Все на свете только в психбольнице и в тюрьме знают. Может, где и по-другому, а на родине у Федора Владимировича испокон веков так повелось: самые знающие люди в дурке, да в тюрьме обретаются. Мимо тюрьмы Федор Владимирович пока проезжает, а на принудительном лечении разок побывал. Там не совсем дурдом, но приближение некоторое имеет место. Как сосед по палате говорил, асимптота.
Все не все, но много знает Федор Владимирович. Потому как живет, глаза и уши открыв, а рот на замке. Это вообще-то первый признак умного человека: глаза и уши открыты, а рот - нет. Если первый признак не совпадает, дальше можно не копать.
Знаниями своими Федор Владимирович не хвастает. Спросят, ответит, а так помалкивает. Скромный потому что. Сидели как-то в гаражах, так один из молодых соседей по кооперативу гаражному так расхваливал Федора Владимировича, так расхваливал – тот уж не знал, куда деваться, покраснел от смущения. А в конце молодой тот даже тост произнес: за нашего, говорит, википеда. Тут краснеть Федор Владимирович перестал. Хотел тамаде в лоб закатать, еле как успокоили, объяснили, что википед – это типа муж википедии; по старому, если – вроде словаря Брокгауза и Эфрона, тоже были знатоки еще в доинтернетовские времена.
Деревня у Федора Владимировича в предгорьях. От краевого центра, на автобусе три часа ехать надо. Потом на попутных час. Потом пешком, но уже совсем немножко - минут тридцать. Пока доберешься, обо всем на свете передумаешь. О международном положении, это - само собой. Душа-то болит. Так и вертятся все время в голове Лихтенштейны всякие в Люксембургах да княжества в Монако. Там бы Федору Владимировичу родится: он бы пешком ходил от завода домой или в родной колхоз, или за грибами. Да мало ли, куда сходить порой надо. Но, как говорится, не ту страну назвали Гондурасом, не родился Федор Владимирович в княжестве Монако. Опять же, неизвестно, кому от этого хуже – Федору Владимировичу или княжеству.
Ездит Федор Владимирович в свою деревню нечасто, однако забывать не забывает. С тех пор, как машину купил, проще, конечно, стало. Уже не столько про Лихтенштейн думает, пока едет, сколько про задний мост да про подвеску. Дороги на родине у Федора Владимировича – почти, как за границей. Он смотрел недавно по телевизору, убедился. Может, только деревьев поменьше было в той передаче про ралли «Париж-Дакар». Песка побольше, а деревьев поменьше, а так, в главном, все сходится. Зачем, спрашивается, Федору Владимировичу после этого хваленый Париж? Я уж не говорю про Дакар. Он к себе в деревню за два с половиной часа доезжает на «Ниве-Шевроле», и, главное, есть, с кем поговорить, чьих родителей вспомнить. А до этого Парижа сколько? Тем более, до Дакара. По такой же, в общем-то, дороге да еще на «Камазе». То-то и оно, думать надо.
Родни близкой у Федора Владимировича в деревне почти не осталось. Кто помер, кто уехал в те самые карманные княжества-царства-государства, где пешком ходить можно, да только все больше на машинах ездят. Однако, чужих в деревне для Федора Владимировича нет. Он там вроде древнееврейского царя Соломона. Кто придирчивый да вредный, скажет, пожалуй, что баб и денег у Федора Владимировича все же поменьше, чем у Соломона. Но, во-первых, во всей деревне родной баб вообще меньше, чем у Соломона, а, во-вторых, чужих баб да чужие деньги считать – вовсе последнее дело: за своими смотри да заботься. Насчет ума споров никогда не было: все признают - тут Соломон Федору Владимировичу - почти ровня, совсем чуть-чуть, может, не дотянул Соломон.
Поехал Федор Владимирович прошлым летом к себе в деревню. Не совсем летом, можно сказать, осенью, в сентябре. За медом поехал горным, за опятами, за мясом. Он, как современный компьютер – многозадачный: всегда несколько зайцев убивает. Да и не был давно, соскучился, во-первых, а, во-вторых, может, помочь нужно соотечественникам, они, ведь, без его советов непонятно, как живут в этом сложном мире.
Прямо на въезде в деревню – новостройка. Башня решетчатая, высоченная. Контейнер рядом. Федор Владимирович такие видел, даже сам делал. Башня связи, называется.
Остановился у троюродной сестры. Раньше полный дом набивался – из города человек, да какой человек! А теперь шесть старух пришли, да три деда. Пригляделся – матушки мои! – это ж ровесники его. С кем-то дрался, с кем-то дружился, а вон с теми двумя древними даже на сеновале валялся как-то. Испугался Федор Владимирович, задрожали у него ноги и руки. Сидит не в себе, вопросов не слышит, о вечном думает.
Кое-как растолкали его. Жалятся аборигены, мол, вред сплошной от башни, что на въезде стоит. Излучение какое-то от нее, козы доиться перестали, огурцы вянут, на помидорах нечисть завелась. А, главное, со здоровьем беда. Головы кружатся, болят, сердце с перебоями тикает, и понос время от времени нападает.
Федор Владимирович почетный долг в ракетчиках отдавал. Всякие радары, антенны и все такое прочее ненавидит с тех пор тихой ненавистью. Спросил, стараясь не смотреть на бывших подружек: чем помочь-то? Взорвать что ли к такой-то матери вавилон ваш?
Взрывать не надо. Люди тут мирные и законопослушные. Напиши, мол, Федя, куда следует, пущай башню эту самую перенесут куда подальше.
Утро вечера мудренее. Похмелился Федор Владимирович и написал бумагу. Все симптомы перечислил, все болезни, все неприятности, что в деревне происходят. Поднапрягся, вспомнил, что сорок пять лет назад им военврач с неинтеллигентной фамилией Лопата про радиацию рассказывал. Может, и сгустил слегка краски, но ведь старался. Подписались человек тридцать.
Почта в деревне не очень хорошо работает. Можно сказать, никак. Указал в бумаге Федор Владимирович для переписки свой барнаульский адрес. Пожил пару дней, порыбачил, по тайге пошатался, медом да мясом затарился – опят не случилось - и уехал в город. Провожали всей деревней. Обещался Федор Владимирович сразу сообщить, когда новости появятся. Благодарили аборигены так, что даже неловко стало. Конечно, лучше быть честным, чем скромным, но засмущался Федор Владимирович. Хорошо еще никто не обозвал сгоряча – долго он википеда помнил, простить не мог.
Через два месяца пришел ответ. Согласились в технической дирекции сотового оператора почти со всеми опасениями Федора Владимировича. Благодарили его за активную гражданскую позицию, за четкое описание неприятных последствий. Даже сочувствие выражали неведомые Федору Владимировичу специалисты.
А в конце предостерегали: то ли еще будет, граждане хорошие, когда подключим мы эту башню к нашей мобильной сети, когда начнется ее эксплуатация.
Порвал письмо Федор Владимирович на мелкие куски и в унитаз спустил. А в деревню свою он давно уже не ездит: работы у него много, задний мост ремонтировать надо, подвеску перебрать - застучала зараза такая. Когда тут по деревням разъезжать?