На фотографии: встреча со старым таёжником.
ПОХОДНЫЕ ВСТРЕЧИ.
Удивительный это народ - местные охотники, рыбаки, покосники, старожилы. Многое они знают, много интересного от них услышать можно. Я давно заметил, что чем преклоннее возраст нашего встречного (неважно, где: на берегу реки, на лесной тропе или в его доме), тем он разговорчивее. Он спешит излить свою душу любопытному и внимательному незнакомцу. Спешит, что может не успеть освободить сердце своё от горестной и радостной ноши прожитой жизни. Посидеть с ним на бревне у вечернего костра, попить таёжного чайку, послушать его неторопливый рассказ - одно удовольствие. Да, да, он спешит начать свой рассказ, он опасается, что его не будут слушать. Говорит он с такой горячностью, что походит на путника, с жаждой прильнувшего к холодной струйке воды. Фразы его торопятся, толкаются, наскакивают друг на друга, сталкиваются между собой. Но убедившись, что его слушают, и слушают внимательно и заинтересованно, тогда от былой суеты и следа не остаётся, и рассказ его теперь льётся степенно и неторопко.
С одним таким старожилом Северного Урала мы встретились однажды, когда во время одной из экспедиций по картированию прибрежных скал и описанию скальной растительности сплавлялись с юными исследователями природы по Сосьве.
Это был хозяин одного из покосных угодий на берегу реки, который со своим многочисленным семейством устроил на своем покосе нечто вроде лагеря на период заготовки сена. Он радушно разрешил нам занять часть поляны, где трава уже была скошена и убрана. Радушие старого покосника на этом не кончилось: вечером он подошел к нашему костру, уселся на услужливо освобожденное место и начал расспрашивать нас: кто мы, откуда, чем занимаемся на реке. Мы тоже в долгу не остались и незаметно втянули его в рассказ о своей судьбе.
А рассказывать ему было о чём. Это и воспоминания его о буйной и трудной молодости, когда его с родителями, от зари и до зари пропадавшими на своей пашне, сорвали с родных мест и, как "кулаков-эксплуататоров трудового народа", выслали в далёкие таежные края угрюмого Северного Урала, как они копали себе землянки в обрывистом берегу Сосьвы, как обживали окрестные места и хоронили своих родных и близких. Это и его воспоминания о защите Сталинграда и штурме Берлина, и о трудной послевоенной жизни.
...Мы с ребятами слушали его, затаив дыхание. Тем временем вокруг нас надвигалась ночь, заря погасла. Из оврагов и низин стала наползать и подступать со всех сторон ночная тьма. Вспыхнули звёзды, а на ближних озёрах загомонили гусиные стаи... Наш костёр то сыпал искры, то бледнел.
- Сколько тут непуганых птиц! - воскликнул кто-то из моих ребят, прислушиваясь к гусиным голосам.
- Раньше ещё больше было. В рощах тетерева, словно куры в огороде, ходили. Ступишь ногой - петух срывается с берёзки, ступишь другой - кура бежит. Хочешь - руками лови, - голос нашего собеседника прозвучал печально.
Эта печаль сливалась с синей ночью, которая опустилась на Сосьву.
Бывало так, что и я, и мои ребята, сидевшие вокруг костра, завороженные воспоминаниями рассказчика, забывали вовремя подкладыватъ дрова, огонь затухал, в ночной темноте видны были только светящиеся угли, от которых вверх струились голубоватые язычки.
В небе катился месяц. Облака плыли под звёздами, то и дело закрывали его. Набежал ветерок, вздул последние искорки костра, и над тайгой потянуло сизым дымком.
- Ну, пора и спать. Завтра рано вставать, - сказал старый покосник, - и, поднявшись со своего удобного сидения, направился в свой незамысловато поставленный шалаш. Мы все тоже постепенно разошлись по своим палаткам и затихли на своих местах.
Лес, река, скалы - всё погрузилось в тёплую летнюю ночь. С гор дул мягкий ветер и порывами проносил запахи соснового леса, лёгкой гари с болот. Густые кроны деревьев тихо, задумчиво лепетали, и еле слышный шорох их сливался и угасал в глубоком безмолвии ночи. Только сквозь тёмные ветви древней дуплистой берёзы, росшей посреди поляны, просматривала луна. В её косых лучах света чуть-чуть дрожали озарённые листья, и тонкий, слегка дурманящий аромат доносился через раскрытый полог в мою палатку. Снаружи доносился неумолкаемый комариный звон. Через мелкие ячейки противокомариной сетки, закрывавшей вход в палатку, еле-еле виднелись верхушки деревьев.
Ночью, когда глубоко и свободно дышит вся природа, и тысячи ароматных испарений насыщают воздух, когда каждый цветок и каждая былинка, согретая солнцем, и тёплая росистая земля, и мимолётное облачко - всё-всё веет чистотой, свежестью, прохладой и покоем – хорошо думается о прошлом, о настоящем, мысли плавно переходят от одних событий к другим...
За многие годы своих краеведческих экспедиций со своими учениками всегда приходилось встречаться с простыми деревенскими людьми, знающими и любящими свой край. Такие люди - это краеведческий кладезь! Надо только уметь слушать и умело направлять нить рассказа в нужное русло. Каждому исследователю всегда нужно помнить истину: культура исследования начинается не с умения говорить, а с умения слушать. Шутитъ, говорить, рассказывать, спорить, беседовать - большое искусство. Промолчать и выслушать - искусство ещё большее.