Очень редко у меня возникает симпатия к человеку. Какое-то шестое чувство в первую же секунду знакомства определяет—«мой человек». По каким параметрам? Не могу понять. Меня тянет к людям сильным и уверенным в себе, спокойным и уравновешенным. Видимо , этих качеств мне не хватает . А еще я люблю познавать что-то новое. Так что, мой интерес к людям еще и немного меркантильный—«если ты можешь научить меня чему-то новому—ты мне интересен!». Да-да, я согласна, с тем, что о каждом человеке можно написать роман, повесть или рассказ. Но, не каждому будет интересно читать книгу чужой жизни.
-Я сама! Я сама хочу достать ведро воды из колодца!
Я была настроена решительно:
-Я хочу все делать сама!
Тащить тяжелое ведро, поправляя железный трос, стараясь всем корпусом налегать на тугую стальную ручку—работенка еще та! Но, вот долгожданное цинковое ведерко показалось из широкой и темной пасти колодца. Поймать его дело сложное—оно то и дело пытается ускользнуть из руки. Но я сделала это! Только ведро оказалось наполнено на треть, вся остальная вода расплескалась. Мои ладони горели адским огнем, щеки пылали от мороза , легкие распирало от напряжения. Наливая воду в канистру руки невыносимо болели. «Деревенский бесплатный фитнес!»--я улыбнулась мысли, возникшей в моей голове. Это не просто бесцельное прыгание на скакалке, и формирование упругого пресса для красоты ! Это жизненно важная функция—вытащить ведро воды из колодца, потом донести эту воду до дома и, наконец-то, сделать для себя еду на этой воде. Нет пустых, ненужных движений—все подчинено логике, и приводит к выполнению определенной задачи. Задачи нужной. Жизненно важной.
Саша грустно улыбнулся:
-Сильная женщина…Зачем Вы здесь? Думаете сбежать от себя? Я тоже пытался.
Он смотрел вдаль, на поля, спящие под снежным одеялом, в смиренном ожидании теплых ветров притихшие, безжизненные и равнодушные.
-Невозможно вычеркнуть что-то из жизни, невозможно забыть. Можно только смириться. Три года я перемалывал себя через мясорубку сомнений, довольствуясь малым, переосмысливал прожитое, искал ответы. Может и есть в этом мире ответы на все наши вопросы, но они как в книгах—на последних страницах.
Вдруг мужчина дернулся, мотнул головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания и мысли:
-А, хочешь, я покажу тебе свои работы? Работы признанного в Европе скульптора, исчезнувшего с поля зрения критиков, почитателей и ценителей…
Он ждал от меня ответа, с надеждой в глазах и с саркастической ухмылкой на посиневших от мороза губах.
-Ну…Я как бы не очень разбираюсь в искусстве…Но…Можно и посмотреть.
Он шел впереди, неся в одной руке канистру с водой, а в другой крепко сжимая мою ладонь. Я мелко семенила за ним, еле поспевая за размашистыми его шагами. Снег поспешно заметал наши следы.
Дом Саши, старый, приземистый и неказистый, встретил нас теплотой и странным влажным запахом глины и краски. В комнате все было заставлено глиняными горшками. Большими и маленькими, с узкими горлышками и с широкими, с глянцевыми или с расписными боками. И тысячи мелких глиняных птичек гнездилось на подоконниках и на огромном столе.
Он стоял с безвольно опустившимися руками, с волос его холодными слезами капал таявший снег:
-Вот и все. Вот это все, что я теперь могу…Будто что-то огромное и важное покинуло меня, оставив лишь больную пустоту. . И, искать его бесполезно…А, самое страшное, что и искать больше не хочется.
Говорят, что пустое не болит…Болит! Еще как болит! Печет и зудит, и не дает спать.
Он сел на длинную лавку, стоящую под печкой, и затих, переплетя пальцы рук между собой, и низко опустив голову.
Я подошла к столу, взяла в руки одну из птичек. Это была детская свистулька. Стоило дунуть ей в дырочку в хвосте, и она издавала протяжный и веселый звук. Звук этой птички мне не понравился, и я взяла другую, потом третью…
Саша удивленно поднял голову:
-Ты что делаешь?
-Ищу. Ищу свою птичку.
Интересно, как взрослые люди могут заниматься глупостями и веселиться, забывая обо всех невзгодах? Мы дули птичкам в хвосты:
-Эта для скряги! Как будто звон монет!
-Эта для зануды! Гундосит на одной ноте.
-Эта для весельчака! Смеется заливисто.
-Эта для доктора! Она не поет, а кашляет.
А потом я увидела в глиняной мисочке какое-то коричневое мелкое зерно:
-А, это корм, для твоих птичек?
Он вдруг расхохотался:
-Это мак! Я его растираю в макитре макогоном для кутьи.
Я открыла рот от изумления:
-Чего ты делаешь?
Он схватил мисочку и какую-то палку, и стал что-то делать ,странно пританцовывая и напевая:
Небо і земля нині торжествують,
Ангели з людьми весело празнують.
Приспів:
Христос родився, Бог воплотився,
Ангели співають, царіє витають,
Поклін віддають, пастиріє грають,
"Чудо, чудо!" повідають.
Голос у него был приятный и теплый. Я сняла свой пуховик и шапку. Мне очень хотелось тоже вот так вот делать как он:
-Дай мне! Дай! Я тоже так хочу!
-Тогда подпевай мне!
Он тоже сбросил куртку, и наши голоса сплелись, будто узоры на его вышитой рубахе:
Во Вифлеємі весела новина:
Чистая Діва породила Сина!
Приспів:
Христос родився, Бог воплотився,
Ангели співають, царіє витають,
Поклін віддають, пастиріє грають,
"Чудо, чудо!" повідають
Так мало нужно для того, чтобы человек открылся, и чувства и эмоции прорвав плотину скрытности, вдруг хлынули бурным потоком . Всего лишь понимающая улыбка, общее дело и песня:
-Зачем ты здесь, Наташа?
-Не знаю…Все стало таким серым и неважным, тошнотворным и тяжелым, не интересным. Утратило смысл.
-Ты приехала искать смысл?
-Нет…Я хочу почувствовать жизнь. Понимаешь? Каждую секунду она отмирает вместе с клетками моего тела. Каждое мгновение она испаряется с каплями моего пота.
Я сунула палец в миску с побелевшими зернами мака, и попробовала коричневое месиво на вкус:
-Фу! Это же не вкусно совсем!
- Нужно добавить сахар. Во все нужно добавлять соль или сахар. Иначе блюдо будет съедобным, но пресным и безвкусным.