- Дед, почему это место называют "Девичий плёс"? Тут же лес...
- Это потом лес вырос. А когда-то река средь полей бежала. И был тут плёс красивый, песчаный.
- А почему «девичий»?
- Так вот послушай. Времена были давние, неспокойные. Приходили на нашу землю с юга кочевники – жгли, грабили, дань требовали. А что спросом-то пользовалось, знаешь?
- Ну, серебро-золото, оружие, наверное, скот, еда всякая, мёд, может ещё что…
- Верно мыслишь, да только злата-серебра у землепашцев много ли сыщешь, оружие тоже не ахти какое, а потому кроме снеди и скота брали невольников, угоняли в рабство. И средь них кто больше ценился?
- Наверное, здоровые, сильные мужики да бабы, чтобы хорошо работали.
- Эх ты, бедовая голова! Вроде бы и большой уже. И это, конечно. Но более всего ценились белокурые пышногрудые молодые полонянки. Девки в этих местах красивые были, да и сейчас не хуже. Для кочевника лучшие трофеи – привести из похода доброго коня, рабов, да пару таких красавиц…
- А что же их не охраняли что ли? Ну там дозоры, заслоны, патрули. Только враги к селению, а тут набат, все к оружию...
- Как не охраняли? С древности племена защищали свою территорию и своих женщин. Потому как женщина – берегиня очага, мать детей, продление рода. Но только силы неравные были. Кочевник, он ничем не обременен. Налетят в ночи всадники с кривыми саблями, напустят огненных стрел в соломенные крыши. Землепашцы-то люди простые – бегом за ними кто с чем, а тут их резервы с боков! Рубят ошалелых мужиков, стрелами засыпают, а те против коней и доспехов ничего сделать не могут. Куда там с деревянными вилами против лука, копья, да клинка? Ну а потом уж в селение – тащат их жен да невест себе на утеху, да им на поругание. Кто жив оставался, так было и сам отдавал кто жену, кто дочь старшую, чтобы себя да остальных детей сохранить. Времена были страшные.
- Их потом отпускали? Ну когда это... ну изнасилуют.. - внук покраснел
- Всяко было. Но позор это был большой. Порченую кочевником девку замуж никто не брал – новые подрастали, а иные сами уходили в степь, жизни себя лишали, чтобы от чужака не понести. Некоторые с ума сходили, потому как нелюди эти часто прямо на остывающем теле заступника их насиловали. Чтобы другим страшнее было.
- А потом?
- Судьба их была незавидная. Или зверь в степи задерет, или лихой человек воспользуется и погубит. Много тогда по степям и таких бродило, а жизнь человеческая и страдания не стоили ничего.
- Чего же войско не собирали? Лучше же кормить свою армию, чем чужую.
- Слаба была тогда ещё наша земля. Окраина, селения разбросаны, основные силы далеко. Кровью умывалась, слезами утиралась, воинов павших хоронила, жен, дочерей, да невест угнанных оплакивала, но вставала с колен, строилась заново, пахала и сеяла, быт обустраивала.
- Как так жить можно, если не знаешь, что будет завтра? Ну, дед, а дальше?
- Был в этих местах один отряд. Кочевники хитрые были, опытные, военному искусству обученные – ничем же более не занимались. Места здешние знали, подходы-отходы всякие. Их и в клещи брали, и к реке прижимали. Так они или сквозь строй прорубятся, или бродом уйдут. А что творили, что творили! Горы тел порубанных за собой оставляли, а сами и потерь почти не несли. Рабов и рабынь в полон уводили целыми селениями. Жестоки были – меры не знали. Что не так, лишали всех жизни и налегке уходили. А то для устрашения выберут кого-то решительного, путы ему ослабят, тот бежать. А они догонят, привяжут к столбу, кожаную воронку в рот вставят и раскаленной смолой зальют. А потом хохочут, смотрят, как человек глаза выпучивает и в страшных корчах помирает. Другим уж и думать о побеге не хотелось.
- Ну и жуть ты рассказываешь. Неужто ничего с ними нельзя было сделать?
- Других и ловили, и рубили, но этих никак! С сотню их было, не больше, но тогда это было целое войско. Рабов с запасом захватывали. Потом на стойбищах они отдыхали, пировали и резвились. Стон и девичий вой стоял над лагерем! Если кто из пленников пытался вступиться или хоть намёк подавал – выволакивали из увязи, рубили руки-ноги и в назидание другим подвешивали на кол истекать кровью. А если полонянка какая противилась, надвое рубили – ещё захватят. На стоянках оставались страшные картины – порубанные тела мужчин и изуродованные, измученные тела женщин. Находившие эти стойбища седели от одного взгляда на это.
- Ну и нравы! Аж мурашки по коже!
- Да уж... И не было удержу тому отряду. К тому же они были фанатично преданы своему молодому султану. Прикажи он, и каждый сам отрубит свою руку и принесет ему на серебряном блюде. Верноподданные слуги, они с благодарностью отправляли во дворец обозы с податями и полоном. А подрос султан, полюбил услады с нашими девами. Свои-то видать приелись, покорные, да неказистые, а эти ещё и с норовом! Может по современным меркам и не так страшна была жизнь в гареме, но утратить свою веру, потерять связь с родиной тогда было хуже мученической смерти. Да и про султана того страшные слухи ходили. Будто приказывал он сразу с двух-трех пленниц кожу живьём содрать, чтобы остальные покладистее были. А как сам натешится, отдавал воинам своих рабынь, чтобы те родили сыновей, из которых воспитывали жестоких янычар и посылали их воевать северные земли. В общем, отдал султан приказ о новом полоне.
- Но раз всё это знали, надо же было что-то делать? Границу там, крепости...
- На всё это время нужно, материалы, силы. А где их взять-то? Вышел отряд в рейд. Снова потекла кровь рекой, снова загорелись избы и подворья. Снова разнесся над полями отчаянный визг переброшенных через седло увозимых вдаль девушек. Красивых, молодых, перепуганных, их набралось в стане уж почти два десятка. И погнали их в неволю на мучения и позор.
- Дед, а сбежать они никак не могли? Ну хоть помощь позвать, что ли...
- Так вот ты слушай дальше. Знали они, что за судьба им уготована, но только как многие не смирились с ней. Была средь них одна самая красивая, стройная, Сокла звали. Её султану как дорогой подарок везли, в первые жены прочили, а она своего погибшего жениха им простить не могла. Стала она говорить девушкам, что не должны они стать сосудами для выращивания в чреве своём янычар бессердечных, которые придут за их младшими сёстрами и также надругаются над ними. И если уж полегли наши отцы и женихи, не смогли нас и себя защитить, то мы сами это сделаем. Только, говорит, вы меня слушайте. И попросила она направить гонца, порадовать султана, что везут ему дев невиданной красы и чтобы отряд навстречу выслал, чтобы не перехватили их и не отбили. Удивился старый кочевник, но счел это правильным и послал гонца.
- Так зачем она так сделала? Может хоть какой-то шанс был, что отобьют...
- Не было шанса. Да ты слушай, не перебивай. На другой день вышли они к реке, вроде как где-то в этих местах. И упросила красавица разрешить им выкупаться перед переходом. Дескать, утомленные они медленнее пойдут, а так освежатся и в путь. И на этот раз не увидел вожак ничего предосудительного. Поставил посты вокруг, да сам встал на бугор посмотреть, чтобы его воины на красоту будущих наложниц султана не засматривались.
- Они стриптиз им решили устроить, что ли?
- Да слушай ты, балабол! Тогда и слова-то такого не было – беззлобно остановил дед, – Так вот, значит, купаются девушки, плещутся в воде, венки из лилий плетут. Сарафаны поснимали, выстирали, да снова надели. Брызжут друг на дружку водой, смеются, а за брызгами-то на лицах слёз не видать. И вдруг разом запели что-то родное, протяжное и пошли все к стремнине. Это Сокла наша команду дала – только вдыхайте сразу полной грудью, чтоб не мучиться... И одна за другой стали замолкать, уходить под воду полонянки, чтобы избежать позорной участи на чужбине. Отдавали они реке свои молодые жизни, чтобы не достаться врагам на истязание и поругание. Вот такие они были. Поплыли по реке красивые стройные тела мёртвых девушек с распущенными волосами. Спохватились конники, да не были готовы к этому. Ни одну не удалось живой вытащить.
Онемел парнишка. Замер, не зная, что сказать, а дед продолжил.
- Как прознал про это султан, не поверил. Решил, что отбили полон! Отбили его гарем у никчёмного отряда, а те ему ещё и врать пытались! Ну ладно одна, две на себя руки наложили, бывало и такое, но чтобы все? И приказал он отсечь головы всем виновным. Встречный отряд беспрекословно выполнил приказ и срубил все покорно склоненные головы командиров и через одного – бойцов. Остальные в тот отряд влились. Так девушки своей жизнью погубили лучший отряд султана. Были и потом набеги, была кровь и потери, но больше не было того неуловимого отряда, наводившего ужас на округу. И не смотря на то, что нет с того времени тут ни камня, ни памятного знака, сколь река не петляла, как ни изменялись берега, люди помнили и чтили это место и эту историю. Со временем укрепилась граница, разрослось войско, никто не смел больше басурманить на наших просторах. А у речки с тех времен вырос лес. Да только не простой он. Вот послушай, когда ветер вдоль русла набежит, что слышишь?
И вдруг в шелесте ветвей явно послышались какие-то заунывные напевы...
Вздрогнул юноша, подскочил на ноги, скомкал в руках кепку, прижал к груди, да так и замер. А тут ещё отблески заката по волнам, будто под ними, колыхаясь, поплыли белые девичьи сарафаны...
Дед посмотрел на внука.
- Ну вот и вся история. Смотри-ка, замерз, весь в мурашках. Домой пора, – по-своему расценил он его состояние.
А тот всё стоял, не в силах двинуться и вслушиваясь в непонятные, будто дошедшие из глубин веков слова прощальной девичьей песни...