1
Если вам доведется побывать в Портсмуте, том, что омывается водами Те-Солента, в Хэмпшире, не задавайте много вопросов. И старайтесь не отвечать тем, кто их задает.
Не то, чтобы здешние края обладали шибко богатой историей, но посмотреть, в самом деле, есть на что. Всего одно условие – оставьте путеводитель там, откуда вы приехали и расслабьтесь. Большинство ошибочно полагает, что путешествие подразумевает скрупулёзное планирование и плеяду расчётов. Вовсе нет. Заглянуть в дом Диккенса, изучить флагман адмирала Нельсона, что в сухом доке, и даже сесть на катамаран до города Райд – это как поход в продуктовый по списку, который составила тебе любящая жена, мать троих детей. «Фермерские яйца 10 шт. – есть»; «Молоко, пастеризованное 2.5% – есть»; «Форт эпохи Тюдоров в Саутси – есть»; «Масло сливочное, 2 шт. – есть».
Путешествие начинается там, где заканчивается проложенный маршрут. Нужно просто идти вперед и не бояться завернуть за угол. Приключения никогда не заставят долго ждать, они постоянно наготове, поддерживают себя в форме, чтобы в нужный момент быть в нужном месте и действовать молниеносно. Они хорошо знают свою работу и делают ее безвозмездно.
Впрочем, следует оговориться, что Портсмут, а точнее, остров Портси у южного побережья Англии, место особенное. Люди здесь обладают удивительной способностью превращать магию в обыденность. И эта черта, видимо, передается по наследству. Они лишают волшебства не только себя, но и стремятся забрать в пучину серой повседневности как можно больше приезжих. Не слушайте нытье про холодный ветер со стороны острова Уайт, про дрянной климат и густую дымку, за которой прячутся светила. Солнце никуда не делось, и вы сами убедитесь, что местные элементарно разучились его видеть.
Прошу, не стоит их порицать. Виной всему одна из тех историй, которые лучше ныне здравствующих рассказали бы стены и мертвецы. Сейчас невероятно трудно отделить зерна от плевел, разграничить правду и вымысел. Но, имеет ли это значение? Думается, что можно просто взять и пересказать события в точности так, как здесь заведено – не называя имен и не углубляясь в излишние подробности. Все описанное будет фантастичным ровно настолько, насколько вы сами того захотите.
Что ж, кажется, повествование принято начинать со слов – «Я помню день, когда погасло Солнце».
2
Доктор никогда не опаздывал. Так уж его воспитали. Задерживаться позволено Королевам, он таковой не являлся, поэтому ставил будильник на 6:00 и просыпался с первыми лучами солнца.
Он считал, что помогать людям – дело благое, и, так уж совпало, всегда востребованное. Человечество проделало путь от изобретения колеса до полетов в космос, научилось обмениваться информацией на расстоянии и делать из отходов посуду, но осталось все таким же хлипким и по-прежнему готово расстаться со всеми деньгами в мире при появлении крошечной болячки.
Не то, чтобы Доктор был против. Как уже было замечено, помогать страждущим – дело нужное. Впрочем, покойная мать Доктора считала, что ее сын стал Доктором из-за отсутствия всяких талантов. Правда ли это? Вполне возможно. Юный Доктор не был особенным ребенком. Он не рисовал, не обладал выдающимися физическими данными, не преуспел в точных науках, а искусство терпеть не мог. Ему неплохо давалось потребление пищи, которую можно было купить или найти дома в холодильнике, но блестящих перспектив на будущее это не открывало.
Так что – да, можно сказать, что Доктор стал Доктором от безысходности. В свою очередь, покойная мать Доктора сделалась покойной из-за передозировки Валиумом, который странным образом оказался секретным ингредиентом каждого съеденного ею за последние полгода жизни блюда. Но это совсем другая история.
Доктор работал и принимал пациентов в небольшом медицинском центре, который ныне стараются обходить стороной. Это было двухэтажное здание из красного кирпича, крыша которого с высоты птичьего полета напоминала миниатюрную пирамиду Лувра. Чуть дальше по дороге располагалась абсолютно идентичная постройка, но в ней помещение было отведено под немецкий дисконт-центр с очень глупым названием. Он и сейчас там есть.
Как правило, Доктор начинал прием ровно в 8:00 и заканчивал ближе к вечеру. Он был одним из тех Докторов, к кому люди идут, когда не знают, что с ними случилось и куда следует обратиться. Он смотрел всё и у всех. Ноги, руки, груди и ягодицы, сухожилия и коленные чашечки. Иногда делал вид, что оставляет пометки в блокноте, но, чаще всего, рисовал недовольные рожицы, напоминавшие пациентов.
В общем-то, никакого груза ответственности он не чувствовал. Из раза в раз перенаправлял больных и не очень к своим коллегам, которые, как он считал, сделают за него всю работу. Иногда советовал записаться к отоларингологу, порой рекомендовал заглянуть к офтальмологу. Некоторым дамам предлагал услуги пластического хирурга. Особо неприветливым джентльменам выписывал направление к венерологу.
Все шло своим чередом, и такое положение вещей не могло не радовать Доктора. Стабильность он ценил, а роль крошечной шестеренки в едином организме его полностью устраивала.
Доктор был уверен, что так будет продолжаться вечно. Он ошибался.
3
Доктор считал, что люди посвящают все свое существование упрощению жизни, пока, собственно, жизнь проходит мимо них. Затем их потомки занимаются тем же самым, а следом потомки потомков и так до скончания веков, пока Большому Парню сверху это все не надоест. Занавес. Спасибо, приходите еще.
Взять, к примеру, дни недели. Чистой воды фикция. Доктор рассуждал об этом сидя в своем небольшом кабинете на втором этаже «Портсмутского Лувра». Вся концепция с делением и без того абстрактного времени на какие-то промежутки раздражала Доктора. Люди взяли один вымысел и заключили его внутрь другого вымысла, чтобы получить третий, еще более нелепый вымысел. И это, якобы, должно сделать жизнь легче.
Наверно, истинная причина недовольства Доктора крылась в том, что он до сих пор путался в наименованиях. Четверг, понедельник, вторник, пятница – для него все это звучало как один гигантский вздор. Будь его воля, на Земле бы царил один нескончаемый день. День Доктора. Никаких выходных и будних, месяцев и декад – непрерывно длящееся нечто.
Прежде чем он успел подумать о том, что за название «День Доктора» его бы наверняка засудили сценаристы «Доктора Кто», в дверь раздался стук.
«Войдите». – Сказал Доктор, откинувшись на спинку кресла.
Никто из ныне живущих не сможет сказать наверняка, как та девушка выглядела. Черты ее лица и фактура изменяются от рассказа к рассказу, как при игре в испорченный телефон. Говорят даже, что в самых свежих версиях произошедшего Доктор увидел перед собой высокого мужчину в приталенном смокинге. Смею заверить, врут.
Она не произнесла ни слова, скользящей походкой проложив себе путь от входной двери до кушетки напротив Доктора. Если и есть факт, относительно которого разногласий не возникает, так это то, что ее волосы были огненно-рыжего цвета. Они буквально искрились на глазах, при малейшем движении освещая все вокруг. Во всяком случае, так казалось.
«Чем могу помочь?».
Взгляд Доктора был прикован к собеседнице. Но каждый раз, когда он пытался сфокусировать внимание на какой-либо детали ее образа, ничего не получалось. Любоваться красотой незнакомки было так же сложно, как смотреть против солнца, а даже несколько мгновений зрительного контакта были невыносимы для глаз, как будто Доктор созерцал небесное светило у себя в кабинете. Ему приходилось переводить взор на случайные предметы интерьера, пока слезы не переставали стекать по щекам.
Они говорили. Говорили долго. Осмелюсь предположить, что этот прием затянулся на время большее, чем все предыдущие визиты к Доктору вместе взятые. Он ни разу не притронулся к врачебным приборам. Стальной медицинский шпатель ждал своего часа в боковом ящике стола, стетоскоп покоился в нижнем отсеке тумбы. Одноразовые перчатки, бесчисленные карты пациентов, истории болезней и результаты анализов лежали на своих местах. Доктор заверил девушку, что нельзя просто так взять и назначить лечение, не имея дополнительной информации о симптоматике и истории болезней. Однако, на середине своей огненной проповеди о важности правильного диагноза, его руки вздумали жить своей жизнью.
«Умоляю». – Ее голос струился, огибая неровности интерьера и заполняя свободное пространство.
Доктор вооружился шариковой ручкой. В ход пошли отрывные стикеры, которые доселе украшались исключительно чернильными мордашками. Утерев испарину, Доктор протянул покрытый письменами лист девушке.
Его раньше никогда и ни о чем не умоляли. Как можно было отказать?
4
Факты – забавная штука. Любому хоть сколько-нибудь эрудированному человеку известно, что вымысел фактом быть не может. Так ли это?
Предположим, когда-то на окраине Лидса, что по сей день располагается аккурат на реке Эйр, в Уэст-Йоркшире, жила бедная семья. Пусть вас не тревожат особенности их ежедневного досуга и детали быта, равно как пустяки, вроде расовой принадлежности, возраста и супружеской преданности. Примите во внимание единственную деталь – в скором времени они ожидали появления на свет своего первенца.
О столь знаменательном событии были оповещены родственники, самые близкие и те, кто объявлялся раз в несколько лет. Подготовка шла полным ходом. Отец купил манеж, и, взяв впервые за несколько лет отгул на работе, посвятил целый день его сборке. Будущая мать ужесточила свою диету, категорически исключив из ежедневного рациона кофе и орехи, от поедания которых в больших количествах у нее выскакивала сыпь.
Роды стали настоящим испытанием, в большей степени физическим для жены, а, в случае с мужем, проверку прошла, преимущественно, сила воли. И вот, когда родители впервые увидели свое дитя, их тела, словно сосуды, переполнили эмоции, постепенно начавшие выходить за края, подобно воздушной пенке от только что разлитого эля.
Мать смотрела на своего мальчика, а это, вне всяких сомнений, был мальчик, и еле сдерживала горячие слезы. Он был прекрасен. Как будто ангелок сошел с полотна Рафаэля и проделал путь с небес до ее рук. Его только что как следует шлепнули по ягодицам, позволив легким впустить немного воздуха, и теперь младенец заявлял о своем присутствии пронзительным, но крайне мелодичным визгом.
Отец созерцал перед собой нечто в высшей степени уродливое. Жена прижимала к своей груди того, кого ему до конца своих дней придется называть сыном и любить, несмотря ни на что. Лицо чада было странной, ассиметричной формы, покрытое намокшими рубцами. Они переходили вниз по телу, заканчиваясь лишь у крохотных пальцев ног. Его глаза были выпучены и как будто норовили вывалиться при малейшем нажатии на виски. Правое ухо казалось значительно меньше левого, словно у творца не нашлось двух органов одинакового размера.
Они стояли. И смотрели. И плакали, она от счастья, он от ужаса, но плакали вместе, как настоящая семья.
Когда новоиспеченную мать выписали, и ветхий домик на задворках Лидса вновь ожил, телефон оказался оккупированным в мгновение ока. Она звонила всем. Тем, чьи номера знала наизусть и тем, кого вспомнила, лишь открыв записную книжку. Благо, новость для всех была одна – родился красивый, здоровый малыш весом чуть более 4-х фунтов. Муж не слезал с мобильного, рассказывая друзьям и коллегам по работе о своем горе, в мельчайших подробностях описывал белоснежные шрамы на туловище сына и нарушенные пропорции головы.
Что в итоге? Факты – вещь относительная, состоящая из вымысла ровно настолько же, насколько из реально произошедших событий. Взглянуть хотя бы на историю новорожденного из Уэст-Йоркшира. Факт ли, что мальчик был страшно уродлив? Или то, что его красота намертво приковывала к себе взгляд? И, если верны оба суждения, то, как быть с возникающим парадоксом, ведь два этих факта, очевидно, противоречат друг другу.
Правда заключается в том, что, в конечном итоге, факты не находят, их создают. Нельзя просто гулять по набережной, наткнуться на факт, припрятать его во внутренний карман атласного пальто и унести с собой. Нет, даже самое крошечное событие требует оценки. Мы постоянно думаем, иначе люди не были бы людьми. Подключаем органы чувств, пробуем на ощупь, вкус, пытаемся наладить контакт и обращаемся к опыту предков. На выходе каждый получает собственную версию произошедшего, приправленную субъективном взглядом на вещи, и представляет ее суждению публики.
Отец убежден, что его сын – сама скверна. Для приятелей, которые часами внимали его исповеди по телефону, стопроцентный факт – мальчик выглядит отвратительно. Мать на протяжении нескольких дней не слезала с провода, говоря о том, что ее дитя – не огранённый бриллиант. Трепетно мотавшие на ус подруги уверены, что так оно и есть. Раз уж на то пошло, факт в этой истории всего один – в семье родился мальчик. Впрочем, возьмусь предположить, что найдутся уникумы, способные и здесь поспорить.
Надеюсь, это лирическое отступление не сильно выбило вас из колеи, ведь я преследовал прямо противоположную цель. Видите ли, история о Докторе и его пациентке более всех остальных известных мне подвержена влиянию вымысла. В ней преступно мало фактов, а те, что имеются, еле выдерживают натиск всевозможных гипербол. Картину произошедшего я до сих пор восстанавливаю по крупицам, выуживая подробности из случайных разговоров и коротких записей. Можно сказать, шью платье из ниток самого разного материала и цвета.
Полагаю, вы предупреждены, теперь, следует продолжить рассказ. Что ж, какие факты нам известны?
5
Девушка приходила несколько раз в неделю. Каждый раз они с Доктором долго беседовали. Он не знал ее имени, возраста, откуда она и какими судьбами оказалась в Портсмуте. Наверно, потому что ни разу не спрашивал.
«Я не люблю долго задерживаться на одном месте. Предпочитаю путешествовать». – Говорила она.
И он верил. Ему казалось, что ни один мужчина, что там, ни один человек на всем белом свете не способен обуздать такую красоту и подчинить своей воле. Это как пытаться совладать с бушующим пламенем. Ты можешь потушить его, но через какое-то время оно вспыхнет сильнее и ярче в другом месте. Там, где тебя нет.
Так продолжалось какое-то время. Девушка не изменяла себе – выходила из кабинета, спускалась в кассу аптеки на первый этаж и просто передавала бумажку, полученную из рук доктора минутами ранее, фармацевту.
Позже немногие выжившие работники того медицинского центра будут с пеной у рта рассказывать, что находиться рядом с девушкой было невыносимо. Поры работали на износ, выделяя жидкость, ведь каждая клеточка кожи молила о влаге. Складывалось ощущение, что все помещение нанизали на вертел и покручивали на медленном огне, дожидаясь появления хрустящей корочки. Как Доктору удавалось добрую половину рабочего дня проводить в обществе огненной леди на площади с десяток футов квадратных – загадка.
Она покупала то, что выписывал Доктор. Жаропонижающие средства. Те, что без рецепта не отпускались, намного более действенные, с кучей побочных эффектов. С собой брала столько, сколько могла унести столь хрупкая на вид девушка. Несколько целлофановых пакетов, доверху набитых лекарствами. Что-то на основе парацетамола. Позднее перешла на препараты, содержащие ибупрофен и ацетилсалициловую кислоту.
Доктор преобразился. Складывалось ощущение, что он заново родился. Словно какая-то неведомая сила снизошла до простых смертных и вдохнула свою энергию в худощавое тело портсмутского врача, не имевшего талантов.
Иногда удавалось подслушать их бесконечные беседы. К примеру, в тот день, когда девушка принесла Доктору яблочную шарлотку, он часами рассказывал про свое детство, любимые фрукты и ягоды, в число которых, так уж совпало, входили яблоки. В другой раз к слову пришлась история о Крючке – аномально пушистом рыжем коте, считавшем, что здоровый сон вовсе не обязателен для успешной учебы в колледже. Он запрыгивал на кровать и устраивался поудобнее, вытесняя Доктора с единственного спального места. Кличка питомцу была дана из-за причудливой формы хвоста, который походил на поросший водорослями рыболовецкий крючок.
Очевидцы утверждали, что Доктор был подобно новостному диктору – вещал без остановки, а она просто сидела и слушала, изредка хихикая. Когда темы для разговора заканчивались, Доктор выписывал очередной рецепт, что смотрелось некой формальностью на фоне столь живого общения. Они стали действительно близки друг другу, как становятся близки братья по оружию, прошедшие войну или брат с сестрой, рожденные в утробе матери.
Череда дней, не приносивших ничего, кроме радости продолжалась. Доктор, к великому удивлению, полюбил каждый из них. Среда, понедельник, четверг – эти глупые названия отныне не вызывали раздражения. Поэтому, когда в самую обыкновенную пятницу раздался телефонный звонок, Доктор поднял трубку с сияющей улыбкой на лице.
«Слушаю!». – Сказал он.
Голос на том конце провода звучал напугано и зловеще безэмоционально в один и тот же момент.
«Доктор», – произнесла она. – «У них закончилось всё».
6
Ее слезы стекали по щекам, но, не успевая достигнуть уголков губ, испарялись, издавая еле различимое шипение. Люди на первом этаже медицинского центра держались вдоль стен, прислоняясь к информационным плакатам и многочисленным сертификатам. Дети хватались за взрослых, взрослые взывали к небесам.
Доктор протер глаза. Тепло больше не окружало девушку, оно струилось вокруг, эфирными нитями рассекая воздух. Казалось, что стоит протянуть руку и сможешь потрогать исходящий жар, окунуться в него с головой.
«У них закончилось всё». – Плача прошептала девушка.
Доктор обогнул стойку регистратуры и, нырнув под горизонтальную дверцу, пролез к аптечной будке.
Женщина латинской внешности, с многочисленными родинками в районе скул и висков жевала собственные сопли, забившись в угол.
«Я просто сказала ей», – тучная дама слегка приподнялась. – «Что лекарства закончились».
«Все?».
«Да». – Она кивнула головой в сторону горстки пепла.
Доктор присел на корточки. Потрескавшийся ламинат уже насквозь пропитался золой. В непонятном месиве из ошметков и сажи виднелись кусочки бумаги. Доктор моментально узнал свой почерк на том, что осталось от разноцветных стикеров из кабинета этажом выше.
«Ни одного из этих лекарств?». – В его голосе читалось неподдельное возмущение.
Женщина покачала головой из стороны в сторону, сглотнув порцию слюны.
«Фаспик?!». – Он погружал ладони в то, что некогда было рецептами, и наблюдал, как крупицы одна за другой осыпаются сквозь пальцы, словно серый песок.
«Панадол?!».
Фармацевт лишь мотала головой.
«Солпафлекс?!». – Доктор зажал горсть пепла в кулак и с размаху ударил о пол. –
«Хоть что-нибудь?!».
«Ничего, сэр».
На секунду Доктору показалось, что окружение засосало в вакуум. Ни малейшего звука. Он облокотился на стол, выглянув из-за кассы. Все до смерти напуганы, но живы. Слава Богу. Девушка статуей замерла в центре холла, источая энергию, которой хватило бы, чтобы обеспечить отопительный сезон в небольшом поселении.
Он вернулся в прежнее положение.
«Но как?».
Женщина вопросительно посмотрела на него.
«Что с резервными запасами?». – Доктор снял с себя халат и засучил рукава свитера. – «Вы звонили в другие отделения, заказывали препараты из соседних аптек?».
«Да, конечно. Уже с месяц как!».
«И что?».
«Она ведь скупала их пачками, Доктор!». – Женщина перешла в наступление, выпустив на волю испанский акцент. – «Поставки у нас в последних числах месяца! Все, что было на складе, я продала этой ненормальной еще с неделю назад!». – Кажется, эту часть монолога слышали все в здании. – «Утром, когда она заявилась с рецептом, я обзвонила все аптеки в треклятом квартале!».
Теперь уже Доктор чувствовал себя мышонком, запертым в клетке с разъяренной росомахой.
«И?». – Вымолвил он.
«И совсем не удивилась, когда узнала, что ни черта у них нет! Все жаропонижающее смели с полок буквально за последние дни!».
Доктор был растерян. Он походил на ребенка дошкольного возраста, которому только что показали фокус с откусыванием большого пальца. Надо было что-то делать. Потому что, как справедливо полагал Доктор, если не делать ничего – будет хуже.
И тут его осенило. Кабинет! В нижнем ящике должна быть аптечка. Средства первой необходимости при внезапной атаке головной боли, тошноты, диареи – все внутри тканевой сумочки на молнии. Наверняка, там нашлось бы хоть что-нибудь от повышенной температуры. Медлить было нельзя!
Доктор стремглав понесся к лестничному пролету, выкрикнув лишь – «Никуда не уходите!».
Они бы и не ушли.
7
Хотите – верьте, хотите – нет, но в тот день все остались живы. Доктор примчался с капсулами в руке и стаканом воды, заставив девушку выпить спасительное лекарство. Отделался он опалёнными рукавами свитера и незначительными ожогами в области шеи. Люди не могли поверить в то, что ранее предстало перед их глазами. Дети пребывали в искреннем восторге, ведь им казалось, они попали в подобие боевика про инопланетян. Родители решили, что благоразумнее будет молчать и поддакивать. Некоторые из тех, кто тогда был в медицинском центре и сами начали думать, что их разыграли. Шутки в стиле – «Покажите, где скрытая камера, куда посмотреть?» или «А я, дурак, думал, что цирк Дю Солей устраивает знатные фаер-шоу!» тем вечером звучали до неприличия часто.
Доктор взял истощенную девушку на руки, предварительно обмотав все от предплечий до кистей эластичным бинтом. Потом еще раз, наискосок. Он обратился к ошарашенной толпе, с просьбой не распространяться о том, что сегодня произошло. Не встретив возражений и, проигнорировав несколько похабных выкриков, Доктор удалился.
Наверное, любая уважающая себя сказка на этом моменте должна была бы завершиться, благополучно позволив нашим героям жить вместе долго и счастливо, в горе и в радости, пока смерть не разлучит их. Что ж, вполне возможно. Но, как вы могли догадаться, финальная точка еще не поставлена, она пока что лишь маячит на горизонте, дразня нас всем своим видом. Поэтому, возвращаясь к рассказу, не могу обещать «долго и счастливо». Я так же не ручаюсь за «радость». Но, что касается «смерти» – гарантирую. Много! Очень много смертей.
8
Поразительно. Он мог смотреть на нее. Наконец, впервые за недели непрерывного общения глаза не слезились. Доктор заключил, что таково действие лекарства. Ведь он ни разу не общался с девушкой, чьего имени до сих пор не знал, вне кабинета.
Она неподвижно лежала на кушетке. Грудь ритмично поднималась, и, выдерживая определенный интервал, принимала исходное положение. Доктора это успокаивало, ведь когда он нес девушку на второй этаж – дыхания практически не было. Как и веса. Словно все тепло, которое нейтрализовали таблетки, и составляло массу тела. Никаких костей, сосудов, мышц – манящая оболочка и первозданное пекло внутри.
Доктор открыл окно, позволив осеннему бризу заглянуть в гости. Тот с радостью принял приглашение, и, хотя Доктор ничего такого вслух не молвил, решил чувствовать себя как дома.
Время неумолимо текло.
«Спасибо». – Сказал тоненький женский голос, как будто высушенный изнутри.
Доктор не среагировал. Последние несколько часов его тянуло вздремнуть, но он понимал, что сейчас момент для этого совсем не подходящий и царство снов Морфея может подождать.
Он поморгал.
«Спасибо тебе». – Повторилась фраза.
Незаметно для него, девушка давно покинула кушетку и заняла место по центру кабинета. Ее волосы все так же переливались огненными оттенками, а исходившее тепло вытесняло морозные потоки воздуха.
Она приблизилась к столу, не шагая, скорее паря над землей.
«Это моя работа». – Доктор спрятался за незамысловатой комбинацией слов, как будто опасаясь того, что может произойти, дай он волю эмоциям.
Девушка наклонилась, собрав падавшие на плечи локоны в кулак. Доктор хотел было избавиться от выступившего пота, но не успел. Ее губы скользящим прикосновением встретились с его щетиной. Он поцеловал девушку в ответ. Жар пьянил, выжигая связные мысли в голове. В штанах у Доктора все набухло, он потерял дар речи.
Думать получалось только о том, как должно быть горячи ее прикосновения, когда она абсолютно голая. Его воображение рисовало будоражащие дух картины, где их тела переплетались в объятиях, трение стирало кожу до основания, а новые прикосновения лишали организм жидкости, осушая внутренности как водный резервуар.
Она покусывала края его губ, периодически впиваясь слишком сильно, и оставляла крохотные ранки. Но, каждый следующий поцелуй приносил мимолетную, как укол медицинской иглой, боль, запекая кровяные подтеки. Доктор готов был поклясться, что спит, но все ощущения были чересчур реальными. Он не мог сдерживать себя, желая предаться наслаждению прямо здесь и сейчас – на пресловутом рабочем столе, предварительно смахнув рамки с фотографиями и календарь. Его рука прошлась вверх по талии и обхватила правую грудь девушки.
Раздался громогласный ор. Можно было подумать, что прозвучал стон наслаждения, но, поверьте, это было совсем не так. Потрескавшийся и хриплый, продолжительный вой прервал затянувшийся поцелуй.
Девушка раскрыла глаза, в ужасе пошатнувшись. Она отдалилась от Доктора, забрав с собой все тепло и безумие, бушевавшие внутри и вокруг секунды назад.
«Прости», – прошептала она. – «Я не контролирую себя».
Доктор смотрел на ладонь правой руки, которую словно облили кипящим маслом и подержали над раскалённой конфоркой.
«Пустяки». – Соврал он, прекрасно понимая, какого размера гнойные нарывы его ждут.
Доктор знал, что ни в коем случае нельзя обрабатывать ожог холодной водой, а подходящей мази в кабинете не было. Поэтому он ослабил второй слой эластичного бинта, сделав так, чтобы материала хватило на кисть. Вроде, получилось.
«Прости». – Прозвучало вновь.
«Все хорошо». – Доктор затянул повязку покрепче. – «Иди сюда».
Не знаю, отдавал ли себе Доктор отчет в том, что ночь с этой девушкой в лучшем случае сделает его инвалидом на всю оставшуюся жизнь, покрыв и без того нелицеприятное тело волдырями. Однако он приподнялся с кресла и направился в сторону пассии. Трескучий мороз или всепоглощающий жар – он захотел ее лишь сильнее. Прямо здесь и сейчас.
Благо, что в этот раз она сказала:
«Нет». – Ее голос отразился эхом в четырех стенах. – «Не подходи ко мне».
Доктор замер.
«Что?».
«Ты не понимаешь, что творишь». – Она вытянула вперед руку, словно очертив линию, которую Доктору переступать не следовало. – «Я видела этот взгляд».
Доктор понятия не имел, про какой взгляд шла речь. Влюбленный? Страстный? Какой именно? Он не понимал. Но он, откровенно говоря, и не пытался.
«Я хочу тебя». – Сказал он, наверно, впервые в своей жизни вслух.
«Знаю», – ответила девушка. – «Поэтому, ты больше никогда меня не увидишь».
«Что ты имеешь в виду?».
«Я исчезну».
«Нет!». – Доктор хотел было упасть на колени, но вовремя вспомнил о том, что еще не весь персонал покинул здание, и получилось бы крайне глупо, если бы кто-то застал его в таком положении.
Он добавил:
«Я хочу тебя, и быть вместе с тобой!».
«Но ты не можешь», – она, казалось, сейчас заплачет. – «Никто не может».
«Дай мне шанс!».
«Дело не в тебе». – Доктор чувствовал, как тепло циркулирует по комнате. – «Я всегда теряю близких мне людей. Всегда». – Она выдержала крохотную паузу. – «Это – хроническое».
Доктор не был уверен, стоит ли расценивать последнюю фразу как врачебную шутку. Потому что он – Доктор, она – пациентка, ну и все такое прочее. В любом случае, смеяться – последнее, что хотелось делать Доктору в тот момент.
Она приблизилась к нему, приложив палец к губам, как бы давая понять, что поцелуя ждать не стоит.
«Я их не помню». – Она положила свою голову на грудь Доктора. – «Понимаешь? Никого не помню».
Доктор кивнул. Не потому что понимал девушку. А потому что только так он мог хоть на секунду прикоснуться подбородком к ее макушке.
«Я не хочу снова стать причиной чьих-то страданий!».
Шерстяные волокна свитера обугливались, растворяясь в серой дымке.
«Снова?». – Доктору вопрос казался логичным.
«Тысячи. Десятки тысяч лиц, которые я забыла и никогда не вспомню». – Девушка приподняла голову, посмотрев на Доктора. Тому пришлось отвести взгляд. – «Но тебя я хочу запомнить. Полностью. Удержать в памяти так долго, как только смогу».
Они разошлись. Доктор несколько раз крепко зажмурился, позволив стае мерцающих бликов пронестись перед глазами.
«Почему так происходит?».
«Потому что становится жарко. Невыносимо жарко».
«И ты всех забываешь?».
«Да», – она качнула головой. – «Всё и всех».
«А что потом?».
«Потом я путешествую».
«Путешествуешь?».
«Да. Незнакомые места. Новые лица. Для меня все – новое, потому что нет старого».
«И как долго это продолжается?».
«Не знаю», – она смотрела сквозь Доктора, словно устремляя взгляд в бесконечность. – «Думаю, всю жизнь».
Для Доктора слова девушки звучали как отрывки из старых английских сказок, тех, что про великанов и волшебные бобы. Но его глаза сами видели то, что произошло в холле на первом этаже, а собственные руки недавно обожглись о столь желанное тело.
«Лекарство помогает?».
«Каждый раз по-разному. В любом случае, ненадолго».
«То есть, в конечном итоге, все равно забываешь?».
«Да».
«И меня забудешь?».
Девушка увела взгляд в пол, так, как это обычно делал Доктор в ее присутствии.
«Ну же», – он хотел окончательно разобраться. – «Рано или поздно. Ты забудешь меня? Меня, и все, что было?».
Молчание.
«А?!». – Он крикнул.
«Да».
9
Доктор плохо спал. Утром он выпил две чашки кофе, который обычно не действовал на него тонизирующе. Но выбора, скажем честно, не было. Накануне он отдал девушке все оставшиеся лекарства, которые смог выудить из аптечки. Несколько таблеток Тайленола и Фаспика. Не густо, но должно было хватить до утра.
Они договорились встретиться после обеда. Доктор заверил, что в это время можно будет пройти на склад, не привлекая к себе лишнего внимания, что сэкономит немало нервов. Он прекрасно знал, что поставки, как правило, осуществляют утром. Если повезет, то нужные лекарства будут расфасованы вместе с противолихорадочными средствами, которые кладут в самые верхние ящики. Они вскроют контейнеры и возьмут столько, сколько можно будет незаметно пронести в кабинет Доктора. Затем в темпе избавятся от упаковки и оберток, чтобы пакет вместил как можно больше капсул. Вариант с порошковыми препаратами Доктор забраковал, потому что их легко растерять при пересыпании.
Девушка поблагодарила его. Она плакала так сильно, что некоторые слезы не успевали улетучиваться, слишком быстро уступая место новым. Это – точка невозврата. Больше им увидеться не суждено, а если судьба и сведет их в будущем – она его не узнает. Девушка пообещала сделать все, чтобы сохранить воспоминания как можно дольше, а Доктор решил, что поможет раздобыть лекарства, которых хватит на какое-то время.
Доктор понимал, что сможет только жить и надеяться.
10
Схема была проста. Но, надо ли говорить о том, что когда у тебя есть план, чаще всего, события разворачиваются в другом направлении, и, ехидно помахав ручкой, идут по своим делам.
Доктор старался использовать каждую секунду. Каждое мгновение, которое они проводили вместе. Мысли о том, что он больше никогда не увидит свечения ее волос, не почувствует на себе жар ее тела – пожирали изнутри.
«Сюда?». – Девушка указывала на поржавевшую дверь.
«Да». – Доктор шагнул вперед, и, приложив небольшое усилие, сдвинул железяку с места.
Раздался скрежет. Доктор потянул ручку на себя до упора и замер, приподняв голову. Они находились в подвале. Прямо над ними, этажом выше, раскинулся холл, где еще вчера напуганные люди шутили про скрытую камеру и фаер-шоу. Голоса, которые были еле различимы на лестнице, теперь окончательно растворились.
«Давай». – Доктор кивнул в сторону склада. – «Не бойся. Там никого».
Доктор ожидал, что фонарик, по очевидным причинам, им не понадобится. Но он ошибался. Царил полумрак. Девушка продвигалась вперед, но свечения едва хватало, чтобы видеть, куда наступаешь. Она съела последнюю капсулу прямо перед входом в медицинский центр. Видимо, эффект еще не затух.
«Здесь».
Голос Доктора как будто звучал ниже в кромешной темноте. Он вел рукой по боковой стене, пока холодный камень не сменился стеклом. Есть!
«Здесь!». – Повторил он.
Девушка приблизилась, пролив немного света на окружение. Перед ними красовалась еще одна дверь. На вид куда более массивная, из нескольких слоев чего-то, что напоминало сплав стали и чугуна. В ее центр было вмонтировано зеркало.
«Давай». – Доктор повел себя как настоящий джентльмен, придержав перед дамой врата.
«Ничего не вижу». – Девушка присела на корточки, пытаясь нащупать хоть что-то похожее на ящики с лекарствами.
Доктор стоял позади нее.
«Посмотри в том углу». – Сказал он.
«Здесь ничего нет», – она разгоняла застоявшийся воздух рукой. – «Совсем ничего».
Внезапно зрачки девушки расширились. Она увидела то, что, надо думать, Доктор заметил уже давно. Каждый выдох внутри комнаты превращался в пар. Не тот пар, о котором вы, возможно, привыкли думать в контексте данной истории. Это было витиеватое марево, клубами вырывавшееся при дыхании. Тот пар, который забавляет малолетних детей в первые дни зимы.
«Мне холодно». – Сказала девушка. – «Мне очень холодно».
«Я знаю».
С этими словами Доктор захлопнул дверь. В очередной раз по помещению, которое, разумеется, никаким складом никогда не было, загулял хрустящий скрежет.
Доктора и девушку разделял, по меньшей мере, фут звуконепроницаемого материала, из которого была сделана морозильная камера. Засов дышал на ладан, но со своей задачей прекрасно справлялся – открыть дверь можно было исключительно снаружи.
«Прости». – Сказал Доктор, без проблем найдя в темноте переключатель.
Светодиодные лампы, во всяком случае, те, что не перегорели, вдохнули жизнь в помещение. Насколько вообще данное выражение применимо к бывшему моргу. Перед Доктором предстал абсолютно пустой зал, отделанный мелкой плиткой. В дальнем углу покоились использованные тары из под заводских пробирок и шприцов. Одинокая медицинская кровать, с зияющей дырой посередине и открученными колесиками, была вертикально прислонена к стене. Цветные огоньки на пульте управления морозильной камерой – единственный элемент, выбивавшийся из общей блеклости и бледности интерьера.
Доктор смотрел на девушку. Прозрачная поверхность двери была покрыта инеем. В местах соприкосновения с рамой, стекло казалось темнее, значительно толще, словно было сделано из слюды или очищенного обсидиана.
Теперь, когда между ними восстал непреодолимый барьер, Доктор мог заглянуть в ее глаза. Он понимал, что может любоваться умертвляющей красотой столько, сколько пожелает. Только ему одному на всем белом свете была доступна эта привилегия. Но вместо этого…
Вместо этого он выкрутил регулятор охлаждения на максимум.
«Все будет хорошо». – Его пальцы обветрились, а кожа потрескалась. – «Просто
немного подожди».
Доктор погасил свет и закрыл входную дверь.
Девушка рыдала. Она стирала ногти до мяса, в безнадежных попытках процарапать путь к свободе. К путешествиям. Через какое-то время ее плоть замерзла, усмирив бушевавшее пламя внутри.
Последние мгновения перед анабиозом она истошно кричала. Увы, никто не слышал.
11
Доктор приходил к ней постоянно. Он практически перестал принимать пациентов. Дни превратились в одно непрерывно длящееся нечто, как он и мечтал. Непригодную для использования медицинскую кровать Доктор поставил напротив двери морозильной камеры. Он заваривал чай, спускался вниз и проводил часы в полной тишине, пожирая девушку взглядом.
Она изменилась. Ее кожа, некогда искрившаяся, покрылась ледяной коркой. Волосы, сменив оттенок на значительно более холодный, перестали накалять воздух. Лицо высохло, а губы, обжигающий вкус которых до сих пор снился Доктору, посинели.
Ладони девушки были прижаты к стеклу. Глаза остались сомкнутыми, но Доктор мог поклясться, что она тоже смотрит на него. Помнит ли она кто он такой? На этот вопрос Доктор ответа не знал. Он продолжал беседовать с ней. Точно так же, как они делали последний месяц. Отхлебывая горячий напиток, Доктор делился забавными историями студенческих лет, рассказывал про свою первую неразделенную любовь. На что-то жаловался, кого-то хвалил. Но более остального строил планы на будущее.
Он не мог вот так просто взять и отпустить ее. Нельзя ворваться в жизнь человека, перевернуть ее кверху головой, а потом испариться. Любая мысль о том, что она забудет его – впивалась под ногти и оставалась там занозой. Нет, такого он допустить не мог. Образ Доктора стерся бы из ее памяти, а потом другой Доктор занял бы его место. Умнее. Красивее. Она бы стала приходить к тому, новому Доктору за рецептами, он бы начал делиться с ней сокровенным, поедая вкуснейшую яблочную шарлотку. Потом, в один из многочисленных дней, она бы поцеловала нового Доктора, возможно, разрешив ему провести с ней незабываемую ночь.
Сколько таких Докторов было ранее? Не важно. Доктор знал одно – ему суждено было стать последним. Любой ценой. Он ненавидел оправдываться. Поэтому надеялся, что потом, когда он придумает необходимое лекарство, революционную вакцину, девушка все поймет.
Его не пугали бессонные ночи в поисках решения. Его пугали бессонные ночи без нее. Поэтому, когда пришлось действовать решительно и брать дело в свои руки, он не струсил. Может быть, талантами он не блистал, но считал, что только форменный глупец на его месте не стал бы бороться за свое счастье.
Часть зарплаты ежемесячно приходилось отдавать штатному электрику, который нехотя согласился подвести питание к морозильной камере. И, как водится у законченных алкоголиков, потребовал крепкого напитка и сотню фунтов сверху за то, что придержит рот на замке. Доктору условия пришлись по душе, потому что, в отсутствии хобби и всякой личной жизни, деньги у него копились годами.
Периодически он думал, что близок к цели. Доктор посещал различные научные конференции в разных графствах Великобритании. Штудировал труды признанных специалистов в области медицины. Какую-то информацию брал в Интернете, что-то получалось достать исключительно в печатном виде. Целую стену в гостиной Доктор отвел под державшиеся на двустороннем скотче листы и цветные стикеры. На них он записывал формулы, даты лекций, которые следовало посетить, и расписания поездов. Когда направление казалось Доктору перспективным, он выстраивал стройную цепь из нужных клочков бумаги. Если выбранный путь заводил в тупик – скомканные обрывки пополняли мусорный бак. В особенно трудные периоды он собирал записи в большую черную папку и брал на работу. Доктор судорожно прикладывал плоды своих трудов к стеклу морозильной камеры, словно хотел, чтобы неподвижные губы девушки высказали свое мнение. Кто-то мог бы сказать, что Доктор спятил. Он же считал себя влюбленным. Да и есть ли разница?
Доктор начинал работу с нуля бесчисленное количество раз. Впервые за долгое время он чувствовал ответственность. Девушка ждала его там, столь хрупкая и беззащитная. Он – единственный Доктор, который был способен спасти положение. Подвести ее он не мог. Ведь сдаться – означало признать свою беспомощность. Принять то, что он жалкий врачишка без толики божественного дара внутри. И, что хуже всего, изменить своим чувствам.
Поэтому Доктор продолжал приходить в подвал медицинского центра. Пить чай. Рассказывать истории. Приносить листы. В самом деле, Доктор никогда не оправдывался. Кроме, пожалуй, последнего дня своей жизни.
12
Грохот на лестнице в подвал нарастал.
Доктор сидел с края медицинской кровати. Приближавшийся шум напугал его до смерти, ведь это место давно считалось заброшенным. Полупустая кружка чая дрожала. Как и сам Доктор.
Входная дверь распахнулась прежде, чем он успел привстать.
«Вот он!». – Выкрикнул пожилой мужчина, от которого за ярд разило дешевым портвейном. – «Берите!».
Из-за спины пьющего электрика шагнул человек. Затем вперед подались еще несколько людей. Их каски всегда забавляли Доктора. Впрочем, люди имеют свойство делать посмешище из многих вещей, ровно до тех пор, пока не столкнутся с ними лично. Вот и тогда – Доктор любил смеяться над униформой констеблей, но при встрече тет-а-тет заливаться гоготом вовсе не хотелось.
«Попрошу вас пройти с нами, Сэр». – Сказал самый высокий из полицейских.
«Да!». – Седеющий пьяница отхаркнул. – «Вали за ними!».
Доктор приподнялся. Он допил уже остывший к тому моменту чай.
«Благодарим, Сэр», – обратился кто-то из задних рядов к буйному старику. – «Вы можете идти».
«И пойду!».
Он удалился.
«В чем, собственно, дело?». – Доктор пытался звучать максимально уверенно.
«Вам предъявлено обвинение, Сэр». – Констебль убедился, что его ус все так же филигранно завит. – «Попрошу, пройти с нами».
Доктору было страшно. Он хотел оставаться невозмутимым, но получалось посредственно. Кажется, он слышал, как постукивали его зубы.
Обладатель классических усов а-ля «велосипедный руль» размял спину. Его лицо словно когда-то пропололи, оставив многочисленные рытвины. Не такое зловещее при дневном свете, в полумраке больничного помещения Доктор боялся всматриваться в физиономию перед ним.
«Я, вообще-то, должен зачитать вам ваши права, Сэр». – Полицейский оскалился. –
«Но у меня был тяжелый день. Поэтому, обойдемся без формальностей».
Его речь подхватила толпа за спиной.
«Можешь хранить молчание…», – сказал тоненький голос, больше походивший на женский. – «В смысле, имеешь право…».
Мысль завершил другой полицейский.
«Короче, вся твоя брехня будет использована против тебя!». – Он переждал смешки своих друзей. – «Понял?».
Доктор не знал, как вести себя в подобной ситуации. Потребовать телефонный звонок? Запросить адвоката? Усмирить бдительность стражей порядка а, затем, рванув к выходу, бежать без оглядки?
Стоявший впереди остальных полицейский покачивался, перенося вес с ноги на ногу.
«Много всевозможной гадости я поведал на своем веку. Мерзкой. Склизкой. Но чтоб такое, Сэр».
«Сраный женоненавистник!». – Прозвучал вердикт.
«Вы ничего не понимаете!». – Доктор сорвался с места и понесся к морозильной камере. Он прислонился к двери, загородив туловищем стекло. – «Что бы вам ни наплел этот алкоголик – все ложь!».
Констебли встрепенулись.
«Доктор», – обратился к нему настороженный голос. – «Ты заработался что ли?».
Доктор готов был стоять насмерть. Никто из этих ряженых идиотов не посмел бы переступить порог камеры. Только через его окоченевший труп.
«Точно наркоман!».
«Да, я так и думал». – Cогласился с предыдущим оратором усатый полицейский. –
«Прошу, без глупостей, Сэр».
Глаза Доктора налились кровью.
«Не верьте ему!». – Он развернул корпус, желая взглянуть на свою любовь. Черты лица были едва различимы, но контуры ладоней и пальцев остались прилипшими к стеклу. – «Не смейте открывать! Пока еще рано! Я пока не придумал, как бороться с жаром!».
«Доктор, у тебя у самого как с температурой?».
«Не вздумай смеяться надо мной!». – Доктор тыкал пальцем в воздух. – «Я все исправлю! Мы будем вместе!».
Из черного месива, в которое слились полицейские, шагнул размашистый силуэт. Он приблизился к Доктору.
«Нет», – прозвучало в нескольких дюймах от Доктора. – «Не будете».
«Да как ты…».
Доктор замахнулся в попытке ударить обидчика. Неудачно. Из темноты перед носом один за другим начали выскакивать безликие слуги порядка. Двое коренастых полицейских скрутили Доктора, предварительно заломив руки за спину. Было не пошевелиться.
«Я же просил», – Повторил констебль. – «Без глупостей».
Один из давивших на кисти Доктора громил наклонился и прорычал:
«Скажите, Сэр», – из его рта доносился отвратительно едкий запах. – «Что может заставить человека свести собственную мать в могилу?».
Доктор не понимал.
«Что?».
«Я спросил», – он буквально касался уха Доктора. – «Насколько больным на голову нужно быть, чтобы свести собственную мать в могилу?».
«О чем вы?».
«Перестаньте, Сэр».
Усатый констебль запустил руку в карман, и, поворошив, извлек аккуратно сложенный пополам лист.
Он прищурился.
«Вам предъявлено обвинение в убийстве», – Он произнес женское имя. – «А так же объявление в краже медицинских препаратов».
«С использованием служебного положения!». – Добавил визгливый голос.
«С использованием служебного положения». – Спокойным тоном повторил констебль с
бумагой в руках.
Сложно сказать, что чувствовал Доктор в тот момент. Его лицо не отражало эмоций. Вероятно, он не думал, что этот день когда-нибудь настанет. Доктор ненавидел оправдываться. Даже перед самим собой - джентльмену не подобает мямлить, считал он. В виду сего факта, Доктор предпочитал забывать то, что каким-либо образом заставляло его испытывать угрызения совести. Повседневность казалась невероятно вязкой и тягучей, если постоянно думать о событиях прошлого. Вперед не уедешь, оглядываясь в зеркало заднего вида – жизненный девиз, которым Доктор руководствовался. Это действительно помогало. Он смог вычеркнуть из памяти даже то, что когда-то прибрал к рукам часть больничных запасов Валиума. И активно измельчал таблетки, добавляя их в мамин завтрак, ланч, обед, ужин.
Он забыл. Так же, как девушка по ту сторону морозильной камеры забывала людей, когда становилось невыносимо жарко. Именно поэтому он знал, что не может ее отпустить. Она встретит его и не узнает, заменит другим Доктором. А он не сможет забыть ее никогда. Доктор был уверен, что воспоминания о тепле, смехе, поцелуе – не развеять. И это хуже смерти.
«Господи!». – Выкрикнул он.
«Поздновато ты уверовал». – Сказал констебль.
«Вы совершаете гигантскую ошибку!».
«В самом деле?».
«Я не убивал ее, кретины!». – Доктор говорил чистую правду. – «Я пытался спасти ее!».
«Конечно».
«Она умирала!». – Руки доктора затекли. – «Я делал все, что мог!».
«Разумеется». – Громила зло усмехнулся. – «Ты делал».
«У нее была диабетическая нейропатия! Но тебе это ничего не скажет, дуболом».
Руки доктора словно сдавили гидравлическим прессом. Он начал кряхтеть.
«Ей ампутировали ногу!».
«И ты хотел отрастить новую ногу таблеточками?». – Усатый полицейский убрал обвинительный лист в карман.
«Нет, конечно, нет!». – Доктор запинался. – «Рана…Ее рана…Не заживала. Гноилась. Я готовил лекарство. Чтобы боль ушла!».
«И как, ушла?».
«Заткнись».
Мама Доктора считала своего сына отвратительным Доктором. Когда ей диагностировали диабет, она отказалась лечиться у него. Сказала, что лучше сразу ляжет в могилу. Доктор не обиделся. Он считал, что мама говорит не со зла. После операции она попросила Доктора пожить с ней. Врачи настояли, что необходим надежный человек рядом, способный следить за приемом лекарств и процессом выздоровления.
Доктор не считал себя ответственным, но мог находиться рядом. Через какое-то время мама начала жаловаться на жуткие боли. Те, что называют фантомными. Доктор обратился к лечащему врачу, сказав, что крики очень сильные, а обезболивающее не помогает. Его заверили, что проблема – временная. Но крики не прекращались. Если боль нападала ночью – соседи вызывали полицию. Доктору приходилось каждый раз объяснять сложившуюся ситуацию людям в касках, доказывая, что он даже не думал никого резать и убивать.
«Я делал препарат», – Доктор говорил спокойно. – «На основе успокоительного».
«Мы в курсе». – Констебль почесал подбородок. Тот, что ближе к кадыку. – «У нас был ордер на обыск жилища».
«Я предлагал ей попробовать таблетки. Она говорила, что будет принимать только то, что выписал Ее Доктор».
«И?».
«Я толок».
«Толок?». – Переспросил верзила, нависший над Доктором.
«Да», – Доктор не потрудился пояснить. – «Это значит – измельчал. Добавлял в еду. Незаметно».
«Поздравляю! Ты свел ее в могилу!».
«Ей становилось лучше!».
«Да-да!». – Полицейским кивнул, очевидно, велев остальным направляться к выходу. – «Знаешь, что?».
Доктор вопросительно посмотрел.
«Запомни эту чудесную историю! В суде расскажешь ее. Прям, слово в слово».
«Я пытался спасти ее!».
«Это я уже где-то слышал». – Доктора взяли под руки и рывком поставили на ноги. – «Только вот, такие же, как ты медики в голос заявляют, что она померла от передозировки твоей дрянью».
«Боль уходила!».
«Кажется, пластиночку заело». – Констебль своей колкостью вызвал очередной град смешков. – «Ведите его, парни».
Полицейские синхронно развернулись, зашагав вдоль стены. Доктор едва перебирал ногами. Вплотную приблизившись к выходу, раздался визгливый голос:
«Сэр», – один из констеблей указывал на стекло морозильной камеры. – «Это что, рука?».
«Да. Рука мертвеца, идиот. Мы в морге. Здесь, порой, можно наткнуться на труп, знаешь ли».
«Но, Сэр», – тонкий голос сделался совсем напуганным. – «Она шевелится».
13
Усатый констебль выглядел ошарашенным. Он набрал в легкие воздух и несколько раз подышал на стекло, протерев поверхность ладонью. Ситуация от этого прозаичнее не стала.
«Боже правый!». – Он обращался к Доктору, судорожно мельтеша рукой. – «Там что, живой человек?!».
«Я не знаю». – Честно ответил не менее пораженный Доктор.
«Как можно не знать, живой ли человек?!».
«Она жива. Я не знаю, человек ли это».
Один из верзил разразился хохотом:
«Да он же наркоман, Сэр!».
«И убийца!». – Добавил второй гигант.
На этот раз Доктор не стал оправдываться. Даже не задумался.
«Азот». – Он следил за ладонью девушки, пальцы которой действительно ожили. – «Охлаждение в камере на основе жидкого азота!». – Доктор посмотрел на пульт управления. Мигал красный огонек. – «Должно быть, запас иссяк!».
Констебли переглянулись.
«Быстрее! Нужно сходить на склад за сменным баком!».
«Уже бежим!». – Саркастично парировал усатый констебль.
«Мощность должна быть на максимуме!».
«Иначе что?».
«Понтия не имею». – Доктор наблюдал, как красные оттенки отражаются в мелкой плитке. – «Ничего хорошего».
«Ясно». – Полицейский хлопнул стоявшего рядом обладателя женоподобного голоса по плечу. – «Открывай».
«НЕТ!». – Доктор практически вырвался из тисков. – «НЕЛЬЗЯ!».
«Помолчи ты!». – Верзила усилил хватку. – «От тебя уже в ушах звенит».
«Я еще не закончил с лекарством!».
«Что?».
«Я очень близок! У меня есть рабочая формула! Обычные жаропонижающие ей не помогают!».
«Господи», – констебль наблюдал, как его помощник разбирается с засовом. – «Ты что, и ее накачал дурью?».
Зловоние снова проникло в ноздри Доктора:
«Да у нас тут серийный убийца, А?». – Громила облизнул губы. – «Так девки не давали, решил им мозги промывать?».
«Закрой свой поганый рот!».
«Ууу! Страшно!». – Кулак громилы погрузился в солнечное сплетение Доктора. – «И что ты сделаешь? Накормишь меня своими пилюльками?».
Доктор жадно глотал спертый воздух. В глазах потемнело.
«Что там?». – Усатый констебль кусал ногти.
«Нас всех ждет премия!». – Радостно воскликнул кто-то из полицейских. – «Маньяка взяли!».
«Я про замок, идиот!».
«Простите, Сэр».
Сидевший на корточках мужчина усердно дергал за ригель. Он пыхтел.
«Примерз, Сэр!».
Усатый констебль недвусмысленно закатил глаза. Затем подал знак одному из громил.
«Угу». – Буркнул тот.
Доктор восстановил равновесие. Его вестибулярный аппарат трубил тревогу. Беспросветная мгла распадалась на еще более темные пятна. Красная лампочка на пульте управления напоминала спасительный огонь маяка в бушующий шторм.
«НЕЛЬЗЯ!». – Прокричал Доктор из последних сил. – «НЕЛЬЗЯ!». – И еще раз.
И еще несколько раз после. Но его никто не слушал. Усатый констебль приказал громиле сломать засов. И тот вырывал его с корнями. Неподъемная дверь уплыла внутрь камеры.
«НЕЛЬЗЯ!». – Срывал голос Доктор. – «ИДИОТЫ! НЕЛЬЗЯ!».
Изображение перед глазами начало плыть. Как давно Доктор не ощущал подобного. Струящееся тепло волнами огибало все в помещении, наполняя пространство переливающимся светом. Было очень ярко. И невыносимо жарко.
«Мэм», – констебль приподнял головной убор, смахнув капли пота. – «Не бойтесь! Позвольте помочь».
Он протянул руку. Курчавые волосинки на его коже начали обугливаться.
«ЗАКРОЙ!».
На крики Доктора внимания не обращали.
«ЗАКРОЙ ДВЕРЬ!».
Громила пригрозил оружием.
«БАКИ С АЗОТОМ! ПРИНЕСИ ИХ!».
Доктор зажмурил глаза. Из них хлестали слезы. Жар начал циркулировать, разлетаясь от эпицентра возгорания хлопьями. Именно так, должно быть, выглядели вспышки на Солнце.
«ЗАКРОЙ СРАНУЮ ДВЕРЬ!». – Доктор колотил рукой по полу. – «ЗАКРОЙ ЕЁ!».
Полицейские его не слышали. Что там! Они не слышали мысли в собственных головах. Их взгляды были прикованы к пламенному силуэту в открывшемся дверном проходе. Бедняг заворожила фантастичная красота. Они даже не замечали, как их кожный покров покрывался багровым налетом и шелушился. Волосы девушки словно погрузились в невесомость. Они развевались, подобно языкам пламени.
«НЕ СМОТРИТЕ!». – Доктор напрасно сотрясал воздух. – «ОТВЕРНИТЕСЬ! ОТОЙДИТЕ!».
Черные одеяния констеблей разлетались ошметками. Жар, копившийся все время, что девушка провела в сковывающем сне – высвобождался. Он выжигал любую материю на своем пути, умертвляя живое и стирая омертвевшее.
«ПРОСТИ!». – Гортань Доктора полностью иссушилась, поэтому каждый звук буквально прорезался сквозь слизистую. – «Я ПЫТАЛСЯ! Я ПОЧТИ СМОГ!».
Он начал рыдать. Его слезы разбивались о плитку, не оставляя следов.
«ЗАПОМНИ МЕНЯ!».
Последние слова, Доктор, как ему показалось, уже не выкрикнул. Он произнес их про себя.
Волосы девушки перестали быть волосами. Они искрились, обретая форму чего-то, похожего на перья.
Она шагнула вперед. Ее стопы грациозно огибали опустошенные трупы. Усатый констебль уже не выглядел столь усатым. Визгливый голосок перестал мозолить слух. Громилы потеряли в массе, вовсе перестав отличаться от остальных полицейских. Впервые за долгое время морг, пусть на мгновения, использовался по назначению.
Доктор почувствовал на себе тепло тысячи Солнц. Она, кем или чем бы она ни являлась – смотрела прямо на него. Он больше не уводил взгляд. Белок в его глазах весь потрескался, погрязнув в паутине красных сосудов. Дьявольскую боль притупляло странное ощущение бесконечности происходящего. Словно все, что было до и будет после – мимолетно по сравнению с длящимся моментом настоящего.
Потом – раздался голос. Доктору он показался совершенно нечеловеческим, похожим на усыпляющее пение горной птицы. Доктор упал на спину, крепко приложившись затылком о пол. Помещение как будто стало в разы выше, оно вытянулось, набрав в размерах. Жар перестал пожирать окружение и отражаться от стен, он вернулся к источнику, пронизав тело девушки изогнутыми линиями. Она взмыла вверх, описав дугу, и застыла в центре помещения. Ее кожа сменилась неосязаемым оперением, а волосы распались на искрящиеся частицы, приняв форму крыльев. Голос прозвучал вновь, на этот раз в виде хищного крика.
Доктор перестал видеть. Редкие картины прошлого возникали призрачными фантомами. Все вперемешку. Он смотрел на детство, яблочную шарлотку и обжигающий поцелуй. Лицезрел смерть матери, чернильные рожицы пациентов и горы ворованных таблеток. Сторонним наблюдателем вновь стоял перед стеной с цветными стикерами в гостиной и посещал научные конференции. Его лицо расплылось в глупой улыбке. Он, наверно, сам не понял почему.
Затем был лишь свет. Ослепительная вспышка, яркая как взрыв сверхновой. Было похоже, что все сияние вселенной сосредоточилось внутри крошечного подвала медицинского центра. Люди утверждали, что Солнце скрылось с небес, уступив место всепоглощающей угольной пелене. Хуже затмения. Мгла.
Так продолжалось несколько секунд. Беспросветный мрак развеяла разрушительная волна. Эллипсом расходившаяся во все стороны от пылающего силуэта, она забрала дюжины жизней. Мужчины и женщины. Старики и дети. Все и каждый, кто в ненастный день оказался близь пекла погибли.
Свет вернулся. Мог бы поклясться, что с неба падали хлопья снега. Разве что, достигая выгоревшей земли, они все больше напоминали пепел.
Воистину – День, когда погасло Солнце. Если я не ошибаюсь – вторник.
14
Если вам доведется побывать в Портсмуте, том, что омывается водами Те-Солента, в Хэмпшире, не задавайте много вопросов. И старайтесь не отвечать тем, кто их задает.
Непринужденно расхаживайте по широким проспектам. Заглядывайте на неприметные с виду улочки. Удивляйтесь и попадайте в неприятности. Путешествуйте!
Наткнетесь на одно из мест, где живые оплакивают мертвых – спросите меня на сторожевом посту. Буду рад видеть! Я не часто принимаю гостей. Люди имеют обыкновение игнорировать мое существование – я не держу обиды. В здешней обстановке не пристало вести дружеские беседы. Не удивительно – туристы привыкли проходить мимо, а усопшие не разговорчивы в силу объективных причин.
Я проведу небольшую экскурсию. Увидите скромные обелиски и шикарные стелы. Пройдем вдоль россыпи братских могил и обогнем мраморные плиты. Приходите ближе к вечеру – с холмистой возвышенности открывается прекрасная панорама города, а сияние даже самых холодных звезд кажется ослепительно ярким. Жаль, но редкие посетители разучились замечать чудесное рядом.
Вы, наверняка, спросите о Докторе. Я не люблю отвечать на вопросы, но сделаю исключение. Он тоже здесь. Его крошечное гранитное надгробие расположилось за стволом векового дуба – сами не найдете. На поверхности не запечатлели дат, пренебрегли эпитафией. Только плоская надпись поверх шершавой поверхности – «Доктор».
Можете убедиться во всем лично. Никто не льет по нему горячих слез. Близкие не приходят с цветами. Его бренные останки покоятся под слоями рыхлого грунта, который периодически размывает осадками. Не волнуйтесь, я привожу участок в порядок. Избавляюсь от назойливых сорняков. Подстригаю кустарники. Мертвые заслуживают внимания не меньше, чем здравствующие. Мне не сложно – Доктор помогал людям, я хочу отплатить ему тем же.
Совру, если скажу, что ни одна живая душа не спрашивает о Докторе. Девушка приходит с наступлением первых осенних холодов, словно ведомая промозглым ветром. Долго нарезает круги по кладбищу, заглядывая под каждый камень. Солнце на небе сменяет Луна, а она все не уходит. Каждый раз я выхожу и предлагаю помощь.
Она говорит, что должна быть здесь. Не знает, кого или что ищет. Чувствует, что это место – магнит, где бы она ни оказывалась, ноги приносят ее сюда.
Я улыбаюсь. Каждый год девушка меняет лица, предстает в новом теле и шепчет разным голосом. Разве что, огненно-рыжие волосы всегда при ней. Они приковывают к себе взгляд, озаряя размашистые просторы даже в полумраке ночи. Я давно перестал смотреть на нее. Увожу взгляд и веду к одинокому надгробию, спрятанному за ветхими корнями растения. Там девушка проводит долгие часы. Не знаю, чем она занимается, да и знать не хочу. Я иду в свою уютную будку у входа и прибавляю громкость на радиоприемнике. Что-то слушаю.
Через некоторое время раздается пронзительный крик. Он принадлежит не человеку, но некогда свободной птице, которую ранили и поместили в клетку. Я плотно закрываю калитку. Потому что знаю, что в следующие секунды станет жарко. Невыносимо жарко.
Позже бриз непринужденно разнесет пепел по задворкам Портсмута. И, когда времена года сменят друг друга – круг замкнется. Девушка придет снова.
Я буду ждать. И Доктор тоже.