Валерий Протасов - http://www.proza.ru/avtor/valeri21
В темноте вечера белая заволочь свалила к востоку, спеша упрятаться в заволжских лесах. Открылись звёздочки. Они горели уже давно, не одну ночь и немного устали, но всё же светили достаточно ярко. Божьи рождественские свечи лили свой синий свет, оплывая воском в большое блюдо.
На южном небосклоне с тонкой ухмылкой смотрел на землю тонким, изогнутым турецким кинжалом в золоте месяц, подвешенный за верхнее ушко. Ничего не произошло, говорила его кривая улыбка. Он был, что называется, "из молодых, да ранний", уже изведавший печаль сомнений. А, между тем, весь день что-то происходило и в небе, и на земле. Днём выглядывало солнце, высылая минуты прибывающего светового дня. Принималась плести свою пряжу кружилиха-метель. Подмерзали лужи. Сугробы жирнели масляным блинным блеском, хотя до проводов зимы оставалось ещё месяца полтора.
Наконец, я сам пережил целых три путешествия. Первое простиралось внутри города часа на два хода по заснеженным улицам к приятелю. Второе совершилось в пространстве Интернета по карте Москвы. Вместе с неутомимым копьём курсора поплавал по улицам от центра столицы, через Китай-город к Садовому Кольцу; перетёк автостраду в районе родной Садово-Самотёчной улицы. Через сквер проник на Делегатскую, а оттуда ступил в заветный уголок - Землю Обетованную, преддверие моего детского рая, в длинный пролёт родного переулка, на священные для меня камни мостовой, погребённые в исторической глубине асфальтовых слоёв. Увидят ли они снова когда-нибудь свет, сбросят ли гладкое серое одеяло десятилетий? Если бы в переулке поселились телекамеры наблюдения, я увидел бы трамваи, пешеходов, дома, школу №188 (её номер, слава богу, не изменился). Побывал бы там, где началась моя жизнь и куда не перестаёт стремиться моё сердце. Может быть, увидел бы среди прохожих знакомые лица. Время, конечно, изменило их, но, глядишь, что-то близкое мелькнуло бы в повадках, глазах. Говорят, есть такой спутниковый способ связи.
Что-то подобное я нашёл на другом поисковике. Это были цветные фотографии московских улиц. С верным проводником-курсором мы, поблуждав в зелени парков и краснокирпичных домов неоевропейского стиля, набрели наконец на искомый адрес. Определиться на местности оказалось трудно. Непонятно, с какого конца улицы надо было начинать путешествие. Всё было ново, непривычно красиво. «Старичков» и «старушек» из 19 и 20 веков, обшитых потемневшим деревом, на месте не было. Они исчезли, не оставив следов, разве только в памяти тех, кто ещё застал их в прошлом столетии. Взор мой с большим трудом находил не исчезнувшие изгибы трамвайной линии, скаты асфальта возле домов, ещё какие-то смутные приметы старого ландшафта. Мне всё же удалось установить местонахождение нашего старого дома, на месте которого высилось теперь здание-модерн с надписью по фасаду «Стоматология». Номер дома был другой. обозначавший «чёртову дюжину». Кто бы мог подумать полвека назад, что такое возможно! Напротив, через трамвайные пути, за резной металлической изгородью, пряталась в густой заросли кустов и деревьев школа. Я узнал её по видневшимся окнам первого этажа. Курсор двигал изображение то вправо, то влево, то вперёд, то назад. Из этого хаотического брожения получался эффект движения. Я искал, бродил, вглядывался, чувствовал себя заблудившимся путником в незнакомом каменном лесу - и наконец остановился на том месте возле дома, где когда-то были деревянные ворота. Да, вот здесь, на маленьком спуске, стояли они открытыми день и ночь. Редко закрывались, не помню уж по какому случаю. Да и зачем им было затворяться? Времена осад крепостей давно прошли. Курсор заскользил дальше, к Антроповскому пруду, потом вернулся, захватив по пути фигуры пешеходов. Это были молодые женщины, одетые по-современному, да один мужчина с простовато-робкой осанкой. Как-никак я всё-таки побывал в моём заповедном уголке, у колыбели жизни моей,хотя и с трудом мною узнанным.
Третье путешествие произошло с помощью волшебного зеркальца в Сети Мировой Паутины. Я поискал и нашёл в Яндексе оперетту Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена». Это была запись нынешнего года из Цюрихского музыкального театра. Хотелось увидеть постановку Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, подарившую мне в прежние годы немало упоительных наслаждений, но увы… Немцы пели на французском, Елена была по-немецки тяжеловесна, текст диалогов не похож на памятные мне лёгкие каламбуры из либретто Константинова и Рацера. Субтитры давали не слишком изящный русский перевод, но оперетта была та же, мелодии, то задумчиво-нежные, то озорные, пусть непривычно оркестрованные, те же. Запись давала зрительный зал, занавес, дирижёра и оркестр, само собой, и актёров. Достигался, что называется, эффект присутствия. Полтора часа я провёл в Цюрихе, в театре, полном нарядной публики: мужчин, в чёрных фраках и ослепительно белых манишках с галстуками-бабочками, и декольтированных дам в наброшенных на плечи боа.
Я досмотрел спектакль, иногда убыстряя действие курсором на узкой нижней полосе экрана. Потом побродил по странице поиска и нашёл страницу, где засветились привычные титры и заставка «Ленфильм». Волны увертюры нашего оркестра звучали мягко и нежно, на мой слух приятнее, чем в Цюрихе.
Так, в один день я совершил три путешествия: первое, не так далеко во времени и пространстве; второе, не выходя из дома- в другую страну, другую культуру, и третье, всё в том же кресле - в Москву и Северную Пальмиру.