В статье рассматривается возможность использования в индивидуальных практиках человека социальных технологий, заимствованных из специализированных областей деятельности и различных культурных традиций.
Ключевые слова: кризис, катастрофа, социальные технологии, непрямые действия, стратагемность.
Сознание современного российского социума можно назвать катастрофическим. Оно соответствует времени социального слома, в котором мы живем. Помимо определения современных условий в России как катастрофических, собственно смена сознания имеет кардинальный, и в этом смысле, также катастрофический характер. Вопрос заключается в том, как катастрофа может быть осознана? Осознание ситуации необходимо для определения стратегий деятельности в условиях кризисного, транзитивного, динамического общества. Отечественный философ В.Н. Порус, использует парадоксальный оборот: надо обжить катастрофу [15, с. 35].
Вопрос о том, «как достойно жить с кризисом, и особенно с катастрофой, и как питаться от них силой и энергией» [14, с. 5] выражает принятие сложившегося положения дел. На глобальном уровне происходит то же самое. Преодоление глобального кризиса, в котором оказалось человечество, не означает избавления от угроз в будущем. Будущее, теперь это уже ясно, представляет собой череду кризисов и катастроф, преодоление которых - лишь передышка перед следующей угрозой. Урок в борьбе с глобальными проблемами состоит в выработке способов их преодоления, а не в изживании их раз и навсегда.
Следует различать кризис и катастрофу [14, с. 10]. Не всякий кризис ведет к катастрофе, а лишь тот, который принимает антагонистические, радикально-деструктивные формы. Кризис может преобразоваться в эволюцию и реформы: эксцессы могут преобразоваться в процессы будущего развития.
Социально-политическая ситуация в России определяется как требующая модернизации. Игорь Юргенс (председатель правления фонда «Институт современного развития») полагает, что социальный организм в России вступил в стадию, когда он выздоравливает и должен действовать в соответствии с демократическими институтами, быть здоровым и выживать сам. Без использования авторитаризма как переходной модели, уместной в начале болезни [7, с. 8]. Вместе с тем, он полагает, что «готовиться надо к худшему…». Эксперты считают, что не позже, чем через 10 лет может произойти экономический кризис подобный тому, который начался в 2007-м. Кроме того, может возникнуть кризис ценностей. Многое в мире пришло в большое движение. Тут и новые религии, точки зрения, передел рынков. В этих условиях для модернизации России нужна программа и политическая воля. «А политическую волю и общее усердие, замечает И. Юргенс, не купишь» [7, с. 9].
Оборотной стороной нехватки общего усердия является повышенная «взяткоемкость» социума. Взятка уже не просто бич, подчеркивает И. Юргенс. Это наша болезнь [7, с. 8]. Один из современных отечественных политиков говорит о коррупционно-бандитской среде, заполонившей страну [8, с. 7]. В мире есть рецепты, как эту беду побороть. Первый: конкурентная политическая модель. Одна партия «сливает» на другую компромат, потому что не такие они хорошие, а просто рвутся к власти. Компромат поступает к людям – через газеты и телевидение. Рецепт второй: гражданское общество, которое все это оценивает: где «заказ» и «деза», а где нет. И нулевая толерантность к коррупции.
На таком существующем сегодня фоне могут развиваться стратегии сотрудничества, когда люди поддерживают друг друга в беде – «мобилизационная» стратегия. Особенность кризисной ситуации состоит в том, что ее «обжитие» это формирование, прежде всего, нового пространства, пространства посттравматического состояния, которое складывается в результате применения остающихся еще ресурсов. Сознание соответствует определенной стадии болезни. Формируется «больное» сознание. С другой стороны, переживание/преодоление кризиса – это самоутверждение того поколения, которое считает себя «современным».
В российском социуме в современную ситуацию включаются и новые политические условия последних двадцати лет. Иное, по сравнению с советской эпохой, политическое сознание формируется на основе изменения политической реальности и смены ценностных ориентиров в целом – в сознании общества и личности. Ценности, ранее считавшиеся неприемлемыми, стали вполне нормальными. Подавляющая масса людей вынуждена в целях самосохранения воспринять идеи стабильного и безопасного существования как самодовлеющие ценности, а не как социальные инструменты адаптации [17, с. 140].
Против восприятия безопасности как ценности направляет свою критику Жан Бодрийяр [2, с. 312]. Он полагает, что безопасность есть выражение социально-репрессивного принципа, форма социального контроля и демонстрирует сопротивление безопасности как наличного социального явления. Сопротивление безопасности можно, на наш взгляд, отнести к типу социального поведения, которое пытается противостоять внедрению любых социальных технологий. Ж. Бодрийяр относит безопасность к навязанной норме, и отказывает ей в значимости (ценности) для индивидуального человека и целых социальных групп на том основании, что она разрушает «естественные» процессы самоосуществления человека.
Позиция Ж. Бодрийяра – это фигура «открытого забрала», когда люди открыто идут «на Вы» грозящим обстоятельствам. Однако тактика противоборств, тактика войны предполагает и другой стратегический рисунок. Можно разделить недоумение, которое высказывается относительно недооценки в социальной философии такого феномена, как война [12, с. 26]. На поле боя возникает особое состояние человеческой субъективности, когда предельно напряжены силы, где присутствуют неподдельные воодушевление, хитрость, изворотливость перед лицом непосредственно грозящей опасности. Именно так, по мнению Р.Г. Липидина, описывает реального субъекта в своих сочинениях Карл фон Клаузевиц: без пафоса и лицемерия, без абстрактности и образности. Таким человек предстает не только на войне, но и в других сферах своего бытия. Поэтому «мысли Клаузевица весьма уместны были бы в выработке современных стратегий социальной субъективности, а не только на полях сражений эпохи Наполеона [12, с. 27].
Легисты в древнем Китае полагали: если государство сильно и ни с кем не воюет, то внутрь страны проникает яд: появляются ли, музыка и паразиты, приносящие вред … и тогда государство будет непременно расчленено. Если же государство [сильно] и поэтому ведет войну, то яд проникает к противнику, в государстве исчезают ли, музыка и паразиты, приносящие вред … и оно непременно усилится [6]. Безусловный приверженец древней традиции Мао Цзе-Дун учил: «Если в каждом частном случае, в каждом конкретном вопросе мы не будем соблюдать осторожности, не будем придавать большого значения искусству борьбы, не будем сосредоточивать все силы в битве, не будем обращать внимания на то, чтобы завоевать всех союзников, которых нужно завоевать, то мы допустим ошибку» [19].По словам Н. Макиавелли, та война справедлива, которая необходима, и то оружие священно, на которое единственная надежда.
Главная задача на войне – уничтожение противника. Но к такому финалу приводит не всякая цивилизационная модель войны. Африканец мыслит не по привычной европейцу модели "перебора" вариантов и исключения противоположности в духе "или — или", а по традиционно-ритуальному принципу оценки прежнего опыта: "как и..., так и...". Это позволяет воспринимать действительность в нерасчлененном, целостном виде. Характерно, что в малийском эпосе победитель не уничтожает побежденного злодея, а просто вытесняет его из спорного пространства. Он дает возможность врагу, покрытому позором поражения, лишенному источника сверхъестественной силы и чудесных превращений, спокойно укрыться на отдаленной горе. На африканских фронтах сплошь и рядом возникали ситуации взаимного недоумения местных командиров и российских советников. Доктрина отечественных военных академий — окружить врага, чтобы уничтожить его. Эталон — Сталинградская битва. Но традиционная логика африканского населения предполагает окружение противника с целью победы над ним, а вовсе не тотального его уничтожения. Она близка по духу стратегии легендарного зулусского полководца Чаки: взяв в кольцо врага, надо оставить ему тропу для отступления [1, с. 153].
Противоборство одна из сторон войны. В менеджменте учитывается возможность проявления скрытого противоборства с руководителем в спонтанных ситуациях на корпоративных встречах. Чтобы удовлетворить желание противоборства с руководителем, но не быть навязчивым и агрессивным, рекомендуется в завуалированной форме нанести ему поражение, приняв участие в каком-нибудь конкурсе. Чтобы уязвить побежденного больше, можно отдать ему выигранный приз. Перед нами тактика «поражения без уничтожения», присущая и традиционно-ритуальным принципам ведения войны. Таким образом, война может вестись с менее жестокими задачами, не до полного уничтожения.
В условиях катастрофических последствий перманентного кризиса российского социума и повсеместно ведущихся социальных войн для прекраснодушия не остается места, как не должно быть места панике и безвольной деградации. Социум очередной раз стоит перед лицом цивилизационного выбора, и основой порядка, новой регулярности может выступить ценность безопасности и ее обеспечение, прежде всего, выскотехнологичными средствами.
Человек может, конечно, стремиться к сохранению своей автономности даже в имеющихся кризисных условиях, то есть, он может сохранить свое право на смерть, но вряд ли кто-то сегодня на это право покушается. Нет таких системных оснований. Призыв к разработке и внедрению технологий социальной безопасности сегодня есть не просто меры по предупреждению риска, а единственно возможный шанс избежать реальной гибели. С таких позиций, безопасность, действительно, является самодовлеющей ценностью и как таковая способна консолидировать еще остающиеся общественные ресурсы.
Военная теория предполагает сегодня достижение соответствующих целей не только и не столько за счет применения военной силы в ходе «боестолкновений», сколько иными – скрытыми – воздействиями в рамках стратегии непрямых действий [11]. В современной военной теории изменилось соотношение между тактикой льва (сила и честность) и тактикой лисицы (мистификация и искусное притворство). В скрытом противоборстве особое значение имеет применение хитрости и всевозможных уловок. Это не столь характерно для прошлого. К примеру, во второй мировой войне вопросы стратегического обмана противника не были актуальными, поскольку большее внимание уделялось военной силе, а не слухам [18, с. 372]. Сегодня тактические руководства даже для небольших военных подразделений (взвод) предусматривают обязательные «меры по обману противника» и вполне значительной оказывается роль непрямых действий в военных доктринах современных армий. Появились формы противоборства с применением информационных и иных скрытых технологий.
Важной особенностью информационной борьбы, например, является то, что как сам факт, так и последствия ее ведения не всегда являются очевидными для того, против кого она ведется. Особенности такого способа действий вполне определенно видны в деятельности нелегальных агентов разведки. Один из бывших руководителей ИНО СВР, Ю. Дроздов, отмечает, что любой из современных нелегалов «обладает необходимыми знаниями и навыками, позволяющими ему выполнять задания преимущественно оперативно-аналитического характера в любых условиях» [9, с. 12]. При этом их действия должны быть 1) незаметны для окружения, 2) затруднять ответную реакцию контрразведки, даже если от предателя ей стали известны конкретные имена и адреса. Это во многом объясняет длительные сроки наблюдения за такими «объектами», сложности необходимого для судебных властей документирования их операций.
Область науки, в которой изучают скрытное применение информационного ресурса, условно обозначается как "военно-коммуникативная". Это прикладной аспект коммуникативных исследований, имеющих сегодня достаточно широкое распространение в мире. В целом, данную область можно определить как область порождения и обработки информации с боевыми целями. Одной из сторон коммуникативно-информационного взаимодействия является манипуляция – как на социальном, так и на межличностном уровне.
Манипулятивный подход – важная составная часть профессиональной культуры в разных областях деятельности, в том числе в политике. Суть манипуляции в том, что манипулятор, преследуя свои цели, скрыто, неявно стремится возбудить у адресата (человека, которым манипулирует) намерения, не совпадающие с существующими у него актуальными желаниями. Как подмечает П.С. Таранов, манипуляция есть использование самого человека (его свойств, характера, личности) для затеваемых с ним (блокировка, переориентация или расправа) нечестных «игр» [16, с. 474]. Манипуляция в межличностном общении имеет место тогда, когда возникающий у манипулятора замысел внедряется с помощью специальных ухищрений в психику адресата и заставляет последнего действовать в соответствии с разработанной для него программой поведения, которую он изначально воспринимает как свою собственную.
Таким образом, с одной стороны, в ходе манипуляции манипулятор осуществляет скрытое программирование мыслей и намерений адресата, а с другой — адресат не осознаёт оказываемого на него воздействия и не знает конечной цели манипулятора. К манипуляции прибегают тогда, когда прямое принуждение или обман невозможны или нежелательны. Манипуляция считается успешной в той мере, в которой манипулятору удаётся переложить ответственность за нужное ему событие на адресата. Однако ответственность не может быть просто передана — она должна быть принята в результате свободного выбора. Но как раз свободы манипулятор предоставлять и не хочет. Вместо этого он так организует воздействие, чтобы у адресата создалась иллюзия собственной свободы в принятии решения [10, с. 46].
Каждый виновник автомобильной аварии в первый момент чувствует шок и стыд. Если в этом состоянии ума его обругать, часто бывает, что от виновника отлетает раскаяние, и он начинает сопротивляться, вместо того чтобы признать свою ошибку. Поэтому с виновником аварии нужно разговаривать по-хорошему, утешать его, выслушивать его объяснения и ждать, пока его возбуждение уляжется, чтобы только после этого сделать ему выговор. Только так можно надеяться на успех в обращении с виновником дорожного происшествия. Таким образом, сначала следует отпустить на свободу чувство вины, потому что в этой фазе человека нельзя убедить с помощью поучений. Только когда возбуждение пройдет, настает время для выговора.
Обманщики также стремятся внушить своим потенциальным жертвам чувство полного доверия и лишь после этого приступают непосредственно к обману. Здесь все идет в дело: формирование соответствующей репутации и создание имиджа правдивого, честного человека, открытая, обаятельная улыбка, доверительный тон разговора, создание некой легенды, обеспечивающей некритическое восприятие со стороны объекта обмана, лесть, вызывание жалости, игра на индивидуальных личностных особенностях человека, создание соответствующей ролевой ситуации.
Один из приемов состоит в том, чтобы говорить с человеком о нем самом. Это правило касается как мужчин, так и женщин.
Карнеги рассказывает в своей книге о знаменитом брачном аферисте-многоженце, который завоевал сердца и капиталы двадцати трех богатых американок, прежде чем угодил в тюрьму! Когда журналистка спросила, как ему удалось влюбить в себя столько дам, он ответил, что это совсем не трудно: все, что надо делать, - это говорить с женщиной о ней самой. Талантливый обманщик, прежде чем обмануть человека, должен в какой-то степени если не полюбить его, то хотя бы отнестись с симпатией. Как правило, жулики высокого разряда создают впечатление весьма обаятельных людей [20, с. 94].
Как видим, отличительной чертой манипулятивного действия является скрытость. Принцип скрытости как неочевидности самого факта противоборства и тем более источника наносимого удара – характерный признак профессиональной деятельности на любом поле боя, в том числе признак политического и административного противоборства.
Формула скрытных действий: умело поддерживать контакты – производить благоприятное впечатление – получать доступ к источникам информации. Создание образа простака – один из приемов. Хитер не тот, кого считают хитрым, а кого принимают за простака (П. С. Таранов). Данный прием является частью более общего способа психологического воздействия - «внушения чувства доверия», однако иногда приобретает самостоятельное значение. Еще в 1647 году Бальтасар Грасиан четко сформулировал данный принцип: «Употреблять расчет, но не злоупотреблять им. Напоказ его не выставляй, тем паче не позволяй разгадать, расчет надобно скрывать, он настораживает, особливо расчет тонкий, он ненавистен людям» [3, с. 31].
Суть данного приема заключается в том, чтобы всеми доступными способами стараться создать у человека ощущение его интеллектуального превосходства, одновременно нарочито принижая свои собственные умственные способности. В результате человек теряет бдительность, так как не ожидает какого-либо подвоха от простака, с которым он якобы имеет дело. На самом же деле простаком и «лохом» оказывается он сам. У китайцев есть специальное название для данного приема – «притвориться свиньей, чтобы убить тигра». Он означает, что от сильного врага скрывают клинок меча, представляются глупым, как свинья, поддаются во всем, изображают дружескую улыбку и прислуживают, подобно рабам. Но как только представляется случай, раб превращается в палача.
В настоящее время уже формируются целые концепции самообороны, рассчитанные на усвоение их обыденным сознанием. Одной из таких концепций является учение о применении скрытых действий в различных областях деятельности, в том числе – политической. Это – стратагематика, учение о стратагемах. В одном из комментариев к 36 китайским стратагемам, приводимом современным немецким исследователем Х. Зенгером, подчеркивается различие морали и технологии: «Речи о человечности и добродетели могут использоваться, чтобы добиться чего-то от других. Но нельзя позволять провести себя с их помощью, по крайней мере, не в сражении — физическом или духовном…жизненный опыт — это вопрос образованности, а здравый смысл в обращении с людьми основывается на махинациях». Наше время провозглашает себя цивилизованным. Но чем цивилизованнее общество, тем больше места в нем занимают ложь и обман. В такой среде 36 стратагем представляют собой средство, как защиты, так и нападения. Они несут в себе практическую мудрость, которая значительно ценнее пустых фраз морали и увещеваний» [5, с. 47-48].
В Китае, как следствие развития языка и письменности, преобладает интуитивное мышление с его недуальной картиной мира. Китайской национальной чертой характера является как раз стратагемность мышления. Предмет стратегии – непрерывно меняющаяся конфигурация сил, которую невозможно свести к формулам и правилам. Сущность китайской стратегии состоит в том, что побеждают всегда с помощью обходного пути, даже если и решили действовать напрямую. Она достигается на основе сознания, которое уподобляется пустоте чистого зеркала, выявляющего все образы мира, но не существующего отдельно от вещей, а это тоже интуиция в полном смысле слова. И наконец, китайское ушу, особенно внутренние боевые искусства требующие внутреннего развития в ходе которого объединяются И «ум мудрости» и синь – «эмоциональный ум». Если человек в состоянии объединить ваши синь и И, то его движения будут быстрыми и ловкими, в то же время точными и спокойными. Вышеприведенные факты указывают, по мнению М.Б. Миронова, на широкое присутствие интуиции в китайской культуре [13, с. 161].
Там, где соперничество, противоборство, борьба – там хитрость, уловки, а значит, построение хитроумных планов (стратагем). К условиям составления и успешной реализации стратагем относятся: умение рассчитывать ходы и предвидеть их последствия, знание психологических особенностей тех, против кого нацелен план и, наконец, упорство автора плана в реализации стратагемы. Стратагема подобна алгоритму, она организует последовательность действий.
В результате рассмотрения принципов стратегий непрямых действий, можно констатировать, что такому действию присущ технологический оттенок и его распространение вызвано определенными социальными условиями – условиями трансформации общества.
Так, макиавеллизм считается некоей политической технологией. Им маркируется один из признаков политической деятельности (цель оправдывает средства). Есть и иные трактовки природы макиавеллиевских рецептов осуществления власти. Власть якобы выступает у флорентийца не как традиционное средство приобретения выгод и привилегий, а как средство борьбы с социальным хаосом [4, с. 80]. С такой трактовкой трудно согласиться хотя бы потому, что здесь полагается определенный абстрактный принцип, что противоречит «беспринципности» Н. Макиавелли.
О каких бы социальных стратегиях ни шла речь сегодня, они должны рассматриваться, как попытка сформировать адекватный способ поведения человека перед лицом будущего. Это означает положительное восприятие кризиса и попытку преодолеть деморализацию сознания пред новыми вызовами. Кроме того, здесь имеется потенциал становления новых форм социальности, поскольку лишь активная деятельность индивидуального человека может сформировать реальные конфигурации общественной жизни.
Литература
1. Андреев И.Л. Афро-европейский интеллектуал Леопольд Сенгор // Человек. 2010. № 10.
2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.
3. Грасиан Б. Карманный оракул. М., 2008.
4. Ельчанинов М.С. Проблема взаимодействия порядка и хаоса в социальной философии Н. Макиавелли и Т. Гоббса // Социально-гуманитарные знания. 2007. №4.
5. Зенгер Х. Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. В 2-х т. Т. 1. М., 2004.
6. Книга правителя области Шан. http://www.sovmu.spbu.ru/main/proj/gutorov/shan.doc
7. Комсомольская правда, № 47 (390). 20 апреля 2010.
8. Комсомольская правда, № 49 – т (25605-т). 9-16 декабря 2010.
9. Комсомольская правда, № 178. 30 ноября 2010.
10. Корнетов Г.Б. Парадигма педагогики манипуляции // Школьные технологии. 2006. № 1.
11. Лиддел Гарт Б.Х. Стратегия непрямых действий/Пер. с англ. М., Иностранная литература, 1957.
12. Липидин Р.Г. Классический и современный взгляд на проблему субъекта: нормы и парадоксы // Мир человека: нормативное измерение – 2. Саратов, 2010.
13. Миронов М.Б. Интуиция в китайской культуре // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2010. № 6.
14. Пигров К.С. Кризис и катастрофа // Социальная аналитика кризиса. Мысль. 2004. № 5.
15. Порус В.Н. Обжить катастрофу. Своевременные заметки о духовной культуре России // Вопросы философии. 2005, № 11.
16. Таранов П.С. Интрига: способ выживания. М., 2005.
17. Федотова В.Г. Хорошее общество. М.,2005.
18. Хотя тот же Слотердайк замечает, что уже с периода Первой мировой войны значительно большим признанием стали пользоваться шпионаж и военное «просвещение» - интеллектуально-познавательное ведение войны, психологическое ведение войны, предательство, пропаганда (См: Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург, 2001.)
19. Цитатник Мао Цзе-Дуна. http://lib.ru/DIALEKTIKA/MAO/mao.txt
20. Щербатых Ю.В. Искусство обмана. Популярная энциклопедия. М., 2004.