Охранные псы

Дмитрий Мактаз
В первый год моего хозяйствования в деревне я решил сразу и основательно обзавестись живностью. И в течение полугода я ей обзавелся Это было время экспериментов и поиска оптимальных решений. Наполеоновские планы о создании животноводческой фермы и птичьего двора преследовали меня, я был полон решимости и энтузиазма. План был прост: завести овец, коз, кур и уток и довести дело до промышленных масштабов. И, самое главное, обзавестись парочкой больших охранных псов, которые будут охранять  животноводческую ферму и меня от вражеских посягательств.

В наследство мне достался пёс Джимик. Небольшой дворовый пёс, непоседливый, мохнатый зверь, обладатель храброго сердца. Кормили его нечасто и упитанностью он не отличался.  До нашей встречи Джимик сменил множество имен и успел побывать Пиратом, Фердинадом, Жориком, Мики и еще черт знает кем.

Я уж не помню, почему назвал пса Джимиком, но больше кличек у него не было. Как Оля точно подметила, Джимик похож на эдакого такого бравого сержанта.  Всё делает по уставу. Хозяин появился, значит, немедленно развиваем деятельность, ходит по цепи туда и обратно или бегаем по кругу, как на плацу. Внимание на него обратили - сразу сядет и сидит, как по команде «Смирно». Подошли к нему - попрыгал для приличия и замер. Поел, погавкал и и замер по команде вольно.

Служит Джимик верно. Сначала он дислоцировался у калитки, был всегда на виду, но после парочки недружественных выходок и с появлением перспективного алабая был срочно переведен на задний двор.

Разместили его  охранять тылы от возможного посягательства недругов, что он и делает по сей день. Службу несет исправно, как настоящий вояка, вовремя облаивает котов и отпугивает заблудших собак и прочих недоброжелателей.

С самого начала хозяйствования Джимик невзлюбил Димона. Как сказал сам Димон, Джимик находился по отношению к нему в молчаливой оппозиции, норовил сделать гадость или игнорировал. Когда у меня появилась первая живность - цыплята и утята, - Джимик проявил свой характер охотника, о котором мы раньше не догадывались.

Оказывается, периодически Джимик любил охотиться на цыплят, а потом с невинным видом смотреть, как мы разглядываем кем-то задушенную очередную жертву. Пока мы не поймали его с поличным, действительно, было непонятно, кто душит цыплят. Тактика охоты была проста и безотказна. Джимик полдня безучастно лежал рядом с будкой и наблюдал за возней цыплят, которые бегали толпами по участку. Как только рядом с ним оказывался отбившийся от коллектива птенчик, Джимик срывался с места и хватал его. Душил, но никогда не ел.

Главное  Правило охотника: отсутствие свидетелей преступления  - товарищей погибшего и меня. Цыплята всегда ходили группами, поднимали гвалт по любому поводу, поэтому, убив одиночку, Джимик отбрасывал его в сторону. Братья погибшего накидывались на трупик товарища и таскали его по двору. В результате мы находили придушенных цыплят в разных местах, не понимая, кто же их убил.

Так продолжалось неделю, пока Димон случайно не увидел сцену охоты из окна дома. Джимик явно не учел этот фактор и прокололся на ровном месте. За это время он умудрился проредить популяцию цыплят на пять голов. Когда его тыкали носом в невинно убиенного, он всем своим видом выражал недоумение, демонстрировал оскорбленное самолюбие. Но факты упрямая вещь.

Димон некоторое время подержал пса на короткой цепи. Джимик осознал свою вину или сделал вид, что все понял и «больше так не будет». Охотиться на живность он перестал, претензии по поводу вредительства с него были сняты. Через месяц подросшие цыплята прятались в будке у Джимика, когда их гоняли с огорода соседи. Но любовью к Димону Джимик так и не воспылал, и относился к нему опасливо и насторожено.

Пса время от времени было необходимо отпускать побегать, чтобы он не засиживался и не хандрил, что он принимал с большой благодарностью. Инстинкт охотника у него не пропал, но теперь он нашел ему другое применение. Джимику очень нравится гонять баранов. Первое, что он делал, оказавшись на свободе, - бежал искать баранов и коз. Сделав круг почета вокруг меня, он бросался на поиски жертвы. Несмотря на малый рост пса, бараны боялись Джимика как огня.

Эта сцена мне напоминала охоту дельфинов. Джимик также пытался сбить стадо овец в кучу, как дельфины сбивают живые шары из сардин, с той разницей, что овец Джимик не ел, а просто гоняет по полю. Я решил, что лучше уж такие забавы, чем охота на птичьем дворе.

                ____________

Собака Рада заслуживает отдельного рассказ. 

Как-то мне подвернулся местный проходимец, который хотел всего и побольше. Будучи уверен, что я - богатый москвич, - он решил продать мне задорого все, что находилось в радиусе его ответственности. Он порывался сбагрить мне старый трактор, разборный сарай, почти готовую теплицу, недостроенный дом, и, увидев мой интерес к его собаке – алабаю, - радостно предложил последнего щенка. Я дрогнул и купил кроху семи дней от роду. Щенок оказался девочкой, обрел гордое имя Рада и переехал жить в мой дом.

Малышкой Рада была забавна, Джимик оберегал ее, играл с ней, безропотно позволяя теребить себя за хвост и уши. Спала она в доме у меня на кровати, по ночам любила грызть моё ухо. Как все щенки, она была игрива и любопытна. Быстро завоевала мое и Димоново расположение. Казалось, что она немного глуповата и трусовата, но мы списывали это на возраст и не придавали этому большого значения. Не считая упорного нежелания Рады писать в доме в лоток, все в ней было мило.

Щенком Рада внешне действительно походила на алабая: конституцией и фирменным знаком алабаев - мордой «будочкой», но вот смышленостью не блистала. Через пару месяцев Рада уже подросла, но не поумнела. С каждым днем становилось понятно, что от алабая от нее остались лишь морда «будочкой» и мои несбывшиеся надежды. К полугоду Рада так и не восприняла лоток как туалет и упорно гадила, где придется. Поэтому было принято волевое решение о выселении ее на улицу.

Все еще питая иллюзии о трансформации Рады в большую и грозную собаку, мы с Димоном сколотили для нее просторную будку с утепленными полами. Будку торжественно водрузили рядом с воротами, где раньше обитал Джимик, и посадили Раду на цепь. Я переживал, что мой будущий сторож и гроза врагов испытает стресс от внезапного перехода с вольной жизни на цепной режим, но Рада восприняла изменения в жизни как само собой разумеющееся. Будка получилась на славу, и Раде пришлась по душе.

Еще через полгода Рада доросла до полуметровой высоты и превратилась в поджарую черную собаку с трусоватым характером и скандальным нравом. Она считала своим долгом облаивать всё и вся, не вдаваясь в детали. Большим и грозным псом она, конечно, не стала, но превратилась в сильную и по-своему красивую собаку.

Историй, связанных с ней, пока немного.   Ее глуповатость компенсируется любовью и преданностью, которые я высоко ценю. Она всегда радостно встречает меня и всё семейство, как бы долго мы ни отсутствовали. И я плачу ей тем же. 
 
                ___________________

Лишь через год случай свел меня с настоящим алабаем по имени Баша. Её история оказалась грустной и короткой. Тем не менее, я успел полюбить эту собаку.

У моего товарища умерла мама. У Игоря на руках остался взрослый алабай Баша. Собаке было пять лет, обитала она в просторном вольере на даче. После смерти хозяйки Баша хандрила. Игорь, не мог жить на даче и ухаживать за собакой, он предложил собаку мне. Я согласился забрать Башу.

Мы с моей подругой Олей, приехали за Башей, на машине. Первая встреча потрясла нас обоих: меня изумили размеры собаки, Башу - моя наглость.
Во дворе мы увидели просторный вольер, в котором разместилась будка размером с домик дядюшки Тыквы. Огромная собака на цепи бегала по вольеру и грозно лаяла на нас. Вначале мне показалось, что это небольшой медведь, но нет, это оказался алабай. Большая и красивая Баша сразу пришлась мне по душе.

Мы подошли к вольеру: я попросил Игоря представить меня Баше. Собака внимательно смотрела на меня и предостерегающе порыкивала. Я дал собаке обнюхать меня сквозь прутья клетки, открыл вольер и шагнул внутрь. Баша среагировала мгновенно — она бросилась вперед ...

Я знал, что Баша не укусит, и это психологическая атака, а не реальное нападение, но одно дело понимать это, и совсем другое – видеть, как большая зверюга и щелкает зубами перед твоим лицом. Я с трудом сдержал вопль ужаса. Недопустимо было терять лицо перед собакой, которую я уже считал своей. Я отступил за порог вольера. Баша захлебывалась лаем. Через несколько минут она угомонилась, уселась и мы стали играть в гляделки.

Через минут пять я вновь вошел в вольер. Баша глухо зарычала. Очень медленно я присел на бревно, лежащее вдоль стены вольера и начал продвигаться к Баше.
Дважды Баша бросалась ко мне. Дважды ее зубы клацали рядом с моим носом, а грозный лай отзывался вибрацией во всем теле. Страх накатывал и стекал струйками холодного пота по спине. Я упрямо продолжал продвигаться к будке болтая с Башей о всякой всячине. Собака отступала. Она всё чаще забегала в будку и ругалась оттуда. Через час я подобрался к её домику вплотную.

Теперь уже у Баши встал вопрос: как проиграть, не потеряв лица. Я взял в руки Башину цепь и слегка потянул на себя. Собака позволила медленно вытащить себя из будки и крайне неохотно подошла ко мне. Она уже не лаяла, не рычала.
Я, продолжая говорить с ней, положил руку на лобастую голову и осторожно погладил. Баша позволила приласкать себя. Так мы простояли еще пару минут, и я осторожно отстегнул карабин цепи.

Из вольера мы вышли вдвоем. Предстояло погрузить собаку в машину. В вольере мы с Башей заключили негласный мирный договор, но, вырвавшись на свободу, зверь напрочь забыл обо всём на свете. Баша носилась по участку, как цирковая лошадь по манежу.

Полчаса Баша бегала по двору и оглашала округу победоносным хриплым лаем. Мы терпеливо ждали, когда она выдохнется, и вот момент настал.

Баша остановилась. Я подошел к ней и быстро пристегнул поводок. Баша возмутилась и протянула меня за собой. Вспахивая ногами землю, я смог изменить траекторию движения недомедведя и Баша рванула в сторону открытой калитки, за которой стояла машина. Собака попыталась вильнуть в сторону, но, слишком поздно. Она выскочила в калитку и уперлась носом в открытые двери багажника минивэна.

Я запрыгнул в багажник и натянул поводок. Баша с ужасом смотрела на меня и явно не собиралась лезть внутрь. Ящик на колесах её решительно не нравился. Втроем мы стали заталкивать Башу внутрь. В едином порыве мы оторвали от земли зад большой собаки и внесли её в багажное отделение.

Как только захлопнулись двери, Баша сразу сникла и жалобно заскулила. Оказалось, что большой и грозный алабай боялся машин. Не скажу, что пять часов до деревни пролетели как один миг. Я просидел всю дорогу рядом с Башей и разговаривал с ней. Оля время от времени сменяла меня пока мы ехали домой.

Во двор имения мы въехали под дружелюбный лай Рады и недоуменные взгляды обитателей моего Бедлама. Я открыл двери багажника и Баша степенно вышла на улицу. Рада занырнула в будку. Миша-узбек раскрыл рот. Во дворе повисла тягостная тишина. Баша по-хозяйски оглядела новые владения.

Я провёл Башу по всему участку, не спуская ее с поводка. Мы прошлись по двору, саду, загону и добрались до Джимика. Джимик был потрясен. Он аккуратно приблизился к гостье и принюхался. Баша приняла, доходящего ей до брюха Джимика за предмет интерьера и снисходительно мотнула головой. Пёс был в восторге: забегал вокруг будки и радостно залаял.

Поселил я нового жильца в будке, которую строили Раде навырост. До приезда алабая будка мне казалось очень просторной, но Баше она была тесновата, как детский сандалик на ноге взрослого мужика. Баша уместилась в ней лишь наполовину, но возмущаться не стала.

На моего помощника Мишу-узбека Баша подозрительно косилась и не позволила прикоснуться к себе. Это, как ни крути, была моя прерогатива. Так началось ее житье-бытье на новом месте.

Всё свободное время я уделял Баше. Рада, обижено тявкала на захватчицу, но Баша не реагировала на чужое мнение. Она была при деле - охраняла вверенный объект. Глухой и басовитый лай алабая распугал всех прохожих и соседей, неосмотрительно проходящих мимо. Я был в восторге от зловещей репутации своего мрачного дома Эшеров.

Мы с Мишей перестроили будку и соорудили навес от солнца. Каждый день я выгуливал Башу по участку, пугая всех обитателей скотного двора. Бараны, при появлении алабая, впадали в ступор, сбивались в кучу и безропотно позволяли себя обнюхать. Козел Ибрагимыч, завидев Башу жалобно блеял и рвался с веревки. Башу забавляла истерика козла и она молча смотрела на Ибра, доводя его до иступления.

Рада всё же умудрилась достать Башу своим тявканием. Флегматичный алабай проучил наглую "Моську" подмяв её под себя и усевшись на Раду сверху. После этого Рада признала Башу вожаком и рта не открывала. Джимик же, был рад новому жильцу. Он радостно прыгал и скакал вокруг алабая, стоило ей оказаться рядом. Баша каждый раз удостаивала малорослого сержанта мимолётным взглядом и царственно шествовала дальше.

Пришло время возвращаться в город, и я оставил Башу на попечение Миши. Через несколько дней он мне позвонил. Баша заболела. Ветеринар предположил, что это укус клеща и я закупившись лекарствами и капельницами рванул в деревню.
Я опоздал. Баша умерла за несколько часов до моего приезда. Мы похоронили ее под большим деревом.

Официальная причина гибели осталась неизвестна, но мне кажется, что она ушла вслед за своей хозяйкой. Я терзал себя, что не стоило уезжать, а побыть ещё недельку рядом с новым другом в тяжёлый для неё период адаптации, но слезами горю не поможешь. Один факт мне не давал покоя - Баша умерла на сороковой день после смерти хозяйки.

Как бы то ни было, но я уверен, что последние две недели своей жизни у меня Баше было лучше, чем в её старом доме, в котором уже не было любимого человека и пахло смертью.