Александр Мюнхгаузен (Эйпур)
«УЧЕНИКИ БЕРЕНДЕЯ»
Фантастический роман-фэнтези
Книга первая
А смерти нет на самом деле - в известном ныне смысле слова: есть состояний и переходов множество между мирами. Одни пришли, ушли другие, - так и живём на этажах соседних, потому что вытеснили из жизни нашей подлинных друзей. Благодаря романтикам, по сию пору не оборвались связи, и кому-то всё ещё удается пересекать в обоих направлениях миров границы. Но силы зла и этого пытаются лишить, отнять у нас частичку детства.
Недаром говорит Христос: «Оставайтесь детьми, сколько живёте».
Язык сказок понятен тем, кому читали в детстве наши сказки. На мультфильмах американских патриоты вырастут, но чьи? – вопрос.
ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Чудес таких, в количестве несметном,
Ещё не доводилось видеть никому.
Один берётся за перо, другой за кисть, - и у этих юношей целеустремлённых вдруг начинает получаться всё. Меч пришёлся в пору, так впору, что у меня дыхание перехватило. К мечу я только прикоснулся, и точно током пронизало. Равнины памяти привет прислали: в степях остались этим мечом поверженные враги, - мне эти картины точно навеял ветер…
К моему выбору учитель отнёсся совершенно равнодушно. В этом зале оружия хватило бы на пол-армии, причём арсенал включал в себя лучшие образцы неведомых эпох. Разумеется, я бросал взгляды в сторону стеллажа: под стеклом массивным предметы дивные сияли, но, как было сказано, выдаются боевые единицы и стволы отсюда по распоряженью свыше.
Меч булатный тоже был неплох.
- Присмотрел? - Образчики другие учитель бегло оценил, выдернул из стойки внушительную саблю с лезвием широким - подлинный палаш, прошёл вперёд чуть и замер у колонны, рукой свободной по орнаменту провёл. В колонне той проход образовался, и рядом уместились мы едва в каморке тесной. В темноте прозрачной я слышал его ровное дыхание, как ни последовать ему? «Старуха, дверь закрой!» - произнёс учитель, дверь и затворилась. Ни рывков, ни скрипа - всего и было, что пошла площадка вниз, затем распахнулась дверца да в гулком зале очутились мы. Свет сумеречный размеры скрадывал его. Древесный запах с духом древности здесь обитали, хотя пыли, плесени, паутины нет и в помине. В рост человечий десятки кукол, в лже-мундирах, в гетрах полосатых, при оружии потешно-деревянном, окружали нас; на иных невооружённым глазом заметны колотые «раны». Чем дольше всматривался я, тем больше кукол обнаруживал в потёмках; счёт шёл уже на сотни, но мысль бежала дальше: зачем же ограничивать обзор двумя нулями?
- Приступай к работе, раз охота. Поглядим, на что ты гож, - сказал учитель, детскую скамеечку занимая.
Рукоятка меча точно приросла к ладони, из лезвия выскочил щиток своеобразной формы, снаружи кисть прикрыл. Не иначе, чудеса начинаются именно так. Ну, сейчас устрою показательное выступление!..
С непривычки, пот уж застилал глаза. Меня хватило минут на пять, когда ни меньше, к сожалению. Просто дерево особое попалось, рубиться не хотело. Но это ничто по сравнению с тем, что случилось после, - проклятые истуканы ожили и пошли в атаку! Я так и не сообразил, что удерживает их в вертикальном положении. Пока рубил куклу, которая осмелилась преградить дорогу, две другие настигли сзади. Попробовал уходить от ударов по киношному, - четвёртый воин зашёл мне в тыл и хорошенечко достал… Такую боль я не испытывал давненько.
Одним словом, я смертью выскочки нетренированного пал, о ком не помянут потомки, красавицы не сложат песен. Последнее, что я запомнил, - учителя решение и его спину. Без цветов и маршей, покидал он зал.
1.
Вышел в путь - не оглядывайся.
Второй концерт Рахмани¬нова пронизывал комнату посредством двух махоньких колонок, подобно жёсткому излучению, врывался вопреки моде, предкам, вообще наперекор всем и вся. Андрей отмечал переходы музыки вполуха, колдуя паяльником над платой; сегодня у него получалось буквально всё, пайка выходила из-под рук далеко не последнего специалиста. На краю стола лежала стопка дисков, и наш герой жил в предвкушении праздника: песни Андрея Мисина пришли к нему так удачно по времени, что одолевать сомнения стали: так ли на самом деле мы свободны, как нам кажется?
Крайне редко, но открытия ещё случаются порой. Накануне вечером он прослушал три трека и поймал себя на полном выпадении из реальности. Стены отступили, вместо потолка пространство заполонили многоступенчатые гирлянды с признаками северного сияния. Вместе с музыкой и голосом певца, Андрей пережил настоящее потрясение, которое камня на камне не оставило от прежних кумиров. Они отступили как бы на вторые позиции, напоминая о себе редкими вспышками. И именно поэтому, после Рахманинова, здесь будет звучать совершенно иная музыка, в духе нетрадиционных возможностей.
Но не всякому плану суждено сбыться. Андрей насторожился, головой повёл, - в левой колонке звук уехал. Вместо пропажи оттуда послышались характерные шорохи, как если бы кто перелистывал страницы журнала.
- Не помешаю? - донеслось из колонки.
Андрей нажал «стоп», проигрыватель ответил красным светодиодом.
- Так, пожалуй, и лучше, - как ни в чём ни бывало, продолжил старческий голос. - Постараюсь быть кратким. При одной неназванной организации создаётся элитное подразделение. Весьма лакомый кусок в мирное время. Само собой, от желающих нет отбоя, да не всякий годится.
- В чём заключается служба… элитная?
- Ирония в данном случае неуместна. Охрана объектов и, со временем, охрана государственных деятелей. Я могу забросить словечко… - Старик разразился отборным кашлем курца со стажем и, чуть погодя, закончил мысль: - По отдельным показателям ты, скорей всего, подойдёшь.
- Зато это не подходит мне, - не задумываясь, отвечал Андрей. Пошарил глазами по комнате, спрашивая себя, куда эти вездесущие тараканы могли воткнуть микрофон.
- Видишь ли, нам стало известно, что по ночам квартира изредка пустует. Иными словами, отличная маскировка. Именно эта особенность заинтересовала кое-кого.
- Бред.
- Ничуть. Всего полгода назад мы и мечтать не смели о таких результатах. Пусть кто-то заикнётся про невероятную удачу, что мы установили данный факт вообще. Лично я так не считаю. У данного чуда есть имя: профессионализм.
- Я вам не верю. Таких подробностей никто не может знать… - Андрей закусил губу: как глупо! Проговорился, на ровном месте! Тем не менее, поднял глаза на колонку и попытался представить себе собеседника.
Но колонка тайну выдать не спешила:
- Я придерживаюсь мудрого правила: никого не переубеждать, и отменять его не собираюсь. Не так давно, ознакомившись с материалами, я произносил похожие слова, - поверишь? Пока не пощупал собственными руками артефакты.
- Конечно, и доказательства имеются у вас, как без них? Но я любые опровергну. Соседи видят каждые утро и вечер, во сколько я ухожу и возвращаюсь.
- Мы говорим о разных вещах. Для всех - да: то, что ты упомянул. Однако, за тобой, голубчик, водится скверная привычка, как вторая роль… Продолжать?
- Охотно выслушаю, - менее уверенно предложил Андрей. Ему стало понятно, что у спецслужб действительно появилось нечто ужасное. Невольно пришли на память эпизоды из книг и фильмов, в которых учёные отдавали изобретения в руки испорченных людей.
- Что ж, продолжим. Твое «Я» (религиозные фанатики называют это душой) остаётся при тебе, никак себя не проявляя до тех пор, пока ты, полусонный, не подходишь к окну, - даже такую подробность отмечают наши устройства. Затем они фиксируют скачок энергии, и происходит твоё необъяснимое исчезновение. На короткий миг приборы слепнут и впредь не наблюдают объект. Само собой, этими фактами наши сведения не исчерпываются. Кроме того, мы могли бы поговорить и в другом месте, где появляться граждане совсем не любят. Давай попробуем начать без бодливости, разве противостоянием не сыт?
Андрей помалкивал. Уже родные стены не казались крепостью надёжной, где укрыться можно, дух перевести. Никто не скажет, сколько по утрам нас из дому выходит и сколько не возвращается обратно. Человека в древности пожрать мог натуральный зверь; имя современному хищнику ещё следует подыскать.
В какой-то мере, его ночные похождения были связаны и с этим вопросом. До сего случая Андрей считал, что силы нет, способной вскрыть и озвучить его секреты, и, что греха таить, нос чуточку стал задирать, себя к избранникам причислив.
- Давай считать, слов отказа я не расслышал. У нас принято давать сутки на размышление. Я потревожу завтра, в такое же время. - И из колонки полилась пропавшая музыка.
Проигрыватель стоял. Да, но такое не померещится.
Андрей ощупал каждый сантиметр провода, вскрыл левую колонку, - напрасно: как и следовало, посторонних предметов в ней не обнаружил. Восстановил целостность предмета, затем обесточил стереосистему да в задумчивости глубокой прикусил губу. Каким-то образом спецслужбы вышли на него, и спецслужбы ли? - вот что покоя не давало. Поразвелось сверх меры частных фирм, готовых торговать народом.
На дисках задержался взгляд; более чем скромно оформленные обложки не привлекут внимания охочих до безконечного веселья, пожирателей сенсаций-однодневок. Да и без особого настроя Мисина, право, не стоит слушать, оно рождается в экстремальной обстановке разве. Возможно, как сейчас.
Он помассировал виски и смежил очи на несколько минут. Решение пришло по завершении сеанса. Так пилот, стандартную услышав фразу, начинает действовать.
Посмотрим, как вторгнетесь вы завтра в частную жизнь рядового гражданина. Вы, клещевидные проныры.
2.
Как ни стремился уловить я растворенья миг, запечатлеть его начало никак не удавалось. Моргнул - и эта грань незримая, за которой всё выглядит иначе, уж пройдена. Гардина только что щекотала нос, ветра дуновения обманчивые запахи доносили с улиц - и вот оно!.. Будто окунулся в пруд - и вынырнул в совершенно незнакомом месте. Обычные трусы на мне и исчезающие кроссовки; я с обувью экспериментировал сегодня: вспомню - на ногах они, упущу картинку - снова босиком. Но на то она и трава, чтобы всякая тварь во¬дилась в ней.
Поодаль, на первых порах расплывчатая слегка, маячила фигура. Стоило адаптироваться зрению, обрадовался я: сам Евгений Васильевич, в своём неизменном брезентовом плаще и шляпе. Мне же никак не удавалось пронести через Грань Иццы хоть что-нибудь из вещей, какие могли бы пригодиться в похожденьях наших.
Он помахал рукою: приветил как поторопил, и я пристроился ему в фарватер. Цвет неба изумрудно-бирюзовый уверенность вселял, и, по всему, облака нас проморгали: они скопились на востоке, у горы со слизанной вершиной, точно мухи над коровьим пирожком. Было прохладно и свежо, роса нас выдавала с головой, да что поделать? Тут как повезёт: коли вражина какая пустится по следу, у нас запасный выход есть, и первое из правил - не мучить шеи. Довольно игр.
– Как настроение?
- Полный бак, - сказал в затылок я. – Что-то не густо нынче.
- И не берись гадать, сколько и кого в попутчики дадут, - не останавливаясь, отвечал учитель. - Караваном из тридцати душ неужели легче?
- Раздражают примитивные поступки, порою до кипения доводят, - признался я.
- На месте организаторов, нижний порог я бы установил, чтобы всяких, кто известного предела не достиг, в команду не включали. Ты же видел: ему толкую о вещах простейших, а он рта не закрывает, мудрецом зовёт.
- Мудрейшим, - поправляю я. Евгений Васильевич несдержанности своей, проявленной накануне, оправдание искал. Я не винил и не оправдывал его, хотя он большего достоин. Сам из того же теста слеплен, мне ль судить? Честно если, от этих дикарей досталось в прошлый раз обоим. Издеваются над нами, не иначе - может показаться со стороны. На самом деле про¬буют на прочность.
- Почему снова в таком виде?
Я оглядел себя. Гардероб как гардероб: вполне по сезону.
- С царского плеча… - Евгений Васильевич совершил пасы руками, и я на себе нашёл и шорты со множеством карманов, и рубашку с корот¬ким рукавом. - Носи и помни. Да мне бы самому не забывать. Поздоровайся с дядей.
Ну и шутник! С кем здороваться? Посредь чистого поля высилась та самая Арка, у которой захлебнулся мой поход недавний. Над ней выгнулось и затрепетало кумачом полотнище: «Привет посланцам Нулевого!» Я присмотрелся, - померещилось никак. Просто стереотип сработал: всякое заметное строение обязано нести на теле вопль героический.
Теоретически, Арка состоит из трёх плоскостей, в виде трёх «П», но увидеть все не доводилось никому. Из шлифованного синего камня, покрытая диковинным орнаментом, торчит она себе на голом месте, без явных признаков необходимости. Обойти её не трудно, но тогда мы в унисон не попадём с частотами, говорит учитель. Арка - не уцелевший фрагмент древнего сооружения, а одно из условий: мы вышли на тропу, зарегистрировались как бы.
Сооружение венчал воздушный шарик первозданного фиолетового, насыщенного и основательного цвета. Нет, уже зелёного… - точнее, цвета меняются, не успеваю слова молвить. Откуда, что, - при обстоятельствах иных, с багажом современных терминов и знаний предположить могу, что наблюдаем мы прибор для наблюдений, тонкую работу; пока мы пялимся на оболочку, нас изнутри фотографируют, измеряют рост и вес, в графе «особые приметы» заполняют пустоту пробелов.
Почудилось, учитель слово произнёс. «Баремисольфа», кажется, так. Сам воздух будто содрогнулся, и пространство за порогом Арки заволокло туманом непроглядным. Я за учителем подался. Я слышал шорох, будто пробивался он сквозь ельник молодой, - брезенту применение нашлось, а как мне в шортах? И отставать нельзя. Меня всего обволокло холодным, скользким веществом, как мокрым целлофаном; уже дыхание перехватило, но учителя рука нашла меня. Некоторое сопротивление преодолев, прошли мы многочисленные анфилады Арки насквозь. Вот так чудеса! Местность как будто стала выглядеть иначе, краски ярче. Угловатые облака бродили парами по обозри¬мой периферии. К подобным изменениям готов я не был.
- Хороший знак. Глазам не верю: они нас прозевали. Пусть не все, самые отпетые, конечно, в курсе… Позволь полюбопытствовать, вчера не потревожили случайно? - спросил учитель.
- Вас тоже? - Плохо дело, когда нас вычисляют с лёгкостью забавы, подумал я. - Может, отложить походы, пусть угомонятся.
- Это у тебя впереди времени хоть отбавляй. Заруби на носу, Андрей: коль засекли однажды, то не отстанут, пока два гроба с нашими телами землёю не засыпят или торжественно не сожгут. Чтобы я пожертвовал походами... Частных агентств развелось столько, что не разберёшь, кто на кого работает. Попробую вычислить, кто платит; если это маг какой… Позволь, как они вышли на контакт?
Я коротенько пересказал. Успел, пока путь нам не перегородила огромная змея - внушительная, как фрагмент нефтепровода. Точь-в-точь как в прошлый раз: в том же ущелье, при обстоятельствах похожих, - в тот раз дикарь, учителя моего превозносивший мудрость, с быстротою молнии отсёк ей голову, своё мачете вытер о траву, преодолел преграду и с чувством исполненного долга прочь зашагал. Нынче змея была с обновкой, то есть, с новой головой.
Наши взгляды встретились.
- Второй раз подряд, - сказал я. – Туземцы говорили, хвост её увидеть - к большой удаче.
- То-то и оно. Просто сечь головы не наш стиль. Не троне - глядишь, как в сказке, она сослужит службу. Обрати внимание: рептилия с человечьими глазами. - Однако, вид мой не понравился ему, учитель обстановку разрядить решил: - «Улыбнись, тебя снимает скрытая камера»!
Смотреть вперед заставил я себя усилием воли: лишь дёрнул головой, и очередной поход едва на том не захлебнулся. Твержу себе в который раз: оглянуться стоит - и начинай всё от гардины, заново, и даже не сегодня. А где-то «снайпер» корчится в засаде, миг караулит пауком, когда расслаблюсь. Ко встрече с ним я в принципе готов, по этому вопросу получил инструкций выше крыши. Наверное, сам не ожидал учитель, что уцелею: поправил шляпу, затем и вовсе снял, подставил славное лицо под волны Солнца. Соблазн оглядываться Евгений-свет Васильевич преодолел задолго до того, как в воплощенье выходил я да присматривал семью, где мне родиться; как у начинающего соискателя, моим падениям и взлётам счёт только открывался.
Но что гласит инструкция по поводу? «После регистрации обычно охватывает волнение, будто в царский сад забрались молодильных яблок посчитать». Не потому ль я о преследователях волновался чаще, чем о расплате за оглядывание? ПАНИКОВАТЬ МЫ, В ОБЩЕМ, ВСЕ УМЕЕМ, И ПАНИКЕ КАК БУДТО ЗНАЕМ ЦЕНУ.
- Счёт хоть ведёшь?
- Какая разница? - спросил я. Или это важно? О неудавшихся походах что толку вспоминать? Стыдиться впору.
Он пожал плечами.
- Иной поход бывает равен году жизни ТАМ. Идентификация завершена, паспортный контроль и визы - всё в порядке, поздравляю.
Тело змеи стало убывать в объёме; случай напоминал ожидание водителей на железнодорожном переезде. Я взвешивать пошёл его слова. Коль выпадет когда руководить новичком безусым, то о учителе найдётся у меня десяток тёплых слов, и даже не один.
- Около сорока?
- Сорок восьмой.
Так и тянуло выведать, в который раз он сам пускается в необычайного свойства приключение. Правда и то, что вопросов бесконечных вереница с дисциплиной мало общего имеет. Глаза да слух, уменье мыслить и кое-что из списка для начинающих: предвидеть навык - когда ни целиком ткать самому события, по эпизоду.
- У вас учитель есть?
- Ты с ним знаком.
Легко сказать. В РОДНОМ КРАЮ НЕ ВСЯКОМУ ЗНАКОМСТВУ МЫ БЫВАЕМ РАДЫ. СЛУЧАЕТСЯ, ДОСТОЙНЕЙШЕГО РАНИМ НАБЕЖАВШИМ СЛОВОМ, ЗАТО НЕ СЛЫШНО НАС НА СБОРИЩЕ МЕРЗАВЦЕВ.
- За всяким человеком наблюдать полезно, - продолжал Евгений-свет Васильевич. - Находишь у кого-то мерзкую черту - стараешься не повторять ошибки. И у последнего подонка поучиться есть чему. Условно человеческую жизнь представить можно, как шоссе из нескольких полос: выбирай, что любо. К примеру, скажут - засосало. Ложь! Человек предпочёл свой путь другим, наделав кучу оговорок, условий поджидая, исправиться наобещав себе и близким: «Я только раз ещё нарушу, а дальше буду честным человеком».
Моя нервозность спутнику передалась как будто.
- Сам на себя ты что-то не похож сегодня. Случись опасность, с сигналом не задержат. Держись достойно, иначе вытопчем траву вокруг пенька да неприятеля потешим, раз на другое не способны.
- И ведь находятся такие, кто на сотрудничество согласие даёт, - сказал я.
- Найдутся обязательно, и пустятся по следу нашему, но, так скажем, не сегодня. Пусть то тебя не гложет. Надлежащим образом ищеек натаскать да экипировать придётся перед тем.
Да, было бы нехудо, подумал я, вздохнул. И путь свободен, и спокойна совесть, коль оставляем мы в живых такого монстра. Змея преследователей пусть нисколько не задержит, но, по любому, им наугад идти. БЫТЬ ЧЕМПИОНАМИ НЕ МОГУТ ВСЕ, КОМУ-ТО ДАЖЕ ПРОМАХИ К ЛИЦУ. ИЗ ТЫСЯЧ ОДНОМУ БЛАГОВОЛИТ УДАЧА… Не остаётся ничего нам, как уйти в отрыв, - на большее рассчитывать не стоит, пока у тел в долгу, пока в плену их и что-то во Вселенной несомненно значим.
Дорогу перегородил валун необходимый, - точней не скажешь. Учитель говорит, его в полдня не обойдёшь. На солнечной стороне исполина торчали в углублении рукотворном, как в письменном приборе, карандаши размеров невозможных, моделей и цветов, а посерёдке полоса оставлена для нанесения посланий. «Синдбадскому: - и дальше в столбик: - Крышка; Слава; Мозоли; Бессонные ночи. Нужное зачеркнуть».
Учитель ухмыльнулся: «Мерзавцы».
- Кто такой Синдбадский?
- Скоро узнаешь. Тут уже недалеко.
По обе стороны тропинки пошли поля, чудесно оживлял пейзаж разнообразный скот; и средь оазисов шумливых посёлок показался вскоре. Под сводами широколистных пальм, крытые соломой и корой, порой и добротные хоромы за частоколами заборов таращили глаза; доска, плитняк, лоза - всё в дело шло у мастеров. Я стал приглядываться. Разнообразнейшая архитектура не повергала в изумленье, а просто радовала глаз, вопрос приберегая: как рядом уживаются дворцы и хижины?
Цивилизаций перекрёстком центральная служила площадь. Здесь окопались храмы нескольких религий, и явную враждебность жителей я отнёс на счёт религиозных трений.
Евгений-свет Васильевич затаил усмешку:
- У Очевидности свидетелей то не хватает, то с избытком, потому и выводам чужим, право, доверять излишне. - Это было сказано тоном уверенного человека, кто повидал на своём веку. Как в воду заглянул: вышедшие из храмов люди обнимались, по делам спешили. А вот и первое открытие похода: от нас они заостренными, как у осликов, ушами отличались. Ещё была в них странность некая, которую никак не мог поймать я и облечь в слова. Но пуще прочего я силился понять враждебности причину. И только на окраине посёлка бедняк какой-то огорошил: «Опять явились?» Чуть позже нам вослед и камень просвистел, – оглянуться я с трудом преодолел желание. Как прикажете понять учителя слова: «Здесь в спину не палят»? Пороха ещё не знали, - не это ли хотел сказать мой старший побратим?
Он для раздумий себе отмерил время; подле ручья устраивали мы привал.
- Спецслужбы не при чём. Тут явно перепутаны события, телега обогнала лошадь, хотя… - «Мудрейший» отхлебнул из кружки, всматриваясь вдаль, где синела дымка испарений и рассмотреть что-либо я не брался. - В истории довольно случаев, когда казнят безвинных. Скажем, те же насекомые и птицы из града в град перенесли чумы штамм: к эпидемий ужасам горожане приговорены неотвратимо, но перед смертью надобно виновников сыскать. Не правда ль, беженцы из охваченного мором града подходят, как нельзя лучше?
- Разумеется, как никто другой.
- Пока не знаем, кто противостоит нам, в гаданиях нет смыла. Полную картину обычный смертный никогда не видит, - его оговорят, подставят, и, тайным умыслом умывшись, он чужую волю исполняет как свою. Скажем, в каком-то из походов, мы лукавую ловушку прозевали: под угрозой жизни, поступились принципом… Пьяньчужка помер, казалось, ему нет разницы особой, и мы свалили личный промах на него. СТРАХ ПЕРЕД НАКАЗАНИЕМ ЗАСТАВЛЯЕТ ИЗВОРАЧИВАТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО СЛАБЫХ. Теперь посыл наш возвратился… А погоди-ка, со мною был тогда не ты.
Спустился я к воде и размышлял, пока посуду мыл.
Чтоб стать учителя достойным, ученикам прописывают капли молчаливого терпенья. Трудом науку заработать, слугой и третьей побывать рукой, пока пройдёт настройка и в эфир, дуэтом, единую тональность не отправят… Открытие ошеломит случайного зеваку. До сей поры могло казаться, ровня мы, друг другу не обязаны ничем: и разбежались, если что, и поминай, как звали… Однако, допустимо ль быть слепцом настолько, чтобы не заметить: повязаны единой нитью все мы, выпущенные в Жизнь, и платим древние долги. Что знаем о воплощеньях прошлых на Земле? В мужских ролях и в женских, бывали прежде хороши, как пить дать наломали дров. Раз за разом, вновь выходим в воплощение, чтоб задолженности погасить. Задача - новых не наделать, оковы прежних отношений разомкнуть успеть бы. А они случались разные: подчиненный и начальник, богатый и бедняк, талант и просто исполнитель.
Вот так, по крохам, науки постигаем. Разве не мастер, мой Евгений-свет Васильевич? Как подаются ненавязчиво и живо у него уроки. Создателя поблагодарить осталось за учителя, кто сам учеником у своего, тот у своего. Подобного конвейера целесообразность я готов приветствовать, готов и лепту в продолженье мудрое посильную внести.
Вот так всегда: едва не стартовал и тем едва не увеличил космонавтам счёт… И, зазевавшись, ногу раскроил. На тропке именно меня стекла осколок караулил - выпуклый, со старческим лицом, исполненным ядовито-жёлтой сути.
- За годы юные бутылок наколол, небось?
- Не то, чтоб много. Всякого бывало.
- Замечательно, - только и сказал учитель.
Что замечательного в том, что я поранился? Учитель реплике несказанной свободу даровал:
- Потому замечательно, что не безнадёжен ты. Удостоиться отработки долгов при жизни честь особая, но пуще того - ответственность. Свидетельство того, что в тебя верят. Надеются, что испытания пройдёшь, на полдороге не освободишь от ноши рамена, как есть примеры. Иному богатырю в два счёта отобьют охоту. ИСПУГАТЬ-ТО МОЖНО ВСЯКОГО, ДА НЕ ВСЯКОГО ОСТАНОВИТЬ.
Помнится, не сразу я одну особенность за Евгением Васильевичем заметил. Не любит сразу отвечать, - я полагал, умышленно, для придания веса слову. Наверное отныне знаю: молитвой пламенной нам чистит путь.
- Извини, я проглядел стекло. А мог заметить, не сосредоточься на другом. В том и заключается наука путь держащего; меня, как видишь, подловили. Извини.
Кого не тронет искренность, с какою сказано то было? Кабы Евгений свет-Васильевич был женщиной, я непременно бы влюбился, я сделал бы за откровения такие для него, наверно, всё, что в моих силах. Пусть хвастуны воротят горы, по мне - пусть постоят… Вот и про бывшего его ученика известно стало: трудов бежал, лениво испугался. С подобными встречаться доводилось. «Чем меньше знаешь, тем спокойней жизнь», - огрызаются они. Но даже обезьяны расширить кругозор стремятся. И мир растений изучен нами не настолько, чтоб утверждать, что сводится их жизнь лишь к поеданию друг друга. Кого не изумляют корни заблуждений вековых? Корчуя, впору поклониться им и почитать за лета разве. ЧТО СТРАУСУ ПО СТАТУСУ, - ПОЗОР ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.
Конский топот нас застал врасплох.
- Давай-ка освободим дорогу.
- Вы же сами говорите, руки и совесть у нас чисты.
Учитель рассудил иначе:
- Спорить с невидимым противником не стоит. Мы угодили в сотканные искусно сети. Дурную славу на копытах конских отправить можно далеко вперёд. Представь: законопослушные собрались граждане, отряды поднимали для поимки двух разбойников. Или обманщиков, - за кого оговорившая сторона нас выдала, пока не знаем. Я сбросить плащ могу и шляпу, навстречу выйти да узнать, за кем погоня. Само собой, нарваться можно на ретивых слуг закона, числом превосходящим опьянённых, кто сам легко тот же закон преступит.
В траве ко времени укрылись, и удачно, ибо высматривали по сторонам и, как у окулиста на приёме, всадники выверяли зоркость. Унынию учитель не предался, ногу мою потребовал к осмотру.
- Ещё подсказка, - молвил он, пахучий лист ползучего растения прилагая к ране. - Поверишь, до сих пор не мог найти его. Как вовремя покинули дорогу. А это, глянь-ка, что?
Алой парчи в траве валялась варежка меховая, на ощупь - просто ледяная, и вышиты по ней жгучие снежинки, глубокой синевы. Учитель к уху моему поднёс, почудились мне завывания метели. «Придётся сделать крюк, вернуть потерю».
И вновь вниманье на дорогу. Серьёзный оборот принимало дело. Столб пыли не успел улечься, существованье наше отравляя, второй отряд суровым видом горизонт испортил.
- Выше нос! То знак: получаться что-то стало и у нас.
Решил учитель всадникам дорогу бросить. На открытых участках передвигались мы с предельной скоростью и порознь. Как он выдерживал нагрузки - я поражаюсь; в его-то годы.
- Нам до холмов добраться, там в большей безопасности пребудем. А дальше по ночам идти придётся. Если не сойдёшь с маршрута прежде, - Евгений-свет Васильевич усмехнулся. - Предлагаю свежую задачу: впереди, при оружии, около сорока конных следопытов. Показать им спину, отлежаться либо на авось пойти, - что выбираешь?
У холмов стоял отряд дозором. Митинговали добровольцы, жгли костры, - жареного мяса запах будил нездешний аппетит. Гибкими ломтями хлеба мы начали и завершили ужин скромный. Кто б спорил, через кордоны прорываться проще налегке. Безделья вынужденного коротая время, языку знаков обучал учитель. Предложение целиком впервые я прочёл: «Не догадались бы подключить собак». Внутри так и похолодело. Имеется немалый риск, что нас, лишь мимо двинем, почуют лошади; при наличии псов верных, не вздумай воздухом дышать. Пока дул ветер нам в глаза, пощипывали мирно травку лошади закона.
На небосводе меркнущем пробились звёзды, робкие чрезмерно, и напролом, через высокую траву, едва не обнаружив нас, гонец промчал. Евгений-свет Васильевич к земле прикладывался ухом, - я засомневался: неужто способом таким услышать можно, о чём они там разговор ведут?
Выходит, да; на лице учителя мелькнула тень везенья:
- Снимают оцепление. Друзья не подкачали, где-то вызвали огонь сияньем лат своих, внимание отвлекли. - Он оценил мою реакцию на новость. - УМЕНЬЕ ЖЕРТВОВАТЬ СОБОЙ – ОДНО ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ДОСТИЖЕНИЙ РАЗУМА. Представь, что изловили в населённом пункте неком двоих, одетых в точности, как мы. Раз телефонов нет, простор маневрам обеспечен; и тот, кто партию задумал против нас сыграть, в подполье скроется либо явит очи сам. Пока там разберутся, уйдём из этого района, как можно дальше.
Вслед за топотом копыт, снялись и мы.
«Куда-куда?» - ночная прокричала птица, зловеще расхохоталась и замолкла, будто разбиралась: правильно расставленный кордон на глазах распался; что за чары насылают эти двое? Беду бы не накликать: над двуногими негоже потешаться!
Покинув для дозора горстку смельчаков, кавалькада в направлении новом устремилась. Кого угодно вдохновит поворот подобный; однако, к посту вплотную подобравшись, я устрашился: учитель будто в воду канул. Знаком хоть бы предварил… Шорох сзади не обещал поблажек, я в плечи голову втянул.
В бедро мне мордой ткнулся крепкий ослик, для письма дощечками он был гружён. Ослик пригодится, да где ж, в конце концов, Евгений?..
- Молодчина! Выбирайся на дорогу.
Мне показалось, прозвучала похвала из уст осла, по совпадению странному, голосом учителя.
- Евгений Васильевич?.. Вы? - шёпотом переспросил я, уронив себя в траву.
Сдаётся, эти пятеро не заподозрили обмана. Меня от ликованья прямо распирало. Одного не понимал: почему к спасительному волшебству мы не прибегли раньше? Кому-то показалось мало, и несколько минут тревожных на долю выпали мою, - дозорные перекусить позвали. Я следовал инструкции - мычал и гладил вздутый мышцами живот.
- Откуда ты?
Немого изображал я из себя старательно-правдоподобно. Боюсь, мой вид не слишком подходил под описание преступника, одного из двух, объявленных законом в розыск. Ослику и грузу в реальности тоже было сложно отказать. Нас пропустили, но едва мы оказались у подножия первого холма, я не утерпел:
- А смогли бы в птицу?
- Ещё не время, - «ослик» отвечал. Ах, за нами наблюдают?.. Есть преимущество у тех, кто оглядкою не мучит шею. Я выглядел крестьянином, кому не даёт покою образованья свет; а если чуть на этом заработать, запрета нет: законы родины сюда не простирались.
В холмах ночь наступает раньше, своим неровным, робким светом таинственные очертания звёзды придают предметам. Не думал перевоплощаться «ослик», не спешил учителя напомнить облик мне, и мысленно в глаз наблюдателя соринку снарядил я. Тотчас всё встало на свои места: учитель во плоти, похлопал по плечу: «Перебираю четырьмя, с мыслями о продолжении рода воюю да думаю-гадаю: сообразишь ли сам, без подсказки, кому привет послать?»
В тени холмов, рассеянных по краям долины в беспорядке живописном, спокойнее дышалось. От ароматов голова шла кругом, на привале и выясняется нежданно: не считая хлеба, запасы провианта подошли к концу. Не растерялся спутник мой:
- Господь заботой не оставит. Не думал, честно говоря, что у тебя получится сегодня. - Принюхался учитель, на ноги поднялся. - Отлучусь-ка на минутку. Не обманул бы только запах этот.
В потёмках растворился он, поодаль где-то покатился камень. Благоухали травы, будили дикие восторги. В доступном секторе и спектре я местность оглядел. Луна сейчас была бы к месту, коль в этом мире не поражена в правах она и если выбила прописку.
Что б без учителя я делал? С трофеями он щедрыми вернулся. Подобно чуду, дикие груши, такие тяжёлые и твёрдые, начинкой удивили. Мякоть их набором вкусовых намёков обладала уникальным, не свойственных совершенно виду.
Посмеивался Евгений-свет Васильевич, подчас не успевал сок высосать из вскрытой секции, и медовая струилась влага по локтям.
Изрядно подкрепившись, я был не прочь вздремнуть.
- Ты в состоянии продолжить путь? - спросил он; подразумевалось, что при свете дня мы наверстаем где-нибудь своё. СЕБЯ ЛОМАТЬ НЕ КАЖДОМУ ОХОТА.
Незадолго до восхода солнца, оставив за спиной полдюжины холмов, устроили привал. Не успел о безопасном отдыхе помыслить я, как натуральная сова на куст неподалёку взгромоздилась.
- Приляг, она покараулит сон.
Я очи не успел сомкнуть, как растолкал учитель, вручил котомку с грушами. Куст, где на часах сова сидела, пустовал. Птах веселый луговой затих, как по команде. Учитель к небу поднимал лицо. Кружил над нами крупный хищник.
- Будем надеяться, зрение орла орлу и служит. Пора, Андрей.
И в тыл учителю пристроился я снова. Впервые наш поход вторые сутки разменял; по моей вине, былые похожденья завершались через несколько часов, и посему для ликования достойная нашлась причина.
К полудню оставили позади последний холм, обмелевшую форсировали реку и ручьев без счёта. Я не уставал богатством мира восхищаться. Забыться вечным сном от голоду здесь точно не дадут, - разве враги конечностей лишат иль обездвижут члены. Всё чаще стали попадаться хвойные породы, что сообщало о суровости краёв, куда мы путь держали. Я сожалел, что дынями не отъелся: из привалов аккурат один пришёлся посреди плантаций дынных. Чудная земля, где запечатлеть все фазы созревания воочию, от цветения до плодов готовых, на одном участке - только захотеть. В кронах дерев наблюдалось тоже самое: соцветия с востока полыхали, с севера и юга формировались и набирали силу фрукты, а с запада плоды субстрат затмевали густо и почивали среди трав. Ядра орехов размером таковы, что дюжина их, лодочкой сложи ладони, едва ли помещалась. Ими набивал учитель бездонные карманы личного универсального плаща; аптечкою походной ему служила шляпа, куда он складывал то стебелёк с вершиною обгрызенной, то одни листочки.
- Повстречать вот этот корешок уже и не надеялся. Однако поясню: истребление вида некого в родных краях тотчас и у соседей отдаётся.
- Чаще слышно - «исчезновение видов», - возразил я.
- Правильно заметил. Теперь о нашем случае. Готов предположить, что местным кто-то сообщил, откуда мы. Возможно, в том причина их вражды, но то рабочая гипотеза. И о превращениях, - надеюсь, представление на этот раз успех имело. Задачу единомышленники упростили, с четырьмя отрядами я, скорей всего, ещё б не совладал. Внушить единый образ пятерым, удерживать его весь первый акт, мы убедились, в общем-то способны. Практически одновременно, в мозг разбойника крылатого частицу малую себя ещё отправил, чтобы с высоты его полёта обстановку обозреть. Таким вот образом, очков противнику не отдали и процента.
- Меня не задержали тоже, глаза им точно кто замазал.
Учитель головой качнул:
- Это не мечом махать, дружище. Коль умудрился я до степени такой изменить себя, то помешать мне страже очи отвести - надо постараться очень.
- Предполагал вообще-то! - Так получилось у меня: спонтанно сократились боевые мышцы, эка невидаль. Ну, подпрыгнул, было от чего: уж так ко времени пришлись его секретные таланты! Евгений-свет держал экзамен перед учителем своим; личный пример достойней подражаний. Когда-нибудь и я отпрыгаю своё.
Пока же понесло:
- Тех дамочек припоминаете? - Хоть пошлый эпизод извлекать и стыдно, но выговориться захотелось страшно. Тогда изрядно попыхтели оба, я лез из шкуры (как она трещала!), чтобы джельтменом полыхнуть, а нет - хоть рыцаря отважного копией. Попались на приманку - проще не бывает: напуганные мать и дочь в глухом лесу... Оно ль не очевидно? ПРИСУТСТВИЕ ПРИНЦЕСС ИЗ КОЛЕИ ОБЫЧНОЙ МУЖЧИН ВЫБИВАЕТ НЕИЗМЕННО, И «ПРИНЦЫ» РАСЦВЕТАЮТ ОПЕРЕНЬЕМ, БЛИСТАЮТ ЗАЛЕЖАМИ АНЕКДОТОВ, - ИХ УЖ УЗНАЮТ С ТРУДОМ, И В ЭТОМ КОРЕНЬ МНОГИХ ЗОЛ.
Евгений-свет Васильевич знак подал. Из зарослей прибрежных мост дубовый явил внушительную стать. Вот снова мост, и так некстати. Богу одному известно, из соображений, собственно, каких натыкали их повсеместно; есть речка, нет ли, но инженерное сооружение, презрев разумные и испепеляющие сроки, тут как тут. Где и когда маршруты соискателей пролягут, облысеют тропки путников случайных по этой девственной земле, строители наверняка прознали. Диву даёшься, кто данными снабжает их; из фактов складывается впечатление, не только на довольствии у охраны местной оба фронта. Или наоборот. Оно понятно: кто на печи родимой не изобретает правил? Часть их, разумеется, суха, коль не прописана врачами. Так, из неписаных гласит одно: «Заметил мост - вперёд, через него». Печную мудрость я осмысливал не долго; чуть ниже и правее, следом за последней буквой подразумевалось исключение из оной, да кто-то стёр.
- Как понимать «заметил»? Вышел из лесу, наткнулся, - никуда не денешься. А если лишь мелькнул объект вдали, нельзя ли мимо прошмыгнуть? Какой крюк зачастую надо сделать, чтоб продефилировать по доскам, вдоль перил.
Сквозь заросли колючие продрались мы.
- Стражи нет как будто, - Евгений-свет Васильевич вместо ответа выдал. И точно: прогуливался по доскам ветер в одиночестве безумном. Даже как-то странно.
- Знать, виртуальная конструкция, мост липовый.
- Сейчас узнаем. - Евгений Васильевич спустился к опорам, на подлинность проверил кулаком. - На сей раз без обману, всё на месте.
- Кроме стражи, - уточнил я.
Миновали мост (меня так и подмывало оглянуться).
Как обычно, совершенно новый вид открылся взгляду, точно река между реальностями границею служила. Противоположный берег обозреть неуловимая мешает дымка, и если бы только здесь. Покинутый не разглядеть уже, не раз я убеждался, а вот стражу, мчавшуюся на всех парах, не заметить было трудно. «Проспали», - буркнул спутник мой, как показалось, со злорадством.
Поначалу эти трое выглядели нешуточными великанами, и понятным стало: сейчас не поздоровится кому-то. Однако, счастье-везенье от верзил сегодня отвернулось; включились некие законы, и их чем дольше длился бег, тем стаптывались стражники сильнее. Метаморфозам поразившись, смекнули сами, чем новый шаг для каждого чреват. Протест, потерянность на лицах, как у мальчишек, оседлавших скоростные сани, которые собрались дуб столетний протаранить. Уже и во кусточках затаиться были б рады, особенно те двое - с копьём и топором. Чуть сзади, покрикивая на лежебок, ступал величественно третий. При нём был меч, замашки командира да рыжая борода с каймой (салфетка вроде, пообедать не дали). Земля дрожала, - шли они, но поступь становилась тише, удельным весом убывая. И грозные, и смелые - слов нет, да вот не удались росточком, не прошло пяти минут. Вооружены ужасно: на троих - топорик меткий, быстрый меч да шустрое копьё. С оружием у воинов совсем беда, и мы готовы извинения принять, ссылки на последствия масштабного разоружения послушать.
- Старшина с Соломой да с Колючкой, из девятских первые ребята, - учитель предупредил авансом. - В какой-то степени, пародия на блюстителей закона. Миролюбивые, если их не злить.
КОЛЬ ПРЕИМУЩЕСТВА НИЧТОЖНЫ, ОБЫЧНО ПЕРЕХОДЯТ К ПРЕНИЯМ СТОРОН. Мы драгоценное не торопили время, пока с экс-великанами не сошлись, лицо к лицу.
- Извольте на правый воротиться берег. Как пост займём, там и поглядим, дозволить вам проход иль завернуть, - поправляя сползший на бок шлем, промолвил Старшина. Напоминали медные его доспехи мультипликацию, до того сработаны потешно, на руку скорую. Он был по пояс нам с учителем, про остальных и говорить не стоит.
- Вообще-то замечал, что любят покомандовать карандаши, хлебом не корми, - заметил я. - Да и не всё ль равно? Валюты местной не имеем, единственная драгоценность - наши животы.
- Речь об оплате не идёт пока. Что велено, исполни. Кабы ратники шли в ногу, сейчас бы поглядели, которые тут карандаши. Часом, не в розыске? Больно лицо одного из вас знакомо.
Переглянулись мы: чей облик может быть преступности исполнен, не разобрались; что ни поход, всё новые задачи выпадают. Пусть бы повторилось для закрепления пройденного материала нечто.
- А не подчинимся коль? - Евгений-свет Васильевич подмигнул. - Торопимся, уж не обессудьте.
- Я настаиваю, вернитесь! Нас больше… до-ре-ми-соль!
Из-под моста, с опаской оный развалить, четвёртый стражник выбирался, но этот оказался настоящим великаном. Шестиметровый исполин напрашивался на комплименты: вот это стать! Однако руководству всё-таки виднее.
Уж как на труса напустился Старшина, как по огромным сапожищам стал кулаками колотить. Тот глупо озирался, виновника ухмылку пряча. Вид говорил его: «Я мухи редкий экземпляр нашёл, хотел обидеть, чтобы зря не говорили, и совсем собрался, да этих принесло тут, подняли тревогу».
- Их почему не задержал, практикант Сикпенин?
- Осмелюсь заметить, их же двое. Хоть копье оставить надо было.
- Тебе дай, после - ни копья, ни практиканта. Погодь! Хочешь поди сказать, с копьём не струсил бы?
- Не знаю. Оставить надо было.
Выдающуюся бороду Старшина поскрёб, переводя с Евгения на меня суровый взгляд.
- Не можете по-доброму? Пусть же кровь прольётся! - Он дёрнул рукоять меча. Что за напасть? Застрял меч быстрый в ножнах безнадёжно. Затрещины отведал копьеносец тотчас: «Я спрашиваю: не ты ль гусиный жир сожрал? Ступай же, сладкоежка, посражайся за дружину!»
Конечно, медные топор да наконечник копия теоретически наделать могут дырок в платьи. Схватились мы как будто в шутку, опередили стражу на секунды долю, - в обычной жизни за собой подобной прыти не знавал я.
- Вам решать: к консенсусу коль не придём, игрушки конфискуем, - грозил Евгений в половину шутки, удерживая топорик на вытянутой руке. Воин предпринимал отчаянные попытки имущественное право отстоять. Проделывал я с копьеносцем то же самое: и наступал, и поддавался, забавы ради.
- Иначе говоря, кто больше, у того и больше прав; из Нулевого вот какой закон собрались протащить? - Старшина не оставлял попыток меч извлечь: и так, и сяк, и по резьбе, и против; уж и заклёпки с ножен отлетели, а лезвие на вершок не показалось.
- Не всегда, - отвечал я. - Давайте дело миром порешим. На белом свете множество дорог, дорожек, пусть каждый продолжает двигаться своей, а в виде платы, так и быть, поможем освободить из ножен ножик.
- Сам ты ножик! Ладно, было бы кого послушать. Без сопливых как нибудь. - Находя экзерсисы приятелей беспомощными, Старшина сердито зыркнул на своих. - Сердцем чую, без бабьих ручек тут не обошлось. Что скажешь ты, Солома? Ты, Колючка?
Так оно и было, - припомнил копьеносец, - вот этими глазами наблюдал, тряпицей протирала пыль служанка.
- Ты-то куда смотрел?
- На ноги… то есть, за копьём присматривал. Редкостное сочетание - красавица и богатырский арсенал, не всякий день генеральная уборка. Да эта лестница межконтинентальная ещё. Копьё она протёрла тоже: как лестницу задрала, как до ступеньки верхней добралась, дух прямо заняло. Тут и припомнил я инструкцию о том, что Ржавчина сторонниками обзавелась, и жидкости вредны зело, когда не соблюсти параграф. Однако, не женившись прежде, красавице растолковать попробуй. Она ж опустит руки и станет пожидать сватов!
Взгляд Старшины искал поддержки; нет, у него команда хоть куда, просто сегодня всё идёт наперекосяк; на будущее вопрос поднять придётся: где плац построить строевой?
- Редкостное сочетание, говоришь? Ну-ну! - Тяжко Старшина вздохнул, ко мне повернулся левым боком. - Ладно, будь по-твоему.
Я меч обеими руками взялся тащить: куда там!
- Скажи, чтоб инвентарь пожарный не вздумали употребить. Не то ославим так, своим постыдно будет на глаза явиться, - сказал Евгений.
- Чего? - Чтоб не затевать дискуссию, рыжебородый грозно цыкнул, и бравые коротышки с облегчением отступили. Мы со всей ответственностью взялись за дело, и как будто стало получаться. Учитель придержал процесс, загадочно полыхнул очами, - синяя дуга ста восьмидесяти ампер пронзила ножны. Подумалось: хороший сварщик туго знает дело.
- Легче репку вытащить напару, - сказал я. - Диагноз ясен: либо в музей, либо пилить ножны нужно.
- Я дам «пилить»! - Старшина оружие своё выдернул из рук моих. - А ещё соискателями зовутся. С чем справиться варяги-коробейники не могут, заклинание тайное свершит. - Поднёс оружие к лицу, сущую нелепицу стал наговаривать об огне и ветре, о воде, о матушке-земле и соли-купоросе.
- Ну-с, мы пойдём, мешать не станем боле. Прощайте, ребятишки, - прервал его занятие Евгений.
Бросил шевелить губами Старшина, загадочно кивнул.
Сразу за мостом дорога на три рукава делилась. Из учительского плаща, могу поклясться, из глубочайшего кармана варежка – находка наша, выбралась сама и упала на ответвление влево.
- Так я и думал, - учитель согласился с нею; с народною приметой трудно спорить.
Косматый лес грустил поодаль. Чья-то добрая душа воздвигла указатель с конкретным правилом: «Непроходимый». Дорога выбора не оставляла, только напролом. Не удивился я нисколько, обнаружив на опушке камуфляжной маршрутное такси. Водитель приложил немало сил, чтоб путников завлечь в салон. Как все попытки потерпели крах, так и пригрозил, что поедет следом: «Учтите, коли жарко станет, достойнейшую я после плату запрошу».
И правда, некоторое время микроавтобус штурмовал колдобины, рычал в тылах… По мере углубления в чащу, дорога превратилась в тропку, местами пропадала вовсе, и нас не поставило в тупик только учителя чутьё. Чем глубже, тем мертвее и темнее становился лес, всё чаще кровожадные мерещились фигуры, всё норовили перебежать дорогу сзади. Как же я боролся с искушением оглянуться да которого схватить за воротник… Но тогда конец походу: коварный недруг ждёт того. Поэтому, чтоб гласом тварей распугать, я молвил спутнику: «Топор у стража на древке держится едва-едва… как-то несерьёзно».
- Заметил. Не подставлять же под расправу голову его. Солома, одним словом. Что скажешь о наконечнике копья?
- Сидит отлично.
- Эх, ты! Из глины наконечник, подкрашен краской. Под страхом оба проживают, что день придёт, и сам собою обнаружится обман. Кому Старшина, кому Апокалипсис.
Глаз у Евгения моего дражайшего намётан, я того не разглядел.
Вскоре стало так темно, что слуху больше доверять пришлось. Может, это обстоятельство и подвело. Ритмичные послышались удары впереди, правее чуть. По мере продвижения, ударных эхом оказался стук. В обманчивой глуши нашлось местечко для фанатов смертоносных ритмов. Свет голубоватым лезвием ударил по глазам - чужой, холодный. Евгения позвал я, ибо мудрейший вновь исчез, а предо мною тесовые воротища разверзлись, по обе стороны которых, сколько видел глаз, плясал из брёвен заострённых частокол. Внутри ограды здание в один этаж водилось - конюшня с доброй сотней окон. Свет с музыкой рвались наружу через них. Разве мы искали дискотеку?
Сказать по правде, я не мог привыкнуть к внезапным исчезновениям мудрейшего Евгения. Вечно пропадает, когда держать совет пристало. Но именно сейчас в достатке смелости нашёл я у себя, чтобы переступить порог.
Двор прибран, крошкой алого гранита посыпаны дорожки; невиданные на клумбах буйствуют цветы, хотя сам вид их навевал тоску. Вот фикусы причудливые в кадках, доска вчерашних объявлений и запах знаменитый, будто падаль некому убрать. Как видно, ландшафт-дизайнер яро взялся исполнять заказ, - хвать предоплату и, по обстоятельствам чрезвычайным, не вышел отдуваться.
Почётная доска с фасада засверкала: «Общежитие» - буквами аршинными, ниже - пятистрочье злобным, неразборчивым петитом. Однако, громкость потрясала не только слух, находилось в состоянии неустанного движения здание само, и потому петит к прочтению не годился совершенно. На крыльце парадном вахтёрша восседала с тетрисом обыкновенным… нет, показалось. Была она с вязанием штатным и с неприступностью на скулах.
- Как у йих мозги выдерживают? - проронила, глаз не поднимая. - К кому?
- Да я, собственно… Вы…
- Мы к Синей Шапочке, - вдруг вырос за спиной Евге¬ний. Евгений, гуру и дружище, вовремя приходит.
Движения вальяжны и расчётливы, хоть по секундомеру проверяй. Вязанье бесконечное отложила, фундаментальное приподняла иго (имея передышку, стул маленько клея выдавил из трещин) и выудила книгу с данными о постояльцах, по ступенькам алфавита пальцем повела.
На букву «С» нужной «шапочки» не оказалось.
- На двоих - одна Синяя Шапочка? - переспросила. - С ориентацией порядок? Когда на севере произрастали пальмы, на юге свирепствовал собачий холод.
- Посмотрите на букву «Ша», - сказал я.
Очки напялила грациозно, по-великосветски, огрызнулась по-простецки:
- Что на неё смотреть? Букв много разных, похожих мало… Раз вы, молодые люди, незнаемых высот в образовании достигли, это не даёт вам права похваляться. У нас, представьте, на сто вёрст вокруг не сдали ни единой школы. Как под крышу подходило дело, так хозяин сыскивался новый. Богатеи, знамо дело, денежки под что спускают, - то институт девиц на выставку, то казино, корчму и прочий бизнес… «Ша» - это где-то ближе к эпилогу, верно?
Даваться диву впору, как безграмотная дамбообразная матрона угадывает из книги имена. На то она и память.
- Нашла! Вот они, все туточки, родненькие; Зелёная, Крапчатая, Бедная да Бледная и Синяя. Читаем будто: Синий Головной Убор на стройку молодёжную подался… Слыхали, нет ли, города пустеют, зарастают лесом, работы привалило - край непочатый. На трудокапитал иные принцы падки: и справить свадебку, и отложить на памперсы, тетрадки.
- Куда?.. - У меня театрально дрогнул голос. - Куда Красную подевали?
Фолиант захлопнула она, принялась за спицы.
- Кто ни приходит, всем Красную подавай. Журналисты, что ль? Сенсации вам тут не будет. Годков-то сколько ей, сам посчитай. Да померла Червонка той зимой, акурат как минское «Динамо» в чемпионы вышло. За общежитием ей обелиски установлены: от благодарных читателей, потом - от благородных писателей и ещё этих… благополучных издателей. Сходите, полюбуйтесь сами: по красной шапочке на обелиск стандартный вышло, со всем уважением к усопшей.
- Но я в окне сам лицезрел в головном уборе красном гражданина, если не гражданку, - настаиваю я.
Не может быть, те показалось, - она рукою повела, все возраженья отметая.
- Ничуть! ВО ЛЖИ НЕТ НИКАКОГО СМЫСЛА.
Призадумалась, рукам не позволяя передышки, затем обеими всплеснула:
- Твоя правда, так то ж Дед Морозоносец. Проездом возвращался с праздников и загостил. Я намекала - де, пора за дело браться, так оне на перегаре говорят - ты нам не указ.
В нас троих, практически в упор, ударила шрапнель: шампанского запасы свободу обретали способом известным. «С Новым Годом!» - кричали справа. «Горько! - надрывались слева, дружно принялись считать: - Тысяча… девятьсот девяносто девять… девятьсот девяносто восемь…»
Сообразил я первым, очевидно: «Жениха пора спасать».
Евгений указал себе за спину молча. Там, вдоль окон, с отрешённым взглядом брёл тощий музыкант со скрипочкой волшебно-малой, юноша совсем. Платье обветшало, ноги босы - столь неприветливы дороги, шалы и прохладны росы.
- Где тебя носит? Гости в сборе, а прохлаждается жених, - едва не выбросилась из окна вызывающе накрашенная дива - то ли мать невесты, то ль сама виновница застолья.
- Какие гости? Маринку я ищу. Это общежитие Минпротивопехотземводтранснедостоя?
- Хватит придуриваться! Сам на Маринку полюбуйся, до чего шикарна в свадебном наряде!
Если бы я мог видеть…
- Я сейчас, никуда не уходи.
Учителя за локоть тронул я, он головой мотнул: «Мы вмешиваться не должны, игра по здешним правилам идёт».
- Парень пропадёт! Он слеп, тем более! Сейчас мегера эта заключит в клеть птаху вольную.
- Слеп не только физически, неземного счастья эта птаха восхотела, ни разу к небесам не обратяся. Здесь и сейчас - иного не преемлет.
- Разве не жестоко? Когда-нибудь и он, как в сказке пригодится.
- Идущий напролом, не признающий компромисса - вряд ли. Наказан ослепленьем, но тот же путь штурмует.
- Разве это плохо?
- Президентом побывать желают миллионы, становится один. - И варежку в окно швыряет мой приятель ловко.
Отдыхающим граната меньше беспокойства причиняет; набор стандартных обвинений, что услыхали мы, рассчитан на поражение сердец: «Поматросил - бросил кризиса мирового накануне?» - «Обольстительная, не затевай: в сериале новом сниматься я не стану!» - Напялив рукавицу тут же, будто очнулся белобородый ловелас. По всему видать, нулевые показатели в квартале настроили его на ударный лад. На крылечке Дед Морозоносец мимоходом учителю пожимает руки: «Евгений, я должник твой. И ты, Андрюшенька, перенимай, худому не научит. Синдбадский помнит всё!»
Лишь удалился повелитель северных стихий, вахтёрша навострила уши:
- О чём шушукаетесь, господа?
- Подобное притягивает подобное, вот о чём. - Произнося слова сии, учитель знаком дал понять: тем, кто жаждет быть услышан, не препятствуй.
- Ой, верно, - молвила она, - вот у меня с мужем… - И посыпались, как из прохудившегося кармана, сплошные неприятности, что впрочем не повредило нам вести свою беседу.
- Они тут мастера великие замылить глаз, - продолжал Евгений. - Вот и ты под чары угодил, как музыкант, как ещё вон тот бродяга. Все видят заготовку первую: на сцене - общежитие, красотка в каждом из окон, вахтёр на месте. Так?
- Разве иначе?
- Внимательней смотри. Стоит произнести словечко, какому соответствуют они, и чары испарятся. «Баба Яга и присные ея, разоблачайсь!»
Точно по голове хватили. Вахтёрша обратилась в жирную лягушку, в лапах со штатным камышом, общежитие - в избушку с перекошенным окном.
- Курьи ножки где? - упорствовал я от обиды.
- На «макси» мода повернула, из травы не видно.
И дворто усеян был свеженькими стрелами; скольких женихов приведут ещё сюда тропинки очумелыми.
- Переночевать пустите, люди добрые, - заголосил бродяга. Вахтёрша-жаба переключилась на него. Я немо руку протянул, но эхом прозвучало в голове: «Подобное притягивает подобное».
- Настоящий человек семью оставил, она ему в обузу стала. - Евгений-свет Васильевич увлекал меня сойти с крыльца. - Решил пожить он в удовольствие своё - не одевать-кормить ораву; сюда таких приводит желанье это неизбежно.
- Пойдём отсюда!
- Я думаю, достаточно. Хочу чтоб ты запомнил: ЗА ФЛАГАМИ И СВЕЖЕЙ КРАСКОЙ ЧАСТЕНЬКО СКРЫТО ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ.
О клумбу спотыкаюсь. Крапива? За редкие цветы её я было принял. И не оглядываясь, я знал, что всё тускнеет, оплывает и трещит по швам… Перевёл дух лишь за вратами и избавиться не мог от ощущения никак, будто стал при ограблении пострадавшим.
Евгений Васильевич заглянул, казалось, во глубь самих зрачков.
- А ты как думал? Вахтёрша прихватила б жизненных ампер и больше, не вмешайся я.
- Я в «восторге». Заведения, этому сродни, я предпочёл бы стороною обходить.
- Я тоже. Если бы не рукавица. Кроме того, где ещё чар действие отведал бы на шкуре собственной? Словами то не передашь.
Музыка угасла, едва вернулись на свою тропу. Но в чаще треск стоял похлеще, источник шума приближался.
- Ещё один. Магнитом тащит, ему и лес ни лес.
- Чем соикатель знаменит грядущий?
- Пока не вижу, не могу сказать. ПОСТУПОК ВСЯКИЙ НА ОБЛИК СТЕЛИТ ОТПЕЧАТОК. ПОД СЛОЕМ КРАСОК ПРОЧНЫХ ПОГРЕБЁН БЫВАЕТ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ОБРАЗ, И ВНУТРЕННЕМУ СВЕТУ НЕ ПРОБИТЬСЯ.
- Не означает это, что после смерти душа красавца понесёт часть масок в следующую жизнь?
- А как иначе? Физиогномика лишь первые шаги торит. По форме, цвету, расстоянью и размерам скоро смогут в точности сказать, где слабые места, где поднажать, а где на тормозах спустить; талантлив в чём, куда не суйся. Так уже считают по рожденья дате. Пётр Светлый, например. Мало - средь современников живут, скромнее скромных, рядовые люди, кому про¬честь твои былые жизни - что книжицу открыть.
- Васильевич, сведите! - горячо воскликнул я.
- Ох, и огорчаешь ты меня, Андрюха. Для чего? Милый мой, Господь коль положил, чтоб человек не помнил прошлых жизней, то сделал всё, чтоб начинали мы с «нуля». К рожденью, скажем, один из бывших выдан палачей, он непременно повстречает тех, кого пытал и убивал. А помнил бы - не всякий выдержит в глаза им каждый день смотреть. Со стороны ж, несправедливость вопиющую люди отмечают: от шефа до начальника помельче - все норовят его унизить, он отпущения козлом им служит. ДЕЛ НЕ ЗНАЯ ПРОШЛЫХ, ЗАМЕТЬ, МЫ МНОГОЕ В ШТЫКИ ВОСПРИНИМАЕМ.
- Сурово, - согласился я.
- И посему не сомневайся в мудрости Того, кто отправляет в жизнь очередную: где родиться и когда, дружить с кем и работать, на ком жениться. Соседи - не случайные далёко люди; идя одним потоком, вкупе, мы друг другу возвращаем старые долги. - Евгений палец приложил к губам.
Пришлось нам прятаться за неохватным дубом, чтобы не встречаться с человеком грубым, крушащим лес, что танк. Целеустремленности подобной только позавидовать, не знай, куда его влечёт.
- Вы разглядели, что за птица?
- Попробуй сам сказать.
- Но я почти не разглядел. Забыл отбросить впечатленье первое. Пожалуй, к этому особый навык нужен.
Учитель прожигал меня очами. Я слух напряг. Насторожила тишина.
Бьют сзади, по плечу.
- Наташку не встречали? - поинтересовался незнакомец. Красавец писаный; глаза таковы, что грозят раздеть и разложить всё, что движется.
- Да там они все - Ирина, Ольга, Лена, - ответствовал Евгений, рукой махнул небрежно, путь к общежитию наметив.
- И Ленка? Вот повезло! - Треск возобновился с прежней силой. Я ведь только глянул ему вслед, а там... На будильнике домашнем уж полшестого настучало. Полдюжины бра в прихожей водопады света извергали, родные стены соискателя привечали вновь.
3.
Проанализировать мне не дали провал, левая колонка ожила нахально:
- Андрей? Рад встрече. Итак, я готов выслушать ответ. Напрасный труд, не таись, я точно знаю.
В комнате присутствовал посторонний запах. Я включил настольную лампу, отыскал ручку. В блокноте чистых листов всё меньше оставалось.
«Продаются отличные колонки с СD-проигрывателем, недорого», - вывела рука.
В дверь позвонили тотчас.
- Кто?
- По объявлению, - донеслось из-за двери.
Элемент совпадения, молниеносной реакции меня тревожил мало. К чудесам привыкать не сложно, знай подоплёку; я впустил соседа. Как врач, он настойчиво, давно и целиком, комплект советовал продать ему. Сегодня хищное торжество его я по фрагментам отмечать не успевал. Вот деньги он достал, швырнул на стол, вот, ликуя, отсоединил колонки, сграбастал аппарат да в дверях споткнулся. Боялся, передумаю.
- Погоди, - я начал.
- Деньги на столе, - обронил сосед, любуясь светильниками в прихожей. Мне стало не по себе. В следующий раз он или кто-то другой отсюда вынесет последнюю лампаду, и тьма заступит в караул.
- Ничто не удивляет?.. Добился своего, проваливай. - Запирая двери на замок, я против воли оглянулся, оценить хотел, как без проигрывателя смотреться будет мой уголок. И, кажется, на этот раз не зря: стены разделились на стволы деревьев, потолок, обои и ковёр в сумеречном беспорядке растворились. В плену осин чернел знакомый дуб, и в его подножьи, на берёзовой колоде пожидал учитель.
Был ему сигнал, сунул он в карман плаща коробочку, - на досуге в шахматы балует, решит мой современник. Я-то знаю, НА ВИРТУАЛЬНЫЕ ПОБЕДЫ МУДРЕЙШИЙ ВРЕМЕНИ НЕ ТРАТИТ.
Не поднимая глаз, подвёл итог мой побратим: «Оперативно. Дальше так пойдёт, от злости посинеет шелкопряд один несчастный».
- Разве не вы пособили, Евгений Васильевич? - Тут меня и осенило: какие шахматы? У него прибор особый, науке современной, скорее, вовсе неизвестный.
- Давай договоримся, раз так вышло. Просто Евгений, хочешь иначе - я не против. Во-вторых, я не при чём. Подпирают сроки, батенька, тебя… Как чувствовал.
- Что со мной связались?
Он отмолчался.
- Евгений Васильевич! Женя, вот увидите, увидишь, я оправдаю… Ну, чем доказать ещё?
Моих слов маловато было, я видел по его лицу.
- Поможет разве одержимость - в хорошем смысле. Либо пути не осилишь и половины, в конце концов, примкнёшь и финишируешь с основной массой обывателей, тех, «кто сам обманываться рад». Вот, кстати, по своим каналам на фирму эту вышел. «Энка-Видео», в центре столицы, офисы дорогущие.
- Знаю, видел.
- Заправляют ею отставники - Николай Кириллович и Никита Константинович, «ЭН КА». Подмяли конкурентов под себя примерно год назад. Теперь ужастики, порно и детективы - их продукция. Под таким прикрытием они работают не только против соискателей, но и всех тех, кому претит порядок существующий вещей. Ищут людей с неординарными способностями, целителей, экстрасенсов и магов, особенно жадных до денег. Считай, кое-кто сидит у нас на хвосте, пусть пока и виртуально. Знаешь… - Евгений-свет явно колебался что-то начинать, и тему параллельную пока затронул. - Знаешь, таких людей я сравниваю с карасями: живут в пруду роскошном, под присмотром, сбежать не могут, поэтому радостно жрут и плодятся, и знать не знают, что однажды станут украшением сковородки.
- Давайте время не терять.
Он здорово помешкал, пока решенье принимал. С колоды как бы нехотя поднялся, приблизился и наложил мне на голову руки. «Что видишь?»
От прикосновения я вздрогнул. Пред взором внутренним стена серо-седая колыхалась; мерзавец некий пелену производил в количестве изрядном, но его старания воли концентратом я прикончил. Спала пелена, и перед очами отчётливо возникла сетка; ячейки стали заполняться жижей, цвета кофейной гущи, с вкрапленьями прожилок непроницаемости липкой. И грянула тоска такая, хоть топись, похлеще во сто крат, чем пятницами одолевает, нашёптывая: «Вот ещё неделька жизни прошуршала, а ты разбогатеть не хочешь. Даже не стремишься».
Не думал с положением мириться: «Нет», - воскликнул я. От закрашивания уце¬лела кромка верхняя. О том учителю я и поведал.
- Именно столько осталось существовать человечеству в его нынешнем состоянии. Многие попросту не успеют сообразить, как уклад привычный рухнет… Одним словом, каждый получит по заслугам.
Я схватил его руку, ко лбу прижал сильнее:
- Города превращаются в гниющие свалки, там за лучшие места воюют: животные, насекомые и люди... Летающие тарелки! Кого позвали, те бегут, чтобы места занять быстрее.
- Те, кто внедрен в человечество и отбывал свои уроки.
- А вот другие, прячутся в лесу.
- Те, кто нашёл язык с Природой. Дальше.
- Танцы, в движениях почти нет человеческого: клыки, копыта. Э, да там и рогатые артисты по сцене скачут. За столиками пируют, сорят деньгами, похваляются неправедной добычей. Музыка оборвалась, свет гаснет, вопли, точно посетителей ломтями нарезают.
Учитель выждал. Я сильнее прижал его ладонь.
- Сельские жители меня интересуют, - пояснил он.
Наверное, Евгений не понимал, что сюжетов выбор не от меня зависит. Несколько непонятных сцен с пришельцами, кто небольшими отрядами спускался на планету, вносил поправки в вяло текущие события и возвращался на борт корабля-матки. Одна из сцен происходила в помещении Избиркома, - пришельцы изменили окончательный итог голосования… Лишь затем, честное слово, показали сельчан.
- Ну, эти всегда в заботах, у них ничего не меняется. Хотя… они, по-моему, даже счастливы. Они радуются?! - Я отвёл руку и побратиму заглянул в лицо: - Это гипноз?
Он покачал головой, отрицая. Таким серьёзным я его ещё не видел.
- Кажется, я понимаю. Мы встретились, чтобы каждый получил толчок… Выходит, теперь я у тебя кое-чему подучиться должен.
- Чему? - Я едва не задохнулся. И уже без его руки, разглядел новую сетку, её ячейки быстро заполнялись изумрудным цветом… квадратики с золотой и серебрянной каймой. Чуть погодя, спросил я: - Больше всего чего боитесь вы, Евгений Васильевич?
Он, не задумываясь, ответил:
- Электричества. Как и в прошлой жизни, не преодолел опаски - голою рукой по проводу, что с виду безобиден.
Обрадовался, что преимущество имею, всего на миг себя со стороны увидел, и устыдился: губы расплываться стали в поучительной улыбке.
- С этим проще. - На сей раз я умышлено запрет нарушил, настырно оглянулся, подробности хватая взглядом и мелкие штрихи. Цельную картину покрыла сеть ячеек в виде шестигранников, на уровне головы пошло вылущивание краски… шестигранники осыпались пыльцою, обнаруживая слабо освещённое пространство за собой. Собственно говоря, я был готов встретить нечто подобное, а повстречав, опешил простодушно. Учитель не торопил, остановился сзади и ожидал, пока я привыкал, пока осваивал возможности своего канала. Это был первый канал между мирами, который открылся под давлением обстоятельств, - догадка промелькнула. Сквозь марево прихожей светильники пробились, из таких же шестигранников сложились.
Паяльник звонко щёлкал, нагреваясь. После девственного воздуха, запахи в комнате невыносимыми казались. Евгения сидящим в кресле я нашёл.
- Отыскать попробуй динамики и микрофоны.
- Да здесь их не один десяток.
Я бокорезы протянул ему.
- Возьми и по проводу откусывай, по одному.
- Я…
- Евгений! Соседних контактов если не коснёшься, простейшая операция эта никому не причинит вреда.
В комнате вдруг стало невыразимо душно, точно выкатали воздух.
- Андрей! Я шуток не люблю и не понимаю! - зазвучал знакомый голос, вслед за испытательным щелчком. - Иными средствами воспользуемся мы, Андруша. Не делай глупостей. - Голос становился гораздо тише, орудовали бокорезы всё смелее. - Ты сделаешь большущую ошибку… - и замолк на веки. Лёгкой поступью, в невесомом платьи вошла в покои Тишина, у полки с телефоном задержалась.
- Не возражаешь? - уточнил Евгений.
- Смелее!
Вошёл во вкус, похаживал ученик мой от стены к стене и клацал инструментом возбужденно. Я бросил старых проводов моток ему, с признательностью он подарок принял. Я призадумался. Выходит, ему дозволено ходить туда-сюда, при этом он из комнаты не исчезает. Мне же, стоит дёрнуть головой, и прости-прощай…
На кухне ожил телевизор:
- И это далеко не последнее наше средство, поверь, - стращал старческий голос. - Мы сами спрашивать нагрянем, по всей строгости закона, и тогда кому-то станет не до смеха.
Воротилась снова Тишина, закинула изящно ногу на ногу. Паяльник - и тот затаил дыхание. Евгений выглянул из кухни, почище электронно-лучевой трубы сияя.
- Надеюсь, вилку вытащить из розетки догадался… мой ученик?
- Иначе б он не дотянул до клумбы.
- Это лишнее. Уборщица следствие затеет.
- Так это… я спущусь и соберу.
Одного его мне не хотелось отпускать.
- Вместе пойдём.
Евгений Васильевич выглянул из дверей подъезда, буркнул «чисто». Мне же показалось, что во дворе субботник набирает темп: метёлки и лопаты в куче, и агитацией за труд ударный разит из каждого куста, звенят стаканы, женский смех.
Дом обошли мы, вспугнули задремавшую ненароком кошку, не там и не тогда залёгшую на кротовьей шахте. Знакомой клумбы не узнать, точно «Четвёртые сутки пылают станицы…» Цветы изрядно пострадали, и за их гибель мне неловко стало. Над повреждённым корпусом склонился я, будучи уверен: не способен мёртвый телевизор ни грозить, ни в любви признаться, однако почти тотчас отступил на шаг.
«Предупреждал ведь: отделаться от нас будет не так-то просто. Когда я доберусь до вас, умоетесь кровавыми слезами, с-су…» - Нечто неуловимое случилось следом, я словно очнулся.
В карман мудрейший сунул, разумеется, бокорезы. Именно с этой минуты с ними он почти не расставался, а я с тех пор уверовал в существование магов, колдунов и прочей недюди. Подспудно понимая, силам какого толка технические разработки служат, прислушивался к размышленьям вслух: «Я их ясно вижу. Они направились к машине, надеются нас застать и тёпленькими спеленать».
- Когда противник оснащён технически по дёсна, противопоставить что-то можно ль?
- Меня система зажигания привлекает очень. Позволь. - Ударил по карману он, инструмент поймал ковбоя американского не хуже. Не знай, в стороне какой находится та фирма, то ещё б посомневался. Целился Евгений в направлении верном, воздух дважды секанул. Входил во вкус он, преисполнялся гордостью за то, что средь неотложных схваток нашёл просвет и в деле старом жирную, наконец, поставил точку.
- И ни одной машины не поймают, - сказал он, вперив взор в незримый окуляр. - Не поймают, пока держу я пальцы в кулаке. Ну что ж, с этим фактом как будто разобрались. Перед возвращением на тропу чего бы ты хотел?
- Слегка вооружиться. И прихватить продукты.
- Первое ни к чему. Мечтаешь, чтобы подкинули работы ратной? Получишь оную в объёме полном, с утра до поздней ночи атаку за атакой будешь отражать. НЕ СТАНЕМ УПОДОБЛЯТЬСЯ ВОИНАМ НЕПОБЕДИМЫМ, КОГО ОДНАЖДЫ ВСЁ РАВНО ПРИДУТ И ПОБЕДЯТ. «Другим путём пойдём мы», коль не возражаешь. Что до продуктов, то… не припомню: разве до сих пор мы что-нибудь таскали в рюкзаках? - Отсутствующим взглядом Евгений контроливал пространство; так трудящийся страны Советов на границе двух держав рвался в трубу магистральную заглянуть. - Впрочем, хлеба прихвати. Поспеши, пока шагов ответных аквариум этот не предпринял.
Я в магазин проворно заскочил. Продуктами здесь не пахло, да с пустыми я не ушёл руками. Во втором подкараулил случай: на миг всего, пока ждал сдачу, невероятным образом проник в сознание ужаснейшего человека. Старик, от бесконечных выговоров и нареканий кто устал чертовски, кому пред Родиной долг неоплатный суповым набором перекрыл дыханье в глотке, только что для себя решил: «Ладно, с этими ещё разделаюсь. Пусть хлебца сладкого отведают другие». - Скулил так разочаровавшийся в службе пёс, кто в адрес шефа за стаканчиком гранёным желчь извергал не раз. «Генерал проворовался, теперь отдел с ног на голову перевернули и трясут; суровые порядки из небытия воспряли. Зубастый прокурор у следователей вместо кислорода, судья ж, терпение теряя, поджидает отступных. Князь службы волостной возвёл хибару посреди деревни, так дорожники кладут асфальт до самых автоматических ворот; все жить хотят, и ЭТО называют жизнью. Прогнила насмерть и смердит система, пора менять подход и метод. Разогнать - нет дела проще, но лекарей-провидцев, ясновидящих, телепортаторов и контактёров из масс рядовых, благонадёжных граждан вычленить разве участковые способны?» - Как-то отстранённо перебирал колоду фактов старикан; на его веку случались партии получше. Рыба крупная из неможных рук выскальзывала поголовно, а вот с заносчивыми пескарями он совладает как-нибудь. Условие такое старик сам выговорил для себя, чтобы напоследок браво навыком салютовать… Вот только руководство проклинал, но датчики присылать сигналы стали, - на второй план отошла обида. Двух сенситивов сразу сдать - как выйти в чемпионы, и на заслуженный покой: все ягоды-грибы твои, со спинингом на бережку кроссворд «мотыль-бутыль» тянуть-ворчать да побасенки рабоче-крестьянские разоблачать. Что скажет про себя? Родной завод, от воплей первых пятилеток до последнего звонка, - кто опровергнет? И чем особым отличаются слуг льготы от привилегий работяг? Всё равно, как командир приводит новобранца в магазин, просит показать подушки. «По-моему, вот эта лучше. Заверните». - Ликует новобранец: из рук генералиссимуса отхватил награду! И уже не может да и не смеет видеть, что простые смертные такие же квартиры получают, что их не вынимают из постелей по ночам отстаивать честь отчизны в лице патрона, в заведении питейном через край хватившего в который раз уж…
Впереди маячила спина Евгения, и я его почти нагнал. Он будто пальцами ощупывал дорогу, как вкопанный, остановился, повернул навстречу. Средь небоскрёбов дышится иначе, громоздкие предметы просто подавляют.
- Домой к тебе нельзя. Засада. Других участников облавы не могу нащупать, это флегматики до мозга костей. Один старик излучает хлесткие мыслеобразы, аж в глазах рябит. Быть может, из потомственных…
Обывателей застал врасплох рёв двигателей. Промчалась мимо нас мотоциклистов тройка.
- Вот про мотоциклы не подумал, минус мне.
- Как быть дальше? Хочу сказать, другого канала у меня в заначке нет.
- Я думаю. - Евгений сделал над собой усилие, чтобы не повысить голос. Дисциплинирует до чрезвычайности. Меня, однако, забавная посетила мысль: вот будет смеху, когда рюкзак заметит он… Евгений-свет у перекрёстка повернул обратно. «Проскочили», - обронил. Надо же, триста шагов каких-то, а вот поди ж ты, не даётся сразу. Высматривал учитель признаки канала, меня в неведении оставляя полном. По его примеру, местность изучать собрался я, освободившись от примет реальности, известной с детства: они только сбивают с толку. И, представьте, обнаружил столько невидимых на первый взгляд подробностей, что к выводу пришёл: я бы и сам сумел найти, будь времени у нас поболе. И уж совсем некстати закружилась голова. Свою задачу город исполнял исправно; задымлённость, вопль обезглавленных садов, прохожих вереницы - тусклых и погасших, рекламы повсеместно штампы, щепки фраз, крик неоправданный и подлость иному пятачка не оставляли. То ли дело там, - сам не заметил, как отстал, ну и ладно: мои шараханья мудрейшего пусть не сбивают с курса; у каждого свой арсенал, свои привычки.
Кучка людей выскользнула из-за киоска, пристроилась Евгению в тылы. Неладное почуял я, но изменить что-либо был не в силах. Крик лишь усугубит положение, и простого проще засветиться самому… Как говорит Евгений? «НЕ МОЖЕШЬ СИТУАЦИИ ПОПРАВИТЬ – НЕ СУЙСЯ». Вот послание отправить - этому-то учитель обучил.
Сконцентрировался, вылепил из плоскостей киоска тележку-самоход с единственным словечком «Сзади». Оранжевыми буквы получились, от иных искрило так, что одежда может вспыхнуть. Взглядом и с достаточным разгоном, я подтолкнул тележку, сам поразился, как слушается выставленных ладоней, точно рулей, она. И понеслась тележка, живо поглощая расстояние… Перед столкновением её с преследователями, позицию избрал я в очереди у киоска. Как только в плоть земную врезался таран на скорости изрядной, кучка развалилась вазой, на осколки. Старик и двое молодых, подтянутых ребят озирались дико, будто что-то разглядеть могли. Единственное слово старика заставило собраться их, чтобы решающий бросок предпринять.
Хлоп - а «муха»-то умчалась. Во-первых, опыта ей не занимать. Во-вторых, день наш пришёл, и он задался. Я обеспокоился: Евгения на самом деле нет нигде. Зато загонщики получили - каждый в меру собственных талантов. Старик ближайшего помощника пнул ногой, в выражениях нисколько не стесняясь, другой пощёчины отведал. Смысл сказанного предельно ясен, полагаю; сам слышать я не мог, и не советую другим.
Но вот они подались в сторону мою. Было предчувствие, встреча неизбежна; на себя попробовал со стороны взглянуть, - как есть взведённая пружина. Спокойно, говорю себе, расслабься. В БОЙ НЕ ВСТУПИВ, СДАВАТЬ ПОЗИЦИИ И ГЛУПО, О ОПАСНО. Меня в лицо ищейка вряд ли знает, а голос изменить по ходу дела дело плёвое. Тут же возразил себе: «В век фотоаппаратов? Не для того ль тотальной слежки создана система - от обрезанья пуповины и пелёнок мокрых до удара молотком по крышке гроба?»
Они вновь угодили под тележку, обратная восторжество¬вала связь. Весточка от мудрейшего оказалась побогаче; внеся в ряды подразделения беспорядок, воробышком она спорхнула да самоозвучилась магнитофонно: «Найдите мне второго, он где-то здесь».
Рядовому обывателю уподобиться пришлось: склонился я к окошку, пачку сигарет спросил.
- Каких?
- Гм-м… Любых, что подешевле.
Слыхали б псы слова мои, несказанно подарку были б рады. КОЛЬ ОБРАЗ СОЗДАЁШЬ, СООТВЕТСТВУЙ МАКСИМАЛЬНО.
- Странно слышать, - киоскерша призналась.
- Да не курю я вообще. С девушкой повздорил. Сейчас пойду - напьюсь ещё.
- Понятно, - говорит она, протягивая сдачу. - Желаю вам помириться. А вот пить не стоит, это никому ещё не помогло.
Нас окружают правильные речи. Её послушать - выходит, курите мальчики, ей кровь из носа выручка нужна, в противном случае уволят.
Старик занял очередь за мной, в один вдох оглядел с головы до ног. А я не мог сдвинуться с места, просто колдовство какое-то.
- «Данхилла» две. Как дела, Мироновна? Всё тихо?
Они знакомы, осенило. Как осенило, так и прояснило: карточка нагрудная у представителя ведомства любого, бейдж именуется.
Продавец высмотрела меня между журналов:
- У меня-то порядок, а вот у юноши беда на сердечном фронте. Напиться хочет.
С правом эксклюзивным повернулся старец, обнаружил жёлто-коричневые зубы:
- Самое первое лекарство, поверь моему опыту. Я б с удовольствием составил компанию, да занят. Увы, даже в выходной день. - Он прикидывал, получится ли из меня мишень для поучений. - У стариков полно дел, это ложь, будто они изнывают от безделия. Как звать?
Так бьют подвздох.
Горластая мамаша с балкона крикнула: «Алёша!»
- Алексей, - выплюнул торопливо я.
Он прищурил хитрые глаза.
- Андрея знаешь? Где-то в этих домах он живёт.
- Двоих даже… совершенно никчемные ребята.
Старик придерживался иного мнения:
- Не скажи, не скажи. Как у вас всё просто: ярлыков навешать - глазом моргнуть не успеешь.
- А вас как?
Две серые молнии меня прошили наскозь.
- Зачем тебе? Дедушка - не девушка. Внуков, правда, не нажил… да и семью не… Послушай, а что это я с тобой откровенничаю? Живёшь где?
Я головой крутнул. В противоположную от моего дома сторону указал. Профессионал почти! Только ноги всё ещё не подчинялись мне, какое-то наваждение.
- Ты не из сорок восьмого разве?
Из роли тут едва не выпал я. Врать уметь надо, пожилые люди тонко ловят фальшь, и во¬робьи короткохвостые гинут полными шапками. Пока я следующий продумал шаг, примчала колесящая подсказка.
- «Да иди ты на хер, дедушка!»
Его орлы почти готовы были принять сторону мою, пока же мило прятали ухмылки: «Врежь-ка ему ещё разок!» - их мысли воробьями поскакали по асфальту.
Киоскерша едва не вывалилась через форточку-кормушку: «Как вам не совестно? Нашли, зло на ком срывать».
- Они все нынче такие, не суетись, Мироновна. И пойдут в ад, все до последнего.
«Плюнь - и уходи», - привезла тележка. Ничего не оставалось, как последовать инструкции.
Дело решил иначе мой последний выпад. Орлы по очереди, для шефа незаметно, один - плеча коснулся, другой кивнул. Они выглядели повеселевшими и пытались выплясывать за спиной у старика - неумело, зато чистосердечно. А мне их жаль. Не приглянулся им завод, - увы, деньжат не густо, но то на первый взгляд. По крайней мере, специальность приобрести могли, что не отнимется никем. Престижней показалось верным псом служить, к элите подползти на шаг, трудовых печалей не отведав. Так вот, РАБОЧИЙ ЭТОТ КЛАСС ИНЫХ МИНИСТРОВ НЕЗАВИСИМЕЙ ПОДЧАС. Мозгов достанет, распрощаются - их счастье. Нет - скрежетать зубами и подниматься из постели теплой будут в ночь, по первому звонку. СВОБОДЫ ПОДЛИННУЮ ЦЕНУ С ГОДАМИ РАЗВЕ ПОЗНАЮТ. Случается, и муха из паутины путь находит.
У телефона-автомата расслышал голос. «Не оглядывайся, зайди и сними трубку. Набирай номер. Они сейчас уйдут… старик махнул. Нет, задержался. Есть чутьё, отдадим должное. Начни-ка с трубкой разговор… Нет, чего-то ждёт. О чём говорили?»
Я основные тезисы привёл.
Учитель за бутылкой водки приказал шагать. Как ни противно, пришлось идти.
В штучном отделе, средь постояльцев мрачно-экзотичных, я попугаем выглядел заморским, которого ввели в показушный зал суда, где верховодят галки да вороны. Чья территория - того законы. Их жажда в моих вливаниях нуждалась. По неопытности, и только, я уступил нахальству. Не дай – они осмелятся преследовать меня.
Вернувшись на исходную, учителя вопросом озадачил: «Как собираемся через границу пронести?»
Про пошлину, под хохот обоюдный, вспомнил он: «Налог мерзавцам уплачу».
Незримая десница с корнем выдернула и, не подберу другого слова, в нашу рабочую реальность нас воткнула. Дух перевести, да где там!
- Мотай на ус, - Евгений начал, потирая кисть руки. - Старик опасен потому ещё, что умеет драться, аки демон. Пощёчину влепил, - здесь было слышно. Второе. Коль создал тачку, после использования убирай с дороги, а то и вовсе истреби. Иначе граждане будут спотыкаться, терять нить смысла, причин происходящего не понимая.
- Что делать, если зрячих меньше чем слепых? Погоди, но тележки я не видел почему-то. Ты уничтожил!
- Третье. Когда меня возьмут в кольцо или даже на твоих глазах прикончат, не паникуй, иначе смерть моя окажется напрасной. До финала дотяни: чистая победа, по очкам ли, - там видно будет. И последнее. Именно теперь с приёмами перехода - экстренными и по желанию, познакомлю. Именно теперь. Уж слишком близко подобрались эти караси.
- А без «схватят»… н-никак? - Я опешил. Я испугался не на шутку. Просто не укладывалось в голове, что сказочным сценарием предусмотрены такие повороты. Нет, когда Змею Горынычу сносят головы, то вполне укладывается в общепринятые нормативы, ГОСТы.
- Это неизбежно, к сожалению. Причины, почему смирился, я как-нибудь при случае открою.
- Хоть намекни. Я должен знать!
- Только кратко. Учитель твой убивал, и не однажды. Своими несколькими жизнями поплатился, уродцами пожил, и смерть насильственная - штрих завершающий. Теоретически готов я в путешествие великое пуститься, и главная опасность - нитей всех обрыв; тут из себя не выскочить важнее, сознание целиком сберечь. Верное отношение к факту смерти выковано, только бы дистанцироваться от ментального и астрального тел сразу. Как говорится, основной верну долг - и на родину. Родственники подсобили побывать. Я столько всего вспомнил!.. Знаешь, сколько на Земле коренных землян? Около четырёх процентов. Остальные девяносто шесть для отработки долгов прибывают. И родина моя… Ладно, к делу это не относится пока. Просто в одно прекрасное время к твоим услугам будет мудрость планеты целой! Но куда важнее, чтобы ты не сплоховал, не бросил посреди дороги, как умеешь. Вот скажи мне честно: ты до конца довёл одно хоть дело?
Припомнить я не мог такого. Да и не до воспоминаний стало. Истошный вопль маршрутное такси издало, преодоле¬вая лужу за ближайшим поворотом.
- Пора, Андрей. Застряли мы в лесу дремучем, утратили динамику, присущую местам, где действий ждут от нас, не разговоров. - И тронулись мы в путь. Учитель прав: когда догнала нас маршрутка в буреломе, средь корней дремучих, то аномально в корне! И сам Евгений обещанием озадачил крепко: к моим услугам мудрость жителей его родной планеты будет, коль всё получится у нас… Это, скорей всего, Юпитер.
Хотелось бы наощупь оценить, на глазок прикнуть.
Ревнуя к статусу магистрали, тропинка раздалася вширь. К обочинам пни жались, в панике забывая корни подбирать. Евгений оттащил меня в сторонку, напоминая, что маршрутки перед финишем наиболее опасны. Голодная, она и пронеслася мимо, фарами противотуманно рыская по сторонам.
- Водителя я не заметил вроде.
Глянул Евгений-свет микроавтобусу вослед.
- Стало быть, выманили и пожрали твари, когда не сам, под расправы страхом, руль уступил.
Металла скрежет характерный коснулся слуха. С опушки замечаем, как от покорёженной машины расползаться стали сгустки массы в лохмотьях, заменявших им, по видимости всей, мозги и члены. Бежали поскорей укрыться от лучей палящих, губительных для тел, привычных к тени. За точность поручиться не берусь, но показалось, будто потащили дружно полную канистру.
Дозорные, посланцы чащи, приумолкли… В десяти осинах заплутало существо, что до сей поры преследовало нас, сердясь, пыхтело и всячески хотело обратить вниманье наше на себя. Ещё там, в лесу его чуть не поддел ногой, да Евгений запретил: «Не трожь. Судьбой распорядился неумело. Был человеком, но упустил возможность со своим потоком взмыть. Пусть доживает век средь жаб и паутины».
Мы выбрались на свет, вздохнулось легче. Над Евгения последними словами размышлял я. Всё, что говорит учитель, достойно осмысления, как ни фантастичны заявления порой. И в эту самую минуту пролился Света Столб… как в цирке клоун, откуда ни возьмись, является в круге света… Неблизкий женский голос с неподдельной лаской произнёс: «Наконец-то ты меня услышал! Наконец!»
Обнаруживаю себя в пламенном цветке семи лепестков, подо мной подрагивает цветоложе, а рядом наблюдается существо прекрасное, пола неопределённого. Стоило подумать о нём, как о девице прекрасной, на лице проявились чисто мужские признаки. Ах, мужчина? - и повторилась метаморфоза с точностью до наоборот.
«С ТОБОЙ В ПЛЕНУ МЫ У ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ТЕЛА, А ЭТО ТОРМОЗИТ НАМ ДЕЛО, ПОКА ТЫ СЛЕДУЕШЬ ЗЕМНЫМ ПОНЯТЬЯМ. ОТНЫНЕ БУДУ ПОМОГАТЬ Я, ТЕБЯ ОТ ГРЯЗИ СУЕТНОЙ ОСВОБОЖУ. ДА ТЫ И САМ НЕ ЛЕЗЕШЬ НА РОЖОН, Я ПОГЛЯЖУ. НО ВРЕМЯ ЖИЗНИ БЕРЕГИ ОТ КРАЖИ. ДО СКОРЫХ ВСТРЕЧ, МОЙ СВЕТЛЫЙ КНЯЖЕ».
Перед глазами текст возник-явился, наверно чтобы враг не поживился: «БЕЗ ЛОЖНОГО СТЕСНЕНИЯ ПОЛУЧАЙ ПОДАРКИ, И ПУСТЬ ТВОЙ ПУТЬ ОТ САМОЙ АРКИ И ДО ФИНИШНОЙ, ПОБЕДНОЙ ЛЕНТЫ, КАК ИЗ ЭВОЛЮТЫ В ЭВОЛЬВЕНТУ ПЛОСКОСТИ ПЕРЕТЕКАЮТ, ПРЕОДОЛЕЮТ НОГИ, РУКИ, ГОЛОВА И СПИНКА. ПУСТЬ МИМО БЬЁТ ПОСЛУШНАЯ ДУБИНКА; КОПЬЁ, МЕЧ И СТРЕЛА ТЕБЯ НЕ ТРОНУТ, В БЕССИЛЬНОЙ ЗЛОБЕ ПУСТЬ ТВОИ ВРАГИ УТОНУТ. КОГО Б НИ ПОВСТРЕЧАЛ, ГОВОРИ НА РАВНЫХ. ЧИСТЫ СТРАНИЦЫ – МЫ НАПИШЕМ СЛАВНЫХ.
Подумал про себя: вот повстречается мне гном иль великан, на равных говорить - не само(ли)обман?
Букет необычайных ощущений бывает слаще угощений. Я падал камнем - и трава поднялась лесом, взлетал - как будто расставался с весом, в малахитовой траве стоял босым мальчишкой, Луну шутя зажав подмышкой…
Евгения в приподнятом настроении я нашёл.
- Что ж, беру слова обратно, - говорит, - и поздравляю. Везёт же так не многим, нос не задери. У нас по плану марш-бросок, километра эдак тридцать три… Ты в брюках… шорты были. Погоди, рюкзак откуда?
Ответил, затая смешок: «Конвейерного хлебца прихватил, в неведомых краях для поддержки сил». - «Что ж, пригодится», - я ждал, похвалит он. Не дождался. Зато впервые наблюдал, как из чела рядового человека мысль выпорхнула - пернатая субстанция в виде облачка или каравая, вдобавок хлебушком запахло очень.
Пока следил, как облачко рассосалось в окружающей среде, ушёл учитель далеко вперёд. Семимильными шагами разошёлся он, угодил в поток незримый, и уж понесло его в широкую долину, как целлофановый пакет, бродяга-ветер буйный стелит травы перед ним. Я тотчас бросился в погоню, пока нашёл ту самую струю, отстал прилично! Вдруг замечаю - полезли ноги из штанин, укоротились брюки. Кто говорит «крылами обзавёлся», ввиду имеют, видимо, такое состояние.
С равнин повеяло ароматом трав, путь просто радовал! Дорога псом бросалась в ноги, проскальзывала колоссальными ломтями, и ломти походили на газет центральных жёлтые подшивки, растрёпанные дыханием времён. Невольно глаз ласкал просторы. Леса теснились меж долин, нетронутые реки полноводно и достойно делили сушу, и там, вдали угадывались горы. И уже казалось, силы нет, способной помешать походу через этот мудрый заповедник.
- Не разгоняйся! Под ноги время самое смотреть, на то и камни. - Мудрейший тут и сам споткнулся. Следом я, и покатились кубарем, лишь горизонта линия описала трижды полный круг. - Не ушибся?
Его забота была уместней, когда б избежали встречи с беснующейся толпой, с платными агентами, с кликушами и с провокаторами во главе. Однако ситуация иная нас нашла.
- Приехали, Евгений, - я отвечал.
Мудрейший оглянулся.
- Эти не забудут. Небось, все дни и ночи напролёт наметили нас караулить.
Кроме великанов, кто другой на пути у нас воздвигнуть мог «Маннергейма линию» - отутюженную стену из полированного гранита? Бросали вызов, не удалив следы дороги, хотя могли. Её стремнина уходила под массив, как бы говоря: я здесь была всегда и буду, а эти тяжкие каменья к вечеру в других местах окажутся нужнее. Так лопатой на огороде мы преграждаем путь жуку. Здешняя Лопата (или Заступ) протянулась на десяток километров влево, вправо - вряд ли меньше.
Ещё успел отметить я: после кувырков, сей мир прилично изменился. То - шли на север, тени впереди, и тень стены должна бежать на север… Как будто солнце взяли да перенесли… Так бутерброд кусают по ошибке, задумавшись, с противоположной стороны.
Я знал, Евгений, в довершение к известному, исполняет депутатские долги, погоны те пред избирателем обязывали иногда являться. Вот исчезновение очередное он и предварил: «Отлучусь ненадолго». Я не возражал. Но как посмел, да как отв¬жился старик затеять на избранника народного охоту? Неприкосновенность гарантируют закон, мандат и Президент, а тут - гляди: сморчок с зубами жёлтыми, остатки лёгких выплёвывающий между слов.
Вернулся мой Евгений на удивленье скоро, едва ль минута истекла.
- Вот так всегда: здесь дело тронулось с нуля, так там увяз. Вновь выборы грядут, и шансов у меня на срок второй не густо. Знакомец наш, поди, уж руки потирает в предвкушеньи. - Вздохнул Евгений. - Теоретически, ему задачу я могу облегчить, да ты-то как?.. Андрей, как ты? я спрашиваю. Пробьёшься в одиночку?
- Не уверен.
- И у меня не убыло сомнений. Начнём с простейшего.
Он оглянулся на препятствие и растворился в воздухе.
С четырёх сторон безмолвие упруго подступило, на редкость чуткое и хрупкое одновременно. Помалу скрадывая остатки леса, вздымалось марево над обозримою равниной. Далековато на востоке колбасил крыльями птах одарённый, о двух бандитски ненасытных головах. Я лишь пожелал - как бы подкрутил настройку резкости, и чудесным образом желание исполнилось. То был орёл с добычей в клюве, не в лапах почему-то; мелочь неразумную поймал-таки, так скажем, с добрую кукушку…
Однако, как легко я принял дар и в ведомости ничьей не расписался! Подобной остротою глаз похвастать может редкий старичок, хотя у половины дальнозоркость. А ведь она даётся, чтобы не беспокоил ум по мелочам, не шарил под ногами, выражаясь мягко. ИНОМУ ДАЙ ВОЗМОЖНОСТЬ, ОН И НЕБА НЕ УВИДИТ.
Я стал помалу озираться. Открытием доволен: здесь я продолжаю оставаться!! Коль так, пора порядки наводить. С горою, что стоит стеною, надо что-то делать; задрал я голову, кричу: «Эй, вы там, наверху! С дороги Заступ уберите!»
Чу - послышалось: то ли хохота подобие, то ли эхо.
Есть средство, коль со мною шутки затевают, - устроился на границе света и тени, развязал рюкзак пошире, стал ширпотребовским ножом ломтями хлебушко нарезать да куркумою щедро посыпать. Без устали нахваливать стал бутерброды, и долго не пришлося ждать,- тень в шлеме на земле тотчас заметил, на ровной линии бугор. Уж и вторая голова над гребнем показалася стены, а тени - на земле, у ног моих; но грянул гром - пропала. ТУТ ТЕБЕ И УДАЛЬ МОЛОДЕЦКАЯ, И ГОЛОД – ПРАХОМ, РАЗ В ПОДЧИНЕНИИ СИДИШЬ.
Едва буханки половину одолел, поднялся на ноги, гляжу окрест да пуще прежнего превозношу:
- От жалость! Бутерброд невиданный изобретал, да радость не с кем разделить. Первого встречного в соавторы могу определить.
И оправдался мой расчёт.
- Как это не с кем? - многократно повторилось горным эхом. - Волнуюсь исключительно, срок годности твой бунтеброт не износил, однако, как сапоги я?
Кто ж ещё? Сам Старшина, Рыжая Борода.
- Кричи, сам знаешь, не кричи - два часа, как из печи.
- Врёшь! Вот бы… - он закашлялся. - Отстань!.. Извини, то не тебе. Дружина оголодала, так сказать, не за себя прошу, за рать - голодную ораву.
Задираю голову.
- Ты нам дорогу заступил, а мы - корми? Чудно придумано, не правда ль?
Гремело - думал, дождь пойдёт. Тень подсказала: главу терзает неприятель - приятель с рыжей бородой.
- А не по вашей милости, скажи? Чтоб дело миром порешили сразу да по рукам ударили, - так ведь понудили по следу вашему тащиться да веред чинить.
- Миром, говоришь? Кто сейчас мешает?
- Попирать дружину мою славную как бросите… Эй, да где ж второй?
- Подкопы чинит.
- Считаешь, выйдет у него?
- Он у меня упрям, и отступления не знает.
- Тут и конец ему пришёл! - возликовал удачей Старшина, своим навешал поручений. Свистали ветры - руки потирал; присматриваюсь я - хребет так и просел, фундамент выветрился точно. Слышу сверху: - Ну, а как теперя? Бунтеброт даёшь?
Вытаскиваю две буханки, хлеб взвешиваю на ладонях.
- Ты мне товарища загубить решил, а я - корми рать твою?
Гикнул Старшина, шлем с чела сорвал да вниз метнул. Сила неведомая подняла и перенесла меня к подножию стены, самую малость мы со снарядом разминулись. Заглянул я шлему внутрь: носить - не подойдёт, а от дождя укрыться да коня укрыть - так в самый раз.
Из себя выходит Старшина, орёт чего-то, не пойму никак.
- Помедленней, если можно.
- Да как осмелился, зелен побег, ты матушку мою честить? - циклоп двуглазый проорал.
- Я сказал - рать твою! Твою рать!
- Смотри, если покажется ещё разок.
- Сам виноват. Поставил гору.
- При чём гора-то?
- Эхо горное. Искажает речи.
Старшина помешкал.
- Вон оно что? Не доглядел, прости. На очередном объекте монтировать не будем, хотя положено по смете.
- Разве вы монтируете эхо? - не утерпел я.
- А то!
Вышел я из-под стены:
- Спускайся сам, неровён час, недослышишь снова.
Они недолго посовещались там, как быть.
- К нам поднимайся, - слышу, - неохота богатырские царапати сапожки. Уж им-то через вас досталось.
- Куда ж я с хлебом? Нет, не поднимусь.
И Старшина со свистом сверзился с горы, шелом на место водрузил. Теперь границу тени обезобразили две головы.
На деле Старшина оказался уж не столь велик, - раза в два, чем сам я. Вдохнул он запах хлеба с трёх шагов - аж прослезился, вдохнул второй раз - слюнки потекли.
- По горбушке выделишь на брата - ударим по рукам.
- Горбушка великану что? Смешить изволишь.
- Хлебушко-то из Нулевого мира, верно? Коль боевых не производим действий, краюхи на год и троим достанет. У вас там хлебушку цены не знают.
- Твоя выходит правда, - соглашаюсь, - иная туша механизма зерна дороже, что колхоз собрал.
Кажется, заинтересовал.
- Козхол, колпоз, колхож… Заезжий лектор разных слов наговорил, ликбез по Нулевому проводил. Колом ходят или как? - Глаз Старшина не спускал с меня, дивяся, видно, что и другим ремесло известно великанов, ведь я нечаянно подрос. Подрос на шапку или две, недостало духу размахнуться дале.
- Дружиной всею, коллективом ведут совместное хозяйство, - поясняю, а у самого вопрос застрял. Однако, почему горбушку просит на троих, когда их четверо должно быть? Пал кто-то смертью храбрых, проворовался, был отчислен?
- С ума у вас там посходили что ли? Может та механизма чудная умеет осчастливить сразу всех?
- Грошики глотать без остановки, вот что умеет.
- Ну?! Дурную на кой шут смастерили?
Задумался я.
- Чтоб завидовали.
Схватил Старшина себя за бороду, стал думу думати. Товарищи его от нетерпения уж дважды по шелому камешком намекнули. Не слышит. Вдруг ударил по колену:
- Что Люцифер придумал деньги, про то известно: чтобы возревновали люди да воевали из-за них. Но чтоб с его подачи механизму-монетоеду?..
Опробовал шелом на прочность очередной булыжник. Старшина едва ль заметил, был потрясён настолько.
- Куда вы катитесь и с кем в обнимку? - воскликнул он. - Вот и ты: вступиться за коллегу не вступился, на бой честной меня не вызвал. Будь спокоен, весовую категорию я во внимание бы принял, не расходился б в силу полную.
И ведь точно! Как же прав он! Я закусил губу, где выход?
- Я как раз решаю, до каких пределов совершить помол, как тебя с командою в порошок стереть да не запылить одежды. Совет товарища мне пригодился б, - говорю. - Чтоб не обиделся, без его надзора начинать не стану. Сам-то не торопишься куда?
Бородищей Старшина тряхнул:
- Тут моя забота нынче. С царства-государства со всего по крохе собирал. Лучше обрати внимание на шедевр: ни выступа, ни трещинки; гарантийные поклоны, печати, сроки - честь по чести.
- Заметил, без изъяна. - Сам думаю: отсутствие Евгения пока нам на руку. Но запропал куда ты, друг сердешный? Не сцапал ли старик? - Меня от мысли этой в жар бросало. Не посмеет! Отчаявшись, я разослал почтовые тележки во все концы, на всякий случай. Руки коротки у них, сказал себе я, без должного, впрочем, убежденья. Оттуда нам грозят да эти тут права качают, - я пристально вгляделся Старшине в лицо. - Мы ноги унесли едва. Потерпел товарищ мой от тамош¬них врагов, а ты его за прах! За ни за что!
- За «что».
- В лепёшку, готов за грошик медный живота лишить?
Он опустил глаза, ресницами стригнул.
- Правила не я придумал. Заведено не нами, и не нам их править.
С депозита личного наличное презрение снимаю и ретрограду в физиономию швыряю: «Так ты из трусов, братец, первый трус?»
Вторично, едва ль не с головой, срывает Старшина шелом и с размаху оземь, - вулканом кашлянул хребет, лабиринтом трещин враз покрылся и в зарослях лещины, в верстах семи по курсу, орехопад случился.
- Интересуюсь, первого великана позорным словом костерить кто право дал? Смелости не находил до сей поры ни бузотёр залётный, ни массовик-затейник… - Откуда ни возьмись пал на великана Света Столб, из уст слова правдивейшие вырвал: «Ты второй, кто обозвал в отместку, да не со смелости, со страху будто».
- Это я со страху?
- Ты самый!
- Давай-ка, выходи на честный бой, как звал.
- Недомерок, сравни кулак свой с настоящим! Что на тебя нашло, ведь драться не хотел, когда я предлагал.
- Теперь не хочешь ты, выходит. Трус!
Нет, что-то тут не так. Теперь мы с ним – нос в нос, и кулак в кулак.
- Пожалуйста, потише. Мы ратуем за экологию бесед, миру не бывать без тишины. - И выпустил Старшина, того не замечая, мысль-облачко: «Ах, неразумное дитя! АВАНСОМ МОЛОДОСТЬ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ, НА СМЕНУ СИЛЕ МУДРОСТЬ ПРИХОДИТЬ ДОЛЖНА, ДА ПРИ СОВРЕМЕННЫХ ДИСЦИПЛИНАХ, КАК ВИДНО,СЛУЧАТЬСЯ ЭТОМУ СУЖДЕНО ВСЁ РЕЖЕ».
Подспудно я уже готов признать наличие карликов и гномов, коль для великанов отыскалась ниша. Замечаю, с горы съезжают двое - те, Солома да Колючка. Ниц падал я, прикладывал к землице ухо и вежды ясные смыкал. Подходят - фиксируют и обмеряют позу, обводят мелом, протоколы пишут. Косят на Старшину с опаской, таланты превозносят и добродетели его; особой чести удостоены прилюдно удаль богатырская да смелость живота лишить миролаза, вопрос на голосование не вынося.
- Насмерть одного хоть? - Торжествуя, Солома шёпотом спросил. - Давно пора, доколе цацкаться нам с соискателями? Расплодились больно.
Я стал менять сценарий на ходу, пусть погеройствуют с минутку, словоохотливости фазу в положении подобном пресекать не стоит. Промедление с ответом Старшины атакой объяснялось: его из колеи привычной Столб Света выбил. Потому похаживал вокруг меня Колючка да планами делился натощак.
- На Чудесном Поле давайте одного зароем миролаза, но, чур, чтобы не заставляли после извлекать. В прошлый раз нагнал таких мозолей, что рук не чую до сих пор.
- Кто ж против? - соратника поддержал Солома.
Я сквозь ресницы лицезрел, как из себя выходит Старшина, - их едва не стало двое; элементарный метод деления клетки здесь выглядел едва ль сложнее. Первый великан умолял заткнуться, это отлично читалось по губам. А подчинён¬ные внимать привыкли лишь приказам явным, громогласным.
Но как ко времени я поднял голову, стоило маневр Колючки раскусить. Он осмелел настолько, что решил «убитого» копьём легонько потревожить. Известно большинству, какой эффект произведёт травинка, если ей позволить пощекотать в носу… Перемахнули мигом через гору великаны и долго не решались выглянуть из-за бугра.
Освободился к тому времени и Старшина, лишь проводил очами Света Столб, так и присел подле меня.
- Слыхать что?
- Товарищ говорит, выберется дня через два и тогда покажет, где зимуют раки.
- А мы знаем, где. - И особым знаком Старшина приказал своим прижать сильнее: ладошкой эдак, вертикально. Весь массив тотчас саженей на десяток в почву и ушёл. - Теперь что скажет твой приятель?
К землице ухо прилагаю вновь:
- Не раньше, чем через четыре дня.
Циклоп двуглазый радости скрывать не стал, заговорил про зубы у приятеля, у Миролаза некого, а сам гранита погружением в твердь земную продолжал руководить. Вдоль стены нешуточной прошёлся я, напустив вид простака, фломастером по горизонту линию провёл на уровне плеча, и хулиганство мелкое прошу не засчитать в банальность. Человека надобно спасать, пока великан из первых празднует победу да караулить помогает мне рюкзак.
Тут я нашёлся, предлагаю прогуляться и для ристалища местечко подыскать. Жизни признаков особых Старшина не подавал. Лишь подхватил рюкзак я - он увязался следом. Топочет сзади, блесну как будто заглотил, разнашивает неуклюже сапожищи, а солнце красное в зените. Где ж ты, Евгений мой, дружище, где? С любым сценарием я готов смириться, не попади лишь к старику. И поспеши, стена вот-вот просядет, путь освободится, дела придётся ладить…
- Что за старик? - осведомился Старшина.
Вслух неужто помечтал? Утратил бдительность совсем; ни одна тележка, каких ни изобретал под грифом «Срочно», до адресата, видно, не дошла. Собственно, ремеслу переброски объектов через границу обучить Евгений не успел. Думаю, к себе вернуться я сумею, в Нулевой, как говорят здесь. Но как оттуда ноги уносить? - С остервенением, носком кроссовки ямку рыл я.
- Баланс нарушишь уровня грунтовых вод, - заметил бдяще первый великан.
- Не боись, закопаю скоро. С тобою вместе, пусть только выскользнет товарищ из полона.
И стена рывками проседала, по вершку на каждый взмах руки его, за каждым словом. Положительно, в нём пропадал талант если не дирижера, то куратора на стройке:
- Не по летам ты дерзок на язык, что ж, поглядим, каков в бою… - Источник смелости его растущей я усмотрел в пропорции известной: чем глубже их гора просядет, товарища «придушит» моего, тем и возможность принять бой отодвигается во мглу столетий. Кстати: «уровень грунтовых вод» сюда вполне подходит.
- Что ж мне приятеля в шахтёры отравляешь, Старшина? Он с глубины такой ещё не возвращался, но верю я … - Сам отмечаю: тень-то отступила. Так скоро и стена не выше деревенского забора станет. Вот бы Евгений-Свет Васильевич блеснул сейчас забралом…
Меж тем, край этот мне понравиться решил; ТАК НЕДАЛЁКАЯ ДЕВЧУШКА ПРЕЛЕСТИ ОБНАРОДОВАТЬ СВОИ СПЕШИТ. Зарницы над низинами полыхали, выше лесов вздымались воды, из струй подвижные кристаллы высекая; незримые в лугах очнулись флейты, серебром ожили колокольцы… Дурманил воздух и пьянил, я словно растворялся в этих запахах и красках; все трудности остались позади и грешно покой нарушить этой сказки. Всё это здорово, конечно. Господь в родном краю мне кучу испытаний приготовил, - я сбежал, пейзаж промышленный невозмутимо предал. Да и тут, признаться, гостеприимством докучают, но как-то в шутку. Сказка, одним словом.
Сам не свой, загонял и Старшина своих: найти, доставить, кровь из носу, Сикпенина. Не слышали? Мне показалось, что не услышать невозможно. Нашли - ведут, и узнаю: тот самый, что мост спиною подпирал.
- Ну-с, предъяви уменье, практикант, как хлеб положено делить, чтоб по заслугам каждому, и чтоб на всех хватило. - Ведь знал мерзавец, в данную минуту глаз не спускал с его нахальной рожи я. Поэтому заговорил, не утруждаясь поворотом головы: - Так как насчёт горбушки, хлебушка краюшки? Как сказку новую начнёт Сикпенин, не задержи бояна с поощреньем. Таланты воздают сторицей, уж не поскупись. Мышцою потрясать не диво, а потряси-ка щедростью заморской. Поди учили в школе: голодных накормить - чем не благое дело?
Рюкзак на плечи, - я на исходную подался. Туда, где поддомкраченным «эльбрусом» дорогу нашу прищемили.
- Куда же ты?
- Со мною номер не пройдёт. Пусть тренируется боян, за прямоту простите, на валунах естественных да наук граните.
Под открытым небом нешуточные страсти разгорались: одного повестка дня не утоляла, другого протокол; которого который проколол - в свидетели я к ним не набивался. Совсем не знаю тех, кто на собрании великанов отличился: не зашибут - так покалечат. Пока лечат от напастей ноги, я и не думал изменять дороге. С одною мыслью, как учителя призвать, я сердцем выкрикнул: « Евгений-свет!» - Пока не знаю, как приключилось, что кто-то моему желанию пошёл навстречу. Видения пришли: казематов план… растаяли вдруг зеркальные поля-перегородки, дымящие предстали взгляду сковородки, мангалы, колбы и реторты. Сладчайшие витали в келье мага ароматы, с несчётных полок, из сосудов непропорциональных, таращились диковинные твари. Самого мудрейшего в облаке из паутины разглядел, хватаю нож разделочный, лабораторный – и давай полосовать…
Учитель передо мною возник, перехватил разящую десницу, чтоб не пораниться. Явился, мне кивнул, говоря кому-то: «Следующий».
- Не помешал? - Напрасные слова я выдохнул напрасно.
- Избирателей приём у меня по плану… (вот за что Евгения люблю: горазд на оба фронта!) Однако, что это с горой?
- С зубилом да молотком отбойным, это не гора… ладно, после расскажу. Нам срочно на ту сторону пора перемахнуть.
Помогли друг другу на хребет взобраться, совершили доблестное восхождение и спуск, пока нас не хватились.
- Мог и без меня, я нагоню.
- Правда? Я считал, присутствие всех членов экспедиции принципиальное значение имеет.
- Извини, сейчас там избиратель постучится и войдёт, а в кабинете никого. Задержусь немного. - Исчез Евгений прежде, чем перекусить я предложил. Разумеется, оно не так: в Нулевом ему и кофе подадут, и бутерброды. Вот если б время измерялось в тоннах… Текучка Нулевого всякого заест: сплошная полоса препятствий и забот заборы. Минутки нет для размышления в тиши. Замечательно другое: старик округ оград высоких голодным волком рыщет. И ещё. Евгений знает, что вернётся. Он обязательно догонит.
По эту сторону Лопаты следы усилий титанических являла местность. Знакомые нам зодчие, кто в диспутическую крайность впал, на славу потрудились. Не говорю о красоте, свидетельствую о простоте решений. Им ведомо зубилистое Слово, коим колют скалы, ровно сахар кусковой, и из фрагментов неприступный поднимают монолит. Чудесным способом расшиты швы, отполированы полировальным Словом. Куда ни глянь, покоятся обломки скал, не пригодившиеся в дело.
Я и схоронился за одним из них, прерваться стоило собранию. О том сообщили дружный топот и прямой эфир.
- Он далеко не мог уйти.
- Обыскать площадку.
На другую сторону скалы я переместился плавно, устроился на выступе, лицом к «эльбрусу», верней, к тому, что от монолита на поверхности оставалось. По самый гребешок они втоптали стену; без посторонней помощи преодолеть её теперь мог и маг, и неискушённый путник.
Великаны начинали заводиться, и я, сама наивность, из укрытия шагнул, рукою атмосферу потревожил: «Когда трапезничал, где вас носило? Хотел вас угостить, а вам всё недосуг. Однако засиделся, в путь пора».
Рыжая Борода опешил, несуразно дёрнул головой:
- Как так? Однополчанина бросаешь? Запоминайте, тугодумы, - кивает на меня, - так поступают люди Нулевого.
- Что предлагаешь? Попутчик и товарищ мой, может, год потратит, чтобы из полона выйти. Мне год терять? - возразил я. - Вернусь, конечно, и не раз. Пока в разведку двину, с кем не знакомился ещё, прикину.
- Ага, ступай себе, прикинь, а мы тут всё местами… - Колючка начал было. Рот ему забила боевая рукавица Старшины.
- Ступай смелей, разведай и нам всенепременно сообщи чего. А мы приятеля покараулим твоего. Знаешь, - Рыжая Борода впервые улыбнулся, но ехидно так, - любопытство разбирает самого, каким он выкарабкается и когда. Но ему-то хлебушка оставь хоть. Без спросу мы не тронем, слово офицера.
- Отлично! Целую бухань в обмен на сведения.
- Так говори, мы выслушать готовы.
Мне торжество момента подчеркнуть хотелось, да не прогадать в цене.
- Кто там свирепствует ещё, если не бросать дороги этой?
Как стали великаны подначивать друг дружку да многозначительно мычать, так я и понял: для ушей моих готовили сюрприз.
- По справедливости, участок в ведении нашем, и не припомню, чтобы кто претендовал; приватизировать собрались было - нам за так отдали. По сути дела, с тех пор это мастерская наша, где берём заказы, исполняем, голов не поднимая, - ответствовал циклоп.
- Разве не с вами мы встречались у мосточка?
- Прости, запамятовал. Для разнообразия у нас там точка, так сказать, по совместительству переправу держим.
Буханку я на вес прикинул. Заодно подрос чуть, чтоб говорить на равных.
- Если обманули, головы сверну. По рукам? - И протянул гостинец.
Они на всё согласны: в съедобный сувенир вцепились радостно глазами, спорить стали, которая горбушка чья. Рыжая Борода не вмешивался, соблюсти формальности ума достало.
- Щепотки соли не найдёшь? – опомнился в догонку Старшина.
- Борща спроси ещё, и миску огурцов. Короче, некогда, ушёл я.
- Сказку-то будешь слушать? - только и спросил циклоп.
- Не надо сказок. Вот вы у меня где… - И рот захлопнул я поспешно. Предупреждал учитель: в походах пробных проявлять особенную осторожность надобно в словах. Нате вам, едва не усадил себе на шею великанов!
Я с удовольствием отметил, как они расселись чинно вокруг буханки хлеба. Лишь травить Сикпенин зачал сказку, я задал стрекача. Но что-то с брюками случилось: теперь они идти мешали, и я подкасывал их всё выше. Далече точно не уйдёшь. Положим, час какой будут слушать практиканта, потом начнут делить трофейный хлеб… и догонят мигом, - с них станется.
На скалы обломок восхожу, окрест оглядываю полководцем. Невиданная открывалась даль… то есть, как ни старайся, развернуться не дадут. Зато подметил, что дорога забирает круто вправо. Глядь - прочие дороги, как линии сбегаются на горизонте в точку, прямохонько к четырём дубам, и точка эта сильно смахивает на укрепленную заставу. Подробности поведать не осмелюсь, но то, что там заметили меня и бравые наводчики зашевелились, могу поклясться. Арсеналы здешних крепостей проверить на себе пока не доводилось; коли там орудия готовят к бою, то я молил лишь об одном: чтоб не картечью…
По сложившейся привычке резать угол и пошёл. С огромным уважением обошёл воронку, на дне которой летаргически залёг неразорвавшийся снаряд. Судя по музейной этикетке, что прилагалась к корпусу, пережил он не один десяток случаев несчастных смены власти и вполне счастливых. Возможно, выронили премет сей предки тех, кто нынче, с молодецкой удалью, уточнял прицелы. И главное - канониры угодили точно посерёдке; даже не представляю, с ка¬ким свистом буравил твердь воздушную прошедший ОТК фугас.
Однако, не померещился мне свист. Я заслонил глаза от света, стремяся разглядеть снаряд в полёте, ядро иль что там есть у них на вооруженьи. Залечь и переждать - мне не шепнули. На родину вернуться проще. В лапы к старику… Подумавши, что мы имеем? Льготную - горящую путевку, как нарочный, мне случай предоставил. На передовую. Долго ль проторчал на месте этом, уж не знаю; у ног моих в пыли купаться мышата подустали. Лишь поднял голову - и вздрогнул: вражеский снаряд не горизонтами ходил, он отвесно падал. Однако, я успел подумать про мышат: они-то здесь при чём? Когда ж когтистый коршун взмыл с добычей, я в прошлой фразе поменял акценты. Тут до меня дошло: с заставы не палили вовсе, подпускают ближе, а я застрял, чем у наводчиков посеял раздраженье, и слышу будто: «Ну, иди же».
Пришлось рюкзак снимати, небесный бронежилет искати. Псалом 90-й: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…» нахожу в блокноте. С молитвою этой воины славные по фронтам хаживали - царапины не нашивали. Слова верного да не заменят уставы, «берег левый, берег правый»…
Молитву сотворил я и героя грудью на вражеские попёр редуты. Штаты не к войне раздуты, мочегонно враг бежал, а не спрятался который, тем пришлось ответ держать. Глазом не успел моргнуть, всем квартетом в плен сдавались трёхметровые детины, шерсть торчком покрыла спины. С вековых дубов спускались, шли навстречу, полагаясь, что в каком-то из веков заключалось соглашенье к пленным применять решенье…
Проясняться тотчас стало, эхо задом наперёд, впару с ветром пробежало; некто голосом моим на «таможню» накричал: «До сведения велено довести расписание штатное, не совсем приятное, немного сдобное, почти съедобное».
Свист оборвался лопнувшей струной, и под рекламные щиты «таможни» потянулся падкий обыватель. Как призраки людей торговых, явились мыслеобразы, чтобы засвидетельствовать факт. Блокнот неспешно открываю, многообещающе строй обхожу. Головы бритые, рожи немытые, просят подаяния нищенские одеяния - на латке латка, во всяком движении воровская повадка.
- Какие-растакие имеются должности в наличии, коррупции разряды да знаки отличия?
- Мы, батюшка, вообще-то соловьи, вид повседневный, густораспространённый - говорит один, - да на ту беду нашлись завистники, напраслину возвели. Напраслину кто возвёл, по сей день не ведаем: раз в три дня обедаем. Служебного расследования не назначали, а было бы то к месту. Разбойниками величать стали, будто тут таможня главная. Смех! Есть куда покруче.
- Разве не ломятся от изобилия терема ваши? - спрашиваю, грозно листая блокнот.
- Ступай да сам смотри: что есть - второго сорта, курсы по переклеиванию ярлыков не проходили. Да что это я? Ты ведомость потревожь, гарнитура цельного не наберёшь, - как гриб на просеке. Так, с бору по сосенке.
Слушаю старшего говоруна, а сам в уме складываю да вычитаю, расстановку сил ломаю.
- Вот что братцы вам скажу. В мире стало неспокойно: что ни день - терракт и войны, идут с запада купцы, завалить хотят товаром. В помощь вашим кочегарам я послал троих ребят; хорошо - не подлецы: жгут подделки день и ночь… отравилась шефа дочь, сын печением объелся, телевизор загорелся, на жене дубленка косо… Самому как на кокосах мне диета надоела, потому покончить дело приказали наверху. Нас хотят рубить под корень. Есть приказ поставить шкворень - свой, пока не закрутила ласковая вражья сила. Надлежит вам в сей же час пост покинуть, это раз. Кто покрепче, - мчи вперёд, на сто первый поворот. Перекрёсток оживлённый слабо там укомплектован: всё запружено товаром, а владельцев скипидаром бог торговли распугал… Двое прочих, кто не круче, в лес ступайте во дремучий, в жизни общества пора принимать участье тоже: брейте же друг другу рожи, чтоб на свадьбе службу нашу вы представили не хуже, чем ины профессора…
«Брейте» я сказал, придётся - и свидетелей найду. Налицо профнепригодность, глохнут рати на ветру. Хоть приказы отменяй, ворога врасплох застав: заставы личный состав букву «Р» не углядел. Отдохнуть от ратных дел им не скоро доведётся… Что ж, как издревле ведётся, в местный монастырь не смей с заграничными чулками.
Мне попало - я в сторонку, чью-то раздавил коронку. За разумного пределы вышла драка в беспределе. Победители сыскались, половчее показались: с ног, с довольствия и с толку сбитых, разве только не убитых сотоварищей своих метят мне на попеченье.
- Где я наберусь печенья?
- С нижних полок собирай, как поднимешься - направо. - И ударили во все лопатки, по дороге без оглядки. Пыль подняли чемпионы - впору протирать иконы…
Но чихнул отважно некто, невидимкою затих; в библиотеке его личной с полок книги полетели, - в многозвучьи карусели запропасть способен стих. Всестирающей десницей сметены со сцены факты: летописец, казначей, писарь, друг ли, враг ли? - кто мелькал посред очей?..
Наважденью место было. Изучать приметы стал, - на заставе я, как прежде, всё на месте вроде, да недостаёт чего-то. Руки чешутся, и вот я занятие подыскал. В перевязке раненых упражнялся до той поры, пока не убедился, что без посторонней помощи им не подняться. Более из уважения, чем остерегаясь шума, забил рты кляпами да в погреба глубокие опустил обоих. Отправился хозяйство принимать, учёт квадратных метров произвести. По сейфам только полез, как задрожала тут земля, как брызнула с дубов листва. Из дупла нос высунул, глядь - непревзойдённый Старшина лупит впереди, прочие выдерживают дистанцию, топочут стадом. В зеркало, при входе справа, загляделся мимоходом. Ба! Знакомое лицо, великаны за своего признают вряд ли. Но полюбуйтесь: сами хороши, воспитание прахом. Сколько в детстве ни долбили, что тесен чрезвычайно мир, потому дороги и ведут с запасом. «По газонам не ходить» - так и не задержалось под шеломами, ни грамма. Рыжая Борода пошёл резать угол, буквально по моим следам.
Я оценил машину, которая имелась в распоряжении заставы, запустил компрессор да бить короткими очередями по сапогам стал, не подпускать же дружину к объекту без охраны. Для летописца, полагаю, данный эпизод не породит противоречий крупных: «Личный состав заставы принял бой неравный, и сопротивление подавлено единственным предметом было: кто говорит «шелом», подразумевает «шлем». Что правда, то есть правда: шлем богатырский вдребезги разбил воздушную машину.
- Что, сволочи, своих не признаёте? - раздалось снизу. Тряханули дуб - зевнула отскочившей дверцей печь. Я сажи зачерпнул совок, метнулся к зеркалу - и маскировать давай изображение своё, однако зеркалу мои попытки напрасной тратой времени казались. Швырнул совок из помещения вон, на голову накрутил бинтов да вызвал лифт. Точнее - вывалился на руки Старшине, почти без чувств.
Ротозей едва не выронил, - пришлось в сценарий привнести поправку. С полной выкладкой вёрст несколько учесть необходимо… тут где-то пригодилась бы запятая. Или даже марш-бросок.
Не своим голосом я мычал - повязки через и бинты, чтоб сбить погоню с верного следа.
- Толком говори, - гаркнул Рыжая Борода, передавая дальше эстафетной палочкой меня. В других руках оказавшись, я к красноречию прибег:
- Шёл тут какой-то, калечил в поединке, иных в заложники определил. Да ещё на словах просил передать, что вскорости вернётся и вздует за обман.
Все четверо выдохнули в одно слово: «Что?»
- Да он сам обманщик первый! - Старшина вскричал. - Мы, честь по чести, ритуал над хлебушком провели, Сикпенин басню новую сложил. Вскрыли хлебушко-то - а внутри пусто, чтоб ему было пусто!
- Вот и я говорил своим: не связывайтесь с соискателями, не злите парней. Не смотрите, что один зелёный; они нынче, через одного, одно и умеют: ногами вышибать мозги… Бедная головушка моя! Знал бы - пусть бы шёл себе мимо.
- А инструкция? - перебил Старшина. - Хочешь, чтобы соискатели хороводами у нас ходили? Одно радует, Синдбадскому крышка. - На своих зыркнул: - Что, напужались? Мы ж не соловьи-разбойники - без роду, без племени. У тебя, Колючка, второй разряд? Как сопляка поймаем, зови на бой. Побьёшь наглеца - третий запишем… ась? Не рад? До скончанья веку мне тенью оставаться положил?
Копьеносец робко переступил с ноги на ногу. Не сразу разобрал я, кто из них Колючка, кто копьё.
- Так это, со вторым спокойней. Третий разряд каждую луну подкреплять надоти, а у меня от школы забывчивость хронически застряла.
- Что скажешь ты, Солома?
- Что говорить? Много ли скажешь? А скажешь мало - что говорить? Не, я и второй разряд не подниму. Я, если по секрету, в отхожем месте просидел два срока, пока пятёрочники науки кремень грызли. Будто зубы не пригодятся впредь.
Плюнул тут Старшина на это дело.
- Что ж мне самому идти под поезд? А сыскать Сикпенина мне, живым или мёртвым! Где пасётся наше племя молодое, неуклюжее?
Бросились Колючка с Соломой Старшине за спину, вытолкали пред очи ясные практиканта.
- Всё прячешься, инородная душа? Не мог буханку расшифровать по весу, от пустышки отличить?
Сикпенин виновато улыбнулся:
- Её из рук не выпускали вы-с, Старшина…
- Попросить не мог?
Практикант согнулся в три погибели, рукою челюсть призакрыл:
- Однажды по зубам уж получил, спросивши.
Ударился в воспоминания Рыжая Борода, припомнить случай восхотел один хоть, когда это промашку в воспитании он допустить изволил. Как видно, не сумел, из-за чего рассвирепел на ровном месте, за меч хватался, как за грудь сердечник. Едва пар сбросил - на дуба нижний сук присел.
Дуб поддержал кандидатуру, но мнение своё озвучить не спешил, пока другие норовили.
- Сикпенин дерзости научен кем? Выходит, виноват кругом один я? - Причалила к шелому Старшины средней упитанности тучка.
- Виноват частенько тот, кто много на себя берёт, - вмешался я. Разлад в рядах противника не вылезет коль боком, то службу может сослужить.
- Поди, давненько за уши не драли вас! Одни поэты скоро расплодятся тут, а прокормить их чей возьмётся институт? Мир катится куда-то не туда, и виной тому пришельцы. Они, как черви, проникают к нам да точат яблоко чужое. Ну, ничего, - смягчился Старшина, поднялся в рост. - Нам только этот день прожить да прохиндея изловить. Придумал я, как посчитаться с миролазом. За мной, орлы…
Как в документальном фильме скоротечном: столб пыли, грохот - и его с командой только мы видали. Краем глаза замечаю тень: как будто нечто оторвалось от меня и обособилось, родное плоть от плоти, лишь нить чистейшего серебра пульсировала харизматично и силилась воссоединить ипостаси обе. Физически, на ощупь то есть, росли мы из одних кроссовок.
Приглядевшись лучше, я в существе признал себя, каким был отроду лет, так скажем, десяти. По обыкновению, я был уже готов смириться с очередной загадкой, да день сегодня выдался особый. На языке нашёл единственное слово: «Совесть». Вон оно что!
Заговорила Совесть голосом нездешним: «Допрыгался, бодливый? Разогнал всю сказку, мечте на горло сапогом. Не ты ли грезил под корень извести Злодея, очередную сказку услыхав из дедушкиных уст? Но как, в контакты не вступая, различить собрался, мутанта от Горыныча, волшебника от колдуна и бюрократа от слуги народа? Запомни: как здешние знаменитости поразбегутся, и я уйду, куда глаза глядят. С тобою каши, кажется, не сваришь».
К пинкам пора привыкнуть: да обстоятельствами не принято толкаться в спину. Но уж будет вам, с чего-нибудь начнём.
Лишь малость осмотрелся, тотчас чаю незаконно вскипятил, в стакан мурзатый налил. Пока напиток остывает, решил разобраться с производителем новейшей газовой плиты, что украшением утвари кухонной прям-таки сияла, и дату выпуска заодно установить. Подводка гибкая, а это вам уже двадцатый век, на издыханьи! Чуть наклонил, плиту стал по оси крутить, - откуда ни возьмись, гость припожаловал. Гляжу - из блюдца, обжигая губы, прихлёбывает кипяток Евгений.
- Прости, не заметил, как вошёл ты. Как продвигаются на депутатском поприще дела?
И обратился вдруг Евгений-друг в старика презлющего, с лицом землистого оттенка, с сопливою бородкой, в обносках жалких. Фольги от шоколада извёл для звёзд портной изрядно, вид респектабельный придавая балахону; рукавов обношены края до степени последней, и грубой штопки повсеместно наблюдаем мы следы.
- Имя кто моё открыл тебе? - прокурором проскрипел старик. Зелёными ногтями в атмосфере помавает, свирепые и чужестранные слова впечатывает в общежития кубометраж, - поплыли воском зеркала, проём дверной восьмёркою свернулся да в три погибели потолок просел. Почудилось мне, нет ли, – сам пятисотлетний дуб брезгливо содрогнулся тут от мерзопакостей таких.
Как на десять строк назад вернулся я, собственную речь стал изучать. Существительных имён не густо, «дела» да «поприще».
- Из инкарнатов имени моего никто не знает. Сам забудешь али помочь? - шипел старикашка, сабельку кривую вынимая да ножку утверждая на табурете. А сапожки-то знатные, просто загляденье: может, в моду быстроходы, может, валенки-уроды, быстроступы-попиратели, авторитетов трамбователи.
Самую малость подрастерялся я, просыпал на столешницу печенье из кулька, сам не притронулся: уж больно цвет пришёлся не по нраву.
- Угощайся, раз явился. И отвечай, что привело тебя сюда, Поприще, лукавый чернокнижник?
Он вскинул брови, саблю опустив:
- Не принято у нас на мой вопрос своим вопросом отвечать. В обмен же на услугу малую, я правило нарушу.
- Какую же?
- Двенадцать долгих лет и зим я паутину ткал, что с виду облако напоминает, и ей равных было поискать. Гордился я творением, завидовали и восхищались знатоки, пока какой-то выскочка, сопляк зелёный, не порубил её в куски. Но достойнейший нашёлся, тебя гораздо старше и друга твоего, поди. Подсказал, чьих рук дело.
- Я даже знаю, кто донёс. Да вы с ним на одно лицо! - Действительно, сходство колдуна с любителем «Данхилла» было просто невероятным, разве что тот был вдвое выше. Связь они держать могли и через сны: кукловод лишь дёргал за верёвки. Например, меня никто не дёргал, потому и мысль летит свободно: - Попривыкали! То стращать, то запрещать. И сами не живут, и прочим не дают. Но юные придут и камнем вынесут у Здания законов мёртвых окна.
Он нетерпеливо саблю отложил в сторонку, дал понять, что на уровне очередном прочность стали обманчивою может быть, скорей балластом.
- А съел ли горечи, нужды ты столь, сколь сладости средь изобилия, чтоб говорить со мной на равных?
На занятьи прошлом учитель освещал ответы на подобные подвохи. Промежуточный экзамен выпал, так и отвечаю: «Два взгляда на предмет один поныне существуют в мире. Пропагандой и обманом одни заставили других горбатить на себя, себе конечно позволяя иметь в достатке преизбыток. Но других чем лучше ты, изворотливый проныра? Не одолжил ли крыльями Создатель, чтобы, летая, понукал? Не наблюдаем что-то. Укроти гордыню, пока не довела до черты последней. А по сути, выглядит всё просто: КАБЫ СО СКРОМНОСТЬЮ ПОЛАДИЛИ ОДНИ, НУЖДЫ НЕ ВЕДАЛИ Б ДРУГИЕ».
Внезапно спинка моя взмокла, - это грудь мою веждами кудесник принялся сверлить. Ладошки подставлял я, чтобы стружечки подобрать все, до единой, чуть поспевал прилаживать обратно. У поединщиков есть один приём: сражаясь, нить разговора не терять; ему я и последовал.
- Что за услуга? Речь о чём? - Пусть не истребитель, и не в бою воздушном, но оппоненту спеси не мешает сбить чуток, и подуставшему «сверлу» я новую подыскал работу. Из запасников фрагмент стены на время одолжил у великанов, жилет гранитный водрузил на плечи, как учил Евгений.
Противник всё ещё пытался запустить станок, менял резцы и буры. Скажем честно, труд напрасный: в сфере той, где я вносил поправки, морковка вырастет едва ли. Злодей предположил, без учителя и шагу не ступлю я, спасую аборигеном перед? А вот посмотрим. - И дал фантазиям своим свободу. Колдун у меня прошёл сквозь пылесос, через насос водонапорный и центрифугу, держался сразу молодцом, лишь на последнем испытаньи соскочил. Занятие прискучило, возможно; возможно, с головокруженья подобрел. ИСПЫТЫВАТЬ СУДЬБУ НЕ ВСЯКИЙ СОГЛАСИТСЯ ДВАЖДЫ.
С великим подозрением колдун на угощенье глянул.
- Ты пуговицами, зелен побег, кормить постановил? Премудрости внимай, пока я добрый: для гостя лучшего вина достань из погребов, яствами, разносолами уставь столы. Конечно, некоторую сумму придётся в банке занять, пояс подтянуть слегка. Зато о щедрости твоей заговорят в столице, а там, глядишь, молва шагнёт через границы, и пост тебе положат, и оклад, и погостить чиновник всякий будет рад…
Пока влачилась лекция, план у меня созрел. Набросив на себя личину мерзкую лакея, смёл пуговицы в табакерку, к разнокалиберным бросаюсь шкапчиками, печенье фабрики «Спартак», леденцы от «Коммунарки» нахожу и шоколад, и дату выпуска на оном. Вот те на: в тот год попортилось товару от жары несметно, но, бога не боясь, отправили в продажу. Включён обычный механизм, и следствие в зародыше убило дело. Каким законом и каналом просочился убитый шоколад сюда, тем более расследовать никто не будет. Пока не подозревают нас, легко уповать на справедливость, а как до «Дела №» фактов наскребут, то не про нас понятие это…
Гость опустевший протянул стакан.
- Не мог я так проголодаться, выходит, бизнес-порция мала. Да, и не пожалей заварки. Так вот, после смерти в Нулевом, место моё знакомец ваш займёт.
- А вы, господин хороший, стал быть, на повышение?
- Здесь я задаю вопросы. Что за дурацкая манера? Вла¬мываются, когда хотят, поднимают на ноги всех и вся. Вы нас за дурней не держите! Пока добром прошу вести себя, как подобает временным гостям.
- Кто сказал «временным»? Вторые сутки я пускаю корни. И передайте старику: пусть поцепляется за каждый жизни миг. Коль повстречаю, он у меня устанет кувыркаться, и это… глотать паяльники, булыжники дробить.
Смерил взглядом Поприще меня:
- А если серьёзно? Зачем тебе наш мир, когда ждут ангелов миры? В своём ты по счетам не заплатил, беги отсюда - туда, где личные дожидаются враги. Что пользы обзаводиться лишними, сверх норматива?
- Послушать вас - тоска… - Я не закончил фразы. Иначе впрямь возьмёт. И тут припомнил я кусок стекла, каким поранил ногу. - Вот и пересеклись пути. А я всё голову ломаю: где видеть мог твой нежный облик?
Тут руки колдуна вдруг вытянулись неимоверно, за горло брали слишком образцово. За дело взялся он сурово, а не дышать меня не обучили, вот что скверно.
- На кого работаешь, сопляк? Чистеньким остаться вздумал, а прочим - в общий котёл негодной плазмы, шагом марш? Я так понимаю, потешиться возымел охоту, удовольствие смакуешь… Да мы, все вместе, так отделаем, что в аду не сыщут места.
- Руки коротки! - огрызнулся я, срывая крючья его пальцев.
Точно на резинках, его хваталки в мощи вклинились, а локти выперли сквозь спину. Колдушка в травме производственной забился, захрипел. Сторонний наблюдатель нашёл бы сходство с гимнастикою у станка. Но в случае подобном инспектор строгий отчитал бы за уклонение от нормы и дурной пример.
Вид принял визави мой - как будто выдохся, обмяк, да изловчился и пауком набросился опять. Перехватив ручата, теперь я их не отпускал, а стал переправлять помалу (и получалось ловко!) в прицепов мир, где с перегрузками не шутят. Один из пальцев угодил в сценарий с пьяным трактористом, кто по деревне нарезал круги с прицепом дров. Не мог загнать, опохмелюга, а пар валил уж через уши…
Зубами Поприще скрипел, но держался молодцом, из сил последних… И тракторист - братишка-инкарнат, с кем родились и движемся единым временным потоком, берёзу зацепил бортом. Затем на бордюр вскочил прицеп, - заставы тенистую прохладу крик окропил.
- Довольно! мочи нет! Ты б отпустил, Андрейка, век буду благодарить и помнить!
- Клянись же именем своим!
Опешил он и дух едва не испустил. Чтоб уцелеть во рту костлявой (уж слишком близко подобралась), пожертвовал старик частицей сокровенной, о гордости на миг забыв. «Клянусь! Я именем моим клянусь», - торжественно, как на приёме в пионеры и я однажды произнёс.
- В знак примирения, подай-ка мне сию минуту карту мира здешнего - со всем, что где живёт и движется.
На лице у колдуна не дрогнул ни единый мускул:
- Нет карты ни у кого такой.
- Есть, - равнодушно возражаю я, другого и не ждал. - А ну-ка, покажи свою!
Замешкался тут он маленько, лицом повис над эшафотом и косит глаз на палачей… Тогда им тайны не открыл.
- Давай, давай! Кто ищет встречи, долго ноги бьёт. Ты единственный, кто без ошибки мои координаты вычисляет.
- Твоё предположение не имеет почвы.
Я выглянул из дупла наружу.
- Почвы предостаточно. Где наш усталый тракторист, не задремал ли за рулём? Конечно, ты не мог читать «Прощай, оружие».
- Прощайте, кубики! - К моим ногам колдун швырнул диковинное устройство. Возможны совпаденья, как возможны и пробелы в системе стройной, со шкалою Рихтера, но тряхануло подиум до звона рюмок и стаканов. Сей негодяй метнул комплект, точь-в-точь, как у Евгения дражайшего, метнул в бессильной злобе, имуществом не дорожа, точно разбить собрался. Мне ж тем временем пришла подсказка: «Бери их, береги и изучай, как работать с ними».
Чутьё не подвело. Я поднял кубики - горячие, как из кипятка достали, мне стоило огромного терпенья, чтобы удержать предмет сей, и только, для отвода глаз, глаза отвёл. Дивяся безмятежным видом, я проницал равнины дальше и границ не видел… я наливался силой, которую на переноску тяжестей не тратят. Меня дразня, на миг всего, как вспышка фотоаппарата, дворец воздушный полыхнул на стопке облаков. Кто выпекает там блины и томно зазывает в гости? Принцесса, юная вдова, богатая Яга, румяная купеческая дочь, племянница областного прокурора?
Я повернулся к ловкачу.
- Мне сразу почему не передал? Предупреждали: я приду за ними. Покажи лицо, особенно глаза. - Он подчинился, и зрелищу я не был рад: - ПОКА В ДОЛГАХ, ТО В ПРЯТКАХ МАЛО ПРОКУ.
- Не с кем было.
- Лжёшь. - И обратил внимание: кубики-то остыли!
- Посторонним?.. Такие вещи я никому не доверяю.
- Сколько карт всего?
- Когда-то было сорок.
- И?
- Инкогнито, неизвестное лицо, стало их выманивать и штабелировать в надёжном месте… я полагаю. Карт, как говоришь ты, уце¬лело несколько, но у кого они - о том помалкивать предпочитают. Против молчания одно лишь средство есть, – молчание. У золота возможности уже не те.
Поднимаю руку:
- Теперь и ты помолчи. Сам разобраться постараюсь, а нет - подскажешь. - Испытания прошли успешно. Кажется, я своего достиг: колдун по прозвищу Поприще частичное представление об объекте получил. Надеюсь, убедил его, что набору кубиков цены не знаю. Иначе б сразу их раскрыл и стал вносить поправки, как учитель. О, этим делом, я уверен, маг промышлял, пока не довелось расстаться. Не будь у Жени своего комплекта, неизвестно, поплутать пришлось бы сколько. Колдушка воздвигал преграды, а Евгений их перемещал в пространстве и покидал там, где никому не причинят хлопот… Возможно, преувеличиваю я, но Поприще на минутку не мог ручатам передышки дать. Физически не мог.
И всё же, кубиками овладеть мне помог некто, кто обнаруживать себя пока что не спешит. Что они из себя представляют?
«Мечта тиранов, кому о существовании их известно».
Я тихо ойкнул: мне персональная была подсказка вновь, только для моих ушей. По двенадцать кубиков в девяти рядах. Внутренняя, мягкая подсветка, все плоскости всплывают и уходят, вращаются, друг друга не цепляя, - просто идеальное устройство. Кубик Рубика, знакомый с детства, едва ли принцип повторил. Стало известно - подсказки ждать не заставляют, - каждый кубик имеет пять рабочих поверхностей, шестую занимает буква либо знак; владелец должен разгадать девиз и следовать ему... Меж тем, все связи Поприще нарочно спутал, чтоб я не охватил картины в целом, и за моими действиями лукаво наблюдает, затаив дыханье.
Вращая помаленьку нижний ряд, приметы местности я восстановил, как их запомнил, от Арки до заставы. Колдун кивал, разочарованье предвкушая. Сейчас! Я сделал ложный выпад, будто бросить кубики ему собрался. Как он хватал руками воздух, перебирал молекулы азота с кислородом, пока не сообразил:
- Я допускаю и прощаю резвость юного ума. Я многое готов простить, но предметом этим… Боюсь, подумать надо. Нет, не могу! Твои поступки и слова - дешёвка!
- И на такую ты попался. Скрипеть зубами брось, иначе удалю… - Подумав чуть, твёрдо прибавил я: - Удалю не только от себя, а с этой шахматной доски.
Колдушка сделал над собой усилие, и через миг я не узнал его. В миру, будто экскурсией теленок соблазнился, экстремалом побывать на бойне:
- Отныне я твой раб.
Я к кубикам вернулся. Должно, я нарушал обычай здешний, не испытав благоговенья перед таким поступком да и перед вещицей этой. Современным выражаясь языком, предо мной мерцал экран дисплея, на котором протекала кем-то начатая игра. Сто восемь кубиков, пять вариантов наличия жизни либо полное отсутствие её. Вот, к примеру, женщина из селенья на песчаной отмели бельё полощет. Этажом выше, за лёгкой рябью, кипел страстями люд торговый; чудеса и сласти, профессиональные обманщики и ворьё. Грань слева была занята оленями на пастбище. Правая грань транслировала соревнования, возможно: человекообразные созданья, в униформе чёрной, колодец спешно засыпали.
- Кто такие?
Колдушка подбежал на цыпочках, заглянул поверх руки моей.
- Слыхать слыхал: являются и бродят чужаки, - откуда? с целями какими? - неведомо. - В лицо подобострастно заглянул и выпалил: - Могу понаблюдать, коль хочешь, ведь у тебя других забот полно.
Поприще ведал, говорит о чём. Снаружи грохот нарастал. Я высунулся из дупла, забыв про осторожность. К заставе приближался караван торговый. Судя по количеству штыков, мимо заставы намеревались провезти спроса повышенного товары, в количестве несметном. Уж пиками ощерилась охрана, смельчаков две дюжины от группы отделились основной и устремилися к дубам; на тетивах шёлковых калёны стрелы уж лежали, командиры краткий миг победы предвкушали.
И вновь неведомая сила вмешалась в расстановку сил: будто в штаб меня с докладами позвали, - казармы внутрь отбросило чужой взрывной волной. Стрелы полета я не услышал даже. Через парадный вход, в дубовую она проникла крепость, вонзилась в переборку огорчённо - аккурат, где только голова маячила моя. «Что везём?» - хотелось крикнуть. - «Лечебный насморк», - они могли ответить. Опять же, кто я им? Однако, будь соловьи-разбойники на месте, купцам пришлось бы принять бой и дань обильную, обидную платить, как пить дать.
- Стрелять умеют, - я промолвил.
- Да и ты не промах! - раздалось за спиной не очень внятно. Печеньем контрабандным Поприще рот и карманы набивал. - Ишь, увернулся с четверти полета. В твои лета похвастать я таким не мог.
Льстецам я спуску не даю:
- Чтобы впредь не возвращаться, относительно предмета, карты этой, то её ты больше не увидишь. Разве что, в руках моих. Будет лучше, если всё расскажешь сам.
Он помялся:
- Эти, с колодцем, поговаривают, из команды разрушителей.
- Кормил борщём - тащи жаркое.
- Что уж так с наскоку, передышки не даёшь? - Ловчила сотворил сачок и попытался слово лишнее поймать да под язык вернуть, но на стекло магическое, воздвигнутое мною, натолкнулся, - в этом деле я преуспел, и на экзамене последнем получил «зачёт». Старик и так, и эдак - вязнет молоток, сачок скользит. - Ну, ладно, буду говорить. Ты только мне рецепт стекла покажешь. Стену от северных ветров поставить, прочную наверняка, хочу. Так вот, о разрушителях. Ваш мир на грани уничтоженья скорого, вот всякие и лезут уравновесить наш. Чтобы сюда не перебегали ваши инкарнаты. Среди девятских посему союзников нашлось немало, но лично я не против. С умными всегда приятно завести знакомство. Я поведу и покажу…
Заговаривая мне зубы, списание излишков в холодильнике произвёл колдун. Яишница с сиреневыми желтками на сковороде зажурчала, на двух тарелках ломти колбасы образовали горку оркестровых инструментов, как бы приглашая в самодеятельном кружке участие принять. Разделить же трапезу колдун меня не торопился звать.
- Злой старикашка ты, знать - много знаешь, да говорить не станешь. Цену набиваешь.
Поприще задержал желток на кончике языка, слизнул и очи закатил. Посмаковав, ответил:
- Тебе, Андрейка, я полезным чем подольше оставаться жажду. Вот спросить хочу: сила имени твоего в чём заключена? Ударение на слог второй, - стало быть, привалит счастье на вторую половину жизни, а ты так молод.
- Зачем мне третий прибавляешь слог?
- Исключительно ради блага твоего. Чтобы приблизить День твой.
Ему в лицо я рассмеялся:
- Мой враг желает мне добра? Попробуй доказать.
- Изволь! - И пальцы жирные протянул колдун, десяток кубиков перевернул да без оглядки оценил реакцию мою. - По кругу отныне будут бегать великаны, за тенью собственной гоняться. До сто первого поворота соловьи-разбойники так и не домчат. Вижу, ты и без кубиков на выдумку горазд, а вместе, стоит захотеть, мы всех недоумков построить сможем, и будем стричь овец…
На кубиках происходило то, что он задавал вращением фрагментов.
- Достаточно. Руки убери. Сам напросился… Кстати, стопочка блинов, увенчанная мороженным и клубникой в виде дворца, тебе ничего не напоминает?
Этот сучок прекрасно знал, о чём шла речь! Заметил я за ним особенность передёргивать плечом, когда лгать собирается. Вот и сейчас заговорил, поводя им:
- Никаких ассоциаций, Андрейка, ну, совершенно никаких. А ты у нас поэт. Мороженное и клубника… Так где архитектурное ты диво наблюдал?
- Позволь, закончу. У друга моего похожая есть карта. Про себя, его я Женей называю часто, ударение на первом слоге. Произнести лишь стоит, в мыслях либо вслух, для исчезновения причину он находит тотчас.
Колдун, как дегустатор, неспешно одно и то же слово проверял губами, затем развёл руками:
- И ведь верно, как раньше не сообразил? «Женя» ничего изменить у нас не сможет, слишком поздно. Вот «Евгений», да вкупе с отчеством - сила несокрушимая!
- Опять лжёшь, - перебил я. - Если следовать выкладкам твоим, в районе сорока лет его осталась сила; середин¬ку жизни, как ни прискорбно, Евгений-свет Васильевич разменял... Хорошо, что за змея огромная шныряет поперёк дорог, пугает путников?
Вытаращил Поприще глаза.
- Я думал, это сказки. Но ты видел, значит, есть она. Что ж, постараюсь справки навести. Оставим, Андрейка, эту тему. В конце концов, ты повелитель сектора отныне! Никто тебе уже не нужен, сороковая доля мира нашего принадлежит тебе по праву. Твоему Евгению-свет Васильевичу досталось столько же. Поведители других секторов на конкурентов всегда смотрели косо.
- Повелитель из меня? Ещё чего! Своих забот по горло.
- Кубики повелителя у тебя, и тем всё сказано.
- Но я не хочу…
- Теперь нежелание твоё не имеет силы. Конечно, можно кубики вернуть - скажем, Синдбадскому. Или более достойной кандидатуре. Но у тебя они пока, спеши. Вам поглубже прокопать границы вышло да зорко их стеречь.
- Ты предлагаешь княжествами раздробить…
- А ты помалу привыкаешь спорить, личным записал врагом за то, что немощен и стар, - извини, так видится со стороны. Однако, не учитываешь опыт, находишь приемлемыми только проверенные варианты. К примеру, эСэНГе? - Поприще прыснул в кулачок: - Уж Западу в поклоны записались: у них товары, технологии, и деньжат занять всегда.
- Не вижу ничего смешного.
- Ну как же? Начнём меняться: что есть у тебя?.. Базаром три заправляют торгаша, строят глазки, а ножики за пазу¬хами греют. СНГ - Совершенно Не Годится. Слепцы Нужны Гегемону. Свет Найди Горний… довольно, впрочем. Досадно создателю, творцу идеи, когда его аббревиатуру толкуют массы, как кому охота.
- Сам не запутался ещё? - спросил, иронию в карман упрятав. - Больно мудрено.
- Не скажи, это как поставишь. Заставь народ долбить одну-единственную фразу, и она сработает, разрушая всё, что не в частоту её вибраций. Иными словами, окружающие государства самостоятельность утратят постепенно. Краской на флажках и плакатах сделается Независимость, но только считанные, точнее, избранные разберутся в этом. Сам подумай: то устраивали сперва границы, вооружались, то вдруг стирать пошли их. Заметь: у вас там всякой глупости оправдание достойное находят.
Я призадумался.
- Есть смысл в твоих словах, не спорю.
- Это что? Вещи слишком очевидные. Электорат полезно занять хоть чем-нибудь. Песок и воду, камни на гору таскать, рыть ямы либо надзирателем служить. И будешь править, не тужить.
- Но независимость как утратить может Запад?
- Нужен повод. Скажем, объединяющая система и единая валюта, сглаживание различий - вплоть до личностных. Глобализация, скажем так.
Стало скучно и грустно. Он вернул меня в покинутый мир. На миг показалось, что я оттуда никогда не вырвусь. Действительно, имел Поприще выход и черпал информацию без разбора. Да он вдвойне опасней, коль на то пошло.
- Цена. Меня цена твоих услуг интересует.
Маг жиденькую потеребил бородку.
- Давай так: я службу выслужу сначала, а как надумаешь, там и спроси.
- И до поры той - верой и правдой?
- У нас не возбраняется… Однако, иногда меня пугаешь эдак. О чём опять задумался, Андрейка?
На самом деле, я просто засмотрелся. Необычный ракурс позволял разглядеть нечто большее именно с этой отметки, где я стоял. Сквозь кору могучего дуба прозревал заманчивые дали, о каких мечтал не раз. Спрашивал меж тем себя: а хотел ли я когда повелевать другими? Отнюдь. Не имел гарантий, что буду справедлив и мудр. Долгов наворотить перед собратьями куда как просто, а это лишний круг заказать себе. Изрядно на посту соблазнов, минусов и плюсов. У нормы-потогонки рабочий график не в почёте; делёжка премиальных, уменье взятками распорядиться, вовремя себя причислить к свету высшему, - потом окажется, среди толпы бесцветной, на грани неприглядной нищеты проживали подлинные люди, краше во сто крат и целомудреннее павлинов микрофонных.
- В чём заключаются права повелителя сороковой части?
- Нет сложностей особых. - Тут Поприще замолк и выпучил глаза. Прохаживался уже известный нам Столб Света рядом с ним, то брал в объятия, то отпускал. Колдун на светлом фоне чернее угля оказался. Попривык слегка и, чуть заикаясь, в паузах продолжил: - Караулишь появление новичков, вычисляешь и напасти насылаешь. Задача: отбить охоту сюда соваться вообще. Я до конца не разобрался, как насылать, но тот, у кого я отнял кубики, владел искусством в совершенстве. Лишь с местным контингентом я умею обращаться. Скажем, сыщется болтун, к восстанию подбивающий народ, - нашлю град-ливень на поля его. Пока лишь собственною шкурой дорожат рабы, а домик в центре называют «моя хата с краю», то это сильно облегчает дело: повелитель может спать спокойно. Или вот, скажем, за водицей ступает юная девица: легка и грациозна, но с вертопрахами серьёзна. - Стрельнул колдун глазами в сторону мою. - Только слово молви, любую мы в кредит оформим.
- Позволь вопросы эти мне самому решать.
Напоследок я проинспектировал жилище соловьёв-разбойников. Возможно, мне не раз ещё у них придётся побывать; есть ли рост благосостояния или обитатели нищают потихоньку, - всё это я узнаю в скором будущем. На момент текущий можно смело заявить: мебель имеется. Собрана из разных гарнитуров, в основном из ДСП. Минуя таможню и налоги, кто-то снабжает братию дешевкой. В дверях почти свежие поступления - посылки «из Парижу», так и написано, где адрес отправителя должен быть указан.
В сушилке комбинезоны сохнут, валенки и рукавицы.
- Из-за границы сектора идёт посылка за посылкой: валенки, перчатки, шапки. Как надлежит мне поступать?
- Пишешь бумагу - отказ от них в пользу банка, и всякий раз составляешь разовые прошения о выделении под сезон конкретный. Банк рассмотрит и решит, выдавать или отказать… В Нулевом иначе? – Колдун повёл плечом.
- У нас до такой тупости не докатились.
- Не знаю, что есть тупость, но днём позже какие-то события повторяются у нас, соседи мы. - Колдушка со злорадством к выходу шагнул и ткнул перстом в пространство: - Со свалок ваших мусор скоро хлынет к нам сплошным потоком, границы сдерживают натиск на пределе крайнем. И страшусь я дня, когда обвал случится: шахтёрам лишь знакомо это чувство.
- Из Нулевого? Да с чего ты взял?
Поприще указал вниз. Я кинул взор и хлопнул по коститому плечу его:
- То караван ваш только что прорвался.
Он предлагал спуститься и, правды больше в чьих словах, убедиться лично.
Я напоследок славы трудовой музей ощупал; он между ванной расположен был и кухней: чулан чуланом, паутина и темным-темно; в нём ненапоказ скульптура соловья-разбойника в рост натуральный горевала. Притронулся - холодный камень. Меня ещё сомненья посетили: в мужской одежде, а грудь подобна женской: сдвоенная симметрия, упругая наощупь. Её на свет бы вынести да рассмотреть не торопясь; чего держать в запасниках шедевр, который радость может приносить, лишь день дверей открытых объяви.
Десяток стрел, в коре застрявших намертво, в какой-то мере нам помог при спуске. Прежде, чем на землю спрыгнуть, осмотрелся. Капканов не видать, и ладно.
- Откуда газ? - Наконец-то сообразил, что при осмотре жилища поразило.
Он за оперение стрелы подолом зацепился и беспомощно повис головою вниз. Прилила к мозгу кровь, что для старческого организма врачи не назначают. Я помочь собрался, да он не принял помощь, когда я рядом оказался. Упрямый скарикашка пробовал добраться до стрелы, закусив зубами губы. Что ж, ГОРДЫЙ ПОВИСИТ ПУСТЬ; РАЗ ЧУЖУЮ ПОМОЩЬ НЕ ПРЕЕМЛЕТ, И ОТ НЕГО НЕ ЖДИ.
Я совершил посадку, над артефактами склонился. Пакеты из-под молока, конфет и чипсов, бутылки, баночки пивные, фольга и крышки, окурки и лепешки жвачки. На мгновение почудилось, будто над головой брезентовое брюхо Нулевого нависает; брезент настолько стар и трещит по штопкам, что может окатить в ближайшую минуту. В Нулевом, на этом месте, вполне возможно, городская свалка процветает; тяжёлые бульдозеры без устали трамбуют отходы деятельности царя природы.
- Так откуда газ? - вопрос задаю вторично.
Крохотным стилетом он полоснул по мантии так проворно, что я и шага сделать не успел. Колдун упал на нижний сук, повялился, восстановил дыхание, и завершил спуск с уважением огромным к собственным мощам и членам. Я знаю, это очень больно, однако, виду не подал он.
- Надо бы заштопать. - Время Поприще тянул, порез на платье изучая.
- Не головой ударился ты, часом? Повелитель дважды задаёт вопрос, и ничего в ответ не слышит.
Тут Поприще показал себя:
- Не глухой. Можешь спрашивать обо всём, что касается окоёма. Но газ - имущество абстрактно-неучтённое, а стало быть, моё; спроси любого, кубикам запрос пошли, - там не найдёшь намёка даже.
Старикан не прост: прибрал ме¬торождение, узурпировал добычу… Само собой: долго ль информацию почистить, да на худой конец стереть? Взглянуть на дело можно шире: какая карта нам покажет, сокровищами какими не собираются делиться недра? То-то и оно; втайне скорбя о том, как ни примкнуть к сторонникам всепобеждающего Закона? Хотя бы до оказии, чтоб спрыгнуть на ходу, когда ложными назовут твои ориентиры.
Выходит, вышел победителем колдун, поглядывает-то как, точно на профсоюзный комитет директор. А доведётся мастеру, заведующему свалки в зелёны когти угодить - вообще застрянет в чемпионах. Такова уж психология раба - раба желаний. Учитель говорит, с прохиндеями такого класса в поддавки играть чересчур опасно, ибо поединка результат непредсказуем.
Однако, вопрос вопросу рознь. Меняю тактику:
- Печи здесь не разрушают?
- Знамо дело. Я же говорил: у нас происходит то, что и в Нулевом, с задержкой малой.
- Так у кого ты отнял кубики?
Поприще с оглядкой на ускользающий Столб Света ответил вроде невпопад: «Он ещё об этом пожалеет! И, кажись, он сам того ещё не понял».
- Когда же службу ты служить возьмёшься?
Бутылку он пустую пнул, очей не поднимая.
- Одну уж сослужил бы, кабы не застрял. Под ноги настелить хотел матрасов, как прыгать станешь.
- Ты бы ещё коврами выстелил дорогу.
Обрадовался Поприще, в ладоши хлопнул. И запестрел большак коврами, от заставы до горизонта. Не поленился, отвернул я край ближайшего, обнаружил полные данные изготовителя. Из славного града Бреста плиты да ковры, российский газ, поди, - всё меньше сказка оную напоминала.
- Сам газопровод просверлил, помогал кто?
Мой собеседник механически дыру в подоле теребил, свежую дыру зелёными до ужаса когтями.
- Если интересно, имеются неподалеку космические подлинные корабли, это в секторе соседнем, два дня ходу. На заре вечерней я частенько наблюдаю, как стартуют. К ним подобраться трудновато, охраны там не меньше, чем капканов. - Колдушка приспособился ловить, не поворачиваясь, мой взгляд, стал нитку продевать в иглу. - Свернуть в рулет любую гору мановеньем пальца, захочешь - объявлением по стене размазать, я многому научить могу.
- Не надо. И реки поворачивать не надо. Вот прибавить лесу можно.
Он развёл руками:
- То превыше сил моих. Со временем, как только в Нулевом займутся этим посерьезней, можешь обращаться. Вы ж лес сдаёте за гроши, и грабежа виновники пожалеют горько, лишь взыскивать придут. Знаешь, как наказание выглядит? Их участь - самый дальний сектор, сажать младые дерева, где твари полуслепые за ночь уничтожают все посадки. Берутся утром должники за тот же труд, и утром следующим, и без конца так. Сам не бывал, знакомец сказывал надёжный.
- Надёжный? И это говорит профессиональный жулик?
- Кто ж называется лгуном? Приукрашаемся, десяток подвигов добавим не своих - и вот, как ёлка на пиру: всем взяли, только не позвал Господь к себе. КОГДА БЫ С МОЛОДЫХ НОГТЕЙ УЧИЛИ, ЧТО ПОСЛЕ СМЕРТИ ОТВЕЧАТЬ… Сволочи! Которого в краях поймаю наших, от образования купцов продажных... - Поприще орудовал иглой ловко, за стежком стежок на мантию ложил. Закончив, нитку откусил. - Прости, я должен высказать тоску, до омерзенья наболело.
Колдун неадекватен. Не в меру разговорчив, с чего бы? - Я прикоснулся к кубикам, опять вопросы. По идее, они в кармане поместиться не должны, а вот поди… Здесь многое не имеет объяснений. Говоришь, сорок восьмой поход? Удачно мы вписались. Друг Евгений не самоустранился, он догонит.
Глядь - ноженьки мои в размер вернулись. Можно дальше двигаться - подсказка. Подсознание, подмастерье и подсказка, то есть, не в самой сказке, а рядом, приставка уточняет. А если внутрь войти нам да грудью повстречать врагов, не отступая в под? Слыхали? Трепещите, я иду, только подведу итоги. Игрушку отобрал у колдуна, начало неплохое; пусть тешится надеждой возвратить её. Возможно, тем удержать удастся при себе. Познания пригодились бы его, да как доить колдушку, чтоб без ущерба воле? Пока я с родиною не порвал… Мысль интересную кто-то мне подбросил.
- Предположим, ругаются у нас, не понимая смысла, на основы покушаясь жизни, на чём свет стоит.
- Прямиком в Двадцать Второй сектор, больше их нигде не терпят. Покажу, коль будет по пути.
Соображаю про себя: всё мало-мальски ценное перетаскал экспоприатор, тайники ломятся, сам под нищего рядится. Его готовность послужить выглядит набором слов, который не убеждает вовсе. Он рад нам, как же.
- И номер нашего?
- Девятый.
- Чем знаменит?
- Ничем особо. Так, мелочевка всякая ведётся.
- «Говорит и показывает Поприще!» - декламирую я у подножия дубов, призывая их во свидетели.
Он трухнул:
- Зачем же так? Всё расскажу и покажу, только без огласки лишней!
Изменить тактику надоумили меня. Я уподобился инспектору, который замечает недостатки, но писать не пишет протокол в предвкушении банкета, этакий красиво писающий мальчик… И колдун разволновался:
- Прямо здесь и сейчас? Хорошо, только надо пройти вперёд. Тут недалече.
Кто мог подумать? И впрямь, молчанье драгметалл.
- Молчание - да не ягнят, - сорвалось с языка; я начинаю привыкать к тому, что речевой мой аппарат кто-то использует со знаньем дела и не без пользы для меня.
Чародей рухнул близь дороги, подать рукой буквально. С усилием невероятным подогнул колени, стал подниматься. Переведя дух, обречённо вопросил: «Кто открыл тебе моё второе имя?»
- Сколько же их всего? - не удивился я.
- Этого никто не может знать.
- Для твоего повелителя разве исключения из правил не будет?
Колдушка платье отряхнул, в путь тронулся, подменили будто. Очередную клятву, знать, давал себе он, пострашнее той, которую минуту, час ли какой нарушил… Поприще-Данеягнят, впереди их сколько, имён престранных? И страха наводить тоску перед узнаванием последнего добро ли? На нём лица и без того не сыщешь… Но впредь наука будет. Во всяком случае, уразумел, что шлюпка сокровенных тайн его течь приютила, и я к тому не прилагал усилий.
Что за напасть? Кубиков вновь рука коснулась.
Эти случайные касания я начинал рассматривать как магнетизма проявленье. Кубики моего вмешательства алкали, включения в Игру. Ни правил, ни инструкции, а только инструмент. Всё равно как взять у банка предлагают в долг, но под какой процент, на финише лишь известным станет…
Любопытно, как далёк Евгений от прочтения девиза; готовеньких ответов обрывается прямая, лишь замаячат финишные знаки. Этот ребус на обратной стороне Евгений видно напоследок отложил; в свободную минуту над решеньем бьётся. Что уж говорить, мне сколько предстоит пройти, и какой ценой?
4.
В деталях местности, и сейчас, и потом, в беседах с девятскими всё чаще возникали аналогии с состоянием «дежа-вю». Мы проходили через это, говорил себе я. Ветром приносило: «Неверно». В таком случае, на постой чьи воспоминания просочились?
Положительно, какие-то детали и фрагменты местности были узнаваемы, разве нарушена их очерёдность. Возможно, это зеркальное отражение покинутого мною мира, но без конкретных признаков цивилизации. Горы и равнины, реки и леса куда реальней городов, заводов и дорог железных.
«Теплее».
Припомнились слова учителя; вводя в курс дела, говорил он как-то: «Стремись за пышностью и цветом разглядеть пристрастия существ, кто властью располагает в данном мире. Распознавай и тех, кто лишь алчет власти, но лезет на глаза. Ты ведь тоже окружал себя предметами, сообразно вкусу. Так вот представь: до десяти полубогов отслеживают процессы в каждой ойкумене, и тоже «мебелью» свои уделы городили, кто на что горазд. Бурная река в лесу равнинном - знак верный, как и берёзовая роща у исполинских скал, - знать, интересы здесь срослись, и площади свои любви предметом максимально стороны нашпиговали. Там кто-то птицами заполонил пространство, другой цветами застелил - шагу не ступить. Когда же конфликтуют меж собой, подскажет местность…»
Тотчас удалось высмотреть детали мне, вооружённым глазом коих не увидеть. Стал наводящие задавать вопросы; моё второе Я тоже подбрасывало материалы, после озвучивания которых из себя колдунишка выходил. В конце концов, я дал понять, что наблюдаю множество ловушек, затем так прямо и спросил: кто ставил, для кого? Не помнит, говорит, давно то было. Гадать лишь оставалось, скольких предшественников моих он в цепи заковал. Случись, на мне споткнётся, с дистанции сойдёт. Однажды и ему придёт черёд платить по счёту. Озарило невзначай: вдруг да вытащу сколько-нибудь собратьев, свободой одарю. Пришлось одёрнуть хвастуна; ПРЕВОЗНОШЕНИЕ СЕБЯ НЕСМЕТНЫЕ РАТИ СВЕЛО ЗА БЕЗДНЫ КРАЙ.
Видение возникло пред глазами: как будто очутились мы у котлована на краю… Да так оно и есть, не сплю же! Карьер отверзся рукотворный у самых ног. Там копошились люди в униформе телесного цвета. Собакоподобные стражи швыряли вниз ржавые консервные банки, драную ветошь, и эти жалкие невольники набрасывались на работу, благодетелей превознося. Над котлованом простирались пыль и скрежет, издали различимые едва. Рукотворный туман скрадывал от глаз наблюдателя подробности ландшафта на краю противоположном, а запах пота ноздри раздирал, чего и не заметишь сразу. До тошноты торчать тут я не рискну.
Да уж, незавидная карьера, - я на Поприще покосился. Мимо скольких карьеров нас с Евгением провела дорожка, с умыслом каким? Да уж, зрелище не из приятных. Я отметал впечатленье первое, стал различать отдельные черты; были особенно заметны укоренившиеся привычки к заискиванию, подсиживанию, - как говорят, каждый получает по делам своим. И ты подумай, заглянув сюда однажды. А умысел стал принимать очертанья зримые. Хитрость, вероятно, заключена в поверхностном ознакомлении с удобствами сектора, пока в Девятом кто не выразит желанья остаться. В подарок отменные игрушки получает тотчас - кандалы с компанией подобных простофиль.
Да они твоего окончательного решенья ждут!
Наверх, едва ли не к нашим ногам, консервная банка полетела. Я не поверил: была она отполирована до зеркальных бликов. За беспокойство страж собакоподобный, пришелец грозный извинился перед нами, шестипалою рукою поднял, оценил усилия. Затем… дохнул на её поверхность. Банка полетела вниз, совершенно ржавая, и попала в те же руки.
О, ужас!
Вот такие они у нас, - нарушил вдруг молчание колдун. Переступил через обиду Поприще-Данеягнят, надеется дожить до дня и часа, когда я, сытый и ленивый в желаниях своих, до нужного вопроса снизойду: «Чего тебе надобно, старче?»
Внизу ударили скрипуче склянки, - по стеклу гвоздём куда приятней будет звук. Стражи на тележках прикатили чаны, облепленные жирными насекомыми, вывернули прямо на головы узников содержимое… Не берусь судить, чем тут кормят, сам запах принуждал забыть о пище. Да и цвет жижи художника взяться за кисть никогда бы не призвал.
- Нам пора, - скромненько заметил Поприще.
- Твои рабы? - с наигранной беззаботностью поинтересовался я.
Он встал, как вкопанный.
- Верно, это рабы. Но чьи - о том я лучше умолчу.
И встрепенулось мое Я. Из жизни этих бывших некогда людьми существ мне показали характерный эпизод. При жизни, настолько хламом обросли они, что не замечали сами, что творят. Часть планеты, что им Господь доверил, зарос травищей, - она от глаз и скрыла мусор весь: авось сгодится. Тряпьё, пластмасса и железки - груды, залежи, курганы, найти же что-то в том бедламе ничего решительно нельзя.
- Как много здесь подобных мест?
Не услышал Поприще, до скорости безумной разогнался, что идёт вразрез с его летами. Торопится ещё кого-то показать, чтоб иль умилостивить, иль сломать. Меж тем, я делал виртуальный обыск в собственной квартире; одних деталей там на тысячи и тысячи рублей, и настоящая цена им - котлован. И главное - играют ловко на необходимости, полезности предметов многих, что полонят пространства по кислорода праву, с паспортом чужим… Приветствую я мудрость жён иных, тайком кто облегчает залежи супруга. Их между собой браним, сочувствуем друг другу, жалея про себя, что не оказались рядом с мусорным бачком в тот день и час. А вон как обернутся вскорости запасы, потенциал которых применён не будет. Для подлинных сокровищ освободить пространство - чем плоха идея? «ОТКАЗ ОТ ЛИШНЕГО – РАЗУМНОГО ДОСТАТКА ПУТЬ НЕИЗБЕЖНО К КАЧЕСТВЕННОМУ СКАЧКУ ПРИВОДИТ», - как ни поверить древним на слово? Выходит, произведя переучёт, и я могу попасть в струю.
Хотелось знать, за подвиги какие ты сам, доброжелательный мой попутчик, в колдуны зачислен? Не в котлован, на серо-жёлтую похлёбку угодил, а произведён в кураторы. Так чьи вы носите мундиры? Чужого ставить нет резона, обычно выбор не зависит от сезона… Что на уме, каков твой новый план? - ковыль крушила да бурьян сухая, жалкая фигура, идея торопила путь, не мускулатура. Дорога неожиданно открылась, что там не так, что приключилось?
То были подлинные гномы: камнеподобные, с грубоватыми чертами лица, сутуловаты, а голоса журчащие галдят наперебой. О, задиристою свадьбой пахнет тут; метались женихи, невест спасая от невидимой угрозы, - для паники открытого пространства иногда довольно.
- Тю! ковры стащили, точно, - сообразил я наконец. - А были. Хочешь, я в свидетели пойду.
- Проклятые конкуренты! Следят за каждым шагом, будь они неладны. Порода ваша, человечья. Спокойно жить не могут, если кто украсит степь или этот шлях хоть капельку. Скамеечку поставит мастер у дороги - варваров набежит крушить толпа. - Данеягнят печальный облик принял. - Ждут щедрости моей малютки эти, свадьбы ладят, - представляешь, жениху перед невестой каково, когда, свидетелей не замечая, из-под ног имущество похищают?
- Я спрашивал про котлованы, много ль их.
- Хватает.
- Не ты ли главный надзиратель? По совместительтву, и провокатор?
- Главных много. Как везде. Я - исполнитель рядовой со статусом инспектора.
- Не пыльная работка.
- Не жалуюсь. - На мой карман лелеющий метнул он взгляд, я могу поклясться. Питать надежды имеет основание всяк, но поскольку не стыкуются задачи, то и мечты сбываются не у всех. Кому протянут руку Небеса, кому от рати тёмной весточка примчит…
К нам приближалось облако потревоженной напрасно пыли, и дружный перебор копыт на перепонках барабанных отразился. Я сходу узнаю двоих дозорных. На розыски преступников их долг подвиг, и, коли так, везучая дорожка приведёт однажды, как сейчас:
- Так вот же, один у нас в руках! - ёрзая в седле, радовался коротышка. - Он нам поведает, где прячется второй!
- Заткнись, - другой одёрнул верховой.
Восемь всадников опешили, семь напустили вид, что здесь они случайно оказались; шестёрка пробойчее нам в тыл зашла, чтобы к отступленью путь отрезать. В компании Поприща они меня найти не ожидали. Как поступать, намеревались указанье получить, да и награду заодно.
- Проваливайте, - любезно прошипел колдун, изображая на лице подобие улыбки. Наёмники подрастерялись, отъехали чуть да развернули лошадей. Спор разгорался среди них нешуточный, с предыдущим шёл вразрез приказ последний.
Мне скучно стало до смешного.
- Что ж, дальше удивляй, показывай сокровища свои.
- Не мои. Я сошка мелкая.
- Завхоз, на половину ставки.
И не последовало возражений. Он подкопить силёнок, видимо, постановил для штурма главного, терпеньем запастись. У него возможностей в резерве непочатый край, чтоб с толку сбить; меня, как девку красну увлекая, не по дороге двинулся, а поперек её. Размытость горизонта о наличии котлована сообщала: как над костром, в волшебном мареве, пустились в пляс предметы.
В очередном карьере тоже находились люди, пред каждым высился букетом с микрофонами прибор. И все они, перекрикивая друг друга и не слыша, ораторствовали. Без устали, говорили много и красиво, звучали фразы, достойные быть вписанными в историю золотым пером. По-видимому, продолжали давний спор о личных качествах оппонентов, - кругом одни бездари и тупицы, лишь я один есть средоточие мудрости вселенской… И так далее.
Я чуть не плюнул, уходить собрался.
- Они и впрямь талантливы, за десять тысяч солнцеворотов отточишь поневоле даже крохотный талант. - Отвёл от уха руку Поприще. - Частенько прихожу послушать. Их речи слух ласкают так порой, что сам себе кажусь… - Белый Света Столб налетел, как смерч, - мерзавцем. Коль столько сделал я добра другим, тою же монетой просто обязаны платить. Но люди - свиньи, сколько б им ни дал, всё мало. Правда, позже, с прискорбием глубоким узнавал я: моё добро оборачивалось во вред им. Почему, с завидным постоянством, так происходит - хоть убей, не понимаю. Но тревожит факт: КОГДА ЕСТЬ ВСЁ, ЧЕГО-ТО НЕ ХВАТАЕТ ПОСТОЯННО.
Я случаем не пренебрёг.
- Ответь мне, Поприще-Данеягнят, про кубики: что обладателю дают они?
Его лицо в порыве откровения запомнил я. Оно светлее на порядок. Что-то по-детски озорное промелькнуло. Колоть и жалить. В изобретательности ему нет равных, точно, и его коньком становится однажды тяга топтать других, осознанно и вдохновлённо.
- Как я могу мечтать о чём-то другом, если здесь нет… - Оставляя тело старика в покое, отчалил мягко Света Столб; у местного детектора лжи работы несть числа, повсюду успевать задача не из лёгких. И Поприще ко рту подносит руки, плечами пожимает. - Старею. Последние деньки сдавать стал. Мне говорили, - речи несусветные несу порой, бессмыслицу полнейшую. От недостатка витаминов это, знаю. Ты, Андрейка, не обращай внимания и старика прости, если в моменты эти обижу словом. Не со зла, от лет моих долгих да невыносимых.
Ближе прочих к нам был трибун в костюме полуистлевшем; с шеи галстук свисал износившийся настолько, что я боялся выдохом потревожить. Туфли его покрывала сетка глубоких трещин; сделай шаг - и босым станет. Вот он к стакану приложился, кротко глянул в сторону мою и языком чесать пошёл:
- Да вы все никто, пустое место! Мой завод работал бы доселе, кабы я не отдал концы. Вы волоса моего не стоите, воры и проходимцы! Да кабы не я, страна давно бы с голоду вымерла, одно название осталось бы на карте. Моим починам преемников достойных не нашлось, сплошные идиоты и ротозеи. Распустили вас там, смерть дисциплине, одна демократия, чёрт бы её побрал. Одно налоговое ведомство хоть как-то сводит концы с концами требований президента. Ваше счастье, что я здесь, не то…
Поприще пустился догонять меня.
- Одно я уяснил: и десять тысяч лет назад налоговая служба, директора и президенты были. С меня довольно, - сказал я, опережая уговоры.
- Мне самому другой раз слушать их противно. - С другой стороны забежал колдун. - Однако, уникальные средь них встречаются образчики, кому готов внимать с утра и до ночи. Нам не повезло сегодня…
- Можешь оставаться, - отвечаю, высматривая маршрут пехотинца-одиночки. Каким-то зрением особым замечаю: рукой он машет всадникам, - мол, убирайтесь. Намеревался то проделать незаметно, не вышло.
Едва вернулись на дорогу, всадников и след простыл.
Зато товарищ объявился мой, посиживал Евгений в придорожной травке, наблюдал за нами да думу неохватную додумывал свою. Я бросился к нему, хотел обнять… в последний миг сдержался почему-то, краснея за порыв. Вид у Евгения утомлённый, как у лошадки на исходе сил.
Они кивками обменялись. Вот тебе раз. Мудрейшего заподозрить нехватало в сговоре с мерзавцем… «А не идёт ли на простаков охота? Откуда взялся он, благорасположенный учитель и подсказчик этот?» - коварный голос попытался всучить словесный бутерброд.
Прислушался к себе. Помалкивало «Я». Подсказок время вышло или случай не подходит. Есть на плечах голова родная, и сердце, не пронзённое стрелой.
5.
Он бодро на ноги поднялся, выплюнул былинку.
- Потерпи, Андрей, мы для разговора отойдём. С тобой мне тоже с глазу на глаз переговорить крайне необходимо. - И колдуна Евгений проводил печально долгим взглядом. Тот на меня и сам поплакаться горазд, мимо проходя, что-то псевдолюбезно прошипел.
Почему не со мною первым? - меня стало забирать. Поприще-Данеягнят будет клеветать, наверняка. Придётся самому разгадывать, каких подвохов заготовил.
Говорили неприлично долго. Колдун ладонью воздух замечательно рубил до брызг, до атомов, охотно отвечал и угодить старался. Евгений формулировал вопросы чётко, в два-три слова. Один раз Данеягнят даже станцевал учителя вокруг, обещая, по всем вероятиям, золотые горы. Евгений поднял руку вдруг, понос словесный прекращая, и пальцем место указал, где ждать, пока не призовёт.
Приближался праздник к улице моей.
- Как дела?
- С чего начать, даже не знаю.
- Хорошо, начни с того, как великанов одурачил.
Я поведал в двух словах. Потом - про соловьёв.
- Их не надо было трогать. Они нужны здесь, как волки в чащах. - Евгений уловил мои сомнения тонко: - Знаешь-ка, дружок? Либо мы, друг другу доверяя, идём в одну дорогу, либо кувыркайся сам. Пока неплохо получалось, но то не значит, что путь усыпан будет розами да кренделями. Я не хочу пугать.
- Можно вопрос? - Получив согласие, я за собою не следил, вполне возможно, и вытанцовывал, и кислородных дров нарубил не меньше. Вопросов оказалось больше, чем ожидал я сам. Во-первых, Поприще. Как держаться с ним, как сведения выуживать? Последовали и другие. Ведь кто-то обучить сулил, как находить каналы, переходы совершать, теперь ещё работа с кубиками набежала, чего остерегаться вообще, коль слово дали. О наличии карьеров знает ли Евгений, как давно сам применяет кубики, прочтение девиза на каком этапе, что за дворец я видел на огромном удаленьи. В конце концов, до Старика и выборов добралась очередь.
- Что сказать? Затягивают всё туже петлю, да в безопасности пока я. Вот с выборами сложее, не выгорит коль, без дела не останусь. Нашего случая касаясь, пойми: пойди я сразу говорить с тобой, - в двойной игре он заподозрит, как единственный в семье ребенок. Ты свой. А ему польстило; знаешь, черпаю сколько информации через него? Считай, и кубики достались без затрат особых. Сам в этом случае не разобрался до конца. Но нам пора, больно ревнив старик. По ходу разберёмся с остальным. Имён хоть сколько вызнал?
- Пока что два.
- Я столько же. На досуге операцию задумал, мне без тебя никак. Когда из беглецов охотниками мы станем… Всё, закрываем съезд, выходит из себя Иглоид.
Колдун маневр одобрил. Евгений снова рядом с ним, затевал беседу. Условным знаком было велено отстать мне. То ли от лазания по дубам, то ли от разминки с боевым мечом стонали мышцы рук. Было то на неделе прошлой, и аукнулось когда. Меж тем, я ревностно следил за каждым шагом. Поприще забегал к Евгению то справа, то слева, а, получив кусок асфальта (в этом нет сомнений), и вовсе обо мне забыл. Покусывал губу я, но не опускался до скулежа.
Брачный кортеж распадался на глазах. Таяли ряды гостей, жених уже расхаживал с полотенцем мокрым на главе. Комиссию завидев, он к колдуну и бросился:
- Это обман! Вы обещали полный набор незабываемых впечатлений… Мы ничего даже не успели сказать. Если это махинация, то я так не оставлю. Кому вы подчиняетесь?
Поприще Евгения выставил вперёд, сам отступил. Я поравнялся с ним.
- Андрейка, хотел бы на дворец ты настоящий посмотреть?
Мне следовало поступать наоборот.
- Что я там забыл?
- Чудесным образом всё утрясается. Синдбадский спрашивал, показывал ли я тебе. Я как чувствовал, ты не захочешь… поверь, это так далеко и внимания не стоит, поэтому так и сказал. Как угадал. Уж не подведи, я пригожусь, увидишь. Лучше меня Девятый знать никто не знает.
Под жалкий лепет колдуна свой уголь добывал и я. Вот как оно бывает! Из уст чужих фамилию учителя узнать… По-моему, со стариком всё ясно; я старался не выказывать переполнявшую брезгливость. Каменная маска, пусть даже из папье-маше, но маска.
- Иглоид, я согласен. А ты откроешь основные правила, приёмы управления кубиками покажешь.
У него отвисла челюсть.
- Это Синдбадский просветил тебя?
- Думай, что хочешь. Первые два открыл Синдбадский? - До чего легко новое для себя имя ввернул я.
- Нет. Нет, конечно.
- Четвёртое в исполнении моём услышать хочешь?
Бобик сдох. День явно не задался. Он заново готов проснуться и выстроить другие планы, чтоб не повстречались даже. Проигрывать сраженье за сраженьем, нести невосполнимые потери не привык. Он и повёл себя иначе, быть может, впервые разглядел достойного противника. Небось претендовал стать правою рукой, никак не меньше, меня в посыльные определив, - вот что себе хотите, глядя на него, словно читаю книгу. Хорошо, если отступится да убедит себя, что в тени дубов ему покойней будет.
Сейчас я холостыми зарядил орудия:
- А чтобы не искал остальных имён, готов к занятиям, и прямо здесь.
Узкоколейками державы раздумий кратких череда составами с центрального вокзала разбежалась:
- Войди в положение моё, попробуй. Себе я доверяю не всегда. Хотел бы… Я понимаю: НЕ ДОВЕРЯЮ Я, МНЕ ПЛАТЯТ ТЕМ ЖЕ. Дай хоть настроиться, это не чихнуть. - Колдун в желаниях метался: пойти на примирение, либо поступить привычно. Ему претили молодость и полный патронтаж, против его пустого магазина. Как ни крути, соперники, как ни равняй, а конкуренты.
Кто старику план набросать мешал, как нашу с Евгением расстроить дружбу?
Нарокоманы ломку легче переносят, - и рад бы дело повести иначе. Но случился, тут как тут, Столб Света: «Напрасны ожидания. Был Суд, который не купить, и после - ссылка. Тебе известно, в большинстве своём, подходят к высшей точке Жизни люди с за¬пасом максимальным энергий - чистых либо грязных. Коль ориентиры были взяты верно, то за пределом, когда с физическим рвут связи телом, невелик масштаб потерь. И ужасен, если, как тонущему, ухватиться не за что. Разбалованный властью над другими, впредь продолжает заблуждаться, верит, что дела его не подлежат сомненью в правоте. Душа утрачивает рост и вес в очах Небес, и значимость в устах потомков. Для примера скажем, ворами восхищается внучок - отцом и дедом: «Вот кто умел!» И будет повторять, пока на те же грабли не наступит. А тем временем теряют предки, тончают на глазах, бездарно отдают запас, что приобретали даже не минувшей жизнью. Вам не говорят, как в тюрьмах донимают боли: то рук не чувствуют, то худое слово рвёт на куски их, как незаживающая рана, печаль кромешная на сердце за обворованных детей. И ростом «обижает» Бог, к рожденью выдавая, за то, что малых ростом обижал; короткою ногою - за собачек битых, жизнью впро¬голодь – за детей и слуг некормленных, за птиц голодных и зверей. Незрячий сам кого-то в прошлом ослепил, немой – за богохульство речи. А за гордыню отнимают разум, в тяжёлых случаях преследуют с позвоночником проблемы. Уж коль следы приметны наказанья, о несправедливости Небес не торопись судить».
Подозреваю, Поприще догадывался, что со мной происходит необычное именно сейчас.
- Ещё одно узнал? - В глазах застыл неподдельный ужас, ожидание новостей подобных точно отнимает половину жизни.
- Мне откровенничать с тобой резона нет. Поприще-Иглоид, ты неисправим.
- Готов поспорить, - он протянул костлявую, с огромными ногтями руку. Я не принял.
Евгений подал знак: дела не терпят. На гномов он нашёл управу, путь был свободен; следы от множества сапог, туфлей, ботинок и босых ступней, забытый кем-то носовой платок… Здесь по понятиям живут и продолжают тяжкий труд - добыть, доставить, прокормиться да в срок назначенный жениться. Ходячий ЗАГС - колдун Поприще. Он ударение на «О» себе избрал, чтоб в моих песнях не звучало его имя. Я ударение на «И» держу: с прыщём довольно сходства. Как ни бывало благородства, так и нет: таких могила не исправит. И на могиле эпитафия: «Поприще, попроще был бы, то ещё пожил бы».
Заставу из дубов зелёных мы оставляем за спиной, на рощу взяли новый курс. Спешит Евгений, - догоняю.
- Зачем идти на второй срок тебе? Тут непочатый край долгов.
- Я прекрасно понимаю: здешние неизбалованы, почти бесхитростны. Они – как пластилин. Но там - инкарнаты, тоже дети Бога, и некоторая часть на Земле последнюю проживает жизнь. Отдать на откуп их обманщикам и ворам? Уж если суждено хоть одному лучу сиять, пусть им побуду я.
- Что за операцию задумал?
- Чужое ухо ни к чему. Останемся одни - узнаешь. И покажи, что кубики твои нам предлагают.
- Молчат они.
- Не может быть, - сказал Евгений, - ты попросту решил идти, надеясь на удачу, побрезговал подсказку брать. И тебя послать по кругу сумеет кто-то, лишь улучит момент, а кубики подскажут: ориентиры на экране легче взять. Таковы устройство и программа, даже если недруг и поймает в лабиринт.
Я возразил:
- Кто-то заметил: что ни изобретает нынче человек, всё ему во вред.
Мы замолчали, был к тому сигнал. Вокруг происходили изменения, природу которых обозначить я не берусь.
- Граница Слова. - Евгений подозвал Поприще: - Не отставай. - Для меня нашёл слова другие: - Давно заметил, ступаешь на новые земли - и попадаешь под воздействие условий местных. Только что мы покинули зону, где стоит едва различимый звон, где непроизвольно мы говорили если не стихами, то очень близко к ним. Здесь же более грубые вибрации, потому подобных требований к языку не будет. Разумеется, если не «заразился». Подчас проскакивает тяга к слову певучему и у меня, это как лечебный насморк: специально заработать не стремишься, да своего он не упустит.
- Особенно, при Луне в Близнецах. Особенно лечебный.
Олени головы подняли. Взрослые спокойно следили за нашим шествием; молодняк строчил циркулями вокруг мам, самцы демонстрировали мощь развесистых рогов, - не странно ли, как уживаются ревнивцы единым стадом? Среди дубравы, окаймлённой кольцом березняка, умиротворял оленей вид. Вот бы укрыться под защитой красавцев непродажных этих да осмотреться хорошенько, какие ветры дуют и куда.
За берёзами пошли поля, дальше - сады с огрызками крыш. Я готовился к худшему, но здесь даже собаки ластились и готовы были сопровождать в свои обители. Удивляло и настораживало разнообразие пунктов питания, словно вытряхнули на дорогу синонимов словарь: шинок, трактир, кабак, харчевня и настоящий ресторан, провалившийся из Нулевого будто: стекло, бетон, швейцар и стоянка для экипажей и авто.
Обязались напоить нас, они такие здесь. Да, и ещё! Физиономии бьют за отказ. Правило золотой середины.
- Чем рассчитываться будем? - спросил я.
- Песнями, - подмигнул Евгений. Оглянулся. - Зайдёшь?
- Ступайте, я покараулю тут, - потупив очи, Поприще отвечает.
- Кого собрался караулить он? - переступив порог трактира, спросил я.
- Веришь словам? Какую-нибудь гадость затевает снова. Спросишь - зачем его таскаю за собой?
- Догадываюсь. Но что за нравы? Как следил за нами человек из ресторана, ты заметил?
- Еще бы! И название многообещающее: «Де ла Бетона». Из заготовок прочих нас главная артиллерия там пожидала. Запомни вот ещё что: пока кубики при нас, никакие казематы не страшны. И ещё. Никогда не поступай так, чтобы следующий шаг соглядатаи могли предвидеть.
На столе из струганных досок, покрытых скатертью льняной, красовались полные миски с борщом. Половой приплясывал вокруг, жонглируя подносами; тут тебе и чай, и квас, и шоколад горячий. Графины с красным, белым, розовым, с молодым и старым винами, отдельно - в штофе зелёном на три четверти литра, она самая: прозрачная - что слеза, только внутри бледно-зелёная субстанция - не то трава, не то существо.
Я отрываю взгляд, встречаю сотрапезника кивок. Снова возвращаюсь к штофу зелёного стекла. Да оно живое… глаз на меня уставился. Евгений смело поднял штоф, стал наливать. Тварь только ногу ополоснула в стопках и нырнула тут же в свой бассейн.
- Ты будешь это пить?
Он постучал по стеклу. С испугу существо ударилось о стенку.
- Не важно, будем пить или нет, платить за всё придётся. Иглоид не пошёл, иначе опустошать кошель ему, на правах принимающей стороны.
Я налил белого вина. В графинах твари не водились. На вкус напоминало молдавское, сухое. За вторым бокалом всё стало ближе и родней, и половой спешит с кувшином: «Отведайте из погребов хозяйских, это за счёт заведения». Мы переглянулись.
- Ты поставь, а мы решим, как быть. Тут с тем, что есть, как справиться, - пропел товарищ мой. Он здорово умеет притворяться, разыгрывать спектакли, и я любуюсь мастерством. Посуду просит чистую, половой несёт стаканы. Слуга слеп, как большинство живущих. В кувшине мирно обитала тварь полупрозрачная и хитрая. Сама не появлялась - в первый из стаканов сбросила яйцо, едва ли различишь за стеночкой стеклянной.
- Из-за таких подарков братья пристрастились наши?
Кивнул Евгений, подбирая хлебом желток яишенки. Я хрустел огурчиками, горчичкой сдабривал ломти поросятинки. Мерно тикали часы с кукушкой, неслышная прислуга меняла блюда. Грибы и стерлядь, черная икра, блины с мороженой клубникой, затем пельмени и ватрушки, в довершение подали фрукты. Лежебоки-груши, умещались масляные яблоки в руке едва, виноград - что сливы, с куриное яйцо встречались экземпляры. Финики и абрикосы, ещё вино. Стены покачнулись, опрокинулась скамейка, на которой я сидел. Прояснение наступило следом. Держал в руке холодного цыпленка Евгений, да упустил в тарелку. Смотрел не на меня он, а куда-то дальше. Глядь - в проходе цветёт особа молодая, фартук накрахмаленный теребит, глотает подлинные слёзы. Через миг буквально сорвалась с места, бросилась к столу.
- Женечка!
Я отвернулся. Совсем рядом происходило нечто ослепительно огромное, волнующее до ликованья, куда другим нельзя. Мне помогли подняться.
- Конечно, сударь, на воздух. Это мы сейчас организуем, осторожней, сюда, пожалуйте-с… С кем ни бывает.
Мир преобразился полностью. По мостовой пролётки мчались, позванивал вдали и скрежетал трамвай на повороте. Воцарилось подлинное лето. Разом загоревшая детвора вся в заботах: кто с удочками улизнул от домашних хлопот, кто с мячом за угол; гурьбой за единственным велосипедом. Скромницы, одетые с иголочки, за проделками разбойников следят и круговую оборону держат; похищение кукол, как-никак, есть первые знаки внимания.
Мимо отрок с ноутбуком просвистел, и держал он путь из «ГПТУ шпагоглотателей» в «НИИ100в»… одним словом, полный винегрет. Поприща не видать нигде, - кто ещё мог изобразить эту, полную противоречий, но достаточно одухотворённую картину? Тогда и та, что на шее у Евгения повисла… Ловко же мерзавец стелет. Это у него называется службу сослужить, запомнить надо.
Половой принёс ледяного квасу.
- Луна не в Близнецах? - спрашиваю.
- В Деве, - не мешкая, ответил половой.
Ещё прокол. Ну, и астролог с ним, забавно даже.
По улице прополз троллейбус, - в троллейбусном депо на постаменте я похожий видел. Ему навстречу выплеснулась демонстрация. Сообразил не сразу я, что слова на транспорантах состоят из букв знакомых, то есть их порядок.
«Голосуйте за Синдбадского Е.В. Он за народ».
«Все на выборы! Синдбадский - наш депутат!»
«Голоса - Синдбадскому Евгению!»
«Оппозиция не против!»
Следом развесёлые шли люди в костюмах одинаковых (никак, зарплату ими выдали), несли для голосованья урны. За ними двигались рабочие дружины с алыми повязками, затем в тяжёлых латах и кольчугах прогремели ратники; четыре танка, уважение не подавляя, прошли гуськом, представители интеллигенции, как велит положение и статус, просочились тихо. Из продовольственного магазина с надписью «Увернисам» народ попроще хлестал рекой, и надпись эта последней каплей оказалась, переполнившей вместилище питья и пищи…
Смеркалось. Покусанный клопокомаром и весь какой-то неучтённый, очнулся я от шороха нарядно рвущихся петард. Праздник продолжался. Склонился половой учтиво, сопя весёлым перегаром:
- Извольте в номера, мы лучшие для вас держали. Эх, гуляем нынче!
Я неосторожно сгреб рубаху на груди его.
- Евгений где?
- Они поехали-с венчаться-с, сударь. Свою первую разыскал любовь приятель ваш, вот уж повезло-с кому.
- И по такому случаю праздник?
- А всё вместе-с.
Бархата алые портьеры, шторы, шепоток завистливый за ними. Крутые лестницы – разве чемпиону взять. Наверху, в дорогом номере, я позволил стащить с себя платье и хромовые сапоги. Широкий пояс, так называемый кушак, свернули и положили мне под голову, прочие одежды покрыли спинки старомодных кресел, следом задёрнули оба окна зелёным. Аляповатые обои, трельяж и стол, шторы. В дальнем углу номера, множась в зеркалах, затеплилась свеча.
- Розовых снов вам, сударь! Да! сапоги отдать почистить? - В полумраке половой угадал кивок, схватил за голенища и молью выскользнул.
Лежал с открытыми глазами я да пялился на люстру в стекляшках чутких. Сон не шёл. Кажется, отлично выспался там, на крылечке заведения.
Стекляшки дрогнули. В дверях, борясь со шторами, кто-то вход искал. Из джунглей бархата выскользнула тонкая рука, отбросила полог. Мраморное личико с настырным носом и пухлыми губами выплыло из небытия; хозяйка личика была хозяйкой и обворожительному стану. Воздев над прелестною головкой руки, пританцовывая и вращаясь вокруг оси, она неторопливо приближалась к ложу. Заставила-таки меня покрутиться вдоволь, пока танцем не обошла весь постамент под балдахином. Но что за песенку напевала дивную, и не скажу, отродясь не слышал. Словно невзначай, волос моих касалась шелковыми перстами, от которых кровь взыграла, и сердце предъявило к подвигу пригласительный билет. Заметил я ещё особенность за ней. После очередного круга её покровы от прежних отличались очень. Я вспомнил про холодный квас.
Был миг, когда я провалился. Первый этаж, нет ли - будто половой, дремал вполслуха на скамейке жёсткой, под головой имея кожушок. Очнулся раз в хозяйской спаленке, стремглав оттуда выскочил… лунатиком позвали, губы с локтями рядом или на них… говорящие локти? Привидится же, спаси, Боже! - Крестяся, я попал в постель. Влажное пятно на простынях, в ногах заплутала лишняя подушка.
Утром, едва сапог дождавшись, из номера я выбег. С визгом девки из прислуги бросались врассыпную, пока по лестницам гремел. К метрдотелю сунулся, забрало безопасности откинув: «Сказывай, куда подевали Евгения!»
Отдышавшись, тот выдал: «Как куда? Все на выборы».
- А вчера что было?
- Подготовка к выборам.
- Прикажи квасу принести. – Сам думаю: без дня молчания? Не доросли.
- Тут в сейфе у меня имеется особого настоя шкалик. Но с самого утра, рекомендую: не подать ли бодрого вина?
Моя вина, сказал себе я. За спиной у служивого, занимая полки все, разместилась непобедимая коллекция коньяков и вин. Не зная ответа, он уже снял грустную бутылочку и салфеткой кружевной массировал её крутые бёдра.
Я взял бокал на свет, содержимое без известного содержания нашёл. Новых постояльцев ловил швейцар, распахивая и запирая двери. Другие двери, и швейцара наняли на какой-то час. Разве только ночью не продали нас владельцу ресторана. Правда, и следов бетона я нигде не замечал. Пусть же попробует не выпустить привратник, пожалеет, что пост занял на скозняке.
Коль вопроса не возникло, на прохожих нападал и спрашивал Евгения. На проспектах многоножных знать не знал никто о нём. Я обогнул фасад и уютную каморку «Частный бизнес» сей же час нашёл. Там бархотками замучен молодой сапожник, щётки, кажется, летали сами - любо дорого смотреть.
- Почерк твой? - сверкаю сапогами.
- Моя работа. Не пришлась по нраву, сударь? Давайте повторим, один момент.
- Да нет, отлично службу держишь. - При сих словах точно что лопнуло снаружи. Приглядываться стал к специалисту, сутуловатость эта знакомой показалась.
- Чего изволите?
- Нет, ничего. - Вернулся на проспекты, с тыла захожу. Аккурат две барышни лаковые ботиночки подошли поправить. Что насторожило этак? Красоты неописуемой, одна другой краше, и в одном месте, по моим координатам.
К сапожнику поближе подобрался, целя в ухо:
- Поприще?
Вмиг слетела рубашонка с молодца-удальца, балахон со звездами образовался, и латка грубая обозначилась, где и быть должна. Барышни, правда, ложились в обморок, задрав крахмальной белизны подолы.
Колдун подпрыгнул, подбоченился:
- При девках красных говорят про банк: ах, мне нужно быть, скажем, в полдень.
- Мне нужно быть в бан… - Я даже прикусил губу, ибо разглядел ловушку. Горловина банки образовалась в саженях семи над головой, уже и стенки потекли по вертикали, но завершающего «ке» не прозвучало. Я напустил вид простака.
- Ну чего неймётся? Что тебе не так, Андрей?
- За приятеля волнуюсь.
- А то не знаешь, выборы идут.
- Ах да, выборы. Так его здесь нет.
Поприще вернул себе облик сапожника, стал прилаживать рубашку, поучительно бурчит под нос:
- Юницам помощь окажи первейшую, да в декольте не шарь, - знаем вас, гусар залётных.
- Эй, гуталиновый шпион, соискателя держишь за кого? Ну-ка, поднимайтесь, барышни, негоже на мостовой вповалку, побойтесь срам плодить публично. - Бесчувственные - а рефлекс хватательный не дремлет: так вцепились обе, впору рядом возлегать. - Эй, девицы-прелестницы, двоих не вытяну! Поди, не золотые рыбки.
Воспользовался случаем Поприще, каморку запер, след замёл картонкой: «шёл на базу». Бросил взгляд довольный на творенье рук умелых, фразу девкам обронил да ролик скотча с запиской - и был таков. Руки заняты, - я сапогом подгрёб, обеими ногами развернул колдунье слово на фискальном чеке, точно обёртку от конфеты, читаю: «Не бросай, товар отменный. Это тебе не фотомодели, а дочери генерал-губернатора самого. Могу помочь со сватами».
Как понять Иглоида? То уходи, то чуть ни брат.
Тут опомнились, подхватили девицы меня под руки белые, как понесли ко крылечку парадному. Швейцар кивает - наш постоялец. И метрдотель в оппозицию переметнуться не спешил:
- Что приключилось?
- На солнышке перегрелся. Номер-то какой?
- Девятый. Сейчас прислугу кликну.
- Сами справимся, - и волокут по лесенкам скрипучим, мимо картинок лубочных, слащавых. В шелках-оборочках, браслетами да бусами гремя, девицы упирались; в алых лентах косы до копчика, щеки натурального румянца. Запыхались, но в пункт назначения добрались, добра молодца ложили на кровать.
- Кать, рук не развязывай. Неровен час права начнёт качать.
Катя только скотч на моих губах поправила, его никто из здешних не приметил. Как принялись ласкаться да раздевать помалу. Хоть бы шторы затянули, думал я. Глядь - прильнул к окну Поприще, закрываясь ладонями от отражений. За что мне наказание такое? Не верю в никакие выборы, куда-то и Евгения он определил. Да что я, сам хорош. Расслабились чуток - и получи. Товарища сыскать да прочь из города… Эх, что нашло, ведь самому охота посмотреть, чем кончится сия забава!
Поприще говорит не слышно, читаю по губам: «Сначала с губернашками совладай, пусть гимназистки кровей попортят да бока намнут, как ты другим».
Вторая дочь, любимая наверно, пошла и дёрнула шнурок. Затворилися шторы плотно, - ни колдуна, ни щёлочки.
- Ты, Кать, показывай мне всё да объясняй, я ведь опыта не знаю, неразумную наставляй сестрицу.
- Следи за ручками тогда.
- Ой, как мне страшно! Ой, как тятенька прознает!!
- Глупости! Сударь наш прописки не имеет.
- Ни прописки, ни гражданства.
- Умница. Мы на дороге, считай, его нашли. Как кошелёк: деньги потратим, а улику выбросим.
Меня стало разбирать. Мысленно себе представил, что на кровати этой преогромной лежу в виде кошелька набитого.
Младшенькая взвизгнула:
- Ну и язык! Зачем нам кошелёк? Паренька верни!
Катерина призадумалась на миг.
- Я не колдунья тебе, брось, просто слово сорвалось. Сапожник ещё имя называл… Эй, красавец именем Андрей, возвращайся поскорей.
Когда дама просит, не в силах отказать я. Могло и заклинание сработать: в стихотворной форме, немыслимые чудеса подвластны.
Стыдно вспоминать, что девчонки вытворяли, раз выскользнув из-под недреманного ока. Иглоид-Данеягнят знал, куда метит. Вытряхнули меня до последнего, что называется, гроша. И уже не я пришёл к Евгению на выручку, а он ко мне. Туманным утром, растворив окно, пока досматривала прислуга мексиканские очаровательные сны, мы десантировались на мостовую. Достоинство с респектабельностью растеряли незаметно, - за нами следом так и шелестело, тротуары удобряя. Дворнику, несомненно, повезло: лишь оные найдёт предметы, будет голову ломать, как поступить: снести в бюро находок, самому примерить…
Бессонницею вымученные горемыки в латах кустарного производства преградили путь бутафорскими палицами.
- Наличность есть? - шёпотом спросил Евгений.
- Откуда?
- Тогда выкручивайся сам.
- По грибы, по ягоды, - громко начинал я.
- Какие грибы-ягоды? У нас их отродясь не собирали, - недобро отозвались ополченцы. Прикинулись иначе: - И что это за фрукты?
- Краспина приказал идти вперёд, приготовить угощенье для странников, что почивают тут. Вам нынче город демонтировать, смотрите там, поаккуратней с декорациями. - Евгений к стражникам приблизился вплотную, шнурки с завязками проверил. - Учат вас, учат, а форму шнуровать не научитесь никак. Кто старший? - Нагнал Евгений-свет Васильевич страху, они возьми и отступи. Как это похоже… Немного жаль, но с этим милым городком пришёл черед разлуки. Вот когда я не упустил случая и выведал у соратника многое, о чём порасспросить следовало давненько. Охотнее, чем прежде, Евгений обучал.
- …Или вот ещё пример. Тебя окружат воины, ты и один на один не больно-то хорош… Болит ещё рука? Так вот. Выстраиваешь стену гранитную вокруг себя с единственным входом-выходом. Кто первый попадает в створ, с тем и дерёшься. Но хитрость небольшая есть. Через преграду, возведённую тобою, твой меч проникнет всюду. Воины, того не ведая, к стене прижмутся. Которого угадаешь рядом - ткни, не стесняйся, на финише зачтётся.
Пока нет соглядатая, потренировались Девятый покидать и возвращаться, с седьмой попытки процесс пошёл, как говорится. В подробности не окунаясь, скажу лишь, что проходя нащупанный канал, держался я уверенней иного седока в седле. И, стоило освободиться месту, все думы повернулись к колдуну:
- Гложет предчувствие, экскурсоводу нашему что-то мешает главные козыри в дело пустить.
- «Броня крепка, и танки наши быстры», - тут же нашёлся свет-Евгений. - Прекрасно понимает, что чудодейственный отвар из рук его мы пить не станем, он в поиске. Представь: такого компромата в моём прошлом накопал, что высший бал готов ему поставить. Вопрос лишь в том, кто его впустил туда?
- У кого из местных доступ?
- Кто скажет? Легче в одуванчиках плутать. Ну да ладно, разберёмся. Как сам тут? Гектары славы заждались, без примененья увядают, давай-ка поднажми. Тем самым мне развяжешь руки. Живу ликуя, ибо планов много, печально - времени в обрез.
- Какие тут гектары, я за тебя боялся больше. Пассы конечностей костлявых я чую за версту. Он липкий, цепкий, и каждую секунду караулит. Инквизитором так и хочется назвать.
- Надеюсь, что их время вышло. Методы остались, и тот, у кого на уме они, в чулане притаился. Знакомец наш (Филоном, кстати, кличут) полагает, с нашей стороны каналы перекрыл вчистую, его отсюда точной информацией снабжают. Считаешь, проекцией Краспины в Нулевом является Филон? Подумать надо. Я время даром тоже не терял: и с избирателем встречался, каналы чистил да в лапы колдуна подсунул куклу: с мастерством его полезно ознакомиться именно теперь. Отсутствовал пока, преуспел Иглоид. Так преуспел, что до сих пор в прострации парю: из памяти он выудил первую мою любовь. Без оглядки неслыханному удовольствию я и предался так, что кажется, медовый месяц пролетел. Нащупав слабые места, бес и вошёл в ребро; чем пахнут шутки эти, знаешь. Оплата удовольствий - поединок внеочередной. Один на один - сошлись мы в чистом поле. Пришлось, конечно, повозиться, рёбра посчитать… На этот раз попался мне левша матёрый, по имени Бачило, любимых женщин облик принимал: подари ребро, говорит, с ребром готов уйти без боя. Схватились страшно, два ребра ему сломал в подходе первом, хотел во втором третье покрошить, да сбежал Бачило. Опомнился я с опозданьем небольшим, зов соискателя услышал. Сказать, на чём сыграть хотели? Я будто избивал знакомых и дорогих мне женщин, за моим ударом точным головы менял лукавый! Н-да, бес в ребро. - Евгений-свет дух перевёл, прах виртуальный с рук отряхнул и продолжил: - Жаль было расставаться с Нею, очень. Так жаль, однако жить не прошлым собрались, дорожи днём нынешним. Не замечаешь разве? И без того нас окружают помаленьку, упреждающий пора бы нанести удар, Андрей. Они считают, мы способны только защищаться, а вот возьмём да прошвырнёмся по тылам. Детали операции я на листкочке набросал. Прочти в свободную минутку и будь готов. – Он протянул бумагу. Я на секунду развернул её и тут же спрятал.
- Всегда готов!
- Прочти сначала. Мотай на ус смелее. Оставь надежду, работе с кубиками Иглоид не обучит. Лишь заговори о том, он и найдёт отраду дел подальше, чтобы ты не докучал. Теперь о кубиках. По сути, это страшный сканер. Забавная, если не опасная вещица. Откуда, что это и для чего - мертвее мёртвых тайна. С устройством сам не разобрался до конца, боюсь не хватит жизни целой. На досуге эти кубики кручу, сопоставляю изменения. И достались мне они - смешно сказать, - валялись на дороге. Что не он нашёл, старик простить себе не может. Подбросили иль потеряли - теперь какая разница? В другой раз нахожу второй комплект, - его ты состоянье понимаешь... С поры той забежать вперёд стремится. Кубики с условием я вручал ему, что передаст тому, кто посетит Девятый сектор - проскочит сам иль с помощью моей. - Мудрейший глянул на фонтаны пыли, взвившиеся над псевдоградом. - Конспиратор хренов! Мог орла позвать, тот мигом бы домчал. Это от тебя секрет хранит он.
- Превращается в кукушку, что ли?
- Молодчина! Скоро я тебе совсем не буду нужен. Кубики показал лишь раз, а ты и вывод сделал верный, и…. Так, давай хвались, как их добыл?
Поведав в двух словах, сомненьями поделился я по поводу девиза:
- Кубики и карьеры должны иметь прямую связь, мне кажется, кто-то умышленно туманы напускает.
- Любопытно. Только покороче, третья пара ушей прибывает на соседний путь.
На фоне рассыпающегося града фигура померещилась, по буеракам скачет мячиком, ног не щадя. В исполнении Поприща мы наблюдали отработку упражнения «не угоди на мушку снайпера». За нами пёрся следом, и гнала его, увы, не международная солидарность.
- Всё чаще думаю о тех, кто в котлованах отбывает сроки. Когда б во Времени позволили пройтись, то отследил бы, за что их засадили в кандалы. Склоняюсь больше к версии такой: расплачиваются за девиз. Прочесть до срока возжелали, сложили буковки в слова, да тем себя и заковали. Что касается меня, я предпочёл не прибегать к подсказкам кубиков чудесных. Готов немедленно колдуну вернуть. Или кому скажешь.
- Ни в коем случае! Ему дорваться не пришлось, не то б сидели сами на цепи и милости его просили по сей час. Он на подходе. Ты спросить хотел…
- Какое место в операции твоей ты мне отвёл? Не наживки ль?
- Согласись, охотней клюнет на тебя Филон, считая неумёхой. Его мы выхватим оттуда, пусть здесь геройствует, зануда. Сегодня в полночь ляжем спать. Иглоид выбьется из сил, сурком свернётся, - не зевать: тут жару мы и зададим.
Оно и вышло в точности, как новую реальность смоделировал мудрейший, однако, по порядку. За мелкие детали не могу ручаться, я устал ничуть не меньше, при всём при том, скрепя сердечко, кубики достал, внёс изменения на карту. Игрушка удивила обновленьем: вражеские гнёзда час от часу выдавали пеленг, будто мы внедрили своих агентов повсеместно. Я даже конные отряды разглядел, соловьёв-разбойников спешащих, скопления народа у населённых пунктов…
Скромный костерок наш оборотился в угли вскоре. Торжественно-чарующее небо сверлили метеоры, на перекрёстках Млечного Пути сбивались в пробки корабли. КИПИТ РАБОТА ПОВСЕМЕСТНО, И ТОЛЬКО НА ЗЕМЛЕ ОДНОЙ БЕЗ УСТАЛИ БАНКНОТЫ ПРОИЗВОДЯТ ШЕЛЕСТ.
Прислушиваясь к звуку новому, Иглоид бормотал: «Некстати, всё некстати». Над горизонтом полыхнуло, свет прибывал, и сектор бликами свинца наш заливало без конца.
Луна взошла.
- Впервые вижу, - говорит Евгений. Колдун коварную улыбку притаил.
- Некстати, - говорит. - Когда затеяли какое дело, бросайте. Ничего не выйдет.
- Полная луна. Без нарастанья фаз, явленье редкое довольно, - сказал я. Убийственное по красоте сиянье, казалось, поглотило горизонты. Всё отражает, всё колышется и стонет. - В полную луну здесь что бывает?
Колдун лениво паузу держал, пока Евгения не поймал на любопытстве.
- Так и быть, скажу. Аборигены объявляют всем и вся войну. В прошлую луну одна команда лишила крова целые селенья. Теперь бомжи удар ответный нанесут. Увидите, кирпич поднимется в цене, и так поднимется, что на плечах рентабельно носить вдруг станет. Где были города сегодня, уж не ищите через день-другой. Из сорока, Девятый - самый беспокойный сектор, и повелители меняются поэтому здесь, - Поприще оценил реакцию Евгения, при сих словах мудрейший замер, - столь часто.
Я дров подбросил и воды принёс, - он ел и пил, беззубый пёс. Луна и с нами нечто сотворила, что всюду кажутся мне рыла. Вот улеглись, звезда мерцает, сон непонятный: дворцы, принцессы и ключи… за ногу дёргают.
- Молчи!
К ручью спустились, обогнули рощу.
- Привал устроить было б проще…
- Молчи!.. Чем напугал ты так Краспину?
Я не успел ответить. Канал Синдбадского открылся. Я вновь в своей квартире находился. Сверкнули бокорезы: «Готово, можешь говорить».
«Алло», - раздалось в трубке.
- Это Андрей, пропажа ваша. Сбежал чуть я, сил больше нет. За мною гонятся, прошу защиты.
«Нашей? То-то же! Встречай, Андруша!»
Пока доедут, подвожу итоги:
- У колдуна четыре имени известны: Поприще, Данеягнят, Иглоид и Краспина. Что это нам даёт?
Мудрейший мой, Евгений-свет Васильевич Синдбадский, радушно усмехнулся:
- Считай, перед тобою сейф, набитый чем-то сказочно желанным, пусть не пугает самый сложный код, надёжные четыре цифры на руках. Дерзай же, соискатель, для этого у тебя почти всё есть.
В глаза мудрейшему смотрю, вслух размышляю:
- А не водит ли он за нос? Я тысячу имён могу себе присвоить.
- Кто мешает? Важнее, как окружающие назовут.
6.
К любому повороту я был готов, но вот лицом к лицу сошлись, и что-то ёкнуло в испуге. Старик вошёл, уверенно обследовал квартиру, как будто здесь бывал не раз, при этом из карманов рук не вынимал, в прихожую вернулся и лишь тогда извлёк их и стал массировать. Его маленечко трясло от возбужденья либо с перепою. Для самого себя сколь неожиданно, столь и охотно он приблизился к границе, признать которую не соглашался отравленный никотином разум. Огромное желание столкнуться с чудом шло рука об руку с убеждением, что самый виртуозный фокус раскусит тотчас, по этой части Филон съел не одну дворнягу.
Боялся и желал, ждал и оттягивал мгновенье, но Чудо не спешило явиться в облике ужасном и врезать меж ушей. Тянулись медленно минуты, наконец сообразил, что здесь ему ничто не угрожает. С заметным облегчением этот комок нервов о тех припомнил, кто сигнала ждал за дверью.
- Пусть мои войдут, не возражаешь?.. Сюда, недоумки! - не получив ответа, бросил в коридор Филон. Порог переступили те самые, знакомые ребята. Кивнул невесело лицом помятым первый, второй - встревожен не на шутку. Старик устроился напротив в кресле, грызть ноготь принялся.
- Те, кто преследуют тебя, сюда войти не смогут?
- Кишка тонка, - убеждённо говорю.
- Отлично. Теперь послушаем тебя. Только по порядку, и побольше фактов.
Действуя по инструкции, я развернул описание мира, в котором каждый девятский стремится заполучить в рабы как можно больше увальней, и люди нашего в цене особой.
- Редко кому удаётся отстоять свободу, но впоследствии таким проще занять руководящие посты. Сохранить за собой пост тоже не просто, ради этого ловкачи стравливают между собой слои общества так, чтобы самим не оказаться в точке, куда народ сбрасывает излишки эмоций. Выживают ум, холодный расчёт и, я бы сказал, удобное равнодушие.
- Довольно лекций, давай по существу. Надо понимать, местных ты называешь девятскими, я не ослышался?
- Все, кто оказывается на территории Девятого сектора, подходят под это определение.
- Давай возьмём тебя. Ты сумел поработить хоть одного?
- Рабство считаю я пятном позорным…
- Не продолжай, я понял. - Старик обратился к помощникам. - Витёк, Петруша, вы ничего не имеете против слуг? Подадут, уберут, для грязной работёнки всегда хватало дураков, но мы-то из другого теста.
- Я - двумя руками «за». - Виктор был предельно честен. Ему ль не знать, что мир устроен просто: кто первый ухватил, тот и хозяин. - Чем плохо? Ты согласен, Петь?
Отмолчаться Пётр решил.
Филон подшил в досье.
- Слыхал? Никто не откажется. Теперь к делу. Какое там вооружение? Если, скажем, я принесу с собой кое-что, мы смогли бы это переправить?
- При условии, что всё будете держать в руках. То есть, только то, что сможете унести на себе.
- Этого мало. - Ветеран пожирал глазами своих, как верблюдов. - Ну, который готов пойти со мной?
- Мы согласны! - На волне скорой смены обстановки Виктор и не подозревал, что у кого-то может быть иное мнение.
Приятель признаков присутствия вновь не подавал.
Доброволец сориентировался:
- Как? Не хочешь?.. Да мы там всех сделаем!
Филон принял к сведению, встал.
- Через час встречаемся здесь. Ты со мной, а миролаза ты покараулишь. Потом катись на все четыре стороны… Миролаза? - Прежний ужас перед неведомым накатил на старца порцией двойной; что за слово, откуда?
Только вышли они, я обратился к караульному:
- Потерять приятеля не жаль?
Он просветлел с лица, поднялся со стула.
- Мы не приятели… Если я верно понял, вы переправить собираетесь Филона к чёрту на кулички?
- Чтобы другим здесь кровушки не портил.
- Откровенность за откровенность. Витёк… короче, мы с Витьком давно подумываем, как избавиться от него. Я в нашу церковь ходил и просил у иконы… - Собеседник вдруг застеснялся самопризнания.
- Мы, конечно, не столь могущественны, но горю вашему поможем. - Эзотерически я был готов не ограничиваться сочувствием одним: - Филона вашего каким-то образом вперёд послать и следом запечатать выход надо. Одна кручина: как быть с оружием? Он дел неслыхано там натворит.
- Я готов пойти с вами, часть возьму на себя.
- Филон твой не поверит. С чего вдруг? - Краем глаза замечаю, как моя фраза обрела воплощение, гирляндой из объёмных букв зависла под потолком.
- Да, он такой. Меня зовут Петром, тебя Андреем, знаю. Там… Если честно, как-то не по себе. Я готов поверить во что угодно, в ту же дурацкую рекламу, чем в такое. Это не опасно? И это… нам никак нельзя вернуться сразу? Пойдём вперёд, а потом - раз? Ради одного того, чтоб больше никогда его не видеть!
Возможности я прикинул наши. Голова Евгения показалась у Петра из-за плеча. Кивнул учитель.
- Отлично придумано!
Филон с помощником замешкались изрядно, с их появлением колесо затеи нашей стало обороты набирать. Личным примером старик собирался дух боевой поднять, всякий раз напоминая, что идём туда не с голыми руками. Со стороны однако высвечивалось иное совершенно; он ощущал себя песчинкой в часах песочных, влекомой в центр воронки, и из-за того, что изменить ничего не может, места не находил себе. Пуще того насторожило заявление молчуна.
- С чего бы? - старик зыркнул в сторону мою. Кроме тотального недоверия, видимо, и сам не очень-то полагался на добытый арсенал. В брезентовых мешках притаилась Смерть, едва слышно шершавые ладони потирая.
- Просто потому, что такой возможности не будет больше. Может, раз в жизни. - Пётр к Виктору шагнул, один мешок установил у ног своих. - Не рисковал ни разу, попробовать пора.
Филону на руку. Верблюды есть.
Половины гирлянды как ни бывало; «С чего вдруг?» - часть вторая, мерцала в напоминание. Мне же инструкцией предписано принять посильное участие в преодолении группой последних метров до створов канала, удерживаемых учителем (простите, уж таков язык инструкций). Наощупь я оценил мешок ближайший.
- Вчетвером мы можем взять и больше, но даже с этим я готов вернуться и поставить кое-кого на место.
- Что мы слышим? - Филон осклабился в натянутой улыбке. - Прямо на глазах растёшь. Мне бы твоего оптимизма чуток.
- Стоит разок обнаружить себя в новой роли, впредь не сунутся. - Я начинал заводиться, будто и впрямь готов мстить обидчикам. - Мирных намерений не понимаете, что ж, получите, - говорил я в самое устье канала, сразу за обоями, которое впрочем они видеть не могли.
- Это пока у нас есть патроны. - Старик Филон оставался мрачен. Выходит, не убедил. Всё ему не нравилось, потому меня поддел: - «Раз обнаружим», откуда эти обороты? - Но в ответе не нуждался он: - Итак, бойцы, груз делим поровну. Ни шагу без моей команды, беречь патроны. Всё, чему учили до сих пор, можете забыть. Научу не по учебнику всему, что умею сам. В противном случае за жизни ваши и ломаного гроша не дам.
Меня просили удалиться, они совет держали, поверх инструкций наших свои хотели возвести. Минуту улучив, я изучал канала горловину. В породе горной сработан тщательно тоннель, лишь вход торжественно мерцал, шероховатости портала перемещались будто сами по себе, первопроходца взгляд в заблуждение привести могли.
Лицо учителя возникло в калейдоскопе этом, он успел шепнуть: «Трус первым не пойдёт».
Так оно и вышло. Своих «верблюдов» старик вперёд отправил, меня взял под руку - и контрольный шаг мы вместе совершили…
Опуская мелочи, скажу: не так уж гладко всё пошло. С первой же минуты наручниками приковал меня к себе Филон, таскал туда-сюда по дебрям, по местности открытой, словно карту рисовал ногами. При обстоятельствах иных, недорогого проводника искать не надо было бы группе, в нашем случае – доверия не жди. Чтобы засунуть голову в пасть льву, пусть и потраченного молью, должы быть веские причины; надеюсь, учитель хорошенько рассчитал. Единственное, что не входило в наши планы, это прямой контакт. Я временами отмечал, как от меня истекает сила через оковы прочной стали. Пришлось в арсенале личном противоядие подобрать. Среднее звено заменить на полистирол удалось в одно мгновенье, когда мы прыгали через ручей… Глазам не поверил он, сакраментальную выдавая фразу: «Американское фуфло! Ещё осмелились на все лады китайский ширпотреб склонять».
Ножки привели нас в уголок - для лагеря удачней места не придумать. От севера стены фрагмент (знакомая работа), вся остальная территория как будто специально огорожена обломками, даже для костра, от дороги скрытое камнями, нашлось местечко. Расположились, не раздумывая; коль прижмёт, на площадке верхней можно держать круговую оборону. Как ни бурчал старик, но и он слов много сэкономил. Ближе к вечеру Филон угомонился будто, примирился с мыслью, что из мира в мир пройти всё-таки возможно, случайности исключены. Какие-то моменты даже веселили, если не оправдывали ожидания его; верней всего, то, что нет теперь над ним генерала. Что до остального, то фактам, и только фактам доверять берётся, и в этом деле спуску никому не даст.
Заказ был принят. Кто б видел, с каким неподдельным удовольствием Филон отпраздновал стук копыт! Как говорят, взыграло ретивое: он местным показал, кто здесь главный. Двух одиночных выстрелов поверх голов достало, чтобы отряд рассеять конный. Прямо скажем, удивил: мог бить прямой наводкой. Себя я мысленно поставил на место всадников, вставших на защиту кровных интересов: весть о чужаках многих вдохновила взглянуть на оружие, не как на предметы для сбора пыли. Тонкий слух, охотников повадки, - каково неподготовленному зрителю? Многократным эхом повторился каждый случай, одного так просто выбросило из седла. Теперь не сунутся, читалось в постукиваньи пальца по воронёной стали. Надо понимать, день удался. И переход, и горизонты новые, и капиталл солидный, и почта местная посеет панику. Как бы продолжая свои мысли, Филон сказал:
- Ума хватит, не скоро потревожат. Ночлег первый я посторожу. Всем отдыхать.
А мне послышались его слова с продолжением: «Я сплю чутко, днём наверстаю где-нибудь часок». Мысли прозвучали в голове, как последствия контакта через сталь… Не хотел бы, чтобы эта радость продолжалась.
Мне стало любопытно, как подразделение, обученное на современных тренажёрах, собирается противостоять мифологическим образинам, «каких в природе нет и быть не может». Парни установили вокруг лагеря замысловатые растяжки с колокольцами, электронных «псов», предупредили, чтобы я за колышки не заходил. Запрет нарушить меня так и подмывало, нос утереть субъектам, кто мир под себя ломать намерен. Потом одумался: в Нулевом ребята эти окажутся полезней.
Застучали топоры, брикеты концентратов угодили в котелок кипящий, меня позвали супа-каши ведомственных отведать. Да нет уж, говорю, у меня свои припасы. Глядь - их спальные мешки трава не принимает, над щетиной муравы они чуток парят, да на это обстоятельство никто внимания не обратил. Я же учился за противником следить, лица не наблюдая. Филон по-настоящему интересовал меня. Вот перед нами средних способностей человек: пожил на свете белом, что-то повидал и что-то вынес для себя; в своих привычках и силён, и мудр, но каково ему сейчас, когда по целостной картине жизни трещина промчала? Он до сих пор считает, что за гранью доказуемого всё - домыслы нездорового ума. На страже фактов автомата не собирался выпускать из рук, теперь с ним и ложился.
К Богу не пришёл – ума не нажил…
Полная луна на психику давила так, что уши против обыкновения на размер ушли вперёд. Однако, в виде компенсации, появилась редкая возможность «ознакомиться с процессами, характеризующими конкретную реальность»; новички интуитивно присутствие незримых наблюдателей ощущали. Кроме того, наружу вылезло всё то, что в укромных уголках сознания таилось. Я уверен, все фильмы ужасов, знакомые по Нулевому, Витёк пересмотрел, пока не рассвело. Другим двум повезло чуть больше: они зубами хоть не скрежетали; допускаю, не сомкнули глаз. Первая ночь в компании такой прошла, на удивление, спокойно. Само собой, я на мудрейшего надежды возлагал, он светопреставление устроить мог по высшему разряду, но нет - так нет.
Картина прояснилась поутру: всё чаще я взгляды жадные ловил бойцов - когда же? Указательным перстом я требовал терпенья. Потом пошло наперекос всё, точно управители стихий местами поменяли не только полюса планеты, но и шкалы ценностей. То ли здешний воздух подействовал, то ли обстановка, - парни вдруг раздумали возвращаться. В одно слово, как после сеанса у гипнотизёра: им здесь нравится. Они почти всё время околачивались на смотровой площадке, глотали перспективы, вдыхали запахи, до одурения глазами пожирали всё подряд и вынашивали планы. Я собирался перейти на более понятный им язык, напомнить об уговоре… И не узнавал их, точно им мозги промыли. Опасность исходила от тихони. Пётр, по сущности своей почти поэт, как бы не влюбился по уши. Засосёт по ногтику, по пальчику, по локотку, до сердца доберётся лишь - шалишь, парень, сам не заметишь. Улучив миг, их предупредил: «Рабами сделают, не узнаете, кто и когда. Бегите, пока руки белы да ноги целы».
- Боишься тесноты? Дай неделю.
- Конкретную задачу выполняю здесь. Вернусь, как выйдут сроки. Вы же ничего не знаете. Это сразу многое кажется простым и замечательным. Там, по крайней мере, не будут охотиться за вами.
- Пусть попробуют, - ухмыльнулся Витёк. - И кто ж тут такой смелый?
- Скажем так: колдуны и хищники, которым оружие нашего мира не причинит вреда.
- Ты перечитал сказкок, дружок, я сразу понял.
- Ты уже в сказке, только с автоматом. Я предупредил, дальше вам решать. - Прекрасно понимая, что очередное испытание набежало, отмёл я впечатленье очевидное, и наблюдаю, как по физиономии «верблюда» ползёт презрение. Меня считал он ненормальным, как многие - с высоты своего полёта, мало - на языке так и вертелась придуманная кличка «Мякиш», для меня старался. Из помощников Филону именно этот покажется родней и ближе, надо думать, хотя ручаться за других - хлопотное дело.
Тем же вечером вызвал на разговор старик:
- По кустам вы зачастили что-то, молодые. Неспроста, ведь. Ты, что же, моих к перевороту подбиваешь, не много ль прыти? За себя постоять не можешь,а повелевать другими и навык нужен, и талант. Рано списывать со счетов меня, голубчик. Не к кому другому, ко мне за помощью явился, поэтому без глупостей!
- Сколько я вам должен за совет, господин хороший?
- Экий непонятливый! Объединись мы с тобой, прибегут с поклонами. Приползут! - Старик рубанул ребром ладони: - Тьфу, связался на свою голову. Устаю от разговоров пустых. Значит, так: ещё услышу или увижу - пеняй на себя.
Не счёл нужным оправдываться я, силы были просто на исходе. Тяжёлая луна душила голыми руками, к земле коленкой придавила. Всеобщая сонливость пришлась совсем некстати. Сквозь чугунные веки вдруг наблюдаю колеблющиеся тени в долгополых одеяниях; неспешно некий ритуал гости ночные стали исполнять, движенья плавны и вальяжны; диковинные посохи в руках заряжены мерцанием ночи, им ветер тихо подпевал, довольно музыкально семена роняли травы. Посылая взгляд свой дальше, я неизменно натыкался на Филона, который, точно получив сигнал, однозначно автоматом потрясал. Ну-ну, утро вечера мудренее.
От меня «верблюды» дистанцировались окончательно, приворотным зельем будто опоил Филон; сегондя они уснули мёртвым сном, под дулом автомата. Наш договор, кажись, утратил силу, мне оставалось тихо улизнуть: пусть поживут, как понимают сами. Только бы группу от оленьей рощи увести подальше, да ещё одно условие соблюсти… Погоди-ка, есть поважней задача: помешать, чтобы Поприще к компании не прибился этой. Снюхаются они с Филоном, и расклад сил окажется не в нашу пользу. Как пить дать, мудрейший неужель не замечает? - Я сочинил послание Евгению, в котором умолял в глухие дебри колдуна свести да ублудить. В обратную сторонку телега покатила по дорожке спотыкучей. Значит, Евгений продолжал удерживать канал с квартирой. Я бы сказал, переправу героически держал, да у нас всё прахом вышло.
Потянуло ветерком. Тройка всадников пронеслась беззвучно, как трёхглавый призрак, я даже не успел их рассмотреть. Тут же часовой бессменный встрепенулся, взял автомат наизготовку.
- Ничего не заметил? Какое-то движение на дороге.
- И мне мерещилось не раз, - говорю. - Из лука по ночным работал теням, никого ещё не подстрелил.
- Где лук?
- Похитили такой же ночью.
Филон усмехнулся криво.
- Потерял, небось, ротозей. Гляжу на тебя и думаю: врать никогда не научишься. Это целая наука. Могу открыть курсы по повышению квалификации. Кстати, где напарник?
- Дел по горло.
- И за ним не гоняются, верно?
- Насколько мне известно, давно отстали.
- За тебя взялись, говоришь. Что ж не идут?
Я пожал плечами.
- Столько оружия и слепого отпугнёт.
- Может быть, - нехотя согласился Филон. - А парней моих оставь в покое. Они при мне министрами заделаются, им такого фирма не предложит.
Я промолчал: конечно не предложит. Пусть только на их пути окажется трактир, пиши пропало. Такой дебош закатят, что министров этих долго будут поминать. И меня сдадут.
- Что в кармане? - неожиданно спросил Филон.
- Не думаете ли вы, что я спектаклем этим заправляю?
- Покажи. Или разбудить парней.
- Электронная игрушка. Тетрис.
Он придал лицу выражение, словно меня впервые видит.
- Мне казалось, ты умнее. Эти игры для рабов и идиотов, Андруша… Ну-же.
Холодея от ужаса, лезу в карман и достаю… дурацкий тетрис!
Тремя пальцами он брезгливо взял, ощупал и на вес для цели непонятной оценил.
- Откуда батарейки, спрашивать не буду. Скажи лучше, куда подевались боеприпасы? К тебе лично нет претензий, ты у меня постоянно на виду. Приятель твой забавляется если, то передай: я ведь могу подстрелить невзначай. Зачем же воевать своим, когда вокруг, если верить словам, полно врагов? - Филон вернул игрушку, я отправил её на место. - Вор не знал, где у меня припрятаны патроны, второй раз стреляю без предупреждения - свой ли, чужой. - На миг замолк, прислушался, вытянув старческую шею в канат, отслуживший сроки, затем сказал: - Обратной дороги мне, похоже, нет. И терять нечего, насколько я могу судить по гостеприимству. Ловушка, так ловушка, но я постараюсь удержать ситуацию под контролем. Кто надумает перечить, пусть обижается на себя. Все слышали? - закончил он погромче, ощутив прикосновение тьмы затылком.
С холмов как будто отозвались.
Эта лекция повторилась утром, для других ушей. Я был сторонним наблюдателем, держал нейтралитет. К тому времени ребятки научились отвечать без слов. Меня бесила их готовность подчиняться старику и здесь, где там подписанные договоры не имеют силы. Вокруг пейзажи, потрясающая красота, а они гранаты без взрывателей сосчитали, покорно вытряхнули мешки и сумки. Поиски Виктора успехом увенчались, патрон целёхонький нашёл!
- Идиоты! Связался на свою голову. - Старик загнал патрон в ствол автомата, глянул в сторону мою, то умоляя взглядом, то глумясь, иногда одновременно.
- Гранатой можно наделать шуму. Попасть лишь надо, - сказал я.
В чувствах расстроенных пребывал Филон, и совсем другие речи готовы уж сорваться с языка, - выпускающий редактор был начеку:
- Вот именно, если попадёшь.
Я на миг представил, как команда выступила против Старшины со товарищи, как летят гранаты и стучат о шлемы. Но кто сказал, что те же Солома с Колючкой окажутся менее проворны? Преимущество в метании должно быть на стороне великанов, у них и практики побольше, это не на курки давить.
Пред взором внутренним возникла сцена: вместо штатных мишеней Филон предлагает собственное изображение.
Я осмотрелся. Фантазии природы поистине безграничны: на валуне обычном, тёмно-сером, белыми вкрапленьями была прописана фигура - далеко не дружественный шарж на старикашку с автоматом. Поразительное сходство потрясло. Наш бессменный часовой хотел внести поправки в факт, который если и не твёрже камня, то как камень. Стереть такие письмена под силу разве Старшине; Филон просто убедился, что это не меловой период между двух уроков, когда кусочку мела передышки не дают. Ничего лучшего не придумав, он просто объявил тревогу, прошёлся вдоль шеренги, руки пряча за спиной от посторонних взглядов.
- Минувшей ночью противник совершил акт вандализма, а именно: в десяти шагах от границы лагеря воспроизвёл на камне неизвестным способом рисунок - человеческую фигуру. Быть может, кто-то из вас найдёт в ней сходство со мной, я не из обидчивых. Хочется поблагодарить за готовую мишень. Знать бы, кого именно… Но это уже моё личное дело. Итак, сегодня тренируемся в метании гранаты.
Поскольку под ружьё я не годился, пришлось сыграть роль публики, в удовольствиях поднаторевшей. Должен признать, наслаждение зрители получили; у «недоносков» дело тронулось под аплодисменты, результаты тренировки просто поражали. Итоги чемпионата Филон хрестоматийно фиксировал в блокнот, видавший виды, меня на произвол судьбы покинув. Объяснений я тому не находил, но замечать стал: со стариком случилось нечто. Нет-нет, да и окинет небо взглядом жертвы, минувшую пережившей ночь; пока светло, подумать надо о ночлеге защищённом, пещерку б обнаружить да новоселье справить. - Он утомлял потоком мыслей, сбившихся в клубок вокруг ядра - причины подлинного страха. Да что Филон мне? Своих забот…
Как же Евгений случай с тетрисом предусмотрел?
Довольно скоро, не пообедав даже, мы с места снялись. До самого вечера зигзагами бродили, пещеры так и не нашли, и место для стоянки выбрала усталость. Витёк швырнул мешок под куст, при этом заявил, что дальше не пойдёт.
Кажется, я один заметил, мы в то же место невзначай вернулись. Это был показательный урок работы с кубиками. Луна легла на плечи всею массой... Будто на часах стою, и валит, валит снег… у мавзолея: не чихнёшь.
Филон насторожился первым, поднёс к глазам бинокль.
- Какие-то идиоты тащут кирпичи, доски. Что это значит, Андрей?
- Началось.
- Говори яснее.
Я и говорил, о чём узнал со слов Поприща.
- И здесь идиотов терпит земля? - выслушав, спросил он не меня. - Сам посуди, без твёрдой руки никак не обойтись. Не ерепенься, пойдём одной командой. При мне станешь министром образования. Извини, министром обороны не может быть тот, кто теряет оружие.
- Справедливое замечание, - поддакнул Витек.
Полное затмение разума. Их опьяняла многообещающая свобода, на первых порах пусть и под командованием мракобеса. «Верблюды» рассчитывают сбежать, устроить октябрьский переполох с разделом территорий. Солидный шлейф из прошлого тянулся следом, других примеров они знать не знали. Им не говорили, что у каждого свой путь, потому не ищут. Берут, что предлагают, а предлагают...
Луна коснулась дальнего холма. Вереницы бомжей с добычей возвращались. Грабь награбленное. Вот и этих простаков в барабан беличьей клетки кто-то заманил.
Я мог со счёта сбиться, сколько раз мы оставляли лагерь и возвращались. «Очередной» привал пришёлся на краешек Дынной долины, Виктор пришёл в неподдельный восторг:
- Я построю здесь дом и останусь жить…
Ответом ему был удар прикладом по бедру.
- После моей смерти, не раньше. - Филон закинул автомат за спину, бочком приблизился к Петру. - Ну, а ты чего желаешь?
- Спокойствия.
- Как сказал поэт революции, «покой нам только снится». «Тёмная ночь, - вдруг затянул он скрипучим фальцетом, - только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах…» Кстати, связь здесь вообще имеется?
- Кто какую изобретёт, - говорю. - На холме костёр зажжёт который, чаще на коне разносят вести.
- Что ж раньше молчал? Кабель в землю укладывать я не нанимался, а без связи не может быть совершенного государства.
- А как же Рим, Греция и другие?
- Голуби водятся?
- Не встречал, - ответил я.
Тут старика пробило на воспоминания детства. Голубятник тот ещё. Между слов всё ж проскочило: «Только дохли почему-то. Заведу новых - снова дохнут. Болеют, как люди». Было у меня что возразить, связываться не хотелось. Хорошо, если голубей любил. Разводил их продажи ради, от того и гибли. Погибельная любовь, болезнетворная. Говорил сам - ни семьи, ни внуков не нажил. Ничего святого… и быть ему колдуном вторым, только у Поприща подучится маленько.
Последнее послание от мудрейшего я получал дня три назад. Тележка прикатила свежая, разгружать кому? Бочком к кустам подался, вскрыл упаковку. В своём послании просил учитель по кругу поводить команду, операция пока не вступит в фазу завершения. Прислал и новость - пятое имя колдуна: «Цомна». В чём заключался операции конец, я мог догадывать только: что он там ещё придумал?
Вскрываю следующий слой, - получите, он предвидел мой вопрос: «Потерпи, караси клюют. И Филона не дразни».
Филон угадал появление тележки и на этот раз. У него отменный нюх, если не разновидность интуиции. В таком возрасте, я наслышан, у некоторых приоткрывается третий глаз, но то - у добрых людей. Чтобы у Филона - вот что не укладывается в голове.
- Ты говорил о колдунах. Сам часом не колдун?
- Учусь пока, экзамен скоро. - А что ему сказать? Из ума помалу выживал Старик, то видно невооруженным глазом. Лбов своих до изнеможения заставил ежедневно выстаивать с пистолетом на вытянутой руке. Полнолуние далось ему именно в такой форме. По утрам лбы совершали «освежающие» пробежки, таскали брёвна, лазили по деревьям, форсировали реку в полном походном… будущие министры и банкиры, члены парламента и просто члены… членистоногие, - каких синонимов Филон ни изобретал, чтобы «построить и вести в чрезвычайно близкое и достаточно светлое» народные массы.
- Ты у нас пока один свободный гражданин, - в третий раз уж приговаривал Филон, - будешь создавать материальные блага и содержать небольшой штат управленцев. Ты волен поступать со своим здоровьем, как знаешь. Но в час испытаний встанешь под ружье и пойдёшь…
- Уже можно идти? - Я забросил бесполезный автомат за спину. Филон ядовито скалил зубы да помалкивал.
Уйти, конечно, мне хотелось, ждал только случая, и подошёл он; да судьба со мной сыграла очередную шутку. Однажды, едва забрезжил свет, к нашей стоянке приблизился противник. Тревогу поднял вовремя Старик, иначе бы проспали. Держалась женщина дороги, прошла бы мимо.
- Куда, красавица, путь держишь? Одна, в этом опасном направлении, - спрашивал Филон, опираясь на автомат.
Красавица поравнялась с ним, стоянку оглядела. Стала спрашивать, мужа её, Евгения не встречали ли мы. Что пережил я, трудно передать. Как проглядел мудрейший? Кубики не потерял, небось, подсказку брал…
Версий множество. Ручку приложил который, улучил момент - Поприще-Данеягнят-Иглоид-Краспина? И пятое - как же это? Цомна. Сам выбирает имена или внутренняя вылазит суть?
Филона не проведёшь. По лицу читает; в сотрудниках секретных не бывать мне, точно.
- Приятеля супруга, познакомься. Это наш Андрей, вас как, сударыня, величать?
- Анна Михайловна, - мило молвила она, стараясь рассмотреть меня получше. - В дневнике Евгений пишет про Андрея. Это вы и есть?
Филон мигом перехватил нить разговора в свои ногти.
- Евгений, должно, давненько не делал в дневнике записей.
- Давно. Вот мы и заволновались, - говорит Анна Михайловна. - Стали читать, заглянули вперёд и нашли описание метода, как попасть сюда, к вам… Подскажите, как его найти?
У меня отвисла челюсть, но я бессилен был.
- Со дня на день должен появиться. Сами вы, Анна Михайловна, не отыщете его, в краях этих легко потеряться, да и небезопасно. Лучше оставайтесь-ка с нами. - Старик прямо не спускал с меня глаз. - Ну, а способа вернуться назад в дневнике вы не вычитали? - поспешил он с вопросом.
- Нет. Снизу, карандашом, приписка - «для тех, кто идёт по следу». Мы подумали, он устроил ловушку для тёмных личностей. В последние месяцы какие-то устроили слежку за ним, я прямо вся на нервах.
Знак ей подать какой, - я кашлять принялся натужно, чтобы внимание привлечь.
Старик ход просчитал. С неимоверной для своих лет прытью оказался подле меня и вытолкал за дорогу.
- Только пикни - всажу последний, шутки кончились, дружок! Оставайся здесь, пока не позову, но лучше к той берёзе прогуляйся. – Теперь уж не сбежишь. Ты ведь не бросишь на растерзание жену дружка.
После этого он вернулся к даме, а я отправился вытапывать траву, горланить песни… «Опустела без тебя Земля, как мне несколько часов прожить?..» «Ох, рано встает охрана!» - бац! Стоянку для тележек замечаю, три сразу и отправил. Они до поворота первого добраться не успели, навстречу уж ответы мчат: «Анна пришла не одна. Дочь с зятем идут другой дорогой, их сопровождаю. Всё будет в норме, сам попридержи язык».
Точно камень с плеч свалился, полегче стало под рубашкой. Стал издали приглядывать за лисом, а тот наседку знай себе пощипывает, - смотри, сейчас разденется сама. Любопытно, какие дифирамбы старый евнух расстилает, каких высот достиг в обворожения искусстве. Так-так… Мудрейший, стало быть, уверен в Анне Михайловне своей: она раскусит псевдоловеласа, растопчет горе-слизняка, а я лопатку одолжу у Старшины. Лично закопаю!
Выходит, свободу получил Поприще; разве не понимаю я? Пути Филона и Поприща однажды всё равно пересекутся, тогда уж точно запоёшь. Полез в карман и достаю… Однако, кубики, тот же комп. Можно сказать, решил прибегнуть к чарам их впервые, хотя испытывал упорное к тому сопротивление.
Карта была настроена, лишь поджидала часа. Ай, да Евгений! Как поспеваешь ты кругом?
«Гм», - то ли почудилось, то ли на самом деле прозвучало. Незримый некто преследовал меня давно, должно не замечал я, вот и решил о себе рекламу дать.
Но вернёмся к кубикам, сказал себе я. Великаны гнались за кем-то по собственным следам, оба соловья в плену Восьмёрки оказались, другим двум кто-то подсобил освободиться и заступить на дежурство боевое.
Вот новые гости: вскоре должны повстречать они и тех, и других. Вот Евгений и… вот Евгений, - что за наваждение? Третий Евгений засел подле открытого канала, час от часу не легче. А четвёртый - вторую избирательную кампанию небось проводит. Разве не Сказка? С заглавной буквы, не меньше.
Я не рискнул вносить поправки, коснулся пальцем кубиков. Мякишам щекотно, гладкая как мармелад клавиатура, словно просит - поучаствуй, Синдбадский работает давно на нас.
Кто же тогда на самом деле Евгений? Полубог, ученик Бога? Чтобы в нескольких телах, на разных фронтах держать на пульсе руку, высшего образования маловато. Что вообще о нём я знаю? Директор базы, фирмы, плюс - депутат. Учитель. Муж и отец. Плюс, наконец, обладатель кубиков. Открыватель каналов, - кажется, всё. Ах, да, владелец моих бокорезов. Я в принципе не против, но присвоил он их как-то мимоходом, будто у меня там склад. А по другому посмотреть, так он из породы древней: не просит, чтоб не обижать… Правильно, так оно и есть, у нас всё общее теперь - и дело, и кусачики. А ведь Евгений не расстаётся с ними. Отличные бокорезы, но боюсь, они здесь быстро заржавеют. Бешенная влажность. - Так размышлял я, изучая карту. Непроходимый лес, останки предприимчивой маршрутки… а вот Лопата, которую загнали в почву по незримый черенок. Странно - ни один котлован не обозначен. Собственно, тогда на карте не уместились бы основные ориентиры. Занимательная однако штучка, - присел на травку, спиною ко стволу берёзы прислонился. Я на виду, и мне обзор - не бывает лучше. Филон усадил супругу побратима моего, потчевал дынями. Паучина, на дармовщинку все умеют. Она уже смеётся. Курица! Прости, Евгений-друг, где ж интуиция её? Врага за километры научись распознавать. Читать мы умеем тоже, - канал они взломали, прошли насквозь на дрожащих ножках и первому встречному сами готовы сдаться.
На карте ситуация возникла. По курсу, где молодую сопровождал чету Евгений, сам Евгений испарился, точней его значок - крохотные шляпа и плащ, разве я не говорил? На поле появилась надпись: «Участвуешь?» - и две кнопки «да»-«нет». Пока не интересовались данными моими, я дал согласие. Курсор возник чуть ниже, в виде Колобка. Палец приложив к нему, я повёл его к образовавшейся бреши. Поле взяло крупный масштаб. На выбор кнопка предложила десяток вариантов. Для соловьев-разбойников туннель подземный я избрал и сгреб туда их, запечатал выход. Два крохотных человечка чудесным образом с разбойниками разминулись. Куда смелее установил курсор на ярлык «с препятствиями стадион», где великаны лишние сбрасывали килограммы. Не поддавались. Видимо, учитель приговорил паролем их к достижению недостижимой цели. Так вам и надо, помыслил я, знать будете, как на мостах хозяйничать, как в землю соискателей топтать.
Мизинцем мне удалось завернуть дорогу; откуда ни возьмись, с торца экрана, как из небытия, выскочили гномы и занялись прокладкой полотна. Чтобы расчистить путь молодой чете, повёл мизинец дальше. Из-под валуна на линии координат вырвалась подсказка: «Обочины украсим?» Предложений широчайший выбор я сузил до деревьев дынных и грядок грушевых, шалаш прибавил, защищёный от дороги кустарником колючим. «Ошибка: груши на деревьях, дыни на грядках. Заменить или оставить?» Пусть удивятся, решил я. «Дать путникам знать о наличии шалаша?» - жму «ок». Прямо руки зачесались, продолжить приключения, мне кажется, сам Бог велел; как деву юнную, устроил кубики на коленках, ладони потирая, порылся в «Справке». «Огласить весь спис». - «Ок».
Почему ж Евгений не предупредил, что кубики - ещё никем не описанная трясина? Одно желанье овладело мною: на усмотрение своё расставить по полю игроков и фишки. Чем дольше на экран смотрю, тем больше действующих лиц. Забавно, что кто-то на заставе кубиков комплект оставил, никогда бы не подумал. Тамошние постояльцы, скорее, лупят в домино и карты. Мог проглядеть и я, какую-нибудь мелочь упустил. Меня немного зацепило, хотя рассеянность не в тягость, сказать по правде, я в выигрыше частенько оставался: замечен не был, не был втянут кем-то в гнилые, меркантильные делишки.
- Эй, Адрюха! Ступай к нам.
Обострять отношения не время. Тем более, в эксплуатацию новую дорогу досрочно сдали, и со стрелкой указатель молодые люди не пройдут никак, я убеждён.
Ковыль сухой по башмакам трещал, раскланивался и норовил стреножить… Сегодня в башмаках из тонкой кожи, подошвы лёгкие, ногам свободно, - мудрейший не забудет, для побега модели лучшей не ищи. Приостановился на секунду, оглянулся. Где-то там, надеждою полны, бредут Евгения потомки. Синдбадского наследники, говоря иначе. Ни единого намёка. Живой души поблизости нет ни одной, кроме пленницы и варваров из Нулевого. Подумал только, глядь - гном под кустиком сидит. Умными глазами взирает на меня, пуговицу огромную на кафтане синем теребит миниатюрной ручкой; в другой руке колпак того же цвета.
- Иди, раз звали.
Лагерь точно вымер, бойцов Филон спровадил, чтоб не сболтнули лишнего.
- Садитесь с нами, Андрюша, - позвала Анна Михайловна. Сытое выражение лица подтверждалось горой дынных корок. Она готова была поспать, я видел, лишь из уважения к хозяевам подавляла сладкие зевки.
Я предложил сорвать для неё спелую-преспелую дыню.
- О, нет, - запротестовала она, прикладывая руку к животу, - больше некуда. - Её глаза поискали вокруг. Ей нужно в кустики, да как на грех поблизости нет ни одного солидного. Кабы ни Филон, я потребовал бы у «Справки» - доставить и установить. Ему знать рановато, какого свойства тетрис в моём кармане.
Делать нечего, идти на переговоры надо. Отозвал тирана на минуту, пояснил, что даме нужно справить некую нужду.
- Вон как заговорил, и просить не надо. - Огляделся он. - То-то думаю, извертелась вся. Да, но тут негде укрыться.
- А мы пройдёмся с вами в сторону холмов, шагов на триста, она и справится.
Теперь старика не занимало вовсе, чем промышляют его доблестные войска, весь интерес на нас двоих сошёлся.
Анну Михайловну предупредив, отправились мы за тридевять земель, сенокос нетронутый ногами разгребая. В голодный год для скота отсюда… почему не сюда? Верно, сюда перегнать бурёнку можно. Нет у тебя бурёнки. Если когда вернусь, обязательно заведу, вообще уеду жить в глухую деревню. Мы тебя и там сыщем. Не сомневаюсь. Простор, воздух, лес и луг. И речка - было бы здорово. Что ж, помечтай. Интересно, кто осмелился дерзить мне? Имя есть хоть?..
Болтун, как видно, удалился, искать его - пустое дело. Астральные и ментальные тела от имени инкарнатов продолжают жить - носы везде суют, советы раздавая. Которого лишь угадаю рядом, он с просьбою: «Поставь да поставь свечку за меня, заскочи в церковь!!»
Филон будто отсчитал нужду шагами.
- Довольно, пора назад. Как бы нашу Анну Михайловну кто не выкрал.
- И то правда, - подыграл я.
Она оставалась на месте, в очах невысказанная благодарность. И Филон ошарашил заявлением:
- Можете поговорить, меня не стесняйтесь. Я не побегу докладывать. Может, что полезное предложу, всё-таки опыт какой-никакой за плечами. Три головы лучше, согласны?
Я старался не смотреть в его сторону. Лицезреть угрозы? На таких условиях мне не хотелось начинать беседу, но Анна Михайловна считала нас соратниками мужа, вот что было омерзительно!
- С чего начнём? - спросила она.
- Что заканчивал Евгений Васильевич? - направление я задал сразу. - Вы что закончили? Как познакомились…
Старик ничего не мог поделать, а супруге Евгения разговор пришёлся по нутру. Дети, дом, работа, - я окинул глазом выси. Аккурат в такое время укладывается старик взремнуть. Знать бы, когда.
Тут подошёл он, ей шепчет на ухо слова. «Конечно, ложитесь, я не обижусь», - говорит она.
Что ж сам Евгений на выручку не мчит? Или в засаде выжидает: конфисковал патроны, гранаты обезвредил… а то электричества боится, - не вяжется в рядок.
Я прослушал.
- Как вы сказали?
- Ваш старший товарищ, имени к сожалению, я так и не услышала, предложил мне с ним одевать одну пару наручников на ночь, чтобы кого из нас не утащили. Мне сразу сделалось не по себе. Он пошутил, наверное, рассказывая о колдунах, про великанов и гномов, - говорит, пока вам не встречались, но они есть.
- Есть, к сожалению и к счастью, - подтвердил я.
- Прямо как в сказке?
- Это и есть Сказка, в полном смысле слова.
- Почему же все настроены враждебно?
Вездесмотрящему я подарил кивок и взгляд суровый.
- Сволочей и здесь довольно. - Большего сказать я не посмел. Филон более чем красноречиво повернулся на лежанке так, что ствол автомата уставился в сторону мою. Не время беспокоить мне патрон последний, хотелось бы конец истории воочую увидеть.
Анна Михайловна заметила тревожно:
- Надо бы сказать, чтобы оружие в другую сторону направил.
- О, не беспокойтесь, у нас так принято. - Ну, думаю, поймёт. Увы!
Неподалеку конь заржал. Скотиной наши лбы разжились и, радостные, с докладом поспешали. Три лошади – настоящее богатство. Филон на локотке поднялся, правилу поливать всех матом изменил впервые:
- Что ж вы, разэтакие сорванцы, крестьян обижаете? Кто дал команду? - При даме он избрал другой тон.
Они чесали по инерции, вдохновлённые успехом: ещё бы! Транспорт в наше время - и-го-го. Поди, не знают, как долговечно счастье, построенное на чужой беде.
- Шеф, вы же говорили: поставим на колени всех, любой ценой! - Витёк, того не понимая сам, мне крепко пособил.
Пётр не сморозил бы столь откровенно.
Брови Анна Михайловна подняла, испуганно ища у меня защиты. Не для глаз Филона, я сумел лишь знак рукой подать - дела идут отлично.
- Таких идиотов вы, Анна Михайловна, пожалуй, не встречали. - Он гордо поднялся на ноги, глянул окрест. - Игра окончена. С глубоким прискорбием я ставлю вас в известность: вы заложница… - Перевёл взгляд на меня. - Заложница нашего небольшого отряда. Будучи заочно знакомыми, мы очень хотели бы встретиться с вашим мужем, поговорить по душам. Он избегает встреч. Мало того, занялся вредительством.
Анна Михайловна подавила вскрик, тыльной стороной ладони провела по губам.
- Ах, вон оно что? - мельком окинула она порядки боевые, подзарядилась от прояснения обстановки. Когда же справилась, такое выдала, что хоть следом возьми и запиши. - Ах ты, сморчок! Тебе с Евгением не справиться. Там не сумел, а здесь и подавно! - Ясные глаза её были красноречивей слов. Вот они остановились на мне: «Ты хоть друг?»
Я опустился на колени, серьгу золотую разглядел в траве, но поднимать не стал; пусть поднимает тот, кто обронил.
- Друг, ученик и ваш защитник.
Филон приблизился, присел на корточки между нами.
- Парнишка этот тоже заложник, раз всё открылось. Поэтому я запрещаю разговоры. Пока Евгений не вернёт то, что ему не принадлежит.
В глазах её прочёл я удивительно приятное нечто. Хоть так, чужими руками, но точки, наконец, расставлены. И понимали все прекрасно, время этикетов миновало. Я кожей чувствовал, Филон затеял нечто мерзкое, и на заре вечерней он предложил на выбор: ногу одного заложника соединить с рукой другого.
- Моя рука, - воскликнула она.
Милая Анна Михайловна! Сама наивность, подсказала решение, которое он обратил на свой лад:
- Поступим наоборот. Коли явится Евгений, пусть полюбуется картинкой. Здорово придумано, не правда ли?
Анна Михайловна расстроилась:
- Вы… вы чудовище!
Я мог не стесняться в выражениях тоже:
- Хуже, Анна Михайловна. Хуже! - Ствол давно не таращился в мою сторону. На болтунов он не станет тратить, возможно, последний патрон.
Она насторожилась:
- Позвольте, так это не игра, на самом деле? Андрей, вы же говорите, сказка. Автоматы…
- Автоматы настоящие. Сказка настоящая, - я оглянулся. - На этих лошадях, если не возвращать хозяевам, можно по-настоящему проехать. Настоящие преступники, кто нас взял в заложники. Нет, там, у себя они на счету хорошем. Надеюсь. И положение не такое угрожающее, драматизировать не будем. Дело в том, что на поле не все фигуры. Минус, что из этой игры не выходят нажатием на кнопку «выход» или «перезагрузка». Плюс тоже есть. Никто из них не знает, как вернуться. Значит, дальше пойдём вместе, что бы ни случилось.
За ночь лошадки никуда не сбежали, мирно пощипывали неподалеку травку. Пора бы в путь, да размышлениям старик предался. Над чем он там ломает голову? - я сконцентрировал внимание на нём.
- Много будешь знать, скоро состаришься, - произнёс он. Слишком близко для случайности. Его способности по-настоящему пугали.
- Лиха беда - начало, - ответили уста мои, не по моей воле.
- За одного битого двух небитых дают, - ввязался Филон в необъяснимый для остальных спор.
Анна Михайловна испуганно следила за диалогом, переводя карие очи с одного на другого. И хотела бы посодействовать, да не могла собраться с духом. Лбы потешались, шушукались меж собой.
- …глубоко не пашет, - автоматически реагировал ствол моего виртуального пулемёта. И краем глаза, на недосягаемой высоте я обнаружил двух сражающихся хищников. Крупные ястребы сошлись выяснить отношения.
Филон последовал моему примеру, речь прервал. Теперь всей группой за поединком мы следили.
Старик вытащил бинокль, к лицу поднёс демонстративно. Полагал, мне ответить нечем. Как прежде, я подрегулировал резкость.
- Который ваш? С раной или второй? - спросил я.
Анна Михайловна сжала пальцы в кулаки - есть!
Филон был слишком увлечён, чтобы жест заметить.
- Второй пусть будет. - Оптику на миг отвёл и скверно ухмыльнулся.
- Если мой победит, вы нас отпускаете. Договорились?
- Ничего подобного. Это птицы - глупые твари. Ставки делать, хотя…
Раненому досталось крепко, что связался, он и сам не рад. Верх противник брал по всем статьям.
- Ну, беги уже, - комментировал старик. - Молод ещё.
Увы, пришла пора спасаться бегством. Через секунду птицы разлетелись. Старый не пошёл добивать неопытного соперника.
- Н-ну, и чья бы взяла?
- Прошу заметить, не добивал. Вы на такое не способны, - сказал я.
Он сложил губы в назидательную улыбочку.
- Потому я ещё таскаю это бренное тело. А другие, гораздо моложе и сильней, давно сгнили в сырой земле. Я пока принимаю под знамена. Кто не с нами, тот против нас.
- За компанию - хоть топиться. - Это был последний выстрел на сегодняшней дуэли. Со свойственным мне напо¬ром, я оставлял последнее слово за собой, хотя решающего значения оно не имело.
- Недаром я предлагал пост министра образования. Приятно удивлён и, как видим, я не ошибался. Из пословиц дома не построишь, на том поставим точку. Меняем дислокацию.
Лошади пугались громыхания железа, но шли уверенно, точно неведимки взяли под узцы и управляли. Филон с тревогой наблюдал, как они меняют направленья, и тут же утешал себя: животное в западню привести не может. Заложники - за лошадьми, охрана сзади. В самой большой сумке пировали дыни, и, как водится, спелейшая из них течь дала. Запах голову кружил, сообщая факт всей ойкумене.
- У нас бы уже мухи облепили, - заметила Анна Михайловна.
- Ценное наблюдение, - сказал Филон.
Знай наперёд, что будем сниматься, ловушки-клети мог поставить в обоих направлениях. В «Справке» есть даже такое: «Поймать в ловушку первого, второго, третьего. Выбор за вами». Евгений должен был предупредить об этом…
Стоило так подумать, как Филон замедлил шаг и пошёл рядом с Анной, для краткости, я стану называть её по имени. Ей что-то около пятидесяти, под стать мужу. Следы былого прекрасного осторожно скрадывала осень жизни. Евгений сохранился лучше, да и вообще, женский век не долог. Однако, Филонище вновь озадачил. Начинаю подозревать, мысли мои ему открыты совершенно. Возможно, для равновесия за дар - за выход на своё второе Я. Отныне всякий раз напоминать себе об осторожности придётся. И вот впереди открылся мост, на том берегу туман разгулялся. Мне даже полегчало: куделя Сказки нашей на следующий уровень вышла. Сидят где-то бабки добродушные да внукам небылицы прядут-складывают. «Как под тем мосточком да под калиновым схоронился Ивашка. К полночи слышится топот. То Змей-Горыныч о шести головах едет налоги с народа вольного взымати».
- Бабушка, какой же вольный народ будет платить Змею-Горыновичу? - подмечает старший внук; хоть и одна голова, да соображает: - Сказка старая, а как про наше время. Папка говорит, с такими налогами скоро по миру пойдём… Бабуль, а куда ты трёхглавого дела?
- Ой, и правда. Вспомнила. Трёхглавый-то Змей Горыныч к гадалке сходил, та и отсоветовала: «Коль пойдёшь на народ сей, там и смертушку найдёшь свою». Вот и не пошёл воевать народ православный, и уцелел.
Внучок к слову прицепился:
- Сосед с седьмого этажа, дядя Женя, говорит - сегодня православие проходит проверку деньгами, и испытание такое одному из десяти под силу.
Мал ещё, думает она про себя, не то б посетовала, как денежки для строительства церкви перекочевали на дачные счета; поговаривают люди знающие, поставил поп хоромы - просто на зависть.
Ступили мы на мостки хлипкие - дощечки потрескивают, перила под рукой рассыпаются. Надо бы воротиться, говорю старику, неровён час…
Филон тронул животное, оружием гружёное, вывел на прямую, по крупу хлопнул: «Шагай!» Лошадка ступила шагов несколько, остановилась, подняла морду и заржала. Ударил её автоматом вторично, - лошадка в миг оказалась на другом берегу. На другом берегу оказалась и пропала из виду, непроницаемый туман с нами шутки шутит, если не оголодал.
Следом шеф посылает Виктора. Из гренадёров он покрепче, да и сноровистей; переправился с ускорением попутным: подломилась доска и придала прыти в точку, что спины пониже. Я поразился тонкому расчёту, как, себя не выдавая, Сикпенин пальцем продырявил ветхий в общем-то настил. Потом скажут, лошади досталось, а тогда, потеряв половину армии, старик орал во мглу: «Не надейся, Гирей, мы расстались не надолго. Из-под земли достану». - Голос его мог домчать до адресата, кабы не противодействие с того берега. Я угадывал глухую стену, оную возвели в порядке срочном местные ополченцы; и Гирей поди кричал - только сам себя и слышал.
- Я не пойду, - решительно заявила Анна Михайловна. - Лучше вплавь, чем сверзиться. Мост едва дышит, неужели вы не видите?!
- Мешков, ступай на берег и доложи обстановку.
Пётр в тумане кипенном исчез, как пропал, так и вернулся:
- Тонны киселя густейшего. По запаху - малиновый… За киселем - быстрая протока молочного запаха и цвета.
Филон зловеще расхохотался:
- Молочные реки - кисельные берега. Чушь собачья. Вперёд, к победе… эх, мать честная! Я прикрою сзади, шагайте. - Оценил каждого из нас. - Ступайте оба, и чтоб без фокусов. На расстоянии. Поищем другую переправу... Кисельные берега, придумаешь тоже, Мешков.
- Я впереди не пойду, - заявила Анна. - Как можно отрицать очевидное?
- Давайте, я, - предлагаю им.
Филон расхохотался вновь, однако все понимали: на его бензине нам не уехать далеко. Никто не ведает следующий свой шаг; наполеошка оттолкнул меня и сам отряд возглавил. Пётр Мешков обеих лошадок под узцы взял, двинулся за нами.
Про себя решил я: коль Сикпенин на свободе, то и Старшина с дружиной не станет стадионы мерить. Другое забавляет: как только удаётся улучить минутку и сказочный прибор потревожить этот, кубики продолжают утверждать, что установки, заданные мной, прилежно исполняются, так и будет впредь.
Я мысленно перенёсся на противоположный берег. Чужие ощущения передались мне… Рукой Гирея Виктора ощупал мягкое препятствие. Оно скользило мимо, с ветерком и волнообразно. «Змея!» - почудился нечеловечий вопль.
Вот, и пригодилась.
- Эх, одну б гранату, - послышалось впереди, на нашем берегу. Туман неестественными хлопьями набрасывался на группу, временами открывалась река, и тогда, средь берегов, виделась белая стремнина. Каких размеров где-то там скрывается Корова, представить трудно; почему никто не устранит утечку?
Вскоре мы оказались зажатыми между берегом и лесом, могучие дубы и простуженные осины проступали, точно призраки. Тропинка перешла в просёлок, затем и вовсе в мощёную дорогу. В момент какой-то у Филона я заприметил тесак широкий; он помавал им без нужды особой, пускал в ход, когда ветви дерев слишком смело выступали на дорогу. Он первым и угодил в кисельную жижу, по пояс провалился. Мы сгрудились, я руку протянул… Приятного мало: тащить мокрого петуха, одежда в слизи. Метрах в десяти вверх по склону горы труба торчала по горизонту - дюймов эдак десять, из неё хлестал поток. Мешков пустил лошадей попить, те и приложились с завидною охотой, как большие знатоки.
- А киселёк-то съедобный, смотрите, как лопают. - И сам отведал, зачерпнув в две пригоршни. Руки не помыв, полная антисанитария, - было написано на лицах заложницы и предводителя. ОДОБРЕННАЯ СТОРОНАМИ МЫСЛЬ СБЛИЖАЕТ РЕДКО.
- Ступай да осмотрись, мы подождём.
Вернулся скоро Пётр, оглядываясь и рот рукою зажимая.
- За туманом не видать, но там вход в пещеру. Живые куклы. Как гномы. Они там варят мессиво в дырявых чанах, в полу дыра. Это анекдот!
Старик долго молчал.
- Быстро же вы сговорились. - Окинул нас троих дремучим взглядом. - Я наверх, а вы ноги сделаете, пока спущусь? Так вот, не верю ни единому слову, понятно?
Лошади - и те переглянулись.
- Хорошо, один вопрос мы выяснили, - произнесла Анна Михайловна. - Пойдём дальше и, может быть, обнаружим источник молока. Кажется, в сказках сами источники нигде не упоминаются. Внесём свою лепту в уточнение деталей, если никто не возражает.
Похоже, её тоже зацепило, хоть и страшновато.
Лёгкое постукивание послышалось сзади. Мы благоразумно покинули дорогу, притихли в зарослях тумана. Совсем рядом показался гном сантиметров сорока ростом, в курточке и колпаке синего цвета, с тележкой, гружёной до предела, - как мы развилку проглядели? Анна Михайловна к губам прижала палец. Лошади на удивление спокойно отнеслись к появлению коротышки. Ступили на дорогу мы, отпустив работника подальше, и Анна Михайловна высмотрела нечто под ногами.
- Если мы и в сказке, то бирюза подлинная. - Она протянула для обозрения кусок минерала размером с орех.
- Вы уверены? - поинтересовался Мешков.
- Абсолютно. Что скажете теперь?
Все невольно повернулись к старику.
Он в пальцах минерал крутил, не поленился через лупу рассмотреть. И нового мы ничего не услыхали снова. Массовая галлюцинация, ни больше, ни меньше.
- А те, что в пещере, - поделился мнением Мешков, - помельче будут. Этот богатырь против них.
И вновь мы уступили дорогу, предупреждённые характерным постукиванием железного обода по мостовой. Теперь я гнома в изумрудной форме хорошенько рассмотрел. Они отличались не только цветом одежды, но и лицами, походкой и возрастом. Этот выглядел моложе и бойчее.
- Больно оживлённое место, вам не кажется? - вдруг голос подаёт Филон. - Так, подведём итоги. Гномы? Пусть будут гномы. Нас они нисколечко не боятся. Конечно, они у себя дома. Может, даже на всю округу хозяева. Жили себе, не тужили, - тут Гулливер с ватагою явился.
Старик замолк, стоило двум гномам повстречаться; тот, что в сиреневом костюме, возвращался вниз с пустой тележкой. Нас будто и нет, - почтительно раскланялись они и разошлись.
- Их тут десятки, когда ни сотни! Что и требовалось доказать. - Филон облизнул сухие губы. - Вот кто нам обеспечит безбедное существование, Мешков. Смотри, я надеюсь.
Пётр изподлобья глянул в сторону мою, и промолчал.
Примерно час мы продвигались в направлении этом, шли в гору, и относились к появлению гномов без первого восторга и прежней деликатности. Они замечательно игнорировали нас, мы отвечали тем же.
- Зрение у них устроено иначе, я так думаю, - Анна Михайловна прошептала.
- Прогнозы и догадки строят те, кто о самом предмете представленья не имеет, - вполоборота головы обронил Филон. Римлян и греков цитируют с подобным видом.
Туман оборвался на полушаге. Здесь, на приличной высоте начиналась территория иных стихий. То, что дорога шла в гору, никак не согласовывалось с отсутствием усталости и высотой, на которую мы забрались. По краям площадка была выложена плоскими валунами; именно здесь, сойдясь в точку, заканчивались две дороги. Либо начинались, - как посмотреть. Для нас закончилась одна.
Навес простейший от дождя да длинная скамейка составляли убран¬ство сей географической достопримечательности. Моего любопытства спутники не могли разделить хотя бы по той причине, что не имели карты. Под любым предлогом мне следовало сюда вернуться одному и внести поправки. Большого труда не стоило переиначить зрение и сектора пределы угадать. Границы будто алой краской кто обрисовал. Точно! На всех известных и секретных картах предметом пристального внимания являются границы государства, но разве интересовался кто, сколько душ живых, недвижимости и тайных троп под этой линией сокрыто?!
На востоке синем оптовые цены приземлялись; языком я угадал корицу, перец лютый и имбирь. Ниже взгляд отправил - море разглядел, порт с лесом мачт. Паруса и флаги под торговой маркой «Е» и «С». Кругом голова пошла… Или это север здешний?
«Синдбадский» - вот что меня сбивало с толку. Когда стараешься уразуметь предметов внутреннюю суть, одновременно забываешь оценить предмет снаружи, и наоборот. Мало ли фамилий странных рикошетит, мимо ушей со свистом пролетает, нас совершенно не касаясь? Кому-то повезёт, кому не очень. Знакомые Мешком Мешкова точно кличут, Гирей - Виктора Гирея. Своя, глубоко притоптанная история у Филона. Как-то разом завертелись мы Евгения Васильевича вокруг… он где-то в центре, и почти невидим, а мы по краешку пластинки грамофонной валяем дурака.
Синдбадский! Вот так новость: это «ский» в заблуждение ввела не одного меня, надеюсь.
Филона общество мне порядком надоело, пора бы перевернуть страницу и оказаться, по возможности, на разных. Мудрейший видно занят очень, - опа! Филоша напоролся на тележку! Не увидел - ощутил её. Площадки она только что достигла и на якорь встала. Я виду не подал, будто о её существовании знаю.
К научным изысканиям приступил старик: сначала автоматом зацепить хотел, обнаружить то, что привиделось ему, затем ногами. Результата не достигнув, стал водить руками в воздухе прозрачном, при том меня не выпускал из виду. С восторгом, по ситуации уместным, Пётр с Анной наблюдали, как старик теряет разум…
Я с сожалением факт установил: слепа, оказывается, Анна.
Тележка привезла долгожданное словечко: «Затаись, как знак подам».
Спутников моих конечно же смущала форма облаков, но говорить о том - лишь время тратить; очевидно, на пешеходном уровне более достойные вниманья существа встречаются и предметы. С площадки начали спускаться, уютную канавку замечаю, кусты зонтом над нею развернулись в боевое положенье. Определённо, здесь угадывается рука…
Толчок в плечо лишь намерения ускорил.
Дух заняло! Как к переменам отнесётся гегемон?
Рядом с Анной продолжал идти человек, по всему - двойник мой! При ближайшем рассмотрении я даже огорчился. Не таким я представлял себя, посолидней, что ли, да со стороны виднее. Во всяком случае, никто подмены не заметил.
Спутников моих, вперёд ушедших, учитель обласкал очами, заодно приголубил даль. По-моему, на кораблях вымпела взвились; кому они сигналы посылают?
7.
Квартиру эту по улице Мореходов четыре раза ликвидировать пытались, чтобы вообще нигде она не упоминалась. Заложили б кирпичом - и умыли руки. Деньги решали всё, да вот набежало исключение. Руководство «ЭНКА-Видео» пребывало в растерянности: закрыть глаза, забыть о существовании не получалось. Лучшие специалисты ничего не могли ни объяснить, ни изменить. Став притчей во языцех, она получила условное название: Объект «Пропасть».
В этой квартире пропадали сотрудники. Сколько посылали, столько их и пропало, особенно - в дни полнолуний и по понедельникам… Кто-то рассудил, что и такую особенность можно употребить с пользой. Так, без лишних разговоров, руководство избавилось от лишних ртов, кому давно пора засесть на дачах и показатели по ведомству не портить. С некоторых пор получить задание на инспекцию квартиры по Мореходов означало одно: уйди, чтоб мои глаза не видели тебя.
Как это бывает, заводы, фирмы и магазины однажды продаются с потрохами. Где-то в феврале сменилось руководство. Объект переименовали в «Чёрную Метку», точно у пиратов. Среди низшего состава экстрасенсов и начинающих магов родилось немало страшилок и анекдотов для, собственно, молодого пополнения. И вот, как-то раз…
Евгений Васильевич вернулся сюда за минуту до прихода очередной группы. Сколько же вас там ещё? - задавал безответный вопрос, и посторонний наблюдатель нашёл бы в оном немалую долю кровожадного сарказма.
Места, в принципе, на всех хватит, - продолжал рассуждения Евгений Васильевич, изучая обстановку; кубики делились информацией, не рассчитанной на среднестатистического обывателя. При должном усердии можно отследить процессы, протекающие в Девятом секторе, неизменно находящие отклик даже в Нулевом.
Внеся несколько поправок, Синдбадский открыл сокровенное окно. Десятки кораблей покачивались в гавани, в ожидании сигнала к отплытию. Ждали приказа.
Ещё немного, уговаривал он себя.
Сидя за столом, вдыхал воздух этой реальности. Перед ним ходила, выписывая восьмёрки, маятниковая сфера с изумрудно-синей подсветкой. Люди из организации, как условились, входили по одному. Иначе - никаких контактов.
- Проходите, не стесняйтесь.
- Меня просили узнать, где наши люди.
Евгений Васильевич, как обычно, поднимал палец вверх.
- Один и тот же вопрос. И тот же, давно известный вашему руководству ответ… Да, приходили какие-то, ваши - не ваши, и уходили. Обычно тут же спрашивают: куда? Что я могу ответить? Они мне не отчитывались ни разу. Можете взглянуть, некоторые из них оставляли в этом журнале забавные автографы.
Вот и лейтенант Смирнов, впрочем, одетый «по гражданке», протянул руку за канцелярской книгой, открыл на девятой странице. Закорючки, точки, инициалы и даты. Даты в журнале удивительным образом совпадают с датами исчезновений.
Смирнов полистал и отложил документ на стол.
- Лейтенант, ты хоть догадываешься, кому пошёл служить? Эти люди и защита Родины не имеют ничего общего. Тебя испортить не успели.
- Не понравится - уйду.
- Давно собираешься, зарплата держит. У вас не поговаривают ещё, будто ведомство платит Змею Горынычу дань молодыми кадрами?
- Говорят, да кто всерьёз воспринимает?
- И напрасно.
- Пока своими глазами не увижу.
Евгений Васильевич постучал в грудь пальцем:
- Вот он, ненасытный и кровожадный. Но тебя я отпус¬каю. Пора в старшие лейтенанты выходить тебе. Питаюсь я по большей части капитанами да майорами, реже полковни¬ками. А пощажу тебя, лейтенант, за то, что ты меня однажды, не в этой жизни пощадил.
Лейтенант Смирнов головой недоверчиво повёл:
- О чём вы говорите? Уподобляетесь разным предсказа¬телям и шарлатанам?
- Ты прав, лейтенант. Верить всякому - глупо, а вот сердцу… жаль, этим даром редко кто владеет. Ступай. Много бумаги переведёшь, отчёты писавши. Но старшим станешь через четыре недели. И зови следующего.
- Капитан Холмоворот, - представился вошедший.
Евгений Васильевич сладко потянулся.
- Есть для тебя работёнка, капитан. Никого над тобой. Питание натуральное, хоть сутки напролёт; климат мягкий. Странностей, конечно, хватает, да и ты не робкого десятка. Хочешь - пойдём, посмотришь сам; нет - вернёмся обратно.
Капитан Холмоворот притронулся к груди в районе сол¬нечного сплетения.
- Право, даже не знаю… на таких условиях. Вот так сюрприз! Знаете, ради одного того, чтобы развеять слухи эти, я согласен.
- Тогда надо узаконить договор.
- Надеюсь, не кровью.
- Моей ручкой. Поставь число и подпись, выше напиши «согласен»… Теперь за мной. Как видишь, это обои на стене. Но они не простые, как и стена. Давай руку…
Младшее поколение Синбадских выбралось из шалаша, отдохнули на славу.
- Вот так разморило. Ой, - обрадовалась Дашенька, - посмотри, какие розмарины!
Павел задумался. Далеко на востоке нес¬лась грозовая туча; ему это интересней.
- Скорость необыкновенная. Пылесос медленней втяги¬вает мусор.
С другой стороны мчалась вторая туча.
- Настоящие гонки, - заключила Даша. - А мне папа приснился. Просил, чтобы мы отсюда не уходили. За нами придут, как только управятся с делами.
Паша продолжил недавний разговор:
- Я говорил, посмотрите дневники! Давно были бы здесь… Обрати внимание: тучи сближаются. Они сойдутся скоро в одну точку.
- Обман перспективы.
- Не спорь, я в таких вещах разбираюсь лучше, - сказал Павел. - И розмаринов твоих здесь раньше не было.
- Хорошо, тогда придумай, куда мусор девать? Будет некрасиво, если нам сделают замечание.
- Согласен. Впредь не будет мусора, надо так устроить быт, чтобы не было отходов. Но сна¬чала давай последим за тучами. Они сойдутся, вот увидишь!
Евгения в таком наряде я ещё не видел. Султан или па¬дишах какой, - я совсем не разбираюсь в регалиях и одеждах.
Учитель мой и побратим, точно художник, бросал меткие взгляды на местность и приводил кубики в должный поря¬док. Вместо кисти - кисти рук, то большим подправит что-то, то мизинцем. Схватился за карман я, - он был пуст. Стало быть, комплект мой у Евгения. Отвлекать не хотелось, да он сам заговорил:
- Анна пусть пока пребывает в неведении, Филон чутко регистрирует её поведение. Ты для него не меньшая загадка, и предстоит тебе серьёзное испытание. Это трудно, когда друзья найдут в тебе врага. Со ступени не сорвись, на какую уже поднялся.
- Я видел корабли.
Он занятие прервал:
- Что? Ах, корабли… Красавцы, не правда ли? Пока есть более неотложные дела. Сходим на базар, там видно будет. Теперь мы и тут засыпаемся помаленьку. Придётся тебе взвалить на рамена часть ноши, я не справляюсь.
После наведения порядка на карте, Евгений повёл меня третьей дорогой, которую сразу и не разглядеть. Начиналась она за скамейкой… кому в голову придёт шнырять между крутым спуском и скамьёй?
Мне пришло. Однако четвёртой дороги, видимо, не успели построить. А так хотелось обнаружить что-нибудь… Сам не заметил, как вошли под своды засекреченного сооружения; поначалу я решил, в пещеру. Странное ощущение: мы двигались по стеклянному тоннелю, видели всё, что происходит снаружи. Именно отсюда разглядел маршруты облаков, отмеченные на обтекателях свода пуктирами. Звёздный глобус запечатлён на стыке переходов. Подземный город гномов миновали после мы и детский сад, где выращивают будущих великанов.
- А соловьи-разбойники - брак производствен¬ный, хотя, быть может, и не всё так просто. У нас морковь в прошлом году уродцев приподнесла нимало, - пояснял учитель. - Это я потом узнал: морковная комета прогулялась, свои сюрпризы в монотонность быта привнесла.
- Извини, Евгений, есть ли на самом деле морковная комета?
С кивком мудрейший на лету остановился.
- Вопрос хороший, а как же годы урожайные на яблоки, на ягоды идут? То у ромашки бенефис, у крапивы и василька; сорняк - и тот священно очередь блюдёт. Нас в космос увести согласна сила вражья, лишь бы планетарных мы не постигли тайн. Но в целом если, то мы ничего не изобретаем, а предшествовавших цивилизаций повторяем путь.
«И ответ достойный», - мог я сказать. Исчезновение его признаков на карте я понял верно, не знал лишь, что Евгений «БАМ» свой строит, предприятие кадрами комплектует, размещает по квартирам «кара¬сей» - подразделения ТВ. Тихое Ведомство продолжало ис¬пыты¬вать терпение наше и, собственно, вместимость наших тю¬рем (так считает руководство). В Девятом же гражданские и офицеры со свойствен¬ным упорством занялись изучением обстановки, обещали достоверной информацией снаб¬жать. Я возражал: ценность добываю¬щей от¬расли не идёт ни в какое сравнение с данными куби-ков. Он рассмеялся. Я это понял по-своему: таких людей полагается обеспечить работой, иначе они станут под тебя копать. А ещё Евгений сообщил, что двое из «карасей» побывали на гра¬нице сектора и не смогли пересечь её. Иными слова¬ми, учитель дал понять, что без его ведома «кара¬сям» не выбраться отсюда.
Было трудно не заметить десятки ответвлений из туннеля; казался он теперь скелетом сектора, мы перемещались внутри позво¬ночника, в который стекались многочисленные рёбра.
На одном из перегонов показалось, что мелькнул тот самый дворец; выпуклые переборки, как линзы, помогали расстояния сокращать. Я набрался смелости и заговорил о нём: чей он?
- Твоим станет, как доберёшься.
- Это обязательно?
- Отнюдь. Но плату с кварти¬ранта за проживание ты по¬лучить обязан. Иначе в секторе экономические возникнут пере¬косы, инфляция права предъявит на прописку. А её, брат, сложно вывести, коль заведётся. Как плесень. - И грянувшую из тоннеля Руку пожал учитель. Он ждал чего-то подобного, был готов к сюрпризу. Когда же с ответвлением порав¬нялся я, то там никого не обнаружил. Лучше б померещилось, чем этак. Да¬вился мой Евгений смехом, и я просил указать при¬чину. Если он говорит, что мы засыпаемся, для смеха нет особых осно¬ваний. - Только что меня произвели в члены проф¬союза, кажется, от т¬орговли. Общественного мнения руку видел?
- Трудно было не заметить.
- Теперь кое-кто считает, что передвижения мои они посмеют под контролем удержать. - Евгений приставил ногу и повер¬нулся. На ладони правой кровавая отметина сияла. - Это особая краска, её не сотрёшь.
- Как же?.. - начал я.
- А вот так! - И Евгений с руки снимает прозрачную перчатку. Я тоже этот случай нашёл забавным, особенно по¬следствия.
- Какие преимущества у членов профсоюза?
- «Пиво отпускается для членов», - то ли в шутку, то ли всерьёз сказал он. - Тебе не раз говорили, этот мир во мно¬гом повторяет наш. Членство в профсоюзе имеет фиктивные блага для низов, верхи же неизменную имеют долю.
Предусмотрительность Евгения давненько мучила во¬про¬сом о некоторых его талантах. Очередной факт лишь прежние догадки под¬тверждал: он умеет выходить за пре¬делы Времени… Следуя за ним, я успел узнать, как долго в группе Филона будет существовать двойник. Пока я не ос¬вобожусь.
Ветерок задул наш разговор, знать скоро выход из шахты этой.
В тоннель проник гомон толпы. Такое слы¬шим на вокзалах, в магазинах и на базарах. Несмолкаемый, необя¬за¬тельный гул тысячи диалогов; процент полезной ин¬форма¬ции ничтожно мал, но гул, тем не менее, продолжает суще-ствовать, как настоящих покупателей двойник.
Как и следовало ожидать, мы вышли в часть сектора, где нас не встречали и не спешили узнавать. Узкий проход зигзагами между палатками струился, со следа сбить идущих следом - плюнуть раз. Входя¬щими в него нас видеть не могли. Кабы была меж наблю¬дателями в главном проходе и за па¬лат¬ками примитивнейшая связь, нас вычислить не составило бы труда. Но это понима-ешь сам, когда из «позвоночника» выходишь.
- Начнём с простейшего набора, - стал инструктировать Евгений. - Сапоги-скороходы, скатерть-самобранка и ковёр-самолёт. За один раз трудно подобрать нужного качества, да и сам смотри, не зевай: как нигде, прохиндеев тут полно.
- Нам разве помешает шапка-невидимка? - В моей смете, смете из далёкого детства, была и такая графа забита.
- Запомни раз – и навсегда: в природе нет уже подобной шапки. Одни источники говорят, что надобность в ней отпала с появлением каналов, лишь только инкарнаты получили доступ к ним. Другие утверждают, это один из спо¬собов покидать одну реальность и переходить в другую; шапку-невидимку придумали очевидцы тому, как исчезают сенситивы, маги и колдуны.
При последних словах я напомнил о нашем знакомом: где он и чем промышляет?
- До создания твоего двойника сидел он у меня на цепочке прочной. Пришлось слегка ошейник отпустить. В конце концов, я тоже не всесилен.
- Не сбежит?
- Не думаю. Уверен он, что я не стану рисковать, и всякую минуту контролирую его порывы.
Наборы кубиков я заметил сразу. Палатка буквально ломилась от разнообразия моделей и расцветок; на одном комплекте даже название прочёл: «Самсунь». Говорю, раз тут они есть, нельзя ли уточнить, где Поприще. Оказалось - нельзя: над базаром имеется экран особый, работа настоящих кубиков блокируется, и выдаются сведения неверные, как патроны холостые.
Последовательно возникал вопрос: для чего экран?
- Чтобы продавались низкосортные подделки.
Базар от них трещал. Ассортимент подделок уваже¬ние внушал, но всякий раз Евгений руку отводил мою, обещая про¬давцу вернуться, если мы не найдём дешевле.
- Дешевле не бывает! - кричали нам вослед. Так требо¬вали законы рынка. Но мы успевали примерить шапки-ушанки, наушники либо иные предметы сходного свойства и таким образом выскальзывали из-под статьи о неуважении к продавцу.
Мы двигались, соблюдая максимум осторожности; иные купцы норовили списать на нашу бухгалтерию просроченный товар: повалил - оплачивай… Хитростей местная братия изобрела немало, я едва поспевал читать знаки, кроме прочего, следя за учителя рукой.
- Спросишь, куда так спешим? Отвечаю. Угощу настоящим пивом, его варит пивовар знакомый. Ради того, чтобы иногда побаловаться настоящим, я заку¬паю большими партиями. Заметь: без улучшителей вкуса, без ароматизаторов и наркотических добавок, - на привычках процветает самый агрессивный бизнес.
Теперь я понял назначение баков, что следовали за нами по пятам. Думал - шпики маскируются. Носильщики, ни¬как не меньше десяти, виртуозно избегали ловушек, про¬бок, успевая по пути что-то продать, купить, жениться и даже развестись.
На отшибе, в шагах двадцати от второстепенных ворот вымахала палатка «Пиво - членам профсоюза». Евгений пояс¬нил, - пивовара подмяла профсоюзная мафия, иначе ему здесь не торговать.
- До сего дня я немножко нарушал закон, - продолжал Евгений, натягивая перчатку. - Ни одна собака отныне не тявкнет, согласен?
Конечно, штамп члена профсоюза открывал широкий спектр возможностей. Членство здесь приравнивается к зва¬нию Героя… по сравнению с нечленами.
- Будешь пить?
- Ну, если натуральное, - соглашаюсь я. Хозяин обрадо¬вался профсоюзной печати, вынес нам по две кружки, сам отправился следить за погрузкой. Ясный, жаркий день вы¬дался на базаре, у него должны пойти дела.
Подошёл человек какой-то, стал показывать товар из-под полы. Мы пили пиво и нехотя, по капле внима¬ния уделяли - поверх пены и кружек; нельзя показывать, что прикатили за товаром, иначе не отобьёшься от продавцов барахла.
Среди множества появлявшихся и исчезающих предметов одна вещица Евгения заинтересовала.
- А это что?
- Так, оптическая забава, - пояснил владелец. - Когда вы обрабатываете собеседника, хотите склонить его к ваше¬му решению, нет ничего лучше маятниковой сферы. Есть две разновидности: с подсветкой и без.
- Что ещё?
Наконец нашим глазам предстали сапоги-скороходы.
- Если вы внимательно прочтёте, что написано на дру¬гих сапогах, то заметите разницу.
Я открыл рот. И закрыл тут же. Говорил учитель:
- Читали мы. «Сапоги-скорогоды».
- О, - воскликнул торговец, - приятно иметь дело с дос¬той¬ными покупателями. Тогда вы должны знать, что ска¬терти-самобранки достаются лишь обладателям именно под¬линных са¬пог. Знаете и то, что ковёр-самолёт нужен для транс¬порти¬ровки скатерти-самобранки.
- Знаем, - уверенно произнёс учитель, вручая ассигнации.
Торговец попытался всучить нам поддельную скатерть-самобранку третьего сорта, даже продемонстрировал ра¬бочие параметры её. Борщ, картофельное пюре с колбасками по-могилёвски, компот из сухофрутков представила скатёр¬ка в одночасье. Не самобранка, - самозванка.
- Нет, эта не подходит. Гарантию никто не даст. Сколько раз пользовались ею?
- Прежний хозяин говорил, два раза.
- Вот, а прибавить сюда позабытую встречу одноклассников, два дня рождения, одни похороны, - продолжал отбиваться Ев¬гений в рамках закона, - то и выйдет: мы компота не попьём, лишь покинем сей благословенный рынок.
Потом Евгений отвёл торговца в сторону, поговорил с глазу на глаз. Я твердил себе: всё во благо человека, всё по имя человека! Пиво, однако, закончилось. Хозяин тотчас повторил заказ. Реактивная грозовая туча промчалась на восток… если верить показаниям компаса на башне. Толстый малый сновал подле палатки и приставал к по¬тенциальным покупателям… Как учил Евгений, потенци¬альные продол¬жают шарить глазами по полкам, пустые - должны идти, опустив очи долу.
Толстяк приблизился ко мне, разговор начал о пиве.
- Я лично люблю, когда пены не больше сантиметра, но дело вкуса. А если вы купите заготовки, то у вас больше проблем не будет.
- Какие заготовки? - не утерпел я.
- Будущих гномов, - автоматически отвечал он, посте¬пенно растягивая слова. - Я так и понял, вы не здешний. И, коль так, я уступлю. Хорошо уступлю! Только представьте: утром просыпаетесь, - в доме порядок, всё сияет, завтрак го¬тов. Гномы спрятались в шкафу или под кроватью. У меня особенные гномы: они никогда не вертятся под ногами, их не слышно и не видно.
Я беспомощно сверлил спину Евгения. Ещё немного - и я куплю заготовки, которые ещё в глаза не видел. Мелькнула следом и спасительная мысль: «Для чего в доме жена?»
- У вас нет жены, это я точно вижу, - пригрозил толстяк пальцем. Наверное, я оказался рядом с гранью: одно слово - и закон нарушен.
- Евгений-друг!
Он повернулся, подскочил в два шага:
- Гномами не интересуемся. Яйца Змея Горыныча не за¬валялись, случаем?
- Какие именно? Личные или речь идёт о потомках? - Толстяк набрался решимости вдуть нам хоть что-нибудь, и выбор у него, надо полагать, был широчайший. Здешним товарам у нас дома практически нет аналогов.
- Товар отгружен, - доложил пивовар. Евгений долго тряс ему руку… если это не было вложением средств. Баки с пивом поплыли за ворота.
- Там их будут пинать ногами, но на территории базара знаки приличия соблюдаются неукоснительно, - заметил случайный прохожий. Оглянулся по сторонам и вывалил личный несессер с мазями, примочками, пудрами-помадами.
- О зародышах мы будем говорить, - ответствовал Ев¬гений. - Что до уродования рептилий, то я состою в общест¬ве защиты гадов и их отпрысков, а также потомков, наслед¬ников и домочадцев. Принимаем посильную гуманитарную помощь помадами, маникюрными наборами и… что там у вас ещё? - Случайный прохожий растворился в хоккейной свалке рыночных правил. Где-то кричал попугай, предлагая смешную цену за бывшего хозяина: «Только клетку откройте, я покажу все достоинства его»… Женоподобное существо выпало на свободный пятачок… я насчитал на оном шестнадцать зон¬тиков, думал - продавец.
- У вас всё очень дорого, не стану покупать зонты у вас, - крикнула «зонтичная черепаха» куда-то вглубь рядов; поди разберись, из какого её выдавили. Поднялась она на ножищи кривые, отряхнулась… Никогда прежде я не встречался с ветром, который переворачивает бокалы с пивом… поражала избирательность и то, что воспоследовало за сим. Дюжины две зонтов усыпали пятачок, покупательница вы¬брала дюжину, остальные швырнула назад, не глядя… в ря¬дах началась паника: кого лишили чести, кого имени (свет¬лая ему память), кого - товарного знака или места в ряду.
Я утратил дар речи, когда оттуда выскочила нарисован¬ная собачка, тащила-то она кусок ненарисованного барашка. Толстяк уже пожимал руку Евгению. Распрощавшись, учитель сделал круг вокруг палатки и принял более привычный облик; карманы неизменного плаща топорщились красноречиво.
- Сегодня идём с полной загрузкой, - сказал Евгений, увлекая меня к воротам. - Собираешься двинуть за скатер¬тью-самобранкой?
Я пожал плечами:
- Только - если она такого же сорта, как пиво.
- В этом секторе есть место всякой всячине. Но если на весь сектор и есть хоть одна, то она принадлежит тебе по праву.
- Как же отличить от фальшивых?
Евгений точно споткнулся:
- Надо было спросить у старьевщика-подпольщика. Где ты раньше был?
- До того ли на таком стадионе?
- Хм, хорошее определение. Что касается самого пред¬мета, я знаю не очень много. Настоящая скатерть-самобран¬ка не имеет указания сорта. Самозванки доходят до двена¬дцати сортов.
- А во дворце если поискать?
- Вполне. Процентов двадцать за то, что она там.
- Подпольщик сказал, для транспортировки нужен ковёр-самолет.
- Что ж ты раньше не напомнил? - Синдбадский обхватил голову руками, стал оседать. - Что ж ты раньше не напомнил?
Вопрос, повторенный дважды, вынуждает к собеседнику присмотреть¬ся.
- Ты в порядке, Евгений?
- Скорее к тоннелю… бегом!
Эти долгие минуты мне дорого дались. Порывистое ды¬хание я не мог скрывать. Но тоннель чудесный вывел на поверхность в нужном месте. Лишь передо мной показалась спина двойника, порядок действий сам собой сложился. Его с дороги я убрал и тотчас голос старика услышал:
- Долго ещё будешь испытывать моё терпение?
Анна Михайловна в испуге прочь подалась, едва меня завидев рядом. В моё отсутствие, в расстановке сил произошли фундаментальные измене¬ния. Филон праздновал победу. Спутница откровенно пре¬зирала того, кто моё место занимал… Анну Ми¬хайловну я позвал. Она даже не глянула в мою сторону. Что же натворил мой двойник неполноценный? То-то Евгений по-спешил вернуть в строй меня, в общество Филона.
- Я натёр ногу, сейчас поправлю. - Не спросил разре¬шения, сам решил.
Филон словно споткнулся. На месте замер, обратив лицо ко мне.
- Что я вижу? Андрей вернулся? Запыхался-то как. - Он смеялся угрюмо, точно над могилой врага. - Мне, не скрою, было приятно иметь деловой разговор с тем… который подменял тебя. Он ведь дал согласие на сотрудничество, - это-то меня и навело на догадку.
В глазах Анны Михайловны отражались удивление и испуг, не сразу она проникла в суть речи старика. И уже с чувством вины старалась поймать мой взгляд.
- А где Петя?
- Сердце прихватило, - охотно заговорила она. - Он, - кивнула на Филона, - хотел пристрелить. Хлопок был, но Петя не пострадал… Как же он кричал: «Стреляй». Это надо было слы¬шать.
- Они с Гирей сговорились одурачить меня. Бросить ста¬рика в трудный час - вон оно, наше будущее, кому мы доверим судьбу Родины. - Филон стукнул оземь палкой. В минуту славную от¬борным матом не порадовал он нас, спасибо Ан¬нушке. Ещё одна подробность бросилась в глаза.
- Уважаемый, вы никак оружие всё растеряли?
Филон буркнул что-то под нос и продолжил палкой почву ковырять, уже не останавливаясь.
Аннушка просветила:
- Последний патрон вытек из трубы, все видели. Он вытек, хотя я далека от таких понятий. Это как в кино. Бросили оружие, раз бесполезное без патронов. Особенно при пе¬ших прогулках.
- «Из трубы»? «Бесполезное»! - передразнил её старик. - Прогулки. Будь я пожёстче, не зевни, была бы вам прогулка. Не так пошло, совсем не так!
Филон молчал всю дорогу до привала. При виде моста очередного его насто¬рожило что-то. Другой на его месте отметил бы службу, поблагодарил старателей за порядок образцовый. Доска к доске - что настил, что щит почётный с портретами передовиков, со вкусом вы¬крашены перила, - издалека видно, где закончились синяя краска, красная, коричневая и где выдали зелёную. Полдесятка знаков, ограничивающих нагрузку на ось, неслышно спорили меж собой. В этой своеобразной копии на парламент слишком уж на виду знакомые мотивы: который раньше пустил корни, тот и вымахал.
- Привал, - сказал Филон, облюбовав пень. Слишком тщательно пристраи-вал свой тощий зад, тревожно озирался по сторонам. Всё же не выдержал, спросил: - Ну-с, если не секрет, где побы¬вал?
- Вы же не верите ни единому слову.
- Андрей-воробей, ты попробуй.
Кивком Анна Михайновна подбодрила.
- На базаре. Пиво пил, торговал кое-какие инструменты.
- Сколько выдул?
- Четыре кружки…
- Так тебе я и поверил!
- Вы же не даете сказать, уважаемый! Две кружки оси¬лил - пивовар ещё две поднёс. Половину успел, потом ветер опрокинул…
- Слыхали? - Филон призвал в свидетели Аннушку. - Такой сильный ветер, прямо ураган, что опрокинул тяже¬лен¬ные бокалы! Настоятельно рекомендую, юноша не обучен лжи! - Он смачно высморкался. - Что ж для меня не захватил?
Я пожал плечами.
- С какой радости?
- Это верно. Враги мы с тобой. И будем идти вместе, пока один из нас… - Филон прикусил язык. - Вот Анну Михайловну хоть сейчас могу отпустить.
- Я никуда не уйду! - взворвалась она.
Старик злорадно засмеялся, срываясь на кашель.
- Знаю, это страшно. Что касается пива, то люди знающие его не пьют, - признался он. - Эти химические добавки разрушают не хуже радиации.
- Пиво этого пивовара натуральное.
- Ты видел весь процесс?
- Нет, но…
- Вот то-то и оно. Говорить вас научили. А когда-то учили молчать, и все были довольны, даже счастливы, разве не так?
Анна Михайловна погрустнела, тяжко вздохнула.
- Те времена больше никогда не вернутся.
- Как знать? Люди сами хотят, чтобы ими повелевали, - гнул своё Филон. - С младых ногтей впитывают покорность.
- Мне никогда не нравилось, - вступаю я, - когда чиновники гово¬рят от имени молодёжи. Никто не имеет права! Те выскочки, кто возглавляет молодёжные организации, продажны. Они никогда не отражали наших ин-тересов, их заботит лишь карьера да блага, а нас под¬вигнуть можно на любую глупость. Ступайте, ба¬раны, глотайте пыль, пока мы тут, у микрофонов отчитаемся пушистыми процентами. Чужими руками жар загребать дело нехитрое. Как будто мы не хотим жить достойно. А ещё гнилье всякое проникает с Запада и портит лучших из нас… - Моя го¬рячность, кажется, пришлась по душе Анне Михайловне.
- Насчёт Запада я согласен, - кивнул Филон. - В наш огород их зря пустили. Как у них толстеют, так и у нас нынче. Погляди, сколько толстяков развелось (Анна Михайловна живот невольно подтянула). В прежние времена в неде¬лю раз такого если встретишь, то долго вспоминаешь потом.
Забавно наблюдать, как спутники мои над задачей тужат: а нужен нам тот берег, что мы ищем? Кому-то перейти мост - всё равно как распрощаться с прошлым. Не глядя, машинально в рюкзаке перебираю вещи. На массу неизвестного происхождения наткнулся, больно знакомый запах. Совсем про хлеб забыл, подошёл к берегу и выбросил его в реку. Влажность и время сделали своё дело. Анна Михайловна распорядилась припасами, подала два ломтя дыни.
- Хорошо, ты был на базаре, допустим. Что приобрёл? - ни с того ни с сего старик вернулся к теме.
Достаю из рюкзака сапоги-скороходы. Заглянул он внутрь, без очков прочёл: - Фабрика «Скороход». Грубая работа, древняя модель. Кожа твёрдая… На каком военном складе провалялись столько лет? Удивительно, как не рассыпались ещё.
Я отнял сапоги, стал переобуваться. Филон едко вы¬смеивал:
- Смотри, чтобы далеко не убежал в скороходах дурац¬ких… бегун из тебя никудышный, это известно.
Ах, так? Я встал на ноги, присмотрел на том берегу избу - кило¬метрах в трёх. Лишь сформировал задачу, как поднялся тонкий свист; думал, старик пальцы в рот зало¬жил да подыгрывает.
Избушка выпрыгнула издалека, могла и с ног сшибить. Дверь распахнулась, внутри два глаза горят.
- Нет у меня скатерти-самобранки! Была да сплыла. Всё забрали подлые, дом опустошили, окно выставили.
- Кто так с тобой, бабуля? - спросил я.
- Кто-кто… сухопутные пираты, мытари известные! - На крыльцо, прихра-мывая, выпрыгнула древняя старуха, нос картошкой. - Ста¬рый шкапчик, почти волшебный, вынесли сторуки. Торшер-баюн, ложки, полотенца, кровать трёхно¬гую, всё взвесили и увезли. Разбойники смеялись: «Пилите, Шура, она золотая».
- Ногу отпилили?
- Нет, это мозоль не даёт покою. А… у кровати отломали, у них же с собой ни инструмента, ни справедли¬вости. Чтобы старому человеку напоследях, да без кровати… Сторуки сказали, повелитель прислал: по его сведениям, дом у меня ломится от изобилий. Что краснеешь? С повелителем знаком? Так скажи, что обобрали. Жив отец был - было что, нынче всё в упадке. Ты замолви для порядка.
Комбинация, как ей скрасить одиночество, а нам избавиться от балласта, сама собой родилась:
- Бабуля, они тебе прислали сдачи. Дедка едкого, хитро¬го. Сознаваться он не станет, так ты уж не отступись, возьми его в оборот и не отпускай. Пираты после заедут и спросят за него, коль отпустишь.
- Живого? Врёшь, небось?
- Не посмел бы, учитывая твои лета, - отвечаю, - но ты права, я пошутил. На самом деле всё гораздо серьёзней. Я представляю общественную огранизацию «Справедливость За». Так вот, наши специалисты перепроверяли дан¬ные по выигрышам в лотерею. Признайся честно: лотерейный покупала ль ты когда билет?
- Один ли…
- Значит, по адресу. Контролеры установили: обошли тебя шестью призами. И мы непременно восстановим справедливость, готовы хоть сейчас вернуть сторицей.
Бабка, нос картошкой, расправила плечи:
- За чем дело стало? Давай, касатик, гони от справедли¬вости. Каков приз?
- О двух ногах. Одна загвоздка: как нам мосточек одо¬леть тот? Чего-то испугался старичок, сам идти не хочет.
Бока бабуля почесала, размяла поясницу. С ровной-то спиной она ещё куда как годится.
- Испугался, говоришь? Ступай, соколик. Я вскорости сама явлюсь и беду мигом разведу. Баба Катя добрым людям по¬стараться всегда рада.
Пожелал я старушке Катюшке быть поаккуратней на по¬воротах да и отбыл восвояси - на берег крутой: голова цела, - чего ещё?
Как пристал Филон, дай ему сапоги для анализу ситуации. Заклинило их, говорю, не снимаются; видимо, соскучились по ноге человечьей.
Анна Михайловна не удер¬жалась, вставила словцо резкое:
- «Великий кормчий» и теперь не верит. Своим очам, не говоря о большем.
Его губы шевелились: «Массовая мистификация».
Тут и баба Катерина примчалась в собственных сапожках скороходных, запыхалась маленько. Мост перелетела в один прыжок, видимо, когда-то и разряд имела. Сошла с досок, стучит по берегу кру¬тому каблуками быстрыми:
- Эй, драконище, жив ли, душа китайская?
Как пошла речка тихая волнами высокими, как рассту¬пились воды тёмныя, как выглянула голова ужасная - кос¬матая да зубастая, в чешуе златой, с серо-синей бородой:
- Что ж, Катюша, про меня совсем забыла? С голо¬ду едва не околел.
- Не виноватая я, Китайчонок, обобрали пираты до нитки. Бумаги справедливые будто показывали, по всем статьям выходило, что недоедает государство из-за моей непо¬во¬рот¬ливости, из-за лет долгих, из-за ручек недужных. Послед¬нее окно - и то выставили, говорили - на аук¬цион.
Ударил дракон китайским хвостом скрипучим, выброси¬ло на крутой бережок рыбы-форели, белуги да стерлядки, лещей-простаков да останки браконьеров-рыбаков… Произ¬вёл дракон переучёт наличности, смёл хвостом обратно в воды тёмныя. Говорит дракон таковы слова:
- Зря я их мостом пропускал, следовало перекусить. Ну да не вернёшь, говори, Катюша, с чем пожаловала?
Говорит Катюша с бережка крутого:
- Дело у меня к тебе важное. Пропустил бы гостей ко мне диковинных, людей правильной профессии… Как погляжу, не больно ты тощ. Небось, всех подряд лопаешь, горазд прибедняться.
- Что несёшь, старая, али из ума выжила? Мы ж полади¬ли с тобой, слова своего я покамест не нарушал…
Пока старуха с драконом реверансы писали, Филон тряс черепушкой, пощипывал себя через одежду и снова тряс. Не выдержал, слово выдавил: «Мистификация!»
Дракон насторожил уши, оглянулся.
- Вкусное слово, - в два счёта перемахнул на бе¬режок наш. Уставился в лоб Филону, стал глазами пожирать. - Скажи, мил человек, не ты ли хлеб с плесенью бросал нынче в речку быструю?
- Не я, не я, чудище! - воскричал Филон, заикаясь и пятясь, указал на меня.
- Ну-с, тогда - с чистой совестью! - Разинул дракон пасть безразмерную…
Завизжала тут Анна Михайловна, зави¬дев ноги трясучие старика из пасти немытой, едва ли сте¬рильной. От большого чувства, что ли, баба Катерина пере¬махнула через речку широкую, повисла на ногах тех:
- И меня тогда лопай, вместе с выигрышем моим!
Отрыгнул дракон китайской пастью, жертву стечения обстоятельств выплюнул.
- Чем же он тебе по нраву пришёлся, Катюша?
- Да я его просто по лотерее выиграла.
Ударился головой дракон оземь, стал приводить мысли в порядок.
- Ума не приложу, отчего так? Что за мерзкие призы в лотерее твоей? От него же смердит за версту.
- Жить с ним стану - уж отмою, уж отпарю.
- Гляди, Катюха, намаешься!
- Не привыкать!
Я подлетел к Катюше, стал нашёптывать на ухо:
- Предупредить должен. За Филошей нашим много охотников охотится, одних вдов сорок четыре тысячи; наёмников наня¬ли, чтобы выкрасть-выманить.
Она мне - тем же помолом (на ухо, стало быть):
- Не боись, справедливец. Я как выкопаю пулемёт, как заряжу патрон - ни один на выстрел не подойдёт. Тут на¬медни человек ваш патронов кучу навалял, спасибо ему - хорошо вперёд смотрит.
- Мы тебе зараз и стволы к патронам тем справим, через момент принесу. Только чур! Филонку к оружиям не подпускай. Он тогда совсем больной делается.
- За то не боись, как я поставлю, так тому и быть. Дале¬ко ль стволы твои?
Расспросил я Анну Михайловну, где автоматы бро¬сили они, и побежал: одна нога пока тут - другая под кустом уж шарит. Вернул ногу - у ейных ног пыль стартовая ещё стояла. Бабе Катерине сую железо:
- Держи, да поглядывай, стереги мужика. Он до баб охочий будет, как выправишь да ототрёшь; только глазом моргни - его и след простыл…
По случаю свадьбы спонтанной, дракон Китайчонок брюхо заместо моста подставил, чтоб посильное участие принять. Крепко взялась Катюша за Филонку, за локоть ведёт да потряхивает, дурь дурную выбивает.
- Что вы меня трясёте, точно мешок из-под картошки? Сам пойду, если по существу вопроса найдём точки общие.
Мы с Аннушкой для приличия слезу пустили дежурную, стали совет держать, куда подаваться. Само собой, намая¬лись с Филоном, но, кажется, трудоустроили нехристя. Ай, куда ж это Анна Михайловна помчалась?
Свет-Евгений вышел из небытия, к нам спешит-торопит¬ся. Не лицо - парламент с думою: счастье нам не сдуло бы.
- Пока была беда, не беда была. Поприще сбежал, мало - огрызается. Вопросы есть?
- Кто такие пираты сухопутные?
- В кубики загляни, спроси «сторуков».
Заглянул. Ответ на запрос был краток, но впечатлял:
«Сторуки. Шестьсот шестьдесят полнолуний тому, как их нанял Игл-Данея, тогдашний повелитель, с тех пор и проживают на территории Тридевятого царства-государства, статус граждан до сей поры не приобрели – заняты слишком, но то не главная загвоздка. Дело в том, что до сих пор непонятно, что они из себя представляют: полукустарник, полуживотное, а человеческого в этом существе не выше двадцати двух процентов. Служба сбора податей подчиняется повелителю или лицам, его замещающим; полностью состоит из сторуков, ибо граждане сторонятся службы, находя её позорной. За истекший период служба многократно уличалась в превышении полномочий, во мздоимстве и откровенных грабежах. Справедливый гнев граждан угасал по факту назначения нового начальника, с чем граждане наивно связывают надежды на перемены к лучшему. Оправдаются ли упования и когда, время покажет.
Справочный раздел тебя на грош хоть, да раздел».
Счастью своему не веря, Аннушка вокруг лады своего вьётся, к сердцу жмётся. Каково ей во чужой земле, в тридесятой стороне? Песню сложит верный друг, а пока что недосуг.
- Есть сапоги-скороходы, - говорю, - мы в один час его отыщем.
- Кубики левые у колдуна - и не один комплект. У нас и трёх не наберётся. Против четырёх если - будем кругами носиться, с дешёвыми тенями биться, за жизнь сражаться да ночного шороха пугаться. - Синдбадский Евгений свои два набора разложил, я свой комплект ложу рядом. Анна Михай¬лов¬на поглядывает из-за плеча мужниного, дивится за¬бавам нашим мужественным. Поднял голову Синдбадский, молвит слово утеши¬тельное, для врага губительное: - Авось проскочим. Кубики-то у него на батарей¬ках, скоро станет им конец.
Мы наблюдали, затаив дыхания, как Евгений правил курсором слабые места обороны сектора. По низинам пус¬тил плотины голландские, редуты насыпные, на перекрест¬ках поставил киоски газетные с прессой – сплошь латиница.
- Чтобы Поприще застрял, освежая в памяти программу школьную, - пояснял Евгений. – У него по английскому спошные двойки.
- Но откуда то известным стало? Не французкий, не не¬мецкий?
На моё замечание ответил Синдбадский, как Золотая Рыбка при последнем свидании со стариком: только хвости¬ком махнула. Они с женой переглянулись, в одно слово вспомнили о потомках… Снимал я один сапог-скороход, так уж ему понравилось, почти с кожей собственной. Вышло по сапогу на брата, взяли мы Анну Михайловну под руки белые, доставили ко входу в «позвоночник» сектора, - всё равно быстрее, чем пешком.
- Ступай прямо, никуда не сворачивай. Вдыхай воз¬дух из каждого ребра, авось где колдун и объявится, - гово¬рил Синдбадский. - Нравится ему одеколон «Шипр», вот тебе бутылочка для экспертизы, из-под одеколона.
- Мне бы перчатку прозрачную, хоть резиновую, на ху¬дой конец.
- Поставщики подводят, постарайся не вляпаться. Держи руки в карманах. А случится - ничего не обещай и руки не подавай. Драк не затевай, без нужды не встревай, буйну голову бе¬реги… Господи, помоги!
Расстались на известной площадке. Я вновь ступил под прозрачные своды «позвоночника»… слово-то с двойным дном: позвони ночью. Арочного типа конструкция при бли¬жайшем рассмотрении напоминала ПЭТ - пластмассу для бутылок. Шагов через сколько-то на стенке обнаруживаю надпись маркером: «Здесь был Андрей». Мой фломастер при мне, так и жди, какой компромат подбросят. Ещё надпись: «Дракона голодом морили дружно, и уже почти победу одержали, так ты сунулся. Берегись теперь».
Значит, мы с учителем на верном пути.
«Лучшие трактиры сектора: пиво пивом, а хорошего вина ничто не заменит».
Ещё глубже запускаю руки в карманы. Предчувствие спасло: Рука профсоюзная точно подгадала минуту, выстре¬лила из-за угла. Я успел плюнуть в ладошку, и она удали¬лась с воплем. Подобное отношение к нуждам рабочего класса здесь по-видимому не приветствовалось.
«Дочери генерал-губернатора шлют поклон тебе, Ан¬дрейка! Особливо чернявенькая».
Я рожу учёную построил, прошёл мимо всех глупо¬стей этих. ЖИЗНЬ РАЗМЕНИВАТЬ НА АЛКОГОЛЬ И СЛУЧАЙНЫЕ СВЯЗИ – УДЕЛ ГЛУПЦОВ. Есть вещи, заслуживающие пристального внимания и сил.
Пока обстановка позволяла, раскинул куби¬ки. Вдоль основных маршрутов газетные киоски выглядели сильно дутыми. Через «Справку» вытряхнул заголовки. В «Курсах валют» содер¬жались любопытные данные:
«Великий Штаниба - 16 комплектов.
Синдбадский - 3. Андрей - 1.
Колдун - 2 (и 2 на батарейках).
Великаны - 10.
Гномы информацию скрывают, по неподтверждённым сведениям, у них около 8-9 комплектов».
Тяжелый грохот сапог послышался далеко впереди. Па¬мятуя о куклах в тренажерном зале и о мече булатном, я воздел над головою руки. Никто меча мне не вложил в них. Стало быть, не время принимать бой. По крайней мере, проверил для себя, ведь своих новых способностей никто не может знать.
Ныряю в боковое ребро, как воин-одиночка, готов к неожиданностям любым. Мелькнула фотография перед очами, чтобы знал, кого сюда несет - подпускаю ближе. И удачно подрасчитал, вы¬скочил аккурат в полуметре от гонщика.
Седок тоже знал, где тормозить, только поэтому мы не обнялись, не расцеловались. Слез наездник с конструкции. Рама с двигателем, руль с фарой, вместо колёс - восемь сапог на шарнирах. Номер, паспорт, зеркало заднего вида - всё честь по чести. Одного не раз¬глядел - седока. Как-то плавно ускользал его портрет, рас¬плывался под давлением взгляда моего. Хорошо, хоть голос имел обыкновенный:
- Я - посланец Великого Штанибы, имею честь предло¬жить сотрудничество во благо и процветание Сорока секто¬ров. Как преимущество ни взвесить, ни пощупати рукою, придётся верить словам моим, о чужестранец! Великий Штаниба предлагает разделить с ним стол и кров, заодно - зашпаргалить твою карту. К нам поступили сведения, она у тебя несёт упоминание последних изменений. Так ли это?
- Это мотосапоги? - Я присел на корточки, потрогал пальцем рёбра двигателя.
- Последняя модель. Изготовили её умельцы обратной стороны Луны. Сорок лошадиных сил, или - один штаниб.
- Слыхал я, кто-то у вас коллекционирует бракованные игрушки.
- Великий Штаниба.
- Слыхал я, выше самых высоких гор, есть дворец пре¬красный.
- Великий Штаниба там и ждёт тебя, о чужестранец.
Я обошёл мотосапоги вокруг, прикинул размеры.
- Насколько я понимаю, эта штука на одно место.
- О да, сударь! Я прошу дозволения пробежать рядом, только верёвочку к багажнику прилажу.
Управлять машиной оказалось трудней, чем я мог пред¬положить. Посланник дублировал мои команды, задержка во времени отражалась на маневренности мотосапогов. Это просто удача, что нам нужно мчать по позвоночнику прямо.
Не доезжая базара, буквально перед сужением в копчик, нам следовало повернуть. На полном ходу гонец Великого Штанибы вско¬чил на багажник, где локтями, где спиной, а то и просто языком притормаживал, устаивал заносы, устранял перекосы. Ценой собственных увечий, он направлял ма¬шину в нужное русло. Случалось, мотосапоги грохотали по правой части стенки, затем, подчинившись рулю, плавно ¬стучали по дну. Ребро страшно резонировало, о моём пере¬мещении только ленивый не знал. Лишь впереди забрезжил свет, заглох мотор, и мы, накатом, добрались до выхода. Слез, не понимая, что со зрением: снова вкруг глаз наваждения. Стал я присматриваться к сапогам. Фа¬сон и пошив очень напоминали скороходную линию. Под¬натужился - стащил один. Внутри, как было предчувствие, товарный знак «Скорогоды». Тронул щеку… усы и бородища вымахали нешуточные.
Говорил учитель, спешка дорого обойдётся. Не послу¬шался, решил задачу облегчить?.. В гонцы небось младенцев снаряжают, пока доедет - будет с кем слово молвить. Кого назад привозят мотосапоги - одному хозяину ведомо.
Издали дворец выглядел красочней. Очевидно, внутрен¬ний свет хозяина придавал окрас и казарме. Он сам и выбежал за ворота встречать гостя почётного. Я затесался средь лаке¬ев, поваров и стражи, как все, голову тянул, чтобы облас¬кать чужестранца любопытством. Великий Штаниба обошёл мотосапоги, совсем как я недавно.
- Техника есть, нет седока. Мне говорили, он достаточ¬но молод, чтобы доехать, не развалившись. Прогнозы не всегда точны. Что ж, с утратою смиримся. Кто скажет мне, почему объединяться никто со мной не хочет?
Свита, головы повесив, безмолвствует. В толпе смельчак нашёлся:
- Отдавать просто. Забрать назад - употеешь.
- Очень смелое и - главное - своевременное замечание. Пусть клевещут, будто я не справедлив. Предлагаю изме¬нить подходы руководства, максимально приблизиться к нуждам народа. Кто «за»?
Тот же смельчак поднял руку… так и вычислил меня Великий Штаниба. Повёл в палаты каменны, садил за столы дубовыя, расстилал скатерти самобранныя. Кормил до одури, поил до треску пузыря известной степени. После пи¬ров спрашивал Великий Штаниба, как вижу я момент со¬временности и как настроиться на момент будущий, чтоб не выпасть из оного, не ославиться. Не осла вить, а рукою крепкой мудро править.
- Есть в сем секторе личность двуличная, кто представ¬ляет из себя угрозу могуществам, кто плетёт сети заговора, сам не трудится и других с толку сбивает, - отвечал я, чтобы покрыть убытки хозяина, разорившегося на угощение щедрое.
- Имя нам его скажи!
- Одного имени будет недостаточно, всё одно что пы¬линки с него сдувать. Поприще - имя первое ему, Данеягнят - второе. Иглоид и Краспина, последнее из известных - Цомна. Но сила его заключена во множестве имен, узнать которые пока никто не в силах.
- Это вызов? - Великий Штаниба поднял бровь. - Пой¬дем-ка со мной, узников покажу тебе своих. Может, оты¬щешь среди них знакомца. А найдешь, клянусь: он сам тебе их скажет, сроки дай.
Пошли. Казематы источают проклятия и стоны, - откуда ж дворца краскам быть светлыми? Вот они - бывшие пове¬лители секторов, кого брали обманом, кого пьяным. Что ж, задача нарисована, решить осталось. Из шестнадцати уз-ников ни одного, кто б хоть отдаленно напоминал колдуш¬ку. Недостало ума самим объединиться и выступить единым фронтом. Должно, Великий ловко свёл их лбами и накидал петель, затем, по одному, в златые клети раскидал.
- И больше нет?
Света Столб прошил окно, в коридо¬рах вздыбил занавески из праздничных наборов «На случай инспекции». Померкли лампы, стража разбежалась…
- Еще один. Моей секретной службой пойманный не¬давно, ещё надеется на что-то, не хочет говорить со мной.
- Мал ростом, в синем балахоне со звездами фальшивы¬ми? Старик, имеет несколько комплектов… - Тут Столб ударил мне в лицо. Должно, я лишнего сболтнул. Я видел цепи с обручами, - прикованы к стене, ждут соискателя лю-бого, кто данными располагает сверх норматива. Ужом придётся выходить из положенья скользкого. - Имею сведения, в кругах известных ходит слух: есть человек, готовый объе¬динить усилия, чтоб миром править, точно пальцем повести. Но хочет заполучить он тот синий балахон со звёздами, да впридачу с содержимым. Мне дела нет, как ты поступишь с сим подарком, но человек читает судьбы, вно¬сит коррективы, и сходит с рук ему нимало. Молодое тело он себе завёл…
- Молодое? Проси, что хочешь, но ступай и приведи его ко мне. А колдуна ему сыщу, коль сам не явится. Тебя же соберу в дорогу, дам скатерть-самобранку - низший сорт, но ты верни, когда вернёшься.
- Ещё вопрос имею от себя. Мне спрятать нужно будет дорогую вещь, до неё много охотников. Не могли бы вы её на хранение принять?
- Хоть сейчас.
- Тогда мне в путь пора. Вещицу ту ещё отнять у вора надо.
И, оказавшись вне дворца, я скатерти углы проверил. Нет указанья сорта. Путаница с понятиями, не¬ужели никто доподлинно не знает, как настоящая сияет? Да что я в самом деле? Наивен, как ребенок: кто ж настоящую отдаст, пусть и на время? Однако, купаясь в роскоши, достоинств одолженного в пользование предмета можно и не знать; вдруг самобранка внутри дворца свои обыкновенные теряет свойства?
Стражники копались подле сапогов-скорогодов: подков¬ки ладили новые, ветошью протирали, бензин заправляли, масло разбавляли. На канистре было прописано: «А-76». Помнится, маршрутку налогом тоже обложили…
Вопрос отпал сам по себе, когда канистру к парикмахерам втащили. Заскакиваю следом:
- Омолодить - и покороче.
Две мастерицы, Сонечка и Аннушка, растерялись:
- До каких пор? - спросила одна.
- Может, обрезание сделать? - предложила вторая.
- А сколько мне тогда станет?
- Две недельки отроду.
- Нет, это слишком. Неужели кто-то думает, я в кубики играть пришёл? - И у Сонечки в кресле уснул я мёртвым сном богатыря. У неё не руки - Сказка: проснулся я и давай настоящее зеркало искать. Из этого на меня смотрел незнакомый парень.
Сонечка из¬винилась:
- Ах, вы носите пробор на правую сторону? Сейчас ис¬правим… - Минуту спустя лицо постепенно вернулось к хозяину. Отвлекая внимание от книги жалоб и предложений, освежила новостью меня: - Не слыхали? Кощей Бессмертный в ящик кованый сыграл!
Я выпрыгнул из кресла:
- Честное слово, это не я!.. Погодите, если не я, то кто ж его беспощадно эдак? Не слыхать что-то было в наших краях богатырей исконных.
- Эрозия выветривания, - говорит Сонечка, - копчик отвалился, и поехал небоскребом позвоночник по косточкам. Траур с завтрашнего дня объявят, так что спешите делать ставки и дела, конторы будут закрыты. Клич фракция соратников швырнула, чтобы жители посильное участие взяли в сборе позвонков. К пятнице хотят собрать все части, могилу уж копают, и говорят, что глубже не копали прежде.
- А соратники небось думу думают?
- Не знаю, я далека от политики. Слышала только, про¬чат колдуна какого-то, а он возьми да скройся. Если череда покушений не начнётся, то не знаю, чем промышляют словоблуды. Покусанных хватает, обиженных не меньше.
Поблагодарил за стрижку, мне они ещё и приплатили. Чтобы к другим мастерам не совался впредь. На прощанье пожелали удачи да чтоб обходил стороной всякие ускорите¬ли.
Шёл я шёл, позвонок нашёл. В рюкзак бросил - никто не спросит, дальше иду - ищу беду. Пункт вторсырья так сразу и вылез из земли, дорогу загородил: «Принимаем макулатуру, ветошь, чужие кости, запчасти к угнанной технике. Цены приемлемые, на костяные изделия завтра, с восходом Солнца повышаются втрое. Сдавай сегодня - помоги бедным». Прошёл я мимо более заманчивых предложений других пунктов, пока в поле чис¬том, на пересечении дорог не напал киоск: никак не могу обойти. Продавцу де¬ваться куда, последний экземпляр «Ведомостей» продал. Латинскими буква¬ми слова русские набраны: очи на спину выпрыгивают, язык вот-вот сломаю. С горем пополам до сути докапывась. Оказывается, завёлся в секторе Призовой фонд на случай полного собрания сочленений, приёмная комиссия правила до невероятного услож¬нила: приз возьмёт тот, кто предпоследний позвонок принесёт и на контроль экспертам предоставит.
Меня обгоняли гномы, непростые люди и простые, у всех торчмя торчат печатные издания из карманов. Всеобщее вооду¬шев¬ление по сбору лома катастрофические принимало формы; нашлось дельцов немало, кто лоша¬диные хребты на себе тащил. «Шансов больше», - говорили при об¬гоне. Я кивал и поправлял лямки рюкзака; что-то ост¬рое покалывало в спину. Пока до кузницы добрался, чуть вытерпел. На порог не пускают, говорю ребятам - посмотрите, что там так колется. Слы¬шу - взревел горн, застучали молотки, летят через порог зубил осколки. Часа не прошло - весь инструмент убили, а победить задачу не смогли. Вышли ребята, молвят: что за сплав, не ве¬даем, раньше шёл такой на изготовление игл бессмертия, но рецепт утерян, а в будущем квартале по плану надо утерять секрет дамасской стали. Мне позвонок с колючкой возвращают, желают доброго пути, га¬зет как будто не читают.
Линия фронта подхо¬дит всё ближе, шальные булыжники просвистывают над го¬ло¬вой. Выглянул я из-за бруствера. Объединили усилия сторуки с таможней, окружили приёмную комис¬сию в двадцать две линии обороны. Все меньше в окопах желающих доставить свои находки представителям Призо-вого фонда. Только и разговоров вокруг: сбывается древнее пророчество, ещё аукнется кощеева кончина живым и прочим, кто заинтересован. Ряды нападающих редеют, столбцы смакуют цифры чёрные по¬терь на первой полосе «Ведомостей». Кроме того, объявлен Приз - Бессмертного Кощея из личной коллек¬ции самолётистый ковер.
Побросали землепашцы хребты ло¬шадиные: «Кабы плуг-самопах выставили, это дело. А ковёр-самолет - баловство одно». Люди торговые наоборот приросли числом, создавали батальоны и просили огня… Одни гномы проходили беспре¬пятственно через кордоны, волокли фрагменты подлинника. Возможно, с этого дня и родилась молва о пользе таможни да сторуков, не то погребли бы идею под хрящами да хвостами травоядных.
Возможно, и я не во всём точен, поскольку отбиваю вто¬рую атаку, находясь внутри каменного мешка с единственным выходом-вхо¬дом. Зря я кубики внутрь мешка бросил, следовало путь к отступлению прежде открыть. Прознали людишки лихие про колючку в рюкзаке, завладеть находкой собрались. Как выдохся махать мечом я, так вход и запечатал. Делать нечего, кубики достал; вызвал «Справку», курсором помчал по строчкам. Лифта нигде не предлагалось.
Тут-то в дальнем уголку крепости моей образовалось об¬лачко, бледная тень колдунишки колыхнулась:
- Я тебе выход и вход обеспечу, ты мне - кубики. Не жмись, до¬будешь ковёр-самолёт себе да скатерть-самобранку - и живи, не тужи. Что кубиками без пользы карма¬ны рвать? Береги одежду смолоду.
В «Справке» нахожу строку «выдать одноразовый ком¬плект», - видно, не попал курсором в строчку. Руку протя¬нул колдун, рассматривает содержимое пакека, стал вкладыш типографский изучать.
- Что это?
- Похоже, шприц. Уколись - и заткнись. Не видишь, в затруднительном положении повелитель?
- Фу, как вульгарно!
- Доведёшь - в кубики сыграю, талантообреза¬ние устрою.
Напугал если не до смерти, то до пупка: по видимости, слово прозву¬чало взрывом, с именем шестым поблизости осколками мазнуло. Случился недолёт - бывает, что ж. Когда б не мазали ар¬тиллеристы, давно б не стало заряжать кому да выстрелы про¬изводить; с кого б тогда спросили за предметы, ржавею-щие в лонах, за казёнными частями?
Забыв предложить что-нибудь ещё, исчез Иглоид.
Подтаскивают снаружи, слышу-вижу, стенобитные машины. Не сказывал про то учитель. На что ж своя росла такая фантастическая голова? Вкруг крепости преходящей заказал кубикам непроходи¬мое болото - «караул» кричат, я им в ответ: «Не нужен караул, здесь вам не мавзолея». Но суши пятачок я сохраняю для двоих, - караб¬каются пусть наперегон¬ки. Слышу, техника утопла? Что ж, катастрофы с техникой бывают, всего не предусмотришь.
Вновь обозначился в углу колдун.
- Андрейка, ты меня не понял! Не надобны мне ку¬бики твои! Хочу я у Великого Штанибы комплектов парочку одол¬жить, я точно знаю, где их прячет он. Ты бы мне помог?
- И где же? - Спрашиваю, а сам проветриваю «Справку», разделы прочие ищу. Энциклопедический раздел предло¬жил купить тоннель под Ла-Маншем, в обмен на плуг-самопах. Полез я в «Правку», потребовал удалить раздел сей. Тотчас всплыла подсказка: «Программа допустила скверную ошибку и будет закрыта, если вы не смените гнев на милость. Попробуйте повторно обратиться».
- Я скажу, а ты Великому Штанибе за десертом сдашь меня? Нет, Андрейка, в такие игры я три челюсти сточил. Отвоевал своё, с фигурами теневыми мне не с руки тягаться.
«Приносим извинения за сбой. Вам бесплатно предос¬тавляется заявленный тоннель на полчаса; укажите коорди¬наты». Я кубики перевернул, уточнил, что на обороте. Набрал «Е-9», и меня едва не вытянуло вслед за составом пассажир¬ским. Состав преступления налицо, кто-то позарился на комплект моих кубиков. Возможно, я не слиш¬ком агрессивен, раз они себе такое позволяют? Насилия я не сторон¬ник, однако, и у овечек случаются крит¬ические дни.
Так вот он какой, тоннель между Европой и Великобританией! Выглянул из-за колонны. Путь безупречен. Выжидают хитрецы, пока спущусь на магистраль. У меня не оста¬валось выхода, как на кубиках курсор пустить пунктиром. Кто-то вновь подыграл мне и курсор в моего двойника преобразовал.
Что тут началось! О него-то грузо¬вики со всего разгона разбивали морды и на исходную ползли. Пока противник ногти грыз, я улучил момент и триста метров вниз одолел до лестницы служебной, охраняемой курсором-двойником. Стоило подняться на поверхность, как и тут преграда дожидалась - над головой седушка на пружинах да четыре ножки кресла. Будь на моём мес¬те школьник, пустил бы точно в ход колючку. Но в кресле председатель Призового фонда восседал, как оказалось. Негоже в неприглядном свете на лаврах почивающих тревожить.
- Любезный, будьте добры уступите мне ваше место? - Я подергал за край мантии. Чей-то парик на волосы упал мне, щекотно очень.
- Это вы доставили предпоследний позвонок? - спроси¬ли меня сверху.
- Да, конечно!
Вниз прошла рука в манжетке с запонкой - чистейший изумруд:
- Для экспертизы предоставьте.
Вытряхнул рюкзак, костяшку протянул руке. Голос вкрадчивый печёт: «Сними, он не заметит сразу!» Ответил я, как понимаю ситуацию: «Запонку? К чему одна? Да и по цвету рубашка к камню не подходит: рукав короткий».
Голос, усиленный динамиками, стал зачитывать заготов¬ленный, как сено на зиму, текст:
- «Экспертная комиссия свидетельствует: доставлен всеми уважаемого Кощея Бес¬смертного позвоночника фрагмент ис¬комый. Теперь мы можем приступить к заключи¬тельной части процедуры. Прежде хотелось бы сказать не¬сколько тёплых слов об усопшем… коллеги, как-то похоло¬дало… Свою трудовую деятель¬ность он начал слишком рано, будучи из бедной семьи, Кощеюшка брал много на себя и уже в раннем детстве повредился не столько умом, сколько диетами. Об этом говорят, на¬пример, такие факты, что уродец… это мы пропустим. Вот: тянулся к прекрасному. Например - к Елене-Дважды-Прекрасной. К премудро¬стям разным, и за приме¬рами нам далеко ходить не надо…»
Я, в неудобном по¬ложеньи пребывая, оратора за ногу дёрнул. Он проши-пел: если ещё раз трону из-под трона, патрона мне подыщет, кощеевой иглой расковыряет темя. И, ничтоже сумняшеся, продолжил:
- «То, что он был бабником известным, ни для кого секретом не являлось, но недочёты мелкие с лихвой пере¬крывали показатели профессиональные. Полюбуйтесь, вот они - вдовы, милый гарем, горем воскрешённые. Они сегодня одеты не по праздничному, проникнемся же их состоянием. Конечно, здесь собрались не все жены, многих отбили у Кощеюшки люди безответственные, кому в чужом саду яблоки кажутся слаще. Но и уцелевших не уместит траурный катафалк…» Ка¬тафалк прибыл? Не наблюдаю. - Продолжил председатель ше¬потом, специально для меня нашёл минутку: - Молодой че¬ловек, я вас ужалю иглой в голову, если вы не угомонитесь. - И вновь к собравшимся обратился (а я никого не видел из-за мантии, разве что мелькнул синий балахон с ложными звездами): - «Друзья, близкие и сослуживцы, сегодня мы провожаем в последний путь одного из выдающихся деяте¬лей сектора №22. Увы, последние дни он был вынужден прожить в изгнании, ведь только наш сектор предоставляет убежище политическим и прочим беженцам из дружествен¬ных секто¬ров. Какие там у них условия, что Кощею житья не стало, гадать не будем. Пусть не радуются враги: дело Кощея Бес¬смертного будет продолжено кем-то из нас, собравшихся се¬годня здесь…» Я вас непременно уколю, ещё двенадцать абзацев потерпите… Теперь мы переходим к завещанию по¬койного. «Он любил всех поголовно, к каждому загляды¬вал в гости, но делал это не со зла, а по должности. Так постараемся понять и оправдать его: много ли он успел за несколько сотен лун?» Что?.. Оказывается, подсказывают мне, в нашем секторе встречаются неудачники, кто не встречался с Кощеем Бессмерт¬ным вообще. Неужто есть?
- Есть, - крикнул я из-под трона.
- Давайте поапплодируем несчастному! Только пусть зрители не думают, что у нас рояль в кустах заготовлен, это не наш метод… - Когда меня извлекли на свет сектора, председатель Призового фонда растрогался: - Скажите им, раз мне не верят: как давно вы сидите у меня под крес¬лом?
- Давненько. У меня ноги затекли и спина. И вообще: подобные собрания надоели. Кстати, продаётся тоннель, по дешёвке…
- Позвольте, - перебил председатель, - мы хороним первого Кощея Бессмертного, ура, товарищи! (Его не поня¬ли присутствующие). Вы же хотите сказать, что присутство¬вали на подобных похоронах… Согласитесь, такое заявле¬ние не оставляет нам выбора, как провозгласить ваше слово неуместной фантазией. Я, как председатель фонда, могу со всей ответственностью заявить, что раньше подобных меро¬приятий мы не проводили. После гибели очередного Кощея Бессмертного, мы напрямую обращались в банк генофонда. Поверьте, это сказано не для красного словца, ведь следова¬ло объехать всех пострадавших, у кого Кощей текущего мо¬мента кровушки попил. Сложившееся мнение о сотрудниках фонда, как об отъявленных бездельниках ничем иным не яв¬ляется, как инсинуациями завистников. Да, у нас имеются средства, и немалые, спасибо спонсору, но крови на наших руках нет, можете убедиться сами. Мы открыты для любых экспертиз по понедельникам, с 18.00 до 18.00. Однако, приступим к зачтению. Пусть простит нам Коще¬юшка это лирическое отступление, к завещанию, а именно для этого собрались мы здесь… прошу прощения, текст не везде разборчив. Старость не радость, как любил Кощеюшка поюморить. Итак, «Завещание Кощея Бессмертного, в миру - Пилишишки… нет, как-то иначе должно произноситься, это кличка. С шинами что-то… эй, казначей, как сказано в графе на получение зарплаты?
- Пилипишин, - отвечал казначей.
- Помню, что с шинами связано, а так - «пили» и «пиши». Что ж, истину установили. Имя своё в миру чело¬вечьем Кощеюшка, само собой, вспомнить не смог. Злой да завидущий, многим задницы вылизал - потом всех и свёл со света. Но давайте о хорошем. Стоило где поставить новую избу, он был тут как тут: огнём и мечом проверял пожаро¬устойчивость брёвен… мне подсказывают, я немного попу¬тал. Пожарами у нас заведует по сие время Змей Горыныч. А Кощеюшка хат не палил, за что ему огромный поклон и низкое спасибо… Да, старость - не радость, мы-то его пе¬режили. Во сколько раз? у кого калькулятор? Он только что тут лежал. Проверьте карманы молодого человека. Ах, это наш победитель? Что ж, пусть ему в наследство остаётся и калькулятор. На чём мы остановились? Да, имеются в на¬шем распоряжении некоторые цифры. Если кому не инте¬ресно, можете подойти к буфету; там у нас по плану меню особое: сосиски «Пальцы Кощея», салат из рёбрышек, яиш-ница. Есть свою логику можно в цифрах... а, виноват. Есть своя логика в цифрах. Вот, к примеру, сказа¬но: «Не погубил девять миллионов душ». Ему бы пару денёчков, и всё. Всё! Либо в султаны податься: оба повздорили, а отдуваются за них на поле боя тысячи. Упущенного не вернёшь… К слову, на днях я тоже подал документы в Избирательную комнату. Из принципа и, так сказать, одновременно с Синдбадским, чтобы не задавался один из нас и чтобы к финишу пришёл другой. А то и от нашего сектора идёт он, и от инкарнатов пытается. Здесь ли не¬годяй? Так и передайте: за двумя негодяями погонишься - третьим станешь. Что тут у нас по завещанию? Ни хрена не разберёшь, секретаршей курица у него, что ли?
Ах, ну вот здесь что-то можно прочесть. Это когда кашей по ошибке по-кормили, видно. Сказано следующее: «Кто принесёт позво¬нок с иглою, сделать его моим наследником. Всё имущество пусть примет по описи, ибо верить ворам из Призового фонда… ой, тут совсем неразборчиво, это мы пропустим. И это с этим. Вот! Уколоть наследника иглою этой в темя и оставить торчать; и будет жить он ровно столько, сколько игла та будет точить позвоночник до копчика. Мне не уда¬лось впустить её в последнюю кость, сил недостало. Кабы кто хлебом…» Здесь опять неразборчиво, но суть понятна. Приступим же, други, к исполнению воли покойного. Наследника дер¬жите крепче!
Да, и ещё: на выборах Синдбадский? Никто не знает, в Нулевом начались?
8.
Старшина выслушивал Евгения и соглашался с любыми выкладками, пока не кончился хлеб. Аккуратно подобрал крошечки, забросил в рот и тотчас заявил права на слово:
- Я почти согласен со всем, что сейчас говорил Син¬дбадский. Трудно возразить, но я буду стараться. Пока всё происходит так, как вы хотите, я в оппозиции к вам. Вы даже с гномами не ищете общего языка.
- Ты, Рыжая Борода, об этом ничего не знаешь. Я давно предлагал объединить усилия, да они не верят. Не верят, что мы не охотимся за камнями самоцветными, что мы просто хотим помочь многим из вас.
- И правильно делают! Если люди бросают друзей в беде и уносят ноги, лишь бы потешить любопытство… Кстати, как ты выбрался? Не ждали мы тебя так скоро.
- Мой приятель и ученик помог.
- Да у него минуты не было свободной, за то по¬ручаюсь головой. - Старшина поискал крошек в траве. Жалел, что набросился на еду с неприличной скоростью.
- Разжаловать свою разведку до самых мизерных ок¬ладов поспеши. Им хорошенько кто-то руки выкрутил, да так, что полчища пройдут под но¬сом - не узнают.
- Допустим. Но ваше поведение вызывает, мягко говоря, желание возражать. Почему ушли вы, когда я заклина¬ние над боевым ме¬чом читал?
Синдбадский усмехнулся:
- Как раз-таки мы сообщили, что уходим. И ты кивнул, Старшина.
- Неправда!
- Правда, Старшина, правда. На видеокамеру заснял я, могу предъявить запись.
Сбившаяся борода не давала рукам покою.
- Всё таскаешь через Грань Иццы запрещённые предметы?.. Ну, допустим, ну, кивнул. Но ведь я читал заклинание, а в нём иные места требуют поклонов. Не стану ж я при враге на колени… а как ты думал? - Старшина прислушался. Евге¬ний пока не мог подобрать ключи к каналу связи великанов, поэтому исподволь поглядывал на карту. Повсеместно хоть что-нибудь происходит, но поди знай, на чём внима¬ние заострить. - Про метаплинтус тебе не докладывали?
- Не до плинтусов, когда стены ходуном.
- А зря. Вот почему гномы не хотят посвящать в свои планы. Я-то вижу, в одну дорогу вы идёте, может, было бы больше проку… да не могу я брать на себя ответ за чужие тайны! Ступай к ним и договаривайся сам.
Синдбадский шарил бесцельно по карте, переворачивал кубики, ряд за рядом, на одну из соседних плоскостей и шарил вновь. Всплывающая подсказка рекомендовала ему перейти на алый спектр изображения. Тревожный цвет. И там подсказка: «Вся информация в справочном разделе». Полез мудрейший в «Справку», а там, с пылу-жару раскалённая строка: «Показать горячие точки сектора».
Экран выдал первые полосы экстренного выпуска ново¬стей:
«Территория сектора уменьшилась на дюйм в ширину. Цены на клубнику упали. Бригада разрушителей взяла по¬вышенные обязательства. Два часа назад началась траурная церемония прощания с безвременно почившим, сгнившим на корню, великим и ужасным Кощеем Бессмертным. Спи¬сок особо приглашенных. (Открыть список?) - «Esc». Спи¬сок невольных свидетелей. - («Esc»). Список козлов отпуще¬ния. - «Ok».
- О, боги!
- Своих зовёшь или к нашим решил обратиться?
- Твои набирают сообщения. А мои подвигли их сесть за набор.
- Да ладно, не ищи, там он! - вдруг расщедрился Старшина. Столб Света мягко отчалил от головы в шлеме и помчал дальше. - Сказали - если мы не успеем, в секторе воцарится лже-Кощей-Бессмертный. Эх, кабы сапожки толковые… так и быть, я тебя подброшу. - Но руки его схватили воздух.
Батальоны торговых людей сошлись с батальонами по¬рядка и порядком вклинились порядки, точно встретились две расчёски. Сошлись, как полагается, как обманутые вкладчи¬ки с дирекцией банка. Пока председатель издевался над за¬вещанием, половина тех и других угодила в окружение во-инственно настроенных вдов, кому не нашлось места в списках приглашённых. Другая половина обменялась адре¬сами и телефонами, чтобы в этой свалке имена героев не пропали. Кабы в оригинальном мире (его у нас ещё называют Нулевым) приняли то правило, пахотных земель прибави¬лось бы втрое.
Победитель конкурса «Отыщи позвонок злодея», чело¬век, сумевший ближе всех пробиться к членам Призового фонда, и, наконец, законный наследник почившего, буду¬щий Кощей Бессмертный, будущий покровитель вдов ока¬зался неуязвимым для особой кощеевой иглы.
- Голова - что чугун…
Но чугун прекрасно сверлится, эта голова - ни капельки.
- Голову каким шампунем пользуешь? - допытывались члены фонда.
- Фисташковым, на гуталине.
Принесли и такой; недаром Синдбадский предупреждал.
Не выходит процедура. Пришлось по ходу менять положение об ина-угурации: вокруг лица установили обруч, прихватили на за¬тылке да иглу кощееву установили в зажимы вертикально. Рассудили примерно так: игла сама найдёт дорогу - будь хоть сторонником активной жизни, хоть замри на веки.
Но тут, с кувалдой, из-за гор, колдун вдруг преогром¬ный показался. Членофонд и зрители кидались врассыпную, приговорённого на произвол судьбы бросая. Вдовы одумались, обратно повернули. Специально для на¬шего микрофона, одна признается: «Чем опечалит кандидата, тем и получит сдачи!» И вот колдун рядом! Запомните этот размах… Но что это? Каучуковая гора покрывает наследни¬ка огромным слоем… Смотрите, такое вам не приво¬ди¬лось видеть. Хочется подметить слаженную работу поверхности самой горы: как ни ударит молотобоец, с тою же силой отдачу получает - то по спине, то по плечу. Ай-я-яй, кто ж подстав¬ляет лоб? Соревнования закончены, мы передавали специ¬альный репортаж с места событий. На наш взгляд, об¬ряд не состоялся из-за того, что Бессмерт¬ного останки не предали вовремя земле. Яма не готова, и наш оператор валит липу, чтобы верхом на ней прибыть к отметке, где гробокопа¬тели колдуют. В лицо не знают их, поэтому камера даст размытые картинки. Мы даже не сумеем оценить этот бес¬примерный подвиг, ибо сигаретный дым не позволит запе¬чатлеть… Алло, правая камера! Стоило рубить липу? Её и отсюда можно было пока¬зывать.
Извините, вдовы обступают съёмочную группу, хотят родным передать приветы и через нас задать вопрос руководителям нашего канала… го¬ворите в эту круглую штучку, пожалуйста.
- В прошлым годе мне не добавляли пенсии, а соседям всем добавили. Они говорять, меня в списках вечно живых нет, я прошу: не вносите. Мне о замужестве ещё надо поду¬мать да раскошелиться. Так не поминайте лихом, всегда ва¬ша зрительша.
Пока мы разминались с простыми труженниками бо¬лот, специальная команда каучуконосов убирает с подиума эту удивительную конструкцию. Внимание! Один, два… три! Я, кажется, оговорился; это команда иллюзиони-стов. Мы с вами знаем, что под слоем каучука кое-кто пря¬чется, но будем хлопать в ладоши и ликовать. На этом наш репортаж завершен, благодарим за внимание, смотрите нас каждый понедельник, с 18.00 до 17.00.
Группа поддержки по золотому получила и свора¬чивать воинственные флаги вышла. Члены фонда благоразумно уплотнялись в ка¬рету с бронированными кучером и обшивкой; телохраните¬ли образовали коридор живой, сбиваясь в кучу после прохода экипажа. Оказывается, у кареты прохудилось дно в местечке потайном, где хранил заначку кучер. С приподнятым кнутом и настрое¬ни¬ем он насвистывал мелодию группы «АББА» про денежки шальные. Свисти-свисти, останешься без комплек¬тующих, прохожий сопереживал, карманы набивая.
Без¬утешные вдовы мгновенно организовали летучий митинг и зевакам вдули фотографии последнего Ко¬щея, - ново¬го так и не сыскали. Как так? Взломали полы на эстраде люди щепетильные, вокруг перекопали сами землю да гномов из районной комнаты призвали. Каучуко¬вую горку те мигом расхватали. Нет наследника! И пошла молва: прихва¬тили с собой члены фонда, дурят людям головы. В завеща¬нии должны были упомянуть зажимистых спонсоров, кому меж ратных дел за¬дол¬жал Бессмертный.
Тем временем, в яме торжественный обвал случился, новую команду собирать - не опоздать; набирать из стали стали: роботов выписали из-за границы. Переполох оппозиция устроила: вдовы сыпанули справки льготные сдавать, наличие кото¬рых в нынеш¬ней ситуации позволяло выбрать лишь место за столом поминальным, не более того; на сдаче макулатуры пока можно заработать. Да и родственницей Пилипишки слыть позорно будет, смотря как новый завернёт.
Да, как говаривал Старшина, этот мир куда-то пока¬тился, набирая обороты.
После удачной операции, снимал Старшина соискателей - героев на¬ших с плеч, усаживал на траву шелковую. Разговор пошёл в основном о гномах, про Великого Штанибу да о Поприще-Данеягнят (и прочая, прочая). Рыжая Борода, надеялся создать совет военный и возглавить хоть какую операцию в буду¬щем. Серьёзные мужики собрались, не семечки лузгать.
В конце разговора, Синдбадский взглянул Андрею прямо в глаза.
- Есть новость. Не знаю, обрадуешься или огорчишься.
- Моя квартира?
- Правильно уловил. Из жилого фонда квартиру вашу исключили. Стальны¬м листом упаковали, заварили - и окна, и двери, внутрь наставили приборов с растяжками и прочими уловками. Канал я запечатал этот. И последнее: дома идёт подсчёт голосов. Коли меня не вы¬берут, возь¬мёмся тут за дело посерьёзней.
Евгений ответил на лишние вопросы. «Караси» наши (отдельное войско Тихого Ведомства) пере¬квалифицирова¬лись в аграриев, создали свой посёлок и не¬сут дежур¬ство боевое сутки напролёт. Бывшие спутники, Гиря и Мешок, тоже там. Переговоры с гномами зашли в ту¬пик, поставили они жё¬ст¬кие условия, поскольку гарантий по обязательствам на¬ша сторона не может предоставить.
- Поприще? - продолжал Синдбадский. - Сам пора¬жа¬юсь. Видимо, нашлись запасные батарейки. Конечно, исподтишка вредить он может, но незначительно. Поверь, на размахивание кувалдой ушёл не один комплект.
- Разрядить оставшиеся никак нельзя?
- В принципе, легко, однако полное бездействие ложных кубиков пробудят жажду поступ¬ков настоящих. Чего доброго, совершит побег, пустит чары в ход. Ему ничего не стоит проскользнуть мимо охраны сквозняком. Правда, в этом случае потеряет часть жизненных сил. Иглоид не ду¬рак тратить их по пустякам.
Родных Синдбадский определил в тихое местечко, где курс молодого бойца про¬хо¬дят. Скоро нашего полку прибу¬дет, и разговоры о робком десятке станут неумест¬ными во¬все. Я спросил про обучение.
- Конечно, с кубиками работают. Я просто физически ощущаю, как с моей дороги удаляются препятствия. Ах, ты имеешь ввиду себя? Что тебе сказать? Придётся самому по¬сти¬гать премудрость, у нас просто нет време¬ни, чтобы один из двоих сел за учебу. И самобранку посеял, никак?
- Хорошо - не голову. - Я пожелал Евгению на выборах провалиться: мысленно пожелал, себя пожалел. Спохватился поздно: он мог узнать о том. Даже если и узнал, то не подал виду. Вот такой у меня друг Евгений, учитель и побратим! Пусть мне будет стыдно, пусть, но мнения менять не буду. Тем более, что с домом связь утратил я, а его канал… Боже мой, я снова стал залож¬ником, а в должниках несладко. И почему советует наведаться на заставу?
Вскоре разбежались мы. Вот так, даже в одном сапоге-скороходе я в два мига добрался до заставы. Поднялся во второй дуб и столкнулся, нос к носу, с домработницей. Уже при свете разглядел и чуть не начал заикаться:
- Прошу прощения, в первый раз я вас принял за экспо¬нат музея славы.
- Как мило, - ответила соловьиха, - вы мне льстите. Если честно, то я тогда испугалась чуть и… и окаменела.
- Вот это и ввело меня в заблуждение, - сказал я. - У вас кругом порядок, прямо одно удовольствие к вам загля¬нуть.
- Вы говорите правду или ради красного словца?
- Правду, чистую правду!
- Вот бы соловьи у вас поучились, - нежно вздохнула она. Усики над верхней губой свидетельствовали о неуто¬лённом темпераменте, сказочной неудовлетворённости.
- Как поживаете без квартирантов?
- Одна-одинёшенька, скучаю, конечно. Караваны всё реже ходить стали, работы совсем немного.
- Вы и мужскую тянете работу?
- Конечно. Хотите, я покажу последние трофеи.
Мы спустились вниз, в четвёртый дуб поднялись. Здесь у соловьев-разбойников даже журнал имелся, когда и на кого напали, товару сколько взяли.
- Сторукие не докучают?
- Правильно - сторуки. Что вы? Мы же почти одной крови. Оба народа ущербны, всяк нас склоняет. Нас разбойниками называют, их пираналами.
- Но вы сами не очень-то похожи.
- На соловьёв? Ну, во-первых, я не опускаюсь, немного за собой слежу.
Скатерти-самобранки, свёрнутые в рулоны, я заприметил сразу. Потерял где-то свою-то, вернее - Великого Штанибы. Однако, я следовал мудрости: нашёл - не радуйся, потерял - не огор¬чайся. Все вещи, созданные руками живущих, не стоят грамма эмоций наших, жизненной энергии.
- А дети у соловьёв-разбойников… виноват, у соловьёв бывают?
- Как же без этого? Однако, вы на что намекаете? - посмотрела строго. Верная жена, прекрасная хозяйка. Я как будто стал примечать за ней черты прекрасного созда¬ния, упря¬танные под спудом навалившихся забот.
- Вот этот рулон материи…
- Это скатерти-самобранки. Да что в них проку? Одна я.
- Я заметил. Так, может, сговоримся?
- На что вы намекаете? - С неё посыпались вдруг юбки, кажется, одна чудом зацепилась за голое тело. Я робко глянул ей в лицо. С каждой минутой оно становилось прекрасней, движения - и те приобретали цар¬ственную валь-яжность. Косу - огромную тугую косу как я сразу не заме¬тил? Чудеса, да и только! Лицо белое, брови густые, очи жгучие, щёчки яблочком, губы бантиком… Её тон¬кие пальцы повели меня вглубь склада, разворачивали ко-вёр-самолёт на предмет знакомства с орнаментом. В хитросплетениях цветов и веточек орнамент возговорил о первом поцелуе, о сахарных устах и объятьях жарких… Только присели, как снаружи послышался верблю¬дов боевой клич.
- Прости, работа в первую очередь. - Соловьиха быстро поднялась, кинжал схватила, обстановку оценила. Прекрасную головку повернула: - Большой караван. Такие раз в Луну у нас проходят. Если не хочешь участвовать, помаячь в проёме для количества. Одень маску поприличней…
Она спустилась мигом. Почти сразу что-то загремело в дубе по соседству. Приглашение принять участие в грабеже торговцев мирных было для меня неожиданностью полной. Как будто в секторе одном живём, одно дело вместе и ведём. Вроде бы и не грех помочь одинокой ж… соловьихе, - что на меня нашло? У выхода подхватил маску, выглянул. Караван подобрался так близко, что ничего изменить я не успевал. Даже вооружиться, - вот глупо, подумал про себя, но всё же пошарил ногами в траве. Последний субботник был проведён на днях, не иначе.
Под кореньями дубов компрессоры зарычали. Пока кормильцы гоняли по тоннелям дурака, она машины воскресила, в защищённом месте, в оди¬ночку смонтировала их; и шлем Старшины уж точно не разобьёт их в следующий раз. Снимаю вир¬туальную шляпу пред ней: она из числа тех, кто в горящую избу за долгом войдёт, и доброго скакуна оскопит на ходу.
Что за чудо эта женская порода?
Тежеленная булава грохнулась к моим ногам. Соловьиха кошкой спрыгну¬ла - будто не семь метров до земли, а метр с портян¬кой. Сама укомплектована для военных действий на подступах и в самом сердце вражеского штаба: замечательной работы арбалет, шесть ножей коротких, какие-то премудрости ещё, лассо и кнут. Согнулся я за бу¬лавой, от травы чуть ручку оторвал. Такую штуку не по силам пятерым поднять; пришлось утвердить на ней локоть да подпереть задумчивое лицо стратега…
Первая стрела тинькнула по рукояти булавы. Я не успел подумать даже, куда срикошетить могла она. Та часть тела, что защищалась брюками, реагировала с за¬мет¬ным опоздани¬ем. Но против стрелы брючата, ска¬жем прямо, - довольно символичная защита. Однако, тут же о себе моё напоминает Я: необычайноеё спокойствие тотчас разлилось и овладело телом. Я оказался за стеной из прочного стекла, и всякие предметы, рассчитанные на поражение членов… да уж… просто не достигнут буйной головы моей. Обойдут они и помчат дальше, как солнечный свет преграды обтекает.
Двумя руками попробовал приподнять бандуру - куда там! Но что-то подсказывало: кроме детального изучения поля боя, воможны и другие варианты бытия. Новая знакомая моя вышла одна против головной части охраны, вдоль каравана мчали тыловые и вспомогательные части, числом до трёх взво¬дов. Пусть у них и лёгкое оружие, но его оказалось слишком много против девичьей фигурки. Имевшееся под рукой оружие сокрушить ряды их за один проход могло, но известное обстоя¬тельство… Толчок в плечо прозвучал подсказкой, локоть съехал с утверждённой точки. В рукояти обнаружил вы-ступ, зачем торчит он, точно кнопка у шариковой ручки? Придавил, и булава сама взвилась на воздух! Ещё мгновение - и вышел я отстаи¬вать честь заставы. Заставы имени четырёх сосланных в променады соловьёв.
Две стрелы, как теннисные шарики, я сам отбил, в лоб инструмента моего угодила третья, изме¬нила курс и в дупло одного из складов про¬свистела. У меня открылась удивительная спо¬собность разом обозревать картину в целом, уделять внимание конкретному предмету, дождавшемуся очереди своей в цепи случайных промахов и попаданий. В Нуле¬вом, пациен¬ты точно так же посиживают в поликлиниках, полагаясь на попадание в цель. Не очевидно ль, что цели есть у каждого свои, потому и попаданий мало: наши мысли препятствуют соседским. Скажем, мы все разбо¬гатеть хотим… мысль одна, но она разорвана сеткой душа в ванной, всем по ка¬пельке, по струйке…
Вид летящего копья я фиксировал ментально, не располагая другими дополнитель¬ными сред¬ствами. Не то сама булава бросилась на атакую¬щий предмет, не то водили рукой моею. В какой-то миг я себе позволил даже понаблюдать за атакой амазонки. Одних она ослепляла обнаженностью известной части тела - и разила наповал, с дру¬гими сходилась на два-три руба. Рубанёт, уда¬ров несколько запоздалых отразив, и к следующему…
Я тронулся за нею следом, вдоль ка¬равана. Головной верблюд поздоровался кивком - мол, скотину не пораньте, мы не при чём. Я ему - мысленно: что везём? Он - шею выгнул, свидетелей поблизости не оказалось: да мелочь разную; что интересует? Я ему: сапоги-скороходы, скатерти-само-бранки… Он пони¬мающе кивает, будто галочки по описи рас¬ставляет. Подморгнул - дескать, всё есть, вы тут сами поскорей заканчивайте… Иными словами, богатый караван. Заморский камень просвистел у виска, второй, но я успел и уклониться, и крикнуть сотруднице, чтобы животных не поранила. Коллега недо¬уменно покру¬тила рукой у виска между двух неотлож¬ных уколов. Нашёл время и маньячку, - это она сказать хотела?
Четверо воинов качались в траве с её руки, один подлез под мою кувалду, - я не хотел наносить увечья, мысленно обернул оголовок толстым войлоком. Он кустарно изобра¬зил потерю сознания, затем долго катался в поисках куста. Пока я размышлял, каким способом уложить второго, он сам сооб¬разил, - взмахнул руками, ровно птица, и стал просовывать подмышку заготовленную стрелу. Но на меня набросился то¬варищ с топором, взмахнул широко… слишком широко, я пальцем ткнул ему в пупок. Напустились на коллегу сразу двое или трое, - из-за верблюда я уже не видел, сколько. Над караваном пыль поднялась… воины так и старались вспахать целины побольше, чтобы войти в туман и переждать грозу.
Подальше я топор отбросил, чтобы в спину им не полу¬чить, если который ощутит в том необходимость. Пе¬ре¬хватил за руку с саблей кривоногого штангиста, к персоне накло¬нился и интересуюсь: «Давно ли по дорогам нашим разъез¬жаем?» - «Каждый год, а то и чаще», - отвечает он. «Как дома? Жена, дела, детишки?» - «Младший приболел. Царём хочет старший выучиться». - «Долго учиться». - «Кто б спо¬рил? Да и дорого». - «Д-да, поработать придётся». - «Говорят, нового повелителя прислали. Не зверь хоть?» - Тушуюсь несколько, но нахожусь: «Никто не знает».
- Следующий, - кричу я, отпуская его руку. Он, как подкошеный, и рухнул. - Следующий!
Их оказалось трое, и выставили свое усло¬вие, чтобы не очень больно. Уложил этих, а там и прозвучал голос начальника цеха… точнее, каравана:
- Смилуйтесь, господа-разбойнички, не губите мне слуг, предлагаю получить налог за каждого живого!
Верблюды выдохнули дружно, и улыбаются, как люди.
Поле сражение устлано телами. Алой гуаши на руки тайком коллега брызнула, размазала и по строгому лицу, к хозяину на приступ - толстому, трусливому купцу.
- Сколько у тебя охраны?
- Сорок сабель, десять рубщиков, пятнадцать лучни¬ков, двух звездочётов, трёх подкаблучников… Да вы их уложили всех почти.
- Я воскрешу их. Возьму недорого, гарантию на полгода выдам. Коли справитесь вторую ходку сделать, гарантия про¬езд безопасный обес¬печит.
Купец мысленно заглянул вперёд, сколько впереди ещё застав до Центрального базара.
- Нет больше никого за нами, ступайте смело.
- Тогда - для чего мне воины?
Я положение спасать пошёл:
- Видите ли, уважаемый, они пригодятся и на базаре, и по дороге. Нынче в розыске колдун-безумец, группа разжа¬лованных великанов, а в первой речке объявиться может дракон худющий, кровожадный; скрывается он от бешенной прививки, питается мозолями с ноги. Впрочем, увлекается порой, ведь Голод тёткой у него… Вам не попадались одноногие калеки?
- Ни одного, - обрадовался купец.
- Странно, - говорю я, подмигиваю однополчанке.
- О, я знаю! Нынче съезд у них, собрались обсуждать, как жить дальше, если не решат, как вернуть былое.
В портмоне купец полез, вытряхивать стал капитал бумажный. Насыпал подле верблюда кучку - точную копию той, что насыпал драмадёр. Я намекнул, что между этими кучками нет разницы большой, товар посмотрим лучше.
Он дал сопровождающего нам, парнишку. Попался расторопный менеджер, каменья самоцветные показывал, жемчуга застывшие и пере¬лив-чатые, перстни и бусы, царские короны и о высшем образовании дипломы. Заглянул в один - выдал мой инсти¬тут родной, все подписи и печати, осталось только год и имя владельца вписать… Вспомнились слова Сонечки - обходи стороной ускорители.
- Здесь что? - подходим к следующему верблюду.
- Сигареты-спички.
На этикетки глянул - ахнул. Гродненская табачная фабрика, спички города Борисова. Однополчанка взяла коробок, под¬считала, сколько спичек в нём, прикинула:
- Беру триста коробков. Посмотрим восточные сладо¬сти. Хурма, халва, дыня сушеная есть?
Стеснялся парнишка, конфузился очей её бездонно-карих так, что у меня сердечко защемило. Ка¬меньев самоцветных незаметно мне в карман за¬бросил он, стакана два, амазонке из пластмассы для волос заколку подарил. Шагаем дальше. На четырёх верблюдах, в кулях из шкур каторжная тяжесть, горячая на ощупь, и запах бил такой знакомый.
- Это везём под заказ. Просьба огромная, не трогать, уж не останется в долгу хозяин.
- Кто заказчик?
- По накладным, если не изменяет память, сам Синбадский.
Была бы шапка, то слетела б. Повелеваю к обозрению открыть.
Просыпались нам под ноги асфальтовы обломки. Картинка возникает пред гла¬зами: на проспекте мастера тротуарную укладывают плитку. Любо-дорого на работу ту дивиться, но перед тем они снимают несколько слоёв асфальта.
- Интересно, для какой цели?
- Мы - люди коммерческие, нам нет дела. Заказал чело¬век - получи.
Однополчанка моя поджала губы, чтобы не пальнуть сгоряча. Она-то знает, что к чему. Что ж, ждёт со сладостя¬ми вагон, идём к нему. Халва с батоном свежим - это сказка, сюда бы литр холодного да мо¬лочка.
- В каком знаке Луна? - спрашиваю между делом.
- В Козероге. Наш ослик может и молочка дать, если хорошенько по-просить.
- Ослик - молочка? Забавно. У него, должно, вмонти¬ровано вымя? Только мутантов нам недоставало. - Хотелось пред красавицей блеснуть да осадить парнишку. Но он был проще:
- Нет, термосы с молоком везём.
Перекусили новость, - тотчас про бокорезы вспомнил.
- Инструмент какой имеется?
- Кое-что из Азии, одноразовое, в основном.
- Бокорезы и тонкую отвертку… хотя для чего они?
- Принесу, минутку потерпите.
- И тестер с паяльником. И аккумулятор, - разошёлся я.
Парнишка лишь головой кивнул. Принёс всё миниатюрное настолько, что пожалел я: следовало два набора брать.
Спичками да печеньем ограничилась моя однополчанка, мешок хурмы к заставе я понёс. Болтались бесполезные подарки, шею натирали, с трудом перемещался я с распухшими карманами и полным рюкзаком, закон - он и есть закон, а удовлетворённости я не ис¬пытывал ни грамма, как поэт. Поэтому спросил у парня про скатерти-самобранки напоследок.
- Вам даже не одну? Приходится впервые слышать.
Впервые не впервые, а пожелание моё немедля передал купцу. Тот долго примерялся к моим финансовым возможностям, взвешивал на глазок иму-щество заставы.
- Хорошо, - говорит, - в следующий раз пару захвачу. Пока же могу отличные подделки предложить - новые, не по¬тревоженные голодом ни разу, но второго сорта. А вы мне воинов… как это выразились вы? Воскресение? Ждать до завтра не слишком весело.
- Обещанное сегодня исполняем.
Пока помощник доставил скатерти-самобранки, погибших «оживили» мы. За всю историю сражений, пожалуй, впервые раненных в бою не оказалось, и я гордиться мог. И не оглох к тому же: у одно¬полчанки, оказывается, имя есть. Один из воинов, только что воскрешённый ею, точнее - её демонстративным поцелуем, вскочил со слова¬ми: «Благодарю тебя, несравненная Хурма, ты снова даришь счастье мне вла¬чить безумные дни и ночи без тебя». Другой, со слезами на губах, подлинную арию пропел; длинновато, но с чувством опытного гастролёра. Ос¬тальных, сплошным потоком, воскрешал один я, мои методы не отличалися фантазией особой: повожу лечебной булавой головы вокруг, кос¬нусь носа - он и сам встаёт, славя лекарей и щедрость хо¬зяина… Да не оскудеет рука дарующая, как и исцеляющая.
Хурма легко втащила мешок с фруктами в дупло, я булаву бросил на землю и наверх подал скатерти… Тотчас получил по голове удар астральный. Каким-то образом прочувствовал: нельзя скатерти-самобранки называть просто скатертями. Наверное, и с обу¬вью следует поступать не менее уважительно. Не зря же дома учат нас: почисти обувь!
Вернулся за булавой, да она вдруг неподъёмной стала, сколько я ни пыжился. Начинаю анализировать: а нет ли связи с компрессорами, что замолчали вдруг? Сказке про¬вода, коммуникации и шланги - как невостребованнный реквизит в подвалах замков и театров.
- Долго торговались, - пояснила Хурма. - Не знаю, повезло. Выключается Антигравита¬тор автоматически, через сколько-то вре¬мени после включения.
К нам направлялся хозяин каравана на верблюде, слуги сопровождали его преданной свитой. Завидя булаву, спросил купец разрешения подержать её. С Хурмой перегляну¬лись мы. Удачный день у нас довольно.
Булава замечательно смотрелась рядом с воинами, кто вше¬стером и стронуть не могли бандуру с места. Хозяин, седла благора¬зумно не покидая, приказал казначею выдать сорок золо¬тых - мне на витамины.
- Как зовут тебя, богатырь? - спрашивал гость издалека.
Я рот открыл. Потом закрыл. Хурма опередила:
- Это Покатигорошек наш, вот опять вернулся в строй.
- Наслышан, как же! А что случилось, кто из строя вывел?
Я потупил скромно очи, предоставив право продолжать спектакль однополчанке.
- Врагов из сектора повыбросил сверх плана, на ком-то по¬дорвался. Выщипали ему аппендицит да пломбу неизвлекаемую установили. А так - грех жаловаться. Свадьба скоро.
Поскрипел купец ремнями, свой обряд проводит он: шарит только в тех карманах, что уж полчаса пусты. Про рентабельность запел - видно, так жену зовут. И пошёл своей дорогой караван под триста душ, унося не так уж мало, в евро и долларах - солидный куш.
Хурма тотчас засела за журнал. Сверху прикинула: овощи могут быстро испор¬тить¬ся, не буду ли я возражать, если она не укажет о них в ведомости? Ну, не мог я ей отказать в любезности. Я вообще уга¬дывал в сердце прилив чувств, незнакомых прежде.
Поднялся на этажи, застрял напротив пары дверей. Они напомнили мою квартиру в Нулевом: слева туалет, и ванная справа.
- Если в душ, то эта. Что собираешься дальше делать? - напомнила она.
Тормозил слегка я. Вот, казалось бы, достойная твоего вниманья дива. Такой певучий, необыкновенно мягкий голос. Нежна, как непоседливый цыплёнок… В бою она, конечно же, другая. Как доказать себе и ей, что я её внимания достоин?
Словно очнувшись, стал собираться с мыслями. Мне было велено вернуть соловьев-разбойников на заставу, убрать следы своего пре¬бывания и эту часть сектора оставить. Затем следовать к Великому Штанибе. Если тот не посадит на цепь, идти к гномам. Если же и там уцелею, то останется время полюбоваться кораб¬ля¬ми Синдбадского. Именно такие условия предложил Евге¬ний, я ничего не придумывал.
А ещё Евгений обещал помочь в одном про¬екте уникальном, мысль о котором лишала меня покоя. Я хотел отснять на плёнку хотя бы обитателей нашего сектора и показать, как домой вернёмся, специалистам-ма¬териалистам.
- Я могу вернуть твоих… (как сказать: любовников, му¬жей, болванов?) друзей-приятелей на заставу.
- Правду говоришь или похваляешься, глаз на меня за¬ронив? - Хурма спросила, утвердив десницы на великолепных бёдрах.
- Честно! Только пособи мне в одном небольшом пред¬приятии - и живи дальше, наслаждайся.
- Я готова… Погоди, откуда взялся этот сапог? - она указала на нижнюю ветку дуба.
- Синдбадский вернул, наверное. Или прислал кого с посылкой. - Хоть бы знак подал, я ведь мог уйти в одном. - Кстати, а кого оставим тут?
У Хурмы на всё ответ готов:
- Как же ты вернёшь разбойников?
Я за кубики, и что? Хоть бы засветился кто!
Чуть помучав, говорит:
- Соловьи давно на месте, в кронах прячутся от мести. Шёл на стройку караван, дефицит из разных стран. Мы набрали понемногу, чтоб осилили дорогу и верблюды, и ослы. С ними ехали послы, - мы раскладушками разжились, в нашем деле - не ленись. На тебя обиды держат, не спускаться поклялись, здесь пока ты, Хитрый Свержень. Имя дали таково, - я отговорить хотела, затыкают рот они: «Цыц! Не бабье это дело».
Показалось мне, что Хурма информацией поделилась, но избрала способ поэтический, чтобы понял я один. Имя дали - Хитрый Свержень, это я могу понять. Но раскладушек я не видел. «В кронах прячутся», ага! – Отошёл шагов на сорок, так и есть. Алюминиевые рамы разглядел на двух дубах. Значит, можно собираться.
Сборы скорые у ней, ни чулок, ни косметичек, слышно - захватила спичек, при оружии своём. Повернулись мы вдвоём и заставе поклонились.
- Прощевайте, Билл и Биллис, Врежь-Ему, ЗаЧто-МыБилис. Будет худо - я вернусь, - говорит Хурма, и грусть ей на облик тень кладёт, миг ещё - и заревёт.
Я расстрогался немного. Скверно, впереди дорога, путь не близкий и не дальний, и в попутчики печальный вздох с собой не стоит брать. Якорь-дом, своя кровать; высох сказочный Кощей от обилия вещей. Лишь тому по силам путь, у кого запросов чуть.
- Стой, - Хурма теперь сказала, ремни в петли завязала, ловко ноги в них продела, шею нежно обвила. - Трогай, если нет какого дела, поважнее ждут дела.
Я и тронул. Совершенно не был я готов к тому, что кто-то, рюкзаком вторым, повиснет у меня на шее. У красавицы удался и другой проект: как подаренный арбуз, бёдра обхватил её… Краснел я и бледнел, против воли тычась носом в грудь упругую; ещё простительно - была б подругою. Как ни крути, всего лишь транспортное средство… И хоть бы капелька кокетства!
Ощущения полёта трудно передать, а в случае моём грузоподъёмность превышена едва ль не вдвое. Однако, справлялись скороходные сапожки с пере¬грузкою неплохо. Я просто сообразил по ходу: будь свободны руки, то накормил бы кубики деталями и местным колоритом, такая открывалась панорама… Боюсь, половина обитателей сектора наблюдала нас, несущихся в обнимку над дремучим лесом (помалу я смирялся с весом), над реч¬ками студёными, над неустанными мужьями да мечтающими жёнами… «Серый волк и поскакал: синие леса мимо глаз пропускает, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли», смекнул: не туда заносит. Выходит, на последней батарейке воду мутит, мечет пыль мой верный раб… Раб, не покидая ванны, рупь поставил деревянный, чтоб я где-нибудь разбился. С кем-то об заклад побился, что колдушку не найду, до девиза не дойду.
Ничто не стоит на месте, всё меняется. Амазонка на самом деле легче стала; с прибавленьем мышц спешу себя поздравить, вот подучусь маленько править... Только сделали привал, мне Хурма подсказку дала: «В Справке функций есть не мало, чтоб нейтрализовать потуги мага ль, лучшей ли подруги».
Глянул - есть: скороходы с кубиками накоротке; эка власть в моей руке! Мной запущена программма: впредь поправки колдуна устраняются сполна.
Этот лечебный насморк начинает докучать, как бы от стихопростуды исцелиться? С себя надо начинать. Передышку оба заслужили, приземлились. Хурма по краю леса пробежалась, чтобы ноженьки рязмять, возвратилась - протянула фляжку в кожаном чехле:
- Угощайся, это квас. Ну и как, понравилось у нас?
- Тяжёлая задача у соловьёв. Засасывает крепко. День-два - неделя пусть, и от меня, прежнего, уже ни капли не останется. Из соискателей в разбойники. Не дай Бог.
Хурма неожиданно уткнулась в щёку мне, доверчиво прильнула:
- А если я тебя ждала, мечтала и ждала? Только не пугайся. Подругой верной стать хочу, скажи, чего тебе надо?
Я молчу. Знакомы мы едва в огромном этом мире. Достаточно было увидеть, как она с задачами справляется одна там, где четыре штатных единицы в поте лица стоят насмерть.
- Каналы открывать умеешь?
- Без ключа - нет. - Огорчилась даже, знать, замахнулся слишком высоко.
- Достать можешь?
- У кузнецов спросить разве; вдоль дорог дымят их кузницы, от скуки, разны¬ми забавами проезжих потешают…
- Хорошие специалисты?
- Называются прямыми отпрысками тех, кто прежде города сдавал под ключ.
- То есть, эти могут лишь ключи. - Себе для памяти пометку сделал я. - А вот, скажем, меч по спецзаказу отковать?
- Таких не знаю. Наверно, где-то есть.
Следующую остановку мы сделали наугад. Лучше способа не знаю, чем о кузнеце из уст постороннего услышать правду. Отличную рекомендацию можно и купить, но общественное мнение… Первый верховой с ответом не замедлил, к ближайшей кузнице, с его подачи, и подались. Мастер знающе спросил: «К Север¬ным?» - Тут же и вернулся, ключ протянул.
- Одноразовый, надо понимать, - Хурма свои применила навыки, на вес прикинула товар.
- Других давно никто не умеет.
Хурма сообразила, что к чему, и спрашивает, когда над лесом взвились:
- Кого решил призвать к ответу?
- Колдун есть, махонький и злой.
- Знаю нескольких, по описанию похожих. Сумеркан, Иглоид, Трашф… Ростом никто из наших не отличается. Ёкусугля, Сапанкул, Сияра-фч и, пожалуй, Уиточнель, других не знаю.
- Иглоид. Поприщем ещё зовут. Как прибудем на место, скажешь ему: сегодня ехал ка¬раван богатый, тебе дали на сохранность десять комплектов кубиков, но ты посчитала, когда в тайник снесла, там их двенадцать. Он точно клюнет. Подумай, что с него спросить за два комплекта.
- Посудомоечную машину!
- Отлично! Из тюрьмы вызволять его пойдём. - Кубики подсказывали, что колдун зарегистрировался во дворце, буквально час назад. Домчали до дворца в мгновенье ока. Внутри тоннеля я отсиделся, Хурма пошла в разведку и все подробности разузнала.
- Отпустил Великий Штаниба колдуна, амнистию сотворил ему. Придворные говорят - по случаю дня рождения люби¬мой кошки.
- Однако, здорово просчитались. - Я кубикам опять не доверял, план должен был сработать. Не отрывая глаз от сканера, спросил: - Извини, здесь кошки водятся?
- Одна на весь сектор, если не на все сорок.
Я нос задрал:
- Шиш он тогда получит, а не скатерть-самобранку.
- Ты не прав. Если дал мерзавцу слово…
- Он вырвал у меня его. И Краспину отпустил.
- Не кручинься, Покатигорошек, мы его живо вычислим, - молвит девица красная, свои кубики достает - карту изучает. На мой вопрос отвечает: - Это дамский комплект, силы в нём поменьше, но проходимцев вычисляет лучше.
Я попросил не называть меня Покатигорошком. Чужой славы мне не нужно.
Минут через пять Хурма нащупала колдуна, вознамери¬лась обозначить его флажком синим, - этот хрыч неумоли¬мо уничтожал все предложенные ярлыки. Я сделал ход - предложил рамочку со словом «победитель». Данеягнят примерил, и на себе понёс… я же следом перенабил другое слово «слепец». Поймал-таки колдуна на самоуве¬ренности бесполезной! Он полагал, надпись под его рукой изменить нельзя.
- Не пора ли пообедать?
- Время торопит. Перехватим на ходу. - Так и вышло. Оседлав «коня», Хурма просовывала руку в рулон и умудря¬лась запихнуть мне в рот немногое из того, что в сегодняшнем меню у скатерти-самобранки было. Я же, с её руки, делал определенные успехи в освоении новой техники. Сапоги-скороходы позволяли преодолевать невероятно узкие расщелины и разнообразные препятствия, для пешего почти неодолимые. Однако, недолгой была наша радость. Заме¬тила подруга боевая, что творится с сапогами-скороходами неладное «чепе», каб¬лук вот-вот отвалится.
Ну что ж, сказал я про себя, давай, показывай, что ещё умеешь. Я и не мог подумать, что противник способен на расстоянии отковырнуть каблук. Жалкий Иглоид сиюминутною победой сыт, политику вредительства продолжает в меру сил. Мне представляется картина: будто в студии сидим демонстративной, друг напротив друга, и пакости изобретаем, как в забаве наиглу¬пейшей, электронной. С фактами не поспоришь, если их собрать: тупое времяпрепровождение. Полно та¬ких, кто считает по-другому. Но потерянные годы кто воротит?
У сапог-скороходов свой потолок, у ковра-самолёта на порядок выше. Инструкции читать и сравнивать - тоска, это видно и на глазок. Если на ковре-самолёте сам Иглоид, то «Победитель» перемещается довольно споро. Час от часу не легче. Хурма об¬ронила прямо в лицо мне: «Судя по скорости, это ковёр-самолёт», - ей неизвестно, что удалённые предметы я распознавать умею, не приближаясь к ним, и гораздо раньше всех радаров.
Нам посоветовал кто-то из любителей чтения, наверно, смотреть в оба, даже вчетверо… Если не считать реактивных туч и дождевых, воздушное про-странство свободным оставалось. Сапоги-скороходы просто не могли поднять двоих чуть выше, верхушки елей грозились оборвать полёт. Моя прекрасная спутница под¬жимала каблук ножкой - и мы, совсем немного, но взмывали. По-том ножка уставала, и падали мы, как бесшабашный шарик; страховки никакой! Я иногда ловил себя на мысли, что инспектор по безопасности движения нам очень мог бы пригодиться именно в минуты эти.
Очередная туча просвистела справа, обдав нас пы¬лью. Такую же дозу мы вдыхаем на проселочной дороге по¬сле коварно проскочившего грузовика. Если кому-то дым отечества приятен был, то запах пыли претендовал на то не меньше. Сопоставляя эту пыль с мусором у заставы, при первом знакомстве с колду¬ном, я начинал склоняться к решению, чтобы принести свои извине¬ния ему. Обычная пыль не может подняться столь высо¬ко, следовательно… она просыпалась откуда-нибудь сверху-сбоку.
- У меня устали руки, - наконец, признался я.
- Странно слышать. Такого мне ещё никто не говорил. Хорошо, сбрасывай обороты. В тепловом поищем поле.
Я на земле устроился, стащил сапог. Без клея ничего не сделать. На вытянутой руке она держала свой комплект, вращалась помаленьку по оси, но вела мерзавца хладнокровно; вскоре и в тепло¬вом луче колдун тоже научился пропадать. Хурма вновь обрати¬лась к «Справке», выбрала позицию «амнистия». На данный момент лишь один обитатель сектора подвергся этой проце¬дуре. Краспина рвался к южным портам, - по словам Син¬дбадского, там когда-то у причалов его стояли корабли. Часть их и теперь находится там, среди моря песка; судьба моря Аральского здесь повторилась под копирку.
Хурма предложила развернуть колдуну компас. Однако, мощности её инструмента недоставало явно, и я выложил перед нею свой комплект.
- Что раньше молчал? Ладно, я вот думаю о чём, - ска¬зала она, следя за поведением объекта на обоих полях. - У него кругом сделаны заначки-тайники, если где-то по¬падётся компас на глаза ему… кажется, это и произошло только что! Снова повернул на юг. Есть у него особенное противо¬ядие против всех наших инструментов. Да оно и неудиви¬тельно: старожилы в одно слово утверждают, что здесь хозяй¬ничал колдун задолго до их прибытия. Игра такая есть - кошки-мышки…
- Я тоже подумал о том же. - Не успел я сказать, как изображение объекта пропало. - Впечатление такое, будто ему сообщают о наших шагах.
- Нет, это правда, осведомителей у него с избытком, запугал многих и поставил на колени. Но не вертись напрасно, они себя не об¬наружат. Действуем следующим образом… - Хурма при¬щу¬рила свои миндалевидные орудия. - А давай-ка на¬вестим давнишнюю мою подругу. Мать-одиночка, двена¬дцать ртов детей, и все со странностями немного. Что бы она ни говори¬ла, не бери в расчёт, играй спектакль, понра¬виться постарайся. Тебе надо бы приодеться. Там, за лесом кичится благосостоянием посёлок, сапожники, портные проживают, приличные содержат магазины. Передох¬нул маленько? Поехали, - и вспрыгнула ко мне на руки.
Но каблук отвалился раньше, колдун добился своего. Мы ухнули в озерцо простудное, заповедное почти; патруль из сорока гусей стал вытеснять на сушу нашу парочку. Пла¬вать-то я не большой мастак, немного по-собачьи, а дальше топором. Хурма в минуту трудную подставила плечо и вытащила меня на берег. Лучше бы сказала сразу, как тут мелко. Отряхнулся, голову задрал, чтобы два вопроса разгадать. Ответы без промедленья выдала она, как документы на таможне:
- Метров с десяти мы шлёпнусь, а Луна в знаке Водолей. Так что снимай одежду.
Что за блажь? Откровенно говоря, при даме разоблачаться не совсем удобно. Понятливая попалась, пошла вдоль берега. Синдбадского подарки я повесил на шесток, через плечо закинул. В родных кроссовках музыкально чавкала водица, я не торопил события, шёл за Хурмою следом и анализировал причины приводненья. Нельзя называть провалом попытку срезать угол, определённо. Поддержка и защита свыше, обещанные мне, на скороходные сапожки, скорей всего, не распространялись. Минутку! Предупреждал Синдбадский: чем больше предметов и вещей из Нулевого попадает в этот, тем катастрофа ближе. И уж совсем не помню, где, но кто-то точно говорил, что самые опасные предметы уничтожают гномы. Минуточку… пока мы в воздухе порхали, был я в сапожках скороходных, но как воды коснулось дело, предусмотрели «сменку». Им нашёл замену тот, кто о наличии кроссовок знал. Выходит, некто фокус провернул, а мы о том – ни сном, ни духом. Однако, я других не лучше: горазд поискать виновников вокруг себя; мы безупречны, мы не можем ошибаться.
На плечике Хурмы болтались, сухоньки и лёгоньки, сапожки-скороходы, один без каблука. Стало быть, его я утопил, а воинственные гуси не позволят вторгнуться в заповедник водный, катят следом… Внимание, граждане! Познакомьтесь: лучшие охранники утопленных каблуков.
На грунте укатанном наши стопы сле¬дов почти не оставляли. Посёлок занимал высотку, прекрасно подходившую для обороны, пока противник артиллерии не изобретёт.
За самоцветный камешек меня отделали в магазине, как полагает¬ся, ещё и сдачи дали, карманы пиджака и брюк до крайней степени разбухли. Дом подруги процветал на улице соседней и напоминал конструктор в действии: детвора придерживала дверь, решая, куда её при¬строить. Стенка строения имела множество вариантов мон¬тажа. Я посоветовал установить предмет сей между окон. Старший мальчуган презрительный взгляд бросил:
- Мы их уберём. Но твоё какое собачье дело?
- К вашей маме мы, заглянули в гости, - положение ис¬править попыталась спутница моя.
Они приставили дверь к стене, как я предлагал, и открыли.
Мы внутрь вошли. Я покосился в зеркало. Судя по всему, дверь мальчишки оттащили. Обои в синюю ромашку простира¬лись из угла в угол. После яркого света царивший полумрак на какое-то время ослепил.
Я шёпотом спросил - для чего одежда мне, такая дорогая?
- Встречают по одёжке.
К нам вышла настоящая купчиха - высокая, дородная, а на лице написано: «Никто мне не указ».
- Ядвига. - Подруга влажную протянула руку. Это была далеко не женское рукопожатие. Пригласила на кухню, где стала домывать посуду. - Дети, посмотрите, кто к нам пришёл? - звала, перекрикивая шум воды. - Ну-ка, угадайте, чей это папа! (Мне:) Извини, я сама не помню.
На автомате, я хотел возразить, дескать, здесь впервые. Хурма одёрнула за рукав: соглашайся!
Остроухие, как один, они подступали ко мне и изучали лицо с неподдельным энтузиазмом. От¬ходили с прохладцей, не находя чего-то важного. Знать бы, что им нужно… Хурма погладила себе бедро - я сообразил, стал мелочь раздавать… Они замелькали по третьему, по четвёрто¬му кругу; совал я в крохотные и покрупней ладошки сереб¬рянные полтинники, копейки золотые, медные рубли. Вдруг сыпанули по сторо¬нам. Их место мать заняла.
- Ну, а мне за труды что-нибудь перепадёт? Завидую мужчинам: где-то бродите, подрабатываете, но чаще лежебоками лежите. Покормить пока нечем, с моей оравой запасы сделать трудно.
- О, вы не беспокойтесь, - поспешил я и стал развора¬чивать скатерти-самобранки. Два разных меню на изделиях одного сорта, - все-таки должны быть какие-нибудь… ска¬жем, стандарты. Чтобы не думать, которую оставить бедной женщине. Мясных изделий больше на первом образце, фрук¬тов - на втором. Дети хотят одно, мать смотрит иначе.
Хурма показала двумя пальцами на пол. Подруги уеди¬нились в спальной, Ядвига пошла хвастать обновкой.
Сколько времени нужно женщинам, чтобы выслушать похвастушки и выразить восхищение? На глаза попался книжный шкаф. Я успел дойти до середины энциклопедии по всем сорока секторам; сильно устаревшее издание сообщало о самодостаточности мира, в котором гномы преспокойно размещались всюду, колония¬ми небольшими, леса морями покрывали основную часть каждого сектора, был жив Кощей Бессмертный, а маги и колдуны, если и существуют в природе, то на другом краю Света.
Ядвига вышла с загадочным видом, пряча руки за спи¬ной. Хурма, пританцовывая, шла следом и прижимала палец к губам. Они сняли продукты со скартей-самобранок, снесли в холодильник… Хозяйка установила на фруктовый экземп¬ляр серебрянное блюдце с голубой каёмочкой, тряхнула са-мобранку за краешек… Я так и не понял, откуда материали¬зовалось яблочко румяное, наливное. Телепатически стали мы его катать по блюдцу, не сразу договорились, в какую сторону, но потом дело по¬шло. «Катись, катись, яблочко наливное, по блюдцу серебрянному, открой нам, где колдун Цомна скрывается, что замышляет».
Машинально я поднял глаза кверху, надеясь застукать древнейшее изобретение - фильмоскоп под потолком. Блюдце выдавало картинку без посторонней помощи.
Цомна водил руками над головой, сооружал тоннель из гибкого стекла. В какой-то миг насторожился, точно угадал, что наблюдаем мы за ним. Левой рукой крутанул против часовой стрелки, - поднялся ветер пылевой, с лохмотьями листвы минувших дней. Для подобных случаев впрок вся¬кого хлама заготовил. Смотри-ка, забота о чистоте имеет в нашем случае пример обратный.
Свои резервы блюдце применило, устроило приличный сквознячок. Колдун забыл про свои способы, стал кутаться в овчинный полушубок, валенки обул да ушанку-шапку.
Неужели мы нащупали уязвимейшее место? Вот было бы здорово!
Блюдце показало весь его маршрут от дворца Великого Штанибы до сего места. Хурма сравнила координаты бегло, про¬вела курсором линию.
- Почему он так рвется туда? Там никого нет, - задум¬чиво произнесла Ядвига.
- Тайники.
- Либо хочет сбить нас со следа, - я предложил версию свою. Для вчерашнего студента - не слишком хороший результат. Нас приучали действовать прямолинейно: «Из¬вестны две точки… из пункта А в пункт приёма стеклотары, чтобы завтра очнуться в пункте А». - Может, Синдбадского поискать? Что-то давно не видно и не слышно.
- Это я тебе и так скажу, без блюдца. На выборах он, в Нулевом. - Хозяйка свою задачу блюдцу навязала.
Я промолчал. Как бы телега впереди ло¬шадки опять не встала. Эта свистопляска начинала раздражать, ибо не было в ней системы - поступательного развития и роста благосос¬тояния, когда на слуху впечатляющие цифры и бравурная мелодия, когда в новостях, немного прибедняясь, по¬двиги соседей подают, смакуя каждый эпизод. Купил команду, при¬гласил артистов на дом, съел в одиночку шестикилограммо¬вый торт, утюг приклеил, молотком просверлил дыру… В поте лица там трудятся особые пиар-специа¬ли¬сты, им поставлена задача - обывателю грузи мозги полезной хроникой, которая, од¬нако, должна вызвать негативные эмоции, которые одновременно надо исключить, как и по¬пытки их самореализации. Единый социало¬гический портрет с нормами питания и госдотациями, пакетом льгот: смотрете все, так не живут у вас!
Здесь же - одна ничтожнейшая личность выкручивает руки небольшому подразделению боевиков. Отыщет блюдце колдуна, надеюсь. Его редкие уколы не столь бо¬лезнены, сколь обидны. Руки коротки, но нельзя не брать в расчёт их тычки слепые… Я снова перево¬рачивал кубики целыми плоскостями. Нигде не фигурировал Синдбадский. Ни он, ни его семья.
Запросил «Справку» на предмет перехода через границы сектора. О, ужас! Почти ежедневно - до сотни переходов. И хитрость заключалась в том, что контрабандисты мгновенно растворяются средь населенья местного, а грузы продолжа¬ют жить вполне легально, с самостоятельным как бы юридическим лицом…
Смотри-ка, уже и карта выглядит несколько иначе. Кто там проти¬востоит ещё, пользуясь услугами непрозрачных занавесов, стаями осведомителей голодных? Слишком много пальчиков одновременно вращают кубики, чтобы сбить нас с кладки в реку.
- Гномы могут нам мешать? - повернулся я к Хурме.
- А разве они когда скрывали отношение своё?
- Дело в том, что с ними не общался я пока. Для чего им служит бирюза?
Подруги переглянулись.
- Давайте порассуждаем здраво, не бойтесь карты мне открыть, - продолжил я. - Поприще против нас, гномы и ве¬ликаны… стало быть, и вы. Но каждый как будто небольшую помощь оказывает нам. Мне кажется, лишь для того, чтобы остальные обитатели сектора о наших планах знали.
Подруги настороженно притихли.
- И пока вы сражаетесь с пришельцами, у вас за спина¬ми тот же Штаниба…
- Великий Штаниба, - поправила Ядвига.
- Хорошо, Великий Штаниба готовится подчинить себе сорок секторов и править безраздельно.
Хурма положила мне руку на колено и произнесла дове¬рительно, и дрогнул голос, но в нём я не услышал фальши:
- Синдбадский уже правил сектором. При нём не стало легче нам. Вы, жители Нулевого мира…
- Мира живых, - внёс я поправку.
Она хотела возразить как-то иначе, но смягчилась:
- Мы живее вашего ничуть не меньше. Разница лишь в том, что черпать вам позволено энергию безгранично и неразумно, мы же тратим на¬копленную прошлыми жизнями. Зато, в отличие от боль¬шинства… «живых», - она сделала ударение на этом слове, - мы отлично различаем внутренний свет каждого, будь то свой или пришелец.
- Почему же вы подыгрываете тому же Ш… Вели¬кому Штанибе?
- Он всё-таки свой, - сказала хозяйка нехотя.
Осмелев, я покрыл её ладонь своею.
- Хоть что-то начинаю понимать я. Вы согласны стать рабами, но у своего: «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Отлично! Идём дальше. Гномы активно добы¬вают бирюзу, чтобы…
- Скажем ему, подруга? - спросила Хурма. Явно они обсуждали уже какие-то вопросы, и моя спутница рискнула поднажать: - Андрей не стремится командовать, я бы сказала, даже наоборот.
Хозяйка кивнула:
- Только - чтобы это осталось между нами. Люди ваше¬го мира падки на минералы естественного происхождения, равно как на драгоценные самородки. Наша бирюза обладает уни¬кальным свойством…
Стена с грохотом брызнула щепой, брёвна рваными краями вызверились вглубь строения. Если я прав, то именно сейчас в ход была пущена та самая кувалда.
Подруги успели отскочить к стене противоположной. Про меня - так и говорить не стоит; я привык к тому, что в нужный момент между молотом и наковальней я чиха не оставлю, не говоря про волос. Но покушаться на хозяйку с двенадцатью детьми? Если мы уж так нужны кому-то, могли перехватить нас по дороге, с последним каб¬луком.
Кое-как, по одиночке, протиснулись мы между обломков брёвен, ме¬бели разбитой и выскочили на дорогу. Высыпали соседи, картину оценили, но их реакция мне была внове. Порхали мысли, какие-то я успевал за хвост схватить, но больше на лету:
«Ну что ж, допрыгалась Ядвига». - «Не первый раз предупреждали, добра тебе хотели». - «Как же она с детками, куда?» - «Стемнеет, я тот столик поищу». - «Вот это силища»…
Но больше поразили сами детки: «Кто говорил, от скуки только сдохнуть?» - «Работы хватит всем». - «Ур-ра!» - «Чур! Я фундамент поднимаю!»
Я пожалел лишь, что блюдце с яблочком, две скатерти-самобранки сама хозяйка обретёт едва ли. Раритеты эти, в условиях определённых, могут оказаться поважнее кубиков волшебных. А блюдце то, может, в единственном экземпляре.
9.
Волю обрести никогда не поздно, лишь бы не накладно. Поприще покинул тайные казематы, где всякий раз, говоря фигурально, переси¬живал грозу. Бывало, героев многих подбирал на свалке, давал и стол и кров… Вспоми¬нал Великий Штаниба иногда о долге, вот как сейчас: отослал стражу, вид заго-ворщиц¬кий напустил - и к повелителю. Вассал семенил впереди, выбирая путь почище. Пробовал возразить - пуще для видимости, ложною заботой окружая.
- И здесь найдут, пойду искать место поспокойней. - Поприще не сказал, что его вызвали. Так в Нулевом птицы срываются и летят на юг, но кто позвал - не ведомо. Обещано ему выгодное дельце, заодно и со следа сбить удастся. Всех сразу! Только от хозяйско¬го ока вряд ли скроешься, это вам не ярлычки сти¬рать на карте. Новый хозяин свою игру вёл, не всегда понятную… Поприще уж попривык, что его передают друг дружке, как ключи от кабинета: один проспорит, другой в карты проиграет. Ехать же ему велено на базары восточные, где люди мос¬ковские под куп¬цов азиатских рядятся, промышляют всякой всячи¬ной, однако, и средь ширпотреба встречается товар отмен¬ный, по цене преемлемо-смехотворной. «А найдёшь там экзем¬пляры - от на¬стоящих кубиков не отличишь».
Ему и метро подземное вскрыли, точно банку консервов; резво помчался по эскалатору вниз. На перроне никого, это вселило уверенность. В последний миг успел вскочить в вагон, в поисках слежки оглянулся по сторонам. Никого.
Вам ли со мною тягаться? - послал он воздушный поце¬луй незримым преследователям. Забился в уголок, газетою закрылся. «Ведомости» так и норовили огорчить читателя: спи¬ски самых богатых, их адреса и хитрости охраны; прогнозы на будущее у газетчиков самые чудовищ¬ные. «Давно не случалось массовых пьянок по случаю похо¬рон в масштабах Девятого. Не осталось среди обитателей сектора и таких, кто воочию встречался с Ливнем, - а пере¬мены на носу, разве что не хотим замечать. Как говорят све¬дущие, это дело поправимо. Неспроста кубики меняют хозя¬ев. Прежде было наоборот», - и шёл список, в наличии сколько у кого комплектов.
Внизу Поприще вычитал предположение журналиста: «Поговаривают, колдун наш, известный самый, к московским афери¬стам собрался за товаром левым, и ведь знает, туда-то добраться просто, а вот назад - вопрос. Потом, скорей всего, подастся на юга: се¬вер слишком суров; в умеренной зоне его ищут помощники Синдбад¬ского; вскоре узнаем, настолько точны наши прогнозы».
Н-да, с законом о печати промахнулся, теперь ни времени, ни сил.
С одной гипотезой Иглоид не стал спорить, - добрался без приключений. Похаживал он между рядов, разговоры по¬слушивал, пока не мелькнула вывеска «Всё, что может пона¬добиться в Девятом секторе». Направил стопы в эти ряды; ходит - дивится: изобилию импорта нет предела, экспорт¬ные образцы в продаже. На зуб дают попробовать, руками щупати, весы и обвесы к вашим услугам. Иглы-са¬мо¬швейки, пояса шелковые, галстуки-незапачники, рукави¬цы ежовые, по¬водки да ошейники, украшения естественного отбора - прям глаза разбегаются. Приценился было к по¬водку: и цена подходящая, и назначение - «Умеренная демо¬кратия». Глядь - колдунья посиживает, забор из румян, и черным-черно за ог¬радою: то-то публика не подходит, а хозяйка закипает уже.
Сделал круг, прифасонился: галстук с бабочкой, платки носовые да носки шерстяные; наглости набрался да пошёл на приступ:
- Что красна девица не весела, что скучаешь-поскулива¬ешь? Завистники одолели вконец аль товару не завезли?
- Чтоб глаза у йих повылазили, будто заразная, никто пы¬линки не купил, с чего уж веселиться? Валил бы и ты отсель.
- Так я и пришёл спрашивать, а найду, так и брать начну - успевай подавать. Показывай, девица красная, хвали товар.
стала колдунья запускать его в декольте, а там - что музей. Поприще тут и обнаружил то самое, за чем послали. Правда, с одним не повезло: комплекты-то на батарейках.
А ты горевала! Сорок штук свежих заверни-ка.
- Тогда и проездной возьми, мало ли в дороге неприят¬ность догонит, - говорит она. - Контролирующие органы в силу вошли, скубут всех подряд, кто товаром разжился. Партией такой я не стала бы рисковать.
- Делай, что велено! Все едут - никто не жаловался: если ты проездными взялась приторговывать, не на того напала.
Уступила ведьма хорошо: керенками взяла, чтобы чер¬вонцы цар¬ские покрыть, какими доллары и фунты покрывать не стыдно. И разошлись - довольны обе стороны. Вот поспе¬шает Краспина к дороге подземной: и вагон на месте, и мест свободных полно. Только состав отправился, откуда ни возьмись - контролеры в ла¬тах, при оружии. Плату за проезд спрашивают, го-ворят, на зайца нонче охота открылася. А как не послушал карги ядови¬той, билета не купил, так его и между стан¬циями ссадили, с ссадинами да с синяками.
- И поделом тебе, не скупердяйничай, - сочувствовали ему та¬кие же бедолаги. Они сто лун без малого, как застряли на месте сем в ожиданиии амнистии.
- Долго ждать?
- Дней триста. Присоединяйся, уж меньше осталось, чем мы ждали.
- Не с руки мне лясы точить. За триста дней на родине общественный строй поменяют, свободой сорить станут, - мерзавцам рай. Не бывать тому! - И вышел Цомна на путя же¬лезные, и потащил короб драгоценный по шпалам трясу¬чим. Скоро короб и развалился, батарейки раскатили¬ся, монитор один в паутине трещин, на глазах умирает.
Упрямства ж знакомцу нашему не за¬ни¬мать, - добрался-таки до ближайшей станции. Посижива¬ет в окошке кассы Евгений Синдбадский, сидит в парике дам¬ском, билеты в антилотерею проигрывает… Не признал Да¬не¬ягнят Синдбадского, тот и голосом чужим заговорил:
- В эту сторону билеты на следующей станции продают, а я на товар меняю.
- Как меняю? По какому праву?
- Завтра новый закон выходит…
- Завтра и говорить будем. Мне сегодня дай билет…
Как схватились они, чуть не насмерть. Мне начальника станции, кричит один. Тут же второй в форме выходит. Стрелочника позвали - так ему вкатили оба, что ни на что больше недостало сил. Нашло затмение на Поприще, сорок комплектов так и отдал за билет. Обобрали до нитки, одним словом. Однако, на то и состоял в гильдии балахо¬нов, - выкрал восемь штук из кучи. Пока на себе прятал - билет вы¬тащили, а поехал - те же контро¬леры за грудки взяли. При¬шлось ему материализовать за счёт резервов жизненных подарки для отступного: сжалились над стариком, оптом всё и унесли. Но Цомна не был бы Цомной: удалось и тут вернуть частично. Дальше все заставы проско¬чил на дыхании едином, под¬нялся в секторе родном, укромный уголок нашёл и развер¬нул добычу. Как ультиматум, выдал тут экран, что в его от¬сутствие не бедствовал Девятый, и каждый третий ис¬пы¬тал, без повода особого к тому, необъяс¬нимой лёгкости денёчки.
- Денёчки? Сколько ж я отсутствовал? Который излов¬чился меня, как за волосы девку, таскать по кругу? Иль ополчились вместе? Да нет, того не может быть; моих запоров и уроков никому не взять. Ещё не родился Звёздный Мальчик, а прочим… справка эта ничего не даст. - Читатель, осторожней! Он целится в твои глаза.
Иглоид продолжал чинить допрос, следы читать и между строк посланья. Группа с лошадьми успела далеко на север забрести, не к Пещере ли Сокровищ?.. И в памяти провал стал заплывать потоком эпизодов. Поначалу - справки. Порогов множество обил, пока не натаскал три килограмма справок, чаще - похищал. Одних печатей приморозили 2004 штуки чиновники к иным бума¬гам… Опять провал. Внутри Пещерины Сокровищ настоя¬щей оказался - сидят рабы и сортируют бумажных денег горы. Они смертельно устают и рады лишней паре рук… уж боль¬но быстро с этой кучей ра¬зобрались, задатки передовика… как он рубли из воздуха тачал и в воздух пачки обращал, как виртуозен, скуп в дви¬женьях! Магистр достоин восхищенья, как хищников, он укротил десятки куч, пока на обломков гру¬де не споткнулся.
Из Нулевого, это карточки кредитные. - Сортировщики предложили набить ему карманы, торбу на¬толкать.
- А выносить как? - Богатая организация «Вторсырье», одни машины без копоти чего стоят, охрана на окла¬дах ска¬зочных. Думай, голова седая, шевели извилинами!
Когда Поприще подкатил тележку к турникетам, сбежа¬лась поглазеть охрана вся, от начкара до пса ры¬жего, кто пер¬вым заподозрил в посетителе профессионала.
Начкар откашлялся, ложил руку белую поверх груза, частично бесполезного:
- И куда это мы в таких количествах распорядились?
Бумагу гербовых печатей предъявил Иглоид, отпечатки пальцев - честь по чести. Вслух начкар читает:
«Главный Метеоролог Поднебесной постановил: для про¬ведения следственного эксперимента по продаже Аляски го¬сударству Америке выдать товарищу Имярек из казначей¬ства Его Величества сорок с лишним тысяч задним числом, раз¬ными ассигнациями и билетами, вплоть до монет и кам¬ней самоцветных. Максимально подвести дату выдачи ко дню после неприятностей, была бы Луна в знаке Козерога. Если ж в ином каком знаке, то выдаваемую сумму следует удвоить».
астролога к воротам, тот подтвердил стояние Луны: до минуты, совпадение полное. Запоры открывайте, иначе ситуация из-под контроля выйдет.
Толкая впереди себя тележку, Поприще сунулся по бла¬гословенному граду Метут. О, град счастливых, град безза¬ботных, пристанище везунчиков мечты, дня нынешнего великолепный центр удовольствий. Данеягнят и не по-мыш¬лял застрять здесь, среди все¬по¬гло¬ща¬ющей лени и всеобщего достатка. За слишком долгую и максимально несправедливую жизнь Поприще повидал немало мест счастливых, - у всех один конец: тихонь и не¬удачников однажды ночью ангелы сметут на длань Велико¬го, сметут ораторов, речами кто смущал, пресыщенность критиковал: «Творец нам жизни даровал не для удовольствий!» И возли¬куют прочие, удалившимся плюя вослед.
Вокруг Метута зловещие скапливаются тучи, пыльные смерчи и пожарища проходят переподготовку в военизиро¬ванных лагерях… Окрестные поселения пустеют, бегущих из города встретит мёртвая пустыня. Стихий придёт затем черёд: утомлённые со¬лнцем не смогут им противостоять. И первый штурм всю мерзость, до какой докатятся они, по¬кроет пеплом ложной славы, да так, что и через полтораста лун здесь и былинки не взойдёт.
Иглоид предпочитал явления называть природными. Он Бога презирал, поскольку Метеоролог Главный с ним несправедливо посту¬пал, благоволя другим. Улицы полы¬хают пламенем праздника. Жители не знают, чего ещё хо-теть, что придумать, как разнообра¬зить свой досуг. Сплош¬ной карнавал масок с голыми задницами, моря вина и дос¬тупных женщин, покрыты слизью тротуары, а на таблои¬дах обозначены последние табу, судьбу которых в зале душном сенат решает. Снятие запретов положит на¬чало оргии пред¬смерт¬ной, день и ночь сольются в ленту удо¬вольствий - время претворения самых тайных замыслов…
Очередной провал. Огромную пар¬тию асфальта оптом скупил Поприще; операция обещала сделать его едва ли не са¬мым богатым… Асфальт у него на глазах грузили на плат¬формы, последний поезд покидал Метут. Иглоид разместил добычу в сорок восьмом вагоне, с бригадой «Сдохни, отборный молоток» вместе отбывал. Демонтаж асфальта с улиц завершён, команду ждут очередные города. Потомственные асфальтовнедрители тоже знали, какая уготована сим улицам судьбина, - не пропадать добру… Провал.
Что-то опять было не так, знал бы - следовало выйти на следующей. Это место ему знакомо: отсюда на север бегут две дороги, и под наблюдением обе, как пить дать. Здесь по¬знакомился с Синдбадским, да не сложи¬лись отношения с самого начала; подобного союза в Девятом секторе не знали: подарком обязать, приветным словом - и тут же в бой идти готовы. «Попробуй тронь!» - при первом случае мыш¬цою потрясать, являть знаменья, чудеса. В недоуменье не¬беса на то взирали противостоянье.
Его размышления мелкий дождь прервал. Ничуть не удивился, Иглоид просто покинул тропку, под кроной дуба схоронился. Новый комплект требовал пристального внимания; процессору сле¬довало сразу разъяснить, кто друг, кто враг, кому в рюкзак подбросить камень.
«Друзей нет? Подтверди».
Пошёл на хитрость Цомна: «Надеюсь отыскать».
Дождь не унимался. Этому явлению объ¬яснение колдун всё-таки нашёл. Наёмники сидели на ветвях с запасами воды и на¬правляли шланги в сторону его: баллоны с сжатою во¬дой встречались на любом на базаре.
- Сколько заплатил Синдбадский вам?
Наёмники лишь посмеялись:
- Воды надолго хватит.
В дупло вела верёвочная лесенка, над входом, удержи¬ваемая веревкой, громоздилась дверь с защёлками.
- Ну, поймаете меня, что дальше?
- Подадим весточку Синдбадскому. Тебе служили мы, по¬ка платил. Последняя афера с асфальтом оставила нас без средств к существованию. А сам Синдбадский или кто дру¬гой - нет разницы, лишь бы вовремя и хорошенько рассчитался.
Данеягнят вымученно улыбнулся. Стоило отлучиться на несколько дней, как в государстве демократические преобразования пошли: раньше пикнуть не посмели б.
Наёмник неуклюжий «Ведомости» уронил. Вот где корень зол всех, подумал маг. Ошейники и поводки, ежёвые рукави¬цы да армию надсмотрщиков, чтоб над семью один. В Нулевом, он знал от знакомого, на всех довольно пистолетов.
- Только попробуйте отпустить верёвку, - пригрозил он, на лестницу ступая, - ожоги высшей степени, да по все¬му телу, я вам гарантирую!
До середины лестницы поднявшись, Краспина замер. Силы покинули его либо задался вопросом: а надо ли ему сюда? Сам ли зов почуял, подталкивают в спину? Мелькнуло ощущение, впервые собственными руками для хозяина другого каштаны из огня таскать придётся.
Овал двери верёвки зафиксировали в положении вертикальном. Внутри было невероятно сыро и безобразно. Горы хлама оставили за собой хозяева. С незапамятного детства нравилось ему порыться в мусоре чу¬жом. Среди пустышек отдельные предметы попадались, хранящие энергий кило¬ватты; когда-то эти вещи нравились, в руках держали их подолгу, с ними даже спать ложились… Прочёл древнейшее заклина¬ние Поприще. Священная энер¬гия плавно перекочевала через кисти рук к надорванному сердцу. В пустыне лютой с таким же наслаждением на оазис усталый путник набредает.
Ни с чем не сравнимо ощущение это, и колдун блаженствовал, пока о приобретении не узнал никто. О¬пять прихлынули счастливые восторги детства, за створами особыми - розовые страницы… Уже тогда находил удовольствие от раскопок на свалках, в кострищах и, особенно, в печах.
Дверца издала противный скрежет, в духовке прописался кубиков комплект. В закономерности подарка присутство¬вал искусственности душок. Подальше спрятать хозяева намеревались, да позабыли среди хлопот с долгожданным переездом. Точнее, не забыли. Их заставили забыть.
За скитания, за унижения - чем ни награда? Его спра¬вед¬ливость на поверку оказалась справедливее иных, не это ль признак светлой полосы? - И из дупла Данеягнят высунулся финалис¬том, кому предстояло сражение с оговорённым результа¬том. Пе¬ред его мысленным, всё тем же взором отрока, бушевали флаги армий и полков штандарты, на флангах кавалерия проводила ложные маневры. К главенствующим высотам пристрелялись канониры, могли в два счёта накрыть тот овраг глубокий, которым неприятель постара¬ет¬ся зайти в тылы…
Однако, противник вызова не принял. От него поспешили послы, баталии предстоящей осмотрели поле и не скрывали восхищения удачным выбором позиций… Цомна будто ус¬лышал, как его генералы устроили экскурсию, обнаруживая преимущества редутов, и послы откровенно признавали, что данную партию выиграть у их стороны нет никаких надежд. Они сказали, что хоть сейчас готовы сдаться в плен, кабы ни слово чести: фельдмаршал их заждался донесений… Докладывает уже своя разведка: «Войска оставил наш Синдбадский и уносит ноги под покровом сумерек». - Краспина почти воочию уз¬рел ко¬лонну пленных. Мало - отряд из-за леса показался конный, перехватить сумев¬ший беглеца…
Помечтав самую малость, колдун вернулся к делам на¬сущным. Преимущество непромокаемого балахона неожи¬данно обернулось убытками. В кармане, где хранился ком¬плект на батарейках, вода плескалась. Смерть платам и бата¬рейкам, сказал он про себя и вытащил игрушку. Была уже мертва, как череп при раскопках. Перед тем, как выбросить её, установил страну-изготовителя. «Со¬вмест¬ное производство Китай-Вьетнам-Турция-Пакистан-Киргиз¬стан. Год выпуска 103 от побоища…» (далее неразборчиво) Ниже: «Расфасовано: Чукотка, поселок Три лыжи. Упа¬ковано: Польша, Гданьск».
Место, где исчезла пасть станции, мирно колосилось ов¬сом; всходы едва пробивались к свету среди зарослей коно¬пли… Конопляное масло колдун закупал всегда в этих краях и полезнее оного не знал. Чуть дальше, наперекор замыслу Главного Метеоролога Поднебесной, клубился сизый лён, постепенно скатываясь к западным рубежам. Скоро, очень скоро За¬пад выстроится вдоль границ с протянутой рукой; другой десницей срам едва прикроет… А не податься нам в эко¬но¬ми¬сты? Иль на покой уйти, бумаг, законов окружить себя забором? Сотрудничать охотней станут гномы, чем точить но¬жи войны. Никто не скажет, сколько сабель верность сохранит ему и сколько переметнётся под Синдбадского знамёна. Под¬ме¬нить комплект Андрейке, - вот так фокус, хватится не скоро он. Довольно простаков, кто ввязывался от¬крыто в ¬бой, услугами кубиков пренебрегая.
«Синдбадскому на выборах заготовлена педаль-ловушка», - прозвучал у уха вкрадчивый, знакомый голос. Одно прикосновение - и сгусток дармовой энергии перекочевал уже в чужие недра. Хозяин тут как тут. Ничего не поделаешь, таковы обязательства. Они подскажут, наведут, даже подержать позволят… Подсказал бы кто, как расторгнуть можно кабальный этот договор. Всё верно: кабы у правил в обе стороны имелся ход, то спички паленой документ не стоил бы.
Поскольку на тему эту подсказок в «Справке» нет и, наверно быть не может, не грех поддержкой заручиться, от кого б она ни исхо¬дила. Двигаться на север надо, где не ждут, - решил Поприще.
10.
Топот копыт конских, грохот кованных сапог равнодушным давно меня не ос¬тавляли. И Хурме предложил не высо¬вываться до поры. Упрямая - она выскочила на дорогу и по¬махала вослед кому-то.
Свежие каб¬луки сапогам-скороходам к следующей луне поставить обещал приёмщик. Зря я у него спрашивал про второй. Он предъявил содержимое уцелевшего каблука, который и оторвал в присутствии заказчика. Таких деталей я до сих пор не встречал. Само собой, простые диоды, микросхемы и платы-генераторы мне узнать не трудно, однако начинка состояла и из других узлов, мне неизвестных, самостоятельно гуляющих по дорож¬кам, как по Девятому сектору разгуливаю я.
Пустые полки сообщали, что отличный мастер нам попался, заказы исполняет мигом. Правда, случай мой был исключением из правил. Из-за перегрузок лишиться и второго мог. Расплатившись десятью золотыми, спросить хотел о причине неисправности, спросил: «Во сколько бы обошёлся мне ремонт, не утони каб¬лук?»
- Вдвое дороже, - не моргнув и глазом, ответствовал приёмщик, устанавливая каблук на место. Секунды три продолжалась операция. Нет в наличии детали нужной?
Он при мне коробку вытряхнул, стал пару подбирать. Размер не главное, какие-то параметры соблюсти… оказывается, нет, изделия соответствуют местным ГОСТам, взаимозаменяемы, с закрытыми глазами их любой ребёнок соберёт. Шурупы кончились.
Погоди, подумал я, но ведь только что ты одним движением снимал, - отвёртки не заметил я в твоей деснице.
- Может, больше заплатить, так сказать, процесс ускорить?
Он мне показывал безнадёжное лицо:
- Есть правила, молодой человек. В конце концов, есть технология. Я гарантию даю не за просто так, срок её удлинняется за счёт шурупа.
- Но в каблук правого сапога вы шуруп не ставили!
- Молодой человек… - Приёмщик замер. В голове его, наблюдаю я, мясорубкой прокрутило матерный запас. Красными языками разложил словечки в длинную очередь на подоконнике, разложил как клавиши рояля. Лишь один из всех отличался цветом, этот-то и был озвучен: - Правому шуруп не нужен, он изначально изготовлен был с запасом прочности, и от дурного глаза заговорен. Это не теперешние поделки, одно название и форма.
Дверью я не хлопал, ещё успеется. В надписи «Ремонт сапог-скороходов» изменений никаких, так в чём же дело? Случается порой, какой-то гражданин нам изначально отвратителен и мерзок, разве мы идём ему на встречу? Нет, изобретаем тысячу предлогов, чтобы в просьбе отказать.
Хурма так и торчала посреди дороги, из-под ладони даль сверлила взглядом, печали полным, кому-то доброго пути желала. А могла б с приёмщиком по-своему поговорить.
- Извини, кого пронесло сейчас?
- Их заметить трудно. Теперь это просто тени. Тени мушкетеров.
- Иными словами, призраки?
- Девальвация имён, необратимые процессы завершились. Абрамис, Напортос и Антокис. За каждую букву они сражались и, может, отстояли бы, да Тужи-царь в контракты пьяными споймал. Имена покажут¬ся тебе несколько покорёженными, верно.
- Да, как-то так. Словно в холодильник вмонтировали сти¬ральную машину, сохранив основные функции.
- Жизнь заставила, - продолжала она, будто не слыша. - На пике славы, втроём предались пьянству, пессимизму, уго¬дили в чёрные списки «меланхолии». Лучшие их каче¬ства, конечно, были эвакуированы и по на-значе¬нию пошли …
- Надо понимать, в мир, откуда души десантируются в Нулевой? Кстати, их было четверо.
Хурма отшатнулась, уставилась на меня с изумлением неподдель¬ным. То, что известно обитателям Девятого, следо¬вало донести до пришельца.
- То великое чувство, что у них с Констанци¬ей возникло, позволило Ему миновать инстанции без задержки. Надеюсь, о Стражах Порогов тебе известно.
- Кое-что, - признался я. - Как познакомился с Синбадским, стал изучать литературу о загробной жизни души, о том, как души в Мир приходят. - Про себя же отметил, с каким тре¬петом Хурма обошла имя четвёртого сорвиголовы.
- Хорошо вам, хоть такая литература есть. Или ты ре¬шил ломать из себя Ивашку-дурака? Ладно, подыграю. Душа воз¬носится ввысь, проходя этажи Ада. На каждом этаже свой Страж Порога. Некоторые поступки человече¬ские дают пра¬во Стражам вырывать куски тонких тел души, поражен¬ные изъянами… может, я безграмотно выражаюсь. Почитать бы такую книгу. Рассказывал путешественник один, - до чего обидно бывает. Он знакомого провожал; тот прошёл шесте¬рых Стражей, а на седьмом потерпел фиаско.
- Не Синдбадский ли тот путешественник?
- До него другие были, я двоих застала.
Вот так новость. Сколько ж лет тебе, что ты других застала?
- Читал и я про седьмого Стража. За гордыню этот пёс нашего брата в первый класс, в детский сад возвращает. Я тогда, как прочёл, тоже подумал: до чего ж обидно пройти шестерых. - Между тем, присматривался к следам. Три лошади про¬шли, придумывать нечего не надо. - Куда же их нелёгкая погнала, мушкетёров обезумевших твоих?
- Не мои, они у Тужи-царя на службе. Враги не ос¬тавляют без внимания их, через под¬ставных лиц обеспе¬чи¬вают ложными сведениями, мушкетёры и бросаются в оче¬ред¬ную самоволку. Уж сколько раз я задер¬жать пыталась, сказать, что их обманывают, что остатки жизни даром тратят. Они ж, как сумасшедшие. Когда-то, ещё девочкой, я разго¬ва¬ривала с ними, как с тобой сейчас. Ещё немного - и от них ни звука не останется, ни ветра.
- Что-то не слыхивал я о Тужи-царе.
- Не мудрено. Он испарился в прошлую очистку сектора. Вме¬сте с ним всякого сброда поубавилось. Это в их адрес зву¬чало: «Чтоб вы провалились». Говорят, так и случилось.
- В иное измерение?
Она задумалась.
- Так называете вы это? Буду знать.
- Как же твои мушкетеры в Девятый попадают?
Хурма поджала губы, ответом не удостоив. Славно по¬вела головкой ладной, пригла¬шая следовать за ней. В доме Ядвиги недавний слу¬чай приписывал почаще вспоминать о силе слов, сорим какими, без нужды особой. Но, кроме прочего, особых слов есть группа, которая не подлежит огласке.
Я отпустил её вперёд шагов на двадцать. В рюкзаке по¬ску¬ливал от одиночества сапог-полускороход. Ну, чего тебе?.. - А как ты думал? Приёмщик до того умело оторвал каблук, что установить его обратно не составило труда. По-моему, он в пазы входил, тебе ведь лучше видно было… - А как же провода и соединения? Погоди, кто говорит со мною? - На этот раз развеялись сомненья. Тот, кому предметов неодушевлённых язык понятен, сил непроявленных и качеств, подводил меня к знакомству с личною персоной. Проверим.
Скороходный сапожок я встряхнул экспериментально: «Гуталином покормить?»
Шевельнулись кубики в кармане. Текст на экране: «Что ты строишь простачка? Не таких видали».
Хурма посиживала на развилке, рядом с валуном; я и не заметил, как отстал шагов на двести. Нет, что ни говори, мы разные. Мне раскачаться для начала нужно, она, едва глаза открыв, ринуться гото¬ва в гущу боя.
- Что отстаём?
- Мне какой резон идти с тобой? Чтобы считалось, буд¬то от тебя есть польза? Настоящей помощи от девятских мы не знаем. - Я замолк, уловив движение. Придо¬рожный камень сменил вывеску. Только что на нём прочёл я предупреждения в славянском стиле: «Прямо ехать - живу быть. Налево поскачешь - коня потеряешь. На¬право ехать - времени убиту быть».
Теперь камень предлагал другие варианты. «Прямо ехать - в Финал Сказки угодить. Налево ехать - врага повстречать. Направо ехать - друга потерять».
- Финал Сказки - это домой?
- Откуда я знаю?
Она, скорей всего, знала. Все они тут спелись, нам на каждом шагу враги. На миг мелькнула зловещая идея двинуть направо: только так можно узнать, кто на самом деле мне друг. Ценой расставания. Не слишком ли дорогое удовольствие? Иногда лучше не знать, чем потерять.
- Куда пойдём? - спросила Хурма. Тоже добрая цаца.
- Ты мне не помощница, ступай с миром. Сам справлюсь.
Она грациозно опрокинулась в траву, перекатилась на бок. Я мог поклясться: нигде поблизости не было прекрас¬ней и за¬гадочней её. Не удержался:
- Известны ль случаи, когда люди моего мира… сходи¬лись с ваши¬ми?
- Полно таких. Та же Ядвига.
- Не пойму, она местная или из наших?
- Из ваших.
Надпись на камне вновь сползла влево. Теперь мне пред¬ла¬галось ехать прямо - и жениться, налево - посмот¬реть на чужое счастье, а направо - мудрости набраться. Я зубами скрипнул, подошёл вплотную. Камень имел едва за¬метные пазы по горизонту, что по всей видимости способст¬вовало свое-временной подаче свежих лозунгов. Стоило кос¬нуться по¬верх¬ности, устаревшие данные ушли влево, на их место яви¬лась свежая программа: «Не лезь без очереди, хватит всем».
Такая скоротечная смена девизов не мне одному показалась странной. Что-то пошло не так. Хурма вскочила на ноги - и ну бить пяткой… В этом месте из земли торчало поленце. Как кнопка механизма шариковой ручки.
- Никак заело? Дай - я врежу.
Потупив очи, Хурма отошла. Натягивая последний са¬пог, я поймал на себе чей-то пронзительный взгляд, буквально име¬ющий вес, сравнимый с тяжестью руки. Стоит пока¬зать, что меня это беспокоит, недруг не отстанет, будет уп¬раж-няться всякий раз… И решил я, если не поправлю, то сломаю хоть один образчик местной чудо-техники. Они мне дорого за¬платят!
В третий удар я вложил всю мощь, присовокупив удель¬ное давление суперсооруже¬ния «Лопата» на квадратный сан¬ти¬метр. Мне некогда было знакомиться с новыми пред¬ложе¬ниями, возможно, в блуждающем окне камня кто-то за¬про¬сил пощады, - какая разница теперь? Кнопку заклинило в нижнем положении. Любой прохожий прочтет отныне мною зафиксированную надпись:
«Прямо пойдёшь - в Пещеру Сокровищ попадёшь.
Налево пойдёшь - смотри справку № 144.
А назад повернёшь - сапог из ремонта добудешь».
Про справку написано тёмно-синим фломастером. У меня такой же. Достаю кубики, открываю «Справку».
«Сообщение для соискателей - учеников Синдбадского Е.В. Сколько мне выпадало раз, налево лучше не соваться: вечно в какую-нибудь историю влипнешь. При наличии на камне этой надписи, можно идти направо; мне удалось за¬фиксиро¬вать выход к Золотым Рыбкам. Большой радости лично я не испытал, та, что мне попалась - вредная до ужаса, чуть от¬бился. Золотых Рыбок здесь больше двадца¬ти, может, их сотни - по числу переизданий сказки, предпо¬лагаю. Олег Малей».
Хурма нервничала. Думаю, ей хорошо заплатили за то, чтобы я бил ноги понапрасну и подольше не вмешивался в дела сектора. Свой вопрос она не рискнула повторить, скоро и так станет ясно, куда.
Сообщение предшественника заинтриговало. Если Олег прав, и количество Золотых Рыбок равно количеству пере¬изданий, то…
- Почему в Девятом, как нарочно, собраны все чудеса?
Хурма молча просеивала песок сквозь пальцы, чего-то выжидая. Я присел на корточки рядом. Было что-то трога¬тель¬ное в её неуверенности, которая не шла в общий зачёт грабителям караванов. Какая же она сейчас беззащитная, так и хо¬чется прижать к груди, укутать от непогод… Или здесь так принято: выбить почву из-под ног, а затем нанести единственный, но точечный удар?
- Хочешь, я открою тайну? Допускаю, это было тайной для одного меня. В соседних секторах идут войны, злобст¬вуют пришельцы, какие-то ещё ублюдки… стреляют, режут, по¬трошат животы - в той же пропорции, какую литературу из¬дают в Нулевом.
Хурма вскинула прелестную головку.
- Ты бывал там?
- Пока нет, но…
- И нечего выдумывать.
- Как видно, там побывала ты?
- Нет, но я располагаю более достоверными сведениями.
Надо жестче, приказал я себе.
- Ты старательная очень. Тебе пообещали награ¬ду.
Она отвернулась, обхватила колени.
- За тобой присматривать меня просил Синдбадский. Он считает, ты недостаточно опытен в делах житейских. Экскурсию по сектору устроить просил.
Вон оно что? Допустим, можно принять, как версию. То-то сам не по-является.
- И ты с ним согласна. О чём ещё просил Евгений Васильевич?
Щёки залило солнечным румянцем.
- Чтобы ты не скучал.
Я вытянул ноги, упёрся руками оземь:
- Я просто изнываю от скуки, при встрече так ему и пе¬ре¬дай. Его нет нигде, кубики грузят бесполезной информа¬цией, - ещё немного, и они окажутся в первой же канаве.
- Ни в коем случае! Такого шага ждут, неужели не по¬ни¬ма¬ешь?
- Значит, утоплю. Как каблук…
Поднялся резкий ветер. Мы оказались на пути следова¬ния грязной грозовой тучи. Именно сейчас я обнаружил сходст¬во местных туч с французским «Конкордом».
Первые капли забарабанили по моей шляпе и светлому костюму «для мадам Ядвиги», награждая серыми потеками.
На Хуруму не упало ни капли.
- Разницу замечаешь? - усмехнулась она. - Учись выби¬рать позицию.
- Чистое совпадение, - попробовал возразить я. Правоту ее вынудил признать искренний смех. - Согласен. Тогда мы теряем время, задерживаться не вижу причины. И пойдём мы с тобой (она напрягла мышцы шеи) за сапогом. Решено! Побывать везде охота, а без сапог-ско¬роходов программу урезать придётся.
Приёмщик удивился, завидя нас, нацепил очки и попы¬тался выглянуть на улицу.
- Разве взошла Луна?
Я перегораживал ему обзор. Он наклонял голову, присе¬дал и так и сяк, чтобы охватить побольше неба за моей спи¬ной. Улыбнулся, поднял указательный палец и бросился к единственному окну.
Там его караулил грубо изображённый пейзаж с мокрой луной над холмами, как я его запомнил, таким и воспроизвёл.
- Быстро время бежит, - говорил он, вручая заказ. Не¬доверие к происходящему его в смятение повергло. - Даже чересчур быстро.
Шагах в двуста я притормозил и оглянулся. Сапожник наш ногами топал, но этого ему показалось мало, - отправил нам вослед любимейшее проклятие. На всякий случай, я сошёл с дистанции, пропустил «скорый». Вот это приёмчик! Колымага приёмщика пред¬ставляла из себя обычное сооружение на колесах, для устра¬шения оборудованное ковшом экскаватора из двух челюстей, с рабочим объёмом около девяти кубометров; один кубометр занимали инструкции и соображения о том, что мастер о нас подумал и что ожидает того, кто угодит в желудок этой шту¬ки. Зверская морда, доложу вам.
Колеса подняли пыль, и нам пришлось переждать, пока осядет. Лишь после этого я включил первую передачу.
- Отличная работа, совсем другое дело! Молодчина, так ему и передайте. - Я отправил свою тележку со словами бла¬годарности. Малость не рассчитал грузоподъёмность, - хотел, чтобы просто дошла по адресу.
- Сойди с дороги! - Подтянувшись на лямках рюкзака, Хурма крикнула ему. Приёмщик напрасно прикладывал к уху руку. Через миг моя спутница сообщила: «Готов! Зачем ты это сделал? Не думала, что ты способен на такое». Я возразил. Ведь нам придётся повстречаться с полу¬чившим свободу монстром.
Наше движение в сапогах-скороходах напомнило по¬ездку на «мерседесе»: одноклассник как-то подвозил меня. Подарок отца к двадцатилетию. От своих предков мне и на «Запорожец» рассчитывать не приходится: не умеют зарабатывать, как отец приятеля. Собственно, не были мы приятелями, просто в тот раз я решил потешить тщеславие. Судьба долго обходила меня своим вниманием, выбор баловней непредсказуем; порой, иногда так и подмывало обвинить её в отсутствии вкуса.
Стоп, говорю себе, пробил мой час; разве поход по Девятому сравним с грудой металла? У знакомца тогда достало ума похвастать, как он, пьяный, разбил машину и «стал ремонт» во сколько: «Снова как новенькая». Кто б спорил? Автоуслуги нынче на высшем уровне, было бы чем платить.
Хурма спины коснулась: «Могут пострадать невин¬ные. Прижми, надо обогнать челюсти». Я выжал максимум. У меня механизм отлажен, и выглядит это примерно так: по обе стороны на мне висят турбины, вместо «рюкзаков» два бака, их только топливом заправить. Плавно набираем обороты, левее… Вскоре мы пронеслись метрах в двух над чудовищем. Челюсти не дотянулись до каблука самую малость.
Уютный хуторок быстро набегал навстречу. Сизые рябины шумно обсуждали новости с берёзками; заборчик хлипкий, едва держится - как тот старик, в холщовой рубахе до земли. Чешет старый голову над репкой. А вымахала она чуть не с клумбу у общежития Бабы-Яги.
- Дед, трос найдётся?
- Как ни быть, аккурат вчера добыл.
- Поспеши. Репокорчеватель тебе прислали.
Не мешала мужчинам Хурма, сторожила рюкзак с сапогами-скороходами, в траве полёживая. Натянули одним словом трос, проверили крепёж: дуб обязан выстоять, репка - пойти. Если верны рассчёты да не прогадали с высотой. Трос хоть и ржавый, да ещё молодцом держится.
Время будто замедлило ход.
- Откуда трос, батя?
- Вестимо, откуда. Откуда ты сам.
- Ну, не с неба же свалился.
- А тебе всё знать надо… где твоя машинка?
Хурма сама была точно на гвоздях.
- Завод мог кончиться? Или другую дорогу нашла.
- Заводи. - Она вновь обняла меня за шею. - Ты, дедушка, не волнуйся, сейчас мы доставим. (Мне на ухо:) Подразнить придётся. Смотри, чтобы не цапнула.
Снова дорога в обратную сторону. Снова. Издеваются над новеньким, нужны ли доказательства ещё? Придёт и на мою улицу праздник, погодите.
Может, зрительная память у меня похуже, чем у других, но не мог я проморгать целый населённый пункт. Мы неслись вдоль заштатного городишки, нанизанного на исследуемую нами дорогу. Складывалось впечатление, жите¬лей предупредили о предстоящем сражении, и записаться в зрители поэтому никто не торопился. Городишко буквально вымер на полчаса.
На окраине, в густых зарослях стоял хруст веток. Не первый раз нащупал я в кармане камешек, им и запустил. Довольно, удачно: ветки брызнули, точно лужа отозвалась на попадание булыжника. С остатками листвы на губе, с кусочком бирюзы в зубах, из кустов выглянула презабавная голова на длинной шее - ни дать ни взять, истоптанный башмак с оторванной подошвой.
- Не то, - сказала Хурма, - это батоновед. По-научному - батонозавр. Поехали!
Я вывернул к обочине ближе и дал газу, высоту набрал. Теперь «экскаватор» точно не достанет, если упражнение «прыжки на месте» сама дорога исполнить не возьмётся.
- Интересно, откуда в моих карманах встречается бирюза?
- Бирюза?.. Ой, смотри! Через поле, напрямки пошла! - наездница постучала по спине.
- Сударыня, когда-нибудь вы вытряхните из меня сердце.
Она обхватила мою голову в две руки:
- Ещё никому я столько знаков внимания не дарила, а ты холоден, как спиртной жаб: в бутылке млеет, пока не увидит чей-нибудь открытый рот. Чего ждёшь ? Или кого?
Кому пожаловаться? Её грудь, защищённая меховой курт¬кой, почти постоянно на уровне глаз моих, а мне ведь за дорогой следить… Приходится увеличивать обзор, иногда встряхивая ношу, переносить тяжесть с одной руки на другую.
- Батонозавр ваш не опасен?
- Почти ручной. Если не отнимать у него добычу, нет безобидней существа.
- Неужто на деревьях растут батоны?
- Сказок начитался? Всё просто: везут люди хлебы в городишко. Напекут - и на про¬дажу.
- Ах, так завр этот грабежом промышляет?
- Ничего подобного. Пока он охраняет город, приблизиться другие твари не посмеют. Везут для горожан, и на долю батонозавра прихватят заодно.
В поле возникла ситуация своя. Десятка два гномов пи¬хали палки в колёса, ломиками старались развернуть колымажку в обратную сторону:
- Ишь, погнало куда, дороги тебе мало?
- Ну-ка, взя-али! Ну-ка, дружно!
Удивительно, но Челюсть никого из них не тронула. Так собака хозяина за руку не посмеет цапнуть.
«Репокорчеватель» проложил основательную колею по диагонали зелёной зоны; посадки чеснока - не взлётное поле, но порядок уважает.
- Куда столько чеснока?
- Поражаешь ты меня, Андрюша, порой пугаешь. Это известно и младенцу: пока есть лук и чеснок, болезни никому не угрожают.
Никто лучше гномов, наверное, не справился бы с такой задачей. Колымажка была приведена к бою, опробованы в работе части и механизмы. Аккурат в ту же минуту мы и просвистели у неё под носом. Характерный хруст металла о металл сообщил нам, что с реакцией у механического зверя порядок полный.
- Изобрази раненную птицу, что уводит хищника от гнезда.
Пожелание спутницы я исполнил тотчас, стал отчаянные за¬кладывать виражи. Это самоходное проклятие не устояло пред соблазном разделаться побыстрее и бросилось в по¬гонь… Ворвалась оно в городишко у нас на плечах, - дис¬циплину горожан можно свалить на радио: посоветовал, скажем, диктор не высовываться из окопов; то, что громкоговорите¬лей нигде не видно, ещё ни о чём не говорит. Я притормаживал, стаскивал с одной ноги сапог-полускороход; подпустив ближе, вновь обу¬вался и совершал рывок… Вскоре показался хутор.
Что за самоуправство? Дедок почему-то трос снял.
- В чём дело? - на ходу кричу.
- Ну, как трос срежет одну ботву? Пусть уж под корень рвёт, коль осилит.
Петлю мы затянули мигом, в извлечении корнеплода просили дуб принять участие. Хурма тем временем разлеглась у забора и следила за приготовлениями, покусывая травину. Кажется, заинтересовали технические навыки и выкладки наши амазонку; возлегает на ковре зелёном да вопросом, должно, мучает себя: неужели вырвет? нашими
Я сам проверил натяжение, выбрал высоту, подперев трос двумя кадками по краям дороги. Хозяин руш¬ник принёс… хлебом-солью встретить? Это уж совсем ни к чему, да он настоял на личном варианте. Достаю фло¬мастер, начертал по ткани слово «ФИНИШ» и, в который уж раз за сегодня, обратно потащился.
Променады гусей-лебедей по глади пруда колымажка тупо наблюдала. Птица разошлась вовсю, - нашёлся же бла¬го¬дарный зритель, кто имеет понятие о грации, за царственную неспешность при смене галсов очки и баллы начисляет. Я и сам стоял, заворожён¬ный показательными выступлениями водоплаваю¬щих, пока леденящий ветерок не полоснул у виска. Не думаю, что личные мои навыки помогли неприятности избежать, скорее - моё Я неусыпно бдит и руководит слаженной работой членов. Что до ко¬вар¬ства, то попадались мне образчики и похлеще. Подобная практика лишь на первых порах оправдывает себя; на втором круге экспериментатор проигрывает уже с большим отрывом, а к финишу заветному коварство ред¬ко кого приводит.
Трос порвать ходячему проклятию не удалось. Из засады выбежал дедок, удерживая большой палец вверх, как кубок победителю:
- Надо ж додуматься! Спасибо тебе, добрый молодец, пособил. Сейчас мы это порождение изничтожим, один мо¬мент. - И дед поднял руку для сотворения казни.
Я перехватил его:
- Погоди, уважаемый. Позволь разрушительную силу ее употребить на другом объекте. - Мы с Хурмой обменялись кивками. - Наведаемся-ка к Пещере Сокровищ. Наверняка охрана там скучает, ворота неприступностью гордятся. Ты просто спутницу мою обучи, как после пещеры разделаться с про¬клятием. Если, конечно, оно и там уцелеет.
- Я знаю, - сказала Хурма.
- Она знает, - продублировал дед. - Но как отблагода¬рить тебя? Вернётся старуха с конференции - не поверит. И дочка изрешетит вопросами, как с пляжа явится. Они меня на смех подняли… сдурел совсем. Теперь посмотрим, кто!
Мне прискучило скакать в одном сапоге-полускороходе, обуваться и разуваться, уворачиваться от челюстей. Формен¬ное безобразие! Когда говорят двое на тему серьёзную, разве не преступно клацать зубами? Так и голову недолго поте¬рять… Старик улучил миг, набросил шнурочек шелко¬вый на морду кусачую - вмиг усмирил.
- Тебе лишь бы кусаться, дура безмозглая! Уж и пары зубов лишилась по собственной глупости. Потерпи, пока уважае¬мые люди разговор ведут.
Как отравившаяся кошка, Хурма выискивала в траве особые растения и поглощала свеженькими.
- Решила участок обглодать? Шефскую помощь колхоз принимает без ограничений,- сказал я и обратился к деду: - Но почему дочка? Эсли это не вариация, то в сказке про Репку упоминается внучка.
- Дезинформация. Ваши пересказчики под заказ вно¬сили «уточнения». На самом деле, живём мы по кано¬нам древним. Женимся после тридцати трёх, а то и сорока; к тому времени сами кое-что постигли и есть что детям с гордо¬стью передать. А что дашь в двадцать? У горьких детей пошли бы свои дети - сплошь невежи; с кем Природа-матушка гово¬рить сможет, если ничего не видят и не слышат? Почитай сказки, как начинаются: «Жили-были старик со старухой, и было у них трое сыновей». Читают все, суть понимают единицы. Сам я по поводу сыновей не говорил с женой. Мы, может, ещё на парней замахнёмся, - нянька имеется. Чем по пляжам шастать, пущай при деле встанет.
Я изредка посматривал в сторону экскаватора, - двух зубов точно недостаёт. Спрашиваю:
- Вопрос о размерах Репки имеется. Мутация или радиа¬ция прошлась-прогулялась?
- Никакой ампутации! Бог миловал. Разведчик Великого Штанибы пролетал - орёл гигантский, всё нашу кошку сцапать норо¬вил. У него к семейству кошачьих особое пристрастие сложилось, - натянутое.
- Не пойму, Репка здесь при чём?
- Экий ты торопкий. Как подтверждение моим речам. Кошка грелась подле репки. Орёл подобрал прицел и своим дерьмом оригинальным бомбометание затеял. Сам видел, - с того дня репку, как на дрожжах прёт. Возьми лопатку, копни глубже, коль не веришь. Мумиё в свежем виде.
- А кошка?
- Вышла благополучно из-под бомбёжки. Правда, нет у нас теперь ни киски, ни её миски. Великий Штаниба приказал подарить ему, гонцов с воинами присылал. Новостей особо нет. Жучка с дочкой на пляже, мышка вторую неделю гостит у родственников. Спрашивай, что ещё хочешь знать.
Стоило лишь заикнуться о бирюзе, как на меня наброси¬лась уродина ковшеносная. В два прыжка подскочил я к спут¬нице, подхва¬тил на руки.
- Не помогает, дед, шнурочек твой. Прощай.
- Спасибо, молодец, за помощь! Глядишь, и я сгожусь при встрече.
Снова попали на тот же перекрёсток, к тому же камню с обещаниями. Здесь мы группу ремонтников застали. Гномы кар¬кас разбирали; у самой дороги стопка свежих лозунгов и обещаний отдыхала. Я по-хорошему попросил не снимать задачи. Никакой реакции.
- Мы избрали новый путь, заглянем в Пещеру Сокровищ. Слово худое вымотать хотим, а там, если получится, и уничтожить, - уточнила Хурма.
- А потом - к золотым рыбкам, - напомнил я.
- Потом - к рыбкам, - подтвердила она, - если успеем.
Гномы отложили ремонт, сели обедать. Я вырулил на осе¬вую (само собой, мысленную) и подождал, пока Хурма устроится на бензобаке, - так легче передвигаться, когда пред¬ставлю, будто веду настоящий мотоцикл.
По обочинам дороги торчали скульптурные безобразия: то гном в разбеге занёс над головой кошелёк, то Кощей на из¬возчике сундук кованный везёт. Великаны и соловьи, рядо¬вые граждане Девятого сектора - все несли свои сбережения в сторону Пещеры галопом. Красочная реклама призывала хранить денежки наши в сокровищнице местной.
Впереди, по обеим сторонам дороги, дубы не¬ох¬ватные возникли. Ветви их переплелись, образовав настоящий, манящий прохладой тон¬нель.
- Будь внимательнее. Не нравится мне эта новостройка, - сказала Хурма. - Пожалуй, останови перед входом. В разведку надо бы сходить прежде.
Что она хотела этим сказать?
- Я похож на генерала, кто бережёт свой зад? Вместе пойдём.
Её кубики подтвердили наличие засады. Казалось, готовь оружие и ступай вперёд. Она поколдовала над курсо¬ром и придала ему наши признаки, - на него тотчас были совершены два покушения. Она протолкнула курсор вдоль маршрутного пунктира, вплоть до Пе¬щеры самой. Дальше путь был чист. Я вос¬поль¬зовался паузой и заглянул в свои. По моим кубикам - можно закрыть глаза и двигаться, не снижая темпа.
- Я всё-таки предлагаю разделиться, - произнесла она, впрочем, надежд особых не питая.
- Согласен. Мы пойдём вторыми.
Со стороны виднее, и следующим обра¬зом выглядело дело. Рядом с соискателем - человеком из Нулевого мира, Хурма менялась в лучшую сторону буквально на глазах; всё реже наблюдаются вы¬ходки, благодаря которым выживала она в непростых условиях нашего мира.
Они вошли под зелёного тоннеля своды. Ни одна птица голоса не подала, - одно это их должно насторожить. Ни пёрышка, ни листика прошлогоднего, и под ногами ни комочка мумиё. Будто сработан тоннель в по¬следние часы и минуты даже. Толстые ветви не шелох¬нутся, изредка потрескивают, неясные тени перемещаются поверху, если это не игра света. Как ни посмот¬ришь, всё кажется, точно над головой натянуты сети, и охотники лишь ждут команды атаковать пеших; тысячи лап готовы вцепиться и рвать.
Они продвигаются с поглядкой, не строя из себя героев; каж¬дый следит за своей половиной дороги и деревьями. Листва мес¬тами совсем не пропускает свет, и гнусные шорохи, позёвывания из темноты навевают о по¬следствиях нездоровые мысли. Оружия у них не густо: арбалет да короткий меч, плюс облегчённый щит; может, что-то есть ещё в запасе, но так сразу и не скажешь. На скорую руку Андрей вообразил на себе и спутнице тонкие кольчуги, фасон пришёлся ей по нра¬ву. Почти тотчас справа показались останки существа, если это не трёхмерное изображение Кощея, - так в отделе кадров из личного дела покойного выдирают фотографию для увековечивания либо для увеличения.
Слева скрипнул гроб стеклянный на амор¬тиза¬торах шагающих, а вдоль дороги… разом вспыхнули десятки огоньков, при¬да¬вая тьме ещё большую глубину и вероятие. Хурма, не раздумывая, выпустила болт (так называется стрела для арба¬лета, Андрей того не знал). Поддавшись женской интуиции, свечу схватила и поднесла к спонтанно выбранной мишени. Реакцией и меткостью амазонки потрясала. Хозяину перчатки этой причин для недовольства было сверх норматива. Выдержке пострадавшего только позавидовать, коль крови следа, как и душераздирающего вопля, не оставил.
Они прошли чуть дальше, и сверху, круша и ломая сучья, грохнулась проклятая коляска. От удара у неё лопнула передняя ось, однако машину трудности не испугали; на колёс уцелевшей паре, забросив за «спину» ковш мстительно-вместительный, она не изобретала чего-то сверхестественного. И было видно: жизням героев наших пока особо угрожать ей нечем, ибо управление собой никому не даётся просто. Ну, в том случае разве, если затянется погоня. Бесспорно, преимущесто перейдёт на сторону железа, - беглецы-то не железные, умаются, вне сомнения. Просто со стороны видней: тоннель растянулся семикратно, оттеснив за пределы видимости линию горизонта.
На дистанции Хурма стелилась с грацией, укладывалась во все существую-щие нормативы; ни дать ни взять, лань на прогулке, и рассказчик ваш глотает слюнки. Андрей же выдыхаться на¬чинал: свинцом наливались ноги, руки кувалдами повисли. Сапоги-скороходы покоились в рюкзаке, - Хурма уговорила снять их. Додумается который натянуть растяжки, несдобровать и сапогам, и пешеходам.
Долго ли коротко шли, и вот впереди забрезжил свет. Где-то здесь, на границе сумерек и рассвета, проще всего напасть, она счиает. Гла¬за уже ничего не хотели замечать, кроме яркого пятна. Анд¬рей подобрался, сказал себе - именно на границе. Очертания стволов уходят за спину, один за другим… нет, отсюда в таком темпе ему не выйти.
Хурма подчинилась. Перешли на шаг, и вынуждены назад оглядываться почаще. Где-то там в дерево врезалась колымага, второй удар последовал, третий, источник шума помалу нагонял. Тварь на увечии своём стремится дивиденды взять; можно подумать, аварийное состояние пошло на пользу.
Герои наши держат ухо на чеку.
- Сорок шагов, - сообщала она, - тридцать.
Это немыслимо дать бой творению приёмщика, считающего, что с ним обошлись несправедливо. Был настолько мощным мысленный его посыл, что, даже развались машина, все части по отдельности преследования не оставят.
Андрей сказал: «Фиг с ней, уничтожай проклятие это».
- Не могу. Заклинание сработает на свету, не иначе, - и, как вождь пролетариата, рукою обозначила примерный курс. - Десять… Я отвлеку на себя, следи за теми, кто притаился там.
Вверху вновь затрещали сучья. До выхода всего ничего, - Андрей кликнул спутницу, заключил в объятия и на дорогу повалил. Хурма несказанно была бы рада в упражненьи этом раствориться, в этом квартале не до того. Их сцепленные тела странным образом растекаться стали, воском оплывать… Нападавшие опрометчиво сгрудились вокруг, и тут на них обрушились челюсти экскаватора. Один тип целиком не угодил в ковш, ему лишь ногу захватило. То, что он стал с ногою вытворять, описанию поддаётся трудно, - так бананы чистят, кукурузу, лук… слой за слоем, пока не остался тонкий стебелёк. Наконец, откинул-таки конечность! Существо рвануло прочь от стальных клыков, сильными ру¬ками ухватилось за верёвку и под свод бросками устремилось. Повозка для уплотнения товара ковшом тряхнула и выбросила вверх стрелу. Попытчику на этот раз не повезло… Что ж, при-ступим к сочине¬нию песни о павших: в какой тональности, кто подскажет? «Пусть мёртвые хоронят мёртвых, живым здесь делать нечего, они по райским кущам разбредутся, и вниз им незачем смотреть, ибо даже очами подхватить заразу легко и просто».
Машина сделала разворот, - в ковш грунт полез. Как за¬вершение эпопеи, из пасти выпал меч; сия малозначительная подробность уже не могла повлиять на решение чудовища. Половина задачи выполнена, теперь творению следовало навестить создателя, отчитаться и пожрать. Колымажка ещё не знала, что поступит именно так, ибо зло возвращается к источнику. Это не наша прихоть, а безотказно действующий закон.
Поскрипывая на ухабах, машина разве что не хрюкала от удовольствия, когда окликнули её. На дороге, целые и невре¬димые, стояли двое - тот, с рюкзаком, закончил обуваться в сапоги-скороходы. «Кто же тогда слёзы льёт в ковше?» - тварь железная вопросом задалась. Набежавшее пра¬вило автоматически вступило в силу: «Я мыслю, значит я существую».
Наши герои выстрелили из тоннеля пробкой. До пещеры уж рукой подать. Машина изо всей силы крякнула о последний дуб, её занесло слегка, но скорости она уже не сбавляла.
Андрей для посадки мягкой присматривал площадку; Хурма, поглядывая из-за его плеча, описывала подвиги преследовательницы: «Едва не завалилась на бок, вот дура! Выплюнула б корнеплётов… правильно, умница… лешие бегут назад, один хромает. Шестеро их было. Кто-то же нанял болванов узлоногих?»
Пещера Сокровищ выглядела внушительно. Скалистое образование с железными воротами. Стража из крепких ребят, стальные болванки оружие им заменяют.
- Это особые магниты, - пояснила Хурма. - Ключи к воротам.
С первых слов понятным стало: экскурсии сюда не водят. Не принято. «Мы заплатили», - не возымело никакого ¬действия. Стражники поржали и замолкли. Андрей после¬довал примеру спутницы, тоже кубики достал… Без единого слова, в нужные гнёзда ключи ребята приложили, впустили странную парочку эту да на исходное положение вернулись.
Посетители вошли внутрь, заперли засовы.
- Ворота выдержат?
- Всё зависит от того, сколько энергии вложено в само проклятие.
- А охрана?
Хурма покачала головой:
- Они слепы по этой части.
Андрей почесал загривок:
- Кажется, я начинаю понимать. Ваши люди не понимают шуток.
- А вот это ещё надо доказать! - горячо воскликнула Хурма.
- Ваш сапожник, например. Кто мешал в шутку перевести момент?
- Одна снежинка – ещё не снег.
Инкарнат насторожился:
- Есть у нас песня с такими словами. Не может быть, чтобы ты слышала.
- Считай, совпало. – Хурма трогательно уставилась ему в глаза, добавив: - Земля-матушка подсказками снабжает всех, не одних поэтов.
Коль проникли внутрь, то в экскаваторе надобность отпала. Андрей предложил отойти вглубь. Раз в потёмках у Хурмы не выходит прикончить ходячее прокля¬тие, он и прибег к про¬ве¬ренному способу. Сконцентриро¬вался на воротах, предста¬вил их снаружи и материализовал на самом верху две фи-гуры. Успел в самый раз, как бывает в сказках. Скрежет зубов о броню привёл стражу в замеша¬тельство. У них на глазах, по глади ворот помчались глубокие царапины, сверху вниз, и без видимых причин.
Хурма подалась к началу осмотра экспозиции, присмат¬риваясь к хламу. Стеллажи, ящики, контейнеры, шкафы с дверьми из стекла, - даже мы потеряли её из виду, поэтому возвратимся к Андрею. Он продолжал удерживать состояние «попались, голубчики». Для пущей убедительности подыграл - пленники будто бы залились горючими слезами, колотили кулаками по стенкам ковша.
Андрей воссоздал иллюзорную переднюю ось, и клятая тележка привычным способом пошла. Неожиданно тоннель дубовый рассосался, будто и не было его; дорога бёдрами виляла по лугам… Гномы торжественно бездействовали; для них он материали¬зовал себя в воздухе частично - предстал этаким бюстом, приказал ничего не трогать до прохождения тележки: «И - доложить».
Хурма вернулась из казематов, на плече принесла рулон материи в мелкий цветочек. Догадываясь, что мешать ему пока не стоит, молча протянула запонки - шлифованное стекло с зеркальным напылением, в аллюминиевом корпусе, под позолоту.
Он отложил кубики в сторонку. На своём экране Хурма разглядела камень у развилки. Гномы играли в кости.
- Можно говорить? - прошептала она.
Андрей закрепил положение двух тел, подтвердил вес для датчиков ковша, кивнул.
- Это уже не Пещера Сокровищ. Я примерно знаю, что должно быть здесь. Всё не то, больше мусора; на многих вещах следы этих… гусениц. В твоём мире как избавляются от излишков производства?
- С помощью бульдозера.
- А ещё там валяются овощи, фрукты, колбаса. Неужели некому было съесть?
Андрей видел однажды по телевизору.
- К такому способу прибегают, когда не хотят снижать цены.
- Разве это разумно?
Он развёл руками, тут же поправил изображение на куби¬ках. Гномы оставили занятие и таращились в одну сторону. Проследовала тележка, надо понимать.
- Нет, ты ответь, - настаивала Хурма, - так государство для людей или наоборот?
- Это дельцы от торговли, сверхприбыли на разорении людей, - ответил Андрей с некоторым огорчением. Он надеялся, что доставит удовольствие Хурме, изменив маршрут. Сокровищница не оправдала его надежд.
Краем глаза заглянул в кубики Хурмы. Только что гномы приступили к ремонту.
Он набрал текст клавишами в рубрику «На досуге»: «Кто командует гномами?»
Кубики зависли. Это случилось впервые.
Пусть Хурма и выразила сомнения относительно ценно¬сти сокровищ, я не удержался, чтобы не осмотреть их. Когда женщина говорит такое, мужчинам надлежит присмот¬реться к залежам мусора. По большому счёту, это была свал¬ка пром¬ышленных отходов - изделий, выпущенных в безумных количествах на душу населения. Одни головы требовали перевыполнения плана, другие старались рапортовать - есть план или нет, но уже решали, куда девать продукцию… ложки, телевизоры, матрасы, лопаты, гантели, унитазы. Хоть бы что полезное, скажем, топор. Стальным тросом старик разжился именно здесь, - у бухты остались позабытые молоток с зубилом. Вот и лаз, чтоб мимо охраны…
- А там что такое?
- Иди лучше сюда, - поспешно позвала Хурма, словно хотела увести от заинтересовавшего меня предмета. Чем только не отвлекала, однако, я на¬стоял на своём, и она молча последовала за мной.
Изящество линий, классика и авангард, - они стояли, как на параде: новенькие шины, лак и позо¬лота; темные стёкла, литые ручки, ступени и фонари.
- Это же музей! - восхитился я. - Это карета, вот дили¬жанс, обычная телега, дальше - двуколка. А это та¬чанка, жаль, без пулемета. Сани для зимы… Гляди, какая работа!
- Ну и что? Мне совсем неинтересно.
- Почему? Ведь есть у вас лошади.
- Ты умеешь запрягать, лечить, за плугом ходить?
- Нет. А знаешь, смотрю я на эти сани… зимы хоть у вас бывают?
- А у вас?
По укоренившейся привычке не трогать экспонаты рука¬ми, я скромно стал обходить некоторые образцы, заглядывал внутрь, заложив руки за спину, словно боялся услышать окрик штатного сотрудника музея.
- И всё-таки странно, почему эта техника столь тща¬тельно оберегается. - У неё на лице я искал ответы.
- Сплошной хлам: стерегут - чтобы не растащили. Чтобы не захламили сектор.
- Знаешь, что настораживает? Для чего у экспонатов этих выхлопные трубы? Внутри есть двигатели!
- Печки для обогрева пассажиров.
- Каким образом тепло подавалось внутрь?
- Я в этом не понимаю. И вообще: что к свалке рухляди пристал? Ты же к Золотым просился Рыбкам, - вспылила вдруг Хурма: - Надо - забирай. Приведу охрану, пусть тебе оформят кредит с возвратом.
- Кредита?
- Телеги. В этом случае её не бросишь, где попало, бу¬дешь таскать всюду за собой.
Лишь на миг представил, как это выглядят кровавые мозоли на ладонях.
- Ладно, уговорила.
На выходе из Пещеры нас обыскивали примерно и до¬тошно, часть золотых моих прилипла намертво к магни¬там.
- Продайте хоть один, - нашёлся я.
- Иди-иди, - подпихнул в спину крепыш, - у тебя не хватит денег.
Не успели отойти на сотню шагов, как под ногами содро¬гнулась почва. Вершина горы стала проваливаться внутрь. Охрана брызнула, кто куда, однако, в панике ни один утерять не сподобился магнита.
Я глянул на Хурму, на меня она, - весь ужас положения мы вообразили: задержись ещё на некоторое время… Гла¬зами я наивно шарил там, где была горы вершина.
- Пора браться за колдуна по-настоящему, достал, мерза¬вец! Но сперва - к рыбкам!
Она издала малым тиражом единственную мысль, и мне её прочесть удалось: «Устоявшийся стереотип. Для непосвящённых он заманчив. К рыбкам, так к рыбкам».
По окончании ремонта гномы устроили торжественный перерыв с чаепитием. Бригадир так и набросился на нас, бублика изо рта не вынимая.
- Претензии по ремонту имеются?
Я оценил надписи на камне.
- Верните то, что было начертано до ремонта.
Он проглотил бублик целиком, однако, справился с за¬труд¬нениями речи:
- Вынужден огорчить, это невозможно. То был Word-95, мы установили свежую про¬грамму. Для тебя.
- Хочу 95-й! - притопнул я ногой по новой кнопке. Над¬писи не изменились. - И это вы называете ремонтом? Халтура.
- Пошла установка, наберись терпения. - Бригадир со¬об¬разил: - а что соб-ственно нужно?
- К Золотым Рыбкам.
- Должны быть, - уверенно сказал он, бросился листать до дыр зачитанную брошюру. - Вот в 2015-м их точно нет, могу поручиться. Последнюю вывезут с планеты.
Пока суть да дело, присоединился к их столу. Малиновый чай с малиновым вареньем, бублики с ватрушками. Издали я на¬блюдал за действиями бригадира. Он водил кнопкой, как мышкой, по коврику из травы. На камне скакали окна и цифры отсчёта. Лицензионная или пи¬ратская? - гадал я, и мо¬ниторчик ничего себе, на супертвёрдых кристаллах; таким, не¬бось, гвозди забивать - лишь приловчиться.
Высоко над нами парил, образно вы¬ра¬жаясь, орёл двуглавый: ибо своей головы мало, - в наёмники подался. Несча¬стный бомбометатель.
- Как много орлов в здешних краях?
Хурма вскинула чудную головку.
- Есть ещё один, да тот ни за кем не шпионит, работает на себя. И занят исключительно вопросами продолжения рода.
Если добыча в клюве – пусть птенцов покормит, подумал я. Если ж колдуна взял напрокат… В руках умелых, из подручных материалов, а именно: паяльника, отвертки, бокорезов и аккумуляторной батареи, стало получаться нечто.
Ремонтники опрокинули самовар с чашками, позабы¬ли про бублики с ватрушками, когда уразумели, что за чудо затевается на привале.
- Ложись! - Их потешные разноцветные колпаки торча¬ли из-за каждого пня, пригорка и дерева; испуганные лица неотрывно следили за рождением ракеты «земля-воздух».
- Такое сооружение может взлететь? - Хурма тронула за руку.
Я не находил места для сомнений, невзначай ответил во¬просом: «Синий или красный?» - Волоком таскает нас по кочкам прокат американский. Боевая моя подруга отложила ватрушку до перемены, открыла урок космонавигации:
- Девять, восемь, семь. - Передумала: - Шестьсот пятьдесят четыре, триста двадцать один. Пуск!
Я поспешил порадовать её: «Ты мне очень помогла».
Удар страшной силы сотряс экологию. Озоновый слой выдавил из собственных угодий мишень, востребо¬ванную те¬ку¬щим моментом.
- Смерть наёмникам! - выкрикнул кто-то из зрителей.
- Надо же, из подруч¬ных материалов!
Космические аппараты редко достигают поверхности пла¬неты; обшивка нагревается - и так далее, по инструкции. Перья воспламенятся гораздо раньше, я рассчитывал, сектор покроет незначитель¬ный слой пепла.
Удар, не менее ужасный, сотряс до основания камень обещаний. Туша девятиметрового исполина ускорила программы установ¬ку и, собственно, загрузку. Бригадир поднялся во весь рост, чтобы от¬бить яростные атаки остатков оперенья, которое по¬хоронить способно кнопку. Без кнопки в эксплуатацию не примут.
Издали постреливая в мою сторону гаубицами очей прекрасных, смущаясь и краснея, Хурма по¬здрав¬ления принимала. Я стряхнул излишки самоуверенности в чашку; нельзя требо¬вать от гномов открытости: уж обожглись на колдуне да его присных не по разу. Своих забот по горло; сейчас, на¬пример, спорили, откуда у меня комплектующие к ракетной технике, не слиш¬ком ли мы опережаем график развития, в ту ли сторону сворачиваем экономику и прогнозы.
Ну, и зевак, как водится, понабежало, грамотеев, корреспондентов и шпионов. Скрипит гусиное перо, шуршат страницы блокнотов быстрых, а корреспондент нездешний на камеру записывает репортаж, покрикивает на толпу, если который наступит на микрофона шнур. Перед объективом очередь до завтра.
- Ах, вы хотите приобщить Девятый к списку миров, где техногенные чередуются катаст¬рофы с проявленьями сил природы? Хотите, чтоб на головки деток на¬ших падать стали самолё¬ты? - стращал собратьев радетель устоев древних. - Гостинцев привезут заморских и, через же¬лудки, в малограмотных вас превратят рабов. Примеры Нуле¬вого разве не вопят о том?
Бригадир выиграл, наконец, своё сражение и к окончанию холодной войны шаг первый сделал:
- Что за непонятливость, Гасконец? Стреляешь ловко, почему ж преимуществами пренебрегаешь?
Но больше забавляла непосредственность: кругом орут, а он грызёт баранку.
- Какими преимуществами? - Прозвище я проглотил, как полстакана чая. Имеют гномы право именами наделять, модификации судеб начала не от них берут? Бейрут, условно, на го¬лом месте вырос тоже… Быть может, меня тайно уже сделали посвящённым, вот и вниманием не обходят. Или гномов на квадратный метр приходится по одному, или пре¬следуют по пятам, наблюдают издали. Возможно, появление моё в Девятом как-то связано с пророчествами, до¬шедшими из глубины веков, возможно, что-то сходится по срокам.
- Ты даму мог возить на экипаже чудном, какой приглянется, а не таскать на шее, как второй рюкзак. Другое дело, ежели самому охота и нравит¬ся красавицею обладать. Такую не положишь в банк.
- Хурма права, - как воз рожаю, возражаю: - с лошадьми хлопот не оберёшься. Недомо¬гания, подковы, сбруя… Конечно, я могу двуколку взять и повозить, - это полбеды. Но сторо¬жить, обслуживать, а коснётся бегать, документы выправлять по инспекциям дорожным, - не для меня, увольте.
Бригадир потупился, заговорил потише:
- Это она тебе сказала? Ну что ж, её понять не трудно. Подозреваю, она знать не хочет, что все экипажи - самоходы: за¬лил ведро воды - и кати себе.
- Шутишь? - Спиною слышу взгляд. - Она поймала за беседой нас?
- Она самая. Если рассердить её - мало не покажется. Давай так: я тебе ничего не гово¬рил, ладушки? - Он повер¬нулся и затопал к кнопке, от греха подальше.
Родная шея во¬зопила: «Говорила? Тяжести таскать - для простаков удел».
В голове застряло слово ёмкое - «самоходы». В четы¬рёхместном экипаже ещё надо найти повод, чтоб сесть ря¬дом. А так, в двухместном… близость женского существа выглядит, как про¬изводственная необходимость.
Картинно-музейные, крепко-стремительные ноги амазонки умели передвигаться, травы не подми¬ная; вот они замерли в двух шагах.
- Что уже наплели про меня?
Средних размеров вулкан местного значения, должно, уже привлёк внимание сейсмоло¬гов. По сути, женская часть чаще предсказуема реакцией; различается ко¬личест¬вом пепла и лавы. Сознание мгновенно в прошлое меня вернуло. Ирине, первой девушке своей, в такой же ситуа¬ции, я отве¬тил «ничего». И ничего не выиграл, мы расста¬лись.
- Странно это, - говорю, урок усвоив, - от тебя пользы, как от случайного прохожего. Так нет, все точно сговори¬лись: пропаду один. Да не пропаду, если хотите знать!
Хурма окликнула бригадира. Тот решил не шутить с рас¬стоянием, воробей стреляный.
- Прощаю должок, тот ещё - помнишь?
Гном с тою же покорностью кивнул. Это их мир, их пра¬вила; сумею ли я когда хоть азы постичь? Это - как проснуться знаменитым и не знать, куда себя девать.
Камень ожил. «Word-2000» намеревался при¬сутствующих ознакомить с авторскими пра¬вами разработчиков. Брига¬дир отправил их в отстой куда-то, затем с мышкой комбинацию про¬вёл - «по долинам и по взгорьям». Все направления были на удивление единодушны: «Да най¬дешь ты себе Золо¬тую Рыбку, не переживай». Мне попросту не оставляли вы¬бора, а это проти¬воречит самоуважению. И с двумя «рюк¬за¬ками», с полной боевой выкладкой, сердито я но¬гами зарабо¬тал. Шаг правой ногой, и долину забываем за спиной, шаг левой - лес перемахнём, рек да озёр не сосчитать. Долго ли, коротко ли - прибы¬ваем на северную оконечность Девятого сектора. Одно могу заметить, мало чего заметил по пути: всё больше полосы да размытости пред очами, да свист в ушах. Хороши сапоги-скороходы, как будто после ремонта полегчали. И все как будто стараются для меня, норовят угодить. С чего бы?
Северное море - пожалуй, единственное из всех, кто не пытался заигрывать, завести дружбу. Встречал я редкий цвет седины с прожелтью. У моря северного был такой стран¬но¬ва¬тый оттенок. Если дно не усыпано янтарём да им и подсве¬чивает, то причина кроется в золоти¬стой чешуе. Не Китайчонок ли старую сбросил шкуру, и течением прибило?
Хурма прошлась по бережку, разминая члены, хмуро к угодьям рыбьим при¬ценилась. Ви¬димо, давление атмо¬сферное из нормы вышло:
- В шторм не рыбачь, тут и до беды недолго. Самые шу¬стрые набегут: одни наобещают, другие одурачат, третьи служить себе заставят, на посылках. - В руках она держала тот самый ключ, от Северных ворот. Как пропуск, что ли.
- Не бывать тому! - Ветром сдуло одну из палаток, кем-то установленных в ряд. Я лишь пальцами скользнул, - не удержал убежище. Хурма вздохнула и полезла в одноместную, тяжё¬лый камень пово¬локла с собою. А ведь это мысль!
Камни пришлось на себе таскать, отходя от лагеря всё дальше и дальше. Сберечь лагерь в одиночку не удалось, - вскоре на плите прибрежной уцелело две палатки. В очередную ходку собрался вбросить камень, - на моих глазах ветер унёс ту как раз, куда я натаскал балласт. Как же так? Хурма сосредоточенно укрепляла уцелевшую палатку: «Неси сюда, одну хоть сохра-ним».
Палатки красочно тонули, одна за другой; волна постреливала брызгами. У моря разы¬грался аппетит, - я буркнул: с тебя доволь¬но и процентов этих.
Хурма подошла сзади, ненароком задела чем-то мягким.
- Нам не повезло, у золотых рыб второй день свадьбы. - Она склонилась к кромке воды, выхватила рыбину. Так вот отчего цвет у моря золотистый! Рыбка и впрямь оказалась зо¬лотой, с мутноватым. - Перепились гости. Чтобы отыскать подходящую кандидатуру или даже нескольких, кто ещё в состоянии что-то сделать, потребуется время и большая удача. К утру какие протрезвеют... может, способ знаешь, как трезвость оценить, алкотест какой пройти?
- Вдоль доски пустить. М-м… Если хозяева не будут слишком настойчивы, - говорю я. - У нас, бывало, лежачему в рот подливали, не то про¬спится и пойдёт шарить по шкафчикам, по вёдрам. - Я обра¬тил внимание, что у рыбки на голове имеется нарост в виде короны, - конечно, всё это уж очень напоминает сказку. То ли дело натура. Камни и соль, унылое однообразие. Да пронизы¬ваю¬щий ветер, от которого укрыться негде… есть, конечно, па¬латка, но в ней места на одного. Тем более, она выбрала её, у ветра она же и отстояла. Сам не люблю делить с кем-то постель; раз пришлось переночевать у меня прияте¬лю, - вот это была мука.
Здесь можно порт воздвигнуть. Площадка идеальная. Справа начинаются скалы, - далеко¬вато от палатки; не по¬ис¬кать ли там убежища?
Появились чайки, с десяток. Пьяных золотых рыбок можно брать голыми руками, - лови миг, птаха, чай не каж¬дый день случаются рыбьи свадьбы.
Волна нагоняла к берегу льдистое крошево, вскоре пока¬зались и льдины с айсбергами. Среди них очутилась бриган¬тина, закованная в лёд.
- Настоящий холод приходит по ночам, один рюкзак не спасёт.
Я кивнул в ответ рассеянно, пройтись по берегу решаю.
- Как знаешь. - Она швырнула внутрь палатки очеред¬ной валун. Снести - точно не сне¬сет, а как спать?
Я задал сапогам-скороходам малый ход и к ска¬лам двинулся. За спиной изредка вскрики¬вали камни: «И со мной обошлись довольно нелюбезно!» - «А как меня швырнули, вы виде¬ли?» - «Давайте прощаться, друзья. Видно, час наш пробил». С вершины, неподалеку от берега, разглядел есте¬ственного производства причал, куда могли пристать боль¬шие торговые корабли.
Если море прячет следы, то на берегу этого добра с из¬бытком. Скромный труд великанов обессмертили надписи. «Здесь наряды отрабатывал и не чурался тяжкого труда Сикпенин, практикант». «Эту скалу сработал в юные лета, без единого самореза, богатырь Колючка». От¬сюда до со¬седней вершины было около сотни метров, для сапог-скоро¬ходов расстояние взять их дело плёвое, но почему-то они не решились совершить прыжок… Пришлось спускаться вниз, цепляясь за каждую выпуклость. Внизу, едва отдышался, вдоль кромки прибоя двинулся. Не успел среагировать, и золо¬тая щука подловила миг, в каблук вце¬пилась.
«Загадывай желание!»
Что ж, меня заставили поверить в то, что она говорящая. Однако, никто не выскочил из укрытия во главе съёмочной группы с криком: «Вас снимает скрытая камера!» Бывало, на свадьбе мужики тоже ищут потешить кулаки. У них после лица какими-то непропорциональ¬ными делаются.
- Сгинь, задира! - Насилу отбился, так щуке захотелось почувствовать себя востребован¬ной, силушкой похвастать пред гостями да покуражиться, зацепить ведь всё равно кого. У щуки свои цели, у меня свои: не повредила ль скороходам? Наметил непода¬леку скалу с площадкой, сиганул - и на месте оказался, как поезд по расписанию. Недаром площадка вырезана на отшибе, тут вход в пещеру, как по заказу. На пороге чаевничает та же компа¬ния: тот же чай, то же варенье.
На сей раз бригадир повёл себя смелее, пригласил отойти для разговора.
- Здорово получилось, я не ожидал. Считай, я перед то¬бой в долгу, Гасконец. Только у нас и можно поговорить без свидетелей. Что интересует - и покороче.
- Бирюза. И, раз уж ты мне имя новое присвоил, представься сам.
- Лин-Карно, старший смотритель. Изумрудцы мы, народ наш подразделяется на ветви… Тебе будет достаточно отличать нас по цветам одежд. Теперь, что касается тайны… Враги разнюхали, пусть же знают и друзья. С помо¬щью бирюзы мы отслеживаем перемещения по сектору всех, кто представляет стратегиче¬скую ценность. В своё время не позаботились, и наказание последовало тут же: пришлось нам примерять одежды эмигрантов. Нас выставили за пределы, чтобы принимать как пришлых.
- Значит, это Хурма подбрасывает мне в карманы?
- Подобные мелочи не стоят ни внимания, ни ответа. Спрашивай, что важнее.
- Тучи…
Лин-Карно изобразил на лице борьбу между законом и началом дружбы.
- Молочные реки, - продолжил я. – Стало быть, не понимаешь…
Начало дружбы победило.
- Служба есть у нас, служба по очистке облаков. Дышат-то все, да по-разному, отдельные маются мыслями чёрными, - получается ужасный выхлоп. Облака чистят воздух от этой дряни… как твоя мама тряпкой удаляет пыль. Потом облака спешат в экочисти¬лище, - один из цехов вон на той вершине. В печах-ловуш¬ках очищаем. Почти тотчас начинают облака расти в объёме; тут мы заго¬няем их в тоннель особый и трамбуем, пока с другой сто¬роны не выйдет нужное количество… Как тампоны в стек¬лянной трубке. Обрезки, прочий отход чистого материала разжижаем и сли¬ваем в реки. Смоль, всякий негатив сжигаем в импортных печах… Собственно, не столько уничтожаем, сколько от¬правляем к источнику происхождения. У всякого слова есть обратный адрес.
- Больше напоминает небылицу, - говорю, - пусть не очень понятно, но уже лучше, чем ничего. - Врасплох застигнут я; многое меня интересовало… очевидно, потому и не мог со¬сре¬доточиться на главном. Мало того, с лица Лин-Карно на¬поминал любимую бабушку Лену: черты комика, весель¬чака как-то не располагали к серьёзному разговору.
- Я помогу, - сказал он, моё замешательство распознав. - Не спрашивай меня о золотых рыб¬ках и о том, где тебе ноче¬вать. Эти две темы пока закрыты.
В голове будто прояснилось.
- Как отыскать и одолеть колдуна?
- Которого?
- В контакт я вступал всегда с одним… Сколько же их на самом деле? Мой знакомец имеет множество имен. Игло¬ид, Данеягнят, Поприще и Краспина.
- Впервые слышу. Свести бы тебя с контрразведкой.
- Сведи. Да, ещё одно имя, вдруг поможет: Цомна.
Лин-Карно глубокомысленно замолк, присел на корточ¬ки. Кажется, я нащупал общую бо¬левую точку.
- Я готов забрать свои слова обратно, коль у вас с ним договор заключён, - сказал я.
Чай в стакане гнома по¬крылся корочкой льда, а он всё ещё прикидывал варианты, как быть со мною. Я всё-таки для них чужой…
- Попробуй понять и нас. Ни для кого не секрет, что сек¬тор набит до отказа враждующи¬ми группировками. Понятно, междоусобица кому-то на руку, и, чаще всего, мы бессильны что-то изменить. У нашего народа с Цомной вражда корней древнейших. Слава Главному Метеоро¬логу, мы давно переболели всеми формами открытого противостояния, отделались, как говорят, малой кровью. Когда руки связаны, остаётся лишь тер¬петь. Терпеть и учиться терпению. Как ни странно, но об¬ста¬новка начала выправляться, независимо от наших планов и ша¬гов. У нас говорят о не¬зримой помощи извне; как бы там ни было, мы подошли к порогу, за каким возможны самые сме¬лые прогнозы. Либо Амнистия всем, и нас выдадут к рожде¬нию в вашем мире, либо… - Лин-Карно подцепил льдинку в стака¬не и забросил в рот, точно леденец. - Либо перевесят ху¬дые дела, - в этом случае, боюсь, могут всех, под одну гребенку, сгрести и швырнуть в более жесткие условия. Из-за горстки мерзавцев - вот что обидно.
- Вынужден не согласиться, - вступил я. - Поступок ка¬ждой личности всегда рассматри¬вается отдельно. Вас в заблуждение ввели. Отвечать придётся лишь за свои поступки, - закон Неба суров, но справедлив; там не откупишься, как здесь. В зачёт даже овладение ремёслами идёт.
- С этим у нас полный порядок. Часовых дел мастера, прочих тонких работ. Кстати, давай мы тебе пломбу отольём.
- Я подумаю. Меня больше занимает вопрос, где основ¬ная база колдуна… Мне б подсказ¬ку хоть.
Крохотной ногой бригадир разгрёб щебень, разворошил верхний слой почвы и вытащил горсть песка. Песок, пополам с со¬лью, мягко бежал сквозь пальцы. Это следовало понимать, как от¬вет. Я тот¬час кубики достал. Вновь кем-то данные обновле¬ны. Зато на карте присутствовали все, кто был интере¬сен мне. Поприще копался в развалинах Пещеры Сокровищ. «Ка¬раси» сооружали осно¬вательную крепость, окапывались… Судя по отсутствию ярлыков, нападали на них все, кому не лень, у кого находилась свободная минутка. Анна Михай¬ловна с молодёжью обустраивали уча¬сток, зятю удалось заново от¬рыть колодец… Разрушители успевали всюду, чет¬вёртая часть Де¬вятого, как минимум, страдала от их опе¬раций. Евгений-Свет Васильевич дрейфовал во льдах; надо понимать, выборы закончились.
У Великого Штанибы объявился семнадцатый узник.
Лин-Карно спросил разрешения взглянуть одним глазом на карту. Я развернул к нему ку¬бики.
- О, ужас! Семнадцать! Три комплекта, и с ним будет не до дипломатии. Твой народ уже проходил через это, когда хватали без разбору. Семнадцать... если уже не начал. - Старший смотритель принялся загибать пальцы, что-то бормоча под нос, затем кружить по пятачку пло¬щадки начал. Подводя неутешительный итог, сказал мне: - Смотри же, сам не попадайся. По¬надобится тебе удача, как никому. От сердец наших натуральных, от чистых минералов и кам¬ней большой удачи мы тебе ж¬елаем.
Пока я сооружал мысленное послание Синдбадскому, за спиной установилась тишина. Вход в пещеру задраили на со¬весть, кабы сам не видел тайного портала, то никто бы ни за что бы не догадался, что здесь есть лаз.
Тележки мои тонули. Лодочки не могли проскочить сквозь льды. Чайки из виду пропали; знать, решили, что послания мои не стоят их трудов.
День угасал, как в кинозале свет. Алое желе заката гро¬зит в ближайшую ночь неприятно¬сти всем гладкокожим.
Свой уникальный «дальномер» я обратил в сторону ла¬геря. Оптика на холоде радовала отменным результатом. Па¬латка коченела на том же месте, и спутница огня не раз¬вела… собст¬венно, не из чего. Хурма стояла у кромки воды, обняла себя за плечи и дрожала мелко. С той точки она могла не видеть бригантины. Просто бытует понятие - женская интуи¬ция.
11.
Тем, кто умеет Сказку создавать, порой самим приходится несладко. Кружок героев осно¬вал, оживил - и наслаждаешься наблюденьем. Ничего смертельного произойти не может, баю¬каешь себя, заправляешь чаем, но как обманчива реальность. Случается, в такой загонят угол, что места не находишь, пока героям не подыщешь выход. Вот, например, колдун наш. Разве я хотел, чтобы для многих по-прежнему он неуязвимым оставался? Ограничения вводил я, и вроде бы к ногтю прижал. А он возьми и выскользни. Цели, какие я для него наметил, он отверг и выживает сам, полон планов и собственного разуменья. Попробуй возразить тут, когда добе¬рёмся до следующего эпизода. Кроме того, похоже, я установил, что имена свои меняет по ча¬сам он.
Поприще в точности уловил миг, когда его застукали. У него был особый нюх на такие вещи, как работа пеленга. Противник быстро учится, слишком быстро. Андрей давно не тот беззащитный мальчишка, которого можно вышвыр¬нуть из сектора одним мановением пальца. Кроме того, на хвост подсели операторы, числом неведомым.
- Ишь, имя заработал… Проклятый Гасконец! - Иглоид в сердцах короб¬ку пнул. Всего не учтёшь; он не мог предвидеть, что утюги посыплются за короб-кой. Они грянули лавиной, полный му¬зейный набор древних модификаций. Перед тем, как ему ли¬шиться чувств, в сознании отыскал начало посло¬ви¬цы гениальной: «Не рой яму…» Кому-нибудь другому подсказка эта послу¬жить могло хоть утешением малым. Старческое тело требова¬ло за¬служен¬ного отдыха, пенсионный фонд совсем запустил рабо¬ту, и передышка подоспела в аккурат.
Следы разрушений носили избирательный характер, мес¬тами стеллажи и оборудование засыпаны породой по верх¬ние полки, местами… так и хочется сказать, что товары вне¬сли тот¬час после аварии. Как знать, возможно, и это обстоя¬тельство сыграло незаметную роль в опус¬тошении храма души. По замыслу Краспины, здесь ничто не должно было уцелеть. Тщательно подготовленная акция провалилась не только с большим опозданием, но и результаты не затро¬нули тех, на кого были рассчитаны… Очнулся Иглоид-Цомна, с трудом подобрался к стеллажу с мануфактурой, рвал тончай¬ший хло-пок и грубый лён на бинты, кое-как препоясался, пробои¬ны заделал. Не унималась одна; в самом дурном сне, самые злобные монстры не рвали ухо в размашистые клочья… Про¬светле¬ние, наступившее сразу, позволило озадачить себя вопросом: «Что ты тут делаешь? Воистину, Бог разума ли¬шил. Мало мне было мушкетёров, - где-то вы¬копал этого Гасконца… и имя ему здесь подобрали неспроста». Он свер¬лил очами тём¬ные углы. Хоть один соглядатай обязан уце¬леть, их в Пещере он оставлял около сотни. Бывшие люди, кто получал наслаж¬дение от доносительства с младых ног¬тей; сам процесс их увлекал, а не послед¬ствия. Они, однако, умудрялись находить в профессии парадную тень борцов за справедли¬вость, иг¬рать по правилам, изобретённым задолго до ссылки Иглоида в Девятый… Тот, у кого он территорию отвоевал, пропал без вести и почёта, хотя силы немалые стянул и готовился дать бой. Ка¬ким-то образом предшественник за¬ручился поддержкой гно¬мов, заманил под свои штандарты великанов…
С Синдбадским Поприще едва ли не в первый день за¬ключил перемирие, которое по сути стало началом войны холодной. Оба вдоволь натрудили головы и мышцы прежде, чем верну¬лись к текущим и набегающим делам. Вот как-то раз Синдбад¬ский умы девятских взбудоражил удалым по¬ступком, взял и ода¬рил колдуна комплектом кубиков:
- Отныне будешь в курсе, где и чем я занят. Хотелось бы рассчитывать на взаимность. По ярлычку в ответ? - Конечно, подразумевалось поле игровое, открытость и доступность «всех неизвестных ядерных объектов», секретных точек, запятых.
Прислушайся к здравому смыслу он тогда, на горло песням собственным теперь не нужно было б наступать. Как поступал, на зло и вопреки, так и продолжил. А мог союзника иметь, с каким на Небесах не стыдно показаться. О, Небеса! Как он мечтал, чтобы там глаза закрыли хоть на половину чёрных дел его. Что-что, а Закон Краспина знал не понаслышке: личной кармы отработай пятьдесят один про¬цент, тогда и приходи для разговора. Вторично дружбу предложил Синдбадский, белый маг и достойнейший из учителей. Уступив, долго бился над решением зада¬чи Иглоид, - сам потел, других заставил. Рабы и изобрели способ пе¬ре¬таскивания ярлычка на объект подвижный. Для кого-то это всё равно что найти кошелёк, для обладателей кубиков - новые горизонты, интенсификация производства, новые рынки сбыта и недосягаемые континенты…
Они все побывали у него в рабах. Против ожидания, чем больше рабов, тем меньше бла¬годарности. Пока с Синдбад¬ским в поддавки играл, химичил, должности делил, доходы и при¬оритеты, гномы вышли из повиновения, часть территории отвоевали. Великаны бросились по¬вторять подвиг…
Надолго запомнят дети их урок руки кормящей, как под¬нимать хвосты. Зато и результат. Предшест¬веннику такого и не снилось: чёткая система соподчинения, разведслужба и армия осведомителей. Этот старикан, зовут Фило¬ном, может пригодиться: в его проектах идиотских что-то есть. Из без-надежной, казалось бы, глупости пользу извлечь сумеет да¬леко не всякий. Нет нюха и таланта - не помогут связи; это в Нулевом творят, что вздумается.
«Этот Филон сурово принялся за огород, точно избушка вскоре здешним кремлём почитаться будет. Не переусердствуй, дурака кусок! Жаль, не удалось пообщаться; так получалось, будто растас¬кивали нас по разным углам… Сукины дети, чисто сработали! Кого поздравить?» - Колдун мыс¬ленно обшарил против¬ника дружины. Который Ваньку исподтишка ломает, напустив лояльности ли¬чину?
«Синдбадскому как будто не до баталий сухопутных, носит его по морям идея открытия Аме¬рики. Приставленный к нему шпион доносит, точно дело обстоит иначе: не от¬кры¬вать, а закры¬вать собирается, на флоте буквально помешался. Коль нет идеи, её придумать - вырастить необходимо. Чего ради, если Америку у нас не открывали?
Андрей в одиночку не вытянет, ему понадобится помощь половины сектора. Тогда почему нет ни единого доноса? Не¬ужто из карьеров зря тащил? Клятвопреступники! Не собра¬лись ли меня похоронить? Я вам ни немощный Кощей, поглядим ещё, кто кого на кривой объедет».
Дохлый соглядатай конвульсивно обнял его за ногу. По¬при¬ще наклонился, приоткрыл ему веко. Раб балансировал на грани между бредом и агонией. «Пить», - разлепились губы. Данеяг¬нят брезгливо подался к уху:
- Получишь воды, если скажешь, кто помешал обвалить¬ся Пещере.
«Пить».
- Гномы? - Колдун выдержал паузу, следя за губами. - Великаны?
Раб сделал над собой невероятное усилие, щеками выда¬вил преданное «да». Цомна пере¬ступил через него. В Пещере Сокровищ никогда не было воды, разве шампанское? Его, должно, засыпало. Шагах в двадцати под ноги попалась зелёного стекла бутылка. А жаль, колдун поду¬мал. Жаль и времени на идиота, кто поставил крест на собственных талантах, от¬прав¬ляясь в слуги.
- С Гасконцем кто ещё был? - спросил колдун, потряхи¬вая шампанское.
«Пить».
- Я принёс. Давай, говори: Синдбадский? - Старческой рукой, но умело, выдрал пробку, плеснул из горлышка мимо рта. - Ядвига? Может, интернат её?
У раба не было сил произнесть коротенькое слово; судо¬роги лица брали на себя роль пе¬реводчика.
- Ты ставишь меня в затруднительное положение. Я пе¬ребрал всех, кто… погоди, а не эта ли проститутка? Как же её звать?
Раб стал загребать всеми конечностями, после секундной борьбы сладко потянулся, отки¬нул голову и замер. Данеяг¬нят наклонил бутылку. Из горлышка забулькало в мёртвый рот вино, пошло носом.
- Извини, я хотел, как лучше. - Спохватился: - Лучше для всех. - Почему-то именно сей¬час колдун затаил дыха¬ние и исподлобья глянул на останки свода. Богу теперь ни¬чего не стоит ткнуть перстом и довершить разрушение купо¬ла.
Выходит, он поступил верно! Нашел питьё и… ведь принёс! Самую малость опоздал, если ж вы¬берется наружу…
Он вдохнул чистый воздух, ароматы дыни и груши при¬мешивались к обычному букету трав. Над головой промча¬лась грозовая туча. Чтобы сориентироваться на местности, достаточно проследить за тучами. Они всегда идут на север, в пустыню ледяную. В последних «Ведомо¬стях» сообщают о скоплении поголовья рыбы, мутации у которой необратимы.
- А нам - на юг. - Поприще испытывал чудовищное бес¬покойство за сокровища свои. Никто не посмеет упрек¬нуть, что они добыты кровью… Состоятельные граждане, от слу¬чая к случаю, вдруг обнаруживали своё глубокое распо¬ложе¬ние к его мудрости, нередко к его советам прибегали. Так что сокровища свои Поприще нажил путём законным. Лишь раз¬житься доста-точным количеством кубиков не уда¬лось. Ве¬ликий Штаниба собирал свою коллекцию со¬рок лун, а хо¬рошие коллекции иногда меняют хозяев. Поприще те¬шил себя мыслью, что на первых порах довольно и того, что кубики никуда из Девятого не исчезнут.
В замке хранились комплекты для подмены, и даже их потенциала хватит для отражения любой атаки. В такой возможности следует быть абсолютно уверенным, иначе накопительство плодов труда утрачивает всякий смысл. О том говорят все, по крайней мере, откровенничал предшественник накануне исчезновения.
Данеягнят, скрипя зубами, кое-как разместил на ковре-самолёте недужные члены, дал команду на взлёт. Внизу знакомые места помчались; особые знаки на местности уже не всегда различал его не¬когда ост¬рый глаз. Их возвели рабы по его приказу… дурачьё, никак не могли взять в толк, чего ради. Им не понять прирож¬дённого пилота. Стрелки, цифры либо буквы были сделаны на случай, если однажды все кубики замолчат. При условиях таких Поприще получит ощутимое преиму¬щество пе¬ред про¬чими.
Над погибшим орлом ковёр-самолёт описал круг дважды. Потери сле¬до-вали, одна за дру¬гой. Самый надёжный глаз Де¬вятого за¬крылся навсегда… Закончится полоса невезения, а она ведь когда-нибудь закончится, - вторым экземпляром пред¬стоит заняться вплотную. Связь с орлом оказа¬лась прочнее прочих.
Первые признаки страшной болезни принудили его на¬править ковёр-самолёт к вешке с тайным знаком. Очень ос¬торожно колдун свернул ковёр, да не смог поднять. «Тор¬педа рванула в машинном отделении», - сказал бы матрос. Мел¬кими шажками, цепляясь за голые стены, стал спускаться по гладким ступе¬ням. Почему было не установить эскалаторы всюду? - подумал за¬поздало. Зеркальный тоннель принял его тело со всеми предосторожностями; совершенством личных тонне¬лей По¬прище гордился. Еще бы и рабы не ленились, - дрези¬на плавно набирала скорость. Пара рабов повторяли заученные движения, упираясь ногами к площадки для ног. От них невыносимо пахло пОтом.
Мелькали указатели, язык которых был ведом только ему. Почему отопление не включи¬ли, лодыри?! Ах, да, не сезон. Балахон совсем не спасал от сквозняка. Так и Кощей Бес¬смерт¬ный получил подарочек, откуда не ждал.
На ко¬нечной станции его встречала свита, - стояла забором в ожидании указаний.
А он не мог рта открыть!
Однако сообразили, что случилось впервые. Похоронить торопятся… спешите, спешите! Посмотрим, кто кого! - Он с ненавистью запоминал лица, размещал по разделам и каме¬рам, кого куда. Но что за дикая боль? Почему глаза застят алые ручьи, почему не слышно биения сердца?
Тун… дук. - А ещё разок?
Тун… дук. - Мы ещё повоюем, не так ли? Это не ко¬нец. Так нельзя. Посмотрите, он до¬кажет, что каждый его шаг пре¬следовал великую цель, ради общего блага. Только бы дотя¬нуть до светлой полосы!
Хозяйка с избушкой не скоро привыкли к странностям Выигрыша. Они старались войти в положение человека, ко¬торый заглянул в глаза самой смерти. Филон же настаи¬вал на ре¬зульта¬тах собственного расследования:
- Он хотел меня сожрать, я тебе точно говорю!
- Бог с тобой, пошутковал Китайчонок, клянусь! Попу¬гал, чтобы запомнил, кто в реке хо¬зяин. Ты - на огоро¬де, он - в Воде.
- «Чьи в лесу шишки», ха-ха. Ты, Катерина Ильинишна, чай не слы¬хала ль? Кто голодом его изводил?
- Так Китайчонка перед тем хлебом кормили.
- Тот хлеб такому бугаю - что слону пирожное. Ему двух коров на раз мало.
- Правильно, пока был молод да горяч. На себя посмот¬ри: сколько блинов умнёшь за зав¬траком?
Отступился Выигрыш, вышел на крылечко, приложил ко лбу руку козырьком.
- Что-то не видать нынче шпика крылатого. А вот скажи мне, Катерина, кто по ночам до¬зор тут правит?
- Китайчонок не подпустит никого, и ночью надо спать, не шастать.
- Не про то я. Я хочу сказать, с крыльями. Большой такой, с крыльями, да по небу.
- А-а… Живи спокойно. Они тебя не тронут.
Он постарался убедить себя, заставить её словам поверить.
- Ладно, коли так. Пойду-ка я, начну, пока светло.
- Ступай, касатик. Ты хозяин, тебе и решать.
По правде говоря, поначалу Филон пугался шевелить зем¬лю лопатой. Всё ему мерещилось - ну, как выкопает го¬лодную голову дракона. Как во сне не раз. Тут под лопатой сердито звяк¬нуло. Стал отбрасывать сверху, потихоньку зары¬ваться, - лиха беда начало! Первая золотая мо¬нета в десять рублей царской чеканки отправилась знакомиться с пустым, размечтавшимся карма-ном. Камни, глина, - хотел бросить, да азарт рыба¬ка, пополам с чутьём, заставили штык ещё ра¬зок загнать. Так Фи¬лон выкопал первый горшок с монетами золотыми и в корне пе¬ре¬смот¬рел отношение к земель¬ному вопросу в той части, воз¬вра¬щать ли человеку исконный инстру¬мент: ни¬ка¬кой мзды, в вечное пользова¬ние. В дискуссии с самим собой, чудесное объяс¬нение появилось. Не стоило сомневаться в за¬кономерно¬сти происшед¬шего, то была достойная награда за годы неблагодарного труда.
Катерина всплеснула руками, завидев на грязной, подра¬гивающей ладони честным трудом добытый червонец:
- Пошли, вместе поищем, соколик! Чует сердце, мы с то¬бой не один клад обналичим. Я-то, дура старая, на свечах экономила. Правду говорят, Бог пришлёт, лишь бы на чужое не зари¬лись.
- Не стоит, я там всё просеял.
- Ну, так я в лавку побегу, сахару кускового с прошлой зимы в доме нет. Чего тебе? Табаку ядрёного, кваску муд¬рёного?
Выигрыш покусывал губу.
- Слушай внимательно, Катерина. Мы теперь богатые. Я хотел экономию держать. Одним словом, полный горшок!!
Катя стала очи закатывать да объятия распахивать:
- Ой, держите меня, хлопцы! Не шуткуй, Филя, не дай помереть от юмору!
Он храбро бросился ей на грудь и тщился поддержать мо¬рально, наслаждаясь правом пол¬ного банко¬мата. Тыкался ей в шею, слюнявил слова: «Не помирай, по¬жалуйста, один я не проем столько!» Пошумели - угомонились, посчитали добы¬чу: аж триста шестьдесят пять червонцев. Число как будто знакомое, да на радостях оба ут¬ратили связь с очевидными реалиями.
- Погоди-ка, что за шум? - Кинулась на крыльцо, Фи¬лонка следом. - Никак Китайчонок кого на мост не пуска¬ет.
- Прежде надо кое-что припрятать, - напомнил Выиг¬рыш. Сказано - сделано, и только после они припустили к реке.
На той стороне губил траву фургон гнусавый пираналов, сторуками набитый, что бочка сельдью. В Кудели-речке, притворясь бревном на якоре, дракон затаил ды¬хал¬ку. Службишку сослужить – то дело чести.
- Что-то зачастили вы, гостики непрошеные, - подбоче¬нилась баба Катя. - Что опять не в порядках?
С того берега и отозвались:
- Сведения имеем: скрываете правду от народа. Правду в мешке не утаишь.
- Давай так, - выступил вперёд Выигрыш, - коли что най¬дёте - забирайте, нет - по мор¬дам брата вашего. Лопа¬той.
Четверо из каждых пяти за челюсти хватались. Води¬тель грозно поднял кулаки: «Знать, есть предмет укрыва¬тель¬ства. Моя б воля…» - Он прав, ему от рулей-рычагов ни на шаг. Стали тут совещание держать пираты, пальцы считать, кому идти. Хорошо ли, плохо ли - рис¬ковать головой жребий вы-падает одному. Сдай документы, награды, наличные това¬ри¬щам верным, кто родным вернёт, если смерть зубами да без умысла рванёт. Если, конечно, не забудет.
- Дракона-то оттащите… ишь, заступничка приголубили.
Тащатся дед с бабой следом, головы повесили. Пират, знай себе, покрикивает, у смелости взаймы авансов клянчит. Как набрался - за деда с бабой взялся: чай приуныли не от трудов. Грозит, сво¬лочь неумытая, бесплатно приборами огород прощупать. При словах таких Филон спотыкается, пират уже не сомне¬ва¬ется: дело верное, не быть ему лопатою битым, скорее - лав¬рами увитым. Нюх собачий, напор свинячий.
Вот пришли. Обошёл сучий потрох избу, на чердак под¬нимался, в погребах досмотр учи¬нял - хоть шаром покати.
- Где ж лопата твоя, старик?
Глядь - торчит она посреди огорода, рядом с местом утоп¬танным. Как положила Катерина руку на грудь левую, так и провожала пса смердячего, чтоб ему пусто было, последовательность штатных операций запомнила надолго. Лишь своё получила каждая из сторон, пират расщедрился:
- Лопату я оставляю вам. Продолжайте в том же духе, на неделе наведаемся ещё не раз.
Всхлипнули старики, проводили гостя дорогого до моста. И Китайчонок сладко облизнулся, глядя, как сытый зад вдоль пе¬рил маршировал. Затарахтел фургон бронированный, весело по¬еха¬ли лю¬ди-нелюди, сторуки налоговые праздновать, с песнями победными отправи¬лись.
Китайчонок выбросил морду на берег:
- Может, догнать? Я их подкара¬улю под другим мосточком да заве¬ду про совесть разговор.
Выигрыш лицо прячет, про автомат начинает припоми¬нать что-то.
- Не дело задумал ты, сокол ясный. Давай-ка судьбу ещё попытаем. - И пошли они до¬мой, путём известным да с рас¬сказом интересным. - Матушка мне как-то сказку сказы¬вала, будто прадед мой тачал сапоги скороходные. Страсть сколько денег зарабатывал, только сыновей к делу не приставил. Не пола¬дили: отец скромности требовал, сыновья - жизни слад¬кой, вот и разбе¬жались, кто куда. - Слово за слово, пришли, баба Катя споткнулась у крылечка: - Тут и копай. Так вот, золо¬том заказчики платили, - сколько в сапоги скороходные вле¬зало. При¬кидываешь, сколько тебе лопатой шевелить, если прадед со¬рок лун, без отрыву от производства, шилом да молитвою зашивал-загова¬ри¬вал, ни разу не повторяясь: двух пар одинаковых не тачал. Знали люди старые слово заветное, сыновьям-доче¬рям передавали. Мы капельку забыли, дети наши по капель¬ке. Как пользоваться перестали, так и пропали.
Звякнула лопатка характерно, сердце так и подпрыгнуло. Выглядывают из земли пятёрки серебряные, рубли да ме¬лочь медяками. Стали совет держать, доставать или не тро¬гать. Прячь, не прячь - примчат дармоеды, прикроются пунктом закона да вытряхнут из штанов последних.
- Ну, когда-то же пресытятся, оставят в покое, - выдви¬нула теорию Катерина Ильинишна.
- Эти? - Филон нехорошо посмеялся. - Их никогда не накормишь, поверь мне.
Так и повелось: чуть свет - уж тут как тут, с даль¬него бе¬режка орут, требуют через мосток провесть да карманы с тайниками к досмотру. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело дела¬ется. Уж сорок раз экска¬ваторами участок стариков перекопали вдоль и поперёк, через сито просеяли, а родит и родит землица-матушка пуще прежнего. Оно и понятно: пираты попривык¬ли, слоняются с бережка на бережок, на угодья золотоносные, как трудяги на завод. Толь¬ко лопнуло у Катерины Ильинишны терпение, сгребла раз за рубашки кукушонка-подкидыша, хватила за ворот, точно кота-сметанника, ответ вытряхнуть собралася:
- Признавайся, шкода, скольким деткам божьим жизней потравил?
Со скрипом припоминать стал, поскромничал - за триста душ перевали¬ло, каждый час но¬вые имена называет… Нос картошкой от слёз ал, не просыхают платочки дешёвенькие. А тут Китайчонок при¬хворать наметил: шутка ли? Столько добра через мост ухо¬дит, смотреть жалко: живот подвело ему до крайности.
- Пусть бы позавтракал которым. Я вот в толк не возьму, откуда бандиты сведения кача¬ют эти? Пойду-ка пределы осмотрю. Может, профессиональный навык что подскажет.
- Уж поищи, голубчик, поищи. Честные деньжата уходят сытым поросятам. Самой не ве¬рится: могла б пожить, людей не хуже.
Походил-поразведал Филон, на язык пробовал, носом запах подлости чужой поискивал – ничего не нашёл. Посидел на вечерней зорьке, один на один с думами, в избу воротился.
- Такой, как я, тебе не нужен. - И лили слёзы старики; тут бы и линии конец: к разбитому корыту подводил поэт своих ге¬роев. Но то не наша повесть: пошёл Выигрыш по кругу, добрал¬ся до райцентра, на¬щупал связи (за серебро - какие хочешь). И вынесли ему бума¬гу - заявление от граж¬данина Филона с обязательством сда¬вать державе по горшку золота-серебра в сутки. Хорошая бумага, да подпись липовая. Домой вернулся, как рассказал сожительнице про подлог, выслушала она и говорит:
- Ой, боюсь я, соколик, за тобою дружки-сообщники увязались, кто через дела твои по¬пил кровушки людской. Но пуще того боюсь отве¬дать неблагодарности чёрной через тебя. Тащу, дура старая, через силу, за волосья тащу, а ты после… встретишь какую помоложе да к ей в постелю перекатисся.
- Что ты! Что ты, Катюша?! Порвал я с прошлым, прики¬пел к тебе, Ильи-нишна, всею по¬верхностью, всеми внутрен¬ними частями-де¬талями, фильтрами да картером. Пусть шасси с глушителем отва¬лятся у меня, коли во чужой двор на кого глаз пущу погулять. Ты мне сердце солдатское, вол¬чье сердце отогре-ла, на житьё-бытьё глядеть научила по-новому. Мне без тебя, как в песне той… Э-эх! А не поверишь, пойду кормить Китайчонка твоего, коль ни на что другое не го¬жусь! - И стал призывать сожи¬тельницу в свидетели, что не забоится дракону жизнь свою по¬жертвовать (что за народ? потом насочиняют, будто драконы тре¬бова¬ли мяса помоложе).
Выходили Филон и Катюша на Кудели бережок крутой, чуть докричались до рыб, кто по графику дневалить при дра¬коне вызывался. Вышла осетрина нерезаная, над братом-бра¬конье¬ром не раз потешавшаяся.
- Плох-плох, - говорит, - Китайчонок совсем наш. Что ни делали - себя съесть готов, лишь бы никто не пострадал.
- Передай ему поклон да скажи, еды принесла.
Сам услыхал Китайчонок, решил это дело празднично об¬ставить. Как поднялась волна высокая, хлынула на берег крутой, разбежалась в скором беге и оставила на бреге хро¬ноцикл - изрядно подержанный уплотнитель недель, сильно смахи¬вающий на «Харлей-Дэвидсон». Всё при нём: полный бак, спидометр, задняя передача, пять - иногда шесть поступа¬тель¬ных, рама синяя, щитки хромированные, зеркала дву¬сторон¬него обзора. Руль волшебный в руки так и просится.
Почистил кончиком хвоста зубки Китайчонок, сполоснул речистой водицей пасть.
- Всё-таки решила с ним порвать? Я ведь предупреждал. Что ж, пусть садится за руль. В какую сторону поедем?
- А давай поглядим, каков был в молодости.
- Давай. - Усадил Филона дракон на сиденьице потёртое, ударил хвостом по рычагу, дви¬гатель и зажурчал. И потекла Куделя-речка вспять, тучи устреми¬лись на юг, кормой впе¬рёд. Всего час без малого и прошёл, а речка стонала от пере¬населения рыбьего, Китайчонок тупо бормотал себе под нос: «А мне-то уже и места нет?» Откуда ни возьмись, браконьеры набежали - шас-тают по берегам да грибы поис¬кивают. Небесную твердь за¬волокло облаками-тучами столь плотно, что между ними возникли далеко не депутатские размолв¬ки.
Филон похорошел, налился мясом и чуть подрос.
На Катерину Ильинишну и не глянул; несметное количество рыбьего поголовья удивит, кого хочешь:
- С таким электоратом любые выборы нипочем. Фантастика! Мне бы сейчас!..
Дракон развёл лапами:
- Ступай в пасть. Смотри там, левый клык не задень, что-то разболелся с вечера. И по языку больно не топчись, сле¬дуй по главному коридору. Первую дверь не открывай - сго¬ришь заживо. Дальше две других увидишь: для быстрой кон¬чины и для медленной…
- Фантастика!..
- Проходишь мимо, на корму. Поищи там, где-то застря¬ла кость человечья… н-да, молод был да глуп, хватал зубами без разбору всё, что шевелится. За ошибки молодости рас¬пла¬чива¬юсь. Так вытащи проклятую - и назад. А хочешь, оставайся добровольцем. Само собой, зачту за подвиг и дет-кам своим поведаю, но у тебя есть право выбора.
Сказано – сделано: пошуршал Выигрыш по котельной, даже веничком прибрал пыль древнюю, затем удалил отпечатки пальцев – и на выход. Кость берцовую вынес для опознания Филоша, положил на бережок для устрашения браконьерского сословия.
- Смотрите, флибустьеры! Поем всякого, кто равновесие нарушить вздумает. - Изловчил¬ся тут Китайчонок, оторвал от земли удальца предприимчивого, кто под речи поучи¬тель¬ные вырыл ямку, стал подкоп к речному изобилию чинить. Поднёс к морде, выдохнул вопросом: - Ну что, неистребимое племя? Кастриро¬вать, чтоб боле не велось? Всех, кто бродит по берегам, ос¬коплю из-за мерзавца.
Пали на колени браконьеры потенциальные, стали просить поща¬ды. Занервничал и Филон - почти физически ощу¬тил прикосновение металла к частям своим ответствен¬ным. Да-да, води¬лось и за ним худое, удостоверением брал рыбицу без оглядки, что по¬томки пойдут от реки с руками пустыми и вёдрами.
- Не хотелось бы отвлекать, - начал он осторожно, чтобы скальпели незримые не сотво¬рили движения неосторожного, пореза лишнего. - Одно ваше слово…
- Давай на «ты», - предложил дракон.
- Твое слово и меня касается нежелательным образом.
Китайчонок сполоснул пасть, пока соображал.
- Тебе-то зачем сей инструмент? Катерина-свет не ста¬нет испытывать искушение катани¬ем на хроноцикле. Поверь мне, давно её знаю. «Я не дурёха против Бога идти», - как-то гово¬рила Катюша.
- Я и сейчас могу повторить.
- Слыхал? Ей нужна в доме мужская рука, без глупостей разных.
Кинулся во траву-мураву юный юноша, обхватил буйну голову руками, думал-думал и придумал:
- Если добрый молодец ей не нужен…
- Я предлагал - оставайся. Был бы лекарем внутренних органов моих и содержаний. Од¬нако, выход есть.
- Что-то я его не разглядел, - признался Выигрыш.
- Хроноцикл готов совершить обратный путь. Ждёт ка¬рета, тебе решать.
Тишь наступила такая, что слышно стало, как рыба в реч¬ке Ку¬дели переговаривается: «Я такое колечко в иле нашла, - тебе не рассказать». - «А я знаю, где можно хорошо сдать его». - «Так поспешим, пока принимают». - «Поглядим, чем тут решится, уж второй тайм пошёл».
- А мне куда потом? - насторожился Филон.
- Хочешь, при мне оставайся: начнём дань с проезжих пиратов взимать. Меж ратных дел будешь полировать че¬шую, усы причёсывать, зубы чистить, - много полезной ра¬боты кру¬гом, если поискать. Слыхал я, в краях далёких, у крокодилов пернатая братия по договорам стома¬тологами подвизается.
Филон стал уверять себя, что не страшится работы. Ос¬та¬ваясь молодым, больше случаев повстречать удачу, с опытом, как у него, оказий выпадет несть числа; в конце концов, дракон и помереть спосо¬бен. Жить со старухой - люди засмеют; несомненно, ей при¬знателен, в какой-то мере благодарен, и всё такое… Обратно ехать не хотелось очень. Разве что побег готовить.
- Совета спрашивать осмелюсь. Коль получилось, как и не мечтал, нельзя ль, как есть, ос¬тавить? - От него не укры¬лось действо коллег по этой сцене. Катерина Ильинишна развела ру¬ками, скривил рожу Китайчонок, намекая: я пре¬ду¬преждал.
И тут сговоры-заговоры, сказал себе он.
Катюша потрепала волосы соколу ясному, говоря:
- Сколько душ живых, столько понятий о справедливо¬сти. Течение времени нарушено, ты стал моложе, и уж ничто не интересует. Но оглянись. Вереница экологических катаст¬роф в реке и небе смущать не будет? С бескормицы подох¬нет рыба, не продохнуть тут станет. Китайчонок в расцвете сил и лет погибнуть может. Разве нормального человека это всё оставит равнодуш¬ным?
Филон глаз кинул на реку. Поверхность была утыкана рыбьими головами, зрелище напо¬минало тёрку для моркови.
- И небо упадёт… То есть, облака на сек¬тор сбросят грязь, - забудут, для чего их создава¬ли, жить для себя начнут, и пойдут необратимые процессы, - закончила Катюша.
«Но я-то останусь молодым, - Выиг¬рыш поддержки, как утешения искал. - Отсюда вы¬рваться, бежать… и прожить полжизни совсем по-другому, никому не подчиняясь, на острове, в синем океане». Тотчас ему припомнились слова драко¬на, когда тот предла¬гал догнать пиратов. Не сбежишь без самоподго-товки.
Каков соблазн, а? Девятый повидал таких героев, и не мало. Стало быть, на мелочёвке погорели. Достаточно ис¬следовать седло уплотнителя недель: сколькими штанами его изъёрзали почти до дыр.
Дракон хохотнул. На звук повернулись люди.
- Картинку я представил: твой Выигрыш расхотел чужое воз¬вращать и бросается бежать. Я… кха-кха, не посмею брать его жи¬вым, как-никак, он заглянул мне внутрь, почти что в душу. Косточку достал, опять. Без меня найдут¬ся. Браконьеры против катастроф, изловят мигом да на шею ка¬мень. В этом случае останешься навеки молодым.
Филон смирился, сделал шажков несколько в сторону под¬руги, что по сердцу при¬шлась так ко времени, говоря при том: «Хочу в одном вопросе разобраться. Поче¬му Екатерина Ильинишна ко¬ротает век одна?»
Китайчонок потянул ноздрями воздух:
- Простое дело. Чем чище речь, тем чище реки. Песня - это речи часть. Сложили песню про Катюшу люди. Хо¬дит Катя на берег крутой да всё ждёт-пождёт сизого орла. И ведь ни¬кого не дождалась. Вот бы ты или другой кто досочинил один куплет всего… Собственно, прожива¬ние твоё при ней как бы и есть продолжение в прозе. Испытание не прошёл. Стало быть, ты не тот, о ком она песню заводила. Хорошо за¬водила, поверь мне, даже я влюбился. - Дракон го¬готнул над сочинённой теоремой и закончил: - Думаю, Катюша тебя от¬пустит с миром… Думаю, отпустит, на¬сколько я разбираюсь в женщинах.
Катерина Ильинишна помалкивала, уголки глаз платоч¬ком батистовым промакивала. Как под водку огурцы, запел дракон скрипучим тенорком:
- Поедем, красавец, кататься, давно я тебя поджигал.
Ветер нешуточный поднялся, точно в одночасье чья-то рука открыла заслонки у гигант¬ского вентилятора. Чугунное небо затянуло тучами в невероятном количестве; дикие всполохи пороли мглу на равные, рваные части. Гремело, но с большими претензиями на мощь; так юные петушки дерут голосовые связки накануне аврала с поступлением, оккупи¬ровав ступеньки кон-серватории.
Камни вечные, мудрые корочкой льда покрылись, прибой прицельно по-стреливал брызга¬ми. Всё говорило о том, что в палатке будет поуютней.
Я сунул голову…
И ПОЛУЧИЛ УДАР ТАКОЙ СИЛЫ, ЧТО…
спустя минуты две-три, Хурма виновато прикладывала к скуле пластинки льда.
- Не ждала я тебя. Разве гномы не предложили переночевать? - Рядом со мной, а то и че¬рез меня перелетали камни. Четырнадцатый, пятна¬дца¬тый. Подозреваю, смелые самые прони¬кали в палатку снова. Задержав очередной валун в руках, прижала к груди. - Не слушай меня, Гасконец. Ждала очень. Пошёл - и пропал. Если бы не этот холод.
- Просто собачий.
Она помогла подняться. Меньше всего я хотел повстречать кого-нибудь именно сейчас. Но, как говорит читающая публика, хочешь Бога рассмешить, поделись планами.
- Эк, угораздило тебя!
Мы оглянулись. Синдбадский бесшумно подкатил на ков¬ре-самолёте со стороны моря; между аппаратом и камнем вечным ручьи зеленоватых искр роились. Как ни позавидовать, когда одет он по сезону?
Кивнув дорогому гостю, Хурма нырнула под бре¬зент. Был бы другой расклад, заберись я первым.
- Решили порыбачить?
- Если получится. У меня даже нет крючка. Кстати, - я перевёл разговор в новое русло, - слышал, на выборах не повезло?
- Успешно провалился. Видимо, не гожусь уже я для работы этой. Молодёжь пришла в политику. Толковые ребята, от кого прок будет. Да! Я, кажется, не вовремя.
Я едва не повторил ошибку. Отрицать - значит, подтвер¬дить.
- Никуда не денешься, холодно.
- Могу замолвить словечко, чтобы ветер отменили.
- Замолвить?.. Было бы… А нельзя ли потеплее сделать?
Учитель, как показалось мне, очень бережно обшарил взглядом скалы, полосу прибреж¬ную; подумать можно было, включатель где-то должен быть. Но нет.
- Холод - непременное условие для этих мест. Иначе на¬прудит любителей поживы, вто¬рой Клондайк отроют. Стоило поведать изумрудцам, что такое золотая лихорадка, наши юркие дру¬зья растащили добра по сектору, сколько успели. Да, теперь друзья, в какой-то мере благо¬даря тебе.
- Фигуры поважнее есть.
- Не скромничай. Только о Гасконце и разговоров.
- А знаете, здесь встречаются золотые щуки. По-моему, это черес¬чур. Перенаселение сек¬тора всякой всячиной приняло угрожающие размеры, вы не находи¬те? - Синдбадский не отреа¬гировал никак, и я спросил: - А здесь что? Пробуете через льды пробиться, на деревянном судне?
- По-моему, мы перешли на «ты». Неужели отсутствие моё столь продолжительным ока¬залось? Я считал, самостоя¬тельный поиск тебе по нраву.
- Не всегда. Новичку нужны и совет, и помощь иногда.
- Однако, новичок завалил орла, - рассмеялся Евгений. - Про тебя и небылицы сочиняют, и колоссальное будущее прочат. Ты у нас вполне легендарная, оказывается, личность. И, за¬меть, без помощи и моих советов. Если бы оглядывался на меня в ожидании подсказок, в Девя¬том говорили бы о других. А так - видишь, имя присвоили. Поверь, подобное внимание обязы-вает. Гномы присматриваются давно, великаны на выручку придти готовы. И плохая новость. Не хотелось огорчать, но ты должен знать: Пещера Сокровищ за¬ми¬нирована бы¬ла, тебя там ждала гибель верная.
- Как заминирована? Пороха они не знают, откуда ж?
- Не я придумал, так говорят спецы. В экипажах заложены устройства были, - сапё¬ров приглашал я. Из «карасей» специалисты выручили, - ух, какие есть ребята, просто сказка! Да, пока с Хурмой внутри вы находились, Старшина со своей дружиной свода сдерживал обвал. Но подозреваю, третья сторона вмешалась очень своевременно и тонко.
- Вы знали о ловушке и допустили?
- Узнал гораздо позже. За всем не уследить. Тебе вни¬мание, не ко времени Кощей Бес¬смертный пол¬номочия сложил. В этом видят знак особый, в нас начинают верить. И, вместе с тем, как водится, противники нашего присутствия больше шума развели. Кощеева кончина пока нам на руку; на кресло освободившееся кандидаты под себя гребут электорат, друг против друга добывают компромат. От ополчения, что нам противостояло, кто ратовал за выдворение из сектора, и вздоха не услышим вскоре. О нас с тобой и отзывы пошли совсем другие, вот чему я рад.
Я весь продрог и предложил перенести разговор.
- О, извини, ослеп я совершенно. На прощанье, свежую даю подсказку. Наблюдай, у кого из окружения уже есть или скоро появится тень. И ослиные уши начнут видоизменяться. В большинстве случаев этим девятским можешь доверять.
- Откуда информация?
- Ничего не могу сейчас сказать, просто прими на веру.
Мы пожали друг другу руки, он на ковёр-самолёт ступил и отбыл в сторону невидимой шхуны. Я юркнул в палатку, но ещё долго не мог согреться. Прилёг, соблюдая пионерское рас¬стояние, с трудом сдерживал дрожь, свыкался с теменью. Рассматривая очертания спутницы, припомнил, что джинсы ей подобрали в самый раз. Ядвига - и та одобрила выбор подруги, - старые брюки из шкуры животного, мехом нару¬жу, давно всем намозолили глаза, не приросли бы к телу. Соловьи-разбойники одеты в такую же униформу. Погоди-ка, а не бьют ли они оленя, о сохранении фауны речами прикрываясь? Я попытался «раздеть» соловья, само собой, виртуально: ноги, скорей всего, кривые - от долгого выжидания на сучьях. Ме¬шает множество ветвей - значит, приходится приседать, виснуть. Потому и руки крепкие. А когда руки крепкие, то ветки не ме¬шают.
А если то не униформа? Вот бы уточнить вопрос на ори¬гинале, когда уснёт покрепче.
Хурма лежала на боку, лицом к брезенту, вздрагивала иногда, дыша тре-вожно и не глубо¬ко. Она не спала и дрожала моего не меньше, затем преодолела половину пионерского расстоя¬ния. За мной был следующий шаг. Тяга к теплу вполне уместна, задержка всякая чревата пере¬охлаждением. Не хватает соискателю на рыбалку выходить про¬стывшим. Во-первых, насморк речь иска¬зит, и Золотая Рыбка, чего доброго, тоже недослышит; исполнит то, что ей послышит¬ся, а мне совсем не нужно.
Делать нечего, надо идти; или, как у нас говорят, дви¬гать. Справедливости ради надо ска¬зать, сохранялся осадок от ощущения, что меня загнали в угол обстоятельств силою. Кстати, её готовность следовать в страну холода можно рас¬ценивать по-всякому.
Я преодолел свою часть пути с величайшей предосто¬рожностью, стоило это известных усилий. Дно палатки было застелено тканью, под руку даже угодила монета. Волнение подка¬тило к горлу, существенно затруднив дыхание.
Какая же у неё шикарная коса! Жгучая брюнетка; тенни¬ска поверх меховой куртки… на плече должен быть реме¬шок, она ножи носит в ножнах. Сняла, должно. На поясе ремень широ¬кий с медной пряжкой, на ремне пистоны для всякой мелочи. Ко¬жаные сапоги оранжевого цвета. При свете дня на голове по¬сверкивала не то булавка, не то украшение. Одного лица я не мог из зрительной памяти извлечь. Его там попросту не имелось. Перед хорошенькими личика¬ми, от природы чистыми, без приукрашательств, я робел и прежде.
Здоровым цветом кожи очаровывала Хурма, голоса низким тем¬бром. Она из тех, кто не скатывается до поросячьего визга, а принимает бой. «Открой-ка личико, покажись».
Между моим животом и её спиной зародились первые при¬знаки потепления. Рука её будто нечаянно скользнула по бедру и обожглась о препятствие, роль которого вы¬пала мне нынче… Она принадлежит к народу, не знающему сомне¬ний, поэтому её встречное движение выглядело вполне естественным. Пока я в поисках инициативы рылся по карманам, Хурма взяла руково¬дство на себя. Она перетащила мою руку на свою сторону и заставила греть область живота. А руки-то мои сами в тепле нуждались. Я развол¬новался не на шутку.
Ещё свежи, я помню чудные минуты, - не так давно девушка у меня была… Это событие точно в параллель. Как-то, со своей Ириной, мы оказались точно в таком по¬ложении. Разохо¬тившись, себя Ирина откровенно предлагала. Я не смог переступить через запрет. Родите¬лей нет у неё в живых, и я ответственность как бы с ними разделил. Они ведь есть у каждого. Не Золотая Рыбка, а обычная женщина поклонника ласки при¬няла, выносила в лоне любви желан¬ный плод, не убила. Коль умерли, тем более за моими действиями следили, но уже оттуда. Ко¬мета в тот раз пронеслась по небу - улыбаю¬щаяся, такой я по сиё время не встречал.
Тот случай я смело могу записывать в разряд достиже¬ний; вот и теперь, по второму кругу, ситуация пошла повтором: не расслабишься - другие в очереди ждут.
Хурма затолкала мою руку под меховую куртку. Я окаменел. Выше пупка пальцы нащупали рубец; по всей видимости, амазонка моя имела множество наград подобных. Замешкался всего на миг, - она под локоть ненароком под-толкнула. Очень расчётливое движение, и обожгла мне пальцы спелая, на¬ли¬тая жарким солнцем грудь. Удары её сердца отчётливо слышны, колотили чаще моего, до¬гоняли и в отрыв бежали.
Я впервые касался сего удивительного предмета, той части женского тела, которую все они, будто бы пряча, вы¬став¬ляют напоказ. И этот славный бугорок упругой шишечкой вдох¬новлял, сопро¬тивляясь. Наши дыхания почти сошлись в едином ритме. В палатке потеплело; она помогла избавиться от пиджака, щекой сна¬чала, затем губами к скуле прильнула, нашла подбо¬родок. Щетина отпугнула, она отправилась искать гостеприим¬ства, и первый же поцелуй лишил меня всякого контроля над собой. Дальнейшие моменты я едва успевал выдёргивать фрагмен¬тами из одного счастливейшего сна.
Меховая куртка расползлась на части. Потом тенниска парусом взметнулась куда-то вверх и пропала из виду. Парафиновой свечой, освещённой изнутри, её засияло тело. Пес¬ня замка на «молнии», понятная речь главной пуговицы, со вздохом сказавшей: «П-п!» Джинсовая ткань натужно по-ехала в ноги, там издала характерное шуршание складок… оленья шерсть повстре¬чалась с порослью моих ног: давайте знакомиться. Прикосновение не вызвало гадливости; в ожи¬дании необычного приключения, я отметал всё то, что повредить могло.
И снова её губы нашли мои, активно я в игру включился, о которой столько треплются, слагают анекдоты…
После я говорил себе: это величайшее достижение чело¬века, вершина творчества. Ничто более не руководит мудрее нами, чем непосредственный опыт. И первый опыт ос¬танется до преклонных лет, согреет в немо¬чи, в постылом одиночестве и будет простираться далее, пока в этом воплощении живёт душа. А она бессмертна, ей не сгореть в пылу страстей удушливых, искусственных и од¬нодневных. Она лишь накапливает опыт многих воплощений.
Последний эпизод прорвался сквозь заросли загадочных картинок. Какие-то преследо¬ватели, бегство через джунг¬ли… лианы не жалят, а обволакивают, наполняют ра¬достью бытия. В том бегстве под ноги не угодил ни единый корень и обломок, точно мне позволено миновать препятствия любые. Лишь однажды бойкий сучок вонзился в об¬ласть паха, но скользнул и за спиной пропал. Я угодил в тихую речку по пояс, сознанием зафиксировал наличие хищ¬ников, однако, моё вторжение совпало с послеобеденным ча¬сом у них. Звери нежились в тени, и ничто не могло нару¬шить состояние благостной полудрёмы.
Она подарила мне сегодня драгоценности свои. Они так и маячили надо мной, а её лицо порхало под палатки сводом. Её удивительные руки то поправляли волосы, то мою спину об¬нима¬ли, блуждали в шевелюре…
Крик воительницы огласил окрест. Ночь объявила об отступлении. В какой-то миг я утра¬тил бдительность и стал проваливаться в пропасть нагишом.
Дым костра просочился в палатку вместе с запахом яич¬ницы на сале. Не на всякий запах нужен приказ.
Мир преобразился, стал чуточку иным, точно я вторично просочился через Арку; скупое солнце слегка побаловать решило камни, лишь на отвесных кручах ночной притаился холод. Шальная туча пришвартовалась у скалы высо¬кой, - померещилось? Нет, как будто, туча убыва¬ла на глазах, как мясо в жерле мясорубки.
Гномы знали дело туго.
На море полный штиль, пространство полностью от льдин освобо¬дилось. Под стать ощу¬щениям моим, в от¬ведённое ложе улеглось оно. Я бросил робко-виноватый взгляд на подру¬гу. Она в распущенных пряталась волосах, с улыб-кой потаённой. Снова в джинсах, в меховой куртке, - та же, как при знакомстве первом. Та же и совершенно другая, одно¬времен¬но. Я ото¬гнал безумную мысль заманить её в палатку. Во мне ожил кто-то ещё, кому мои планы казались бездели¬цею сущей.
Она по делу сама нырнула под полог палатки.
Я разделять стал мнение того, второго. Шаг за шагом, десять… восемь. Чайка вскрикнула над головой. Семь… пять, я иду тебя искать. Три, два - брезент скрывал от очей моих живой презент; я предвкушал, как она в моих руках забьётся. Как Золотая Рыбка… да видно, не уло¬жился в отпущенные сроки, и она, моя богиня, ловко проскользнула под рукой с жур¬ча¬щим смехом. Так в полусогнутом состоя¬нии и окаменел, лишь шею вывернул... Любуясь кос-тюмом из оленьего меха, я дрожью внутренней дрожал от возбуждения, ибо точно знал, что со¬держится под костюмом этим. Я мог с точностью до сантиметра указать, где и какие шрамы. Мало того, из ночи вызвал с лёгкостью необыкновенной её неповторимый облик, до мель¬чай¬шей чёрточки и волоска. Он не такой, как днём. Над верхнею губой сидела крохотная родинка, роковые женщины но¬сят именно этот товарный знак.
- Откуда у нас сковородка? - спросил я и спохватился: нашёл, о чём. Ну, у гномов одол¬жила. Яйца чаек, а вот с са¬лом будет посложнее разобраться.
Она отвернулась, перехватила рукою волосы, завела на грудь и принялась в косу заплетать. Какой же я осёл! Конеч¬но, слов не таких она ждала.
Ей что-то прокричала чайка. Попробую угадать: яйца кон¬чились либо повышают цены. Либо чайка - почтальон; срочное сообщение: «Их сиятельст¬во очнулись».
В два счёта завтрак проглотил. А как же скатерти-самобранки? Оказывается, на холоде таком они не отвечают на запросы.
По поводу ветра Евгений обещание сдержал.
Кто ел, тот и моет сковородку? - я двинул к берегу, вслед за Хурмой. Она уходила всё дальше и дальше, точно хотела увести от этого места, которое нам стало особенно дорогим. Возможно, я всё придумываю, те же речи от имени новых друзей и врагов. Это у меня с детства - проговаривать диалоги, пере-сматривать уже отыгранный случай. Чаще всего это касалось моих обидчиков, кто превзошёл меня в какой-нибудь области. Спустя некоторое время пони¬мал, что не случайно шла подсказка.
Однако, словом никого не убивал.
Рюкзак с её арбалетом, мечом корот¬ким и невероятно острым за спиной моей. Оглядыва¬юсь на палатку. Там оставались некоторые вещи, тенниска, например, другая мелочь; и карма¬ны мои полегче стали. Легче стали. Червонцы золо¬тые при кувырканиях имеют свойство… Впрочем, это Северу мы за номер заплатили, за гостеприимство. Вот с золотыми рыбками со¬всем не повезло, надеялся, что они действительно Золотые. Но куда тебя несёт, славная моя? Голый, пологий берег. сколько ни гляди. Тундра, населённая дикими племенами да зверьём. На одной ноге я покрыл разделявшее нас расстояние, как ручей, в один прыжок, даже обогнал слегка.
Она прошла мимо, не удостоив взглядом.
- Извини, мне следовало подыскать слова другие. Я сам не знаю, что несу от счастья, - бросил я вослед тугой косе.
Шаг замедлила она, пошла медленней, ещё тише, и ещё.
Я выдержал испытующий этот взгляд.
- Наверное, думаешь, не ты первый, так?
- Мне нет дела до болтовни чужой, но, право слово... Ты меня мужчиной сделала.
- Ты меня… матерью. Разве так ничего не понял? Я не ночевала с соловьями в их ло¬говах, уходила, чтобы не приставали.
- Ты сказала «матерью». Не женщиной. Ты… уверена?
- Вполне. Это трудно объяснить.
Было, над чем задуматься. Вот так, в одну ночь ломается и обесценивается всё то, что ещё вчера считалось главным. Совер¬шенно неожиданно я пускал корни здесь. Готов ли? Что буду испытывать к ребёнку, зачатому при столь необычных об¬сто¬ятельствах? А в сказках как? Же¬нился - и сказке конец. Я не согласен: когда начинается самое интересное, самое удиви¬тельное, кто осмеливается отложить перо и захлопнуть книгу?
Хурма боялась заглядывать мне в лицо, как её я понимал. Его, то есть лицо, удар вчераш¬ний, как следует, разукрасил. Ей не позавидуешь сегодня: и ¬ вину загладить хочет, и поквитать¬ся за слова, едва не стоив¬шие от¬ношений.
- Наш план не отменяется?
Хурма вновь отвела взгляд:
- Никогда не думала, что удар ногой такие от¬метины оставляет. Прости.
- В обмен на прощение твоё и обещание открыть мне то, чем сама владеешь. Раз у нас бу¬дет сын.
- Дочь, - мягко возразила она. - По твоей крови - дочь. Чья кровь моложе, будет на того похож ребенок.
- Я в этих тонкостях не понимаю. Может, объяснишь?
- У женщин кровь меняется каждые три года: до двух лет и трёх месяцев по её крови де¬вочка могла б родиться, следующие три - мальчик. У мужчин меняется через четыре года, только сразу вычти девять месяцев, пребывал пока в утробе материнской. Теперь бери бумагу, карандаш и в столбик посчитай. У кого ближе ко дню зачатия поменялась кровь, ребёнок будет точно копией его.
- Дочь… пусть дочь. Так докажи словом, что теперь мы одно целое.
Хурма доски обломок подобрала, на нём характерные разво¬ды соли засияли, положила доску поверх камней, присела на один край. Я приземлился на второй.
- Всё знать невозможно. Располагай тем, что есть. Будет угодно Главному Метеорологу, в своё время знак получишь. Не торопи события и не откладывай. Много ль пользы от лю¬бопыт¬ства твоего?
Я робко положил руку ей на ногу, другой за талию обвил. Её чудесная головка тотчас на¬шла пристанище на плече моём.
- Я хочу понять и среди понятых оказаться. Хочу доверия и полной правды обо всём: о тебе, о секторе. Я хочу быть с тобой. Ты не такая…
- Как девушки Нулевого?
Я кивнул. Она поднялась и без всякого стыда стала сни¬мать джинсы. Брюки из оленьей шкуры не последовали за джинсами.
- Это не брюки, как ты считаешь. Это мое родное тело, покрытое шерстью. Матушка-природа распорядилась, иначе бы я не выжила. Давным-давно соловьи меня отбили у каравана, вырастили. В ка¬кой-то степени, благодаря этой шерсти, мы и встретились.
Я проглотил вопросов парочку, пока не перебивал.
- Я запомню эту ночь ещё и по другой причине. Вчера шерсть доходила до сих пор. - Хурма приложила ладонь выше линии, где заканчивалась шерсть. - Колдун не обманул. Он го¬ворил как-то: коли полюбит меня человек из Нулевого, от¬ступит шерсть, и с каждой ночью бу¬дет отступать, пока не исчезнет вовсе.
Обижаться мой черёд настал:
- Выходит, Поприще, свёл нас? Что ж, в ножки по¬клонюсь ему при встрече. Одного не пойму: почитаешь за учителя его, но согласилась помогать мне?
- У колдуна нет друзей, нет и учеников.
Я почти слышал насмешки знакомых: «Переспал с этой кобылкой? Всем взяла, вот ноги - да». Ирина, если кто подска¬жет ей, швырнёт в лицо: «Я давно подозревала в тебе дикаря; за¬та¬ился и ждёшь случая. Эта грязь, эта шерсть… неопрятная особа. Я была права. Ты бы ещё нег¬ритянку в постель затащил».
Особа. Моя нежная, сладкоголосая, какая же она особа? - Изо всей силы я прижал её к себе, и в ней сломалось что-то, не¬кая пружина. Упала на колени мне, руками обвила. На сей раз и я не остался робким наблюдателем. Текли минуты ласки, горячих поцелуев. Они будут запе¬чатлены в истории Де¬вятого, как самые искренние, и первые - при свете дня. Преграда, незри¬мо существовавшая меж нами, рухнула, как у Ядвиги дом. Ещё некоторое время мы наслажда¬лись уединённостью, и, уверен, не раз идея посетить палатку обоих посещала.
Так вышло, Хурма забыла и материю для платья. Теперь я думаю иначе. Она сделала это вполне осознан¬но, принесла ткань с нарисованными цветами как бы в жертву. На зелёном поле незабудки, запомнить просто.
Пресытившись возможностями, обменялись первыми сло¬вами, вслух я их повторять не собираюсь. Подумав, Хурма запретила возвращаться и оседлала скакуна, - бедная моя шея, терпи, терпи эти сладостные муки. Непосредственная близость снова будила во мне самые пыл¬кие фантазии. Рукам моим отныне была дана особая воля… впрочем, они общению не помеша¬ли.
- Рыбалка сорвалась, не вовремя пришли, - она сказала. - Едва вымолила сковородку с костром да яичницу с салом, ты бы ви¬дел, какие крошки выдавали за один сеанс. Будто отрезали от себя.
- Выходит, и здесь сплошная ложь?
- Ничуть. Просто рыбкам достаётся от паломников и рыбаков, - сами не помнят, израсхо¬дован ли запас обещаний. Ту, что поймала я, прямо распирало: «Я все три желания твои испол¬ню». На деле только и смогла подарить костер. С полсотни голов я пере¬брала, пока на завтрак наскребла хоть что-то. Твой колдун, подозреваю, подсуетился тоже. Считается, что свадьбу лучше его никто не может организовать. Помню, у Ядвиги дом гостей не умещал всех, столы на улице уставили. И особенно памятны подарки.
- Я поостерёгся бы. Ну, а сама поела?
- За милым дружком не пропаду. По дороге где-нибудь перекусим.
Прогрев двигателей, трап убран, люк закрыт; по салону пробежались стюардессы: «Безопасности ремни пристегните» … Под ногами помчалась тундра. Вскоре, впереди по курсу, ударил бубен. Низкорослые люди водили хоровод вокруг шамана, при подлёте нашем бросили занятие. Хурма сказала, они сами за¬висят от даров моря и погоды, еды - только-только.
Я её подбросил чуть повыше, под бедрами сцепил руки на за¬мок.
- Признайся: там, в пещере самоходная техника стояла. Я видел выхлопные трубы. Ска¬жем, в четырёхместном эки¬паже никто не запретил бы рядышком сидеть. Тебе нравится наш способ передвижения больше?
Она вздохнула, определилась с направлением и сторонами света.
- Скоро городишко будет, живут там побогаче. Что каса¬ется экипажей, то меня насторо¬жило что-то. Некая скрытая пустота с зубами…Не понравилось, как хищно они ждут, кареты и коляски. Пусть, я и преувеличиваю, но так не хоте¬лось к ним подпускать тебя. От них разило могильным холодом.
Городок выстрелил из низины, сразу за покатым, лишён¬ным леса склоном. Хурма шепну¬ла: «Дотянули, слава Созда¬телю. Правь на базар прямиком».
Он занимал едва ли не половину города и был поделён на две части. В бедняцкой полови¬не палатки были не у всякого; мы пронеслись чуть дальше и сделали остановку у фонтана. Здесь заправляло сословие другое, заметно это по излишествам архитектурным. В толпе с теченьями попутными и встречными не удалось нам затеряться; скупщики, их агенты и купцы помельче преследовали по пятам. Но Хурма разыскивала конкретного покупателя, с каким удачно совер¬шала сделки, если я верно понял; к нему она и привела. Считай, в его объятия подтолкнула: коль спросит этот дядя, продать советовала сапоги-скороходы, долго не торговаться и уносить ноги.
Прилавок тот человек покинул и направился к нам прямиком. Хурма решила не мешать муж¬скому разговору, отошла. Я её походкой любовался, пока она не застыла в проходе между пала¬ток. Намечен к бегству путь, однако почему должны избавляться от сапог-скороходов? Евгений таких инструкций не давал.
Купец напустил на себя вид первого в здешних краях знатока, подхватил пару, на вес прикинул; потом дело дошло до подошв с каб¬луками. Для экспертизы использовал загра¬ничное оп¬тическое стекло, которое хранил в чехле шёлковом, в кармашке нагрудном, и гордился тем не¬вероятно. Оглядев мои одежды, верно подметил:
- Вижу, сам издалёка. Знатные сапожки, знатные. Чтобы выдерживали двоих, первый раз такое чудо вижу. Ну-с, и сколько просишь?
Замечал я за купцами особенность на подобные вопросы отвечать снисходительной улыб¬кой.
- Понял. Давай - ни тебе, ни мне: восемьдесят.
Поискал глазами Хурму. Она кивнула.
- Девяносто.
Я двинул прочь, удалось убедить, что предложения его пока не интересны.
- Ты разорил меня. Хорошо-хорошо, сотня твоя. Учиты¬вая побои.
С этой суммой подался я в противоположную сторону, чтобы вернуться задами и после¬довать за любимой. Чёрная коса мелькала впереди, всякий раз отклоняясь от вертикали, пре¬ду¬преждая о поворотах, пока мы не оказались в тоннеле.
- Удивительно, что не поднял шум.
- С чего? Он же своими глазами видел, в исправном со¬стоянии. Каблуки проверил, - го¬ворю. - Как много дел ты провернула с ним?
- Его я вижу в первый раз, нюх у меня на тех, кто ширпотреб не покупает.
Я пожал плечами: что ж, бывает. Она подхватила под руку меня и увлекла под своды гул¬кие тоннеля. Обычным образом, в обычный путь мы снова трогались в обратном направлении, чтобы что-то повторилось снова. Урок какой-то не усвоен. Спору нет, по подземным перехо¬дам или с высоты птичьего полёта обозревать поползновения врага, - даже сравнивать возмож-ности нельзя. Однако, и по старому пути открытий много новых можно сделать; пока ж меня сомнения не оставляли.
- Одного не понимаю: почему сапоги-скороходы надо было продавать?
- Твоя наивность восхищает. Купец наверняка к испытаниям покупки при-ступил. Мы проле¬тали над селением, пом¬нишь? Бедное племя выплясывало вокруг ша¬мана. Так вот, когда летают все, кому не лень, его престиж страдает. Он знает заклинание, чтобы эта пара скорохо¬дов больше ни¬ко¬го не подняла в воздух.
- Как же мы без них теперь?.. Погоди, а если шаман заклинания не произнёс?
Хурма нахмурилась.
- На его месте, я прочла бы. В любом случае, стоит полететь купцу куда, то шпиков за со¬бой потащит. Не знаю, почему, но владельца сапог-скороходов засекают в любой точке сек¬тора, со следа сбить их пока не удавалось никому. Синдбадский разве не предупредил? Арифметика проста: пусть дурой полной меня сочтут, ведь я могла не знать об этих свойствах скороходов. И тогда бы мы их не продали.
- Ход нестандартный! Мы приучили шпиков, что без сапог ни шагу, - закончил мысль. Разумеется, в скорости мы серьёзно проиграли, однако же, оглядываясь назад, нахожу в достатке массу эпизодов, когда неведомая сила нас подгоняет. Физическим возможностям человека и рассудку вопреки, на бешеные скорости явилась мода. - Погоди, может, и владельцев кубиков с той же лёгкостью сопровождают?
- Таких случаев пока не слышно… И такое может быть? Мы считаем, пока ты имени своего не внёс, о тебе им нечего сообщать. Давай подумаем. - Хурма сосредоточилась на своём комплекте, разделов не¬сколько просмотрела: ни в «Справке», ни в статистике упоминаний нет о ней. Я подсказал в министерство обороны заглянуть. Не было Хурмы и в списках девятских, кто оружие носить способен. Тогда в кубики свои полез я. Минут за двадцать проглядел другие списки, нашёл даже повстанческие батальоны, где вместо имён были личные номера. Курсором побежал об¬ратно потому лишь, что острейшим глазом засёк строку в меню огромном. Нашёл. «Списки де¬вятских, владеющих всеми видами оружия».
Её головка заворожено щекой прильнула к моему плечу.
- Вот она! - Протянула руку, и пальцем потянула списки, личные дела. - Что ж, почита¬ем, что они приписывают мне. «При отличных внешних данных, может послужить приманкой; в бою не знает удержу, усталости не знает. Попытки завербовать раскусывает сразу, уж четы¬рём вербовщикам от неё досталось на орехи…» Враки. Один раз - точно помню: разодет, как дама на балу, - чулочки, кружева и банты. Красавец, скажу прямо. Как-то имя называл, ну-ка… Что-то с «вождём» связано.
Нашли и вождя: в графе «Руководство» лишь имя: «Вождь-Еленин». Ни возраста, ни группы крови, ни род занятий… Оно уже встречалось где-то мне.
- Вот ещё пример работы тех, кто предпочитает тень не покидать. Выходит, трижды вербовали так, что ты не распознала даже, куда клонит кавалер очередной. Полагала, все соблазнять тебя собрались. - Перед тем как выклю¬чить экран, заметил вскользь: на нём мелькнуло блю¬дечко се¬ребряное с голубой каёмочкой. - Смотри, как последовательно события бегут. Лишь колдуна нашли, свалились неприятности в объёме, достаточном, чтобы потеря-ли вновь. И прибор у твоей Ядвиги между прочим отняли, в виде оплаты за коммунальные услуги.
В позвоночнике достигли мы отметки, где оба комплекта кубиков выдавали проти¬воречивую информацию. Сети, экраны, блоки и различные пояса защиты помалу опоясывали всё живое, для обывателя совершенно незаметно.
- С Синдбадским мы однажды, с горы какой-то, обозрева¬ли сектор весь.
- Гора Аладдина. А что, хороша идея!
Мы шли навстречу сквозняку, взявшись за руки, и снова вспомнил, что собирался рёбра посчи¬тать не только эти. Профсоюзы нанести удар могли, не считаясь с моим счастьем, поэтому я сменил руку. Хурма на маневр внимания не обратила, местным про¬ще. И вообще, мы вели себя, точно дети. С меня довольно и того, что между нами возникло нечто большее, чем доверие и дружба. Эти долгие километры таяли на глазах, - на прогулку после встречи с Евге¬ни¬ем, я потратил куда больше времени. Правда, сравнение весьма приблизительное. Здешние обитатели прекрасно обхо¬дятся без часов и, по-моему, превосходно поживают. Расстояния можно измерять разновидностями настроения, в нашем случае это выглядело бы так: двенадцать эйфорий.
Рука тоннельная прозевала случай отметиться на маршруте нашем. На той самой скамееч¬ке присели отдышаться. Что же из¬менилось с того дня?
- Смотри, какие чудные растения! - обрадовалась Хурма, сорвалась с места. Я отдал швартовы. На краю площадки, в изумрудной траве сверкали любопытные чашечки.
- Это цветы. В Нулевом их называют незабудками.
- Цветы? Они, как на рулоне… Но у нас никогда не было цветов.
- Их множество видов, расцветок. Тысячи тысяч разных.
- Ваши тоже излучают?
- Обязательно: у каждого цветка свой запах.
- Я не про запах… - Она присмотрелась пристальнее. - Так и есть: они излучают радость жизни. На той ткани, что мы оставили в палатке, такие же…
Далеко не случайны совпаденья, в них просматривалась система. Промысел Великого, быть может, или работа местных мастеров, масштабом чуть помельче.
- Погоди, а ведь точно! Что раньше здесь мешало им расти? - спросил я.
Наши встретились глаза. Она ко мне прижалась, и я отве¬тил со всей отвагой, нашёл уста сахарные и запечатлел могучий поце¬луй. Подумал чуть, подкопил силёнок для второго. За¬рабо¬тал по спине пяток шлепков, отпустил на миг:
- Ещё разочек. В Нулевом счёт правильный идёт на «три».
Хурма вдохнула, чем поглубже, и поступила в распоряже¬ние моё.
Тот союз, что без свидетелей мы заключили, давал нам куда больше, чем документ с ты¬сячью печатей. Я помалу входил в роль повелителя, любовника и слуги этой неземной женщи¬ны, полагая, что и она будет пользоваться такими же правами. Я упивался свободой действий, пусть внешне это выглядело, - глупее не бывает. Останавливал её рывком, чтобы впиться в ме¬довые уста, прижать к себе великолепно сло¬женную деву до стука сердечного в унисон, и не встречал ни малейшего сопро¬тивления при этом.
Голова шла кругом, между тем, обстоятельства требовали известной доли внимания. Ос¬лепнуть от счастья и угодить в списки добычи военных операций дело нехитрое, что и слу¬чи¬лось неподалеку от кисельного комбината.
Воинов было около сорока, вооружены получше нашего, да и уйти под защиту каменного мешка у меня почему-то не по¬лучилось даже с пятой попытки. С новым приобретением я утра¬тил кое-что из арсенала штатного, проверенного не однажды.
- Великий Штаниба просит явиться ко дворцу незамедлительно. В гости приглашает, так сказать, в сопровожде¬нии нашем. Нам велел позаботиться, чтобы личные вещи прибыли с вами в полной сохранности, - развязно, при подавляющем преимуществе в штыках, объявил стар¬ший, со стального панциря задумчиво пылинку сдул. - Вещи все при вас?
Я мягко отстранил Хурму, вышел вперёд.
- Не знаю, как к вам обращаться: господа? Друзья-приятели? Видимо, произошло недора¬зумение, мы не виним вас, случается такое. Дело в том, что мы заняты исполнением задачи, ко¬торую поставил сам Великий Штаниба.
Солдаты подняли меня на смех. Бравый вояка пальцем подчерк¬нул усы:
- С такой красоткой не прочь я был бы уединиться тоже! С каким наслаждением каждый из нас выполнил бы ваше за¬дание. - Его слова были встречены новым взрывом хохота.
Командир разделял веселье бойцов.
Хурма слегка ущипнула за запястье. Жаль, мы не услови¬лись для такого случая, не изо¬брели пока язык, понятный нам одним.
Не знаю, кто смеялся громче - солдаты или тот, с чьей подачи я проделывал недавно пройденный путь в обратном направлении. Снова пешком, снова под охраной; не скажу, что наличие мечей, боевых топориков и копий уве¬ренность вселяла. Тем более неожиданным было нападение гномов. Они устроили засаду на голом месте, появились из-под земли буквально, и в этом была своя бесхитростная прелесть: в лесу дремучем воины поосмотрительней вели б себя.
Нападавшие, а их изумрудцами называют здесь, работали дротиками профессионально… нет, позвольте! Так лассо метают. Половина воинов валялась связанными по рукам и ногам прежде, чем другая половина оборону организовать суме¬ла. Наступил миг, когда силы уравня¬лись. Воины Великого Штанибы ушли под свод щитов; мы с Хурмой оказались внутри кусачего торта; она дер¬жа¬лась за руку мою с силой, не отвечавшей её внешним дан¬ным, и выпустила по¬сле того, как командир отряда гор¬ловой звук издал.
Воины не пошли искать удачи в ратном деле да прощу¬пать слабые места против¬ника в дисциплинах полевых, а устроили проход. Из порядков наших вышел большинством голосов избранный парла¬мен¬тёр.
- Они требуют справедливости при разделе трофеев, - вскоре доложил тот. - Просили напомнить, на чьей террито¬рии находится отряд. Сам факт задержания, отсутствие протокола, - они наговорили всякого.
- Это понятно. Условия, на мой взгляд, вполне справедливы. - Командир поскрёб подбо¬родок, затем рукою щит отвёл и высунул голову. - Мы согласны! Спаси¬бо, что напомнили. В спешке не до формальностей.
Противники опустили руки. Мне показалось, именно сейчас отряд получил ощутимое преимущество: гномы успе¬ли освободить пленников и были заняты укладкой инстру¬мента. Судя по выражению лица, у командира клокотало внутри так, что малейший намёк на хитрость со стороны гномов тотчас вылился бы в приказ. Часть коротышек во¬обще пропала из виду, как по команде; всё-таки, их армия располагает некоторыми преимуществами.
Парламентёр за локоть командира тронул:
- Мне доверишь или сам пойдёшь?
- Я, Гонза из рода Чиоли, пока в состоянии решать вопросы сам.
И Гонза прошёл чуть вперёд, в сопровождении гнома в изумрудном колпаке. Остановились они по обеим сторонам дорожки, ли¬цо к лицу; откуда в руках у них появились ошкуренные цилиндры из дерева, я, к сожалению, не разглядел. Сами цилиндры оказа¬лись матрёшечными: из только что вышедшего колена выс¬кользнуло несколько цилиндриков потоньше. Жезл гнома закончил трансформацию гораздо быстрее. Изумрудец терпеливо улыбался, пока жезл воина выдохнет последнее коленце, тут же оба ударили ими оземь.
- Пусть всегда будет солнце! - вскричали они.
Воины подсказали, что мы можем двигаться. Я прозевал и следующий миг, когда за спи¬нами Гонзы и гнома возникли будки, рас¬плывчатые по углам. «Камера хранения», - написано на обеих; места приёмщиков заняли авторы проектов.
- Лишний груз не очень-то способствует передвижению, - следуя некоему ритуалу, воз¬говорил Гонза.
- Ступайте легко, Главный Метеоролог не оставит вас заботой, - вторил изумрудец. - Из¬бавьтесь от того, что может при¬годиться другим.
По лицу любимой я ничего не мог определить. Мы почти подошли к «камерам хранения», воины обогнали нас и тот¬час расступились… Точно, как на родине. Раз в четыре года подневольных сгоняют к ка¬бинкам псевдотайным, чтобы из избранных они сделали свой выбор. А подумали б, кому всё это нужно? Недешево спек¬такли эти стоят.
- У нас походная «камера хранения», - зачастил Гонза, высунувшись из окна до пояса. - По первому же требованию созываем комиссию и решаем, выдавать или, на льготных условиях, убедить в наличии образцов - издали. Одним сло¬вом, учитываем фактор подвижки мировой экономики вслед за политической стабильностью.
Гном взял слово:
- Зато мы возвращаем багаж в полной сохранности!
Гонза выпалил:
- А мы… а мы с радостью оставляем вам кое-что из предметов первой необходимости.
Открыть рюкзак Хурма попросила. Отвлекая внимание демонстрацией содержимого, шеп¬нула: «Кубики - гному». Я напрочь о них забыл, вот балда! И при делёжке вышло, что самое ценное попало в одни руки, а почти пустой рюкзак - в другие. Гонза поди себя в выигрыше по¬считал; «рюкзак Гасконца» многим намозо¬лил глаз. Как довольно часто происходит: клюют на внешность, содержанием не поинтересовавшись.
Изумрудец демонстративно вытащил из кучи предметов наших обычный гребешок, снял шапку и гребнем по волосам провёл. Мать честная! Из старца седовласого он в жгучего брюне¬та обратился. Провёл в другой раз - рыжим стал. Потом блондином, и шатеном, из арсенала клоунских париков представил несколько вариантов, и, раза с девятого, вернул родной свой цвет.
Хурма к моему прижалась локтю:
- Сюрприз тебе хотела сделать. Хозяин каравана того, что мы с тобой к ответу призывали, подарил на память.
Путь ко дворцу предстоял неблизкий, я прикинул - без сапог-скороходов марша - две неде¬ли. Однако, едва колонна наша вышла к дороге поприличней, сроки корректировать при¬шлось. Те самые экипажи, какие мы наблюдали в Пещере Сокровищ, колонной при обочине дремали.
- Не удивляет забота Великого Штанибы? - подсуетился командир Гонза. - Троих поте¬ряли прежде, чем разминиро¬вали. Я лучших бойцов лишился.
На рядовое враньё так просто отвечать. Мы с Хурмой на лицах разы¬грали неподдельный ужас: «Экипажи были заминированы?» Я уточнил: - И какова начинка?
- В Нулевом этот состав называют динамитом. В наших краях, спросите, откуда? Откуда многое другое.
- Зерна пшенички, ржи позаимствовали бы лучше да посеяли, - заметил я.
Услыхав мои речи, Гонза спрыгнул с подножки фиакра, направился ко мне.
- Сразу видно: молодой человек не бывал в подобных переделках. Так вот, для ликбеза: хлеб и большинство про¬дуктов запрещены к ввозу в Девятый. И не только в Девятый. Быть мо¬жет, я сам охотней выращивал бы пшеницу, получи хоть горсть зерна.
О пивоваре, которого Син¬дбад¬ский обеспечил стартовым капиталом, лучше не распро¬страняться, подумал я. Разве не захва¬тил бы сам несколько килограммов пшеницы, знай наперёд ей подлинную цену?
Колонна тронулась. В карете вместе с нами двое воинов притихли, ещё один - вместо куче¬ра, на задках другой. Я голову ломал, что сказать Штанибе, если потребует назад скатерть-само¬бран¬ку. Что касается обещанного ему человека, то скажу - напал на след, да твои солдаты ис¬портили мне дело. Но Хурму показывать тирану я не намеревался. Правда, вассалы эти могут повернуть иначе.
Надо думать, путь кратчайший выбрал Гонза, однако, я успевал отмечать знакомые места, где прежде побывал. В памяти отложились, как на карте, мас-терская сапожника, дом Ядвиги, говорящий камень и дубы, где позна¬комился с Хурмой. Лопату, наверняка, снесли, а лес Бабы-Яги могли вырубить или разнести по дворам и сараям… Я, кажется, повелитель сектора, не пора ли хоть какой указ издать. Например, о переходе на ме¬стные виды топлива - и пропадёт лес.
Следом на ум приблудила тугоплавкая подсказка, будто все усилия мои напрасны, дости¬жения кажущиеся. Посему и при¬ходится возвращаться всякий раз, пока не нащупаю на¬правле¬нья верного. Кстати! Закон¬ную причину поездка во дворец имеет! Если верить слышанному, Штаниба моё место занимает. Сам виноват: следовало выкурить наглеца ещё в первое посеще¬ние. Либо ты командуешь, либо тобою верховодят. И посоветоваться нет как: ишь, уши навост¬рили.
Хлопаю воина по колену:
- Знаешь-ка что, братец? Ступай на воздух, от перегару дай отды¬шаться. Пока прошу. - И второму глянул так в лицо, что тот оторвал зад от сиденья. - Правильно понимаешь, вот и дей¬ствуй.
Тут же сорвал аплодисменты: Хурма трижды сводила ла¬дони в хлопке беззвучном, что означало «так держать», надеюсь, верно понял.
Для настоящего десанта пробежка - семечки. Воины оказались на редкость выносливы, держались они вровень с каретой, не отставая ни на шаг. Хурма приоткрыла дверцу:
- Эй, от дёрганья вашего у меня в глазах рябит. Либо поднажмите, либо чуть отстаньте, - и поблагодарила царственным кивком.
Мой черёд настал рукоплескать. к себе на колени амазонку усадил, перешёл на шёпот: «Штани¬ба не догадывается, что ждёт его, когда мы во дворец войдём».
Хурма подняла бровь.
- Он рассчитывает, - продолжил я, - и дальше несвойственные роли исполнять. (Хурма указала пальцем в сторону кучера за стенкой, напомнила и о лакее на козлах). Они? Это уже ровно никакого значения не имеет. Тиран привык к беспрекословному подчи¬нению, у него дос¬тало дерзости приказывать даже нам. Пора декорации сменить. (Любимая продолжала протесто¬вать руками, морщила нос и брови). Чем же займусь я по прибытии в первую очередь? Отберу преданных слуг, прочих подарю Штанибе и вышвырну из дворца. Хозяину скитаться по лесам и долам, месить пыль дорог не пристало, - уж на¬смотрелся всякого. Твёрдой руки требу¬ет огромное хозяйство; охотно выслушаю советы, как править. Иной слуга заткнёт за пояс бе¬лобородых мудрецов. Опять же, к просто¬му труженику повернуться, узнать, чего ему недоста¬ет. Его всегда обижали, поэтому сделаю ставку на низшие слои об-щества. Полагаю, отплатят преданностью, когда верну то, что отняли другие. Равные права для всех, только лодырям спуску не дам!
Хурма сползла с колен, заняла место рядом со мной. «Отлично сказал! Вот бы удалось и слово сдержать».
Мы мчали теперь оба, лицом вперёд, навстречу моему Плану, лишь бы колё¬са не скрипели... Выглянул в окно - вот тебе раз! Присмот¬релся, - и точно: не крутятся. Дорога сама конвейер¬ной лен¬той несётся меж двух обочин. Однако, воинам приходилось переставлять ноги, как полагается при беге. Потому, думаю, что согласились. Если бы я сам, скажем, вышел покурить, то скорей всего «стоял» бы со скоростью кареты, - эту свою фантазию проверять на практике не рискнул. Тем более, не курю. (Тем паче, рядом с женщиной любимой). Время рассудит, как поступает с каждым поколением: юные пре-красно видят, как выглядят курцы к сорока-пятидесяти го¬дам. Стать взрослыми так спешили, что силу воли утратили, как кошелёк... И раб привычки поначалу расплачивается ко¬шельком, потом здоровьем. Износ до-рогостоящих частей организма ускоряется, при этом семьи юные иметь хотят здоровых деток, - я приобнял Хурму, прижал покреп¬че.
- Что ещё наобещал Поприще?
Она мягко отстранилась:
- Он говорил: чем раньше я избавлюсь от шерсти, тем скорее переправят в Нулевой.
- В этом теле?
- В каком, не важно, лишь бы быстрее.
Я почесал за ухом.
- Колдун обманул тебя, солнышко моё. Если на Небесах решат выдать к рождению, то и тело подберут достойное. Существует правило, которое не подвластно колдунам: «На¬сколько сильны в тебе звериные инстинкты здесь, столько шерсти, как отметину, будет иметь твоё но¬вое тело». До¬вольно часто люди сохраняют на лице следы последнего во¬площения в мире жи¬вотных. Один человек похож на свинью, другой на крысу или птицу, частенько и на-следует повадки. Лицо инкарната, особенно глаза - это зеркало души; они подскажут без прикрас, чем живёт и дышит данный экземпляр. Кроме того, к рожденью выдаётся в род с фамилией кричащей, так что со¬поставить звенья труда не составляет. Только у ленивого на всё один ответ.
Её рука в моей утонула шевелюре; к Сонечке с Аннуш¬кой пора заглянуть, подрезать ан¬тенны интуиции. Когда-то обрезание волос считалось жесточайшим наказанием.
Я коснул¬ся с восхищением косы: вот это антенища!
Всего на миг за окном мелькнули знакомые мост и избуш¬ка бабы Кати. Потом по обе сто¬роны выстроился лес кондовый, кишащий преступным элементом. Будущие робин гуды, гансы, джеки да гришки делают пробные шаги, чтобы в но¬вой жизни не терзал вопрос с выбором карь¬еры. Чудес не меньше буреломы прячут, до поры гиблые тайны свои стерегут. Хурма схватила раз за руку, заметив в просвете кого-то из знакомых. Я не торопил; сама, назад оборотившись, со¬общила: «Снова лабиринты строят». Известное дело, Старшина со товарищи чей-то проект во¬площают, путников случайных с толку сбивают.
Лес закончился внезапно, точно отсекли ножом. На голой равнине расселось неказистое строение, размах ещё тот, советский. Но и невооружённым оком видно: отсутствие цемента по¬правки вносит ежедневно в первоначальную задумку. Крепость, не крепость, блиндаж с над¬стройками, деревянный броненосец, без мачт и труб, а вот там, на верхотуре что? - Резкость навожу и вижу. Подумать только, на верхней палубе окрысились настоящие зенитки. По орлам, поди, ведут караси прицельную стрельбу либо настроились по-московски тучи разводить; неужто и снарядами разжились? (Андрей не мог знать, что Филон тоже что-то наблюдал, летающую крепость, скажем так. Водятся Змеи Горынычи у нас, отличные образцы, порода очень древняя. Караси их называют «летающими крепостями», да не вышло пока Андрею с ними повидаться, всё впереди).
- Эй, служивый,- позвала Хурма, отворив дверцу, - не подскажешь ли, чьи это хоромы? Выглядит, как блокпост.
Воин вскочил на подножку.
- Если не против, дух переведу. А это… Это убежи¬ще людей, на соискателей не похожи, но огрызаются умело. Синдбадский заманил их к нам.
- Чего ради?
- Говорят, простолюдинам в Нулевом от них дос¬тавалось крепко. Их ещё кара¬сями называют, банда - одно слово. Товарища пришлю, хотите, кто воевать ходил в три захода.
- Пришли.
Пока воин докричался до приятеля, Хурма поделилась на¬блюдением:
- О твоей предвыборной программе, по-моему, уже и Гонза знает. Не подозревала, что ты сторонниками умеешь обзаводиться споро. Судя по всему, они готовы поддержать дворцо¬вый переворот.
Терпенье лопнуло моё:
- «Блокпост», «дворцовый переворот», моя голубка, откуда столь обширные познания?
Она покраснела до кончиков ушей, ответила не сразу:
- Синдбадский подарил по случаю большую энциклопедию и словарь. Я всегда мечтала с соискателями общаться на по¬нятном им языке.
- То есть, со мной?
- В первую очередь, славный мой Гасконец!
После таких слов я просто обязан выставить Штани¬бу за дворца пределы. Кроме того, следовало шаги продумать, как претворить обычные лозунги в реальность. Меня втянули в поли¬тические баталии против воли. Небось, Евгений Василье¬вич надорвёт живот, когда доложат.
Её руки взял в свои, захотел погладить, поры¬вался поднести к губам, - привычная ро¬бость, которую посеял было, только что возвращена владельцу честным граждани¬ном… Она-то и не давала на порыв «добро»: «По¬добные по-ступки не красят, вы же не одни! Чув¬ства других поберегите, кому подобные фривольности в диковину, да и не по нраву».
- Вижу, гложут сомнения тебя. Поделись, - промурлыкала Хурма.
Оглянулся, не видать ли обещанного рассказчика.
- Что нужно обитателям сектора для счастья?
Ответила, не задумываясь:
- Свой надел земли. И чтобы ни одна крыса по моей земле шагу сделать не посмела.
- Неужели вот так, просто? А если обеспечить земле¬дельца зерном… Мы вырастим хлеб! Его будет много.
- Много хлеба не бывает, - возразила она. - Хлеб насто¬ящий - это валюта. Сможем тор¬говать, и перекупщиков заткнём за пояс. - Хурма уже не скрывала радости, себя причастной видела к грядущим переменам. Мой план получал поддержку у народных масс; портреты кан¬дидатов, жаркие дебаты законодательством Девятого не рассматривались даже. Наверное, у меня на лице появилось забавное выражение. Так видится со стороны: на граммофон поставили пластинку, и все те, кто предпочитал держаться стороны, вдруг сорвалися в пляс.
Она смеялась, рисуя быстрые картины, как в секторе наладятся дела и многое пойдёт иначе.
Признаться, сделал для себя открытие. Сердце наполнялось благодатью, едва заслышу её журчащий смех.
- Синдбадский часом не забыл под дубами пособие по экономике?
Рассмеялась звонче, ткнула кулаком в плечо:
- Встречай одного из пре¬даннейших слуг, кому сможешь доверять, как себе. Но преж¬де - обломай рога, сбей спесь.
- Вообще-то я не сторонник мер крутых. Преступить не¬зримую черту так просто, - успел сказать, как услыхал лёг¬кое постукивание в окно.
Хурма молниеносно отвечала:
- Кто знает о наличии черты, тот не преступит.
Воин держался хорошо, пробежка пошла ему на пользу явно. Табачок перехватил бы горло, как с ножом бандюга.
- Сударь, вы хотели услышать…
- Не торопись, восстанови дыхание. Присядь.
Ему хватило секунд двадцать. Что значит, нетронутая при¬рода; сберечь её задача не из лёгких; всё у девятских впереди: алкоголь, табак, наркотики, проституция, испытанья властью - весь спектр соблазнов, чтоб лишить Свободы. Между тем, у выданных в воплощение всегда есть выбор: либо брести по жизни одноликим стадом, либо все признаки личности сохранить и приумножить. Умно жить.
- Я готов. – Воин присел на край сиденья.
- Весь внимание.
- Извини, повелитель, тут про тебя рассказывают небывальщину…
- Тебе гораздо больше доверю я. Многого не прошу, лишь взаимного доверия. Дома у нас много избирателям обещается, да крохи исполняются. - Жестом приглашаю воина занять ме¬сто напротив. - Твоё имя?
- Зебромер.
Пожевал я словосочетание губами, принял к сведению. Себе имён мы не выбираем.
- Меня у вас почему-то называют… (Он кивнул). И ты знаешь? Тем лучше. Подбери-ка пяток наперсников надёжных, за них я буду спрашивать с тебя, за-помни. Многие брались наро¬да участь облегчить, и тотчас вражья сила своих агентов внедряла, которые светлую идею губили на корню. В первую очередь хочу донести до каждого уха: мы равны во всём, за исключением моего плана. Его я буду двигать сам. Готов вы¬слушать предложения помощни¬ков твоих, буду наблюдать со стороны, действовать же придётся вам. Местные тонкости, спе¬цифику знаете полу¬чше. Я буду настаи¬вать на своём, пока со¬вет не переубедит. А так… - Мыслен¬но я попытался загля¬нуть в будущее, и увидел… на матовом фоне живописный кукиш. - Мне подсказывают, рановато. Согласен. Первым шагом считаю добычу зерна. Если Гос¬подь не против, будем с хлебом. И подданным объя¬вим: кто отвечает за сбыт излишков, кто за экологию, кто за связи между племенами…
Зебромер слушал, затаив дыхание. Набрался смелости и спросил:
- Наделы земли не худо было бы отдать без платы.
- Это наш главный козырь. Единственное ограничение, - чтобы хозяин не запустил под свалку, спекулировать не стал. Земли на всех хватит.
- Тогда и нам придётся брать по участку. Кто станет со¬держать шесть ртов?
Задумался я на минутку.
- Землепашцы согласятся кормить шестерых и иметь при¬быль от сбыта излишков, кото¬рую вы же и организуете. Продадим в соседние сектора, вернём долг Нулевому, и поживайте - радуйтесь. Никого над тобой, все равны. Да, чуть не забыл: хотелось бы изолировать лодырей сразу, чтобы тру¬женика не портили, однако решения я пока не вижу. Посмот¬ришь, Зебромер, начнут работать на себя, и всем понравится.
Его лицо сияло. Похоже, он представил, как оно будет.
- Если только удастся стронуть дело с места, пойдут за нами, - вставила слово Хурма, за¬горелась идеей окончательно. - Хотела бы и я хоть денек пожить при таких правилах.
- Я тоже. - Зебромер вперёд подался: - Погоди, Гаско¬нец! Как быть с армией? Из сосед¬них секторов нам постоян¬но угрожают. Только и ждут, чтобы у нас что-нибудь разра¬зилось, пошли раздоры. Тут же и ударят!
Стал я искать глаз любимой. Почему молчала раньше? И Синдбадский: что ищет он в своих морях?
- Видите, насколько несведущ я в здешних тонкостях. Кто стережёт рубежи сегодня?
- Всем миром стоим, каждое племя свой участок дозором держит.
- И как надёжно?
- На совесть, - убежденно заявил Зебромер. - Только против разрушителей нет средства. Появляются там, где не ждут. Успевают нагадить - и пропадают.
- Не пробовали говорить с ними?
- С командирами пытались, сколько раз уж! С рядовым составом бесполезно, полные «колгейты», как говорит Синдбадский, из одного тюбика, масса однородная. Платят им недурно – что ж не выпол¬нять приказы?
- Сегодня многим довольно и того.
Зебромер споткнулся будто.
- На сторуков бы нашёл управу. Жируют, за труды наши веселятся, а излишками полны помойки. То, что дети наши съесть могли.
- Понимаю. Но завидовать их жизни в целом я не стал бы. Головы трещат у них, как сбе¬речь, кого и скольких нанять для охраны. Несчастья всё равно преследовать должны таких. Нет, чтобы у себя нащупать корень зла. Ты и сам можешь назвать хоть несколько примеров ярких.
- Ярче не бывает. Дома горят, со всем богатством. Змея Горыныча в бедах личных обви¬нить готовы.
- Змея Горыныча? - Я на Хурму взгляд бросил. «О, сколько нам открытий чудных гото¬вит посещенья дух!» Чтобы и с этим миром породниться, ступеней сколько-то преодолеть го¬товься, существуют правила, которые не обойти. И первое условие, как дар божий, - постепен¬ность; недаром сердцевина прячется под многими слоями… Вот и до Змея Горыныча добра¬лись, кто там следующий?
Колонна остановилась. Дорогу нам заступил отряд в двенадцать сабель; полководец бра¬вый раздобыл где-то разбитый арбалет, после ремонта собирался выяснить мощь поражения на мишени подходящей. А где в Девятом водятся мишени? На вопрос «куда собрались», ответ достойный: «Да карасей воевать, чтоб выходного не видали».
- И тактику боя ты, конечно же, продумал. - Полководца Гонза специально задержал у ка¬реты нашей, чтобы мы были в курсе.
- По месту определимся. Мне по секрету подсказали, что на первую атаку караси не отве¬чают. Для всех загадка.
- Но у тебя сложилось мнение… - подсказывает Гонза.
- Так в школе выучили. Я решил: возьмём гадюшник сразу, в первую атаку.
Хурма приоткрыла дверцу, чтобы услыхали её слово:
- Потому не отвечают, что вооружаются с подачи вашей. Собирают стрелы, копья. Да разве очередь тебе сегодня?
- Я в лучших чувствах просто оскорблён. Вчера брат названый ходил тревожить карася, так войско посрамили, что молва границу перешла. Вот за то иду воздать сторицей.
- Сколько было воинов у брата?
- С ним вместе - семеро, да таких, что один в бою десятка стоит.
Развернула кубики Хурма, мне локтём сигналит. На вчерашний день «Справка» выдала: «Личный состав крепости состоит из тридцати необученных новобранцев». Ниже, мелким шрифтом, шло уточнение: «По последним данным авиаразведки, противник поднял числен¬ность личного состава на пятьдесят процентов. Откуда пополнение идёт, не установлено, но независимые источники твердят в одно слово – Синдбадский, кто же ещё?»
- Я думал, Синдбадский в плаванье корабли готовит …
Амазонка сжала мою руку, дескать, помолчи.
- Что скажешь, брат, на то, что сорок пять воинов готовы отразить атаку четырёх таких отрядов, как ты ведёшь? Учти и следующий момент: с подачи многочисленных походов караси уже вооружены по последнему слову… м-м ваших потерь. Ни дня, ни ночи отдыха не знать, - упражнения лишь укрепили дух. Они на дежурство боевое перешли, врасплох их пруд вам не застать. Подумай, чтоб не наступить на те же грабли.
Я в кубики свои полез. За соотечественников ревнуя, истину установить решил, узнать, как именно с девятскими разделались инкарнаты. Рубрику «жертвоприношения» пропускаю сразу; в разделе «наказаний массовых» читаю: «Намедни, исполняя долг служебный, семеро воинов отважных в лапы противника угодили и, через опускание портков, были биты сыромятными ремнями. Та¬ким жестоким образом передовиков производства, отцов семейств противник вывел из строя на неделю».
Тучи в небе сошлись в построение необычайное, для глаза наблюдателя редчайшее: две¬надцать зубьев на единой полочке… Право слово, как те грабли, и встали будто на пути отряда мстителей. Как доступны к чтению небесные знамения и знаки!
Полководец зубья посчитал, людей своих… Наблюдаю за лицом его, как чувства проти¬воречивые схлестнулись, и победило… «Нет, мы обязаны идти!»
Удачи пожелать осталось, она не помешает никому. И разошлись пути наши, дорожки; берёзовая роща позвала водицы ключевой испить. А лепота, а чисто-то как и ухожено кругом, я поклонился невидимому изумрудцу - хозяину сего надела. И опять в дорогу.
Колонна экипажей подошла к чудесному по размерам мосту через широчайшую для масштабов здешних реку.
- Наша Куделя, - кивнул воин, припав к стеклу.
В глазах рябило от крепежа, пролётов; как на кадрах ки¬нохроники, мелькали долы и холмы, малахитовые поймы и леса. Сердце прямо сжалось при мысли, что всё это может по¬гиб¬нуть под недруга топорами. Далеко справа замечаю чёр¬ные точки - в открытом море, куда Ку¬деля кубометры полновесные несёт.
- Говоришь, появляются, откуда неизвестно? Это уже не лирика. Можешь знак подать, чтобы колонна остановилась?
- Могу. - Зебромер высунулся на ходу, каким-то образом передал сообщение; хорошо, хоть свой язык у них налажен, подумал я. Хурма за точками следила неотрывно. Они мед¬ленно, но всё-таки приближались.
На открытой местности ветры разгулялись не на шутку. Гонза подошёл к перилам, ко¬зырьком приложил ладонь ко лбу.
- Вот и разгадка, - произнёс Гонза. - В Куделю впадает добрая сотня мелких речушек.
В инструкции древнейшей, в путеводителе по воплощениям говорится: «Во всякой жизни набе¬гают времена камни собирать, приходят времена разбрасывать те камни». У кого-то просвет между первым действием и вторым может составлять полжизни; у нас просвет был невелик. Тяжестей всем потаскать пришлось, как мне два рюкзака. Те, кто объектом для насмешек находил мой случай, сейчас, плечо к плечу, таскали камни. Родину защищать – не спасать на берегу палатки. К перилам экипажи доставляли крупные валуны, здесь их сортировали по калибрам. Ветер взял нижнюю октаву и мешал расслышать, что с бе¬рега кричат. Над головой с псевдореактивным рёвом проносились тучи.
- Тащите, сколько есть. Мелкие сгодятся тоже, шрапнель свои проценты наберёт, - кричал я. Повернулся к Хурме: - В каком знаке Луна?
- В Близнецах.
- Это хуже, - признал я, но так хотелось руку приложить. Подручными средствами решено бомбить. Отряду пришлось разделиться, чтобы было кому ударить по тем, кто доберется до берега. До разных берегов.
Было что-то зловещее в этом хищном построении; дис¬циплина у разрушителей если не в почёте, то на высоте. Чёр¬ные лодки уже можно было сосчитать.
- Двадцать две… три, четыре, - выкрикивала Хурма, защитив глаза стеклом; в арсенале амазонки наверняка имелись и другие хитрости. Но я думал о другом. Не должна природа помо¬гать врагу, это против правил. Ветер крепчал с каждою минутой; глаза слезились, как никогда.
- Маловато нас, - с неподдельной тоской заметил Гонза. - Раз¬рушители никого не пощадят. Вот бы весточку подать кому.
Я к небу поднимал лицо.
- Неужели думаешь, на Небесах ничего не предпри¬мут? Помолись, Гонза, призови местное племя богов, - я для них чужой. Пойду пока, сделаю расчёты.
Хурма отправилась следом. Воины вскрикнули, когда я сбросил камень без надобности:
- Умом тронулся Гасконец? Ещё один - сам следом полетишь. - Воины сбиваться в кучки стали. Вернуть долги, спросить прощения перед боем, обычай соблюсти, быть может.
Камень вошёл в воду с фонтаном брызг.
- Четырнадцать! - Хурма подставила для обозрения ладонь: четырнадцать фаланг синим фломастером помечены документально. Вот и объяснение, подумал я: сила земного притяжения такова, что для ковров-самолётов просто раздолье.
Свидетели эксперимента прекратили разговоры, смотрят в рот.
- Значит, поступим следующим образом. Бросаем бомбы с опережением, на счёт «один». Хурма будет считать вслух. Для надежности, сбрасываем через три интервала… не по носу, так по корме. Повезёт, - в серёдку угодим. А пока всем отойти от края, чтобы не заметили прежде срока.
- По шесть разрушителей в лодке, - доложил Зебромер.
- Я знал это, пока они шли морем. Не сей панику. Их больше двухсот, зато у нас выигрышная позиция.
Зебромер прищурил один глаз:
- Если ты лучше видишь, скажи, чем они вооружены?
- Луки со стрелами. На днищах лодок лежат топоры и какой-то инструмент. - Спиною к морю я стоял, и говорил о том, что видел прежде. Он поправил шлем и молча отошёл в сторонку. Потоп¬тался, присматриваясь к вражеским порядкам, когда ж позволили условия, сам рассмотрел, взял на учёт и сразу же меня нашёл.
- Думал, врёшь. Придётся отныне верить твоим словам, Гаско¬нец. Одно смущает: как тебе это удаётся?
- Постарайся обещания не забыть. Ещё не раз будешь иметь случай убедиться в способностях моих.
Зебромер оказался хватом:
- Стань же мне учителем, Гасконец!
- Стань же мне учеником, - согласился я, легко припом¬нил свои восторги пред гением Евгения.
Лодки стали заполнять русло Кудели, выстраиваться в линию. Я велел, чтобы по мосту ходили экипажи без верха, с низкой посадкой. Не сломалась бы линия, думал я, выгляды¬вая из-за стропил. Ветер пронизывал до пят, дул со стороны моря с невероятной силой; мост постанывал, крепился да сам поглядывал с опаской: пощадят его самого, уважат годы? Это был очень старый мост, почти мудрый, если судить по его вопросам: «Неужели они не знают паруса? Идти против течения было бы куда легче. Какую всё-таки заканчивали школу?»
Линия, однако разомкнулась, к мосту враг подгребал в две неполные шеренги. В лодках заметно оживление, - ви¬димо, засекли кого в порядках наших.
По мосту пустили высокую карету, она должна отвлечь внимание… вот уж на правом берегу, - езжай дальше, не ос¬танавливайся! Я махнул рукой. Воины вышли из укрытий, невозмутимо расположились на позициях. Реша¬ющая минута приближалась. Победим, и вырастут на этой славе дети девятских, нет - в следующий раз при¬думаем что-нибудь поинтересней.
Минутному порыву поддавшись, Хурма ткнулась лбом мне в плечо и отошла, чтобы не мешать. Умница моя. Разве с такой поддержкой мы можем проиграть?
Иногда полезно оценить положение взглядом случайного прохожего, кого устраивает любой исход, - над позицией я как бы взмыл… позаимствовал у молодого сокола, кружащего над нами, его видения. Но это же совсем другое дело! Прямо бери и пиши картину: руки напряжены, лица со¬средоточены; почти все бомбарди¬ры шлемы сняли. Среди камней замечаю споры, кому раньше идти ко дну; этот патриотический подъём необъяснимым образом увязывался с метким погружением.
Я дал от¬машку. Хурма начала отсчёт. Эти долгие «четырнадцать» показались вечностью промаха. Через паузу, место сожаления занял долгожданный хруст, в рамочке из воплей.
Воины Гонзы явили признаки дисциплины, достойной всяческих похвал. Ни один не вскрикнул после первых попа¬даний, как в той песне: «Такая у нас работа - учить самолёты летать». Девять лодок мигом пошли ко дну, потом ещё две. Тишина на позициях нам и выигрыш во времени дала, пусть не большой, пока де¬сант не открыл огонь из луков. Под та¬ким углом поражающая способность была до того низка, что Зебромер с наперсником, с ребятами, кто половчее, шутя ловили стрелы на лету. Я был поражён, приспособления диковинные увидев; кто удилищем с мишенью мягкой на конце, кто рывком руки, но слажено изымали у траекторий опасные предметы и скла¬дировали у ног своих. Боец, стоявший ближе прочих, стрел наловил под сорок штук; перила левой стороны моста и сам настил были усыпаны смертельными орудьями, не сыскавшими ни цели, ни славы.
Хурма укрывалась за квадратной балкой, с уверенностью лондонского Биг-Бена отмеряла доли. Камни срывались вниз по взмахам Гонзы, кото¬рый дуб¬лировал мои отмашки. Сейчас, наверное, он сам себе завидо¬вал: впервые отдавал команды ради спасения жителей, - не для разгона недовольных.
Ещё четыре лодки обратились в щепки, ещё одну удачно раско¬лоли, воды бортом другая зачерпнула. Счесть уцелевшие теперь оказалось легче: четырнадцать штук сносило быстрое течение на¬зад, в разгневанное море. Лишившись лодок, разрушители устремились к берегу. Гонза распоря¬дился, и воины разделились на два от¬ряда; окрыленные уда¬чей, скоро они вступят в бой, где по¬требуется мастерство иного рода. Следом отправились и наши пожелания удачи.
Первые десантники уже выходили из воды, поднимая руки с оружием над головой; одного достал булыжник… случайное ли попадание? Больше тридцати лучников на правом берегу собрались отвоевать плацдарм и перебить пехоту на ближних подступах. На левом берегу завязался жаркий бой. Там, среди кус¬тарника, я заметил изумрудцев цветные колпаки; эх, знать бы раньше! Следовало отступить, чтобы гномы ударили в тыл.
Гонза понял с полуслова. Я с наслаждением от¬мечал дей¬ствия отряда по положению его рук. Вот это связь!
Зебромер провёл точно такую операцию на правом бере¬гу. Когда гномы по тылам пошли гулять, за исход сражения я был спокоен, и снова полюбовался работой метателей лассо. Разрушители были упакованы мастерски, как пауками мухи.
- Что там происходит? - Суета, шум лишний не входили в наши планы. Как и первые признаки простуды; будь рядом мама, получил бы носовой платок.
Гонза выглянул через перила.
- По-моему, гномы пленных поделить хотят.
- Что значит, поделить? Надеюсь, не до крови?
- Военную добычу выкладывает для обозрения добывающая сторона, купцы экскурсией пройдут, зеваки праздные, а потом, в обстановке деловой, решают стороны судьбу предметов. Скорей всего, отдельные экспонаты покинут экспозицию ближайшей ночью.
- Зато уцелевшие однополчане, понимая, что не помогут своим уже ничем, потащат скорбную весть хозяину, - сказал я. - Представляю, как это будет. Безупречный план, прошлыми походами подтверждённый, разлетелся вдребезги.
- Пусть попробуют ещё добраться. Предчувствие имею, а оно пока не подводило, обед у хищников морских празднику под стать сегодня будет!
Меня больше волновала загадка, что могло лежать там, на днищах лодок. Пловец из меня неважный, вот бы кто… - размышлял я, глядя в пучину с моста. Рядом замер Гонза, тоже уставился на воду. По выражению лица не скажешь, что творится на душе.
- Догадываюсь, о чём тоскует Гасконец. Нет у нас ны¬ряльщиков, не было нужды до сей поры. Могу вдоль берега послать людей, поищут в деревнях прибрежных.
- Отправь. А вот сюда напрашивается колесо огромное… Великанов уговорить, нужно поставить такую мельницу, чтобы ни одна лодка не проскочила.
Он схватил меня за локоть, после испугался сам:
- Прости, повелитель. От избытка радости… Мельницу, говоришь? Идею взвесить надо. Погоди, у горы Аладдина, пока в засадах выжидали, на свободном камне проект дипломный наблюдал я. У Старшины этот практикант с головой. Как же его, Сикпенин! Да у него там сорок проектов разных, на всякий в жизни случай. Говорит - на ватмане одном, почти архив.
- Встречался я с Сикпениным, хорошее впечатленье оставляет по себе. - Сам думаю: не потому ль кружу, вокруг да около, чтобы на глаза попался камень тот? Что ж, случись оказия, уж постараюсь заглянуть в архив, к идеям присмотреться. Сам обнял воина за плечи. - Полно, Гонза, запомни: я тебе не повелитель, если угодно, старший брат.
Он просиял:
- Всё больше и больше ты удивляешь. Завидую я вам - всем, кто живёт в Нулевом.
Отборным чихом разразился я, из носу потекло, и рукам прибавилось работы. Нашёл-таки ветрило уязвимое местечко в обороне нашей.
- Особенно нечему завидовать. Живут там ради денег, полного холодильника и удовольствий. Добрая половина не выжила бы в условиях здешних. Повальная лень, сонливость, пустая трата отпущенного времени.
- Так есть другая половина.
- Другая… а-ачхи! Там не просто тоже: часть собствен¬ного голоса боится, другая - ни знать не хочет ничего, ни менять. Иные Бога просят о подмоге, и тут же на заработки бросаются, ибо вера показная, внешняя… а-ачхи! По многим признакам, счёт пошёл на часы и дни, - наверное, вам выпишут пропуска, скоро уж. Вам и другим, кто терпе¬ливо десять тысяч лет на человеческое тело очереди ждал. Надеюсь… ачхи! Вот пробрало, так пробрало. Надеюсь, детей нау¬чите, как с природой ла¬дить. Мы разучились. Одно цу¬нами по полмил¬лиона жизней смывает с игровой площадки. Один реактор миллионы выкосил … так что бдите, постарайтесь уберечь изобретения от безответственных кликуш.
На берега Кудели воротилась тишина; Зебромер с трофеями возвращался, - эти пару луков показывать не стыдно на парадах, у меня прям зачесались руки. Как напоминание, пришли слова мудрейшего: «Только возьми оружие, подкинут работёнки». Командир стал примеряться, проверять прогиб луки, оценил отделку.
- Я вот о чём подумал. Ты говоришь, хотел бы лодырей изолировать. - Зебромер признаться постеснялся, что решение подсказал на днях соседский мальчик: дети мечтали, кто кем хочет стать. - Да проще простого: собираем в кучу и земли участки вы¬деляем. Проголодаются - за ум возьмутся.
- И то правда, - кивнул Гонза. - Пока едят чужой хлеб, стеной стоят.
- Надо попробовать, - почти согласился я. - Нет - по¬ищем варианты.
- Смотрите! - Сухопутное создание, красавица моя ужаснулась, рукой для надёжности ухватилась за перила. С левого берега уже ныряли смельчаки. Гномы снаряжа¬ли в водолазы всех желающих; воздушные шары в каркасах из плетёных прутьев нарасхват пошли, для глаз нашлись… обычные маски для ныряния.
- Слышал, гномы старательно уничтожают вещи, попавшие из Нуле¬вого. Выборочно, надо понимать. - Поворачиваюсь к Гонзе: - Ты отдавал своим воинам приказ?
- В отряде дураков не держим, решают сами.
Один из «водолазов», до пояса раздетый, примчал с добычей; в сумках рации, с сотовый телефон размером. В плёнке плотной карта сектора, словарь-переводчик, письменный набор и фотографии красавиц обнажённых.
- Этот срам мне передай! - Изумрудец незнакомый именно за фотографиями притопал. Слишком много глаз реакцию караулили мою.
- Прошу.
Нисколько не смущаясь посторонних, гном рукавички натянул, смял зарубежную продукцию в комок и положил у ног. Затем снял рукавицы, присел над мусором да в ладоши хлопнул. Испепеляющим огнём занялась бумага, а из-за моря, мне показалось, тяжкие вздохи донеслись.
Водолаз справился с онемевшим языком, проявил инициативу: «Поиски продол¬жать?»
Гонза кивнул в мою сторону:
- Спрашивай у Гасконца, это его затея.
- Сразу не найдём, - занесёт песком. Хоть одно устройст¬во поднять, знали бы, к чему готовиться. - Глянул в сторо¬ну водолазов. - Вода… ачхи! хоть не холодная?
- Отличная, пойду ещё разок нырну. Но досталось лодкам! Через наши жернова разрушители впредь не пройдут. Придумают, как снаряжать, и чем. Теченье сильное, сносит. Верёвку бы, от берега до берега, да привязаться к ней. – Воин сделал шаг ко мне, подмигнул задорно: - Поднимем, повелитель!
- На ваше усмотрение. Сколько сможете. - Я развёл руками: по большому счёту, это не реально, в Девятом нет такой верёвки. Но, как правило, подумал я, к решению проблемы можно подойти с нескольких сторон, как снизу, так и сверху, вчера и завтра… не подскочила б температура.
Воин отправился обратно. Замечаю, на правом берегу столпились гномы, - помолиться решили, что ли. Как сквозь сон, на берегу я наблюдаю нагромождение пирожных и печенья, они молились, и сладостей гора росла. Внезапно посреди Кудели поднялась волна, вздулась пенно; тридцать три богатыря сейчас очистят лоно нежное реки. В коленках ощущаю слабость и ищу опоры. Гонза рядом, и Хурма… верёвка с берега до… сторукам выделить наделы… лунных строителей приструнить. Масштабную до пят рубаху из планов развития сектора на квартал текущий кто-то пытается на меня надеть, но застит свет мне алый цвет. О китайчонке я подумал тотчас: «Он бы мог пособить».
- Кто? - все бросились к перилам.
Мне показалось, хвостом могучим китайчонок выгребает на берег посторонние предметы, с запахом и видом чуждым. Следовало давно… а-ап-чхи! от ветра поискать защиты.
«Карету мне, карету!»
12
Сорок всадников с повязками, скрывающими лица, сопровождали экипаж вельможи. Земледелец и случайный путник без предупреждения дорогу покидали. Эти драконы и корявые надписи на щитах, на доспехах и штандартах известны всем: едет сам Великий Штаниба с головорезами. То ли придумали люди досужие, то ли на самом деле, но поговаривают, будто реч-ной дракон обещался изловить Великого Штанибу и плату за использование логотипа взять. Поэтому и маршруты сле¬дования «великого» пролегали мимо мостов, водоразделами, всё посуху. Не иначе, из его окружения сочились страшил¬ки, подогревая нездоровый интерес: «Говорят, ночью видели драко¬на, - полёживал на песочке, звал повидаться». То во¬обще лицезрели летящим (читай, не будет никому спасения, если удумает которого приголубить). Уж и дворец не спасёт, если что. А уж про то, как «великий» отходит ко сну, чем потчует¬ся и во сколько, про то легенды ходят, изустные преданья. Съел чего-то - и замучил насморк, ножка заболела, зуб - сколько поваров, официан¬тов да лекарей всевозможных было предано лютой смерти. Возможно, преувеличивают, но нет дыма без огня.
Сдавать стал Великий Штаниба, на нервной почве боляч¬ки вымахивали, как трава после зимы. Исхудал, ел мало, - того и гляди, начнут путать с колдунами - злыми да худыми. Трудней угодить ему с каждым разом: карета подушками вы¬стлана, дороги вылизаны, но найдёт причину устроить выво-лочку. Работа с кадрами - тяжкий груз; эти бесконечные пе¬рестановки, приближения и удаления от себя… всюду по¬досланные мерещатся, так и стоят в коридорах с пузырьками, эликсиры разные сочиняют. То ли дело, когда он сам, своей рукою снимет с грядки дыню, зачерпнет воды из ручья. Потому и неожиданны приказы, остановки и разворачивания. Потому и трещат головы у министров безопасности, путей сообщения, казначейства и погоды. «Дай дождя, посохло всё!» - Тот безумно выпучит глаза, ведро хватает и за водой, к ближайшему колодцу…
Отряд Гонзы сделал остановку, экипажи к обо¬чине прижались. Карета поравнялась с командиром, дверь открыл слуга. За тяжёлой кисеёй не разглядеть «великого».
- Тебя можно поздравить с открытием фронта и с первой удачей, Гонза? Заметь, я не называю это победой. Я всё ещё надеюсь на мирный исход переговоров. Глупцы обвиняют меня в чём угодно, ты заметил, знаешь. Кто-то считает, что мы бездействуе¬м, но политика - штука тонкая, о которой не кричат на каждом углу. Идут переговоры, так им и передай. Что касается инцидента… Когда с со¬седями наладим отношения, я первый пойду в твою защиту. Ты ведь не по своей воле в бой вступил. Кстати, где Гасконец? Неужто прячется меня? По-моему, я со всеми справедлив, полистай «Книгу жалоб», чистые страницы.
- Гасконец лечится у знахарки, - успел сказать Гонза.
- Ведь мы не ведьмы с тобой, нас он не жалует.
- Э-э… - растерялся воин.
- Вот кому не верю я, так это знахаркам, бабкам тёмным да грязным. Ведьмы! Одна меня чуть со свету не сжила. Не знаю, как объяснить, но был случай: отвар трав пьют прове¬ряющие, им хоть бы что, а у меня понос. Да такой, - думал, кишки выскользнут. Против одного меня работает промыш¬лен-ность; это ж сколько опытов провели, чтобы яд другим не вредил, меня одного брал за горло? Ещё найду заговорщи¬ков, и мало им не покажется, поверь. А этот последний коно¬вал, - доктор, тоже мне! Врать горазд: у меня одного аллергия; почему у других нет? Так и трещат языками, чтобы оправ¬дать бессилие науки ихней. Лженаука, вот что я тебе скажу! Никогда не обращайся к тем врачам, кто сам болеет. - Долго бы ещё «великий» распространялся о болячках собственных, изли¬вал наболевшее на первого встречного, кабы не перемена на¬строения. - Для чего все это ты хочешь знать?
- Я у тебя, Великий, ни о чём не спрашивал, - опешил Гонза.
- Врёшь, и тебя купили. С чего бы я стал рассказывать? Умеешь отда¬вать мысленные приказы, да? - За кисеёй Великий глаза прищурил. - Так вот, что тебе положено знать: я отправляюсь на Куделю, для организации строительства Мельницы, он же нам пшеницей сектор взялся завалить. Так и пе¬редай Гасконцу, не время прохлаждаться во дворцах, когда враг совершает одно нападение за другим, и так далее. Моё место среди защитников сектора… Да, так ему и передай.
Смекнул Гонза: не донесла разведка половины, и не тем путём махнул Великий.
- Возможно, ещё встретитесь с Гасконцем.
- Я ни с кем не хочу встречаться, я и без того делаю куда больше, чем следует! Мой авторитет страдает, я бездарно трачу его на вас, но если бы кто знал, какой ценой его пестовал и добивался я, вы бы не лезли со своими глупостями! Эй, поехали!
Гонза отскочил в сторону, едва не угодив под копыта те¬лохранителей; злорадная ухмылочка и снисходительный ок¬рик: «Не зевай!» Довеском полетели комья грязи и проклятья… Так уж повелось: помпезности слуга к речам пространным тяготеет и объектам; уже и Мельница ему нужна, на взгляд вельможи, чем длиннее лопасти, тем авторитет весомей. Иначе обыватели считают: спороть карманы нужно, чтобы не застревали руки, когда дурной работы непочатый край.
По дороге во дворец всё чаще попадались строительные бригады; каждая сооружала свой щит. Общая идея, герои разные: «Голосуйте за…». Нашлись сторонники и у Гаскон¬ца. Гонза словно очнулся, ясно увидел перспективу: «Почему нет?» Тем более, в сражении на мосту их отношения окрепли. На его месте, кто другой не вцепился бы зубами в случай и не преминул подать заявку в «Карьероуправ¬ление».
У самого дворца щиты возводили тоже; слух о бегстве «великого» разнёсся с невероятной, но вполне объяснимой скоростью. Иные робко возражали: «Временно пол¬номочия сложил, он ещё вернётся и покажет драное ухо либо за¬ас¬фальтирует под столб какой, под башню или крылечко».
Гонза спешился, дождался, пока экипажи выстроятся у стены, внутри ограды. Из сторожевых башен ему салютовали воины других отрядов. Начальник караула, Пилипишка, с док¬ладом поспешил: «Мельница… SOS-обязательства приду¬мал, искупить вину перед гражданами Девятого пла-менным трудом, кровавой мозо¬лью… Но где герой наш?»
Гонза оглянулся, точно ещё раз хотел убедиться, что Гас¬конец отсутствует.
- Его задержало дело чрезвычайной важности, на днях прибудет. Не забыл ли завскладом оставить за время правле¬ния отчёт матери¬альный?
- Материалы у казначея. На всякий случай, его отправи¬ли в северную башню отдохнуть, - эпидемия бегства мо¬жет перекинуться на личный состав гарнизона. - Начальник кар¬аула, похрустывая леденцами, ходил вокруг прибывшего, пока не убедился, что сам Гонза не пострадал. - Мне доло¬жили, у тебя потери?
- Двое ранены, ими занимаются специалисты. Осталь¬ные… - Гонза решил не посвящать собеседника в детали, почему при Гасконце оставлены пятеро воинов, - заняты ре¬монтом дороги, пострадала она при отражении атаки. Гово-ришь, Великий в строители подался?
- Разминулись, выходит. - Начкар приложил пальцы к губам. - Выехал ночью. Нет, знать, ему резона встре¬чаться с вами. Угощайся, правая рука Гасконца, - с леденцами протянул кулёк. - У нас новость. Перед ис¬чезновением, объявил узникам амнистию. Тем бы удалиться, да поскорее, - нет, говорят, дождём Гасконца. - Начкар запустил палец в вечно жующий рот.
- Чего им надо?
- Завскладом… ха-ха, лишил их документов.
Гонза хрустнул леденцом:
- Знать, правду говорили: обвинения высосаны из пальца. (Начкар тотчас убрал руки от лица). Ему нужны были кубики, и только.
С грохотом жестяным прогрохотало в небе. Оба проводили глазами реактивную тучу.
- Если Гасконец пошлёт за ним на Мельницу, скорей всего, гонцы поедут зря.
- Я тоже об этом подумал, - сказал Гонза. - До чего же знакомы такие преданность и производственная прыть.
Начкар снова принял слова на свой счёт, но тотчас уте¬шился мыслью: «Да кто я, чтобы принимать на себя все об¬винения? По приказу Великого Штанибы отправлял отряд за отрядом тревожить противника порядки. Самодельную их крепость разбросать мог в два счета, - нанять великанов дело плёвое… по прайс-листу их услуги как будто не подорожали. Спросят, - я молчать не буду. Пусть Гасконец знает, кто стоит за бездарной тратой воиночасов. И пусть отвечает пе¬ред народом тот, кто бюджетом сектора распоряжался».
Они прошли ступенями парадного, где караулили кормчие приезжих: бывшие узники не собираются покидать гарнизон¬ную столовую. Старший повар теребил косички, замышляя их покрошить в салат.
- Выставьте, пока не объелись… ценники повыше, - по¬советовал Правая Рука, хозяйским глазом прощупал инфра¬структуру. - Пожалуй, пора для личного состава парик¬махерскую соорудить. Из моды вышли эти казематные причёски.
- Была когда-то и парикмахерская, в дальнем крыле. Завхозу наше¬му не нравилось, как стригли Сонечка с Анечкой, сократили, - делился со-ображениями начкар. - Великий знаток, ха-ха. Мотивиро¬вал тем, что у себя на подушке находил волосья. Его, видите ли, обдавали из тех же флаконов, что и воинов.
Под гулкими сводами дворца говорить вообще небезо¬пасно. Как-то одному говоруну куском штукатурки напрочь голову снесло. Свидетелей тому, правда, не нашлось, но случай запомнился, сообщал на ходу начкар. При иных об¬стоятельствах этот служка бросился бы защищать Великого Штанибу. У сильного, лишь задеть его попробуй, из слабаков сполна заступников най-дётся.
Никогда прежде Гонза не поднимался выше первого этажа, поэтому и обратил внимание на слишком опрометчи¬вые неровности стен: бугристые, с червоточиной раковины слишком напоминали уши - человечьи, кощеевы, ослиные…
- Ах, это? - продолжал блистать познаниями Пилипиш¬ка: - Проявился капи¬тального ремонта после такой ошеломи¬тельный дефект. Подрядчик на поставщика валил, тот ссы¬лался на транспор¬тировку и хранение с нарушением ГОСТЯ.
Отдельные ступеньки выглядели, как на лесной тропе капканы; по указу начкара, коридорные разрядили их. Сама атмосфера дворца сохраняла привязанности бывшего хозяи¬на. Паутины нет, а лица – нет-нет, да и коснётся, и тянется из периметра углов; ноги вязнут без причины видимой на поворотах. На лестничной площадке духи с привидениями в карты резались азартно; они огорчились несказанно, стоило воинам про¬шить насквозь столик иг¬ровой. Бубновый король прилип к доспехам Гонзы со спины, начкар стремился карту снять, да безуспешно. Его дух шустрый опередил бесцеремон¬но:
- Недостает шестёрки. Повернись теперь ты спиной. Благодарю, можете идти.
Гонза помешкал у дверей тронного зала.
- Как считаешь, Пилипишка, захочет Гасконец жить здесь?
- О вкусах не спорят, - отвечал начкар, - пожуём - уви¬дим.
- А скажи мне, не родственник ли ты почившему Кощею?
- Племянник. Да не волнуйся, не перейду тебе дорогу. Проживу на посту своём уж как-нибудь, авралы и тревоги не потревожат тут – вот что ценно.
У трона, гарантирующего славу (но какую, нам не сказано), покачивался одноногий домовой да примерял корону. Никак не мог поймать размер: то провалится она ему на плечи, то на макушке держится едва, и ювелирной мастерской поблизости не наблюдаем. Ни первый, ни последний соискатель борется с соблазном хоть подержать в руках.
Генеральная уборка, как без оной? Пыль с люстр пластами-хлопьями летит. Молоденькие практикантки вы¬трясают пыль из бархатных подушек, штор, матрасов; окна настежь, по залу воробьи снуют. Помалу приживается и урожаится уют.
- Что за птица?
- Просочилась к нам неизвестными путями, - с готовно¬стью отстрелялся Пилипишка.
Гонза хмурится:
- А вот этот шуруп? - указал он на торчащую из стены шляпку.
- Из Нулевого, в 1975-м по их летоисчислению, по-нашему - в 1971-м.
- Точные данные? - спросил Гонза.
- Точнее не бывает. На четыре года люди свернули шею правильному календарю. Если в Нулевом ждут воплощения Христа в 2000-м году, сделай-ка поправку. А вот, обратите внимание, на этом месте выкобе¬нивался портрет Великого… завхоза, ха-ха, всего час назад.
Белокурая практикантка намеревалась взять до¬мового в оборот:
- Разве трудно сдать в химчистку эти артефакты?
- А руки для чего тебе? - не оборачиваясь, отмахнулся домовой. - Если заточены под сплошную глупость, пособлю. Мыло под троном…
- Я только маникюр сделала.
Он понял, что не отстанет: схватил за руку и в мгнове¬ние ока отгрыз ноготки вместе с кольцами:
- Давай вторую!
- У меня завтра день рождения! - вскрикнула практи¬кантка чуть не плача.
Осколки домовой стал прилаживать обратно. Кабы не ко¬рона да ноготок один, что скакнул под трон, он поправить дело мог вполне. На замечание её резонно отвечал, что ни за что не станет покушаться на основ основу:
- Я сдвину вдруг, и на меня повесят шишки все? Вот уж увольте. А говоришь - в химчистку! Тут такая химикалия пойдёт, не продохнёшь! Подумай, дочка: когда всё и так понятно, почему в понятие «служить народу» всяк вкладывает свой смысл?
- Порхаю я, не до того. Дедушка, где же ваша вторая нога? Оставили на фронте, за границей?
- Молчи, стрекоза, не то сглазишь! - Домовой поостыл: - Ладно уж, скажу. Это как на вокзале: ноги ожидаю прибы¬тия на второй путь.
- Дедушка, а он женат?
- У стражи спрашивай, не сторож я ему. - При свидетелях не хочет говорить. Домовой пе¬реправил в этом месте запятую на точку да ткнул оттопы-ренным пальцем себе за спину. Недостающая его нога при¬была «на второй путь» да к основному соста¬ву присоединилась. Сапог-скороход сполз на мраморный пол сам собой.
Домовой приподнял трон, раскидал пачки стирального порошка да пристроил личное имущество. Можно сказать и так: удвоил. А говорил, - трон только тронь.
На редкость сообразительной девчушка оказалась, по¬душку с трона сшибла и просто растерялась. Выбор мыла поразил бы самого взыскательного потребителя.
- Бери «хозяйственное», - подсказал испытатель корон. Прикинул: - Вот бы мне, недельку только, чтобы пальцем править. Гнуться перестал, разработать надо. А Гасконцу, пожалуй, тесновата будет. - И вешает корону он на потайной гвоздок, со стороны обратной трона.
Подхватив в охапку постельное белье, одеяла с пропа¬ленным покрывалом, милое создание порхнуло на выход.
Здесь столкнулась с воинами, испуганное сделала лицо:
- Ах, как вы напугали меня! Я просто не знаю, что гово¬рить. Да, а Гасконец женат?
- Вчера был холост. Собственно, тебе зачем? - шумно улыбнулся Гонза: на груди богатырской затрещали доспехи по швам. Пало на пол да разлетелось осколками де¬ловое выра¬жение лица.
- Видите ли, со сменой власти, у нас возмож¬ность появилась пройти практику по ускоренной программе. Диплом не сегодня-завтра защищать, а без отметки никак.
- Бывает, - посочувствовал Гонза.
- Ужас! Либо ступай на ночлег к преподавателю по ус¬та¬новленному графику.
- Извращенцы!
- Как вы сказали?
- Из возвращения хозяина не стоит делать события. Он у нас скромный малый. Жениться ему рановато. А что, собст¬венно, ты хотела?
- Почему вы говорите со мной в прошлом времени? Я хо¬чу и буду хотеть. Приснился мне один Гасконец, но тот ли?
Гонза подтолкнул начкара Пилипишку на выход:
- И без тебя ушей хватает. Ступай-ка да измерь площадь крыши с башнями, доложишь после. Переходим на запре¬дельные материалы; двести пятьдесят циклов - это вам не поставляемый шифер. Я бы головы пооткручивал изобретате¬лю да опилками набил. А тебе, солнышко, с¬ообщу секрет… Ступай, Пилипишка, тебя это не касается. Так вот, - сказал он, когда начкар отозвался с верхнего этажа, - наш хозяин по ночам грузит хлеб. Любишь сдобу с изюмом?
- С фужером молока! - так и заблестели у неё глаза.
- Девятый до отвала накормить удумал наш Гасконец.
- А наш? - живо спросила стрекоза.
Гонза настойчиво отнял у неё постельное бельё и вручил начкару, который притаился за ближайшей дверью:
- Виноват, я не снабдил тебя рулеткой. Считай в просты¬нях, - там есть, где развернуться. - Сам красну де¬вицу брал за талию да ¬вёл палаты королевские, покои царские глазом комиссии оцени¬вать, победи¬теля соревнования отыскивать, приговаривая: - Именно этот вопрос я хотел бы обсудить без посредников. Нефть да газ имеются у вас?
- Только бракованные игрушки, - растерялась красота ненаглядная. - Однако, мы приловчились отрывать им голо¬вы и прочие непропорциональные части. Следствие так и не выяснило, кто с уродцев барыши имеет.
- По-моему, это безнадежное дело. Тем более, вы нуж¬даетесь в положительной оценке. Как с историей у вас?
- О-о, я не такая. Я лучше!
- Это пока одни слова… Идите-ка сюда, милая, взгляни¬те, сколько пыли здесь.
- Какой ужас! - всплеснула она руками, - сколько же гуманитарной помощи тут погребено? Лимонами мышей травили, вот это что, напри¬мер?
Гонза растерзал сухофрукт о стену. При том настенное ухо было стерто в порошок, - долой строительные дефекты.
- Судя по запаху и цвету, сушёные апельсины. Поверьте, это полезней картошки. Но вернёмся к игрушкам. Поскольку общеизвестно качество игрушек после вашего ремонта, предлагаю сделку заключить. Пакуйте сухофрукт, на родину везите, только избавьте: дети сыты по горло игрушками Великого Штанибы. Когда я был маленьким, заводной Кощей Бессмертный отку¬сил мне два пальца. У меня с тех пор по пять на каждой руке осталось, видите?
- Мне сейчас станет дурно, - закатила глаза практикант¬ка.
- Потерпите, сударыня, мы не осмотрели дальние спальни. Так из какого сектора вы прибыли к нам?
- Поддержите же меня!
- При определенном раскладе, вы, солнышко, можете рассчитывать не только на это, можете попробоваться на роль хозяйки дворца. Убирать пыль ума не надо, нужны дипломированные специалисты. И, чест¬ное слово, я чувствовал бы себя последним подлецом, по¬зволь вам упасть среди нечистот. Переставляйте ножками почаще, умоляю вас, так до ночи никуда не попадём. Вам же по возрасту нельзя работать после захода солнца… Осто¬рожно! Это полотенце может быть отравленным, да и не вле¬зет в ваш кармашек. Расскажите-ка лучше, чьи игрушки ходят на приступ крепости карасей? В своей-то среде должны бы знать, кто на что способен.
На утренней зорьке раненые поднялись за грибами. Я не окреп, как следует, да велик соблазн после легендарных по¬ходов… что почти одно и тоже с рассказами моих новых приятелей. Одно сомнение точило червячком: водятся ли здесь съедоб¬ные, нет ли какой опасности в самой охоте? Сам увидишь, отвечают. Скорее, по привычке, Хурма решила не идти, а с ножич-ком наготове готовилась встречать нас из похода и отсто¬ять жилплощадь при необходимости. Её поведение тревоги почти не вызывало. Управляемая избушка стоила хлопот.
- Мне кажется, я здесь жила когда-то. Дежа-вю. На этих противнях сушила дыни, за этим столом готовила уроки.
- Ну, милая, подобных избушек с печками да столами здесь видимо-невидимо. И управляемых, уверен я, немало.
- Не веришь? Была у меня уродливая кукла. Я тогда не понимала разницу: у всех были уродливые, пока не заглянул в края наши добрый игрушечник. Ходил в те времена по секто¬рам старец, Кукольником звали, - он-то и показал, какие должны быть игрушки. Я долго разрывалась, а в какой-то ве¬чер взяла, да и похоронила любимицу свою.
- Хочешь сказать… - начал я.
- Если вспомню, где, - докажу. И себе докажу: жизнь не обрывается смертью тела. Есть некий перерыв - я припоми¬наю милых и строгих учителей в белых одеждах, они снова и снова бросают нас на ста¬рые гвозди.
- Это у обитателей Нулевого так. Но чтобы и у вас…
- Очень короткие перерывы. Помнится, я дожила до глу¬бокой старости, - сдержала Слово, данное старцу. Сказал иг¬рушечник тогда: «Ничем не крась лицо. Выдержишь, - в сле¬дующий раз родишься первой красавицей». - Хурма вдруг густо раскраснелась.
- В Нулевом точно такие же правила. Одного не пойму: откуда шерсть? - Я собственные версии рассматривал и одну за одной топил. – Объясни тогда: от самого рождения была?
- Не знаю.
И всё то время, пока к грибному месту шли, её задумчивое мерещилось лицо. Говорит она меньше, чем знает, это понятно. Гонза возмущался тоже упорством умствующей публи¬ки: «Если не верят во множество жизней, как объяснят на¬личие глухонемых и калек? Главный Метеоролог посылает в Нулевой детей, по¬добными себе: их красота и полноценность проявлены во всём. Это на следующих кру¬гах начинают облика божественного пропорции терять, обзаводят¬ся долгов хвостами. Сквернословил - получи по языку. На перевоспитание из Двадцать Второго сектора ссылают их не только глухи¬ми». И вопрошают зеркало: куда уходит красота? Не в баночки и тюбики, конечно, но так нужно производителю преподнести…
Но взять грибов оказалось не так-то просто. Мы долго по лесу плута¬ли и постоянно натыкались на следы других грибни¬ков, кто впереди шёл да лучшие экземпляры остригал. В кустах орешника я и напоролся на соловьёв-разбойников.
- О, старый знакомый? - окликнул меня Врежь-Ему, созвал коллег по цеху: - Смотрите, кто к нам пожаловал. Чем порадовать решил?
- Какими судьбами? - отодвинул товарища другой, кажется, Биллис.
- Власть поменялась. Приказ доставил новый. «Надлежит вам занять прежнее рабочее место, и в кратчайший срок».
Соловей-разбойник ничуть не удивился:
- Слыхали? Я говорил, не торопитесь исполнять первый, ибо следом набежит отменяющий, второй. Считай, в Нулевом оказались!
Я попросил, чтобы они перекурили и пропустили нас вперед, хоть по килограмму на брата взять.
- Ступай и хватай. Если сумеешь.
Я предъявил шикарный нож булатной стали.
- Где же грибы ваши?
- Поедаем свежими, на месте. Что проку тяжести в руках таскать? Кабы платили - другое дело. - Соловьи-разбойники повернули в обратную сторону. Иными словами, впереди от¬крывалась грибная целина. Именно здесь я наткнулся на пер¬вый трофей: полметра высотой, шляпка с колесо экипажа. Только подсел с ножом, только хотел воткнуть лезвие, как из ножки боровика такой же ножик выскочил и отразил нападе¬ние.
Что за напасть? Быть не может, я возьму тебя! Потеряв времени изрядно, я, так и не победил. К стыду признаться, под гогот соловьев-разбойни¬ков. Потешались, стер¬вецы. Не потому ли здешние грибы вооружены, что призна¬ли чужака во мне? Выздоравливающих друзей зову на помощь, - не ве¬рят моему рассказу. Зебромер легко расправился с красавцем, срезал ниже «ватерлинии». Хурма чистить станет - я докажу вам, что словами не бросаюсь. Внутри найдём проклятый нож!
Хурма тоже восприняла мой рассказ за шутку, прочесть на лице признаки розыгрыша хотела.
- Это что, в отместку за куклу? Мы не должны размениваться по мелочам. Или у тебя изменились планы?
Поднимаю глаза на печку - и о, ужас! Таращится на меня страшилище нечёсаное, редкими зубами изображает голод, кем-ни¬будь перекусить желает; одно ухо как бы утонуло в голове, второе держится на трёх стежках едва. Истлела ткань местами, но ведь главное не это!
- Хорошо, режь ножку. Там мы ножичек найдём непременно, клянусь!
Так мы впервые поссорились. Я уверен, нож припрята¬ла Хурма. Сам виноват, надо было дождаться, не ухо¬дить, когда позвал Зебромер: «Иди, там двое из Нулевого».
Даша с Павлом, кто же ещё?
- Это вы Андрей Гасконец? - спросила Даша. Такое хрупкое создание, точно ваза тонкого фарфора. Правильные черты лица, почти идеал - кто понимает.
На Даше было весёленькое платьишко в мелкую незабуд¬ку. Озорное, курносое лицо; две слабенькие косички, Ноги ровные, даже худоватые, без призна¬ков какой бы то ни было растительности, этакий нераспустившийся цветок. Павел казался бо¬лее серьёзным, глаза излучали уверенность пополам с бесшабашностью. Блондин с серы¬ми глазами, года на три, а то и на все пять меня моложе. Удивительное дело: Павел на Анну Михайловну похож, Даша - на отца.
- Вы правы, сударыня, Гасконец и есть,- из-за моей спины ответила Хурма. - Я ему помогаю ориентироваться в ситуациях, он часто тормозит. Чуть не стал инвалидом, отделался кон¬тузи¬ей, но кое-что может всплыть позже.
Когда недостает воздуха, я обычно делаю паузу.
- Мы столько слышали о вас…
- Интересно, от кого? - Хурма спустилась с крылечка и стала теснить противника грудью, кругом обошла, прицениваясь к платью. - И пошить успела, вот так ловкая, смотри!
- А вы кто ему? – смущаясь и пятясь, спросила Даша. - Ведь не жена.
- Теперь уже жена, - не моргнув глазом, выдала Хурма,
Её соперница обнаружила ногой опору и решила принять бой:
- Врун на вруне сидит, ни у кого правды не добьёшься. Если вашему сектору суждено погибнуть, я хоть буду знать, из-за чего. И вообще - я считала... Пошли, братец. Извините за вторжение.
- Всё вы врёте! - не выдержал Павел. - Вы не можете быть ему женой по той простой причине, что нас с вами разделяют тысячи лет. А моя сестра… да они созданы друг для друга!
Сестра? - у меня помутилось в затылке, словно конту¬зия действительно имела место. Как же так? Синдбадский несколько раз об¬ращал вни¬мание моё, говоря «дочь с мужем». Ах, я ей не пара… ну, конеч¬но! сразу не сообразил. Неотёсанный, ничего не умеющий; несёт его течение, и все шишки сыплются на голову ему, - улучив миг, я попро¬сил Зебромера присмотреть за детьми Синдбадского. На всякий случай. Хурма шутить не любит.
Вернулся он довольно скоро, - говорит, расстрои¬лась девчонка сильно, идёт, сонная, точно в голову фантазий напихала… «А у кривой берёзы огромную лужу оставила».
- Я не за этим посылал тебя.
- Так ведь обед!.. Ладно, могу и не обедать.
Я махнул рукой - оставайся, после обошёл избу. Решил выяснить, что за механизм позволяет избушке вращаться по голосовой команде. Основание на оси должно держаться, иначе как она каждые девяносто градусов с остановками довернёт? Но спрятан механизм, и микрофоны, - как без них команды принимает? Метров с тридцати всё исполняет, с сорока не слышит. Может, надо громче крикнуть? Может. Только не при таких обстоятельствах.
Вскоре из столовой просочился настоящий запашок грибной. Личный состав цитадели притих в предвкушении праздника, наши желудки гулко переговаривались, и старт был дан. Хурма приготовила нечто выдающееся, о чём свидетельство¬вали крики восхищения. Кто требовал добавки, тот не под-нимался из-за стола; я же продолжал попытки в одиночку ус¬тановить первый столб для будущих ворот. Откуда они взялись, столбы эти, я не понял. Просто тянул время. Надеялся, она лично по¬зовёт обедать.
Шорох в траве заставил оглянуться.
- Не ешь наших грибов, иначе свалятся на тебя неприятности, каких не знал. - В двух шагах от меня образовался изумру¬дец, рядом с ним рюкзак лежал мой. - Что касается действий, то совет постановил: оказать тебе посильную помощь. Должен сказать, на моей памяти это первый случай, чтобы мы созда¬вали союз с соискателями. Не скрою, противников такого решения было в достатке, но менее обычного. - Он потере¬бил колпак с белой кисточкой, точно собираясь с мыслями.
- Совет гномов или ещё какой?
- Мы говорим только за себя. Хотелось бы обсудить не¬сколько вопросов. Смог бы ты выбраться к горе Аладдина, скажем, ближе к заходу солнца?
- У меня нет скороходов.
Гном скривил губы:
- Говорено не раз тебе, Гасконец: называй вещи своими именами. Полными именами. Иначе они и служат не так, как подобает.
- Прости, впредь постараюсь. Однако, зачем далеко хо¬дить? Надеюсь, ты не заставишь меня краснеть.
Изумрудец устроился на бревне. Принялся ковырять кору пальцем.
- Грядут выборы Кощея Бессмертного. Ты сам не наме¬тил подлить маслица в огонь?
- Нам разве можно?
- Из знакомых тебе, документы в избирком подал Филон ваш. Для его возраста это слишком великий соблазн.
- Знаю, почему. Дракон своими фокусами подогрел ап¬петит, - говорю я. - И что? Филон сколотил команду?
Гном ударил кулаком по колену:
- Чего мы не ждали, так того, что он найдёт поддержку у смоли.
- Кто такие?
- Как тебе объяснить? Публика довольно разношёрст¬ная. Сообщество головешек, окурки разума. Помощи не проси; изначальный запас сил сожгли на удовольствия, ниче¬го путного не создав. От пня бывает больше пользы. Однако, пока в состоянии донести бюллетень до урны, с ними обязаны счи-таться. Чем Филон их взял, пока не ясно; смоляки вдруг заго¬ворили об ущемлении прав, носятся с его именем, требуют выделить помещение под Смольный.
- Смольный? - нахмурился я.
- Смолякам - Смольный, - подвёл черту гном. - Видимо, ваш человек пообещал им что-то. Что-нибудь типа «выхода из тупика, списания долгов». Этих другим не купишь.
- Но куда смотрит баба Катя? Обязательства как будто брала…
- Вот что я тебе скажу, Гасконец. Забирай кубики да по¬чаще заглядывай. Обстановка меняется быстро. Уж насколь¬ко оперативно разведчики снабжают данными, теперь и мы не поспеваем. - Изумрудец выдержал мой взгляд и ска-зал: - Наши комплекты включены дни и ночи напролёт, ошибки устраняем с небольшой задержкой. Однако, ком нарастает.
- Сколько у вас комплектов?
- Отбили у Великого Штанибы десятый.
- Зачем же так величать его?
- Чтобы потом, в час краха, поглубже провалился.
Я заглянул в ямку, которую вырыл для столба. Одному не под силу установить этакую тяжесть; пусть пообедают мои «телохранители»… Гонза хитрил: сказал, для охраны ране¬ных оставляет.
На гнома ещё потешнее рассчитывать. И напрасно я так подумал. Он поплевал на ладони, установил их на бревно.
Оно и поехало! Комлем повернулось к яме.
- Надобно молитву отчитать, против гниения. Извини, я проведу ритуал. - Изумрудец, молитвенно сложил ручки и смежил веки. Я стал свидетелем того, как кора стала покры¬ваться серебряным налётом, затем бревно вползло в яму и замерло вертикально, точно забетонировали. Из горсти гнома, распыляясь под ветерком, струился синий песочек. Чуть погодя, он отряхнул ладошки и сказал, что можно засы¬пать.
- Как же вам удалось… у самого Штанибы? Значит, шест¬надцать стало.
- Семнадцать и есть. Разведка перехватила бандероль с восемнадцатым. Пока неизвестно, кого лишили символа вла¬сти. Агент Ура отрабатывает свой корм.
- Это точно, - поддакнул я, сканер-ноутбук, в обиходе - кубики, являются символом власти! За¬тем осмыслению подверг факт. Знают гномы агентов вражеских по именам, для чего-то и меня поставили в известность.
- Воздух идеями насыщен, - продолжал изумрудец. - Не скрою, нам тоже спать не дают сокровища Великого Штани¬бы. Изменение счёта в любую сторону подскажет, что в затя¬нувшемся противостоянии установился перелом.
Ногой, как лопатой, я засыпал вокруг столба яму, принялся трам¬бовать почву. Вот бы помог и со вторым. И тотчас комья земли полетели в сторону, будто за дело взялась пара невидимых псов. Вскоре и второе бревно развер¬ну-лось на месте, словно сосиска на вилке. Всё повторилось в той же последовательности. Я крякнул от удовольст¬вия: удалось без воинов Гонзы. Без расспросов не обойдёт¬ся, так пусть же и у меня пропишется малюсенькая тайна.
- Коль ты надумал строить личную кре¬пость, то самое время. Есть на примете гаражные ворота. Новенькие! - вдруг предложил изумрудец. - Правда, замок там особый, сообразит не каждый.
Честно говоря, ни о какой крепости я не помышлял. Для Хурмы, возможно, они будут кстати; одинокой женщине, без юридического адреса... - я автоматически продолжал поль¬зоваться терминами своего мира. И они все однажды придут на Землю, в наш подлунный мир.
ПОДЛУНный мир - не в этом ли заключено право под¬лос¬ти править бал?
- Чем я могу быть вам полезен?
Гном буркнул одобрительно.
- На первых порах хотя бы делай работу над ошибками, устраняй нагромождения и препятствия, - многое нам пыта¬ются навязать. Почаще вынимай из кармана кубики.
- Честно говоря, я не большой охотник. Именно такой способ управлять действительностью не для меня, - если прямо, испы¬тываю внутренний протест.
- Понял. Мы готовы приставить нескольких спе¬циали¬стов. По хозяйству помогут, один за кубика¬ми подежурит.
- Вариант Синдбадскому вы предлагали?
- Косвенно. У нас с твоим учителем складываются уникаль¬ные отношения. На подсознательном уровне сра¬баты¬вает древний стереотип, что мы враги по природе, изна¬чально и до конца эпохи. Предложи мы ему такое прямо, он наверняка бы отказался. Тонущий никому не протянет руку помощи, - примерно так мы видим его позицию.
- Вы не знаете Евгения Васильевича! - заявил я твёрдо, но дос¬таточно тихо, чтобы не тревожить слуха шпиков.
- И порадуемся вместе, если окажется, что заблуждались, - спокойно парировал он.
- А мне, не колеблясь ничуть, предложили.
- Ты - другой разговор. Гасконец бессребреник. - Гном насторожился, открыл было рот… «Ой, мне, кажет¬ся, пора», - успел шепнуть он. Может, и ветер постарался за него, - пропал из виду мгновенно, раз или два мелькнул изум¬руд¬ный колпак средь спелых трав.
Что-то вспугнуло его, не какая-то мелочь. Я оглянулся.
На крыльце, подперев руками бёдра, сердилась знойная Хурма.
- Всё остыло!
Выходит, я совсем её не знаю, коль мудрые пред ней трепещут гномы.
Я проследил за её взглядом. Кого-то к нам ещё несёт.
С сумою на плече тащился по дороге белобородый старец, при нём узловатый посох, весь покрыт изящною резьбою, ручная кладь да филин на плече. Из-под рубахи долгополой, на мгновение одно, скороходный сапожок сверкнул. Хурма сбе¬жала со ступенек, к путнику бросилась со словами: «Дедуш¬ка! Милый Кукольник! Ты помнишь меня?» Приобняла до того удачно, что в суме странника прямоугольный обозначился предмет, размером с фолиант.
Если это и кубики, то не рядовой комплект, скорей, модель для полководцев.
Он сбросил обороты, стал присматриваться. Хурма сорва¬лась с места, бросилась в избу и принесла эксгумированную куклу… Признал, кивая множеству вопросов, старался больше слушать. Медленно тронулись они по дороге. Старик не принял-таки приглаше¬ния пообедать, между делом - сразить меня свидетельскими пока¬заниями, а благоразумно самоустранился. Пожил на белом свете, знает, у кого трещат чубы, когда в семье разбор полётов.
Я ступил через порог. Воины моей порции устроили смотрины.
- Ешьте, ребята, мне нельзя. Хурме не проговоритесь только.
Они дружно набросились на останки боровика, я же ог¬раничился фруктами. Список только известных мне плодов был бы до конца страницы этой, а другой со¬ставить - гроздями, блинами, бубликами, россыпью и в жидком виде, кашицей и соками представленный на столе, чему названий не сыщу, это и вовсе непосильная задача. Синдбадский не был столь же щедр, на угощение поскупился. Темнит Евгений-свет Васильевич, быть может, снаряжает корабли? Ох, неспроста от¬крываются мне горизонты здешние и ассортимент.
После обеда и думается иначе, - во всем виноваты фрукты. Обитатели сектора озабочены, как бы я не сдал ку¬бики на склад. Позаимствовать хотят, задать сканеру ра¬боты - чтобы потом, в пылу сражения, при наступ¬лении или отступлении, сослаться на потери в живой силе, не только ку¬биков. Возможно, я несколько опережаю или даже форми¬рую гряду¬щие события. Учили: рисуй картины с положи¬тельным ито¬гом, пессимизм никому ещё не помог. Легче на других навешать штампов да ярлыков. Будто сам от промахов застрахован. Иной человек, в силу необъясни¬мых обстоя¬тельств, единственный раз черту преступит, и станет гоним, в лучшем случае - забыт. Казнить пре¬зрением всеобщим - к этому нас толкают, мы же, как дурачьё, согла¬шаемся на удивление сразу... Другое дело - Великий Штаниба. Кроме Создателя, на таких управы нет. Так отдайте кесарю кесарево. Иных на битву кличут: дело правое, ступай с нами; однако, лишь дойдёт до дела, ря¬дом найдёшь таких же простаков, как сам. Человечий суд бывает редко справедлив. По¬чему ж всегда в достатке говорунов и тех, кто хочет поверить обещаниям «в последний раз»? И уж скольких на одном желании преуспеть поймали? - Вот такой кавардак случается в голо¬ве от переедания.
Воротившись, Хурма первым делом мою тарел¬ку оценила. Тут она хозяйка, потому охрану за провизией и отослала:
- И чтобы явились к ужину, не раньше!
В спешном порядке дремотную пози¬цию воины покидали, обменивались улыбочками. Меня это покоробило. Вы¬брал неустойчивую, скрипучую лежанку, разоблачился до поя¬са и нырнул под простынку, лицом к стене.
Более для виду, она посудой погремела, даже для убеди¬тельности уронила что-то. Потом грянула сладчайшая тишина, и я представил, как Хурма подкрадывается сзади: её пальцы выглядели кошачьими коготками, движения бесшумны, в зрачках неукротимое желание подчинять и употреблять; и грудь её представил в кружевах и прочих дамских штучках...
Рядом скрипнула половица.
Одновременно за окном послышались голоса.
Щёлкнул сустав, послышались быстрые шажки отступле¬ния, шуршание одежд. Последовал скрип распахиваемой двери. Я смело подлетел к окну.
Команда и не собиралась за провиантом. Воины сообра¬зили, для чего установлены столбы и для нужды какой на траве лежат же¬лезные ворота. Зебромер с любопытством изучал насечки на ключах от замка, обронил своим: «Тонкая работа». Само со¬бой, сказал я про себя, полусферические ключи, замок кно¬почный, повышенной секретности.
Реакция их на явление хозяйки вполне отвечала вещей порядку:
- Взя-али! Ещё чуть… ниже! Ты на ось направляй!
Зебромер нарочно повернулся к госпоже спиной, не замечая будто, вслух заметил:
- Варит у Гасконца голова. Смутные нынче времена, без приличного забора не обойдёшься. Натаскать запасов и лихую годину пе¬реждать - предусмотрительно с его стороны. - Поскольку воины не посмели вы-сказываться пред лицом амазонки, Зебромер доиграл роль: полу¬обернулся, изобразил конфуз: - Как сама считаешь?
На лежанку я вернулся мигом, лишь затаился - вошла, дух перевела. Одеждами зашелестела, собираться стала; время спустя, кому-то в потолок сказала:
- Я за едой. Всё наперекосяк!
Будто задремал, тут услышал голос Зебромера: «Вставай, ушла она».
У ворот начались испытания запорного устройства; срабатывал через раз замок. Я протянул руку за ключами, показал и объяснил, что ключ нужен для отпирания: «А закрывается нажатием кнопки». Все попробовали, учения на том и захлебнулись.
- Здорово! - признался Зебромер. - Точно такие ворота я тоже мог взять, да смутило это заедание.
- Если однажды окажетесь в Нулевом, когда нас там уже не будет, кому-то из вас честь выпадет, быть может, этот за¬мок «изобрести».
Зебромер ответил:
- Любой талант ещё надо заслужить.
Один из раненых потеребил бородку:
- Как прикажешь тебя понимать, Гасконец? Не значат ли твои слова, что изобретения… ну, там… стихи и картины придут к нам через твой народ?
- И никак иначе. Человек ничего сам не изобретает, ему подсказывают старшие братья, кто жил в Нулевом до нас. Подают на блюдечке готовое: «2+2». Тем не менее, иным достаёт ума объявлять подсказки трудами собствен-ных усилий.
- А как же творчество? Синдбадский говорит, это выс¬шее призвание человека.
Мне пришлось преодолевать смущение; впервые возник¬ла необходимость уточнять слова учителя:
- Творчество творчеству рознь. Сеять разумное, доброе, вечное - и насаждать насилие, чувства страха и безысходно¬сти. Один художник заостряет внимание зрителей на пейзажах мирных. Другой, чтобы противопоставить себя нормаль¬ным течениям, заселяет мир монстрами, заливает землю ре¬ками крови. Кто-то ищет оправдания в выигрышном финале. Только грязь, порождённая неуправляемым воображением, живучие пускает корни. И обязательно найдёт она продолжателей, в чьих умах проскочит на следующий круг.
- Ну, завернул, Гасконец. Лучше приведи пример.
- Предположим, кто-то воспел добровольный уход из жизни, поэт или писатель. Мало того, что сам полез в петлю, так через поколение за ним пошли другие – полные сил, кого сломала первая трудность. Иногда – неразделённая любовь.
Зебромер, преодолев сомнения, приблизился и подал руку. Призвал в свидетели друзей:
- Сами видите, Гасконец сам до многого дошёл, так что прячь - не прячь. Он нас быстрей чему научит. Так что слова мы не нару¬шим, если сведём с котлованными творцами, ведь лучшего под¬тверждения сказанному не найти. Есть, Гасконец, среди них писатель, кто ветра лёгкого боится, от тени собственной бежит.
- От монстров, каких создал, бегает: их лицезреет автор сам, и те последователи, кто личный вклад в мракобесие привнёс. Не вижу надобности встречаться. У нас говорят так: «Каждый человек - повели¬тель собственной судьбы». Речь идёт не о пятидесяти-восьмидесяти годах жизни среди людей, а о существовании личности после смерти тела. Эти знания стали достоянием избранных, посредственностям и рабам они недоступны.
- Синдбадский говорит, знания всё-таки возвращаются - постепен¬но, в обход запретов и тайников.
- Ничтожными темпами. Слишком много противников у идеи равноправия: чтобы простой смертный был на одной ноге с элитой? Та же церковь огулом отметает здравое зерно извне, где не имеет власти. Ту же астрологию, скажем, как часть Вед. Отметает, хотя отцы её расчёт дня Пасхи по ведической формуле ведут. Хлеб сеяли на молодой Луне всегда, на убывающей – корнеплоды. Иначе говоря, древнее знание было разодрано на части, поэтому и дошло разрозненными фрагментами. А когда нет картины полной, то и поверить сложно.
- Шарлатанов развелось, потому полно дурных примеров, - вступил другой воин. - Отсюда кажется, их у вас специально поощряют и раз¬водят, чтоб людей запутать.
- Почитать бы ваши книги, - подал голос ещё один.
- Воплотитесь в мире соискателей - придут в одном потоке и те, кто будет принимать посланья Свыше. Следом за ними явится сословие исказителей, кто станет знания сомнению подвергать. Затем выделится высшее сословие, кому якобы дозволено общаться с Богом напрямую. Пройдут века, и люди позабудут о том, что предки свободно, без посредников, с Созда¬телем общались.
Вопросов было много, даже слишком; ворота были установлены, и я предложил сходить и заготовить лес для забора.
- Прости, Гасконец, но даже у нас, менее грамотных, есть дни особые, когда можно рубить: чтоб лесу не во вред и себе с пользой. Пойти и пометить стволы, договориться с лесными хозяевами, это можно.
Сказано - сделано: Воплештоп с оружием тяжёлым остался избу сторожить; с помощью ку¬биков мы изучили обстановку да отправились в дремучий лес. Если где и залёг противник, то сделал это мастерски. К слову, отряд на лодках, разбитый нами, шёл на¬легке, из чего можно заключить, что на территории сектора разрушители базы разместить успели. Возможностей и времени, как выясняется, для этого было предостаточно.
Ели подходящей толщины я присмотрел у речки без имени. «Именем награждают местные жители с учётом того, какою хотят видеть её и знать. Поскольку в этой глуши сделать это не было кому, вот пусть Хурма и подберёт подходящее», - поделился советом Зебромер перед тем, как исчезнуть. Он по лесу круг сделал, воротился и сообщил: хозяин дал добро на одну ёлку, чтобы вышло два столба.
Мне не позволили наблюдать, как девятские рубят и пилят деревья, будто я мог сглазить или разнести секретные данные; когда разрешили вернуться на это место, два столба были ошкурены, а следы порубки уничтожены. Самого пня я тоже не нашёл, возможно, поверх его теперь расположился муравейник.
- Никогда не руби лес по берегам, - наставлял Зебромер. - После хорошей зимы наделает бед вода. Леса сдерживают таяние, воду сцеживают, как ты сквозь пальцы.
Новые друзья мои не упускали случая расспросить поподробнее о порядках в Нулевом, много ль удалось сохранить из древнего наследия; больше и чаще других донимал вопросами Ёкусугля - самый шустрый из команды, первый весельчак.
- Предшественники наши по особым признакам находили родство душ, создавали собственные миры и поддерживали сменяемость поколений. Старшие пребывали в ан¬гельских мирах, а в Нулевом их дело прямые потомки продолжали. - Я порадовал¬ся, как здешние термины вписываются в мою речь. - Дети стареют, за их душами приходят дед с бабкой, устраивают в небесных ку-щах и тут же воплощаются новым поколением, детьми у своих внуков. Каждое поколение постепенно вносило записи в Родовую книгу, передавая опыт, и лучшего способа пере¬дачи знаний пока никто не изобрёл. Так, через Веды, сберегали традиции рода.
- Синдбадский говорит, деньги быстро портят людей.
- Наверное, есть исключение из правил, правда, я такого не встречал. Физически трудно удержаться от соблазна разбогатеть, и чем побыстрее.
- Подробнее, если можно. - Ёкусугля спрашивал и побаивал¬ся. Я понимал: о нашем мире они хотели знать как можно больше. Каждый не расставался с мечтой оказаться в числе достойных к воплощению в Нулевом. И, вполне возможно, мои знания они стремятся пе¬репроверить на основании слов Евгения Васильевича.
- Умирает, скажем, человек и вдруг обнаруживает, что тот, лежащий в гробу, не он! Он продолжает жить, думать, двигаться; мало того - у него ничто не болит. Именно в та¬кой момент происходит переоценка знаний, полученных в учебных заведениях, смена ориентиров. Теперь ему легче поверить в жизнь за гробом, но передать сообщение родным физически уже нельзя. Одни продолжают над телом убиваться, другие носятся по организациям галопом, чтобы соблюсти формальности. От суеты над мёртвою матрёшкой до того Душе обидно, что хочет¬ся кричать: - ВАС УЧАТ НЕ ТОМУ!
От земных уз разрешившаяся и прозревшая личность тотчас узнает, что состоит теперь из шести матрёшек. - Меня тоже осенило вдруг: охота за русскими матрёшками, в них скрыт глубокий смысл. Через них ли подска-зывают предки ныне живущим: «Жизнь не заканчивается смертью наружного тела, всё ещё впереди. Главное же достоинство - Любовь, накопленная сердцем». Копи Любовь, а уж к Ней приложится достаток… Я смотрел в лица воинов и мысленно прозревал их будущее в облике человечьем. Не¬мало наломают дров, пока определятся, куда зовут их, и куда следует идти. - Ты просишь подробней? Что ж… Представь карти¬ну: твоя дочь пошла зарабатывать телом, пресыщать не только чужой взгляд. Твой сын набрал рабочих и гроши за отличную работу платит. Родственник занял пост, и без взятки к нему не подходи. Либо жена с детьми ломают мужа и отца: «Все берут, и ты рискни. За один раз ничего не будет». И разламывают денежные механизмы крепких, сильных, красивых, насмехается сила тёмная над человеческим досто¬инством - ну как же? божьими детьми повелеваем! Там, куда нас тащат сегодня, - невольно я повернул голову на юг, от¬куда мы с Синдбадским пришли, - позор ждёт и проклятие потомками. Путь к «светлому будущему», оказывается, ле¬жит через уничтожение всего человеческого в человеке.
После моей лекции воины долго не решались вопросами тревожить. Думаю, в свой час и Синдбадскому досталось: у него требовали подтверждения либо опровержения слов ловкача, опередившего нас во времени. Считали, в Нулевом настоящий Рай: ра¬ботают машины - люди отдыхают и становятся добрее, а мир наш блещет чистотой. Они и мне могли не доверять. Имеются, правда, косвен¬ные доказательства: мусор продолжал прибывать в Девятый. Нулевой не вмещал, и перегородки давали утечку. Ложь зачастую выглядит роман¬тично.
Возвращались на базу, гружёные брёвнами, по льготной очереди мне достался хворост. Местные печи просили калорий не меньше. Стоило споткнуться, -необычное волнение сполна овладело мною; я прекрасно понимал, что причина кроется не в дне сегодняшнем. Как предостережение, всё чаще над нами проносились тучи. Я начинал выпадать из потока, запаздывал на доли секунды. Только замер у муравейника, глядь - вся команда ушла метров на сто. Только догнал, оценил тучу… и рядом с нею разглядел огромный шприц, кончик иглы которого был направлен в нашу сторону. Вообще я не большой охотник до прививок, тем более коллективных; мягко говоря, подобные мероприятия всегда подталкивали к сопротивлению. Было ощущение, будто мы все, не только я, оказались внутри кастрюли, а где-то там, за высокими стенами, нарезают овощи, с приправами колдуют, какие собираются отправить нам на головы, в эту же кастрюлю.
Зебромер первым почуял неладное, велел укрыться всем, а сам отправился в разведку.
Он нашёл их голыми и связанными - лицом к лицу. То¬ропясь, Зебромер хитрые узлы лишь крепче затянул. Дело дошло до поиска ножа, - в доме ни единого острого предме¬та не нашёл. Вытащил им кляпы и зубами стал рвать верёвку, выслу¬шивая, как напали люди в чёрном. Хурма подсказала - огнём по¬пробуй. От лучины верёвка плавилась, осыпала жгу¬чими каплями кожу. Пленница согласилась потерпеть, лишь бы другие ничего не узнали.
Нападавшие оказались большими мастерами не только по части связывания, перекрыв дыхание, заставили выпить ка¬кой-то дряни. Пленники утратили власть над собой.
- Когда они оставили нас в таком… виде, я просила Во¬плештопа успокоиться. Я обещала ему всё, что в моих силах, только бы он не ёрзал.
- В конце концов, я мужчина. Враги знали, куда метят. Да спроси у любого, смог ли кто поступить иначе…
Хурма недобро скривила губы, лишь освободила руку - и тотчас ударила воина по лицу. Потом подняла глаза на Зеб¬ромера.
- Где Гасконец?
- Все ждут моего сигнала.
Поспеши! Я вас обоих предупреждаю: пусть только кто заикнется о том, что здесь произошло, я… я найду способ для мести. Запомните слова мои накрепко, пока живёте в Де¬вятом.
Воплештоп произвёл собственные вычисления:
- Каждому своё: ей - свободу, Воплештопу - пощечину. Чёрные разнесут по сектору сами, мы же окажемся крайними.
Удивился и Зебромер, головой повёл: почему-то не при¬шёл на ум ему такой поворот. А задумавшись, утратил быст¬роту движений.
- После думать будешь! Пошевеливайся!
Лишь освободилась, Хурма помчалась одеваться; из-за импровизированной занавески послышался рык: «Сволочи! Они и одежду унесли!»
Зебромер снял стальной панцирь, затем обе рубашки.
- Выбирай любую.
Она успела просунуть руки в рукава, как в избу влетела вся команда. Гасконец вошёл последним и увидел связанного Воплештопа.
- Сколько их было? - спросил я, осматриваясь. - Надо понимать, и оружие прихватили?
- Я видел семерых. Снаружи ещё были.
- Ты когда пришла?
Хурма открыла было рот, но её опередил Зебромер:
- Нашла Воплештопа связанным, - и ни одного ножа.
Я осмотрел верёвку. Синтетический канат. Такой не осо¬бенно развяжешь, если затянуть как следует. Скользнул взглядом по рубашке, она была с чужого плеча.
- Что за маскарад?
- Украли всю одежду - у ручья, где я купалась. И тут.
Зебромер с Воплештопом, не отрываясь, глядели ей в рот. Что-то здесь было не чисто. И позже я замечал их перегля¬дывания, точно их связывала какая-то тайна. Хурма же как-то сникла, оставила командирские замашки.
- Какие будут соображения?
Пришли к единому выводу: за нами следят и хорошо осведомле¬ны, чем занимаемся. Без караула теперь не обойтись, раненые изъ¬явили желание идти во дворец. Гарантий, что ближайшая ночь пройдет спокойно, никто, кроме Зебромера, не давал.
- Считаю, они не скоро отважатся зайти в гости. А вес¬точку Гонзе я бы отправил, - сказал он. Откуда такая уверенность у него, так никто и не понял.
- Конечно! Они ждут, что мы выставим караул, и не су¬нутся. - Воплештоп искал поддержки у друзей. - Но на ночь глядя, пост нужно выставить. Боюсь, что уйти нам не позволят. На любой дороге может караулить и разведчик, и отряд. Так что завтра - кровь из носу.
- Охота на Гасконца? - Ёкусугля. - Если так, то ему лучше исчезнуть. Я согласен подняться с ним на ель и пересидеть ночь, ремней хватит, чтобы не свалиться.
В дверь поскреблись. Зебромер опередил всех, выскочил наружу и вернулся тотчас: «Тебя».
Мы с Хурмой переглянулись - кого именно?
Пошел я. Гном в фиолетовом колпаке торопился:
- Забирайте ваши вещи, мы доставили их к воротам. За¬гляну утром. Если получится то, что мы придумали, впредь они вас не тронут.
Я поспешил к воротам, осмотрел тележку с грузом.
- Где ты это взял?
- Откопали неподалеку.
- Разрушители?
- Задавать вопросы поздно.
- Как имя твоё, хоть скажи.
- Потом как-нибудь… - и скрылся гном в наваждении сумерек, обода тележки постукивали на камнях.
Хурма обрадовалась, как малое дитя. Воины быстро ра¬зобрались, где чей меч, топорик и кинжал. Я снова вышел на воздух. Разноцветные звёзды делились светом размыш¬лений. Обошёл избушку сзади; тут, за этой стеной распола¬галась кухня. Сквозь брёвна долетел шёпот, да я ничего не разобрал. Двинулся дальше, и через освещённое лампадкой окно увидел покидающих кухню Зебромера с Воплештопом. Следом за ними, оп¬равив занавеску, отправилась Хурма. Заговор… на тему «Как я провёл лето».
Ужин обещал скрасить тревоги дня.
Хурма так и не присела, подавала на стол и щебетала без умолку, несла сущую ерунду. Особых знаков отличия она не делала для заговорщиков, разве подала самых спелых фрук¬тов. После Зебромера, как старшего, пищу с блюда первым брал Воплештоп, ос¬тальные - за ними.
Иная тайна породнит сильнее, чем кровь. Надолго ли?
После ужина Зебромер предложил всем ночевать на чердаке, а у дверей установить засаду: он имел ввиду таз на палке.
Я кожей ощущал, как Время выталкивает меня, пытается сбросить, словно тяжёлую глыбу, которая мешает нормальному течению событий. Я всё ещё чужак, с некоторыми незаявленными при пересечении границы способностями, как инородное тело в этом слаженном организме. Да и сам организм прекрасно должен справиться с удалением занозы, думалось поначалу, да его прогнозы не оправдались. Окажись марсиане на Земле, особого уюта не видать им, это точно.
Не спалось, хоть глаз выколи. Хурма постанывала совсем рядом - рукой достать, ворочалась с боку на бок; скрипел зубами ещё кто-то; остальные дышали здоровыми лёгкими, никому не доку¬чая. Этой ночью несколько туч пронеслись в непосредственной близости от избушки. «Ну, и чего разлетались?» - заметил кто-то. И, как это бывает, отключились под утро - самое радостное пора в сутках. Все, кому не потревожили сон, берутся за повседневные труды.
Тазик сработал утром, часа за четыре до полудня.
- Уверен, никто не спал, ждали грохота, - говорил воин, подставляя голову под струю из кувшина, пока мы общались с детьми Синдбадского. Им уже известно, что нам пришлось пережить неприятную историю.
- Откуда? - спросил Зебромер.
Даша смело подняла голову:
- Этот вопрос мы хотели бы обсудить наедине с Гаскон¬цем.
Хурма полыхнула очами, однако, взяла себя в руки и от¬правилась готовить завтрак.
Мы отошли к воротам.
- Кубики при себе? - строго уточнил Павел.
Достаю комплект. Он попросил взглянуть. Ох, и долго повозились мои гости со «Справкой», открывали всё новые и новые окна. Так глубоко, наверное, никто из прежних владельцев не лазил.
- Смотри в специальных возможностях, - подсказала Даша брату, повернулась ко мне. - Мы обнаружили, что в обиходе существует множество различных модификаций. Не сразу нужную позицию находишь, приходится...
- Есть!
Она прижалась щекой к плечу брата. Я зашёл с другого плеча и оценил положение на экране.
На «прослушивании» стоит флажок, - Павел снял его и улыбнулся: «Ваши неприятности на этом закончились, хо¬чется думать. Никому не доверяйте свой комплект».
- Открой ещё раз, Пашенька.
И ещё раз пять Павел снимал флажок, пока в перекрёст¬ной ссылке не обнаружил дублирующий приказ. Функцию отключили, показали мне, как выйти на эту страничку. Как часто заглядывать? - Как выйдет, - с тем они и отбыли во¬свояси. Я же, подсмотрев у Павла, задумал провести кон¬тригру… скажем, по ложному следу противника отправить. При этом узнать, выгорело ли дело у гномов. Если нет - будем сниматься.
Хочу взглянуть и на её кубики. Хурма беззвучно принес¬ла комплект, замерла в двух шагах. Мне тоже пришлось порыться, од¬нако «прослушивание» отключил. Флажок не появился. Хо¬тел вернуть, как над ухом подсказка прозвучала: «Ещё раз». Флажок начал изворачиваться - дескать, меня заставили… Противник не забивал себе голову усложнением ходов. Дос¬таточно прятать флажок для первых трёх посещений.
Перепроверил оба комплекта и направился к парням. Не стоило огорчать их сообщением, по чьему недосмотру нас преследуют точечные удары и дерзкие выпады неприятеля. Мои кубики побывали в руках у многих. Например, у Син¬дбадского и у колдуна. Придти на помощь или уйти с дороги. А эти подключились к каналу, как бандиты к каналу мили¬ции. Опять же, комплект могли подменить, с виду-то они почти одинаковы.
Одному Иглоиду я задолжал по финал моего пребывания в Девятом.
13
Поприще почувствовал себя гораздо лучше, размежил веки. Спальня хранила следы генеральной в сжатые сроки уборки. Паутина уцелела в одном месте, куда прислуге под страхом смерти запрещено подходить; торопкие разводы на полу, забытые метла с совком. В щёлочку дверей засматривал слуга, одновременно скусывавший заусенец с мизинца.
Его-то и поманил пальцем.
- Сколько?
- Десять дней.
Он подхватился на постели, прижал руки к груди. Его тотчас водворили на место: «Вам нельзя резких движений. Врач говорит, полный покой». Он с трудом разлепил дере¬вянные губы: «Кто?»
- Мы привезли врача.
- Кто «мы»?
- Вы не узнаете? Вы звали меня не так, как другие. Анд¬рейка.
У колдуна затряслись губы.
- А-ан…
- Не утомляйте себя, лучше выслушайте. После всех не¬приятностей, что вы доставили не только мне, я не опустился до ненависти. Наоборот, я даже нахожу, что имею все осно¬вания для благодарности. Как никто другой, вы послужили образцом того, как не следует поступать. Я вас почти люблю. Почти как собственного деда… Как человека, который всю жизнь ловчил, копил да так и не воспользовался. Через то теперь страдает, но занятия не оставляет. Это заменило кровь тебе. Благодарность же моя имеет особую причину. Скоро за тобой придут и призовут на Выс¬ший Суд. Мне позволено сопровождать до места назначения, воочию увидеть и поведать после, чтобы другим неповадно было.
Колдун открыл глаза. Шторы громоздились железными щитами, одна едва различимая щель сопротивлялась лучику солнца – препоны возводила, откладывала подписание договора о распространении и беспрепятственном проникновении. О, как нам всем знакомы чиновничьи уловки…
Его замуровали! Хотят похоронить заживо.
Ощупал грудь. Сердце билось ровно, боль отступила.
Андрейка! Что тут делал? Как сумел добраться?
Кто-то из слуг… а он назвался лекарем, с него станется… однако, он говорил о чём-то важном… Ему будто поручили сопровождать до порта приписки, на вечную стоянку… Солнце! Я хочу уви¬деть солнце! Эти стены напоминают склеп, сама же обстановка - вереницу усыпальниц. Роскошных, призрачно красивых, но жутких по своей сути.
Пока кряхтел и поднимался, пока опускал непослушные ноги в лохматые тапочки… А тяжёлые какие! Их подменили! Пока сделал первый шаг, двумя руками цепляясь за спинку кровати, прошла целая вечность. Три долгих века он шёл к ближайшему окну, отмахивался от видений… Безза¬ботное, искристое детство, первые обидчики… он успел отблагодарить их хорошенько, столкнув лбами не по разу. Науку эту постигал и шлифовал годами, пока однажды не уразумел, что равных ему нет во всей округе… Победы голову вскружили. Стал побеждать на турнирах тайных, когда личное присутст¬вие считалось слабостью. Дальнобойная артиллерия и раз¬ведка, интуиция и нечто из области непознанного… Почита¬тели его талантов и завистники, прилипалы и преданные то¬варищи, которых, впрочем, быстро разоблачал. Пришёл ус¬пех, посыпались предложения от учеников - только захотеть. Слава, средства, отличная практика на живых полигонах, - в Нулевом нет перевода желающим обогатиться силой магии. Щедрою рукой накормил сотню не одну, да всё это уж больно быстро закончилось. Как новая страница, всё пошло иначе… на убыль. Появились и возмужали конку¬ренты; они блистали и ничуть не хуже, в их свете его свет мерк. Мерк и разгоралась необязательная зависть… черная, лип¬кая, засасывающая с концами. Не сразу сообразил, что об¬ратной нет дороги. Чтобы вернулось некое подобие, ра¬ботать надо и надеяться… Спустив деньги на такси, не стоит рыс¬кать по карманам.
У него не было сил раздвинуть шторы. И лучик будто ис¬пугался. Но он появится завтра, он просто обязан…
Обязан, - напевал незнакомый голос, - с таким таланта¬ми… да тебе нет равных! Следующий шаг - посвяти себя чёрной магии для особо одарённых. Влез. С её помощью ему почти удалось взло¬мать потолок запретов. Его хвалили: «Этого уровня редко кто достигает». Продвигался в дебри крайне осторожно, и пришёл день, когда сзади хлопнула очередная дверь. Примерился к новым возможностям и более уже не колебался. Как только Небеса отказали ему в энергии, готовую стал черпать. Пусть это называют как угодно; паразитизм, вампиризм… а куда деваться, если не ждут обратно? Вперёд! Его не смущало, что «вперёд» чаще становилось синонимом «вглубь». Тоска по натуральному свету ещё будоражила мысль после сна… Как юность, короткие утра расплавлялись в потоке дел. Во¬круг снова удивлялись, как легко и быстро добивался резуль¬татов. Пошёл на второй круг: снова одолевали ученики, с одним чуть было договор не заключил. Разумно ли половинить мо-гущество, делиться собственными наработ¬ками? Ряды кон¬курен¬тов и без того множатся. Может, никому прежде столько их не противостояло.
Первых демонов укротил на короткий поводок. Эти мас¬тера могли добыть любое сокровище. Те, кто готовился сра¬зиться с ним, могли больше. Первоклашки и вся иерархия матереют от уровня к уровню; о нём демоны наслышаны уже, и умышленно разжижаются в зеркалах, чтобы их не извлекли самые сильные заклинания. Он как бы похаживал по гулким коридорам тюрьмы, а они все с содроганием слушали, у чьей камеры замрут шаги, на ком остановит выбор.
Их было множество; побеждённые сдавали своих хозяев, те - своих. Тот, на ком Поприще сломал зубы, расхохотался: «Давненько наблюдаю за твоими успехами. С моей помощью ты шагнёшь ещё дальше, сделаешь ошеломительную карье¬ру. И получишь многое, что другим и не снилось. Разумеет¬ся, кроме свободы и молодости. Те ухищрения, о которых сочиняют небылицы, всего лишь самообман. Я отпускаю тебя на вольные хлеба с условием, что продолжишь путь по¬знания. Возможно, ты доберёшься до той черты, где спасовал я. Зови, попробуем вместе проскочить. Должен предупре-дить: один шаг неповиновения - и ты на Дне Шаданакара. Оттуда уже никто не возвращается».
Потом состоялся Суд. Не взяли в расчёт его прошлые за¬слуги: «Их перечеркнули последние увлечения».
Сослали в мир усреднённый, мир духов. Оттуда, этапом, в мир секторов. Однажды так повернулось дело, что он едва не стал повелителем Двадцать Второго. Спустилась Сила - ангельское подразделение: камня на камне не оставила, раз¬несла в щепу комбинацию его… Приставили стражу, отсидел в котлованах своё, затем вновь пошёл в гору. Приглянулся колдуну Девятого, тот упразднил стражу, обогрел и облас¬кал… При нём и занял первый пост, министром образования пробыл четыре недели, успел провести две реформы. Резуль¬татом первой пользовались до сих пор: из учебников были удалены упоминания, как следует общаться с природой, кто управляет жизнепотоками, как происходят перевоплощения души, за какие поступки какими болезнями награждаются при воплощении. Вторая реформа упразднила учебники во-обще, а сам алфавит обрезала наполовину. Довольно и двадцати букв, нечего перегружать детям мозги.
Следующий пост министра здравоохранения отнял у него две луны. Аптечные киоски предлагали обывателю чудодей¬ственные средства от головной боли и прочих недугов. В конце концов, бизнес развалился из-за побочных эффектов… После этого нищенствовал, отрабатывал приёмы на ба-зарах, подчинил Штанибу… потом посыпались ученики Синдбадского, затем с самим схлестнулся… И вот тут, на его голову свалилось настоящее несчастье: в Де¬вятый пришёл Андрейка. Не чаял доломать последние резцы, да, видно, время приспело обоим.
Из последних сил, он навалился на механизм… Странно, но штора подалась. За окном царила ночь. Он решил дождаться утра в кресле. Солнце не посмеет обма¬нуть: герою и последнему мерзавцу, без разбору, дарит бла-готворный свет. Песочные часы на сей раз выказали харак¬тер; в чрезвычайных обстоятельствах отказывают проверен¬ные инструменты. Раз двадцать он подскакивал, едва мере¬щилась алая полоска. Ожидание выматывало его, отнимало по¬следние силы, снова дёрнулся - нет, показалось. Непро¬шеная слеза замерла на потрескавшейся щеке. Роняя слезы, как драгоценный эликсир, он снова приветствовал видения детства, розовые страницы. Сил не было задержать их хоть на мгновение. Чёрные подви¬ги и по¬беды кляксами шлепались на полотно, обесценивая прожи¬тые дни.
Демон явился, как поезд по расписанию.
Проём окна загородил собою.
За старика говорили только глаза.
Демон пялился в них, точно подбирал к замку ключи. Подбирал и к сердцу… вот-вот кусками полетит мясо, лако¬мые кусочки. За спиной у него как будто полыхнуло.
«Отойди, сделай милость».
- Так просто не сбежишь. Перехитрить меня ещё никому не удавалось. Тебе и не снилось, скольких повидал я, так что не дури … - Демон шагнул к креслу. - Знаешь, зачем пришёл я?
Колдун встрепенулся. Всё, что было достойного памяти, перечёрк¬нуто. В активе числятся лишь розовые страницы, и этот мер¬завец замахнулся на самое драгоценное, неподдельное и лучистое.
- Нн-нет, - едва породили губы.
- Память у тебя ни к чёрту, понимаю. Условия контракта зачитывать я не буду, ограничусь одной строкой: «Один шаг неповиновения или попытка бежать». Ты прекрасно помнишь это. Итак, я жду.
Поприще попробовал организовать потоки и обрывки слов, какими пользовался чаще всего. Получалась каша из угроз, обещаний, густо сдобренная лестью. Если отдать ро¬зовые страницы, от него совсем ничего не останется. Как не жил, не любил, не наслаждался. Не побеждал.
- Нн-нет.
- Я ведь и сам возьму. В последнюю секунду очень дол¬гой жизни. Ты согласен, что столько не живут? Мало того, ты имел всё, что хотел. Известные ограничения не я устано¬вил, сам виноват. Дался тебе этот мальчишка, - я подозре¬ваю, между вами серьезные узлы завязаны прошлыми во¬площениями. Его очередь примерять лавры победителя. И ты знал это, однако, силился изменить правила. Кроме того, залез ко мне в долг… разве не так? Да, я говорю о частице энергии, при¬надлежащей мне. Но я прощаю, ибо не теряю надежды на добровольный шаг. Может, что-то хочешь получить напос¬ледок? Одно только слово.
Поприще одолела икота.
Тревожный сигнал, когда происходят неконтролируемые реакции. Когда стакан воды может убить. Но ещё важнее то, что происходит за спиной демона.
Покажи глазами. Я отойду, ты увидишь, что там. Что бы ни было, но после - отдашь сам. Ценность товара - именно в добровольной отдаче. Говоря понятным языком, своё я получу всё равно - мотоцикл или велосипед. Догово-рились?
Колдун тронул веками.
Демон чуть сместился, ровно на один луч выделил места, один градус по транспортиру.
В окно ударили камни. Белые градины обрушились, как из кузова грузовика булыжник. Тёмно-серая дымка заслонила обзор.
Руки демона потянулись к его лицу, вымаливая единст¬венное слово.
- Нет… - успел выдавить Поприще и испустил дух. Де¬мон бросился к сердцу, стал рвать плоть…
Оно оказалось опустошённым.
Одного удара хватило, чтобы кресло с трупом отлетело к дальней стене. Удары сыпались, один за другим, но они уже не стоили усилий.
Поприще как будто выиграл.
Обитатели Девятого искали спасения под крышами. По дорогам и посевам хлестал ледяной ливень. Дети жались к стенам, робко подставляя ладоши. Взрослые тоже не знали на своем веку такой напасти, разве от стариков слыхали.
Синдбадский поворотил лицом на юг.
- Ну что, чёрная душа? Привет последний посылаешь?
Анна Михайловна укладывала вещи.
- Свитер оставить?
Подставив ладони под ливень, кивнул.
- Ждите у канала. Сигнал к открытию - не забудь. За¬земление, магниты и кого призвать на помощь.
Она сказала «хорошо». Евгений снова и снова отправлял запрос. Кубики показывали всё что угодно, кроме Андрея с Хурмой. Облететь сектор вряд ли успеешь, скорее, навре¬дишь. Научился-таки прятать уши и хвост. Кого же подключить ещё? Эх, не ко времени орла снял, твоя самодеятельность может дорого обойтись.
- Аня! Смотри-ка, он вернул соловьев-разбойников на заставу.
- Хватит свитера? Может, носки положить?
- Достаточно.
- Как остальные? Поищи на Мельнице.
- Там его ждут, он знает. Я должен определиться. Кстати, где наши?
- На подходе. Павел вооружен до зубов. - Анна Михай¬ловна, изредка поглядывая на кубики, перетряхивала содержимое рюк¬заков. Закончив с одним, завязала шнурки и поднимала за лямки. - Тяжеловато. Ну, тут недалеко. Вон они идут. - Не иначе, контрабандой решила возместить ущерб моральный, угостить настоящей дыней соседку по даче.
Свой ковёр-самолёт Евгений Васильевич никому не до¬верял. Скрутил, сунул подмышку и припустил навстречу.
- Случилось что? - встревожилась Дарья.
- Гасконец спрятался.
Паша достал свой комплект и указал место, где они виде¬лись в последний раз.
- Что ж не сообразили ярлычок подвесить?
Даша прыснула в кулачок:
- Я подстраховалась.
Предусмотрительность юной соискательницы пришлась кстати: Гасконца отыскали в северных широтах. Он обкатывал проекты на реках Оптекае и Рукавле. Если с масштабом поколдовать, то видны кем-то обозначенные маршруты. Разрушители, дав приличный крюк, могли выскочить, где угодно. Там, где не ждут. Достаточно просочиться в центральную часть Девятого, а там… На юг, в пустыню, несёт воды ледников горы Иматна ещё одна река - Речь. Подумать хорошенько, кубики дают такое же изображение, как вид с ковра-самолёта. При желании, с их помощью маршрут наметить – только захотеть.
Синдбадский размышлял, наблюдая за руками Павла: сын превзошёл отца, вероятнее всего, скоро ему не будет равных. Нынешние дети сто очков вперёд дают седым профессионалам, это замечает всяк, кто не поленится.
- Пап, почему разрушители оставляют без внимания такие объекты в центральной части сектора, сигналят лишь у северных границ? Как раз, на их месте, я таки с гор бы начинал. Нерукотворный кремль имеет су¬щественное влияние на окрестности; завладев любой верши¬ной, можно через мысленные образы диктовать не только волю. Погодой управлять, например. Не потому ли великаны и за¬няты отвлекающими маневрами, создают и сносят, меняют координаты, регулируют высоту?
- Меня это тревожит тоже. Проверить надо версию, всплыла только что. Итак, без меня - никуда ни шагу, я отлучусь. Разве мама не говорила?
- Мы закончили с заданием, конечно, будем ждать, - выдохнула Даша.
Ковёр-самолёт местами совсем прохудился, нитки бахромой торчат, поблекли краски. Евгений Васильевич давно при¬сматривался на базарах, подыскивал замену, да пока безрезультатно. Бросив тревожный взгляд поверх леса, выложил се¬верной молитвой к северу, края ковра летучего расправил. Южный край ис¬тёрся на нет, что тоже стало своеобразным ориентиром. Как ни берёг имущество своё, даже обувь снимал перед посадкой, время работало против его усилий и гаража.
«Пристегните ремни безопасности… экипаж приветству¬ет вас на борту лайнера… температура за бортом…» - Евге¬ний Васильевич не уставал восхищаться, как земля и пред¬меты отрывались от ковра и проваливались вниз и назад… деревья, жена с рюкзаком, их домик-времянка, куда дети заскочи¬ли перекусить.
Это было ни с чем не сравнимое ощущение; ты вырастал в собственных глазах, как могущественный джин, просвер¬ливший наконец пробку, и горе тому, кто окажется рядом, кто осмелится заявить права… Когда-то в северных краях, рассказывают, прижился один джин; после особенно суровой ночи решил менять климат. Тут-то его, родимого, гномы к ногтю и придавили. По одной из версий, заключили с ним контракт, поэтому его давненько на поверхности не встречают.
Рисковать головой Андрея Синдбадский права не имел. Пусть отсидится на даче. Правда, и в этом случае возникают проблемы. Дарья, кажется, набила себе в голову. Вечно они идеализируют, потом локти кусают.
Стали поговаривать, угнаться за Синдбадским мог бы какой ученик из новых русских, задайся целью «найти» ковёр-самолёт с иго¬лочки. Ему бы уж точно всучили какую циновку одноразового употребления. По данным разведки гномов, моложе ковра, чем у Син¬дбадского, в небе над Девятым ещё не знавали. Издревле этот сектор славился мастерами, кто унёс с собой часть сек¬ретов. Нынешние подмастерья могут скопировать орнамент, восстановить до последней точки, завитка, беда – слова заветные утраче¬ны.
Почему не передали?
Старики видели знаки: этому миру уж недолго осталось коптить небо, на имеющемся парке долетают. Основной ковро¬дром Шары-Меть обслуживал сейчас лишь коммерческие рейсы. Маклаки и прочий торговый народ торопятся подчис¬тить сектора, куда современнику пешему ни в жизнь не доб-раться… Старики же умели и не такое; иные успевали, обойдя полмира, домой к ужину.
Нынче особенно велика вероятность того, что гномы взяли на себя роль основных хранителей Знания. Попробуй взять. Сотни глаз наблюдали, как Китайчонок выгреб со дна оружие чужаков, и в чьих руках трофеи оказались? Гномы постоянно начеку, оно и понятно. На днях бук¬вально, в «Ведомостях» появилось сообщение о том, что ря¬довой гражданин Девятого в одиночку отправился по секто¬рам. Вот и здесь объявился первый экстремал; бомбит идеями соседей, во все стороны излучает Нулевой. И его бомбят в ответ: приходят сказочные сны, романтиков зовут в дорогу… Оттуда много желающих сбежать, да не каждому даётся… Нет, этот вариант, скорей всего, не пройдёт, больше на¬поминает вымысел. поднялись девятские и стоят на страже.
В новой избушке, на пра¬вом берегу Рукавля, Хурма управлялась по хозяйству. Строители превзошли самих себя, учли промахи последнего проекта. С балкона, который в считан¬ные минуты можно превратить в ловушку для стрел, она час¬тенько любовалась маневренностью Гасконца.
Обычно - он сорил идеями, гномы тотчас возводили ми¬ниатюрную копию на ручье, вносили поправки либо ломали.
Конструкция на Оптекае признана лучшим проектом не¬дели. Со второй попытки, как мастера устранили заедание лопаток, ловушка работала безотказно, и условный противник отныне может лишь помечтать. Пока есть вода в реке, пока крутятся колёса, усеянные шипами, впору для раздачи авансом медалей начеканить: «Смертью глупых павший»… Для пользы дела, защитникам сектора пришлось пожертвовать лодкой, - её затащило под воду и выбросило крошевом. Объект сдан в эксплуатацию третьего дня. Преимущества его в том, что в четыре руки можно отбивать сколько угодно атак с моря. Правда, сам мост отстоять такими силами не удастся. Сегодня много го¬ворим о забытых средствах связи, гномы равнодушно про¬пускают намеки мимо ушей, точно не их касается. То непо¬нятливыми становятся, то глухими, однако соглашаются, если говорят, что Главный Метеоролог им послал Гасконца.
Поэтому стерегли его, благоприятнейшие усло¬вия создавали. Спецотряд по утрам со свежими дынями возвращался; даже взгляд с расстояния небрежный подскажет нам о наличии у гномов своего воздушного флота.
Пока команда возводила основание «Мельницы», великаны трудились по берегам, и больших мастеров по возведению препятствий видеть никому не доводилось. Пусть даже противник перетащит лодки на руках, его безмолвно и достойно повстре¬чают гранит и мрамор. Качающиеся камни, отполированные стены тупиков, ложные проходы. Если застрянет раз¬рушителя нога, легче отрубить её, чем высвободить. А заскользит который по наклонной плоскости, то от падения в яму ничто не спасёт его, главное - маслицем смазать вовремя. Само¬му пришлось испытать, как перспектива - явный просвет за¬манивает в проход, нисходящий на клин: прорвёшься через первое заужение - и к следующему. «Ёлочки» пленят лю¬бого, чем мельче противник, тем дальше пройдёт. В русле реки строители сподобились наставить перевёртышей, за-труднили проходы по чистой воде. Всплывающие секиры распарывают днища лодок, метательные машины на мосту держат под прицелом пространство от берега до бере¬га. Одним словом, за северные границы вскоре можно будет не беспокоиться.
Изумрудец, гном по имени Лин-Карно, мне мягко намек¬нул:
- На то и преграды, чтобы преодолевать учились.
- Большого ума не надо, - говорю, - сел на ковёр-само¬лёт.
- У них нет ковров-самолётов. И никогда не будет. - Лин-Карно потеребил крохотными пальчиками помпон. Я давно заметил, сколько такта проявляют они, чтобы никого не обидеть. Пусть во все тайны посвящать меня не собирались, но на перекрестках всегда дежурил один из изумрудцев и указывал направление.
Между прочим, мне дали понять, что Хурма - цаца ещё та, что на два фронта орудуют её братцы. Как бы и на Доске почёта, и первые пьяницы в окрестностях.
- Когда они успели? Постоянно на виду …
- Зря ты их тогда выкурил с заставы. Над ними шефство взяли великаны, держали на поводке коротком. Теперь – точно сорвались: на посту не всегда поймаешь.
Я промолчал. Синдбадский был того же мнения. Вскру¬жили им головы просторы. Против нудного выжидания каравана, пройдёт сегодня или нет, путешествие не оставит равнодушным последнего тупицу. Движение увлекает. Пржевальский, Амундсен, Тур Хейердал…- пополнить список знаменитейших имён, чем ни мечта? Но в иде¬але, специалисты полагают, должны срабатывать положи¬тель¬ные эмоции: красота, простор, обилие пищи… Скорей всего, соловьям-разбойникам досталось от земледельцев, кто выследил воришек и от-стоял посевы. В этом случае потеть и ловчить вербовщику не пришлось: пообещай, что всё станет общим. Например, «каждому – по размеру живота».
Больше верь тому, что кубики говорят. Как той же рекламе.
Те же специалисты ломают копья над вопросом: откуда варвары берутся? Усладу от созерцания картин находят миллионы глаз, и только процент некий тащится на выставку с тем, чтобы изучить подходы и сигнализацию.
Рукавль с его быстрым течением и для хорошего гребца стал бы камнем преткновения. Я просил промерить глубины, - местами доходило до двадцати, а то и до тридцати метров. Подводная лодка так и мерещилась в мутных водах - шла, раздвигая водоросли. И план возник, как захлопнуть посудину: нос таранит вертикальную решетку, та заваливается назад, задирает нос и заставляет винты зарываться в дно. Кабы навалить камней покрупнее… Достаточно толчка, - падая, решетка увлекает стальные конструкции, они крепятся на осях, по бе¬регам. К отступлению путь отрезан, и береговая охрана открывает счёт сдающимся в плен.
Лин-Карно вызвал для консультаций представителя раз¬ведки. Лин-Куард в костюмчике и колпаке цвета хаки выгля¬дел до неприличия смешно; стоило труда, чтобы не оби¬деть… Глянул он на чертёж ловушки и самой подводной лодки, как я их представлял. Речной песок терпеливо прини¬мал вносимые им поправки. Наконец, разведчик закончил:
- Вот такую машину видели мои сотрудники.
Мой проект получил «добро», мы лишь уточнили длину и диаметр субмарины. Испытания прошли на следующий день. Деревянная копия застряла в главной решетке, винты обло¬мались, а боковые арки рухнули, не позволяя всплыть.
- Теперь в бой вступает береговая охрана, - рисовал кар¬тину Лин-Карно. - Метательные машины в состоянии доста¬вить булыжник до середины реки, камни скатываются по лотку, предельная скорострельность.
- Задал ты нам работки, - в шутку пожаловался Старшина, - но моё мнение таково: ни одна машина не пройдёт в Рукавль из-за одного течения.
Лин-Карно приложил палец к губам. Собственно, я и не собирался возражать; вот поймаем первую субмарину - будет разговор. Свежие задачи не заставляли ждать. Встрево¬жило появление лазутчиков среди строителей. Я мог лишь гадать, какая связь между Великим Штанибой, разрушителя¬ми и нашими рабочими: саботаж, брак в работе, секреты объекта, утечка информации.
- Интересно мне, за какую плату кто-то из них может стать предателем?
- Трудно сказать. Тридцать девять секторов производят разные товары. - Лин-Куард выу¬дил из капсулы леденец в обёртке яркой. - Вот, к примеру, съешь такую штуку - и не пом¬нишь, где и что вытворял; прочтёт дежурный гном протокол на сле¬дующий день - сам не поверишь.
С утра хлынул такой ливень, что работы пришлось приоста¬новить. Я слонялся по избушке из угла в угол. Хурма обра¬довалась: хоть денёк побудем вместе. Эту ночь мы себе вновь устроили праздник, и пока у нас теплилась идиллия. Однако, у Хурмы имелась особая причина для ликования. Не успел доесть я овощных оладий, как вышла она из-за зана¬вески с сияющими глазами.
- Поди сюда!
Обмакнул палец в сметану, облизал и поднялся из-за стола. Очень рассчитывал, что в Девятом срок вынашивания плода ненамного отличается от известного… Либо она нападёт и завалит на кровать, - её вера в то, что та¬ким способом избавляются от шерсти, была неколебимой. И, чем чаще, тем ближе результат.
Вместо пылких лобзаний, она шагнула к постели и со¬рвала одеяльца, - свежие подарки гномов. Я поднял лицо к потолку, - что там могло просыпаться, какая грязь?
Тогда она предъявила обе ноги для досмотра, и природа грязи понятной стала. Шерсть отвалилась! Теперь у Хурмы была такая же гладкая кожа, как у обыкновенных женщин.
Однако!.. Есть место для чудес, пал в моих глазах миф оче¬редной. Мне не дали ничего сказать, - Хурма покры¬вала лицо жаркими поцелуями, готова была задушить… а там и я разохотился; дело, в общем, житейское. Среди лепета стали звучать слова о верности, готовности стать рабыней. Меня покоробило признанье это, задело за живое. Ни за какие коврижки я не променял бы свободу, даже за вторую молодость.
От избытка внимания я начинал уставать. На моё счастье, в дверь постучали.
Гномы входили чинно, отряхивали зонты и ставили у стены. Шестнадцать, восемнадцать - и сбиваюсь со счёта, такие непоседы. Они решили облагородить жилище наше предме¬тами собственного изготовления. Один привинчивал к стене рукомойник из чистого серебра; пара других монтировала этажерку из золотых тазиков. Дверные ручки, новые рушники, чашки-ложки, одно массивное кресло… - мы обменялись с любимой взглядами. Протесты были бы неуместны, - эти ре¬бята действовали согласно плану и понятиям личным. Ночному горшку из платины, инкрустированному самоцветами, мы бы не удивились тоже. Не было в наличии.
Ахнуть не успел, - из-за занавески выволокли разобран¬ную двуспальную кровать… да, но спать на чём? Гномы могли знать нечто такое, что развязало руки им. А мои задачи только накапливались, множась. Мой план относительно колдуна застопорился, и ещё неизвестно, захочет ли Хурма идти теперь со мною до конца. Мы шли в одной упряжке, пока впереди маячила её цель.
Гном подклеивал табуретку, неожиданно занятие бросил, го¬лову задрал.
- У нас крыша протекает!
- К сожалению, мы не владеем кровельными работами, - стал оправдываться Лин-Карно. - Ничего, ливень научит. Кроме того, у нас новость долгожданная. Как говорят у вас, Цомна приказал долго жить. Скончался в юж¬ном замке и, похоже, никому не успел передать свой дар.
- Отправился к последнему причалу, говоришь?.. Что ж, одной головной болью меньше. Однако, что касается дара, сведения часто грешат неточностями, - говорю. От новости такой легче не стало. - Хватает человечьих оползней, придурков разношёрстных, кому мерещится трон повелителя. Тёмные берут на заметку охотников таких славозависимых и атакуют, бомбят на разные голоса, из века в век, из проверенного списка: «Ты единственный, кому в Девятом под силу навести поря¬док». Вода гранитов непобедимость точит, - однажды кандидат дозревает и отправляется, куда поманили. Достойнейшее и несокрушимое противоядие лести - опыт прошлых воплощений.
Разведчик переглянулся с Лин-Карно.
- Особо падкие у нас под надзором, - объявил Лин-Куард. - Само собой, на освободившееся место сброда всякого набежит. С Кощеем не определились, новая напасть. И спе¬шить не следует, и затягивать нельзя. К слову: мало кто знает подлинную причину смерти Кощея. Достовер¬ными сведениями мы располагаем. Оказывается, «седалище» в детстве застудил - на ступеньках подъезда с гитарою насидел.
Синдбадский словом не обмолвился, наверняка, был в курсе. Удивительно другое: подробность хранилась в тайне, словно Кощей Бессмертный был членом Политбюро: гриф секретности снимут через сто лет.
Хурма выскочила с простынёй на крылечко.
- У нас тоже чудо случилось, - говорю.
- У каждого чуда есть автор, - спокойно рассудил изум¬рудец. - Скончался колдун, и чары его пали.
Оглядываюсь в сторону крыльца; любимая, казалось, ни¬чего не хотела знать. Будто прощалась с шерстинкой каждой, следила, пока не приземлится. Порой, вспоминала и принималась простыню трясти.
- Ему было важно повесить на тебя хороший якорь, чтобы пореже на дороге у него маячил. И ей сказку сочинил - мол, распрощаешься с признаком животного, когда соискателя мужем сделаешь.
Она вошла, стряхивая с волос капельки дождя. Гномы пялились в свои кубики; ещё четверо занимались тем же у окна. Современный вычислительный центр: порядок на таможне, образцы товаров, санэпидемнадзор… Временный штаб работы над ошибками, с шифровальщиками и операто¬рами, в избе нашей расположился. Через деревянные стены никто не сможет волю диктовать, если внутри нет настроенных при¬ёмников - существ, к предательству готовых.
Мой комплект своевременно вписался в министерство обороны сектора. Лин-Куард смотрел, не отрываясь, на экран бли¬жайший.
- По-моему, к нам гости. Скорей всего, это Синдбад¬ский. Для сведения: самое ужасное сегодня - непредсказу¬емость результатов; кубики подвергаются воздействию из¬вне. Зафиксированы два случая, когда наши комплекты не¬сли полную чушь.
- Электронные схемы мозги не заменят.
- Совершенно верно. Есть соображения?
Я поделился оладьями с главным разведчиком.
- Тёмные силы в Нулевом стремятся соподчинить компьютеры в еди¬ную сеть, и тогда самый мощный из них сможет распоряжаться всей периферией. Мудрейший отследил, в Брюсселе уже работает их главная машина, имя «Зверь» ей, штрих-коды - знаки принадлежности к системе, Интернет - нервная система в действии. Подавить волю населения, чтобы от Бога отвернулись.
- Гасконец хочет сказать… - гномы переглянулись. Лин-Куард продолжил: - Тот, кто задумал эту игру, однажды добьётся, чтобы ему доверились полностью. Следующий шаг - через тщательно подобранные данные, станет повелевать?
- Причём, подсказки на первых порах будут подкрепле¬ны основательно. Весёлый хакер войну объявит соседям-государствам, и двинутся полки к границам. На частном уровне, так скажем, компьютер сведёт в одно место двоих, кто сексом заниматься хочет. Или выпить: первому ну¬жен собутыльник, - закончил я.
Порывы ветра сотрясли избу, вынуждая прислушаться. Снару¬жи происходило нечто, что внести способно коррективы в расстановку сил, у меня по коже мурашки побежали.
Хурма бросилась к окну.
- Тут вот какое дело, - торопясь, изумрудец вставил. - Колдун до дня сего не дотянул, и вопрос открытым остаётся: как пережил бы он такую новость? Дороги сектора усыпаны кубиками. Представь, Гасконец, что обитатели Де-вятого вдруг получили доступ к изменениям условий под себя. Какой кавардак начнётся, всем сразу стоит взяться за курсо¬ры? Уж повидал я на своём веку, но такого…
- На первых порах разрушителям довольно было бы по¬ставить телевизоры и запустить по кругу бесконечные сериалы. Повторы дают сто-процентный результат, - телезрители уже ничего иного не захотят и не смогут, - поясняю.
- Выходит, здравомыслящих у нас побольше, чем в Нулевом. Какой-то процент, конечно же, на удочку попадётся, - признал Лин-Карно.
Все с тревогой ждали, пока Хурма хоть слово молвит. Она молчала.
- Видимо, тот, кого мы ещё не знаем, так и планировал, - высказался я. – Боюсь, здесь тоже скоро станет жарко.
Хурма нехотя приблизилась к нам, выдержала тяжёлую паузу.
- За Гасконцем примчал Синдбадский, - выдохнула она.
Вычислительный центр свернул работы во мгновенье ока, жилища обустройством занялись изумрудцы, пошли считать шурупы, проверять крепления.
- Сам понимаешь, нам будет недоставать тебя, - похло¬пал по колену Лин-Карно. - И рисковать твоей головой мы не посмеем…
- Ни в коем случае! - кивнул Лин-Куард.
Вот почему вынесли кровать. Что ж, связь отлажена такая, что лазутчик перерезать провода не сможет. Их просто нет.
Дверь распахнулась, гном из наружной охраны вбежал, запыхавшись:
- Синдбадский! Прикажете не впускать?
- Пусть войдёт.
Достало взгляда одного. Недолгими были сборы.
Евгений не чурался помощи гномов, тем более, гума¬нитарной. Ему вручили одноразовый коврик-самолётик, не полномасштабный чудо-ковёр. Учитель указал на особые приметы в орнаменте, как различать, где север, где юг. Осталось вы¬ложить самолётик по магнитным линиям.
- Если выложил верно, аппарат оторвётся от поверхности хоть на сантиметр. Существует масса подделок, - продолжал наставлять Евгений, - у иного и край задерётся, да не полетишь на та¬ком. Ковры-ловушки в подвалах грязных ткут беглые эмигранты, но ты не в курсе. Мучаешься, ловишь градусы, а про¬тивник приближается и настигает, в плен берёт.
Лин-Карно обещал присмотреть за возведением «Мель¬ницы» на Кудели. Я всё-таки задал давно мучавший вопрос:
- Со дна тогда подняли что-то?
- Вернёшься, - всё узнаешь.
Хурма заметно потускнела, пожимая руку, просила не задерживаться «там». Искренность тронула меня до глубины души, и я поверил ей. Пришлось срочно просить разрешение на взлёт.
Погоду лётной я бы не осмелился назвать. Синдбадский шёл впереди, просветы в ливне выбирая. По кочкам, через болото, - выглядело примерно так. Понятно, почему он вышел из воды сухим. Стоило увлечься и рвануть повыше, как окрик прозвучал: «Не поднимайся выше леса». Шерсть ковра-самолётика погладил я: «Чуть ниже дай, дружок». Я знал уже, что вся контрабанда прибывает в Девятый на коврах-самолётах. Где-то на юге прячется от посторонних глаз ковродром Шары-Меть, с него отправляются отчаянные флибустьеры и хватают всё, что плохо лежит, что можно обратить в звонкую монету. Объект этот кубики выводят на экран, стоит сделать шаг на юг. Хорошо проплачена реклама.
Не первый раз замечаю на запястье у мудрейшего хронометр, вот и теперь… Да это же компас! Как не сообразил раньше? Часы здесь вовсе не нужны, ибо никто никого не контроли¬рует, не назначает встреч в строгом отрезке. Проснулся, ко¬гда захотел, - не в этом ли скрыт великий смысл, гранича¬щий с чувством обладания запретного чего-то? Внутри поёт всё - сам себе голова! И тотчас, в подпевках, чудятся го¬лоса: «Это неправильно! Человек обязан работать!»
Их я умерщвлял единственным вопросом: «На кого?»
Кто-то же ввёл часы в Нулевом. Так ли они необходи¬мы? Безусловно, пока мчишься спину гнуть на дядю. И дядя тот следит, когда к министру призовут, и у президентов день расписан по минутам. Твои планы никого не интересуют, это беличье колесо, из которого удаётся выскочить далеко не каждому…
Да неужто? Было бы желание!
Стоп, говорю себе. «Шары-Меть». Не напоминает ли на¬звание аэродромов под Москвой?..
Вдалеке слева угадывалась впадина - колыбель Кудели. Великий Штаниба мог с умыслом попутать координаты и возво¬дить архибесполезное сооружение, прилагая титанические усилия масс, отвлекая от полезного труда специалистов. Похоже на то. С таким же успехом, почему ни возвести памятник героям войн минувших, когда сектор фактически вступил в войну? Почему ни сложить курган какой-нибудь славы, на нём воздвигнуть избу-читальню, которая будет подпирать мост с севера на юг? И с километровой высоты присматривать за базарами, сапожни¬ками да за осквернителями могил и кладов? Вавилонские башни вос¬требованы, как характеристики с последнего места работы.
Я поднапряг зрение. Великан стоял почти по стойке «смирно», самую малость упираясь ручищами в колени. Нагловатый прораб устраивал, по-видимому, нагоняй за срыв сроков… Сикпенина узнаю. Это над ним подшучивают постоянно: растёт и растёт малый, сам Старшина ему в младшие братишки не годится. А рядом, на вершине холма женщина учинила мужу разнос; кабы не нормальный рост, я мог поклясться, что там отдувается сам Старшина - Рыжая Борода.
Коврик, взятый напрокат, имел покладистый характер, виражей не закладывал резких, карманы не облегчал. Следуя за веду¬щим, отмечаю про себя, что над дорогами не ходим.
- Чтобы не пальнули из какой базуки?
- Нет! - кричит в ответ Евгений. - По железной дороге ходят только поезда.
- Понял! - перекрикиваю шум ливня, себе удивляюсь: сам ведь погуливал в сапогах-скороходах над лесом. Может, двигатель мощней попался. Кричу в спину: - Действительно положение угрожающее? - Синдбадский по¬вернулся в мою сторону лицом, ожидая продолжения. - «Ка¬расей» бросаем на произвол судьбы?
- Спасибо, что напомнил. А как бы поступил сам?
- Не знаю. - Пожал плечами, прикинул: - Всё-таки, это наши люди.
- Увы, мы из одного жизнепотока. Мог бы ты поручиться за то, что они не продолжат долбить «плебеев», как прежде?
В потоке ливня затишье образовалось; так в густом лесу поляна выручает. Или во льдах чистая вода. Синдбадский притормозил, поравнялся со мною.
- Не все они будущие «филоны». Иным порядком опро¬тивело выслуживаться, находить стрелочников для битья. Наверняка, кто-то захочет зарабатывать своим трудом. Условий подходящих нет пока. Думаю, стоит спросить у гномов, - уж они дадут точную раскладку. Я тоже стараюсь находить в человеке и опираться на лучшие черты. У наших «карасей» пока разброд, никто пока не определился.
- Боюсь, гномы твоего мнения не разделяют. На прошлой неделе кто-то из «карасей» прикончил пару оленей. - Евгений гру¬стно улыбнулся. - Заразу безнаказанного убийства протащили и сюда.
- Хорошо, оставим это. До сих пор не возьму в толк, для чего асфальт аборигенам.
- Видишь ли, дружище, - окрас его улыбка поменяла: - Когда я начинал, местные по¬тешались надо мной. Кое-кто пытался навязать правила, обу¬чить ритуалам… чтобы, издали, показывая другим клоуна, ухохатываться до изнеможения. Позже у меня на их проделки глаза открылись, и я изобрёл такую месть. Который по¬богаче, теперь считает асфальтовую дорожку перед домом признаком превосходства перед соседями. Товар идёт отлич¬но, нарасхват. Одного побаиваюсь: как бы из Нулевого не провалилась какая свалка. Может, хочешь войти в долю?
- Боже, упаси! Но какая польза от асфальта?
- Покупаю то, что стоит здесь огромных средств. Ковёр-самолёт, например. Подлинным вещам, как нигде, здесь знают цену. К слову: настоя¬щая Золотая Рыбка в сети не попадается. Спрос рождает предложение: в прудах каких-то смрадных дельцы малька разводят. Качества, сам понимаешь, ждать не приходится. То ни одна тварь к сетке не приблизится, то идёт поток - хоть траулер с консервным заводом на борту выписывай из Нуле¬вого. - Синдбадский указал рукой чуть правее: - Вот она - Иматна, гора-загадка. Почти в центре Девятого, о ней столько слухов расползается… Начнёшь спрашивать - при¬кидываются глухими; между собой - только и разговоров. Чужак я, вот и приходится шпионить. Одним словом, из уст в уста путешествует легенда, будто в горах родится тот, кто вы¬ведет обитателей в Нулевой мир. К Иматне устремляются не только женщины. Птицы, звери… про рыб не скажу, но одни самки. Каждая надеется: а вдруг?
Стал гадать я, известно ли Синдбадскому, в каком поло¬жении Хурму я оставляю? Милый пустячок. При его занятости, мелкая подроб¬ность могла остаться незамеченной. Хурма языком трепать не ста¬нет, у них не принято по беремен¬ности факту фанфары вынимать из-под кроватей… Вот и у меня под сердцем колыхнулось. Всё-таки не посторонний, не сказочник, бредущий мимо.
Иматна приближалась. Не мы к ней, а она неслась навстречу будто. Один из притоков Оптекая именно отсюда брал начало. Снежные шапки выглядели искусственными, словно художник вздумал изобразить их, вопреки тёплому климату. Подходы к шапкам неприступными казались, без специального снаряжения и думать брось. Девять вершин корону образовали, внутри которой поселения для беременных и схоронились. Не берусь судить о высоте плато, но каким-то образом сюда пробирались будущие ма¬тери. Знать, тайная тропа есть, лучше тоннель.
Ковёр-самолёт Синдбадский ввысь направил. Я глянул вниз, последовал примеру. Под нами сражение кипело. Регу¬лярные войска взяли в окружение горстку разрушителей и по всем правилам долбили. Коль непрошеные гости так глубоко пробрались, события действительно вскоре могут принять непредсказуемый ха¬рактер.
На плато десятка три домиков, снег лежит в каком-ни¬будь километре от них - синий, без единой помарки. Из труб дымок вьётся-кружавит, - это и по запаху легко определить. Тут же и склады с дровами и, наверное, с продуктами.
- В посёлке есть врачи?
- Бабки-повитухи справляются ничуть не хуже. Насколь¬ко мне известно, выживаемость стопроцентная. Подлинная забота об увеличении численности просто умиляет. В любом слу¬чае, после Перехода, территория Короны размерами сектор превзойдёт. Так говорит легенда.
- Какого Перехода? - брякнул я, не подумав.
Синдбадский покачал головой.
- Я вот всё думаю, кто мог приложить руку к сдержива¬нию? Сектор способен прокормить вдвое, если не втрое больше ртов.
Меня стал пробирать собачий холод, благо - у ветра был выходной. Последний зубец Короны проплыл под нами. Сверкнули робкие ручьи, местами падающие отвесно. Внизу собирались десятки потоков пенных. Это она - Речь, река-за¬гадка. Было что-то неправильное, нездоровое в том, что кри-стальная, целительная влага устремляется в ненасытную пасть пустыни и там пропадает даром. Сравнивая с Нулевым, хо¬чется верить, что когда-то на месте песков жили люди, води¬лась живность… Ладно, Хурма доказала, что и в Девятом действует такой же цикл перевоплощений. Допустим, ограничения ус-тановлены Силой, ответственной за население. Сдерживание тогда объясняется неготовностью к приёму в Нулевом, где сражаются за место под солнцем уже семь миллиардов душ.
Внизу пошли места глухие. Вдоль Речи лес ещё крепился, браво выглядел, однако, тут и там торчали сухие стволы с рыжей хвоей, ветви голые и мусор, - сюда снесли агитационную мишуру от выборов нового Кощея. Пятна песка среди травы и кус¬тарника смотрелись, как горстки разрушителей в окружении регулярных подразделений. Чем дальше углублялись мы, тем чаще попада¬лись места, где пятна сливались в безобразные метастазы, отвоевывали жилплощадь, метр за метром, у малахитовых ковров.
О, путник, горе тебе, если отважишься проникнуть в песков су¬хое сердце, хотя бы с благородной целью - машину обнаружить, производящую песок, чтобы остановить её. Тени смельчаков за¬печатлелись на песке, однако, имена безвестны их. И цели не достигли, и сами канули в небытие. Протест угадывался в воздухе: поворачивай обратно, пока цел.
- Евгений…
- У-у?
- Что-нибудь известно об оружии разрушителей? В лод¬ках, при попытке проскочить по Куделе вглубь, я заметил странные устройства.
– Сам хоть рассмотрел?
- Их сначала утопили, потом дракон как будто выбросил на берег.
- Пора бы тебе, Гасконец, запомнить: что попало в руки гномов, вероятно, никто и никогда не увидит. Я со¬лидарен с ними в этой части. Развязку всякое новшество ускорит, и сектор может прекратить существование прежде срока.
- Согласен.
- Но тут резон спросить. Почему нельзя повернуть ин¬струмент против врага? Конечно, я рассматривал несколько вариантов. Скажем, оно, если это оружие, не бьёт по объектам чёрным. Цвет формы разрушителей наводит на такое объ¬яснение. Следующий случай - оружие подбросили, как гранату обезьяне. Или пример совсем простой: разрушители вручную повреждали лес, а эта штука ускорит выполнение плана.
- Иными словами, для испытания устройства нужны добровольцы и полигон, - говорю я. - У Стругацких читал по¬весть «Попытка к бегству». Гномы попросту не хотят риска.
- Разве хранить легче? Может случиться, наоборот. Ус¬ловия хранения могут отличаться, а противник сделал расчёт именно на это… Хорошо, если с гномами ничего не произойдёт, - идей на эту тему хоть пруд пруди.
- Действительно, не угадаешь. Те же мины, фугасы, срабатывающие по радиосигналу. Р-раз - и от сектора только пух и перья.
Синдбадский мотнул головой:
- Тогда они не лежали бы на дне лодок. Слишком риск велик тем же веслом задеть. Ты не заметил, - они не пытались их спасти?
- Не до того было.
- Предположим, хоть одно устройство повстречало ваш булыжник… Пожалуй, если это оружие, то узконаправленно¬го действия. А что? Уничтожать деревья. Вполне.
- Тогда топоры для чего?
- Экспериментальные образцы. Вдруг откажут. А так - провёл по горизонту, и гектара нет. Топоры, говоришь. Физические упражнения на пользу, да и личный состав занять надо.
- Почему они не применили штуки эти, оказавшись в окруже¬нии?
- Э-э… доставить не успели. Зарядить или достать. Ваша пятилетка скомкала им планы. - Синдбадский откровенно зевнул. - Подчас эта скрытность раздражает невероятно. Однажды я обя¬зательно выскажу Лин-Карно всё, что я о нём думаю. Вели¬чайшие спасатели мира!
Нам навстречу поднимался ковёр-самолёт, гном в жёлтом колпаке держал путь на северо-запад. Скрестив руки на груди, он разыгрывал медитативную задумчивость, всем ви¬дом предупреждая, что знаться с нами не собирается. У его ног покоился кованый серебром сундучок с замком. Концы ковра-самолёта были увешаны коло¬кольцами сиреневого металла.
Да, но замок-то навесной, от га¬ражных ворот!
Синдбадский ухмыльнулся, не поворачивая головы, и по¬казал рукой - вниз!
- Вот они, знаменитые Шары-Меть. Анна Михайловна моя называет сей аэродром более знакомо: Шереметьево. Забавным не находишь? Кое-какие отго¬лоски прослеживаются, как связи, - сказал он, сблизившись совсем.
У меня промелькнуло подобие испуга. При заходе на посадку, два аппарата не должны сближаться в воздухе… А подумавши, «для ковров-самолётов следует сделать исключения из пра¬вил», начертал я собственной рукой - на будущее, в новом своде. Вернёмся сюда - и подумаю над предположением учителя.
Евгений наслаждался суетой, наблюдая, как я обшари¬ваю половичок. На большой высоте я бы ни за что не осме¬лился поискать, где тормоза рычаг, заслонка «сбросить газ».
- Нет у ковров-самолётов других устройств, кроме Слова Полётного.
- Что же я обнаружил в каблуках сапог-скороходов?
- Шпионскую конструкцию. Только что мы повстречали одного из когорты ревнителей, кто настоял на полном контроле за нашими перемещениями по сектору. Жёлтые колпаки, - продол¬жил Евгений, отвечая на мой поворот головы. - Кабы не они, с другими уж давно бы заключили мир, созидательный союз до самого Перехода.
- То есть, от цвета колпака зависит… - начал я.
- По цвету, - поправил учитель, - отличаются гномы, делятся как бы на расы. У каждой есть своя сфера интересов, как и влияния.
Ковродром занимал до смешного мало места. В Нулевом на такой площади мирно сосуществовали бы три-четыре кот¬теджа. Мне, однако не позволили приземлиться непосредственно на территории, - из мастерских примчал гном в красном, он и приговорил к конкретной точке, носком сапожка алого обозначил линию. Иначе говоря, одноразовым не место на стоянке, где оставляют транспорт звёзды и главы правительств. Улыбка на моих губах прижилась: большая редкость - главный механик с чистыми руками. Вот он свернул ков¬ровую дорожку, поволок к себе в палатку. Рука¬ми разводил Синдбадский:
- Когда тут правила писали, купечествовал я на путях Средиземноморских.
К учителю здесь с должным почтением относились, с поклонами и реверансами. Тот же механик притащил потрёпанный фолиант, уселся рядом с ковром-самолётом и стал читать молитвы покровителю воз¬духопла¬вателей, владыкам гравитации и посадки мягкой.
Прошли мы в ресторанчик - под навес на четырёх опо¬рах, крыша которого состояла из воздушных шариков. Хозяйничало за стойкой десятка четыре барменов; с одной таб¬лички подмигивала надпись: «Гномов обслуживают гномы». Один, в жёлтом колпаке, и бегал по стойке, размахивая по¬лупустой бутылкой с малиновым сиропом, вопя пародии священных текстов, грозя кому-то и спотыкаясь о предметы, нахождение которых здесь было неуместно. Ножи, пистолеты, зажигалки, краски, карандаши цветные и бумагу, прочие устройства, - на чай обслуживающему персоналу всё сгодится. Контрабандисты эти понавезут, надарят всякого, следы по щедрому заметая.
- На ограбление походит, - заявил Евгений, не имея на руках свидетельств документальных, а так - на вскидку. Я тотчас подумал об изменении статуса, а также о том, что и раньше не бывал замечен в строительствах героев. Пропус-тив мимо уха четыре пули, я начал их ловить и отправлять в исходное положение; не могу толком объяснить, как выходило то, но результат нашу компанию удовлетворил. Лишь рассосалась шушера, раненых и сопли подобрав, учитель кивком показал на стойку - действуй.
- Ты нас не обслужишь?
Гном спикировал в пространство за стойкой. Дурацкая формулировка позволила «не обслужить». Оглядываюсь по сторонам. Книга жа¬лоб висела на гвозде, который был прострелян в четырех местах; о самой книге уже и говорить не стоит. Я фантазиям предался: пьяный гном берёт в заложники воздушный шар, требует предоставить ковёр-самолёт и две бутылки нектара…
Вдруг от полок с бутылками отделилась тень… впрочем, со всеми признаками гнома. Колпак у него был чернее ночи:
- Я обслужу не хуже.
Синдбадский наступил мне на ногу. Пришлось отказать¬ся, но куда бы мы ни держали курс, я чувствовал на себе этот пронзительный взгляд.
Остановились у пивного автомата, за два жетона выпили натурального пива, Евгений «попросил» в дорогу наполнить две баклаги. Я поинтересовался, почему нигде гостиницы не видно, между делом наблюдая за стараниями ме-ханика. Его трудами ковёр-самолёт парил над стоянкой (или лежанкой, если угодно) сантиметрах в двадцати. Фолиант стерёг то место на ковре, где был отмечен максимально воз¬можный контакт между телом пилота и аппаратом. Механик продолжал грузить десятками воздушные шары. В ка¬кой-то миг край ковра не выдержал и стал заваливаться; шары наперегонки помчались по ковродрому. Местный «МЧС» на выручку уже спешил… И какова выручка? - Мы подошли поближе.
Механик заметил наши тени и сказал, не оборачиваясь:
- Вы опустошили аппараты до предела, даже пометить не удаётся. Куда бережнее вытряхивают пыль.
- Уж не серчай, братец, на этот раз, как никогда, пришлось поэксплуатиро-вать их с предельною нагрузкой. И за Гасконца очень прошу: он на этом коврике с самого севера летел.
Гном оглянулся, окинул меня взглядом с головы до ног: «Ах, вот он каков?».
- За нами подарок.
- Договорились.
Что дёрнуло меня оглянуться, не скажу. Тот, в чёрном колпаке, старательно вытирал пыль с настольной лампы… точь-в-точь, как на моём столе, в квартире, на улице Мореходов. И другие светильники, прибитые к столбам, показались знакомыми до боли: один из прихожей, пара - из спальни родителей, а тот, в виде раковиной морской, из ван¬ной комнаты.
- В чём дело?
Я ответил. Мудрейший глаз один прищурил:
- У нас учатся. У кого ковров-самолётов нет, видимо, промышляют способом иным. Помнится, проходил я кана¬лом как-то, и показалось, точно кто крадётся следом. - Син¬дбадский поскрёб в раздумье подбородок. - А почему нет? Запросто! Промысловики следом бросаются в Нулевой. Дру¬гих версий пока не нахожу.
- Может, и разрушители? - Я непроизвольно втянул голову в плечи и буквально содрогнулся от избытка версий. Столько людей в один голос бубнят о сохранении природы, пока нигде не зарегистрированные подразделе¬ния… нет уж, подобными фантазиями увлекаться не следует, как и продолжать.
Механик отложил занятия, чуть развернулся по оси. При¬крыв глаза от солнца, поделился соображениями:
- По нашим данным, в какие-то дни каналы ваши закры¬ваются сразу, по другим дням - стоят открытыми по полчаса и дольше. Поражаюсь безответственности, ведь вы, обладая подобным даром, совершенно не думаете о последствиях! Элементарных приёмов не выполняете, но рассчитываете на победу. Мы же, случается, запечатываем их, если обнаруживаем вовремя пробоину. Признаюсь, как-то брат позвал воспользоваться случаем, да я забоялся застрять там навсегда. Мне и тут хорошо. - Он стащил фоли¬ант на землю, молвил: - Порядка нет в делах простейших. Почему, скажите на милость, деньги у тех, кто не работает?
- Эти люди проходят испытание деньгами, - отвечал Син¬дбадский, - и далеко не последнее в ряду прочих.
Гном оглядел окрест из-под руки.
- Поговаривают, вы ноги уносите, - перешёл на шёпот, - я понять могу. И мы не любим на авось. Но нам-то некуда деваться, в единстве сила!
- Это правда. Сколько сумели, помогли. Пусть схлынет пена, с первой же оказией назад.
Передохнув в тени, в путь тронулись. Пешком - через пустыню? Вопрос назрел, да толку что, когда песка в крос¬совках прибывает? Присутствие учителя обязывало, и всё же... отсутствие гостиницы можно объяснить тем, что ком¬мивояжеры торопятся с товарами на базар. Возвращаются в Шереметьево для того, чтобы за границу улизнуть. Вместе с гарантиями на проданный товар.
Ответ на следующий вопрос поищем …
За четвёртою грядой барханов возник призрак замка. По мере приближения, я стал различать орнамент, прочие мел¬кие детали. Употребив никем не учтённое время, подошли вплотную. Замок отбрасывал натуральную тень, - стало быть, он не был плодом воображения или чудачеством ми¬ражей. В оконных проёмах сверкало стекло, все двери нарас¬пашку. Пустой бассейн в тени чахлых пальм - зрелище не из праздничных, уж скоро занесёт его песком.
- Значит, это правда. - Евгений задрал голову. Самую высокую башню венчал пустой шпиль. - Был бы жив Иглоид, его штандарт не опускали б слуги.
- Что причиной смерти стало?
- Важнее - как умирал. Не дай Бог изведать подобного путешествия. А сгубила страсть подчинять и повелевать. - Синдбадский из баклаги отхлебнул. - Страшно подумать, сколько воплощений придётся издевательства терпеть от всех тех, кого притеснял. Если, конечно, не сочтут оконча¬тельно потерянным… Погоди-ка, выходит, ты не занял дворца на се¬вере, и тут же освобождается замок на юге. Думай. Думай! Кощея не выбрали, колдуна не стало, - полная анархия? Кто у нас неприметная кандидатура?
- Штаниба выползет из подполья, как узнает о нашем от¬ступлении.
- Верно заметил, Гасконец: «отступление». Полагаю, не вернётся Великий Штаниба. Если только сюда. Нет, опреде¬ленно: одному из нас следовало бы остаться инкогнито. По¬мочь хотя бы с выборами Кощея.
Архитектура замка лишена изящества, но и претензий к скромности не возникало. Труд строителей был оплачен в полной мере, иначе вопили бы сами стены, а сам хозяин не до¬тянул бы до преклонных лет. Знал колдушка, на чём нельзя эко¬но¬мить. В Нулевом дурят строителей частенько.
Мы поднялись в башню с тремя окнами; следы четвёрто¬го, глядевшего некогда на юг, проступили от безысходно¬сти; окно решило напомнить о себе, едва услыхало чужие голоса.
С двадцатиметровой высоты открывался обзор великолепный, обнаруживая уникальную особенность постройки. Пока на юг летели, пока перекусывали на ковродроме, мы этой башни и в глаза не видели. С башни - и Шереметьево, и горы, и реки, вплоть до северной окраины, кабы не дымка испарений по¬сле ливня. Где-то там Хурма, Гонза, великаны и гномы. Ушли мы, - забот не убавилось у них. Пусть пока и не обзавёлся я друзьями, но себя частицу распылил. Ос¬новное усло¬вие - не наживать врагов, кажется, исполнил. Кто намере¬вался познакомиться, кто встреч искал, жела¬ние удовле¬творили. Кто знаться не стремился, так в безвестности и остался. Хочу надеяться, с нашей откомандировкой изменится не слишком расстановка сил. Наверняка, отыщутся такие, кто скажет: «Они больше не сунутся, давайте рассчитывать на собственные силы». - «Они ещё вернутся», - прочие возразят, и число их будет таять с каждым днём. Но те и другие, время от времени, по-прежнему будут посматри¬вать на юг, в сторону Лифта.
- Скоро сюда начнут прибывать души из Нулевого. Для местных это послужит испытанием и в какой-то степени раз¬о¬чарованием, - сказал Евгений. - Их попробуют сравнивать с нами. А ведь наши современники не знают и сотой доли того, с чем мы в Девятый выходили.
- Им будет не просто.
- Потрясения станут преследовать, одно за другим. Мало того, что жизнь не прервётся, как им вдолбили…
Я вставил реплику:
- Важнее то, пожалуй, как скоро в себя придут, найдут ли общий язык с обитателями сектора. Ведь кто-то откажется верить глазам … и впредь больше не увидит никого.
- Не всякий способен принять сказочные персонажи за явь, да в концентрации такой. В первый свой поход, помню
Евгений спустился на этаж, вернулся с булавой и меча облом¬ком. Изрядно вымазались, но окно освободили. Сюрприз нас подкараулил среди обломков. Четы¬ре комплекта кубиков достались в виде уплаты за работу не по профилю основных занятий. Кубики вместо кирпича, - знал ли Поприще о том?
Синдбадский разложил их на скамье, прибавил свои ком¬плекты.
- Давай и ты. Посмотрим, меню какое на сегодня.
Кубики явили новую способность – как бы срослись в цельный экран.
Свежий номер «Ведомостей» был готов обрушить поток информации «полезной» на наши головы. К примеру: «Знаменитый коллекционер, владелец Банка, коллекцию жуков заморских приобрёл; есть экземпляры просто чудо: и полосатенькие, и без полосок, в крапинку и с отдельными словами; из слов можно предложения составить, и в долг у Банка взять: процент до того ничтожен, что упоминания не стоит». Или такое: «Новшество в избирательной системе. Со вчерашнего дня депутаты должны выбирать себе избирателей, соблюдая нормы Закона о выборах, а именно: обойти жилища тех, кого видят своими избирателями».
Учитель накрыл часть текста краем знаменитого пла¬ща, сохранив для обозрения уголок с данными о кубиках, бегло оценил.
- Вчерашние сведения. О тех кубиках, что разбросаны по дорогам, сообщат, видимо, завтрашнем выпуске. А вот, полюбуйся!
Я встал рядом. Короткая справка: «Со дня на день ожида¬ется отбытие Синдбадского с Гасконцем на родину. Нашим корреспондентам так и не удалось встретиться с соискателя¬ми и разу¬знать, всё ли они сделали, как хотели, и как скоро ждать их следующего визита. Пройдёт ещё какое-то время, и каждый обитатель Девятого сектора сам себе ответит: была ли польза сообществу от их присутствия?»
«Эти простые рюкзаки очень практичны и удобны; накануне Перехода новая модель «гасконец» пригодится в пути, торопитесь сделать заказы».
Я поднял глаза. Евгений замер у окна на юг.
- О зрении твоём тоже легенды слагают, - молвил он. - По¬пробуй-ка взять это направление, что увидишь?
На первый взгляд, задача казалась непосильной. Густое марево, кромешное дыхание песков из стороны в сторону колыхалось безобразно; границы секторов где-то там сходились в единую точку, как веер дамский. По разговорам, место опасное во всех отношениях, одной матушке-змее не возбраняется там появляться. Проклятое место, говорят одни; другие настаивают на преда¬ниях, из которых следует, что там водятся существа злобные, кому приходится распределять души усопших по секторам. Говорят о прогулочной повозке, об избушке, в которой пропадают люди, и, пожалуй, самая свежая версия - наличие Лифта.
В дымовой завесе бликов и затемнений едва угадывалась замысловатая конструкция; по крайней мере, она одна сохраняла постоян¬ство. Я руками мысли миражи разгрёб, наважде¬ния отмёл; и ветер пригодился, что так небрежно обошёлся со мной на мосту через Куделю, - мастера по спецэффектам удар хватил должно, когда по заготовкам гения ударила струя тугая.
- Вижу каркас с площадками - вверху и внизу. Это и есть Лифт?
- Сам я ни разу не видел, - признался Евгений. - Думаю, и никто из живых не мог.
- Можно поспорить. Когда стирают память о прошлых жизнях, стирают и упоминание о Лифте.
- Не стирают, а закрывают доступ, - поправил учитель.
Я к окну восточному метнулся. Призы¬ва неужели моё Я не слышит?
«Слышу. Это зрелище не для твоих глаз, большего не проси. Видеть тех, кого сослали сюда, картина не из прият¬ных. Поспешите в Нулевой, естественные про¬цессы не тормозите».
Синдбадский оказался рядом:
- Снова был контакт? Нас торопят?
- Новопреставленные не должны нас видеть. Просят ос¬вободить пространство. И тебе, Евгений Васильевич, не со¬ветуют задерживаться. Остроухие обитатели Девятого должны получить свою долю новых энергий.
- Верно, остроухи. Это первое отличие от нас. Однако, есть и другие. Что-то ещё откроется в процессе. - Учитель начал спуск по лестнице, следом я пошёл.
- Мне показали Шприц. Заправлен под завязку.
- С детства не люблю! Шире шаг!
Пески вскоре сдали, вновь появились островки чахлой травы, потом кустики и деревца. На безликой тропинке нас караулил Паша, торопясь, сообщил о полной готовности.
Анна Михайловна поняла по лицу мужа, что тайное её желание исполняется. Стал гадать я: ей удалось переговорить с на¬стоящей Золотой Рыбкой? Не замечал, чтобы она вязала сети. Да и с какой стороны к удочке приблизиться она вряд ли знает.
Мимо Арки проходили, - сорокацветный шарик вертикаль держал, как часовой у мавзолея карабин. Створы канала охраняли незнакомые гномы, пока мы не вошли командой. Родные запахи в канале укутали с головы до ног, знакомою прохладой согревая. Как я соскучился по ним!
Нулевой встретил нашу пятёрку без оваций.
Евгений Васильевич извлёк из бездн плаща знакомую скатерть-самобранку.
- Та самая, что Штаниба с возвратом выдал?
- Отныне сам следи за ней, я притомился. И помни, на¬стоя¬щая она, остальные можешь выбросить не только из головы. И ещё. Для сапог-скороходов и прочей ут¬вари приготовь себе тайник; выходишь в Девятый - и уже не носишься по базарам… - Евгений Ва¬сильевич улыбался своим мыслям, производил на ближайшие дни расчёты. Я заметил, что подле головы его пляшет облачко, которое подыскивает место-время для посадки.
Вот глаза учитель поднял:
- Поздравляю тебя, Гасконец. Попытка засчитана.
Пока рассматривал я скатерть-самобранку да рассыпался в благодарностях, учитель в мой рюкзак сыпнул горсть камушков; думаю, это всё-таки бирюза. Как же так? У меня за спиной, без малейшего намека на необходимость. Не хватало с учителем устроить поединок. В последние денёчки дух борьбы, похоже, стал преобладать над здравым смыслом.
- В посёлке постарайся на мирные рельсы перейти, - заканчивал инструктировать Евгений Васильевич. – Нас и дома в покое не оставят, так что… Конфликты ни к чему нам.
Дачный посёлок проживал своею жизнью; хватали грядки солнечные киловатты и обжирались ими; цветы родов и рангов всех проходу не давали. Но где бы ни находился, чем бы ни был занят, всякий раз заставал себя там, в Девя¬том, разве только тело находилось здесь. Работа над ошибками? Если бы! Если бы что-то можно было изменить. Наверное, так люди прощаются со старым го¬дом, разглядывая бокал с шампанским.
На Дашином лице не только соседи стали подмечать подобие загадочной улыбки, - думаю, я не сильно преувеличиваю.
Факультативные материалы
Нет-нет, я от своих слов никогда не отказывался, но повторял, и буду настаивать: девятских маловато. Мы никак не заселим Нулевой. А сброда всякого тащить с собой… Какое перевоспитание, я вас умоляю! Ой, погодите. Мне снова слово дали. Итак…
Я – берендей, сказочник обыкновенный, с той лишь разницей, что воплотить сумел мечту сословия. Сумел поставить дело так я, что в собственном творении участье принял на законном основании, преодолев сопротивление Совета. Читателя спешу заверить, присутствие моё обузою не станет, зато волшебным фонарём своим завесы некоторые умолчанья приоткрою. Для начала, сообщить хочу, почему в Нулевом для подлинных чудес не осталось места. Нас выжили оттуда, сперва воинственные большевики, затем партийные работники и сектор по идеологической работе. Да, тесновато здесь, но уж лучше так. Нас, эмигрантов, встретили друзья, - накормили, обогрели. Но не о том речь: Нулевой на откуп чёрным магам отдан, только полной власти дай им, Нулевой падёт, как пали Вавилон и Атлантида. А мы, как можем, им противостоим отсюда. Наша агентура испытывает на себе противника давление, их агентуре тут мы спуску тоже не даём. Всё больше инкарнатов попадают в плен, и обдирают маги их, как липку, взять не умеют сами. Но вернёмся к животрепещущим и наболевшим темам. И начнём с Андрея. Синдбадский несколько опередил меня, сообщив о том, что засчитана попытка. Ладно, я не в обиде.
Чем именно Андрей-Гасконец к себе располагает, так сразу и не скажешь, есть в нём изюминка, которую невооруженным глазом не заметишь сразу. Андрей явился к нам гораздо лучше подготовленный, что прежние ученики мудрейшего, железный факт. НАШИ ахнули: Кристалл Души ему дарован Свыше. Из сердца, к линии ушей, где перемыч¬ка вся сияет, к точке Души бегут два катета. Лишь только встретятся они салютом, каркас мгновенно наполняет Свет, и гранями его Кристалл оживает просто. Он привораживает и манит, с ним рядом находиться просто счастье. Андрей, он робок с виду, но многим щит. Кто с Совестью в ладах, тот меня поймёт: Она мерило, и Она спасенье, ибо от Совести до Любви полшага. Пока хоть капля Совести в запасе, смело можешь называться человеком.
Здоровым юмором обладать задача не из лёгких; причудливые формы принимая, не опускаться ниже пояса, не идти на поводу у животных поползновений публики, - ну что есть проще? Тащи их за уши, пусть с виду не ослиные пока, авось которого спасёшь. Андрей достиг такого равновесия, что нам, со стажем, есть чему учиться. Накормил-таки Поприще энергией нездешней, да так, что та ускорила развязку.
Далее. Хурма по колдуна чары угодила. В корыстных целях он использовал её, до примитивного противно. Он заставлял её ночами подниматься и перетаскивать добычу соловьев-разбойников – излишки, так сказать, в Пещеру Сокровищ. Мы с Синдбадским знали и всё искали случай подходящий ей помочь. Чуть не сосватали… Впрочем, так оно и было: Андрей в нашу схему изумительно вписался. Никого не удивило, как он носит на руках Хурму. Всякий раз произносит наше заклинание: «Сотворённая из воздуха». Неразменный рубль было подбросил я ему, он с ним легко расстался, предназначения не зная. Не могу к нему явиться и сказать: бери, для пользы дела. Вмешательство прямое не простят. Потом, что-то они там про Шприц шептались? Был занят, а батарейки диктофона сели.
Сказать по правде, долго сомневался, говорить ли. Я побеседовал с Гасконцем одною ночью, отмотал потом эту штуковину назад да стёр, - Андрей того не должен помнить. Вот и говорю ему:
- Эх ты, простак! Синдбадскому поверил.
- Я покалечу тебя, Сказочник. Извинись сейчас же!
- За правду пострадать готов. Бей.
- Серьёзно? Тогда выкладывай.
- Ты хоть примерно понимаешь, какими киловаттами ворочает мудрейший? Тогда, с кусачками, не помнишь разве?
- Дальше.
- «Он электричества боится», а тебе польстило. Купил тебя он.
- Для чего, скажи, коль знаешь.
- Меч чтобы выковать тебе. Ты ведь о нём мечтаешь, не делясь ни с кем.
- Всё равно не понимаю.
- Ладно, разжую. С Небес, вон с той планеты (пальцем показал я) и вот с этой сплавы доставили на Землю. Я в сказочной металлургии ни бум-бум, одно скажу: кусачки эти тебе достались. Сейчас ты скажешь, в кладовой любой мог получить такие. Такие - да, но не эти. Сталь особая, её судьбу отслеживают профессионалы. Я две точки знаю: где момент изготовления произошёл, и вторая - когда к Кузнецу попали в горн. Попадут ещё. Почему так? В Девятый эту сталь так просто не протащишь, её способности тут знают. Не знал Синдбадский, потому пронёс. Секреты кто сегодня открывает? Что дают, бери и пользуйся. Ну, а со столбами разобрался? Ворота ставили, – пришли столбы как будто сами.
– Воины Зебромера притащили.
– Да после вы ходили в лес. После того, как ворота установили. Припоминай!
– Ты прав. Я следом шёл тогда, оба торца перед глазами. Точно! А мысль надрывалась: мы несли то, что давно стоит на месте. Петля Времени свилась, выходит. Твоих рук дело?
– Я рад, что мы к консенсусу пришли. Наверное, ты и сам заметил, на кубиках появляются ориентиры лишь в той стороне, где тебе необходимо побывать. Я подсказывал, в дозволенного пределах. Лишь крепость карасей не указывал на поле; дело в том, что разгорелись жаркие дебаты средь коллег, сносить её иль погодить. Далее, в Доме Ядвиги, тебе известный случай, мы сделали свои поправки. А тот, кто Гасконца остановить хотел, полагал, мы не уследим за всеми. Наш расчёт вернее оказался. Удар пришёлся в точку, да не в ту, как планировал молотобоец. Да, чуть не забыл: теперь скажи те самые слова, какие прозвучать должны, когда впервые вышел на соловьев-разбойников заставу. Сюда, в этот самый раструб: «До сведения велено довести расписание штатное, немного сдобное, почти съедобное». Говори-говори, иначе трещину не заделать.
Вот за что люблю Гасконца, так это за простоту. В мой волшебный накопитель, по форме напоминающий клаксон автомобильный, он слово в слово повторил. Мне осталось выпустить все девять слов в том самом месте-времени, чем я сегодня же займусь.
Ещё одно стечение обстоятельств: сосед, которому Андрей колонки продал, работал на Филона; этот факт никак не укладывается в голове моей. Почему нормальные инкарнаты пострадать должны, а непорядочные процветают?
Мысль о мече Гасконцу всё не даёт покою:
– Один меч я уже держал в руках, врагам такие только выдавать под роспись. Он даже дерево не рубит.
– Ты не прав, Гасконец. На мече том, под щитком, рычажок есть, и несколько положений для него. В тот день рычаг стоял в положении «Не навреди». Поверь, я брал меч после того, как ты покинул зал. Стоял бы в положении «Кто не спрятался, я не виноват», немало кукол деревянных уже сгорело б медленных печах, опилками. Не все сны ложны, ну-ка, вспомни.
– Кому принадлежит тот меч?
– В свой день узнаешь. Ответь мне лучше: не удивило обстоятельство, как скоро согласился на переброску твой Филон?
– Есть немного. Если кто и помог, то не показался на глаза. Поскромничал.
– Я песню для него сложил: о продуктах с поля, химии не знавшем, о воздухе, что твоё пирожное безе: так бы и ел! Когда я в голову ему вбивал, его в ответ атаковала мысль: «А как обратно?» По голове безобразника погладил, он с детства удовольствия не испытывал такого; там и говорю ему: «Коль в одну сторону дорога существует, то и обратную найдёшь, однако, побывав там, вряд ли захочешь возвращаться».
– Не слишком вежливо с Кощеем обошлись, мне показалось. В каком-то сне он нам с учителем приём устроил, сулил экономические льготы.
Я силился припомнить – ничего не вышло:
– Знать, вражеская сторона «коня троянского» подбросить замышляла. Прошу заметить, чтобы информацию спустить, личность одиозную подобрали, с кем не встречались вы. Бессмертный если слово даст, то кровь из носу исполнит; другое дело, и он не вечен, к облегченью.
– Я сам читал: «А смерть его на конке иглы, игла в яйце, яйцо в утке…»
Давно так не смеялся я: «И инкарнатов убедить сумел, непревзойдённый фантазёр! За что Кощея уважаю, так за то, что сказку наоборот сочинил удалую да несметным тиражом издал. Как вырастет в краях далёких богатырь, сразу подавай ему Кощея. С той поры слоняются бездельники по ойкуменам, гоняют зайца, утку бьют. Где хранил иглу, видал? То-то.
На этот раз Синдбадский тоже удивил, понравился и ослик, и резиновая перчатка. Не спорю, поучиться есть чему. Страстное его желание идти за океаны беспокоит очень, далась эта Америка ему. С матушкой-Змеёй общался он иначе, когда она в движении, наблюдателя рисунок шкуры завораживает и в соляной превращает столб. Синдбадский лишь почуял ворожбу, и голос твёрже стали стал. Сказал ей: «Ползи себе с миром, сама не отвлекайся, нас не задерживай». Слова пришлись по нраву, спонсоров для похода она ему пообещала. Из коллег моих поныне многие сомневаются в успехе экспедиции. Уж слишком много сказано, как бы больших препятствий не нагородили. Однако, видятся и плюсы. Противника отвлечь, чтоб располовинил силы. К началу Перехода не помешает отдельных уродцев наблюдать где-нибудь на периферии, пусть с Нептуном поспорят да опробуют хвалёный флот. И флот Синдбадского заботой не оставим, не в наших правилах. Ну-с, ждём с нетерпением.
Да, ребята-караси так ко времени пришлись. Я в крепости бывал. На доске почёта Витёк с Петром, известные верблюды, хорошо висят, смежную профессию освоили, лучшими зенитчиками стали. Так наловчились брать Горынычей на прицел, что первенство признано за ними. Ещё не знаю, разрешить доставку снарядов в сектор или погодить, пока пусть учатся торговаться с поставщиками.
Да, вот что ещё. Соискатели очень не хотели, чтобы Филон с Поприщем повстречались. А НАШИ на эксперимент пошли. Синдбадскому доложат, как вернётся: ну, встретились, обнюхали друг друга, и что? Ненавистью лютой воспылали так, что без видимых причин в кулаки сошлись и тузили друг дружку до одышки крайней.
Теперь с Хурмой возникли затруднения, куда теперь её потащит? Как бы не оттолкнула парня. Она способна на поступок.
Ключ от Северных ворот. Не думал, что так сразу секрет придётся открывать, да ладно, так и быть. Хурма заказывала погодные условия. Тот их диктует, у кого в руках ключ.
Теперь красавицы Хурмы с Синдбадским я разговор готов озвучить.
Он как-то заявился на заставу прибор свой мореходный взять, который одолжил на время. Нет, пожалуй, сдал на сохранность. Сохранность там на сто процентов… Поприще не пронюхал, не то б наделал бед.
- Ты почему в известность не поставил, к чему готовиться? Андрей свалился на меня как снег на голову, едва не умерла со страху!
- Не ты ль о том мечтала?
- Так неожиданно. Мог хотя бы кубиками предупредить.
- Ты так считаешь? Моей подсказке был бы рад противник. Андрей в плен угодил бы, кому спасибо скажут? Кстати, где он тебя застал?
- В оружейной комнате.
- Там же у вас темно.
- Я пряталась. А он нашёл и… принял за скульптуру соловья-разбойника.
- Это не страшно.
- Да? Он меня за грудь брал.
- Не поверю. Андрей не такой.
- Я не лгу, учитель!!
- Что это меняет, в конце-то концов? Сама виновата. В темноте наткнулся на скульптуру. Андрей не успел настоящих разбойников рассмотреть, вот и воспользовался случаем узнать поближе. Кажется, оружейную комнату он принял за музей трудовой славы, тебя - за разбойника... Не тебя он щупал, а рядового распределителя благ, вот как я понимаю случай. - Евгений Васильевич оторвал взгляд от экрана сканера.
- Зачем же руки распускать?
Гость хохотнул:
- Надо было встретить, напоить чаем. И вообще: для чего Творец украсил грудью женщину? Чтобы мужчина рядом был, ласкал грудь, - приручишь которого, тут о болезнях и забудь. Так что… давай, и мы оставим без внимания целебный, легкий массаж. Здоровая грудь нуждается в процедурах нежных.
- Ты меня совсем не хочешь понимать, Синдбадский!
- Спрячься в оружейной снова. Я через минуту там найду тебя.
- Но Андрей не знал ведь, что именно мне принёс пользу!
Евгений Васильевич пошарил по окрестностям, выключил кубики и молвил:
- Многие знать не будут, сколько пользы через ученика моего получат.
Эй! Вы что позволяете себе? Я - один из богов Арки. Что там у вас колючее такое? Ещё чего! Да вы с ума сошли, какие тут прививки? Я бог… Ой, мамочки!..
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ 2005-2011 г