Белая Стрела

Анатолий Заюков
               
               
                Анатолий Заюков

               


                «Белая Стрела»
               
                Повесть о приключениях с неожиданной развязкой




               
               
                Часть первая

               
                Глава первая
      
        В ней рассказываю о том, что я мечтал стать мореходом, как попал на корабль. И как далеко в океане наш корабль едва не потопила буря.               

   Что б ни говорили, а только случай помощник удачи или беды – со мной же произошло и то, и другое.
   Как-то завернув в уютный ресторанчик «Золотое зёрнышко» у церкви св. Патрика на площади Трёх распятых мучеников в небольшом портовом городке на одном из Каролинских островов, я присел в ближайшем углу за пустующий столик утолить жажду каким-нибудь прохладительным напитком и, конечно же, два дня, как говорят, не имевшему во рту маковой росинки, чего-нибудь перекусить. Даже близость океана ничем не могла помочь моему изнурённому жарой телу.
   Пока официант умчался исполнять моё желание, подать мои любимые устрицы в белом вине и ананасовый сок со льдом, я невольно стал прислушиваться к разговорам вокруг. Один из них заставил меня замереть, говорили на плохом английском. «Явно не англичане», - подумал я.
   Уже немолодой, но крепко сложенный с рыжей головой, с седой бородой-шотландкой и курительной трубкой в правой руке, на её кисти красовалась русалка, сидящая на черепе с двумя скрещенными костями, приятели называли его Гарри, хриплым голосом произнёс:               
   - Эти ребята решили процедить океан через сито!..
   - Плохо кончат, только вздумают пересечь двадцатую параллель, - захохотал задорным голосом белокурый двадцати пяти-тридцати лет верзила по имени Педро, глаза у него, как у большинства белокурых, голубые, и он не казался мне из-за заразительного смеха человеком злым, как, напротив, с рыжей головой. – Они хотят пересечь океан под парусами, а судёнышко у них едва больше моего башмака, называется «Белая Стрела»… Не хотят брать с собой ту же моторную лодку, опасаются, что топливо помешает их анализам воды - это в таком океанище-то! – белокурый на этот раз прыснул так, что слюна с остатками пищи разлетелась по сторонам - он только что отправил в рот кусок яичницы из черепашьих яиц с ветчиной, запив ромом, что, в общем-то, во всякие времена в цивилизованном мире делают наоборот.
   Последний из троих, с серебряной серьгой в левом ухе, к нему обращались по имени Уго, непримечательным голосом отрицал:
   - Я бы не сказал, что судёнышко маленькое: с тремя мачтами и восемью медными пушками по бортам - это тебе даже не акуле в пасть заглянуть!.. И не с китобойной лохани палить из гарпуна. В славные времена такие башмаки о-го-го как брали на абордаж сундуки! Но для чего им понадобились эти медные старушки, не понимаю, - глаза у него светились по рысьи, волосы чёрные и длиннющие, роста среднего и на худом горбоносом лице часто гуляли желваки, лет ему было около сорока – вот он-то был по-настоящему лют, как мне показалось. – И команда у них подобралась будь-будь, - продолжил с серебряной серьгой в ухе, -  бороздить такой океанище мыслимое ли дело - ещё под парусами!   
   То, что я услышал, меня заинтересовало; осталось убедиться.
   Наконец все трое поднялись, бросив небрежно деньги на стол. Я поспешил за ними; китобои же, так стал их называть, направились не туда, куда я ожидал, чем разочаровали меня. И я по кривой  улочке стал спускаться к океану. Дорога была каменистой; наконец за поворотом океан с грохотом и, казалось, желанием вышвырнуть со дна на берег ту же истлевшую галеру обрушился на меня.
   Признаюсь, я бредил морем – случай же предлагал мне путешествие воистину немыслимое. От такой мысли голова у меня ходила кругом. Я увидел трёхмачтовое однопалубное судно - если не считать палубы для пушек, расположенной ниже корабельной, так я предполагал, - походившее на корвет, только гораздо меньшего размера, вдоль всего борта простиралась белая полоса ватерлинии, над ней той же краской было написано «Белая Стрела», ко всему на грот-мачте развивался солнечный, как цвет апельсина, а он и есть олицетворение солнца, флаг, и на котором начертана белая стрела. «Отсюда и название», - подумал я. Парусник слегка покачивало на волнах, он хорошо просматривался с двух сторон, чему способствовал изгиб берега бухты. По левому борту я насчитал задраенных крышками четыре люка пушечных портов, по правому столько же. Люди на пирсе грузили на «Белую Стрелу» бочки, анкерки, ящики, тюки.
   Я спросил, не знают ли они, кто капитан парусника. На что один из них, парняга-негр, улыбнулся ослепительной улыбкой, ответил на чистейшем английском: 
   - Вон… он, - показал на человека среднего роста, худощавого с серыми глазами, с короткой рыжевато-седой бородкой и усами, несмотря на жару в парусиновом картузе и штормовке - тот с кем-то разговаривал в дальнем углу. – Только будь с ним аккуратней, он строгий.
   Соблюдая этикет, я дождался, когда капитан закончит разговор и отдаст несколько распоряжений, не замедлил  обратиться, как и другие, применяя слово «сэр»:   
   - Сэр капитан, - начал я, - не могли бы принять меня в команду?
   - У меня полный штат, - пронизывая взглядом меня, ответил капитан.
   До этой фразы я кое-что успел обдумать:
   - Таких, как я, в вашем штате нет, - уверенно произнёс я.
   - Кто же ты?..
   - Официант… Не спешите, сэр, отказать мне, я не простой официант… я обслуживал высокопоставленных персон, до мелочей познал этикет и сервировку стола. Это может пригодиться, сэр: вам придётся пересекать границы многих стран. Я знаю как рассаживать гостей, что и зачем подаётся…
   - Ты меня убедил - тем более в команде у меня нет испанцев, - едва ли не по-мальчишески улыбнулся капитан, а ему было лет сорок пять. - Но как ты узнал об отплытии «Белой Стрелы»?
   - Разве можно, сэр, что-либо скрыть в этом городе? А как вы определили, что я испанец?
   - Я хорошо знаю испанцев, но испанскому языку так и не научился, - ответил капитан. - Отправляйся на камбуз помогать коку. Тебе придётся выполнять и другие работы, таков наш устав. Океан не прощает слабым… И ещё, у нас категорически запрещены табак и крепкие напитки.
   Так я стал матросом, скорее юнгой, и началась моя жизнь на корабле.
   Не напрасно океан вздымал загривок: к ночи поднялся шквальный ветер с проливным дождём и грозой, и мы двое суток провели в порту, пока стихия не улеглась.
   Ранним утром 20 июня 196… года, подняв паруса, наш корабль с восемью медными пушками «Белая Стрела» взял курс к отдалённым районам Тихого океана для взятия и исследования проб воды на разных глубинах, а также почвы и воздуха. Иногда мне становилось жутко от мысли, что под нами глубина в несколько миль и что пучина океана могла поглотить нас в любую минуту. Я хорошо нырял и плавал, этому меня ещё в юности в далёкой моей Валенсии научил мой дядя по матери, он слыл неплохим ныряльщиком и нередко доставал со дна моря диковинные находки и  красивые раковины, в которых, увы, никогда не было жемчуга, - тогда совсем ещё мальчик я ждал от него чудес. Эти ожидания превратили меня в мечтателя, и я страстно затосковал по дальним странствиям. Я никогда не ходил так вот в открытый океан. А тут, нате, парусник, о которых я имел лишь слабое представление, и с восемью медными пушками на артиллерийской палубе - для чего?.   
   Для начала капитан, как я уже упомянул, отправил меня к коку. Я не знал куда себя девать, казалось, капитан не дал коку Эджидио по поводу меня никаких указаний, и итальянец отправлял меня куда угодно, лишь бы только не мешал ему колдовать над очередным  блюдом – итальянцы великие мастера не только в куртуазных делах. Капитана звали  Джеймсом Вагнером - по отцу у него немецкие корни, а по матери он англичанин; слыл морским волком - участник двух кругосветных путешествий, одно из которых едва не привело к гибели. Надо мной уже посмеивались и, дабы не торчал истуканом, звали помочь в том или ином деле. В команде довольно сносно говорили по-английски, хотя команда набрана из людей разных стран - это бросалось в глаза по её манерам и шуткам; численность команды была небольшой и в экстремальных ситуациях каждый мог подменить другого - и не только. Я родился в портовом городе, потому сам бог призвал меня, кроме родного испанского, безупречно овладеть языком Объединённого Королевства.
   В грузовом отсеке мы заново с места на место  перетаскивали тюки, канаты, ящики с вяленым мясом, макаронами, перекатывали бочки, судя по запахам, с животным жиром, чем-то ещё и водой. Боцман то и дело отдавал распоряжения, он больше всего боялся, в непогоду корабль мог допустить крен, такая обязанность не в его компетенции, исходя из морского устава, в который я успел уже заглянуть; казалось, у него всё было учтено до мелочей - океан не прощает ошибок; но самым любимым занятием для мистера Скулте было, наблюдать за всеми, когда надраивали корабль - уж тут его глаза могли поспорить с глазами альбатроса. 
   Вскоре ветер благоприятствовал нам, мы шли со скоростью шесть узлов – это приличная скорость для  парусника. Капитан Джеймс Вагнер, он же начальник экспедиции, со своего мостика через подзорную трубу пристально вглядывался в океан, иногда подавал рулевому необходимые команды. Тот вращал штурвал и вновь замирал в ожидании. В крупных белых барашках зеленоватую по одну сторону и синеющую по другую бездну воды лишь ограничивало не менее бездонное исключительно лазурное небо. Наш парусник горделиво шёл по курсу. Однажды мы увидели огромного мраморного ската, в другой раз синего кита - этот был настолько огромен, что наше судно, окажись рядом с ним, могло, действительно, показаться башмаком верзилы Педро. Но мне было радостно осознавать моё присутствие на таком корабле, огорчило лишь одно, нам не полагалось никакой формы, за исключением макинтоша, войлочной шляпы и утеплённых таким же войлоком резиновых сапог на случай непредвиденных похолоданий - хотя какие могут быть похолодания в таких широтах, как южные.   
   Самым близким моим приятелем, в кубрике наши гамаки оказались рядом, стал негр из Калифорнии, который на пирсе указал мне на капитана Вагнера. Он принят на корабль такелажником, в его обязанности входило слежение за состоянием парусов, и, кроме, как и остальным членам команды, где и что прикажет боцман - боцман приказывал и там, где ему можно было б помолчать. Моего приятеля-негра звали Джоном Орлисом, было ему двадцать шесть лет, большие карие глаза и ослепительная улыбка, несомненно, кружили головы многим представительницам слабого пола, он был атлетического сложения, по палубе разгуливал в  зелёных спортивных трусах с белыми кантами, белой майке и жёлтых кожаных сандалиях. При нём был вещмешок, который американский атлет поместил в просторный шкаф за отодвигающуюся часть стены, – при мне же всё, что было на мне, рубашка, штаны, абы какие штиблеты и суконная куртка с медными пуговицами, которую я подкладывал себе под голову в гамаке. «В чём же я буду выглядеть в случае, если придётся обслуживать высокопоставленных лиц?» - с усмешкой размышлял я; о том, что мне придётся обслуживать высоких особ, о сервировке стола вообще-то я старался не думать.       
   Временами по указанию всё того же боцмана мы ловили на удочку или сетью сколько-нибудь тунца, краба или кальмара для кока. Боцман оказался латышом, где географически находится его страна, я не представлял; поначалу я принял его за норвежца, - обращались к нему, как и к другим старшим по должности после капитана, с привычным «мистер», за глаза же его называли папашей Атисом, остальные звали друг друга просто по имени - Атис Скулте не переставал твердить нам, что съестные припасы нам ещё пригодятся, а пока станем обходиться уловом из океана и макаронами, на десерт для нас всегда найдутся на встречных островах бананы и финики, из них можно приготовлять ещё и великолепные компоты. В одной из таких остановок со мной едва не произошла катастрофа. Моё самочувствие к тому времени было плохим, я заболел морской болезнью и оказался совершенно не у дел.
   Как обычно, лаборанты на лебёдке спустили на воду шлюпку, после чего спустились сами в неё по верёвочной лестнице наполнить колбы из разных глубин, мы же полтора десятка свободных на палубе занялись рыбной ловлей. В такие часы вокруг нас сновало много акул.  Не успели закинуть сеть, как одна из акул угодила в неё и рванула с такой мощью, что я, стоявший ближе всех к фальшборту, концом оборвавшегося каната был выброшен в пучину. Мои ноги запутались в ячейках сети и оказались  вверху, а голова внизу - в таком положении я мог быть растерзанным кишащими вокруг акулами или захлебнуться. Но акулам почему-то было не до меня или команда оказалась проворней, меня благополучно извлекли из пучины на корабль. Так я заглянул акуле в пасть в свои восемнадцать лет.
   Мы приближались к той самой двадцатой параллели, о которой упоминал белокурый рыбак Педро в ресторане «Золотое зёрнышко». Что там за ней, о чём он волновался? К нам иногда на катерах или торжественно украшенных судёнышках от случайных берегов подплывали пограничники или дикари. К моей радости до застолий дело не доходило. Одни осматривали наше судно, стилизованное под корвет, люгер или шхуну, изумлялись диковинным пушкам, заглядывали в их жерла, даже прицеливались в альбатросов, другие равнодушно едва скользили глазами по гербовой бумаге НАМЭ (Независимая Ассоциация Мировой экологии), представленную Джеймсом Вагнером, и, почтительно откозыряв, торжественно отчаливали.
   Двадцатая параллель была уже позади. Иногда океан под нами начинал опасно  вздыматься и кипеть, и тогда корабль направлялся к ближайшему берегу, в первой половине пути они ещё нам попадались, переждать возможную бурю. Я успел перезнакомиться со всеми членами экипажа – коллектив, исходя из тождественности душ, распался на группы. К нам с Джоном приблизились ещё два человека – один из рулевых тридцатидвухлетний рыжеволосый зеленоглазый крепыш голландец Йохан, носивший на костистой груди на золотой цепи кипарисовый крест с четырьмя рубинами, на руках замысловатые наколки и двадцати трёх лет русоволосый и сероглазый ничем не примечательный парень из России Максим, этот был ответственен за радиосвязь «Белой Стрелы» с НАМЭ.
   Однажды под вечер мы увидели небольшое судно синего цвета, капитан поднёс к глазам трубу, дал команду сблизиться с неожиданным гостем.
   - В пяти кабельтовых от нас катер и без каких-либо опознавательных знаков, - оповестил команду капитан, - причём… с крупнокалиберным пулемётом… и явно не пограничный.
   Мы ускорили движение, но появившееся на горизонте судно неимоверно быстро стало удаляться, пока не исчезло вовсе.
   Откуда мог взяться этот таинственный катер? Берегов поблизости не было. Через какое-то время нас накрыла настоящая стихия; подул сильный ветер, резко поднялись гребни волн и сразу же сгустились сумерки – началась буря, как прокричал всем нам капитан сэр Вагнер, норд-ост поменялся на зюйд-вест,  и нам было уже не до катера-призрака. Мы не успели убрать уцелевшие паруса, рубить мачты не решились, хотя буря лихо носила нас по гребням и впадинам, как яичную скорлупу, готовая вот-вот утопить. Никто не знал, сколько это продлится, когда, наконец, примем смерть из рук Посейдона.
   Наш бог оказался сильнее: после долгих швыряний нас прибило к неизвестной земле. Нам угрожало оказаться выброшенными на мель или разбиться о скалы, но опытный капитан вовремя приказал бросить якорь.
   Самым страшным оказалось, была выведена из строя основная радиостанция, а антенну унёс ураган, взамен, другой не было - две портативные станции могли справиться в несколько миль расстоянием; связь с внешним миром прервалась. Не менее страшным мы увидели - часть парусов была разорвана в клочья.
   Как только улеглась стихия, в шлюпке на разведку острова отправились старший комендор, так называл его Максим, француз по имени Шарль и с ним трое других профессий, с ножами, карабином, с одной из двух портативных раций и запасной ракетницей. То, что это был остров и весьма небольшой, никаких сомнений у нас не вызывало - на карте в этих водах никакой земли не значилось. Я смотрел, как наши разведчики причалили к берегу, привязали шлюпку к камню и отправились, как к неприступной крепости, почти к отвесным скалам. За ними в подзорную трубу внимательно наблюдал Джеймс Вагнер. Стали ждать их возвращения.
   Над нами прогулялся альбатрос: что мы за диковинка и нельзя ли чем  поживиться. Над океаном кричали, как кричат дети, чайки, рядом с ними издавали горловые крики фрегаты,  на скалах гнездились бакланы, другие птицы - и не было ничего необычного для нас. Капитан дал команду осмотреть корабль. «Сэр капитан!.. Сэр капитан!" - кричали то с кормы, то от бортов, показывая на проломы и поломки. 
   Прошло более шести часов, разведчики не появились. Сэр Вагнер пытался связаться с ними по оставшейся на корвете портативной рации, произвёл из ракетницы несколько выстрелов – ответа не последовало. Тогда он распорядился спустить на воду надувную лодку и отправился к берегу с двумя добровольцами, оставив вместо себя лоцмана Нильсена, который одновременно выполнял действия штурмана, его сэр Вагнер взял в плавание как опытнейшего специалиста по подводным рифам и бывалого в прошлом моряка, он был и за помощника капитана, они не взяли с собой оставшиеся на корабле последними карабин, портативную рацию и ракетницу, а в дополнение к ножам прихватили топор.
   Но и капитан запропастился; день клонился к вечеру, шлюпка и лодка по-прежнему  покачивались на привязи у берега.
   Напряжение на корвете усилилось – эту посудину вправе больше называть шхуной, но из-за восьми пушек по обоим бортам, в подтверждение моему сравнению, команда судно гордо называла корветом. Лоцман датчанин Герард Нильсен и папаша Атис спустились в каюту капитана посовещаться, через какое-то время показались вновь.
   - Слушайте меня, - прокричал папаша Атис и для убедительности ударил в рынду. – Отныне всем свободным, а нынче свободные все, поочерёдно нести караульную службу до тех пор, пока не вернутся наши люди… Обещаю, нарушители будут списаны на берег, - раздался лёгкий смешок. Папаша Атис невозмутимо подчёркнуто добавил. – По возвращению в порт, - чем ещё больше насмешил.
   В два часа ночи меня растолкал Джон:
   - Твоя смена, - зашептал он и вручил карабин.   
   Над океаном стояла мгла, клубился туман, раздавались нехарактерные всплески воды о борт, отчего мне казалось, кто-то подгребает на вёслах, и я то и дело бегал от одного борта к другому, пока не понял, что меня одолевает сон. Опёршись на карабин, я уже начал было клевать носом, как явственно услышал отдалённый шум двигателя. Сон стряхнуло как рукой, я встрепенулся и стал пристально всматриваться в белизну. В просвете между клочьями тумана вдоль берега, в противоположную от нашего корабля сторону без огней удалялся знакомый катер - через минуту он растворился.
   Тут появился папаша Атис:
   - Ничего не приметил, - спросил он, - или что-нибудь слышал?..
   - Видел катер… Тот самый… синий, - обескураженный ответил я. И показал рукой. – Он скрылся там… за дальней скалой.
   - Как ты мог при такой темнотище и ещё в тумане определить, что он был тем самым синим? – сурово спросил боцман.
   - По звуку двигателя, мистер боцман.
   Папаша Атис недоверчиво поглядел на меня, хмыкнул:
   - Теперь гляди в оба, - приставил к глазам капитанскую трубу, не обнаружив ничего подозрительного, отправился досыпать.


                Глава вторая

          В ней я расскажу, как я очутился на безымянном острове и кто, и как               
          пленил меня и моих друзей.

   Прошли ещё сутки, люди на берегу не появились. Мистер Нильсен отмалчивался, боцман Атис ходил хмурый.
   Неожиданно заговорил наш судовой врач японец Тоё Ода:
   - У нас в народе говорят: сколько лиса хвостом не мети, к норе приведёт.
   - Что ты предлагаешь? – спросили у него.
   - Отправить ещё одну группу.
   - Кого возьмёшь с собой?..
   - Как и капитан – двух добровольцев.
   Тут я не сдержался и едва не закричал:
   - Возьми меня, мистер Ода.
   - Один уже есть, - улыбнулся Ода - Максим называл его доктором Айболитом: у русских живёт доктор по имени Айболит, который лечит всех на свете, даже зверей, он очень строгий, но добрый человек.         
   Желающих нашлось немало. Повезло тридцатипятилетнему великану-весельчаку родом с острова Корфу нашему корабельному священнику, а в земной жизни служителю одной из церквей Кембриджа Феофану, в религиях я разбирался ещё меньше, чем в парусных кораблях, он уверял, что потерявшихся можно отыскать благодаря молитвам на берегу - ему поверили, хотя безбожников среди нас хватало.
   Раций на корвете не было, за исключением портативной, от которой ждали сообщения о комендоре Шарле и с ним трёх моряков. Единственный, оставшийся на всех карабин, помощник капитана мистер Нильсен передал в охранение корвета, а также последнюю ракетницу оставил себе, без которой команде никак нельзя было оставаться. Тот же топор папаша Атис нам не выдал –их на корабле всего было три, один у кока, другой у такелажников и третий взял с собой Джеймс Вагнер. Проводили нас на надувном плоту и только с ножами - и того у меня не было, его я обронил в океан, когда угодил вместе с акулой в сеть, а лишних ножей ни у кого не оказалось, - но у меня был карманный компас, его дал мне Максим. Квартирмейстер Франсиско родом из Венесуэлы выдал котелок, немного продуктов из официальных запасов и анкерок с пресной водой, за скудость сослался на папашу Атиса и напомнил о непредсказуемости дальнейшего нашего пребывания в экспедиции.
   Как только оказались на берегу и привязали плот к камню, у которого уже покачивались шлюпка и надувная лодка наших потерявшихся товарищей, мистер Ода отдал распоряжение двигаться на расстоянии друг от друга и не терять друг друга из виду. Подхватили всяк свою поклажу - нести бочонок досталось могучему капеллану, он им и был на материке, - гуськом направились к скалам - в том месте была единственная тропа здешних диких животных. Мы ещё не осторожничали, с корвета какое-то время за нами наблюдали наши товарищи, но вот и они скрылись - со всех сторон нас обступили скалы.      
   Время неумолимо двигалось к полудню, а мы не осилили и половины перевала. Наконец Тоё Ода подал сигнал остановиться. Тут же повалились на камни и по очереди принялись пить воду из анкерка. И вновь через какое-то время отправились на поиски пропавших экспедиций. К концу дня я стал заметно прихрамывать - мои стоптанные башмаки, к удивлению, набили мне кровавые мозоли, особенно, левый. Доктор Ода обработал и перебинтовал мою рану, и мне не хотелось больше двигаться, а вот так лежать бы, как я лежал, положив разутую левую ногу на камень, под голову положив мешок с сухарями, ими мы перекусили, запивая водой. Больше других страдал священник, его сутана то и дело путалась у него в ногах, и было жарко в ней, а другой одежды он не пожелал.   
   Впереди неизвестность – она собирает в единый нерв и настораживает. Над нами замаячила неплохая обзорная площадка, к ней мы и заторопились, дабы успеть до наступления ночи обзавестись ночлегом. Солнце наполовину погрузилось в океан, когда мы ступили на желанный пятачок. Им был наскальный выступ в двадцать-двадцать пять ярдов с обзором на три стороны и видом на наш корабль. Слева от нас другой берег острова, а это был остров, как мы и предполагали, оказался более скалистый,  виднелась расселина - с высоты птичьего полёта она хорошо была видна нам - и всё тот же синий катер, он сбросил ход, а через минуту исчез. Но каково было наше изумление, когда за короткий срок катер появился с противоположной равнинной стороны острова, где виднелся совершенно белый от песка мыс  – мы не хотели верить, при нас катер не огибал острова.
   - Быть не может! – воскликнул пастырь, он только что помолился перед принятием пищи и пребывал в благодушном настроении, тут вновь осенил себя многократным крестом. - Даже если бы катер обогнул остров, то не мог он преодолеть такое расстояние в такой короткий срок, - а священник не был школяром в морских делах.
   - Право, наваждение какое-то – не катер, а призрак! – выпятив губы, как это делают японцы, и, прищурив глаза, наблюдал за уходящим к горизонту катером врач Ода. – За такое короткое время обогнуть не меньше пятнадцати милей, - согласился со священником он. - Но и другого пути, как обогнуть остров, у него не было. Мы бы увидели… Не иначе остров скрывает водный коридор.
   Катер исчез. У нас был компас, но не было ни подзорной трубы, ни бинокля и мы, как могли, всматривались в простирающуюся перед нами местность. В одном из более лесистых уголков мы заметили дымок - это был, безусловно, костёр; он вселил в нас надежду, возможно, наши товарищи живы, но время было поздним, а значит для спуска и опасным, если учесть ещё и нашу усталость, и мы решили заночевать, прежде отметив направление к костру, как сейчас помню, двенадцать градусов по компасу. Сами же решили костёр не разжигать, рискуя привлечь этим непрошеных гостей - ничего ещё не было понятно с обладателями загадочного катера, хотя они уже трижды попались нам на глаза; отужинали консервами из телятины, - отправляясь в розыск товарищей, о ложках мы совсем забыли и тогда мистер Тоё Ода, смастерив из веток палочки для кушанья, показал, как ими пользоваться.
   Из-за стремительного ухода солнца за горизонт, а в тропиках бывает только так, тьма сгустилась быстро – тропические ночи особенно темны; как ни сияла луна, в пяти ярдах не отличить человека от зверя, что и произошло со мной. Когда священник и лекарь улеглись спать, а я добровольно заступил в караул - был моложе моих друзей и не особо устал, - мне стало мерещиться, что к нам то и дело кто-то крадётся; основания были – катер и костёр в лесном массиве, не одни ли это люди. То и дело хватался за рукоять ножа, который на время мне дал священник; наконец сон пересилил моё упорство, и я, сидя в ногах храпящих, отрешённых от всего земного, товарищей, едва не уснул сам. Тут я явно различил звук осыпавшихся камней, вскочил, как подброшенный неведомой силой, выдернул из-за пояса нож и начал всматриваться в жуть ночи. Через какие-то мгновения из темноты, как мне показалось в ужасе, появилась морда чёрта, испуганно поглядела на меня и исчезла  – из-под копыт, сорвался камень. «Это же козёл, - радостно подумал. – Вот было б мяса не слыхано!»
   И... О! - я увидел, как восточнее от расселины острова, в милях пяти от неё, вода в океане стала красной, затем серебристой от нескольких огромных, казалось, юпитеров, светящихся из глубины океана, океан на минуту вскипел, и вновь всё погрузилось в непроглядную тьму.   
   Как только врач и священник проснулись, я тотчас обо всём им рассказал. Они очень обрадовались: ещё бы, здесь водятся козы, а свечение в океане ещё раз подтверждает присутствие незнакомых людей на острове, -  возможно, это была подводная лодка, - может быть, её люди нам и помогут.
   От приближения какого-либо для нас спасения у моих друзей безмерно взыграл аппетит, что они совершенно забыли об опасностях: падре Феофан разинул бородатый рот и приготовился пожирать сочные ломтики молодой козлятины на углях, а врач Тоё Ода зажмурил без того узкие глаза и готов был умереть хоть за какое-нибудь японское блюдо из того же мяса, - если, конечно, в их рационе оно имеется.
   Но, кажется, нам пора: солнце уже всходило над океаном, и мы продолжили путь. Нам не на кого было надеяться: рации у нас не было. К полудню, наконец, одолели хребет и направились в сторону лесного массива, откуда вчера исходил дым. Мы не ошиблись, костёр, действительно, был, от него остались только угли и пепел да закопчённая деревянная рогатина, а вокруг разбросаны кости. Священник Феофан отыскал в траве изготовленный на восточный манер кривой нож, мы в один голос опознали его, его хозяином был один из матросов, отправившихся с капитаном сэром Вагнером, голландец по имени Френсис. Самым неприятным оказалось для нас - на лезвии ножа темнела запекшаяся кровь. С опаской стали озираться по сторонам: опушка упиралась в дремучий лес, а от него можно было ожидать чего угодно. Блажь о нашем спасении мигом с нас спала.
   - Не надо паниковать, - промолвил капеллан и перекрестился. – Здесь ещё вчера совершалась трапеза и тому мы были очевидцы, – вознёс руки к небесам. – Боже, не дай оскудеть нашим помыслам и удали тернии на нашем без того безропотном пути, - торжественно произнёс он.
   Лекарь Тоё Ода тщательно осмотрел кости, он то и дело подносил их к глазам; наконец, произнёс: «Они принадлежат животному». Мы с капелланом облегчённо вздохнули - все мы в детстве читали «Робинзона Крузо».
   Священник Феофан протянул мне нож Френсиса и произнёс как истинный христианин:
   - Альварес, - так зовут меня, полное же моё имя - Альварес де Толедо Баргунсимо, - носи сей предмет не в угоду убиения, а во спасение своего живота.
   Пока пастырь говорил, вознося Всевышнего, я привёл в порядок о каменистую почву нож.
   В самом лесу обнаружили шалаш, абы как сооружённый из лиан и веток папоротника. Привлекли следы топора на срубленных деревьях; топор был только у капитана Вагнера, и это ещё раз подтверждало, стоянка разбита его людьми. Неподалёку наткнулись на ручей с родниковой водой, что было очень кстати: ни капитан Вагнер, ни комендор Шарль не взяли с собой ни воды, ни пищи, они рассчитывали на скорый успех и собственный опыт. 
   - В этот благодатный приют капитан вряд ли скоро вернётся, - после короткого раздумья, оглядывая воистину райские кущи, проговорил наш доктор Айболит, как бы подтверждая мои мысли. – Видите, на каком расстоянии от шалаша находился костёр?.. Это сделано для того, чтобы ночью на них, спящих, не могли напасть врасплох… Не исключаю, была реальная причина. 
   Сами мы, видимо, слишком на нас действовали усталость и голод,  развели костёр рядом с шалашом, набросали поверх огня сырых веток, воздух был переполнен мошкарой, и, может быть, нас заметят наши затерявшиеся товарищи, наконец хотелось поскорее поесть горячей пищи, - истерзанные переходом, об опасностях теперь мы не думали. Мистеру Ода удалось камнем подбить цесарку, её зажарили – из запасов воспользовались лишь щепотью соли и горстью сухарей.
   Покидая лагерь, оставили капитану, как примету о нашем пребывании, нарисованную на земле стрелу, направленную наконечником в ту сторону, куда мы отправились, вместо оперения как-то изобразили наш корвет. В пути помечали местность карандашом на клочке бумаги, случайно сохранившиеся у священника Феофана, согласуя с показаниями компаса, даже указали местонахождение шалаша и ручья - ему дали название Невидимка за скрытость в тропическом лесу. Так мы пробирались сквозь джунгли, то осыпая камни под ногами, то скользили по влажному мху, цепляясь за ветки кустарников и стволы папоротника. Много раз останавливались передохнуть, выпить по несколько глотков  воды, набранной из ручья. К ночи вышли к скалам; у подножия их остановились, чтобы утром определиться, где скрывается расселина с выходом к океану. И улеглись спать, от усталости уже нисколько не заботясь об охране самих себя.
   На рассвете я подскочил от истошного крика неведомой птицы и почему-то стал шарить руками вокруг, не понимая, куда подевался мешок с сухарями; наконец моя рука нащупала его, и я уже осознаннее взглянул на мир.    Неподалёку стоял Тоё Ода, а сбоку от меня падре трудился над костерком.
   Увидев, что я проснулся, священник широко улыбнулся:
   - Молодой человек, всё готово к завтраку.
   Завтракали кипятком с сухарями, пуская котелок по кругу - тут я ещё раз убедился, что мистер Тоё Ода истинный самурай: он принимал раскалённый котелок голыми руками, в то время, когда мы с пастырем держали его в тряпице нашей одежды. После чего отправились в путь.
   Наши поиски привели нас к расселине, которую мы видели с площадки в первый день нашего пребывания на острове. К скале справа прилегала каменистая козья тропа, в отдельных местах она едва ли не напоминала нитку, что нас обескуражило, но нам ничего не оставалось, как отправиться по этой тропе. Мистер Ода направился первым, мы со священником Феофаном на определённом расстоянии друг от друга последовали за ним - не было даже никакого растения, за которое при падении могли бы уцепиться. Наш корабельный врач прижимался правым плечом к скале, левой рукой балансировал над пропастью – это же проделывали и мы. На самых узких участках останавливались, Тоё Ода осматривал его, передавал свой рюкзак священнику и осторожно, срастаясь со скалой, переправлялся через опасное место, священник Феофан перебрасывал ему его рюкзак обратно. Мы с пастырем поступали точно так же, с моим мешком с сухарями, стараясь не допустить никакой оплошности. Анкерок, из-за его непомерной тяжести, по общему решению он бросил в пропасть, полу рясы на всякий случай подоткнул за пояс.   
   И здесь нас ждало разочарование: скала отвесно обрывалась. Внизу мирно покоился океан. Не было верёвки спуститься к нему; мы подозревали: под скалой, возможно, имеется нечто бухты, где прячется от бурь и посторонних глаз синий катер, но как он за считанное время оказался на противоположной стороне острова.
   - До воды ярдов тридцать, - прикинул священник; обратился к доктору  и ко мне. – И, заметьте, течение у нижней кромки скалы довольно быстрое – возможно мы правы: не иначе водный коридор… Позвольте мне с Божьего благословения прыгнуть в бездну и поглядеть, как там и что.
   - Падре, - взволнованно заговорил я, опасаясь, что меня не поймут, - вам нельзя этого делать, без молитв ваших мы становимся букашками… А я отменно ныряю - в воде чувствую себя, как рыба.
   - Ты это уже доказал, - пытался отшутиться капеллан. - Прошу извинения, Альварес, опыта у меня в морском деле, я полагаю, больше. А мистер Тоё Ода согласится, команда никак не может остаться без врача. Я же во имя Отца и Сына и Духа Святого, - священник перекрестился, - отыщу пути Господни. Сдаётся мне, что они здесь имеются.
   Не успел он произнести последнюю фразу, как позади нас сорвался камень, и мы увидели в двадцати ярдах над нами смуглого юношу в головном уборе из голубых перьев и набедренной повязке из меха животного, над ней висел нож, в руке он держал дротик. Перед нами предстал человек, которого мы первым повстречали на острове;  каждый из нас избегал разговоров  о людоедах, но в мыслях держал и такое. На наше предложение на английском, греческом, японском и испанском языках спуститься к нам он никак не отреагировал, туземец глядел настороженно, чего-то ожидал. Наконец он изрёк что-то на своём, мне казалось, птичьем языке и резким движением руки куда-то показал.
   - Чего-то от нас требует или приказывает, - пытался перевести язык дикаря падре.
   Он жестами стал объяснять ещё раз аборигену, что надо бы как-то умудриться спуститься тому к нам, при этом осенил его висящим на могучей груди, на цепи, серебряным крестом. Это действо повлияло на туземца; тот, словно понял, о чём речь, согласно кивнул головой и стал спускаться по отвесной скале, да так ловко владел мускулистым телом, что мы дались диву,  как так можно. Незнакомец спустился и оказался возле нас. И теперь уже мы понимали, одно наше неосторожное движение, и он пронзит одного из нас поющим на ветру - таким представился он мне - дротиком с наконечником из кости неведомого зверя, как обоюдоострая пила, другого повергнет мастерски отточенным ножом из той же кости, висящим над набедренной повязкой, а третьего возьмёт в плен.
   Духовник простёр руки с крестом перед собой:
   - Отче наш, смири дух этого злодея и не дай прогневаться ни на одного из нас здесь призывающих к Тебе.
   Туземец уже не настолько воинственным жестом приказал следовать за ним. Теперь я мог рассмотреть его, стоящего рядом. Он был высокого роста, глаза, как зелень океанской глади, в ноздри вдета розово-белая спица выточенная из морской раковины, волосы из-под головного убора спадали на плечи и были смоляными, как у нашего пастыря, и был он без какой-либо обуви на ногах, что меня особенно удивило – как мог он ступать голыми пятками по раскалённым и острым камням - тут я вспомнил японца Оду с его самурайством - и был туземец моего возраста.
   Дикарь почему-то больше обращал внимания на меня, - может быть, потому, что мы были ровесниками, его взгляд то и дело вонзался в меня, при этом он горячо жестикулировал. Неожиданно для нас он повёл нас обратно не прежней тропой, а выше оказалась ещё одна, по ней не нужно было перебираться через зияющие пропасти. Так мы очутились у подошвы двух скал, чуть правее прежнего места.
   Юноша издал клич, кусты зашевелились и из них вышли четверо его соплеменников в таких же головных уборах из перьев - у одного белых, другого красных, третьего - жёлтого цвета; с такими же, как у нашего повелителя, дротиками наготове, над набедренными  повязками с правой стороны также висело по костяному ножу.   
   Наши же ножи и компас аборигены у нас отняли, разглядывая и наперебой обсуждая наши предметы, после чего скрутили нам руки травяной верёвкой, завязали глаза растительностью, походившей на тину, - и повели неизвестно куда.


                Глава третья
         
                Знакомство с людоедами. Страх перед ними. Побег и надежда      
                на спасение. Мы не обнаружили на рейде корвета.
               
   За всё время нашего передвижения я и мои товарищи не проронили ни слова, дабы не накликать беды. Но вот запахло дымом и жареным мясом, мы остановились, нам развязали отекшие руки и сняли с глаз повязки. Перед нами предстала деревня туземцев. Их жилища находились на столбах высоко над землёй, сооружены из бамбука и листьев пальм, забирались в них по лестницам. День склонялся к ночи, зной перешёл в духоту, хотелось пить – сладковатый запах чего-то жареного особенно располагал к этому. Но нас повели к вождю. Вождь, впечатляющей мощи воин лет сорока в обширнейшем головном уборе с белыми, красными, чёрными и зелёными перьями, подал знак. Один из туземцев устремился куда-то и принёс сосуд.
   На правах официанта-сервировщика я первым принял сосуд из рук дикаря. В нём, действительно, оказалась вода, по вкусу её я понял, что мы находимся недалеко от Невидимки, так умело скрывавшемуся от непосвящённых в труднопроходимом лесу. Утолив жажду, я передал сосуд священнику Феофану, он находился ближе ко мне. Тот благочинно по-церковному отнёсся к желаемому подаянию, перекрестился, поклонился вождю в знак особой признательности, после чего поднёс чашу к устам. Но вдруг непонятная оторопь охватила его, он с омерзением и паническим возгласом отбросил от себя посудину, завертелся на одном месте, словно его ужалила королевская кобра, осенил себя ещё более размашистым крестом: «А-бра-а… а-а… бра… Свят!.. Свят!..» - до безобразия вывернул глаза наизнанку. Тут я разглядел в валявшейся у ног туземца отброшенной пастырем Феофаном чаше человеческий череп, и меня также охватил озноб.
   Нас опустили в яму, наверху оставили караульного. Оглушённые своим положением, мы стали осматривать высокие стены заточения. Наконец голоса в нас прорезались, и мы заговорили, чуть ли не разом, не слишком опасаясь будущих наших мучителей – кроме дикарского они не знали других языков. Чего нам теперь ожидать?..  Не так ли всё произошло с нашими друзьями?.. Мы поняли: мы угодили к каннибалам.
   Для дикарей ночь не является временем сна; они распалили до небес костёр, слышно было, как кто-то кричал как недорезанный, затем ударили в бубны и стали веселиться. Веселье продолжалось всю ночь. Холодок гулял по моему хребту, несмотря на духоту; я видел глаза несчастных лекаря Тоё Ода и пастыря Феофана. Лекарь Ода сидел на корточках, тяжело размышляя о чём-то, пастырь на глаз пытался определить, доберётся в прыжке до торчащего корня у кромки ямы или нет, и я предложил ему в помощь мою спину. Тут в просвете появилась голова людоеда, он протянул нам на дротике три куска жареного мяса. Мы с ужасом посмотрели на них, ни одному из нас и в голову не пришло прикасаться к ним. Тогда дикарь сбросил их нам с дротика ножом. Пастырь вновь принялся осенять себя крестом, с ужасом смотрел на мясо только что прирезанного бедолаги. Решили в следующую ночь бежать, если, конечно, к тому времени дикари не съедят нас.
   На другой день нас извлекли из ямы, поочерёдно набрасывая петлю на шею. Чтобы не быть задушенными, нам пришлось хвататься обеими руками за верёвку и выбираться самим, после чего нас отвели к сборищу дикарей и усадили на землю.
   Пастырь, как я упоминал, слыл непревзойдённым весельчаком, только он мог в неподходящий момент преподнести неподходящую шутку:
   - Господа людоеды, - обратился он к нашим душегубам, - если станете кушать нас как жаркое на углях, то обязательно сдобрите нас козьим молоком и посыпьте зеленью, ручаюсь, покажется очень вкусно, - при этом он принялся изображать строптивое животное и её доение, - он собирался развеселить местную публику и этим как-то спасти нас. – Прежде обратитесь к этому молодому джентльмену, - указал на меня, - как произвести сервировку стола… Хотя какой тут стол, - уже горестно махнул он рукой, видимо, и ему стало не до смеха.         
   Вождь, к моему ужасу, что-то приказал одному из воинов и тот бегом направился в лес. Вскоре он привёл на верёвке упирающуюся козу и одна из людоедок подоила её.
   Пастырь Феофан понял, что допустил непоправимую оплошность, он упал на колени, вздел к небесам глаза и стал неистово молиться:
   - Боже наш, вразуми детей слепорожденных и проклятых Тобой, не позволь им съесть нас. Не прогневайся… позволь мне увидеть ещё раз моих славных Кокшу и Мокшу, в грехе рождённых не по злому умыслу, а по воле Твоей от моей прихожанки красавицы Изиды… повели извергам вместо нас зажарить это подлое животное, - причитал он, указывая громадным перстом на козу.
   На удивление молитва дошла до Бога, и всё разрешилось: вместо нас к очагу потащили козу. Коза брыкалась, блеяла и никак не желала отправляться в чьи бы то ни было желудки. Её тут же освежевали и подвесили над костром, обложенным камнями. Через какое-то время погасили огонь, козу полили из морской раковины её же молоком, затем обернули пряными листьями и принялись томить на раскалённых камнях.
   Как и в прошедшую ночь, людоеды ударили в бубны, сцепились за руки и принялись танцевать. После исполнения танца людоедки, на которых вместо повязок юбки из свежих листьев пальм и бусы на голой груди,  принесли для омовения воду, а их многочисленные дети стояли поодаль, наблюдая за всем голодными глазами. Вождь ножом всё из той же прочной кости отделил часть от козы и неожиданно для нас подал её священнику Феофану.
   И в этот раз отец Феофан молитвенно сложил руки, что-то забормотал себе под нос и уже громко произнёс:
   - Сам Господь взошёл на жертвенник ради благ наших. Воздадим и мы должное бедному животному и приступим к трапезе с благодарностью нашему Покровителю! – разорвал кусок козлятины сильными руками на три равных части. 
   Но вождь и нам с лекарем Ода протянул по жирному куску. Такой поворот в настроениях главного людоеда нас поразил. Переглянувшись, мы принялись с жадностью пожирать неожиданно свалившееся на нас подношение. После чего нам предложили в этот раз выпить из морских раковин ароматный напиток - от него мне стало приятно весело.
   Люди, которых трудно теперь назвать людьми, совершенно перестали нас замечать, каждый уплетал предназначенный ему кусок и запивал тем же напитком.
   После трапезы один из людоедов убежал и принёс красочно убранные носилки, на них усадили вождя и четверо воинов понесли его, гордо восседавшего над их головами, ещё несколько - впереди, по бокам и сзади с дротиками на изготовку -сопровождали процессию в качестве охраны. Нас повели вслед за всеми. Перед самым высоко парящим на столбах из мангрового дерева хижиной-дворцом, и отлично сработанной и красочно разукрашенной пирогой, хранившейся под ним, носилки с вождём опустили на землю, и все, кто присутствовал, упали перед ним на колени - мы же, мистер Ода, пастырь Феофан и я, остались стоять, не зная как поступить. Неожиданно пастырь ширнул меня своим локотищем и едва слышно зашептал, показывая вывернувшимися в таких случаях наизнанку глазами: «Альварес… Альварес…» - я ахнул, посмотрев, куда он показывал: в десяти ярдах от жилища с западной стороны я увидел торчащие из земли шесты с человеческими черепами на них, охраняемые двумя воинами. Тут пастырь вместо того, чтобы упасть на четвереньки и читать молитву ради спасения нас от жертвоприношения богам людоедов, пустился наутёк - непролазные дебри пребывали от нас рукой подать и соблазн оказался велик. Не сговариваясь, мы с лекарем бросились вслед за пастырем. Такого умысла и такой прыти никто от нас не ожидал. Я мчался от погони, как обезумевший от страха Пятница, уносящий ноги от своих соплеменников, не разбирая хитросплетений джунглей, не обращая внимания на ссадины. Нас пытались догнать, но как говорят в моей родной Валенсии, иногда богу в угоду и грешники - тем джунгли и хороши, что в них можно тут же затеряться. Людоеды кричали что-то, пытались нас разыскать.
   Есть и пить нам было нечего - ни воды, ни продуктов, ни спичек, ни ножей у нас теперь не было, тот же компас и котелок остались у живодёров. И всё же к ночи мистер Ода (в этом опять же сказался многовековой опыт его предков самураев) добыл огонь высеканием двух камушек, разжёг из сухих веток костерок, дабы не было дыма и тем не посигналить людоедам, на нём он собирался приготовить хотя бы из чего-то ужин. Увы! повезло лишь нашему капеллану: на колени ему забралась несмышленая ящерица, мы видели, как дети аборигенов заживо поедали их, и он, поболтав её над огнём, дымящуюся отправил в рот, совершенно заросший волосами, – а Тоё Ода одобряюще кивнул головой, повязанной чёрной лентой. 
   Утром лекарь накормил нас всевозможными жареными жуками, гусеницами, даже двумя пауками-птицеедами, которые, оказывается, водятся в здешних местах, и напоил живительным соком выжатым из корнеплода некоего растения, – а было время, вдосталь на удочку ловили саргана, тунца и сетями черепах.
   Но самой большой радостью стало для нас то, что Тоё Ода сохранил для нас клочок бумаги, который мы называли картой, он сумел спрятать её в башмаке. По ней мы определили, где мы находимся. По ночам ориентировались по звёздам, днём же Тоё Ода вёл нас в обратном направлении к «Белой Стреле». Священник и я поспешали за ним, - при этом, чтобы не путаться в подоле, священник по-прежнему подтыкал его за пояс. Прошло ещё три дня, но пути нашему не было конца. Наконец мы поднялись на площадку знакомой скалы, однако мы не обнаружили на рейде корвета, - а у камня шлюпку, плот и лодку.
   - Это беда, - твердил одно и то же падре, - это роковая беда!.. -  за последние дни он осунулся, его изъязвленные гнусом ноги припухли и гноились. – Нам остаётся позавидовать Робинзону Крузо (оказывается, и пастырь о нём не забывал), у него было ружьё - нас же без него обязательно съедят туземцы.
   Он долго возбуждённо говорил.
   - У нас не осталось ничего кроме нашего интеллекта. Но и это существенная сила, - убеждал себя и нас с мистером Тоё Ода священник Феофан. – Наконец, нас не бросит наш Небесный Отец… Но как они могли уплыть без нас, не оставили нам той же утлой лодчонки?.. Если на корвет напали пираты, у оставшихся и возвратившихся, если Бог подарил им остаток их жизней, было чем отбиться – два ружья – немалая сила.
   - А восемь пушек, о-го-го, силища ещё большая! – поддержал я  капеллана.
   - У них ядра бутафорские, - открыл тот неожиданную тайну для меня.
   То-то, изумлённо подумал я, ядра мне показались лёгкими, когда во время шторма я пытался собрать их в орудийном отсеке, тогда я не придал этому  значения:
   - Тогда для чего был нужен этот маскарад? – спросил я.
   - Для того, чтобы напугать ими случайных злодеев. И самим, если что, не утонуть: ядра полые – можно ухватиться за них и плыть, - ответил неистовый грек. – Тебе разве об этом не говорили?
   Мистер Тоё Ода всё это время как обычно молчал. Он только присматривался ко всему и размышлял о чём-то своём. После долгих раздумий он пришёл к выводу, что нам остаётся обследовать всё побережье острова, дабы узнать что-либо о судьбе «Белой Стрелы» с оставшейся частью экипажа и, по-видимому, вернувшихся двух экспедиций, если не обнаружили на берегу ни шлюпки, ни лодки и нашего плота, - на нём уплыть куда-либо было невозможно. Только почему не оставили для нас той же лодки? Священник и я согласились с ним.
   На этот раз без пищи, воды и без единого ножа мы отправились в очередную неизвестность. Наш корабельный лекарь по утрам продолжал жарить нам изысканных на вкус насекомых и предлагал запивать прохладным соком кокосовых плодов, когда пальмы встречались на нашем пути, он ловко взбирался по стволу дерева и ловким движением ладони, как мачете, отсекал плодам верхушки. В обед он подавал нам блюда из птицы или мелких грызунов, которых мы из-за их порой чрезмерного любопытства умудрялись сбивать палками с ветвей деревьев или настигать неподалёку от их жилищ; обитали в этих местах вплоть до куску-с, коала, кенгуровых крыс и впечатляющих красавцев казуар, а не так давно я повстречался с ехидной - о них нам красочно рассказывал наш доктор Айболит. По вечерам Тоё Ода нас поил самурайским зельем из ему одному ведомых кореньев, что придавало особую силу немало измученному организму. На ночь отцу Феофану прикладывал примочки, от которых язвы на ногах пастыря начали затягиваться.
   Однажды у самой кромки океана мы обнаружили окурок сигары с золотым ободком, на котором в виде тиснения чёрт курил трубку. Мы знали, что морские пути пролегали за тысячу миль в стороне. Что бы это означало или окурок сам по себе проделал этот путь? И теперь нам глаза и уши приходилось держать востро: возможно, предстоит встреча с куда более разумными людьми, чем те, от которых бог нам дал возможность убежать, - мы не забывали и о синем катере. К тому времени Тоё Ода изготовил из найденной кости крупного животного нож, а из оставшейся её части я смастерил наконечник для дротика, не пожелал остаться в стороне священник, подыскал камень и палку, связал вместе, получилось  вроде топора каменного века, - оказалось, и цивилизованные люди способны на такое. Это облегчило наше пребывание на острове Беда, который мы так назвали, из-за частого употребления этого слова нашим духовником.
   То и дело всматривались в океан в надежде, не появится ли случаем на горизонте наш довольно потрёпанный, но с виду грозный корвет или хотя бы обломок от него, на котором можно было бы прибиться к первому встречному кораблю.
   В один из дней разразился шторм, сквозь грохот прибрежных волн я расслышал редкое биение мотора - это был синий катер; несомненно, это был он. Двигатель его от избытка воды то и дело захлёбывался, но упорно не хотел сдаваться. Мы выбрались из укрытия, нашли себе прибежище под корнями огромного давным-давно повалившегося дерева, и стали лихорадочно всматриваться в кипящую порой перед нами жуть. Наконец разглядели силуэт судёнышка и людей, выскочивших из него, их было несколько – то и дело обрушивающиеся на берег волны мешали нам точно их сосчитать.
   Как только шторм утих, пираты, скорее это были они, уплыли – их было пятеро, на носу катера был установлен крупнокалиберный пулемёт. Мы осмотрели берег, нашли выброшенную штормом на берег дохлую рыбу иглу и два окурка, один к одному походивших на тот, который мы обнаружили – на золотом ободке чёрт курит трубку. Не мне было рассказывать, где повстречал я такие сигары, но я умолчал, не зная почему.
   - Станем ждать их здесь, - высказал свою мысль мистер Ода, - были дважды, будут и в третий раз, - а пока зажарим рыбу и съедим.
   Так и сделали.
   Мы понимали – не только во зло, но и во спасение нам появляется этот  катер. Стали ждать следующего его появления. Главное – внезапность нападения и захват пулемёта. И однажды, где розовая кромка восхода сошлась с изумрудной кромкой океана, что в праве мы называем горизонтом, появился корабль. Он приближался к нашему острову. А вскоре появился тот самый катер и на предельной скорости направился к кораблю. Он обогнул его, принял на борт какой-то груз и исчез, как и появился. Сгорел в лучах солнца и корабль. Всё это время мы сидели под корнями дерева в укрытии и смотрели на происходившее, затаив дыхание. Желание овладеть катером усилилось. Коль засада - должна быть и приманка. Так мы и решили. Священник Феофан пожертвовал сутану, оставив себя в одном нижнем белье, я отдал обувь, мистер Ода с головы повязку, во всё это мы нарядили валявшееся в стороне сухое дерево – получился утопленник. Его-то мы и оставили лежать на берегу в качестве приманки. Оставалось ждать.


                Глава четвёртая               

                Пленение пиратов. Сдача на милость победителя. Знакомство      
                с вождём племени.      

   И вот послышался знакомый звук. Мы насторожились и побежали в укрытие. Казалось, катер собирался проследовать стороной. Неожиданно он развернулся круто, так что волны под ним ударили высоко белым фонтаном, и устремился к берегу - затея наша сработала.
   Что нас обрадовало – в этот раз на судне были два человека.
   - Чада мои, - взволнованно зашептал пастырь, - я беру на себя разбойника у пулемёта.
   - А мы с мистером Ода рыжего детину в белой рубахе, - прошептал я в ответ.
   - Без моей команды не начинать, - как никогда спокойным голосом произнёс Ода. -  Как только они пришвартуются и оба, слышите меня, оба выберутся на берег, я издам голосом блеяние запутавшегося в силках козлёнка. Они кинутся к нам, и мы набросимся на них.
   На наше счастье вышли на берег оба разбойника и, озираясь, направились к чучелу. Тоё Ода откровенно и жалобно заблеял. Незнакомцы насторожились, повернули головы в нашу сторону и устремились к нам. Мы выскочили из укрытия и набросились на них. Врач Ода, оказалось, прекрасно владел приёмами японской борьбы джиу-джитсу, он двумя-тремя замысловатыми движениями повалил незнакомцев на землю и нам со священником ничего не оставалось как связать того и другого. Особенно мне запомнился рыжий разбойник с изображённой на груди Горгоной, он оказался неимоверно силён, с его руками едва справился отец Феофан, в то время, пока я держал разбойника за ноги. Другой был мало чем примечателен и с ним, как говорил мой русский друг Максим, мистер Ода расправился, как кок с картошкой. Завладев катером и предоставив разбойникам решать свою судьбу самим, потому как они наотрез отказались говорить что-либо о себе, привязали их на самурайский узел к дереву, развязали им руки и, прихватив их ножи, пистолеты и пулемёт, решили на катере осмотреть остров со всех сторон - теперь мы были неуязвимы.
   - С таким помощником, - похлопал по стволу пулемёта пастырь Феофан, - нам и дьявол не страшен, - священник настолько ошалел от удачи, что и не знал, что и делать с оказавшимся у него в руках дьявольским оружием, – он забыл даже воздать хвалу богу.
   Мистер Ода сел за штурвал и мы обогнули остров, приблизились к так интересующей нас расселине. Из предосторожности Ода выключил двигатель. Неожиданно течение понесло нас под скалу; нас спасло то, что решётка пещеры, уводящей вглубь скалы, была поднята, через мгновения очутились под каменным сводом в просторной бухте. Течение понесло нас дальше по водному коридору, где не было видно ни зги; и через короткий промежуток времени мы очутились на противоположной стороне острова – наши предположения подтвердились, мы обнаружили под скалой скрытые от человеческих глаз просторную бухту и водный тоннель, созданные самой природой.   
   Об опасностях, о чём голодные обычно забывают, напрочь забыли  и лишь помнили о еде. Как только прибились к острову, принялись ловить, что прыгало и порхало вокруг нас. В цепкие руки священника угодил белый попугай. Неожиданно для всех нас попугай заговорил на английском языке. «Лучше нет белой стрелы… Лучше нет белой стрелы… Смерть под большой скалой… Смерть  под большой скалой», - выкрикивала птица. Мы переглянулись, мы не сразу узнали в ней попугая квартирмейстера Франсиско. В честь Неемия Грэма, знаменитого в прошлом на всю Атлантику однорукого пирата, птицу когда-то назвали Грэмом. Франсиско по бросовой цене купил её на рынке. Попугай и раньше кричал «Лучше нет «Белой Стрелы», но мы как-то не обращали на это внимания. Но теперь: что за большая скала, о которой то и дело твердил Грэм? Мистер Тоё Ода предложил обучить птицу словам «поняли вас», отпустить и посмотреть, в какую сторону она полетит. Попугай полетел в сторону гор с расселиной.
   - Что это означает? – спросил пастырь Феофан.
   - Это означает, что под скалой, а она и есть большая скала, где мы только что побывали, находится его хозяин Франсиско, - как всегда невозмутимо ответил Тоё Ода.
   - Но как он отыскал нас? – изумился пастырь.
   - На корабле я его длительное время приручал к себе Грэма, - пояснил Тоё Ода. – Видимо, его хозяин Франсиско умышленно обучил словам "смерть под большой скалой" и выпустил, чтобы он нашёл нас и показал  дорогу к «Белой Стреле». И он отыскал меня... Фрегат, видимо, скрывается где-то в глубине подзеной бухты. Он ведь изранен весь.
   - Дорогу попугай показал, но это мало обнадёживает,- вздохнул капеллан и помолился. - Видели, в какую сторону полетела птица?.. Оттуда мы сами едва только что вырвались.
   Но мы всё-таки вернулись к расселине. И, о!.. Наш корвет «Белую Стрелу» с восемью медными пушками и тремя мачтами с неполным набором истрёпанных парусов, на грот-мачте развевался флаг цвета апельсина с белой стрелой, уносил попутный ветер как можно дальше от острова. Тоё Ода направил катер вслед за корветом. Дал команду пастырю Феофану на всякий случай приготовиться к стрельбе, пастырь перекрестился и залёг за пулемёт. Мне отводилась роль, при сближении с корветом концом каната с якорем на нём вместо абордажного крюка зацепиться за борт «Белой Стрелы», чтобы следовать за кораблём, экономя бензин. И было бы так, но двигатель у катера чертыхнулся без того и смолк – горючее в баке закончилось раньше, чем мы предполагали, нам осталось провожать глазами удалявшийся за горизонт наш корабль. Всё говорило об одном, судно захватили пираты, - иначе, нас бы подобрала команда. Стрелять из пулемёта по корвету мы не решились из опасения: вдруг там держат в плену кого-нибудь из нашей корабельной команды - тогда бы их жизням грозила ещё большая опасность.
   - Бедняги или попали в плен к разбойникам, - покачал головой священник Феофан, – или всех их съели дикари, - горестно заключил духовник.
   Фрегат «Белая Стрела» уплыл. Нам ничего не оставалось, как причалить к берегу с помощью двух вёсел, покоящихся до поры на борту катера, нарвать с деревьев бананов, благо их в этом месте было в избытке, и наконец поесть и запить молоком кокосов, - несмотря на неимоверную жару, повторюсь, сок в них на удивление сохранял прохладу; охотиться за пропитанием с огнестрельным оружием означало тратить без особой надобности патроны, - а с момента встречи с пиратами, мы стали особо дорожить ими.            
   Оставив катер в скрытой бухточке, тщательно его замаскировав, добрались до прежней стоянки капитана сэра Вагнера, в надежде встретить его там или отыскать какие-нибудь оставленные для нас приметы о себе. Хоть что-то - надеялись мы. Но никаких признаков о нём, голландце Френсисе и лаборанте чилийце Сальвадоре, что вторично они побывали здесь, не нашли. Оставалась на земле лишь нарисованная стрела с нашим фрегатом да утолили жажду в ручье Невидимке. На другой день мы вновь отправились на поиски наших пропавших товарищей, – не может быть, чтобы кто-то из них не уцелел, ведь бежали же мы. И, наконец: дикари не забыли о нас, и не иначе нас разыскивают и нам надо быть предельно осторожными.
   - Я вот что предлагаю, - сказал мистер Ода, что стало для нас с духовником потрясающей неожиданностью. – Может вам покажется диким, но другого варианта я не вижу: нам необходимо вернуться к нашим людоедам и попытаться найти с ними общий язык.
   - Съесть с ними кого-нибудь из нас? – изумился падре Феофан. – Тогда начните с меня, из меня получится приличный окорок. А Альварес изыскано сервирует.
   Тоё Ода по-японски скупо улыбнулся:
   - Нет, зачем же. Мы предложим им свой катер в обмен на розыски наших друзей.
   - На каком языке станем с ними изъясняться – они нашего языка не знают, мы их, - продолжал упорствовать пастырь. -  Да и зачем им катер, тем более без горючего?
   - Туземцы легко усваивают чужой язык в отличие от нас европейцев, –  ответил ему лекарь. - А на катере они, как и мы только что, применят вёсла.
   После недолгих разногласий мы отправились к нашим знакомым аборигенам. На подступах к деревне нас встретил секрет – трое дикарей. Они то и дело прятались, перебегая от одного дерева к другому, и были удивлены и озадачены – они узнали в нас прежних беглецов. А тут мы ещё им машем, что мы сдаёмся на их милость.
   - Поняли, - прошептал охваченный ужасом священник, – опустили людоедские стрелы, - и пастырь забормотал, задрав глаза к небесам.
   В случае непредвиденного мы рассчитывали на пистолеты, захваченные у пиратов, об их настоящем предназначении людоеды, конечно же, не догадывались. А за свои жизни, решили мы, будем драться до последнего вздоха.
   Вождь встретил нас с почтением, как будто мы не убегали, и ничуть не удивился нашему возвращению - бежать нам было некуда. В этот раз нам подали нечто напоминающее вино в красивых перламутровых раковинах, отчего никак нельзя было отказаться по простой причине, зная, где мы находились, после чего вождь предложил нам сесть рядом с ним на мягкие расписные коврики. Мы почтительно расселись. Ударили в бубны и в честь нас дикари принялись исполнять искромётный танец. Исполняли атлетически сложенные молодые мужчины, остальное население хлопало в ладоши и что-то скандировало звукосочетанием походившим на «гин-кок!.. гин-кок!».
   - Не внял я, Покровитель Небесный, Тебе, и чад своих не уберёг от кары Твоей! – уже окончательно уверовавший в нашу смерть упавшим голосом проговорил могучий падре. Обратился к нам. – Слышите, зовут своего повара Гина?
   Мы с Тоё Одой обладали не менее обширным воображением и тоже предположили нашу возможно мучительную скорую смерть: у людоедов свои понятия о хитрости. Недаром наши ножи и пистолеты остались при нас. Вождь как не заметил всего этого, наоборот, дал команду вернуть, что отняли у нас прежде, после чего приказал зарезать косулю, - и они водились на острове. Праздник продолжался; и в один из моментов я хорошо запомнил глаза одной молодой дикарки.
   И тут произошло то, чего мы никак не ожидали, вождь заговорил с нами на чистейшем английском языке, от такого поворота событий нас хватила куда большая оторопь, если бы вместо косули стали из нас кого-нибудь приготовлять блюдо на углях, - такого даже в предположениях мы не ожидали.
   - Молитвами сотворён мир, - воскликнул оживший капеллан, - молитвами – и только!
   Насытившись, мы вслед за носилками вождя в окружении воинов-людоедов направились во дворец, если эту хижину можно так назвать. Она, как я и ожидал, внутри оказалась экзотичной, в ней была довольно просторная комната для приёма знатных гостей, украшенная черепами зверей, яркими перьями редких пород птиц, изумительными по форме и расцветке морскими раковинами и многими непонятно откуда взявшимися предметами из нашего европейского быта, кроме, курительная и спальня с красиво вытканными мягкими циновками. Там же находилась сваленная в одном из углов посуда из дерева и раковин. Узнали мы и череп, из которого нам предлагали пить, - он пребывал на подставке особо.      
   В курительной вождь раскурил трубку и передал  мистеру Оде:
   - Курите – чарующий табак.
   Тоё Ода принял из его рук витую искусно вырезанную из дерева трубку и затянулся, выпустив из себя изрядное облако ароматного дыма, затем передал её пастырю, хотя никто из нас не курил; тот перекрестился, вдохнул дым и громко со слезами на глазах закашлял, ухватившись за могучую грудь, поскорее передал трубку мне. Эта церемония стала началом нашей беседы. Мы рассказали людоеду о судьбе нашего корвета и пропавших двух экспедициях. Он едва кивал головой, как бы соглашаясь с тем, о чём мы говорили.
   Наконец произнёс:
      - Я предупреждал их об опасности… Но они меня не послушали и отправились туда, куда не надо было им ходить. Люди из вашего племени попали к нашему общему врагу, имя его Железная Паутина. Их там много… очень много!.. Они живут под Большой скалой.
   Лекарь Ода, пастырь Феофан и я переглянулись.
   - А большую лодку с парусами ты не видел? – не сдержался и полюбопытствовал  наш духовник.
   - Ваш корабль взяли на абордаж люди Железной Паутины. Больше о нём я ничего не знаю.
   "Хорошо, что мы не стали стрелять по ним," - подумал я.
   Вождь племени людоедов знал о всех наших передвижениях, как только мы ступили на остров, и мы в любую минуту могли стать его жертвой. Для чего тогда он послал за нами погоню в первое наше пленение? И я спросил его об этом.
   Вождь взглянул на меня с усмешкой:
   - Не для того, чтобы вас съесть, а предупредить об опасности.
   Пастырь Феофан стал просить вождя помочь нам скрытно подойти к  впадине, чтобы незамеченными наблюдать за нашим общим врагом Железной Паутиной. А я вновь не удержался и полюбопытствовал, у кого он научился хорошему владению языком и хорошо, что не успел спросить его об остальном.
   - У них, - показал главный туземец рукой в сторону бухты и всем видом дал понять, что я нарушаю табу острова.
   Вождь, его звали Грозовым Облаком, заверил нас в оказании нам содействия в освобождении наших друзей. Но предупредил, что самим нам это делать опасно: люди Железной Паутины обладают слухом зверя и зрением птицы. И пригласил с ним и его соплеменниками ещё и отобедать. Мы с пастырем было собрались решительно отказаться, - во-первых, мы без того уже впрок позавтракали, во-вторых, в этот раз нам могли предложить человечину. Но неожиданно пастырь склонил голову в знак благодарности  вождю и сообщил, что мы согласны принять трапезу.
   Духовник склонился к моему уху и хихикнул:
   - А ты предложи этому дьяволу услуги по сервировке стола.
   Настроения пастыря мне были понятны: нервы его сдали окончательно, и он слишком настрадался от голода, не подумав о возможных последствиях.
   Вождь Грозовое Облако подал знак двум воинам, те, как и в первый раз, куда-то убежали и на этот раз привели бородавочника, - оказывается, и свиньи водятся на этом острове. Когда бедное животное стали лишать жизни, оно закричало едва ли не человеческим голосом. И то правда: у кого-то из современных учёных я успел прочесть, свиньи, как никакие другие существа биологически ближе всех нам, людям. Тут я вспомнил: когда с друзьями сидел в яме, точь-в-точь такой же крик слышал перед началом пира туземцев. Выходит, эти дикари не были людоедами – тогда откуда черепа людей на шестах и сосуд из человеческого черепа. С предметами европейского обихода было ясно - их прибило к острову с мест крушения кораблей, случись они даже за тысячи миль. Но ни о чём об этом спросить я уже не решался.
 

                Глава пятая

                Ради спасения моих товарищей, отправляюсь на верную смерть.
 
   Вождь Грозовое Облако отправил с нами проводников – это были два крепких туземца, они вели нас неведомыми тропами, часто взмахами рук повелевали нам укрыться за деревьями. Мы вышли к знакомому обрыву скалы, на который с рёвом обрушивался океан – так, что частенько заглушал слова, и приходилось нам применять жесты, как это делали наши проводники. Один из них по имени Бесо показывал жестами напарнику Майока, что тому и всем нам надо предпринимать. Если говорили они, то на своём мудрёном языке – Бесо ещё неплохо говорил по-английски и понимал на французском языке, в этом убедился пастырь Феофан, когда тот на короткую фразу пастыря «как твоё имя» сказанную на французском, мгновенно отреагировал: «Бесо», - и добавил ещё что-то. Я ещё раз убедился в правоте Тоё Ода: дикарям языки даются легче. Майока не знавший никаких других языков, кроме своего, птичьего, молчаливо приложил указательный палец к губам, чтобы мы замолчали, один конец верёвки передал мне, Тоё Ода и пастырю, другой опустил со скалы и стал осторожно спускаться по отвесной стене вниз к бушующему океану. Бесо, находившийся в отдалении, наблюдал за всем из укрытия. Через какое-то время появился Майока, следом вытянул верёвку. Мы ждали, что скажет он.
   - Он говорит, скала перекрыта решёткой, за ней стоит на якоре ваш корабль, вход снаружи охраняет синий катер. Благодарит бога, что его не обнаружили, - перевёл на английский язык Бесо.
   - Они нашли наш катер! – воскликнул священник.
   Вмешался в разговор Тоё Ода, до того молчавший:
   - Одного из нас также спустим на верёвке со скалы, чтобы попасть в недра Железной Паутины, и он изобразит из себя утопающего с потерпевшего катастрофу, допустим, английского корабля «Адмирал Нельсон»… Цель – узнать, чем обитатели подземелья Большой скалы занимаются, и кто из наших попал к ним в плен. При первой возможности им сообщить, что мы их ждём на прежнем их биваке у ручья. Тем, кто не знает, разъяснить, где это место находится… Одному из нас придётся остаться с пленёнными друзьями… Теперь дёргайте, - лекарь протянул кулак с тремя зажатыми палочками, - короткая – «утопающий».
   Короткая досталась мне. Меня стали опускать со скалы, но я допустил оплошность, выпустил верёвку из рук и полетел вниз. Пучина поглотила меня, затем выбросила на поверхность океана и устремила в проём скалы. Вот  и решётка перекрывшая в этот раз вход в тоннель, за ней «Белая Стрела» со спущенными парусами. К решётке причалил синий катер. В катере находились трое пиратов. Одного из них я узнал, это был один из недавних наших пленников, рыжий здоровяк с наколкой Горгоны на груди. Он также узнал меня, широко заулыбался, будто мы с ним были приятелями и долго не виделись, схватил меня за шиворот и с лёгкостью втащил в шлюпку, громко насмехаясь  уже над моим незавидным положением.
   Решётка поднялась, и катер промчался под ней в чрево скалы.
   На пристани меня усадили на бухту канатов. Пришёл  человек среднего роста, сухощавый и лысый, с сединой на рыжих висках и приступил к допросу, - видимо, он у них был за главного. На нём был из рыжей кожи жилет, светлая рубаха, на шее золотая цепь, серые брюки и рыжие башмаки. На указательном пальце правой руки сидел массивный изумруд, кстати, под цвет  глаз его хозяина, оправленный в золото. Незнакомец то и дело сверлил меня зелёным взглядом, нервно дымил сигарой с золотым тиснением... на котором чёрт курил трубку.
   - Хотел нас обмануть?..  Говори, для чего твои дружки тебя заслали? 
   Как только меня узнал рыжий парень, легенду о себе, придуманную нашим корабельным лекарем, я решил поменять:
   - Я отбился от своих. Но я ничего не знаю о судьбе экипажа, - ответил я.
   - А как ты попал на остров?
   - На остров я попал во время бури при крушении нашего корабля «Белая Стрела». Меня с палубы выбросило за борт в тот момент, когда я пытался рубить канаты. Затем, я чудом прибился к острову. Но мне повезло, я сорвался со скалы и угодил к вам.
   - Куда и зачем вы плыли?.. Ответишь на этот вопрос, получишь приличную порцию рома, обильный ужин и свежую постель. Станешь врать, самого отправим на ужин акулам… Выбирай. А я пойду, побеседую ещё кое с кем из ваших. Даю срок до моего прихода.
   Лысый  ушёл, оставив караулить меня рыжего разбойника с Горгоной на груди.
   Я лихорадочно стал обдумывать ситуацию. Радовало одно: я здесь не один. «Кто ещё здесь с корвета, с кем лысый пират отправился беседовать?» - эта мысль завладела мной и сверлила мозг. Если это так, есть шанс встретиться с кем-то из команды корабля. Значит всё остаётся так, как мы с Тоё Ода и пастырем Феофаном задумали, - остаётся ответить на вопрос лысого. А он вот-вот появится.
   - Тебе  отсюда не выбраться: ты попал в террариум, - тихо, чтобы никто не услышал, заговорил рыжий разбойник. - Я же могу помочь. За это мне обещаете свободу там, - разбойник показал пальцем на каменный свод.
   - Заманчивое предложение, -  ответил я. – Но откуда мне знать, что ты искренен?
   - Ваш капитан у нас в плену, я могу устроить с ним встречу. Этого тебе достаточно? И об остальном позабочусь, но прежде ты мне скажешь, как найти тех, кто был с тобой, когда меня и Вальтера привязали к дереву, чтобы с ними нам поддерживать связь.
   - Капитан Вагнер жив?!.. – воскликнул я.
   Тут появился лысый:
   - Надумал, молодой человек? – спросил он, как показалось, с доброй усмешкой. – Кстати, моё имя Гюнтер Борн, мистер Гюнтер Борн - я руководитель Службы Безопасности (словам «службы безопасности» он придал особое звучание) всего того, куда вы так стремились попасть… Ну так, как?
   - На острове нашли спасение ещё двое из экипажа корвета, - решил признаться я, на случай, если рыжий и Гюнтер Борн, хотя он был не менее рыжим, затеяли со мной игру.
   - Какого «корвета»? - поморщился Гюнтер Борн. - Восемь бутафорских пушек – корвет!..   
   - Потому мы и не опасны для вас, - парировал я. – Зачем вы захватили нас и держите взаперти?.. Если наш парусник у вас, то и о судьбе команды вы наверняка знаете больше меня. И куда, и зачем мы направлялись –  на шхуне имеется лаборатория для проб воды и прочего. И, наверняка, в ваших руках оказались документы НАМЭ.
   - Логично, - кивнул головой мистер Борн. – Но не могло быть такого, чтобы судьба дважды вышвыривала в океан - о таком я не помню, и ты с такой высоты наверняка бы разбился - к двум оставшимся на берегу моим друзьям он почему-то не проявил никакого интереса.
   - Я случайно сорвался со скалы, но чудом уцелел, - приступил я к реализации моей легенды. – Я испанец…   
   - О!.. Уважаю испанцев, но не за враньё.
   - Родом я…
   - Верю, верю, - отмахнулся от меня массивным перстнем руководитель Службы Безопасности. По тебе видно, что испанец – уж больно вы, испанцы, строптивы. Но ты так и не ответил, куда и зачем вы плыли?
   - Меня едва не погубила моя неосторожность, - как не слышал я повторенного вопроса Гюнтером Борном и продолжал заново рассказывать мною выдуманную историю, дабы уверить его в своей правоте, - я увидел синий катер  под скалой, обрадовался, что пришло спасение, слишком наклонился и сорвался в океан.
   Если рыжий верзила в сговоре с мистером Борном, продолжал лихорадочно размышлять, тогда к чему эта игра со мной в кошки-мышки затеянная мистером Борном – они бы тут же кинулись ловить лекаря Тоё Ода и священника Феофана… А может быть, уже ловят?
   - Я могу выказать свою преданность вам, если вы поверите мне, - проговорил я.
   - Каким же образом?.. Выдашь своих оставшихся друзей?
   - Одних вы уже пленили, - ответил мистеру Борну, - а кто выжил, съели местные людоеды. Когда я бедствовал на острове, я встречал потухшие костры и разбросанные человеческие кости вокруг них.          
   - Что тогда ты предлагаешь?
   - Предлагаю служить вам верой и правдой.
   - Это кому же? – теперь уже неподдельно изумился видавший виды пират.
   - Вашему пиратскому делу… флагу, наконец.
   - У нас нет флага и мы не пираты, - но, как и они, предлагаем свободу в обмен на жизнь.
   - Потому и предлагаю свою жизнь в обмен на свободу, - уцепился я за нелепую фразу Гюнтера Борна.
   - Возможно, и поверю тебе, - ответил мистер Борн. – Я представлю тебя Президенту (слово "президенту" он произнёс также со значимым смыслом), нам необходим переводчик с испанского, но ты не вздумай  дерзить ему, как мне. Это мой тебе дружеский совет.
   Я облегчённо вздохнул: мистер Борн ничего не знал о моих друзьях, оставшихся на свободе, или ловко играл со мной.
   Мистер Гюнтер Борн ушёл, а я спросил у рыжего, что означают слова  «Я покажу тебя Президенту».
   - Президент самый главный человек на острове, - ответил рыжий.
   А через какое-то время вернулся мистер Борн с капитаном сэром Джеймсом Вагнером. Для меня это было полной неожиданностью, хотя рыжий и обещал встречу с ним. Капитан был худ и бледен, как мне показалось. Какое-то время мы оба молчали.
   Наконец я произнёс:
   - Вы не забыли меня, сэр капитан?..
   - Как же, помню. Но как ты оказался здесь?..
   - Вы думали, я утонул?.. Меня прибило к острову - я выжил.
   Капитана увели – опознание меня окончилось, я понял, мой капитан меня не предал, понял и он, что я оказался в плену у пиратов не случайно.
   Меня провели по каким-то казематам, пока мы не уткнулись в решётку с большим ржавым замком. Решётку со скрежетом отворили, и я очутился в объятиях команды «Белой Стрелы», там же, в каменной тюрьме, я вновь встретился с моим капитаном сэром Вагнером. Ликованию не было предела, попугай квартирмейстера Франсиско Грэм кричал громче всех «Лучше нет «Белой Стрелы», «Смерть под Большой скалой» и «Поняли вас», как будто мы вновь оказались на нашем корвете посреди океана – оставалось облить себя шампанским. Наконец судьба нас свела всех вместе во второй раз, за исключением врача Тоё Ода и священника Феофана; но и за их жизни я не ручался, помня, в чьих руках они находятся. О них и о наших приключениях я вкратце рассказал капитану, когда мы как-то сумели ото всех уединиться. Сказал о своём плане родившимся в беседе с Гюнтером Борном.
   - Менять твою легенду не станем, пытайся войти в доверие. 
   На ужин нам дали по черпаку чечевицы приправленной мясным бульоном и на десерт по несколько глотков сока манго разбавленного водой. Мой самый близкий товарищ по «Белой Стреле» негр из Калифорнии Джон рассказал мне, как корвет был захвачен пиратами и насколько коварны эти разбойники, и как он с оставшейся частью команды встретились здесь же за решёткой с двумя нашими потерявшимися экспедициями.
   Но никто не говорил о побеге.
               
   
                Глава шестая             
               
                Я становлюсь пленником подземелья. Моя встреча с Президентом.
                Узнаю о судьбе "Белой Стрелы" и её команды.

   Утром – время определяли по распорядку дня, личные предметы у нас, пленников, были отобраны – нас стали распределять на работу. Неожиданно для всех меня отвели в сторону.
   Вскоре появился мистер Борн, он улыбнулся мне как старому знакомому:
   - Не забыл, синьор, быть верным нашему делу?
   - Не забыл, - ответил я.
   - Тогда вместе отправимся к господину Президенту. А там как бог даст. И запомни, обращаться к нему со словом "господин"!
   Президент встретил рассеянным взглядом, походил на мелкого лавочника средних лет. Сидел в плетёном кресле, дымя сигарой со знакомым профилем чёрта, на безымянном пальце левой руки покоился золотой перстень с внушительным бриллиантом – пираты не бывают без огромных перстней, подумал я. На столике из инкрустированного дерева стояла бутыль с вином, чарка и блюдо с финиками.
   - Это и есть он? – задал вопрос Президент, словно в пустоту.
   - Да, - ответил мистер Борн.
   - Ты хорошо говоришь по-испански? – обратился Президент теперь уже ко мне.
   - Я испанец, - начал я, - господин...
   - Испанцы наши вечные враги, - прервал меня главный пират. – Я бывал в Валенсии…
   - Я родом оттуда, - радостно перебил его я.
   - Испания великая страна: было время, она владела тремя частями света, - после такой тирады Президент плеснул в бокал вина и не торопясь выпил, в след за вином отправил пару фиников, как бы не заметив моего нахальства, о чём предупреждал меня мистер Борн - тот стоял рядом и внимательно слушал наш с Президентом разговор, - но испанским так и не овладел… Итак, ты решил послужить нашему делу – предлагаешь свою жизнь в обмен на свободу?.. Хорошо, ты меня расположил… Оставь его при мне, как переводчик с испанского он мне будешь нужен, - обратился Президент к Гюнтеру Борну.
   Назначение меня переводчиком испанского языка ошеломило моих друзей. На меня стали смотреть с брезгливым откровением, никто теперь не хотел подавать мне руки - экипаж решил, что такую должность я получил ценой предательства. Джон и Максим старались даже не напоминать о себе, обходили меня и остальные члены команды. Папаша Атис прошипел, как змея, что де напрасно не сожрала меня акула тогда в сети. Терпеть такое становилось тяжело, но терпеть приходилось – в бухте замерла «Белая Стрела» в ожидании, когда её подлечат и команды «отдать швартовы», и на всех парусах устремиться как можно дальше от злополучного острова, которому наш корабельный духовник Феофан дал название Беда. Зато теперь я был предоставлен самому себе, мог передвигаться по подземелью куда угодно. Первая часть плана, который мы разработали с лекарем Тоё Ода и пастырем Феофаном, удалась. Пришло время, разыскать рыжего разбойника, а это означало пойти на риск, но другого варианта оповещения оставшихся на свободе друзей у меня не было. И целы ли они, и как теперь встречаться наедине с сэром Вагнером, за ним постоянно приглядывали какие-то люди, и как полностью довериться всей команде – в таком плену выдержит не каждый.
   С рыжим верзилой с наколкой Горгоны на груди столкнулся у кромки пристани. Он перегружал ящики из синего катера на телегу, его напарник катил её с грузом в один из коридоров. На ящиках не было никакой маркировки, что в них находилось, никто не знал. Когда напарник укатил очередную телегу, рыжий разбойник выбрался из катера и подошёл ко мне.
   - Пришёл, - заговорил я первым.
   - Не слепой, - усмехнулся здоровяк. – Чего хотел?
   - Обещанного – встречи с капитаном… без свидетелей.
   - В полдень жди у посудины, - кивнул рыжий в сторону корвета.
   В полдень я с волнением расхаживал вдоль пристани в ожидании встречи с Джеймсом Вагнером. Капитан пришёл в сопровождении рыжего, как тот и обещал, - они несли рынду с нашего корвета – на ней светилось имя корабля «Белая Стрела». «Это знак с небес, - подумал я, - «Белую Стрелу» готовят к выходу в океан».
   - Две минуты на разговоры, - предупредил рыжий здоровяк.
   Мы с капитаном отошли в сторону.
   - Ты правильно поступил: команда корабля не должна об этом знать, их недоброжелательство поможет нашим врагам быстрее поверить тебе. Откроемся друзьям в нужный момент. А пока постарайся выдержать самое тяжкое, может быть, - испытание  презрением. И постарайся узнать, с какой целью на корабль возвращают рынду. Этот, - капитан кивнул в сторону принесшего с ним рынду здоровяка, - не знает... И помни, свободу передвижения тебе могли подарить не без умысла.
   Мы расстались, условившись, через рыжего разбойника, держать связь друг с другом, его Джеймс Вагнер назвал Уильямом.
   Мои друзья работали кто в каменоломне, прорубая очередной коридор в скале, кому-то приходилось грузить и разгружать тяжёлые грузы. К самой бухте, её складам, пультам управления можно было приблизиться только в сопровождении кого-либо из доверенных людей персонала, в том числе и меня. Это меня ещё более насторожило, помня о предостережении моего капитана. За прошедшие дни я изучил пути подхода ко многим важным объектам, расстановку охраны, смену караулов, наносил на клочок бумаги план доступной мне части территории подземелья.
   За этим занятием меня и застал один из помощников Борна Джузеппе Метастазио:
   - О-о, - проговорил он, выкатив тёмные глазищи, – не пощадят, если увидят… Если хочешь, я  стану помогать тебе - я тоже хочу на свободу.
   Такой поворот дела озадачил меня – кому верить и кто из двоих, верзила Уильям или он, или оба они подосланы мистером Гюнтером Борном.
   Ночи я проводил в такелажном отсеке, вместо обещанного рома, обильного ужина и свежей постели, первые дни я голодал, спал на жесткой циновке, подложив под голову собственный кулак. Утром торопился показаться Президенту на глаза – нет ли для меня каких-либо дел. А позже слонялся, где мне вздумается, кроме засекреченных объектов, и никто не мог запретить мне этого делать, зная, чей я переводчик. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил в одном из помещений, расположенном в дальнем углу южного свода, трёх почти замурованных людоедов - тут я вспомнил высказывание Уильяма о террариуме. Один из них на моё счастье говорил по-английски – его звали Лоха, двух других Зига и Кука. Лоха рассказал мне, их пленили люди Железной Паутины на мысе Белой Козы и  на быстрой пироге перевезли сюда. С тех пор они сидят взаперти, получая раз в сутки по банановой лепёшке и чашке воды. Я спросил, знает ли он Бесо и Майока. «Как же, как же, - радостно закивал он при  упоминании их имён, - вместе охотились на коз и кабанов, вместе сражались с чужаками». Тут послышались чьи-то шаги, я отпрянул от склепа и спрятался за выступом скалы - мне не хотелось попадать на глаза кому-либо. Подошли двое. «Ты слышал чьи-то шаги только что? – спросил один из разбойников другого. «Тебе уже мерещится, дьявол знает что», - ответил другой. «Нет, всё-таки я посмотрю, нет ли здесь кого ещё», - сказал первый. Он направился в мою сторону, но мой ангел хранитель не позволил ему в полумраке разглядеть меня, вросшего в камни. Они собирались было отправиться дальше, как один из них обернулся на несчастных и захохотал: «Что, господа людоеды, сами готовитесь стать жарким? Теперь мы вас станем пробовать с солью и вашими специями». Они ушли, а я перевёл дух и постарался поскорее убраться.
   Ночью при огарке свечи я разглядывал план подземелья, дополнял его новыми пометками – пометил  и дальний угол южного свода - место, где томились в каменном мешке три аборигена. Как всё, о чём я узнал и с кем познакомился, связать воедино, размышлял я, и как мне связаться с Тоё Ода и пастырем Феофаном - в моём воображении они предстали, один, внешне спокойный и всегда знающий, что делать в экстремальной ситуации, другой, с его молитвами, порой доводил себя до абсурда.
   На следующий день Президент не отпустил меня от себя:
   - Останешься при мне, - сказал и смерил меня глазами с головы до пят.
   Весь день я пробыл возле него, но никаких указаний не получил – это меня насторожило. На второй и на третий день произошло то же самое. Я уже подумывал о моём принудительном возврате к моим друзьям, как Президент сообщил мне, что мне предстоит перевести с испанского важный документ и положил его передо мной. В документе говорилось, что корабль «Великий Сервантес» направляется в одно из экваториальных государств, с целью оказания научно-технической помощи. Меня так и подмывало спросить, что стало с кораблём, - но я понимал, что могло произойти со мной. Решил выждать время - такой случай представился, но он ввёл меня в ещё  большее заблуждение. Как-то слоняясь по пирсу, я столкнулся с незнакомцем, которого, показалось мне, я где-то уже встречал. Я мучительно вспоминал, где я мог его видеть. И тут меня пронзила молния: «Ну, конечно же, я видел его в «Золотом зёрнышке» – вот и русалка, сидящая на черепе со скрещёнными костями, на правой руке. Это же тот самый китобой Гарри». Китобой за месяцы прилично поистрепался, - но та же седая шотландка и рыжая голова, тот же хриплый голос, когда-то произнесший на скверном английском «Эти ребята решили процедить океан через сито!» И как ему было узнать меня, если он и его приятели не обратили на меня никакого внимания. Он распоряжался выгрузкой синего катера. На одном из ящиков я успел прочитать написанное по испански «Р/Лок».
   - А «Сервантес» рыб кормит? – спросил я, разыгрывая из себя осведомлённого простачка.
   - Подавай акульи жабры, а акулу за борт – прочь! - захохотал Гарри.
   Я облегчённо выдохнул; предстояло выяснить, что за груз «Р/Лок». К моему разочарованию документацию груза унёс с собой мистер Борн, - видимо, она напечатана была на английском языке. Зато я увидел, как Гюнтер Борн рассчитался с Гарри. Последний, прихватив брезентовый мешок с деньгами, приказал трём разбойникам отправляться. Катер с четырьмя людьми исчез в океане. Никакой он не китобой, а контрабандист, решил я. Как он угодил за тысячи миль на остров или китобойное судно только прикрытие? Но где же ему ещё быть, как не на здешнем острове за южной двадцатой параллелью? Вот так встреча! - подумал я.
   В одну из ночей, пробравшись на «Белую Стрелу» со свечой в руке - в целях экономии подземелье обслуживала одна электростанция, ещё одна хранилась на консервации, оттого вдалеке горел единственный фонарь, - я стал осматривать корабль. Отсутствовал гафель, медные пушки покоились на месте. Судовой журнал лежал на столике в каюте капитана Вагнера. Последняя запись его говорила о многом: «Я не знаю, что будет с нами завтра, но уже сегодня я убедился в мужестве команды – боже, пообещай нам хотя бы какую-нибудь удачу». Тут я услышал чьи-то шаги, они не крались, это меня успокоило. Я поспешно погасил огарок и спрятался под лестницей. Кто-то наверху осветил фонарём каюту, ничего подозрительного не нашёл. Я слушал удаляющиеся шаги в надежде определить их хозяина. Они не напоминали ни одного из тех, кого я знал. Зачем этот человек в самую полночь появился здесь, что ему надо было на корабле, и  гавань никто не охранял - решётка позволяла это делать, она глубоко погружалась в воду. Этот человек был здесь не раз, если он не спустился в каюту и не осмотрел её, - но он зачем-то приходил? Тогда я обязан о нём знать – и как можно скорее.
   Днём я не столько всматривался, сколько вслушивался в шаги встречных и поперечных и только на третьи сутки обратил внимание на одного человека, он наблюдал за работой грузчиков - его походка очень напоминала моего ночного преследователя. Мы даже повстречались взглядами, он что-то хотел мне сказать. Вечером за ужином в небольшой таверне, где я теперь уже кормился на выделяемые мне шестьсот фунтов стерлингов в качестве заработной платы, он присел рядом со мной за столик и тихо проговорил: «Я здешний портной, меня зовут Дик,  я из Голландии, я уверен, ты и вся ваша команда собираетесь бежать на вашем корабле. Я тоже мечтаю о таком, если я чем могу помочь вам, я готов, прошу иметь меня в виду». Этот человек в чём-то убедил, и я дал согласие на помощь с его стороны, как и Джузеппе Метастазио. Уходя,  я оставил на столе четыре фунта стерлингов и три шиллинга хозяину таверны за рюмку бренди и немного фруктов, как это когда-то проделали в «Золотом зёрнышке» китобои, - кстати, в подземелье рассчитывались и в долларах.
   Я разыскал Уильяма. Подал ему глазами сигнал, он ответил мне тем же, через четверть часа отыскал причину подойти ко мне. Мы шёпотом обсудили, как мне вновь встретиться с моим капитаном.
   Встретились в одном из полузабытых углов подземелья. Сэр Джеймс Вагнер от въевшейся пыли каменоломен стал окончательно серым, глаза его светились сухим блеском, мы молча пожали руки, тем самым поддерживая волю друг друга.
   Я рассказал о голландце Дике и о Джузеппе Метастазио, а также о старом знакомом китобое Гарри.
   - Первых двух не отрицай, людей нам придётся привлекать со стороны, но и будь осторожен. Гарри старайся не попадаться на глаза – он может вспомнить тебя. Такого он не простит: случись свобода и ты свидетель его преступлений - вы из одних мест с ним, - предостерёг меня капитан. – Твоя задача оповестить нас о готовности «Белой Стрелы» и дату отплытия на ней пиратов. Наш корабль нужен им для прикрытия от пограничников любых государств. А перевозить им есть что из контрабандных грузов. Но и не это главное – не забыл? – на «нет» добавил. – Бери во внимание любую мельчайшую подробность, связанную с их деятельностью. Мы обязаны разоблачить их, ради чего они здесь.
   Разбойник Уильям подал нам тревожный знак. Мы пожали друг другу руки ещё раз и спешно разошлись.
   Я разыскал Дика в его портняжной мастерской и посвятил его в кое-какие мои планы, он обещал мне помочь. Побывал на «Белой Стреле» под видом осмотра парусов, но ничего толком не смог прояснить. Он не разбирался в парусниках и смог сказать, что корабль основательно потрёпан  бурей, но было видно, его готовили к серьёзным плаваниям. Многие из парусов ему приходилось чинить. Сроки надо определить самому, размышлял я, иначе корвет уйдёт без нас и, может, навсегда - тогда мы вряд ли вырвемся отсюда. Я видел не одну пару глаз внимательно наблюдавших за мной, и это также поторапливало меня и побуждало к действиям. Те, кто предлагал мне помощь, сами пребывали в неведении; многие не знали, ради чего они здесь, но им платили неплохие деньги, и это для них было главным утешением.
   Мистер Борн как-то потрепал меня по плечу:
   - Альварес, заскучал?
   Он не утруждал меня больше ничем, что также настораживало. И я не забывал о его помощнике Джузеппе Метастазио, о его готовности помогать мне. И в то же время понимал: шар катится в определённую лузу.
               
    
                Часть вторая
               
                Глава седьмая

              Знакомство с красавицей Элизой. Неожиданный
              поворот событий, едва не разрушивший наш план побега.               
              Капитан Вагнер встревожен.

   В следующую встречу я рассказал капитану Вагнеру о трёх аборигенах томящихся в клетке, ибо в предыдущую нам не дали договорить. Он встрепенулся на мой рассказ, особенно на подмеченную мною фразу дикаря Лоха «вместе сражались с чужаками», в его глазах я уловил проблеск надежды, он по обычаю сжал мою ладонь и, как выдохнул, произнёс:
   - Хотя бы одному из них надо устроить побег. Придумай что-нибудь. Он доберётся до своих, а уж они-то постараются нам помочь ради спасения соплеменников. Тем более, вождь Грозовое Облако уже посодействовал вам.
   Но как освободить хотя бы одного из трёх несчастных? Как-то проходя по пирсу, я увидел, как пятеро разбойников неумело заделывали пробоины в носовой части «Белой Стрелы».
   Я обратился к Президенту, обращались к нему со слова «господин», его подлинное имя Жоэль Спирс знали единицы людей, теперь и я, а такое стоило многого, что меня успокаивало и настораживало ещё больше - команда «Стрелы», повторюсь, презирала меня за моё рвение перед разбойниками, со мной могли расправиться свои:
   - Господин Президент, я проходил нынче мимо убогой посудины именуемой «Белая Стрела», на ней довольно неумело заделывали дыры наши люди, не прикажите эту работу исполнить трём пленённым людоедам, я видел заделанные трещины в их лодках, и думаю они неплохо справятся с этой работой.
   – А что, ты прав! - изумлённо поглядел на меня господин Спирс, - и отдал распоряжение отвести людоедов на корвет.
   Я же постоянно находился рядом с тремя несчастными людоедами не столько для пользы дела, сколько мешать охранникам сторожить их - внутрь корабля нам проникать запрещалось. Наконец подыскал момент обговорить с Лоха мой план – на радость мне он согласился. На следующее утро повторилось то же самое: Лоха, Кука и Зига сопроводили на корвет всё те же охранники и они  принялись продолжать заделывать дыры и крепить мачты. Как только охранники отвлеклись, Лоха прыгнул с корабля в воду, вынырнул на середине потока подземной реки, и она унесла его в чрево туннеля. Тут же бросились в воду Кука и Зига. За ними бросились в погоню, а через некоторое время преследователи вернулись ни с чем.
   Президент господин Жоэль Спирс молчал, тогда я, не скрывая себя, обратился к помощнику Гюнтера Борна  Джузеппе Метастазио, так как тот сам вызвался помогать мне, может он что-либо знает о судьбе беглецов, - но и он ничего не мог сообщить.
   Хотя вождь Грозовое Облако обмолвился, что не собирался со своими подданными съесть нас, я так и не поверил ему, ведь у него перед дворцом на шестах висели  черепа и сам он пил дорогие напитки из черепа, по всей вероятности, какого-нибудь несчастного капитана, а табу острова не позволило мне узнать об их истинном происхождении. Мне припомнился Кук с его печальной доверительностью и коварством людоедов – история всё же чему-то учит; и довериться аборигенам за двадцатой параллелью было бы слишком опрометчиво. Но что поделать, остаётся в который  раз вверить свои судьбы дикарям и пастырю Феофану, и лекарю Тоё Ода.
   На «Белую Стрелу» привели совершенно незнакомых разбойников. Эти знали, что делали: латали, смолили, крепили, нередко употребляли местные наркотические зелья. Обо всём я докладывал капитану. Джеймс Вагнер внимательно выслушивал и не торопил с результатами ремонта корвета. Он и сам исподволь готовил команду к решительным действиям: прежде всего он не позволял подчинённым опуститься до положения животного – как и на корабле, в свободное время люди приводили себя в порядок и сам он следил за своей внешностью: кто-то  чинил одежду, кто-то напевал серенады под барабанную дробь собственных пальцев о ту же миску, а при случае рассказывали друг другу смешные истории и небылицы. Чувство солидарности сплачивало, позволяло надеяться на лучший исход.
   По определённым числам к Президенту приводили каких-то людей, на подступах и перед дверью выставлялась усиленная охрана. Мне важно было знать, что это были за люди и о чём они говорили, тем более от их разговоров, возможно, зависела судьба команды корабля. Я же демонстративно уходил куда угодно и этим снимал с себя всякие подозрения. Но интерес к тайным беседам Жоэля Спирса с непонятными людьми вспыхивал во мне с ещё большей силой. Не знали о чём говорят и кто эти люди ни портной Дик, ни помощник Борна Джузеппе Метастазио.
   И здесь дьявол явно пошутил: о них знал рыжий разбойник Уильям – по настырности рыжие превзошли весь остальной мир:
   - Этих людей я доставлял с захваченных кораблей. Последнего перевёз с   корабля «Альберт Нобель», эти люди знаменитые на весь мир учёные, - открыл он потрясающую тайну.
   Его сообщению я изумился. Этого разбойника я подозревал, но в этот раз ему невозможно было не поверить, его интеллект никак не подходил для такого обмана – и засекреченность этих людей служила тому подтверждением.
   - Сам Гюнтер Борн толком не знает об их делах, - добавил разбойник.
   "Или скрывает", - подумал я.
   Если таинственные учёные недосягаемы, тогда можно разузнать о них, узнав, что за грузы охраняют в боксах. Остаётся один вариант – «нечаянно» уронить ящик или порвать упаковку с грузом при транспортировке. Уильям для реализации такой задумки не подходил, со своей силищей он мало кого бы убедил. Помнил я о Джузеппе Метастазио, помощнике мистера Борна, и он  бы для такого дела не сгодился, его причисляли к руководству. И не забывал, что за мной наблюдала не одна пара глаз.
   Ночью я опять прокрался на корвет. Светил всё тот же фонарь, но это и помогало быть незамеченным. Я осмотрел палубу: гафель вернули, после чего побывал на капитанском мостике, там ещё  много неполадок, и самое главное, не было антенны и отсутствовал в передатчике радиостанции блок, - видимо, пираты его вынули для ремонта. Журнал в каюте капитана лежал на прежнем месте - и впрямь он никому не был нужен. За него мне особенно было обидно: в нём  высказана уйма необходимых для моряков советов. И бильярд оставался в пыли.  Я погасил огарок и, уже не скрывая особенно себя, отправился спать. Казалось, мне было наплевать, что со мной и со всеми нами будет дальше - стольких трагических дней  мне пришлось пережить.
   Помочь добраться до главной тайны острова Беда согласился голландец Дик.
   - Ты способен ради нашего спасения как бы нечаянно уронить секретный груз так, чтоб ящик, в котором он будет находиться, рассыпался или сорвать упаковку, если груз в ней? – спросил я.
   - Попробую рискнуть, - ответил Дик.
   Мы ждали появления очередного такого груза. Через четыре-пять месяцев в океане по той же схеме «подавай акульи жабры» было захвачено американское судно. Когда синий катер вернулся с грузом во второй раз, Дик, неизвестно у кого напросившийся на разгрузку, уронил на каменный пол один из ящиков, ящик рассыпался: в нём оказался из голубого фаянса умывальник, теперь уже ни на что не годившийся. Голландца тут же взяли под стражу, но из-за незаменимости в портняжном деле отпустили. Никто не мог сказать, кому понадобился бы такой рукомойник. У Жоэля Спирса умывальником служили медный таз и фарфоровый кувшин, из которого поливал воду охранник-слуга.
   К следующему грузу были приставлены охранники, на ящиках надписи оказались замазанными краской, это меня огорчили больше всего – тайну острова, казалось, не раскрыть. Дикари, конечно же, знают о многом, но что скрывают под собой скалы, про это им абсолютно неизвестно, об этом не обмолвился и Лоха – его, Кука и Зига пленили с одной целью - они, возможно, знали, где хранит золото и жемчуг их вождь, но и они сбежали, и, может быть, погибли в пасти тех же акул, выброшенные в открытый океан быстрым течением из тоннеля. Оставалось ждать.
   Пришёл на помощь опять же Дик:
   - В недрах подземелья живут две дамы, одна стоматолог, другая терапевт, но где, он не знает. Стоматолог молода и довольно хороша, и ты как никто можешь подействовать на неё, зовут её Элиза.
   Портной рассказал мне, что Элиза довольно часто обращается к нему с просьбой сшить ей что-нибудь – женщины они и в аду найдут предмет своего обожания и примут все меры соблазнить его:
   - На днях она обратилась ко мне с очередной просьбой. Я подам тебе сигнал, и с ней мы встретимся у меня.
   Наконец Дик поприветствовал меня издалека - это и было сигналом нашей встречи.   
   Элиза, действительно, оказалась довольно симпатичной блондинкой с серыми глазами и одета была довольно прилично для подземной жизни, не слишком высока и худа, всё, как говорится, было при ней. Для неё я, как и рассчитал Дик, оказался полной неожиданностью, она внимательно посмотрела мне в глаза - в них отразилось желание познакомиться со мной.
   По ночам она проникала ко мне, к тому времени я переселился в одну из уединённых ниш, каких было множество под скалой, и тут я её спросил, знает она что-либо о тех людях, которые тайно посещают господина Жоэля Спирса, и чем они занимаются. Она сообщила, что один из таких людей посещает её как дантиста, и она постарается что-либо узнать о нём и его занятиях.   
   Одновременно продолжал тщательно готовиться побег команды корвета «Белой Стрелы» сэром Джеймсом Вагнером. За прошедшие месяцы нанесли на мой план ещё достаточно различных объектов, тщательней изучали агрегаты дренажной системы, подступы к электростанции. Появилось и оружие в количестве трёх ножей, скрываемых кем-то из членов команды, кроме, компас, йод, бинты.
   Настало время, когда корвет отремонтировали, он покачивался на волнах бухты с гордо выброшенным на грот-мачте, походившим на цвет апельсина и белой стрелой на нём, флагом и рындой с головокружительными словами - "Белая Стрела" и антенной над одной из мачт, - будто это мы только что зашли в бухту и с нами ничего не случилось. Кто из членов команды видел всё это, в их глазах наворачивались слёзы и отражалась решимость; стало понятно окончательно, скрываясь за нашими именами, на нашем корабле пираты станут совершать свои преступные дела, мы же останемся под скалами до конца наших дней.
   Но однажды мы не обнаружили «Стрелы», на ней отправились в неизвестном направлении разбойники, притом не взяв никого из нас. А ведь среди них не было знатоков парусного дела. Мы опасались, что без нас наш корабль расшибётся о волны в первую же бурю, - но он вновь появился в бухте. Я тут же получил задание от моего капитана, исключительно инкогнито побывать на корабле и внимательнейшим образом  обследовать его – не найдутся ли какие приметы, ради чего корвет отправлялся в плавание и какие последствия у корабля в связи с его пребыванием в океане, а пробыл он в нём четверо суток и могло быть всякое. По виду же «Белая Стрела» как и не исчезала. Корабль к тому времени, возможно, успели разгрузить, если только на нём был груз, но никаких примет груза я не обнаружил.   
   Зато случилась другая неожиданность, мистер Метастазио предложил мне в другой раз отправиться в плавание на «Белой Стреле»:
   - Готовят нападение на испанский сухогруз, необходим переводчик, так что в этот раз вместе отправимся на вашей лохани.
   Я же не забыл о моей настороженности к Джузеппе Метастазио и не пропустил мимо ушей слово «лохань».
   Сэр Вагнер, выслушав меня, произнёс, как обычно, со спокойствием - оно исходило из его опыта и воспитания:             
  - Отправляйся, нам ничего не остаётся, как рисковать.
   И я отправился с разбойниками навстречу неизвестности.
   Командовал корветом, глядя на его наколки и седые волосы, многое повидавший на своём веку сухощавый пират. Его разбойничьи глаза не давали пощады никому, он то и дело вращал ими по сторонам, и я видел, как людей охватывал озноб, и они беспрекословно выполняли его волю. «Откуда они взяли столько людей, - изумлялся я, - разбирающихся в парусном флоте?» Наши планы рушились: нам не на кого теперь уповать - нас заменили опытные моряки. Развернув паруса на норд-ост, «Белая Стрела»  мчалась с привычной скоростью в шесть узлов. Ветер и океан, казалось, способствовали преступным замыслам разбойников. Неожиданно, хотя все мы напряжённо ожидали, на горизонте показалось судно. Сухощавый разбойник  дал команду поменять направление, корвет сбавил ход, слегка повернул в сторону, а сигнальщик просигналил. Корабли сблизились. «Белая Стрела» пришвартовалась к борту корабля, на котором крупно было написано «Гренада». Часть команды во главе с рябым разбойником поднялась на сухогруз по трапу, спущенному нам, – в качестве переводчика прихватили и меня. Разбойник на английском языке предложил предоставить груз и документацию к нему. Капитан сухогруза, средних лет синьор, никак не мог понять, чего от него хотят, или делал вид, что не понимает. Тогда вступил в разговор на испанском я. Он изумился и спросил, есть ли ещё среди нас соотечественники. На «нет», мне показалось, обрадовался и зачастил скороговоркой. Тут его прервал рябой разбойник, он приказал мне без его разрешения с капитаном сухогруза ни в какие разговоры не вступать и выполнять только его указания и спросил, о чём чечевичная душа только что говорил со мной. Я пожал плечами и ответил, что синьор капитан всего лишь недоумевает, ради чего затеян этот спектакль.
   Капитан же изумился тому, чего от него требуют:
   - Передай этому варвару, - обратился ко мне, - я сбросил трап, тем самым протянул руку помощи терпящему бедствие на море, исполнив долг перед великой Испанией, но это не означает, вместо благодарности грабить её.               
   А мне, как бы вскользь, намекнул, корабль является частью территории Испании, и не захватили ли разбойники и меня в плен, и не желаю ли я вернуться домой. Я с тем же достоинством ответил ему, что признателен синьору капитану за предложение, но обстоятельства и меня заставляют исполнить долг перед великой Испанией оставаться с этими людьми. А ему хорошо было б ознакомиться с требованиями НАМЭ к мореплавателям. Капитан радостно закивал – он всё понял.
   Разбойнику перевёл:
   - Синьор капитан считает для себя делом чести исполнить долг перед своей родиной  и готов за это умереть. И он никогда не выдаст добровольно груз, о котором упоминает синьор и на все вопросы отвечать отказывается.
   Рябой разбойник направил на синьора капитана пистолет.
   Но здесь вмешался я:
   - Это мой соотечественник, - возмутился я, - и я вынужден буду отказаться от обязанности переводчика, если вы, сэр, не спрячете свой пистолет.
   При слове «сэр», разбойник обмяк и, показалось, подобрел. И когда ему один из его помощников предоставил документацию и сообщил о результатах обследования сухогруза, он приказал прихватить несколько тюков из трюмов и переправить на «Белую Стрелу», документацию же он швырнул за борт.
   На прощание я успел едва слышно спросить у синьора капитана, что за секретный груз он везёт.
   На что синьор капитан, не скрывая досады, громко ответил:
   - Чай, пряности и фрукты, - ему, действительно, нечего было скрывать.
   Сухогруз уплыл, но в каких широтах станет разыскивать меня корона моего короля, если место нашего обитания под скалами безымянного острова и если к тому ещё утопить корвет - тут пиратам и карты в руки.
   Стало понятным, подземные жители острова Беда ни с кем не связаны и занимаются грабежами. Но кто-то передаёт им сведения о проходящих в экватории острова кораблях. И я вспомнил о китобое Гарри, он уже побывал один раз на нашем острове и хорошо, что не признал меня. А, впрочем, и узнал бы – дел я с ним никаких не имел, а с острова мне по их понятиям не выбраться, и необходим я им как переводчик. Напрасно этим обеспокоился сэр Джеймс Вагнер, но он же и первым предсказал их промысел.   
   Я встретился с сэром Вагнером, рассказал ему, что произошло со мной и с теми, кто был со мной на корвете. Особенно нас огорчило: у пиратов нашлась замена нам на паруснике.
   - Нам надо действовать как никогда решительно и теперь уже никаких случайностей не ждать, - добавил к прежнему капитан. 
   Он ещё более того осунулся – на нём лежала ответственность за экипаж и корабль.
      

                Глава восьмая
 
               В спасении команды корабля участвуют туземцы и не только.       
             
   За время моего пребывания на корвете «Белая Стрела» и на безымянном острове я стал походить если не на морского волка, то на заматерелого юнгу уж наверняка. Кто может похвалиться, что едва не был растерзан акулами или его не съели людоеды, а теперь  что угодно могут натворить со мной те же пираты.
   Нынче качаю головой, до чего же я был наивен в молодости: обо всём, что здесь описываю, могу без каких-либо предвзятостей судить только в этом возрасте, перемерившему на много раз моря и океаны, - да и Элиза, от которой у меня родилось пятеро детей, не позволила бы соврать.
   А пока никто из команды нашего корабля не мог и предположить, что случится с нами в будущем.
   Элиза сообщила мне, человека, которого приводят к ней на лечение, зовут Эммануилом Фишером, он океанолог, один из главных специалистов по гидромеханики и акустики и что на его счету довольно много научных открытий. Он профессор с двадцатичетырёхлетнего возраста, а сейчас ему исполнилось тридцать два года. И отсюда ему не выбраться, его тщательно охраняют – благодаря тому, что она дама, охранник во время процедуры остаётся за дверью её кабинета и им удаётся поговорить о запретном. Разрабатывает Фишер свои идеи в полном одиночестве, о применении их знают немногие, об этом неплохо позаботился мистер Борн, сам же он предполагал, что работает так или иначе во благо человечества, но гнездились в его голове и сомнения.
   Элиза гладила меня по волосам, томительно долго глядела в глаза, наконец,  заговорила:
   - Мы отсюда обязательно должны выбраться, и будем жить с тобой на берегу лазурного моря. Я тебя люблю, Альварес. У нас будет много детей…  Почему ты молчишь?
   Элизу пленили на одном из побережий Карибского моря, где она трудилась дантистом в одной из клиник; ей в вечернее время некто ловелас предложил прогуляться на яхте - помнит только брудершафт с шампанским.   
   Радужного будущего обещать я ей не мог, в моей голове роились совершенно противоположные планы - теперь я твёрдо знал, что обязательно стану военным моряком. Мне грезился огромный корабль и капитанский мостик, на котором я сквозь бинокль всматриваюсь в гладь океана. Мой корабль будет необходим для выполнения важных государственных дел Испании. И в первую очередь, как дерьмо, вылавливать в пучине морей всё тех же пиратов – им я когда-то завидовал, теперь я их презираю. Я стану морским волком, но благородных кровей.
   Однажды я сидел у кромки бухты и с тоской глядел на «Белую Стрелу» со спущенными парусами. Неожиданно кто-то меня окликнул. Так как в бухте никого кроме меня не было, я удивился, откуда мог прозвучать этот голос, вращал в полумраке головой и никого не находил.
   И вдруг увидел, как мне кто-то машет рукой с борта корвета. Радости не было предела, в этом человеке я узнал Бесо. Я тут же поднялся к нему. Говорили мы недолго: времени у нас не было, нас могли увидеть и мы поторопились.
   В глубине тоннеля покачивалась пирога - в ней стоял цел и невредим Лоха. Они уплыли, а я поспешил к сэру Вагнеру с надеждой на успех и радостью рассказать ему о посетивших нас дикарях.
   На моё известие Джеймс Вагнер также отреагировал бурно. Он по-отцовски потрепал меня по плечу - таких манер в обращении со мной он раньше не допускал.
   Внимательно выслушав меня, капитан Вагнер зашептал:
  - У нас вновь появилась надежда выбраться отсюда. В следующую встречу скажи им, чтобы взяли с собой господина Тоё Ода - у меня есть с ним о чём поговорить.
   В следующую встречу я передал копию плана подземелья и просьбу сэра Вагнера Бесо, тот только кивал головой и говорил, что с нашими друзьями всё в порядке и высокий гость Ода им будет доставлен.
   Пришло время, когда мы с сэром Вагнером с нетерпением ждали корабельного лекаря, в этом нам помог Джузеппе Метастазио. За полночь услышали узнаваемый всплеск вёсел внутри тоннеля. Из темноты появилась лодка. Один из двоих стоящих на пироге осторожно спустился в воду и бесшумно поплыл в нашу сторону. А вскоре, оставляя после себя лужи, на палубу «Белой Стрелы» поднялся Тоё Ода. Сэр Вагнер и мистер Ода обнялись, после чего спустились в каюту капитана. Я остался караулить. В случае беды Бесо должен издать крик летучей лисицы. О чём говорили лекарь Ода и капитан Вагнер, для меня долгое время оставалось тайной.
   Утром я слонялся по пирсу, приглядывался к людям, прислушивался к их разговорам - не приметил ли кто нас ночью. Кажется, всё обошлось.
   Но почему-то меня перестали брать на корабль пираты в очередные вылазки, видимо, рябому бандиту, его звали Фрэд, не понравилось, что я вступился за капитана испанского сухогруза, и он пожаловался сухощавому, кто командовал "Белой Стрелой" а тот доложил мистеру Борну; скорее, я им уже не был нужен как переводчик. 
   Как-то в одном из коридоров столкнулся с русским парнем Максимом, он, как ничего и не случилось в наших отношениях, подал мысль: хорошо было бы добраться до радиостанции подземелья и тогда бы мы могли попросить помощь. С его пожеланиями я обратился к Элизе.
   Она посмотрела на меня прискорбно:
   - Легче попасть на приём к богу, чем добраться до радиостанции, - ответила Элиза. – Её охраняют головорезы. И мы с тобой никогда отсюда не выберемся, Альварес, - неожиданно она разрыдалась.
   Ночью ко мне прокрался негр Джон:   
   - Альварес… Альварес, - дёргал он за ногу меня, - просыпайся.
   Перед самым лицом я ощутил его горячее дыхание.
   - Кто?.. что? – соскочил я с постели, не понимая, где я и кто передо мной.
   - Это я, Джон, - горячо шептал Джон. – Есть дело.
   - Ты как сюда попал, - изумился я, - ты должен сидеть под замком со всеми.
   - Пришёл груз, и меня отправили помогать Уильяму. Он передаёт тебе: груз с электроникой, но для чего – он не знает. И попросил, чтобы ты меня спрятал куда-нибудь - рабов, кто узнал про такое… сам знаешь!
   - Ты же считаешь меня предателем? -  задал вопрос я.
   - Тогда в чём твоё оправдание, если служишь пиратам? – ответил вопросом на вопрос Джон.
   - Чтобы все мы выжили.
   Джон удовлетворённо кивнул курчавой головой:
   - Потому я здесь.
   Джона я спрятал на «Белой Стреле» в том же кубрике, где мы с ним проводили ночи в гамаках, в нише стены, где он не так давно хранил свой рюкзак - лучшего укрытия было не сыскать. Об этом знали лишь немногие, предательства с их стороны мы не допускали.
   Атлета-калифорнийца искали повсюду. «Белую Стрелу» обшаривали несколько раз, отыскать же место, где Джон скрывался, разбойникам и в голову не пришло - так убедительно выглядела стена. Пришли к мысли: устроив себе побег, негр утонул в океане, как и до него сбежавшие трое людоедов.
   Еду Джону я доставлял по ночам, её  приносила Элиза – ей я доверил нашу тайну. Элиза как никто другой была незаменима в нашем деле. Иногда мы с Джоном в каюте капитана при свете огарка играли в бильярд. Он оказался отменным игроком, я же у него учился.
   Капитан Вагнер спокойно выслушал сообщение Джона о таинственном грузе:
   - Иначе, зачем вся эта затея с самозаточением и учёными? – произнёс он.
   Капитан посоветовал мне реже крутиться рядом с корветом -  жизнь Джона  без того в опасности.
   Сэр Вагнер оказался прав, за мной неотступно стал ходить один из пиратов и был не так приметен, звали его Брэндон. Однажды я увидел, как он разговаривал с мистером Гюнтером Борном, тот кивал головой и в чём-то его наставлял.
   Над Брэндоном я решил подшутить. Ночью с Джоном мы обо всём переговорили, он поддержал мою идею с радостью. Ему хотелось  побыть на воле, в его положении и бухта с её окрестностями покажется ею.
   Я разузнал, где обитает в ночное время Брэндон, а ночи он проводил в одном из отсеков неподалёку от меня. За полночь я прокрался мимо него и как бы невзначай запнулся. Брэндон подскочил с циновки, разглядел во тьме удаляющегося меня и скрытно последовал за мной.
   Так мы крались добрых два десятка минут - приближались к засаде негра Джона. Гигант Джон в белом балахоне, наскоро сшитым Элизой из простыни, вырос перед Брэндоном, как из-под земли, тут ударил откуда-то бубен и Джон Орлис принялся исполнять перед оторопевшим шпионом танец своих предков.
   Видимо, несчастному разбойнику померещилось привидение в облике танцующего людоеда, как у них бывает перед съедением пленника, он тут же упал в обморок. А Джон, я и Элиза со своим «бубном», металлическим подносом для тампонов, он сыграл роль барабана, помчались поскорее каждый к себе, опасаясь, как бы нас кто не увидел.
   Плохо это или хорошо, но мистер Борн перестал встречаться с несчастным Брэндоном, а Брэндон с тех пор стал на меня опасливо коситься.
   Мореплаватели народ впечатлительный, никому так не покажется, как им – напридумывают изворотливее кудесников пера. С той поры то там, то тут видели Джона Орлиса по ночам в белом балахоне. Иногда он появлялся на палубе «Белой Стрелы», и теперь уже никто не решался появляться на ней в полночное время.  Этим он облегчил свою участь, и мы вновь с ним резались в бильярд.   
   По-прежнему большинство моих коллег продолжали меня презирать. Лишь боцман Скулте стал хитро улыбаться при встречах, делая вид, что не знает меня, да рыжеволосый и зеленоглазый Йохан, теперь уже без кипарисового креста с четырьмя рубинами на золотой цепи, глядел на меня почтительно. Так я определял, кто вошёл в основную группу доверенных лиц сэра Вагнера и делал вид, что не замечаю.
   А тут как-то с Майока и Бесо приплыл духовник Феофан:
   - Прибыл вопреки воле инстинкта самосохранения, но по воле Божией, осенить вас горемычных небесным крестом и попросить Господа нашего Иисуса Христа благоволить нам в наших многострадальных, но праведных делах.
   Наш корабельный пастырь при единственном тусклом фонаре осенил меня и Джона размашисто серебряным крестом, на который не посягнули даже туземцы, подоткнул подол сутаны, не без нашей помощи забрался на пристань, степенно ступил на корвет.       
   От духовника Феофана мы узнали, у него, Тоё Ода и вождя туземцев Грозового Облака возник план освобождения из преисподней всех нас. А план у них был такой: взять подземелье на абордаж и со стороны океана, и со стороны подземной реки. Воинов у Грозового Облака набиралось около ста пятидесяти человек; кроме, его шаман знает, как призвать духов, чтобы люди Железной Паутины устрашились и обратились в бегство. Но сэр капитан Вагнер воспрепятствовал им, потому как прежде мы обязаны были узнать, чем занимаются под землёй морские разбойники – вот о чём говорили в первую встречу капитан Вагнер и лекарь Ода.
   Пастырь Феофан рассказал нам и о его с лекарем жизни среди дикарей. По велению вождя для них построили  хижину и устроили пир. Три ночи пылал костёр и барабанили в бубны. Заставляли есть противную человеческому рассудку пищу, к которой он мог бы уже и привыкнуть, и прыгать через огонь. На четвёртую, по обычаю дикарей, привели им в жёны двух девиц. Что с ними делать ни лекарь Тоё Ода, ни духовник Феофан не знали. И тогда голые красавицы стали им прислуживать, а ночью ложились у них в ногах вместо собак и приподнимали головы, стоило им пошевелиться. И, чтобы не мучил гнус, его и корабельного лекаря людоедки намазывали помётом зверушки, которую они называют кухакука.
   Прежде чем проводить пастыря в обратный путь Джон решил и его разыграть. Он незаметно нарядился в белый балахон и неожиданно вышел из-за мачты.
   Вначале падре обмер, после чего упал на колени, протянул руки к сверкающему бельмами Джону и благодарственным голосом произнёс:
   - О чём я вам и говорил, не без помощи этого ангела я оказался на этом многострадальном паруснике. И помоги мне, угодник Божий, обратно вернуться из лона великих разбойников к не менее любимым моим людоедам!
   Окончательно прозрев, священник Феофан не обиделся, не удивился, а усмехнулся – это его-то, не единожды щипаного гуся, так запросто облапошили.   
   Как ваяние древнегреческих мастеров, наш корабельный духовник отплыл и исчез под сводами скалы.


                Глава девятая

                Открытие страшной тайны подземелья острова. Бегство   
                на корабле. Да здравствует свобода!

   Подсмотреть и подслушать истинную причину пребывания пиратов на острове никак не удавалось.
   Озарение пришло не сразу. Я вспомнил, как когда-то, ещё мальчиком, со своим дядей я оказался в цирке. Привлекли трюками фокусники – особенно меня впечатлил один из них. Фокусник показал ящик, в нём стояла корзина с цветами, после того, как он накрыл его крышкой и заколотил гвоздями, а затем двое рабочих арены перенесли ящик на другое место и вскрыли, корзины с цветами не оказалось, зато выскочил белый пудель и стал звонким лаем приветствовать зрителей. 
   Мысль о ящике с цветами и белым пуделем долго не давала мне покоя, пока однажды я не сообразил, горшок был большим и пудель сидел в нём под цветами, но куда девалась корзина и цветы, так и осталось для меня загадкой - на то и маги.
   В моей голове родилась задумка. Джону моя идея понравилась, его считают утопленником и появление его станет неожиданным - из руководителей острова мало кто верил в сказки о потустороннем мире, но всегда чего-то опасались - в аттракционе он исполнит роль пуделя, я - мага.
   Настал день по сути смертельного номера, когда на пристани появились большие ящики, в них, по тому, как их не торопились перевозить, находилось что-то не слишком секретное, но по разговорам, их переправят в особую зону, скрытую для непосвящённых. Решили рисковать.
   Ночью прокрались к ящикам. В углу пристани, уткнувшись в тряпьё, похрапывал охранник. Нашли ящик попросторней и дальше от спящего разбойника, взялись за дело. Джон сильными руками неслышно отнял крышку и мы увидели статую Будды, чему удивились больше, чем умывальнику. Статую тут же отправили на дно океана со словами, отправляйся в помощь Посейдону и с ним защити нас от всех бед, а её место занял Джон – в балахоне он и впрямь походил на белого пуделя. Я быстро накрыл его крышкой и утопил гвозди в прежние места.
   Утром раньше других я уже крутился на пристани: ящик с Джоном стоял на прежнем месте. Наконец грузчики подкатили телегу, погрузили моего друга и увезли.
   Шли томительные часы, но никто, ни о чём не рассказывал. И вдруг началось то, чего я долго ожидал: поползли слухи о Джоне-призраке, с ним столкнулся средь белого дня сам Жоэль Спирс, – притом, в святая святых, куда  простым смертным невозможно было попасть.
   - Поймали? – едва не закричал я.
   - Кто это и когда поймал привидение?! – на меня смотрели, как на сумасшедшего.
   Едва дождавшись ночи, пробрался на корабль.
   Джон весь сияющий выбрался из укрытия:
   - О,кей! – произнёс он и рассказал обо всём, что слышал и видел.
   Его привезли в запретную зону. Вскоре пришёл Жоэль Спирс, он отдал распоряжение, поместить статую в  кабинете какого-то Куросавы. Джона подняли и понесли. Слышно было, как скрежетали механизмы двери, и наконец его оставили в покое.
   И был разговор между Спирсом и другим человеком, его Спирс называл господином Фишером, он-то и прояснил как-то суть назначения подземного городка:
   "Господин Президент, я понимаю, вам необходим скорейший результат общего дела, а мне ещё не совсем ясен результат воздействия спектра встречных ветров и, если магнитуда окажется за пределами критической, произойдёт катастрофа. Я не берусь утверждать проделанное мистером Куросавой, а ему будет что терять. Мой долг напомнить ему о результатах последнего опыта, если бы магнитуда равнялась одиннадцати, волна поднялась бы на двадцать пять метров и прошла треть океана с разрушительной скоростью девятьсот сорок километров в час. Тот же цунами Ямадзаки у берегов Японии не позволил себе подобного, его магнитуда равнялась девяти, волна восемнадцати метрам, а скорость восемьсот километров в час - потому нам не следует торопиться, вначале необходимо обуздать магнитуду."   
   "Но и затягивать нельзя. Как можно скорее мы должны повелевать миром."
   На этом их разговор прекратился. Спирс и Фишер ушли. Кто-то принялся вскрывать ящик, в котором находился Джон Орлис. 
   - Когда вскрыли ящик, из него поднялся я, - Джон ухватился за живот. – Ты бы видел тех, кто там был!..
   Джон хохотал, роняя слёзы, и я с ним. Мы совершенно позабыли, где мы находились. Наконец опомнились и на время притихли.
   - Срочно обо всём надо доложить капитану, - уже серьёзно проговорил я. - А как же ты от них убежал?
   - Я выбрался из ящика и пошёл, - невозмутимо ответил Джон. – металлические двери ещё не были заперты.
   - А потом?
   - Потом я вспомнил, что я чемпион Америки по бегу - и убежал ото всех.
   Сэр Вагнер, выслушав ошеломляющую новость, воскликнул:
   - У нас не будет оправдания перед богом, если это случится!
   Встречу всей команде корвета «Белая Стрела» устроил помощник Гюнтера Борна Джузеппе Метастазио. Я простил ему произнесённое им слово "лохань, как оскорбление нашего корабля. Ему мы стали доверять – за всё время с момента, когда он видел у меня в руках самодельную карту подземелья, меня никто не обшарил.
   Он долго о чём-то шептался с капитаном, а при расставании оба пожали друг другу руки.
   Ночью по одному, по два собрались на корвете, не хватало священника и врача, но мы знали, их миссия не менее важна наверху.   
   На орудийной палубе или в орудийном отсеке, как мы её ещё называли, места хватило всем, глаза светились не только у тех, кто сидел рядом со свечой, но и в стороне от неё.
   - Клянёмся, что не посрамим флага нашего корабля – пусть даже он и в руках наших врагов, - произнёс капитан.
   - Клянёмся! – не столько прошептали, как выдохнули мы.
   - Сигнал к выступлению – захват катера и три коротких очереди из пулемёта, - предупредил сэр Вагнер.
   - Оружие будет?
   - Будет, - ответил капитан.
   - У них крупнокалиберный пулемёт.
   - И у нас будет чем ответить.
   Мы верили своему капитану.  Расходились так же молча, как и пришли, - на пристани одиноко маячил в белом балахоне Джон.
   Синий катер не появлялся. На захват его выделили группу из четырёх человек – рулевого Йохана, красавца такелажника Джона, радиста Максима и неприметного, но страстно пожелавшего участвовать в захвате катера лаборанта чеха по имени Вацлав. Мне выпало находиться в стане врагов.
   - Рядом с Президентом ты нам нужен не меньше, - успокаивал меня капитан.
   Наконец дождались, синий катер покачивался на волнах бухты в ярдах двадцати от берега, у пулемёта дежурил пират. Чтобы пленить его нужно незаметно подкрасться к нему под водой. Я вновь стал убеждать сэра Вагнера, что лучше меня этого никто не сделает, - тут он буквально благословил меня.
   Люди вышли на работы как обычно: ждали три коротких очереди из пулемёта.   
   Незаметно я погрузился с головой в воду. Время мне показалось вечностью, я плыл и молил своих спасителей. И вот показалось днище катера. Я едва показал из воды глаза: разбойник ни о чём не подозревал, но успел переместиться к другому борту. Мне вновь пришлось погрузиться, и уже с другой стороны над бортом разглядел слегка сгорбленную фигуру.
   Я не припомню, что я делал, только на секунду увидел и услышал, как разбойник бултыхнулся в воду. На помощь мне плыли уже четверо моих друзей, а я, торопясь, забрался на катер и дал три коротких очереди из пулемёта. Команда и примкнувшие к нам перебежчики принялись вязать разбойников на пристани. А вскоре закрыли шлюзы и вся команда, и кто с нами хотел бежать, перебрались на корабль.
   И вот уже  «Белая Стрела» вырвалась из бухты в открытый океан, и сопровождали её на синем катере Йохан, Джон, Максим и Вацлав.
   Каким же головокружительным показался этот мир раем после столького времени заточения под землёй: высоко-высоко синело небо, плыли пушистые белые облака, до самого горизонта вокруг и под нами ласково плескался океан, над островом Беда летали тучи птиц и был он с двух сторон скалистым, а с двух других равнинным и зелёным; на время мы забыли об опасности, обнимали друг друга, кто-то плакал - дух свободы пьянил нас.
   С берега нам махали руками мистер Ода и пастырь Феофан и  приветствовали, потрясая дротиками, дикари.
   Вскоре мы причалили к  берегу на нашей  «Белой Стреле», которую мы за время наших мытарств ещё больше полюбили, и можно было простить нам нашу минутную слабость.
   Аборигены осматривали, и, казалось, обнюхивали каждую деталь корабля, как это бывает с экскурсантами на корабле, извлечённым из недр пучины; особенно дикари с большим интересом разглядывали не столько пушки, сколько гальюн и примерялись к нему. И только Максим не выказывал особой радости, на радиостанции по-прежнему не было одного блока, видимо, отремонтировав его, пираты на всякий случай держали блок у себя.
   В честь нашего прибытия людоеды по приказу Бабаяка, одного из заместителей вождя Грозового Облака, разожгли на берегу костёр, пригнали несколько коз и свиней. Животные визжали и брыкались, почуяв скорую кончину, но их голоса уже не напоминали нам голоса недорезанных людей, - видимо, нам не было страшно и слишком хотелось есть.
   Объедаясь жарким и запивая его бодрящим напитком местных виноделов, мы рассказывали друг другу о пережитом каждым из нас; так друг от друга мы узнали правду о нашем освобождении и восхитились мужеством и ловкостью нашего капитана.
   Ударили барабаны, зазвучала музыка - начались танцы. Элиза ухватила меня за руку, и мы принялись танцевать вместе с дикарями. Тут я вновь увидел в толпе глаза дикарки, когда-то уже так смотревшей на меня, когда находился у этих же людоедов в плену, ими она по-женски звала меня.
   Джон, Уильям и Максим под звуки бубнов лихо исполняли русский танец лезгинку - их этому обучил Максим; в ней я разглядел фламенко, не уступавшему ни этим танцам, ни отблескам костра.
   Джеймс Вагнер, Джузеппе Метастазио, Тоё Ода и духовник Феофан о чём-то горячо рассуждали. И было о чём: никто не знал нашей дальнейшей судьбы.
   Корвет «Белая Стрела» со спущенными парусами, развевающимся, как и прежде, на грот-мачте родным его флагом, покачивался недалеко от берега на волнах, а его пушки у непосвящённых вызвали бы озноб - сторожить корабль, сняв пулемёт с катера и установив его на борту, остались Йохан, Дик и теперь уже начальник артиллерии француз Шарль.
   Уже под утро остров окончательно погрузился в сон – только попугай квартирмейстера Франсиско кричал иногда: «Какой же Грэм молодчина!»            
   Во сне кто-то потянул меня за ногу: надо мной склонилась дикарка, та самая, которая не давала мне покоя. Я не сразу понял, что уже успел проснуться и дикарка действительно настоящая, живая, она смотрела на меня с ужасом, выражая этим свою любовь ко мне, и потащила меня куда-то теперь уже за руку.
   В глубине джунглей людоедка творила со мной чудеса: она обнюхивала меня с головы до пят и в обратном направлении, падала на колени и гладила мои, прижимаясь к ним юной грудью, и по-собачьи смотрела снизу вверх в мои глаза, показывая на свой живот, и покачиванием рук объясняла, что хочет иметь от меня ребёнка. От неё пахло какими-то сильно возбуждающими меня ароматами, и я готов был приступить к более серьёзным поступкам, как раздвинулась чаща, и передо мной предстал, совсем мальчик, дикарь с дротиком, готовым поразить меня.
   - Тучакча, – выкрикивал он одну и ту же фразу.    
   Я не мог ничего понять и только выбросил вперёд руки:
   - Она твоя, твоя! – показывал на дротик, чтобы дикарь убрал его подальше от меня, и продолжал кричать. - Я не успел: она чиста!
   Абориген не собирался отступать. Но из-за зелени появилась, что было ещё большей неожиданностью для меня, Элиза. Она вцепилась в людоедку и только это, по-видимому, спасло меня; туземец отвёл от меня дротик - он всё понял: у нас, из другого мира, такая же любовь и та же ревность.
   Красавица дикарка вырвалась из цепких рук Элизы и убежала, юный воин последовал за ней.
   

                Глава десятая

                Ничто не предвещало беды, пока однажды ранним утром на               
                горизонте не появился корабль-незнакомец.

   К обеду я понадобился сэру Вагнеру. Напротив капитана сидел Бабаяка и через переводчика Лоха они о чём-то беседовали.
   Сэр Вагнер поднялся навстречу и, пожимая мне руку, произнёс:
   - Отправляйся с пастырем Феофаном и мистером Одой на катере к выходу подземной реки, с берега из укрытия станете наблюдать за всеми передвижениями в океане; ту же случайную пирогу вы не должны оставлять без внимания и сообщайте мне лично – от этого может зависеть судьба всех нас.
   - Но пираты доставляют грузы к бухте, - напомнил сэру Вагнеру я.
   - Для них сейчас важнее не грузы, а мы и наш корабль, - ответил капитан.
   Прихватив съестное и пресную воду, мистер Ода, я и духовник Феофан на катере, но уже без пулемёта, отправились отслеживать корабли пиратов.
   Расположились на высокой гряде. Пастырь Феофан взялся обустраивать секрет, я ему стал помогать, в то время, как мистер Ода стал осматривать в бинокль поверхность океана.
Ничто не предвещало беды, пока однажды ранним утром на горизонте не появился корабль - он шёл на большой скорости к бухте. Это был военный корабль: с его палубы океану угрожало единственное орудие.
   И когда корабль скрылся на другой стороне острова, Ода обратился ко мне:
   - Мы остаёмся, ты же садись в катер, срочно спеши к капитану и сообщи ему о сторожевом корабле без каких-либо опознавательных знаков и флага, на борту у него пушка и три пулемёта, один из них зенитный. Мы станем ждать твоего возвращения.
   - Мистер Ода, - обратился я, - может быть, вначале проследовать за кораблём и посмотреть, для чего он здесь?
   - Ты прав, но мы потеряем слишком много времени и мы окажемся у него в пределах видимости, а этого допустить нельзя.
   Священник Феофан, как повелось, благословил меня, и я отправился в обратный путь.
   Катер едва причалил к берегу, меня тут же извлекли из него.
   Капитан выслушал тревожную весть, собрал команду и объяснил ситуацию, после чего приказал:
   - Всем подняться на борт корабля и приготовиться к бою. Воинам Бабаяка укрыться в лесу, - я впервые увидел лицо нашего капитана таким суровым, он повернулся к Лоха, тот перевёл, дикари согласно закивали головами. – Ты мчись обратно, - обратился ко мне сэр Вагнер, - срочно доставь сюда мистера Ода и священника Феофана.
   Лекарь Тоё Ода и пастырь Феофан с нетерпением ждали меня. Издалека я показал им скрещённые руки, что означало конец нашим наблюдениям, и причалил к берегу.
   – У нас есть чем их встретить, - решительно произнёс Тоё Ода.
   Фраза «У нас есть чем их встретить» меня заинтриговала, вспомнил похожие слова капитана «И у нас будет чем ответить», но я не задал  вопроса, потому как сам мистер Ода не сказал мне об этом - за этим и скрывается одна из заповедей самураев, очень даже напоминающая заповедь аборигенов.
   Через какое-то мгновение мы мчались на катере на помощь своим. Нашли берег пустынным, а корвет почему-то безлюдным. Но появились дикари и нас повели вглубь острова.
   Мы вошли во временную хижину Бабаяка, сооружённую наспех. В ней уже находились сэр Вагнер, Герард Нильсен, переводчик Лоха, начальник артиллерии француз Шарль, боцман папаша Атис, и, к моему удивлению, сидел на своеобразном стуле, черепе какого-то животного, Уильям. И француз Шарль, и рыжий здоровяк Уильям здесь не зря - он лучший знаток местных рифов; оказалось, никто иной, как Уильям через руководителя Службы Безопасности мистера Гюнтера Борна убедил господина Жоэля Спирса отлить для пушек "Белой Стрелы" настоящие ядра для защиты от врагов и запастись порохом - теперь нам в прямом смысле было чем ответить пиратам. Вот в чём суть фразы мистера Тоё Ода "У нас есть чем их встретить".
   Перед боем совершил молебен священник Феофан и у костра под бубен и танец обратился к своим духам шаман. Но совсем никто не ожидал, по завершению обряда дикари пригнали свиней, принесли дюжину цесарок и океанских черепах, их у берегов острова, оказалось, прорва, – по здешнему обычаю перед боем необходимо подкрепиться, конечно же, за короткое время наши люди не могли утолить голод. Вот почему всем, кто был на корабле, приказано было спуститься на берег, оставив на палубе наблюдателей. Запылали костры. Все ели и веселились, и, казалось, забыли про опасность. Один из дикарей подцепил на острие копья раковину с хмельным напитком и принялся танцевать; златокудрый, зеленоглазый Йохан не пожелал уступить: стоя на руках, выцедил содержимое другой раковины – и дикари, и команда корвета их трюками остались довольны.
   Сэр Вагнер веселился не меньше других, в его лице я не находил никакой тревоги, никакого напряжения, он, мне казалось, также не помнил о возможном предстоящем сражении.
   Но примчался часовой и сообщил о приближении вражеского корабля.
   Дикари на пирогах и Йохан на катере срочно вернули команду на корвет. Сэр Вагнер отдал команду сняться с якоря, поднять паруса и собраться с мыслями – в поступках он был в какой-то мере немцем, педантизм у них на первом месте. Папаша Атис помогал, как мог: сзывал всех наверх, отбивал в рынду склянки и подгонял менее расторопных – некоторые люди слегка были пьяны и не понимали, чего от них хотят. Пушкари по правому и левому борту уже приготовились отражать атаку неприятеля. Мсье Шарля я так и не спросил, как он настоящий морской артиллерист оказался, можно сказать, у бутафорских пушек – не одна эпоха канула, когда такие пушки применялись. Но мсье Шарль, глядя на выражение его лица, понимал, наша жизнь зависела именно от его медных пушек и подавал команды своим подчинённым так, если бы он их подавал на современном линкоре, на котором до недавнего служил.               
   Вождь Бабаяка приготовил пироги, а сам с племенем укрылся в прибрежных джунглях.
   Корабль неприятеля приближался, с его борта подали сигнал с предложением капитулировать.
   В ответ капитан приказал сняться с якоря и держать курс зюйд зей вест - мы вышли навстречу неприятелю. Уже различаем лица разбойников: они слишком жестоки и наглы. И тут по команде сэра Вагнера, а затем мсье Шарля наши пушки окутались клубами дыма и, вылетевшие из них с правого борта ядра, полетели со свистом в сторону врага. Такого разбойники не ожидали, видимо, их о настоящих ядрах  никто не предупредил, они попрятались. Тут вспыхнул на палубе корабля врага пожар, видимо, одно из ядер угодило в разбойников основательно, у разбойников началась паника. "Белая Стрела" и на своих судёнышках людоеды спешили к их бортам – нам было что сказать этим варварам. Несмотря на пожар, вражеская посудина, постаралась как можно скорее сбежать от нас – числом нас было гораздо больше и дикари в рукопашном бою как никто сильны со своим, казалось, примитивным оружием и абордажными крюками, сделанными из рогов местных козлов.
   А мы по приказу капитана Вагнера вернулись к берегу, оставили на якоре наш многострадальный парусник, и, предварительно прихватив флаг,  рынду и две пушки, остальные сбросили в океан,  осталось у нас к двум пушкам семь ядер и немного пороха, отступили в лес подальше от берега. Пушки расположили по разным направлениям, в случае, если атака со стороны неприятеля будет неожиданной, а то, что неприятель ещё вернётся, у нас не было никаких сомнений – мы оставались заложниками острова. Людоеды во всём нам потворствовали: помогли соорудить жилища так, что пройдя в одном шаге от него и в голову не взбредёт, что кто-то скрывается рядом, готовили для нас изумительные, казалось им, блюда, нам же они казались диковинными и очень острыми, чинили нашу одежду - предоставляя тем нам полную свободу для безделья.
   Так мы прождали неприятеля без малого пять суток, пока на горизонте не показалось то самое судно, которое мы подожгли. Шарль и ещё три его помощника Хью, Джошуа и Эриксон, не сговариваясь, убежали к своим пушкам. Остальные попрятались, кто где, и стали поджидать высадки пиратов. Иногда было видно, как на головах аборигенов колыхались разноцветные перья, а кто-нибудь из их вождей подавал знаки рукой, эти знаки скорее предвещали смерть разбойникам.
   Сам же капитан Вагнер направился на уточнение совместных действий с дикарями к Бабаяка. Как вдруг со стороны корабля противника раздался выстрел из пушки: от костра, ещё только что полыхавшего, и кто там был, ничего не осталось. Одна из наших пушек тут же пальнула в ответ. Началась высадка разбойников с корабля на остров. Теперь для нас не было ничего неожиданного - оставалось только драться. Кругом палили из ружей и пистолетов; а где же аборигены, недоумевал я, их не было, и только слышны были команды мсье Шарля и его ругань: «Как палишь?!.. Ствол на три пальца ниже: пли!.. Молодчина, Джошуа!.. Угодил в самое что ни на есть!» И слышны были команды капитана.
   Пришло время, когда нас принудили отступить; тут над нашими головами запели дротики и довольно много, что меня удивило - откуда столько вдруг воинов оказалось у вождя Бабаяка. Это страшное оружие летело со всех сторон на несчастных врагов. Изменники повернули назад, спастись им оставалось лишь на их жалкой посудине. Но и тут за ними гнались множество пирог. На первой из них я увидел Грозовое Облако, вождь в неизменном головном уборе, с угрожающе раскрашенным лицом, как и его воины, стоял на корме своей не менее устрашающе расписанной пироги и показывал рукой то одним, то другим дикарям, кому и с какой стороны плыть к пиратскому кораблю, это наводило ещё больший ужас на врага. Теперь разбойники не могли стрелять из пушки, опасаясь угодить по своим, а те из них, кто возвращался к кораблю, кому на чём пришлось, слёзно молили не стрелять в их сторону - на воде и берегу творилось невероятное.
   С большими потерями пираты отступили. Их корабль, набирая скорость, скрылся за горизонтом.
   Сэр Вагнер наблюдал за всем с берега, от него исходила природная его решимость и благоразумие: он не подверг нас испытанию погоней на пирогах, у нас не было навыка управлять ими в бою и у нас не было такого оружия, как у дикарей; а наш парусник без орудий был бесполезен. Капитан что-то сказал одному из рядом стоящих дикарей и тот подал сигнал звучанием рога.
   Вождь Грозовое Облако обернулся на звук сигнала и отдал приказание тем, кто был на пирогах, возвращаться.

   
                Глава одиннадцатая

                Остаток ночи я провёл на нашем многострадальном корвете.

   К ночи разыгрался шквальный ливень – тропические ливни порой ужасны. Наши временные прибежища затопило, и мы и людоеды были вынуждены укрыться на нашем фрегате и под пирогами, предварительно вытащив их на берег.
   Утром, похоронив трёх товарищей и дав залп из трёх карабинов над их могилами, мы вслед за Грозовым Облаком и его людьми отправились вглубь острова, часть дикарей уплыли в океан. «Белую Стрелу» и пушки оставили на прежних местах.
   В деревне вождя Грозового Облака нас встретили  дети, женщины и старики. И я вновь увидел ту молодую глазастую туземку. Она уже с тоской глядела на меня, ей по-прежнему хотелось большего. Чуть в стороне от неё стоял тот же юноша-дикарь, стараясь не пропускать наших взглядов. «Кто он ей, жених, муж?» - продолжал гадать я. Элиза как-то подзабыла о нас и увлеклась обустройством на новом месте. Я видел, как она по-женски отдавала распоряжения Джону, и бедный красавец Джон бегал то туда, то сюда, выполняя её указания. Но однажды глаза Элизы и мои повстречались. «Нет, ничего у тебя не выйдет, Джон», - хотелось мне сказать афро-американцу.
   Команда «Белой Стрелы» поселилась в стороне от туземцев и большую часть времени проводила в дозорах и на охоте. Йохан, Джон, Максим и я по-прежнему жили вместе, только нашим жилищем был не кубрик, а хижина, высоко возведённая на столбах – дабы не могли нас подтопить тропические дожди и напасть на нас, спящих, хищники.  Каждую ночь мы слышали бубны, барабаны, звучание морских раковин и пляски, и едва ли не человеческие мольбы животных. И слишком донимала духота - мы не знали, куда от неё деться. Я спросил Джона, он всё-таки был негром, для чего для таких широт боцман Скулте прихватил войлочную одежду и обувь, ведь наши пути пересеклись с Австралией и глубью тропиков. На что он ничего не смог ответить, а ответил Максим. Оказывается, снег бывает и в Австралии и холодное время даже на островах Тубуаи. В этих местах зима бывает, когда у нас лето, а сейчас февраль, - значит, здесь лето, а где мы сейчас - холодного времени никогда не бывает. И взял тёплую одежду и обувь папаша Атис не зря: во время бури нас могло прибить куда угодно.    
   Как-то мы с Максимом добыли кабана. А поймали мы его довольно просто: вырыли яму и погнали бедное животное, пока оно не провалилось в нами приготовленную преисподнюю. Жарили на вертеле, командовал всем Эджидио. То и дело доставляли приглянувшиеся ему специи дикарей, которые росли тут же под рукой, поворачивали на вертеле по его приказу поросёнка или бегали к Невидимке за водой, чтобы вовремя облить начинающую розоветь тушку, довольно источающую аппетитный аромат, - ручей находился неподалёку и по нему можно было добраться к бывшей стоянке сэра Вагнера. На островах всё взаимосвязано - в этом их преимущество.
   Ели жаркое всей командой и пили чай из местных трав и кореньев - и тем были довольны. И так каждый день кто-нибудь что-нибудь убивал и приносил – и как не быть успеху, если под боком жили дикари, а уж лучше их наставников не придумать.
   Но однажды мы с ужасом обнаружили: наш корвет исчез вместе с охранявшими его людьми и двумя оставшимися на берегу пушками.
   - Нам остаётся только рисковать! – повторил уже когда-то произнесённую фразу, слегка укоротив её, капитан Вагнер, когда все вновь собрались вместе. Команда оживилась, все знали, сэр Вагнер истинный волк, и он обязательно отыщет путь к спасению. - А пока каждый продолжает исполнять свои обязанности, - добавил к сказанному капитан.
   Джон, Максим и я отправились добывать очередную дичь. В глубине джунглей мы проверили скрытые ямы, силки и подобия арбалетов, изготовленные дикарями. Стрела одного из них поразила в шею несчастного козлёнка. Джон понёс его, перекинув через плечо, как носят по обыкновению зайца. И всё время из густоты джунглей за нами наблюдали чьи-то глаза, я предполагал, чьи, и потому не предупредил о них друзей.
   Вечером вся команда танцевала у костра аборигенов. Капитан Джеймс Вагнер, пастырь Феофан и мистер Тоё Ода прогуливались невдалеке ото всех и о чём-то, не замечая нас, говорили. Вождь племени Грозовое Облако восседал на своём троне и после обильного ужина, казалось, дремал. Не обернётся ли беседа сэра Джеймса Вагнера с моими друзьями чем-либо для нас отвратительным со стороны людоедов, подумал я, такого рода поведение их способно заподозрить нас в недобрых намерениях. Но вождь людоедов продолжал ничего не замечать.
   Когда луна приблизилась к кромке горизонта, а это уже указывало  далеко за полночь, кто-то принялся шевелить меня шестом. Я подскочил с циновки, поначалу мне показалось, что на меня напала анаконда, хотя в здешних местах я её не встречал, обнаружив шест и сообразив, что к чему, внизу под нашим жилищем, воздев к небесам руки, призывала меня спуститься вниз всё та же молодая людоедка, я спустился. Увы, повторюсь, поведение женщин одинаково во все времена и на любом уровне развития их интеллекта – дикарка, как и в первый раз, схватила меня за руку и потащила в дебри ночных джунглей.
   Мимо нас, ломая ветви, пронёсся вовсе не олень, а суженый моей домогательницы - он был полон решимости и по-прежнему повторял единственное слово «тучакча», что означало "люблю", к тому времени я научился как-то понимать язык аборигенов.
   Не было в этот раз Элизы - и в этот раз всё было кончено: дикарка добилась своего. 
   Девушку звали Зари, её жениха Бекло и вот-вот должны были сыграть их свадьбу.
   «Что я наделал, - сокрушался я, - и чем это может кончиться?»
   Элиза, кажется, ничего не заметила, да и откуда она могла узнать о нашей второй встрече с Зари, но однажды пожаловалась на моё отношение к ней:   
   - Ты  стал скрываться от меня, - глядя мне в глаза, задала по-женски вопрос она.
   Бекло не расставался с Зари, ходил за ней по пятам и зорко смотрел в мою сторону, он слегка осунулся и повзрослел. Я был равнодушен, казалось, к Зари, и он не мог понять, было что между мной и Зари или не было. Зари глядела мне в глаза, как собачонка, в надежде, что я её не брошу. А я ждал, когда приставленный сбоку шест вновь взбесится. Прошла неделя, а шест никто не трогал. В душе у меня шевельнулась змея; в одну из ночей я спустился на землю и крадучись отправился  к Зари. Укрывшись в тени, стал бросать камешки в жилище дикарки. Она как ждала их, тут же выглянула из-под навеса и спустилась ко мне. Джунгли укрыли нас и в этот раз - я думал, так будет всегда.
   Но капитан собрал команду, не было только двух-трёх членов её, они сторожили берег океана, и сэр Джеймс Вагнер разбил нас на несколько групп и поставил перед каждой задачу.
   Меня с Джоном и Йоханом объединил в одну группу, Максима сэр Вагнер оставил при себе: появись радиостанция и без радиста нам было бы не обойтись.
   В полночь Йохан, Джон и я отправились на пироге проникнуть в подземелье по подземной реке: наша задача выяснить, какова судьба наших похищенных людей и там ли «Белая Стрела», и что с ней. Полные догадок мы не торопясь преодолевали течение смирившегося в ту ночь океана. И вот из темноты замаячил свет, он исходил от тусклого  фонаря бухты.
   Как обычно, причалили к пристани, скрывая себя за пирсом, - на наше счастье на пристани никого не было. «Белая Стрела», казалось, замерла в ожидании новых приключений. Йохан помог мне выбраться на причал, и я крадучись отправился в опасное путешествие.
   Первое, с чем столкнулся, был храп одного из двух охранников при входе в лабиринт подземелья. Он завалился за бобину каната так, что его башмаки торчали вверх. В одном из отсеков повстречал знакомое лицо, это был бедолага из обслуги вентиляции, он также безмятежно спал. Но я знал, на подступах к секретным объектам охрана меня тут же схватит, и вернулся к Йохану и Джону.
   Они ждали меня с нетерпением. Выслушав внимательно мои соображения, оба со мной согласились: я прячусь на «Белой Стреле» для выуживания более объективных знаний о жизни подземелья, они же возвращаются на остров и прибудут за мной следующей ночью.
   Остаток ночи я провёл на нашем многострадальном корвете, за одно его  обследовал. Корабль находился в отличном состоянии, как будто он не принял на себя удара океанской стихии и не участвовал в неравном бою. Не хватало потопленных пушек, не было ядер и это было понятно - флаг и рында хранились на острове. На мачте я разглядел антенну, но в самой радиостанции и в этот раз не доставало одного блока.
   Утром я выбрался из укрытия на орудийную палубу, и стал наблюдать за всем происходящим. И тут увидел Гюнтера Борна, он как всегда был со всеми почтителен. Ближе к ночи, когда бухта вымерла, и ещё не подоспели охранники, я спустился с корабля, укрылся в одной из ниш и, как охотник, стал ждать. Дичь попала не слишком велика, ею оказался Брэндон, тот самый несчастный, над которым мы подшутили когда-то с Джоном и Элизой. Видимо, он ещё не забыл леденящий душу танец негра, испуганно отпрянул, но узнал меня. Я приставил палец к губам и поманил несчастного к себе. Он едва приблизился, готовый в любую минуту умчаться, но, видя мой миролюбивый вид, задержался. Я объяснил ему, для чего я, рискуя жизнью, вновь здесь, в подземелье, а привидение – всего лишь имитация, шутка. Негр Джон жив-здоров и он уже ночью может увидеть его. Брэндон в ужасе замахал руками, но помогать мне согласился в обмен на снисхождение – и ему очень хотелось вернуться в цивилизованный мир, а о наших пленённых товарищах он ничего не знает, но попытается узнать.
   - Чтобы сыскать снисхождение, - сказал я, - ты должен встретиться с профессором Эммануилом Фишером и передать ему, что его желает видеть знакомая Элиза, а он, Брэндон, приведёт его на корвет «Белая Стрела», где я их буду ждать. Я рассказал, где скрывают профессора, назначил время встречи его с Элизой. Следующей ночью Джон Орлис и двое туземцев увезли меня.
   На острове меня встречали как героя. Элиза поцеловала при всех, не скрывая своих чувств. Узнав о моей затее, она решительно засобиралась отправиться со мной на встречу с профессором следующей же ночью. Мои доводы, появляться ей в подземелье слишком опасно, её не убедили. Сэр Вагнер был склонен не горячиться, а обдумать всё как следует. Весь день я проспал, к вечеру меня разбудил Максим и потребовал взять с собой.
   Следующей ночью я, Йохан, Элиза, Максим и Бесо отправились в опасный путь. Максим заменил Джона и потому, чтобы в случае установки недостающего блока на радиостанции, сообщить о нашем местопребывании не только НАМЭ, но и всему миру, и не напугать Джоном Брэндона – страх перед привидением тот всё-таки не пережил. Элизу взяли для опознания профессора Фишера, для чего она прихватила с собой врачебный халат - и это едва не стало для нас роковой ошибкой.   
               

                Глава двенадцатая

                Суд дикарей.
                - Этот человек, - произнёс сэр Вагнер, - один из   
                представителей мозгового центра подземелья острова.

   К пристани мы подкрались как можно осторожнее, шутка ли, мы отвечали перед собственной совестью за Элизу. И проплыть под скалами несколько миль, преодолевая течение волн в полной темноте, тем более с гулкой акустикой каменных сводов, и несколько десятков ярдов даже при свете тусклого фонаря, и быть незамеченными, дело не шуточное. Охрана, ни о чём не подозревая, спала, чем она для нас всегда была хороша. Йохан поднялся на пристань первым, осмотрелся и помог подняться Элизе, позже поднялись я и Максим. Бесо отправили в обратный путь.
   К корвету мы крались настороженно, нам казались то тут, то там чьи-то шаги и голоса.
   - Итак, - произнёс шёпотом Йохан, - мы или в западне, или нам остаётся ждать встречи с профессором.
   Вскоре мы увидели, как из каменного коридора показались  разбойник Брэндон и профессор Эммануил Фишер. Элизу мы отправили на встречу с мистером Фишером одну, но всегда готовы были помочь ей. И тут произошёл курьёз, чего мы никак не могли предположить: Брэндон увидел перед собой Элизу в белом халате, сиганул на каменную стену ближайшей скалы и готов был зарыться в неё. Однако, поняв свою оплошность, вернулся на прежнее место весьма сконфуженным.
   Элиза и мистер Фишер длительно о чём-то беседовали. Его и Брэндона мы отпустили, сами же с прибытием Бесо вернулись на остров. Единственно что огорчило - отсутствовал блок в радиостанции.   
   На острове Вождь Грозовое Облако и сэр Джэймс Вагнер в этот раз о чём-то живо беседовали, - и понятно, на кону стояли не только наши жизни, но и судьба острова. Рядом били в бубны и танцевали - мы окончательно поняли, что людоеды задолго до нашего появления перестали быть таковыми.
   Романтик кухни Эджидио, суетившийся у костра, через несколько пар рук передал мне кусок жареного осьминога, вкус его не напомнил мне никакой другой, как самого осьминога, вокруг острова их водилось великое множество - оставалось поймать. Отменное блюдо, я бы сказал, - когда испытываешь голод, к прибавлению аппетита не требуется какой-либо сервировки.
   Насытившись, я решил уединиться. Неимоверный зной вынуждал прятаться в тени, и я отправился в глубь  леса в поисках прохлады.
   В джунглях что-то хрустнуло. Из-за ветвей выскочила Зари и обвила меня руками за шею. Она быстро-быстро заговорила на своём птичьем языке и принялась жарко целовать меня (этому я её обучил) и обнюхивать моё лицо. И тут рядом с нашими сердцами просвистел дротик. Качнулись в стороне ветви и джунгли поглотили кого-то. Я не сомневался: только Бекло мог удостоить нас таким вниманием. Зари, казалось, на смертельную опасность не обратила никакого внимания – такое было привычным для дикарей. Она опустила мои руки на свой слегка округлившийся живот и стала гладить ими нашего будущего ребёнка. А через мгновение, дабы оберечь меня от Бекло, исчезла, как и появилась.
   И ещё через секунду над моей головой пролетел топор. От ужаса я отпрянул и укрылся за стволом гигантского эвкалипта. Вокруг никого не было, и я не знал, с какой стороны мне ещё ждать опасности, а она скрывалась где-то рядом. Мой зоркий глаз вскоре разыскал в дебрях зелени вытаращенные от слёз и страха глаза Элизы. Через мгновение я очутился рядом с ней, она, рыдая, пыталась оттолкнуть меня. Я целовал ей колени, плечи, грудь, как это проделывала со мной Зари, клялся в верности, но Элиза не хотела меня слышать. Пока она успокаивалась, я отыскал в кустах топор романтика блюд итальянца Эджидио, и мы направились в лагерь, где о топоре никто не помнил.
   Наша жизнь принимала обыденный вид. Продолжали по утрам бриться, умывались и отправлялись завтракать к Эджидио, потом обедали и ужинали у его же костра – огонь не только даритель горячей пищи, он и собиратель душ. Каждый исполнял песни своей страны, рассказывал байки, нередко к нам подсаживались вчерашние каннибалы, чтобы послушать нас и угоститься нашими блюдами, - а итальянец, туземцы не раз убеждались в том, готовил их отменно.
   И так было б всегда, как вдруг у южных берегов острова появился знакомый всем нам синий катер и что-то высматривал, с него так же зловеще поворачивался во все стороны крупнокалиберный пулемёт. Появлению катера я даже обрадовался и команда оживилась - появилась зацепка… а там и до свободы, как сказал Максим, рукой подать.
   Сэр Вагнер созвал нас склянками – колокол с «Белой Стрелы» не утратил прежнего звучания, и он же стал символом нашего единения.  Нам очень не хватало пушек; оставалось одно – вновь завладеть катером, на котором установлен пулемёт. Об этом и говорил капитан, и попросил поделиться хитростями, у кого какие.
   - Что если мы, сэр капитан, поступим так… - и лекарь мистер Тоё Ода придумал изумительный план.
   Катер то появлялся, то исчезал. Но однажды он причалил к берегу, один из разбойников остался у пулемёта, трое других отправились вглубь острова. Никому из них не хотелось умирать и потому они то и дело опасливо вращали головами, наводя свои пистолеты то в одну, то в другую сторону. И тут их ждал сюрприз мистера Тоё Ода. Он сидел перед ними  на открытой поляне в позе асаны  и, казалось, не замечал никого и ничего. Что с ним было делать дальше, пираты не знали. Один из них постучал мистеру Ода стволом пистолета по голове – наш корабельный врач не отреагировал. Тогда разбойники понесли его на руках к берегу. Разбойник, сидящий в катере, бросился помогать им - на этом и строился наш план. Мистер Ода и в этот раз не подкачал - обрушил на врагов дюжину приёмов джиу-джитсу. На помощь ему из кустов выскочили и те, кто находился в засаде.
   Ради спасения своих жизней пираты рассказали нам о всех тайнах острова, кроме главной, которую подземелье хранит, как зеницу ока, о ней они не знали ничего. Пиратов  мы отправили на пироге без вёсел на суд океана, катер с пулемётом, у которого оказалось два диска до отказа набитые патронами, оставлял нам право на надежду - в этот раз катер спрятали в более надёжное место, пулемёт с двумя дисками, четыре пистолета и три ножа разбойников, один мы вернули им для их нужд, забрали с собой.
   И всё же нам необходимо было знать о главной тайне господина Жоэля  Спирса и полагались на профессора Эммануила Фишера - отчасти мы уже узнали кое что от него и оно было ужасным. А пока мы взялись  укреплять свои укрытия: перетаскивали камни и остатки от деревьев вглубь берега и тщательно маскировали их. Аборигены многого не понимали в том, что мы делали, у них была своя тактика ведения боя, и глядели на наши приготовления с откровенным любопытством, для них окоп - верная смерть, они приверженцы маневренного боя и скрытность их воинов заключалась в слиянии с природой. Пироги они укрыли в прибрежных лесах, дротики и ножи каждый держал наготове. Их женщины и дети, казалось, жили сами по себе; среди них жила и Зари, они уже более полутора месяцев  скрывали её беременность. Но пришло время, и секрет раскрылся -  можно скрыть целый мир от посторонних глаз, но только не рождение ребёнка.
   Однажды со стороны аборигенов довольно странно зазвучали барабаны и трубы. Все подумали, что опять объявились пираты. Отправили людей узнать, что означают доселе незнакомые нам звуки. Возвратившиеся лаборанты, датчанин Харальд и филиппинец Аполинарио, сообщили новость, потрясшую меня. Я тут же бросился к месту, о котором они говорили.   Дикари собрались у кромки океана. На высоком троне из пальмовых ветвей сидел их вождь Грозовое Облако, а по бокам его шаман и старейшины: вершился суд над Зари. Она стояла на вершине самой высокой скалы над бездной океана. Оказывается, она и Бекло были помолвлены с младенчества и тот из них, кто не убережёт клятву верности данную их родителями, обязан войти в мир духов предков, совершив полёт птицы, бросившись со скалы в пучину океана. По этой причине Зари оказалась на вершине Скалы Смерти нависшей над океаном - ей предстояло совершить этот полёт. После исполнения колдуном обряда все увидели рядом с Зари Бекло, - взявшись за руки, они оба шагнули в бездну.
   От такого известия падре Феофан упал на колени:
   - Отче наш милостивый, защити нас, случайно прибившихся, от людоедских обычаев, - посмотрел выразительно на меня. - Да обратится Твой гнев на тех, кто замыслил подобное против меня и моих деток Кокши и Мокши, и погрязшей во грехе со мной несравнимой Изиды.
   С этого часа я перестал появляться в деревне туземцев, время проводил в джунглях, охотясь, как и раньше, на всё, что порхает и движется, а из всего этого итальянец готовил изумительные блюда.
   А тут как-то откуда-то сверху на меня набросился удав, он сдавил меня своим телом так, что я выронил нож и стал терять сознание. Уже лёжа на земле, различил, петля из удава ослабла - кто-то вмешался в нашу борьбу. Надо мной стоял  Бекло - в привидения я не верил, – он и Зари уцелели. Он простил меня, но простит ли бог, в которого я также не верил и всё же вспоминал о нём в трудные минуты: от сильного удара о воду не родились наши с Зари сын или дочь. Туземец привел меня к своему тайному жилищу, скрывавшемуся на дереве. Зари была рада видеть меня, ведь мы были ещё слишком близки и молоды, и мы отпраздновали нашу встречу жареным удавом, вкус мяса которого, в отличие от мяса осминога, определённо напомнил мне вкус курицы. 
   Мы договорились о наших будущих встречах и условных сигналах: мы не знали, как отнесутся соплеменники к чудесному спасению Бекло и Зари, в законодательстве их племени такого спасения не существовало.
   В следующий раз я пришёл к моим друзьям с Элизой; узнав о спасении  Зари и Бекло, она настояла отправиться со мной. В тридцати ярдах от хижины несчастных я прокричал попугаем и хлопнул три раза в ладоши, изображая хлопанье крыльев, навстречу вышел, держа наготове копьё, Бекло. Он провёл нас к знакомому дереву, постучал по нему двумя-тремя стуками, вверху показалась Зари и спустилась на землю, да так ловко. Элиза обняла ещё недавно так нелюбимую ей дикарку и поцеловала в щёку, а я надеялся на её помощь: как-то вернуть Зари и Бекло в их прежнюю жизнь.
   Теперь мы встречались вчетвером, нам было весело, мы были, повторюсь, молоды, и, казалось, мы не помнили об опасности. Зари и Бекло рассказали нам о нравах своего племени.
   Их вождь Грозовое Облако строго соблюдал законы предков, но о таком чудесном спасении никто не мог и подумать. Об одном жалела Зари, её и Бекло не повенчает их колдун.
   Элиза не заставила себя ждать и предложила им для такого мероприятия нашего духовника.
   Отец Феофан был изумлён всему, о чём мы ему рассказали, - он искренне и долго молился прежде отправиться вслед за нами в джунгли.
   Зари и Бекло во все глаза глядели на пастыря и были слишком смущены. Зари закрыла лицо руками и убежала, Бекло никак не хотел отдавать дротик священнику, пока тот не отнял копьё своей недюжинной силой. Я объяснил жениху, что наш бог не любит оружие и поэтому наш колдун так поступил с ним. К тому времени я, как и Зари, преуспел в туземном языке, и, видимо, настолько увлёкся, что вокруг нас слетелись птицы. На голове Бекло свежие белые перья, в носу торчала оранжевая спица, и, вышла на его зов из гущи леса красавица Зари в новом наряде из зелёных пальмовых листьев, на голой груди её сверкали, как и её зубы, белизной бусы из жемчуга. Бекло и Зари приняли из рук священника благословение, а долгожданный для них по их обычаю из диких орхидей венец духовник Феофан опустил на голову невесты. После чего мы разожгли костёр и отпраздновали событие жареными пауками-птицеловами, которых здесь в изобилии и которыми угощал когда-то нас наш корабельный врач Тоё Ода, только мясо этих пауков мы  макали в красный перец и запивали напитком по шипучести и вкусу напоминавшим шампанское - такое сочетание вкусов шампанского и перца в условиях джунглей по наслаждению не было сравнимо ни с чем. Не хватало бубнов и поющих морских раковин вместо флейт, да их и применить было рискованно - нас могли обнаружить.
   Сэр Вагнер собрал экипаж «Белой Стрелы» и наконец представил профессора Эммануила Фишера:
   - Этот человек, - произнёс сэр Вагнер, - один из представителей мозгового центра подземелья острова, он знает о намерениях  людей, которых наши друзья островитяне называют Железной Паутиной. Он профессор океанологии, и не только, и теперь он наш друг.      
   Элиза больше могла не скрывать от меня тайну появления профессора среди нас, об этом я успел узнать от Йохана до неё, и она рассказала мне, что доставила Эммануила Фишера в той же пироге, в какой мы приплыли для встречи с Фишером в первый раз, о чём она и профессор раньше договорились, и сопровождали их голландец Йохан и дикарь Бесо.
   - Не сердись на капитана, Альварес, - горячо шептала она, крепко сжимая кисти моих рук, - это я попросила Джеймса не подвергать тебя опасности.
   - Решения капитана я уважаю, но с тобой могло что-либо случиться, - ответил я всё-таки разобиженный на сэра Вагнера.
   - Я знала, что ты меня любишь, - прошептала она.
   Нас приметили и мы замолчали.
   В это время говорил профессор Эммануил Фишер:
   - Там, - указал он пальцем в землю,- находятся люди, готовящие для нас и остального мира страшную участь - стать жертвой их насилия над природой.
   Эммануил Фишер говорил на прекрасном английском языке; все, кто его понимал, были возмущены.
   А кто-то спросил:
   - Как быть с туземцами и нашими пленёнными друзьями, не оставлять же нам их в беде? – хотя каждый из нас беспокоился о их судьбе.
   - Аборигены предупреждены и готовы молиться своим богам о своём и нашем спасении, и наши пленённые братья ждут от нас решительных действий, - ответил капитан Вагнер. -   Мы должны не только освободить самих себя и наш корабль, но и  не дать вандалам осуществить гибель всей цивилизации.
   Расходились  молча - в глазах у каждого таилась решимость и предчувствие новых событий .       
 

                Глава тринадцатая

                Мы настрадались так, что даже в обмен            
                на жизнь корвет мы бы не отдали.

   Спасение «Белой Стрелы» теперь не означало только спасение нас, а после исчезновения профессора Фишера пираты бухту стали сторожить усиленной охраной.
   - И всё-таки, прежде необходимо вернуть «Белую  Стрелу», - произнёс прагматичный Йохан.
   - В первую очередь из-за радиостанции, - заметил Максим. – Если ей вернули недостающий блок, то нам не страшен сам дьявол – к нам придёт помощь.
   - А до прихода помощи хорошо бы постараться уничтожить их лабораторию, - дополнил сказанное друзьями Джон Орлис.
   - Кто ж тебе позволит это сделать? – рассмеялся Йохан.
   Решили посоветоваться с капитаном; сэр Вагнер внимательно выслушал нас:
   - Бог вам в помощь! - произнёс он, других слов от него мы не ждали.
   И мы отправились в объятия Железной Паутины, прихватив лишь удачу. Сияло солнце над нашими головами, а под нами покоился океан, его голубизна соперничала с голубизной небес. Из-за непомерной жары Джон и Максим решили искупаться; они весело плескались в океане, уплыли от пироги далеко и могли угодить в пасть акулы, их вокруг было множество, как вдруг на горизонте показалось судно – это был очередной пиратский корабль, другие в эти места не заходили. От корабля отделился серебристый катер и помчался к купающимся, и уже был близок к ним, я и Йохан на нашей посудине  помочь друзьям не успели б, как тут произошло неожиданное: когда катер  приблизился к Джону и Максиму, из воды показалась огромная белопёрая акула, самое опасное существо этих мест, та, что запуталась со мной в сети, показалась бы перед ней жалким подобием, она устремилась на несчастных, но катер натолкнулся на неё и был опрокинут непрошеной гостьей, и это спасло Максима и Джона, но не спасло одного из двух пиратов с катера: оба разбойника оказались в океане, и одного из них акула утащила в бездну. Другого разбойника мы вернули на катер, который, к нашему счастью, перевернувшись, вновь приводнился днищем, но на котором к нашему огорчению не оказалось пулемёта. Прежде направиться к берегу, нашу пирогу мы взяли на буксир.
   Вот что рассказал нам пленённый разбойник, когда на большой скорости мы оторвались от корабля и скрылись в одной из многочисленных для таких целей бухточек, - и это стало потрясением для нас. Остров посещали не только люди с континента, но и обитатели  других планет. Пришельцы погружались на своих летательных аппаратах под воду рядом с островом – людоеды их называли небесными покровителями. Вот почему мы ничего не знали о них от туземцев – у них не принято говорить о своих богах. Но контактируют пришельцы  с подземными обитателями или нет, пленник не знал. Мы доставили разбойника капитану Вагнеру, и я рассказал ему о некогда странном  свечении  океана, о котором, наверняка, забыли рассказать пастырь Феофан и врач Тоё Ода, об этом они никогда не упоминали.
   - История с подводной лодкой? Мне рассказывали пастырь Феофан и мистер Ода, - не переставал изумлять сэр Вагнер меня.         
   Разбойника звали Саргоном, родом он из Израиля и больше он был рад случайному спасению от акулы, чем горевал по поводу своего пленения, хотя и вспоминал, что на корабле в личных его вещах остался бумажник с четырьмя стодолларовыми купюрами и гадал, кому же теперь они достанутся. Сэр Вагнер увёл его к себе, и они о чём-то долго беседовали, после чего отправил под наблюдение и в помощь коку. Что ж, подумал я, и я начинал с того же, только мне не о чем было горевать.
   О посещениях острова инопланетянами  тут же узнала вся команда – несколько дней говорили только о них. Но как и любая весть, если она не подтверждается, теряет интерес, стала забываться и эта. Мы, по-прежнему, говорили о нашем спасении, видя в спасителях только себя. А то, что могли нам помочь гуманоиды, в первое время кое-кто надеялся и на них, мы не надеялись.
   Йохан, Джон, Максим и я, не известив никого, теперь уже ночью, вновь отправились на пироге скрытно попасть в недра Железной Паутины. На этот раз мы благополучно добрались до цели. Оставили пирогу под скалой неподалёку, привязав её к скальному выступу, после чего нам пришлось добираться вплавь к зеву подземелья, поднырнули под паутину решётки и не знали, куда себя девать, на пирсе неожиданно оказалось  много людей – с более крупного катера, чем синий, разгружали ящики со знакомой надписью на испанском «Р/Лок». Эта надпись больно кольнула в сердце: ещё один корабль моего отечества подвергся нападению разбойников. И я узнал среди тех людей Гарри, Уго и Педро, так походивших в «Золотом зёрнышке» на китобоев.
   Находясь в воде в тени бухты, дождались, когда разгрузили катер, и он  с моими знакомыми уплыл в океан. Всё утихло – сторожили бухту в этот раз, как я и предполагал, вооружённые люди. Их было двое, и обезоружить их было непросто – простакам охрану бухты, после исчезновения Эммануила Фишера, не доверили б. Как не хватало нам кудесника в таких делах Тоё Ода! Разбойники то и дело перемещались по пристани, а это было нам на руку. Разделились на две группы – я остался с Максимом, Йохан и Джон переместились к пирсу. Когда один из охранников отошёл довольно далеко, Максим громко всплеснул, стоящий рядом с нами охранник обмер и наклонился над водой, чтобы разглядеть, что там могло всплеснуть в полумраке. Теперь я осознано в прыжке снизу ухватил разбойника за голову и сбросил в воду, Максим помог заткнуть рот несчастному. Второй охранник, почуяв неладное, поспешил узнать, в чём дело. Джон и Йохан напали на него сзади. Обоих мы упрятали на «Белой Стреле».
   Освободив злодеев от кляпов, мы изумились, насколько и эти оказались разговорчивыми. Они сообщили нам, как только мы углубимся в подземелье, нас тут же схватят. О нас всё известно и нам лучше в особо охраняемой зоне не появляться. Они поклялись, что будут нам верны по гроб, если мы сохраним им жизни и вернём им их автоматы, иначе их заподозрят; после исполнения их желания, мы договорились о совместном похищении «Белой Стрелы» - для этого этим разбойникам подадим сигнал.   Корвет мы обследовали, он пребывал в отличном состоянии - но  блока у радиостанции не оказалось!
   Капитан Вагнер остался доволен результатом нашей вылазки, он только попросил никаких инициатив больше не предпринимать, иначе мы можем погибнуть сами и погубить общий замысел по избавлению всех нас и человечества от страшной участи, какую готовит горстка подонков, мнящих себя властителями мира.
   Элиза, как всякая женщина, была больше озабочена судьбой Зари и Бекло и требовала от меня поскорее увидеть их - гибель цивилизации для неё и другое, что-либо глобальное, как у любой женщины, оставалось на потом. Пастырь Феофан благословил нас, и мы отправились. Шалаша мы не обнаружили, как и самих его обитателей. После многих криков попугая и хлопанья крыльев никто не отозвался и не вышел к нам из джунглей. С тех пор мы потеряли Зари и Бекло из вида – горько было думать о их судьбе.
   А между тем тучи над нами сгущались. Кто-то видел катер, по описанию походивший на серебристый, который Йохан, Джон, Максим и я ещё недавно захватили вместе с пиратом Саргоном и кем-то обнаруженный в месте его захоронения, обошёл мыс Белая Коза, тот самый мыс из белого песка, который мы, мистер Ода, пастырь Феофан и я, впервые увидели с площадки скалы, и скрылся за ним; кто-то, а это куда серьёзнее, видел пиратов на самом острове, их было несколько, куда потом девались эти люди, никто не знал. Порой мы не знали, что нам делать, если пираты нападут на нас, - в этот раз у нас не было пушек, ядер и пороха к ним; был всего лишь пулемёт, два диска патронов к нему, несколько пистолетов и карабинов, отнятых у разбойников, но этого было слишком мало, если по нам станут палить с корабля, а затем высадят десант - оставалось, опять же, полагаться на бога, в которого я начинал верить, когда случалась беда.
   Дабы скрасить наш быт вождь Грозовое Облако пригласил экипаж «Белой Стрелы» на праздник почитания бога войны (но изображения самого бога не было) - старейшины перенесли шесты с черепами от дворца вождя к месту празднества. Всё мужское население, а в случае войны воинами считались и мальчики, явились к костру с лицами разрисованными в звериные морды, морды морских чудовищ, с дротиками, наконечники которых протравлены ядом, и остро заточенными костяными ножами. На их женщинах, кроме коротких юбок из листьев пальм и бус, ничего не было, их лица также были размалёваны, но  рисунки притягивали и пьянили взрослых мужчин.
   Ударили барабаны, зазвучали раковины: начались танцы. Казалось воины не танцевали, а колдовали. И я удивился, сколько много их, - этому же удивились и мои друзья.
   Помощник капитана лоцман Нильсен доверительно сообщил:
   - Дикари с жёлтыми и зелёными перьями на головах обитатели соседнего острова, их остров находится не так далеко.
   Но что это?!..  Среди приглашённых воинов я увидел Бекло, а в толпе женщин Зари - узнали их датчанин Харальд и филиппинец Аполинарио, и не меньше были поражены. Как потом выяснилось, Бекло и Зари бежали на соседний остров, их вина после чудесного спасения для племени соседнего острова не являлась виной. На общем костре под барабанный бой и звуки труб новые соплеменники скрестили над головами Бекло и Зари копья и они поклялись в верности чужому племени и друг другу, а их колдун исполнил танец, и Бекло и Зари стали настоящими мужем и женой. И теперь с нетерпением ждали рождения сына, которого почему-то решили назвать Альваресом.
   Со стороны берега послышались выстрелы, прибежал туземец, что-то прокричал Грозовому Облаку. Вождь Грозовое Облако отдал распоряжение воинам своего племени, а вождь соседнего острова воинам своим. Оказывается, приплыли люди Железной Паутины и секреты, как и в прошлый раз, вступили с ними в перестрелку.
   Команда "Белой Стрелы" устремились вслед за дикарями выручать и тех, кто вступил в перестрелку с врагом, и сам остров. Я  в который раз убедился, как храбро защищались наши люди и туземцы, стреляя и бросая дротики в разбойников. Сам же укрылся за ближайший замшелый пень и принялся палить из карабина кого-то из убитых. Пень вдруг подо мной  зашевелился: им оказалась голова шамана, не так давно колдовавшего у костра.
   Помог нам крупнокалиберный пулемёт с синего катера разбойников. С большими потерями пираты бежали на свой корабль, и корабль поспешно отчалил, я увидел гнавшихся за ним на пирогах со всех сторон людоедов – для пиратов они ими и были. Всё было кончено, а мы праздновали победу.
   К прежним могилам мы добавили ещё восемь, среди них оказались хорошо мне знакомые помощник Гюнтера Джузеппе Метастазио и пушкарь Хью. Пастырь Феофан с крестом в одной руке и дымящей вместо ладана головней в другой отслужил молебен по погибшим.
   Своих убитых аборигены погрузили в пироги, возле них положили дротики, шаманы двух племён исполнили погребальный ритуал и отправили мёртвых в самостоятельное плавание по бездонной пучине для встречи с Духом Океана ради спасения всех нас.
   Мы же, команда корвета, надеялись на себя. Сэр Вагнер готовил группу для захвата «Белой Стрелы».
   В один из погожих для океана дней, взяв с собой наш флаг и рынду, всей командой отправились на пирогах, скрытно прижимаясь к берегам. На условленный сигнал железная паутина поднялась до верха свода скалы, и мы оказались в бухте. Нас встретили пленённые пиратами друзья, разбойник Брэндон и двое разбойников, с которыми условились похитить корабль, они и в этот раз охраняли бухту, их радости не было границ. Кто-то на корабле водрузил наш флаг, кто-то подвесил рынду, кто-то отключил дренажную систему, вода в бухту начала прибывать, все поспешили на корабль, и «Белая Стрела» отправилась в свободное плавание. Выйдя из бухты, мы едва не закричали от радости - было такое впечатление, что нам помог тот же Будда, сброшенный нами в воду. И пусть для пушек не было ядер и пороха, и даже если бы у нас не было ничего, главное, мы настрадались – так что даже в обмен на жизнь теперь корвет мы бы не отдали; нас сопровождали на пирогах лучшие воины дикари. Мы вышли в открытый океан, что ознаменовали отбитием склянок. Ещё какое-то время нас провожали чайки и среди них единственный альбатрос, может быть, тот, который когда-то нас встречал первым, но вскоре и они отстали. И мы увидели, как над островом поднялся из воды торнадо высотой в полмили, затем всё покрылось мглой, океан, вздыбился, волны едва не захлестнули нас, и всем казалось, вот-вот мы пойдём на дно. И – что это?! – из океана появился объект в виде светящегося шара диаметром двадцать пять-тридцать ярдов и завис над островом. Шар, действительно, катился в определённую лузу - гигантские волны кто-то мгновенно "оседлал". Когда мгла разверзлась, острова не оказалось, лишь плавали там, где только что он был, пустые пироги  и что осталось от хижин. Каким-то чудом «Белая Стрела» уцелела. Объект ещё какое-то время сопровождал нас, затем исчез за горизонтом. Нам было страшно всё это видеть. Элиза до боли сжимала мою руку: мы ждали рождения ребёнка. И мы решили назвать двух из множества наших детей, как мечтали мы о таком их количестве вместе теперь, именами Зари и Бекло. Живы ли остались они – их остров, возможно, уцелел, если уцелели мы.
   На пятые сутки нас повстречал перуанский военный корабль, он окончательно определил выбор моей профессии, но мы, кроме двадцатой параллели южной широты, не смогли показать на карте, где находился остров Беда.    

                Конец      
 
                Июнь, 2011г. - 24.11. 2012г., Москва
   
       

          



 
      

 
               
               


 

 

            
    


          

      
   
   
             
   
    

 
               

   
      
          


      
   
 
               

      
 
 
               
         
          
               
      
       
   
   



   
               
               







          









 





 

 
       
    
   
   


    






               
      
               
      


         
          
 
               
               


      
 
 
   


      


         
               


 

   
          

    

 
         
             
         

      
      

               
         



      
 
 
      
 

            


    


               

          
   






       

    
 




    
 
      
      

               

   
 

       












.             

 
               


 















 

 

               

 
               


               



               








    












 
 
 
          
    
               










.