставились в землю.
Егор бережно увязал деньги в узел, поклонился людям и сказал:
- Спасибо, люди добрые, что не бросили в беде. Пусть воздастся вам добром за добро.
Солнце скрылось за горизонтом. Ехали в полном молчании. Оксана очнулась, открыла сумку-планшет. Внутри оказалось несколько отделений и кармашков. В одном из них она нащупала бумажные треугольники. Это были письма. Мелкая дрожь пробежала по телу. Она держит в руках чью-то жизнь: мечты, тоску по дому, сердечную боль, а может быть, строки любви! Развернула сверху лежавший треугольник. Буквы от сырости стали пузатыми, но всё же можно было разобрать:
«Здравствуй, мой нежный ангел!
Спешу сообщить, что я жив и здоров. Вчера с боями вышли к родным местам, к родной реке. Ночью переправились под обстрелом вражеской артиллерии. Спешу. Скоро снова в бой. Люблю. Береги себя и дочку…»
Подпись была неразборчива. Химический карандаш расплылся по бумаге синим пятном. А в следующем разобрала только часть подписи: «Як…». Текст третьего прочесть не удалось.Женщина вернулась к первому треугольнику и перечитала обращение: "Здравствуй, мой нежный ангел!"
Оксана тупо смотрела в пожелтевший от времени тетрадный лист. «Отец… Только он называл маму нежным ангелом. И во втором письме подпись, скорее всего, Яков. Выходит, вернулся пропавший без вести и забрал мою Уляшу», - в голове невидимые молоточки отбивали дробь. Перед глазами встал образ матери.
- Забирайте, мама, своего Якова! Вот он! Вернулся! – закричала Оксана и бросила письма на дорогу. – Зачем вернулся? Зачем?
Мирон натянул поводья, и лошадь остановилась. Он глянул в безумные глаза Оксаны, но смолчал, собрал исписанные листы и вложил в сумку-планшет. Потом обнял жену и тихо сказал:
- Ты поплачь, поплачь. Я не умею.
Оксана потянулась к сумке, и вдруг… в животе её что-то дёрнулось, замерло и опять дёрнулось с новой силой, будто рыбка плеснула хвостиком по воде. Женщина положила руку на живот и ждала. Лицо вспыхнуло, порозовело, глаза набрали глубины и теплоты. «Хвостик рыбки» плеснул ещё и ещё…
Оксана везла домой разбитое сердце, письма «нежному ангелу» и росток новой жизни, заявивший о себе в полный голос.
Глубокий след тянулся позади. А впереди… А впереди лежала целая жизнь.