За окном слабо светились желтые пятна фонарей, и туманные разводы превращали их в неясные размытые розы.
Я вышел на балкон, и слепящий ветер сходу набросился на меня. В ящике, стоящем у стены, нашлась последняя бутылка шампанского, и, вытирая мокрый снег с лица, я вернулся в комнату.
Устроившись в кресле, казалось, так надежно и уютно, я открыл бутылку, но она неожиданно выскользнула из рук, и ледяная струя расточительно-глупо ударила по плетенным салфеткам, разливаясь пенным озером.
Это напомнило мне вспененные струи дождя, лившиеся по плитам вокруг террасы, где мы сидели с Андреем, и, обжигаясь, пили из алюминиевых кружек горячий грог. Он только вернулся из Англии, где научился, как он думал, варить настоящий грог. Мы нехотя поспорили на эту тему, но разговор наш быстро сошел на нет.
Был разгар лета. Мне чудились издевательские улыбочки неба в разрывах темных облаков, клубившихся в вышине. Мерный шум дождя успокаивал и одновременно отзывался печалью.
Нас с Андреем объединял не только грог. Нас обоих одновременно, словно сговорившись, оставили наши жены. Без скандалов. Без выяснения отношений. Я получил предельно лаконичную записку: "Ухожу. Спасибо за все."
Помню, как смотрел на написанное, не понимая написанного, и зачем-то переворачивал бумажку. Что-то надеялся найти на обратной стороне? Не знаю до сих пор...
Я не спрашивал Андрея, как объяснила свой уход его легкая Мила. Она всегда казалась мне такой бесплотной и хрупкой, особенно рядом с ним, крупным и не очень поворотливым.
Но, так или иначе, наши жены ушли, и мы пили грог.
Лето выдалось на редкость сухим, и лесные пожары то и дело вспыхивали то тут, то там. И даже сейчас, несмотря на дождь, в воздухе пахло гарью, и темные хлопья пепла мешались с каплями дождя.
Что чувствует мужчина, когда вот так, неожиданно, вдруг уходит любимая женщина, и ты знаешь абсолютно точно, что ушла она не к другому, а ушла именно от тебя, и нет никого, на ком можно было бы сорвать свою ярость?!
Мы делали вид, что нам хорошо, но внезапно прерванная на полуслове фраза говорила, что мгновенное отчаяние сжимает горло, и подавленный вздох только усиливал это ощущение...
Хуже всего было ощущение растерянного непонимания.
- Фа ноэ? - За что? - крутилось в голове.
И вот теперь мой мозг, тупо ворочавшийся в черепе, пытался разрешить эту проблему: почему ушла Елена? Почему ушла так легко?
- А почему у вас нет детей? - неожиданно спросил Андрей.
- Детей? - глупо переспросил я.
- Ну, да, - нетерпеливо повторил он - Вы женаты уже лет семь, не меньше?
- Да, - медленно произнес я - семь... семь лет. И вдруг словно лампочка вспыхнула в голове, и мозг очнулся от спячки.
Я вспомнил, как смотрела Елена на всех детей, случайно оказавшихся рядом, как казалось иногда по ночам, что слышу тихие всхлипы, вспомнил вдруг, что давно не слышал ее смех.
Обычная, до пошлости, история.
- Милая, давай вначале встанем на ноги.
- Милая, давай купим машину.
- Милая, давай построим дачу.
И вот теперь я сижу на этой даче. Один. Друг не в счет. И то, что глупость эту делали тысячи пар до нас, не имеет никакого значения, и мне больно так, как если бы я был первым дураком, выдумавшим это: давай, подождем.
- Хватит сидеть и жалеть себя, - поднялся Андрей, - мне кажется, я знаю, где они.
Навстречу нам бежала мокрая дорога, и, время от времени, веер брызг окатывал ветровое стекло. Мы торопились, мы летели, не зная, что опоздали.
- Уехали. Еще позавчера. В Испанию. Работать. - слова одиночными выстрелами били точно в сердце.
... Ветер все так же рвался в комнату, стуча в окно, и Новый год таял в легкой пене шампанского. Их не оказалось в Испании. Они улетели в Австралию. А потом в Аргентину. Волонтеры.
И вдруг ... стало легко... как если бы моего сердца коснулась ее нежная рука... надо просто дождаться ее. Она придет, когда переменится ветер... не зря же он так стучит в окно... главное, быть дома, когда она придет.