Ну вот, пока работала над фильмом про ГДР из старых папиных пленок, который, увы, не пропустил Ю-Тьюб из-за скачанной в интернете музыки, накатили воспоминания…
Уехали мы туда всей семьей в 1958 году, потому что папу направили в служебную командировку, и 3 года прожили в небольшом старинном саксонском городке Цвиккау (первое упоминание о нем датируется 1118 годом). В годы существования ГДР там располагалось советско-германское акционерное общество «Висмут», на котором работал папа.
Кое-какие первые впечатления помню, но очень смутно, ведь мне было 5 лет, а Васе – всего 3 года. Помню, что в нашей с братом жизни появились тогда московские конфеты «Мишки» и «Красная Шапочка», которых в Усть-Каменогорске мы даже не видели, и бананы! Мама говорит, что бананов мы с Васей поедали столько, что она боялась за наши животы. Но ничего, обходилось…
Особняк с садом, в котором нас поселили сначала (не во всем особняке, конечно – кроме нас там жили и другие советские специалисты, работавшие в «Висмуте»), находился совсем рядом с красивой церковью из красного кирпича. Когда готовила фильм, выяснила, что она называется церковью святой Катарины, а тогда мы просто называли ее кирхой – по-немецки. В воскресные дни мы прилипали к решетке ограды нашего сада и с интересом и восхищением смотрели, как к церкви подъезжали свадебные экипажи, запряженные лошадьми, как из этих экипажей выходили невесты в белых длинных платьях – они казались мне сказочными феями, а сам процесс наблюдения – каким-то волшебством. Честно сказать, как были одеты женихи – не помню…
Оказывается, церковь святой Катарины представляет немалый интерес с исторической точки зрения – построена она была в 13-м веке, но позже, в 16-м, церковь перестроили, и этот перестроенный ее облик сохранился до настоящего времени. Алтарь в церкви выполнен Лукасом Кранахом Старшим и его учениками, так же, как и кафедра.
Потом мы переехали в дом напротив, на этой же улице, которая называлась тогда Райхштрассе, а теперь, судя по спутниковой карте, которую недавно разглядывала, она называется Катариненштрассе, что вполне логично – скорее всего, ей вернули старое название. Интересно, что на этой карте нашла все наши дома (позже мы переехали еще раз, но тоже рядом и тоже напротив, правда, на другую, параллельную, улицу, которая называлась Лессингштрассе, а сейчас – Альтер Штайнвег (я бы перевела это как Старая каменная дорога), и похоже, что это тоже ее историческое название… Увы, все дома на карте производят впечатление сильно перестроенных, похожих на таунхаусы с небольшими газонами и местами для парковок автомобилей. А тогда это были особняки, принадлежавшие небедным немцам, поддержавшим гитлеровский режим и потому сбежавшим после войны в ФРГ. Интересно, что сад, объединявший территорию двух домов – второго по Райхштрассе и дома по Лессингштрассе (совсем как участки в наших дачных поселках), сохранился, правда, стал похож на общий сквер… А как замечательно мы играли в нем с детьми – и советскими и немецкими, – жившими по соседству! До сих пор помню их имена: Франк, Бригитта, Клаус и Петра. Мы прекрасно понимали друг друга, хотя разговаривали каждый на своем языке. Мама очень удивлялась этому обстоятельству. Видимо, действительно существует и какая-то другая форма общения, кроме языковой…
Кстати о соседях-немцах. Мама очень подружилась с соседкой Ингой Рудорф, женой шахтера (в Цвиккау добывали бурый уголь) и мамой Франка и Бригитты, которые были постарше нас. Во время нашего пребывания в ГДР тетя Инга (вот так по-родственному мы ее называли) родила двойняшек – Хаинса и Ирину, причем назвала малышку именно Ириной, а не Ирэн, потому что хотела, чтобы у нее дочку звали так же, как у ее русской подруги. Позже, в 1982 году, когда мама ездила в ГДР к нашим друзьям Ноакам (с главой этого семейства, Хорстом, папа познакомился на работе) в Берлин, Инга из Цвиккау на своем маленьком «Трабанте» примчалась в Берлин, чтобы встретиться с мамой! И шутила, что это у нее был «Вартбург» (более престижная марка гэдээровского автомобилестроения), просто он попал под дождь, потом под солнце – и потому «усох».
Надо сказать, что в Цвиккау до войны был завод автоконцерна Audi, который объединил 4 компании: Audi, DKW, Horch и Wanderer – отсюда у Audi в фирменном знаке 4 кольца. А после войны, уже в ГДР, на нем стали производить автомобиль, ставший в Восточной Германии поистине народным в силу своей общедоступности – знаменитый «Трабант». На этом заводе и работала тетя Инга. Сейчас «Трабант» – большая редкость, им с гордостью владеют фанаты ретроавтомобилей.
С тетей Ингой связано несколько воспоминаний. Одно из них грустное – на шахте году в 1959-м или 1960-м случился обвал, погибло много шахтеров. Я хорошо помню траур в городе и приспущенные флаги с черными лентами. Мужа тети Инги спасло рождение двойняшек – он в тот день или отпросился пораньше, или взял отгул, чтобы сделать кроватку для малышей. А его смена погибла… Естественно, тетя Инга очень переживала это, а вместе с ней переживала и мама. И однажды тетя Инга, показывая на какой-то дом, в котором веселились во время траура, и из окон неслась громкая танцевальная музыка, в сердцах сказала маме: «Вот посмотри, это немцы, а им весело, когда остальные скорбят о том, что погибли немцы! А ты – русская, твоего отца и брата убили немцы, но ты переживаешь вместе со мной!» Вообще, мама рассказывала, что поначалу им с папой тяжело было слышать немецкую речь и даже общаться с немцами – ведь война закончилась чуть более десяти лет назад. Но они нашли в себе силы и мужество преодолеть свои сложные чувства.
Вспомнила еще, что тетя Инга в наши «лихие 90-е», зная, что у нас большие трудности с продуктами, прислала две большие посылки к Новому году. Посылки провалялись где-то в недрах Белорусского вокзала месяца два как минимум, потому что нам пришли извещения на них только в феврале. Помню, как мы с папой пошли их получать. Вынес их нам какой-то противный еще нестарый мужчина в форме, вскрыл при нас и начал «досматривать». А что там после двух месяцев было досматривать: все чудесные рождественские кексики и колбаски есть уже было страшновато. Целой оказалась пачка молотого кофе. Мужик мерзко-мерзко посмотрел на нас и со словами: «А кто вас знает, может, вам так наркотики переслали!» – вспорол ножом эту пачку. Короче, из еды пригодной осталась только бутылка немецкой водки «Горбачев», которую он «великодушно» нам оставил… Слава Богу, там были и какие-то непортящиеся подарки детям – Насте и Саше.
Однажды дочь тети Инги Бригитта, которой было тогда лет 12, увела нас с Васей на прогулку в город… Вот это было приключение! Мамы в то время не было дома – она уехала на какую-то встречу советско-немецкой дружбы, и за нами приглядывать согласилась соседка, жена советского специалиста. Мы преспокойненько играли в саду, а потом ушли гулять, ничего ей не сказав… Мы гуляли по каким-то старым улочкам, и мне казалось, что вот именно так и выглядит город, в котором жили Кай и Герда… Заходили к каким-то родственникам Рудорфов, там нас угощали… Короче, день прошел необыкновенно! Домой мы и не спешили. На обратном пути решили задержаться на детской площадке с качелями. Вот тут нас и нашла тетя Инга. Я издалека увидела ее, буквально летящую, как большой корабль на всех парусах (она была нехуденькой). Подлетев к Бригитте, она накричала на нее и отшлепала, а нас схватила за руки и потащила в сторону дома… Дома сидела бледная и чуть живая мама, а рядом причитала соседка, собираясь утопиться или повеситься, если нас не найдут! И это было совсем не смешно – дело в том, что тогда граница с ФРГ была еще открытой в Западном Берлине, и иногда детей советских специалистов выкрадывали в целях вербовки их родителей – холодная война была в самом разгаре, а папа-то работал на урановом предприятии!
Кстати, об урановом предприятии… Однажды на нем случилась катастрофа, которая могла перерасти в международную экологическую – в речку Мульду, которая протекает в Цвиккау и впадает в Эльбу (а Эльба, в свою очередь, впадает в Балтийское море), стали поступать радиоактивные отходы предприятия. И папа нашел решение, по которому эту аварию ликвидировали. В те дни он выматывался совершенно, приезжал домой только немного поспать… Чтобы найти место утечки, папа надевал резиновый комбинезон, похожий на болотный комбинезон рыбака, и ходил по грудь в радиоактивной пульпе. Между прочим, немецкие специалисты отказались это делать… Правительство ГДР наградило папу медалью. Она называется «За самоотверженное участие в борьбе против катастроф».
Дом на Лессингштрассе был двухэтажным особняком, хозяева которого уехали в ФРГ после войны, и в нем поселили несколько советских семей. Мы жили на 2-м этаже вместе с семьей Гостевых, тоже из Усть-Каменогорска. 2-й этаж был разделен на две секции с общими входной дверью и коридором. Гостевы занимали 3 комнаты, а мы – 2. В этом доме удивительным казалось всё – старинные резные двери, витражи на окнах, мебель, которую раньше не видели… Самым чудесным был эркер в нашей части квартиры. В полукружии этого эркера обычно стояли стол и стулья, а в новогодние дни родители устанавливали там елку. Мы с братом называли эркер «фонариком». С тех пор я обожаю дома с эркерами!
Играли мы чаще всего у Гостевых – у них казалось интереснее, там было много разных костюмов, шляп и шапок для переодевания. А кто из детей не любит наряжаться! Естественно, я, как и любая другая девочка на моем месте, очень хорошо помню, как красиво стала одеваться мама. Ушли в прошлое самосшитые платьица из ситца и тем более – ватник и черная кубанка, в которых она запечатлена на одной фотографии, когда мне был годик. Шляпки-таблетки, элегантные пальто и костюмы, пышные красивые юбки и два нарядных платья, которые были «живы» даже в Первомайке. Одно из них – с лифом в талию и пышной юбкой из молочно-белого капрона (тогда очень модного, а немцы называли его перлон) с розами, словно нарисованными несколькими импрессионистскими мазками, позже было перешито в мое выпускное платье. Другое – черное, креповое, тоже в талию и пышное, с бархатной отделкой по декольте, – однажды на новогодний карнавал в Первомайском клубе надела моя студенческая подружка Валя Смолькина. Как прекрасно она, блондинка с выразительными карими глазами, смотрелась в нем на сцене, когда пела песню «Хоть поверьте, хоть проверьте, но вчера приснилось мне, будто принц за мной примчался на серебряном коне…»!
Но вернусь опять в Цвиккау… С Леной и Ириной мы обожали рассматривать картинки в кулинарной книге, которая называлась «1000 вкусных блюд». Мне кажется, что она была и у мамы, и у тети Риты. А мамы тем временем любили печь разнообразные вкусности из этой книги и баловать свои семейства. Особенно им удавались наполеоны, эклеры и бисквиты. М-м-м! Именно воспоминания о тех днях и привили мне любовь к приготовлению всяких тортиков, пирожных и пирожков. Сейчас, правда, что-то я обленилась… Возраст, наверное… А вот недавно приятельница вспоминала, как на ее восторги по поводу моих кулинарных способностей я отвечала: «А что тут сложного! Подумаешь – тортик испечь!»
Очень часто мы с Гостевыми двумя семьями или с кем-то из родителей ходили на прогулки. Очень любили Лебединое озеро с лодочной станцией. Папы брали напрокат лодки и дружно работали веслами. Однажды они поменялись кинокамерами – папа снимал Гостевых, а дядя Коля – нас. Самыми же любимыми были дни, когда в город приезжал луна-парк, который мы называли «ярмарка», а приезжала эта «ярмарка» 4 раза в год. Качели, карусели и… американские горки! Обычно папа выигрывал для нас в тире какие-нибудь игрушки.
Во время прогулок в центр города мы обязательно заходили в маленькую частную кондитерскую – там родители всегда покупали нам очень интересные конфеты из марципана в виде ягодок клубники, с листочком из восковой зеленой бумаги, который крепился на ягодке «хвостиком» из обмотанной бумажкой проволочки. Любовь к марципану тоже осталась на всю жизнь. Уже в солидном возрасте, в 2007 году, когда мы были в гостях у наших немецких друзей, перед отъездом домой я купила в магазине несколько коробок с марципановыми конфетами. Продавщица не удержалась и ехидно пошутила: « У нас что – Рождество?» – поскольку дело было летом. Но я решила, что буду выше и ничего не отвечу на эту «невежливость».
Дружба наша с Гостевыми продолжилась в Казахстане после возвращения, продолжается и до сих пор – к сожалению, дядя Коля и тетя Рита уже покинули нас, ушел и их старший сын Саша, но с Леной и Ириной мы общаемся, правда, реже, чем хотелось бы. Они обе сейчас живут в Санкт-Петербурге. Не так давно в Одноклассниках нашлась и Сашина жена Женя (мы с ней знакомы еще со студенческих времен), чему я очень рада.
Ярко запомнилась поездка в город Эрфурт на Ярмарку цветов, которая в ГДР проходила ежегодно. Никогда до этого не видела столько и таких фантастических и экзотических цветов! Мы с мамой и братом даже спасли там одну пчелку, попавшую в воду – подцепили ее на мамин зонтик и посадили на листок кустарника, который рос у небольшого пруда или ручейка, уже не помню. Видимо, пчела сама очумела от изобилия цветов и «перебрала» нектара… Посидев на листке, она пришла в себя, а мы были счастливы – сделали доброе дело. И были награждены за это вкусным мороженым в вазочках, с ягодками и взбитыми сливками, в ближайшем кафе.
Вообще именно в Германии я познакомилась со многими прекрасными растениями – в саду у нас рос очень интересный куст, ветви которого весной еще до появления листьев все покрывались желтыми, словно восковыми, цветочками. Это была форзиция. Напротив нашего дома стоял какой-то странный и неприветливый дом – мама сказала, что это молельный дом методистов. Но около него цвели роскошные кусты рододендронов – и мы старались незаметно насобирать с них цветочки, а потом представляли, что это миниатюрные принцессы в длинных платьях. Эти принцессы жили у нас в замках, которые мы строили из песка – в саду была большая песочница. А еще у нас в саду росла черешня, которую мы собирали и ели. Она была такая большая, что папа обычно забирался на лестницу с корзиной.
К сожалению, большое место в моих воспоминаниях занимает моя ангина, которая случалась у меня так часто, что врачи настойчиво советовали удалить гланды, но мама была категорически против и, кстати, оказалась права. Через некоторое время после того, как мы вернулись в Казахстан, ангины прекратились. Однако в Германии из-за этих самых ангин я часто пропускала интересные поездки. Но одну такую поездку я точно не пропустила, и на память от нее оставалась долго и трепетно любимая открытка с портретом неизвестной красавицы с грустными глазами. На открытке была надпись: «Prinzessin Alexandra». Тогда мы ездили в какой-то замок, к которому имела отношение эта самая принцесса Александра. Запомнилось, что имела она какое-то отношение и к России. Позже я узнала, что это был замок герцога Саксен-Альтенбургского, а принцесса Александра приходилась ему дочерью, которая вышла замуж за русского великого князя Константина Николаевича, сына Николая I и стала матерью известного поэта из семьи Романовых, таинственного КР – Константина Романова. А Иоганн Штраус, между прочим, посвятил ей вальс «Великая княгиня Александра» и кадриль «Терраса Стрельны»… (об этой истории я уже писала раньше).
На предприятии папа познакомился еще с одним немцем – Хорстом Ноаком (я про Ноаков уже вспоминала), он был партийным руководителем округа, к которому относился Цвиккау. Дружба с ним и его дочерью продолжается до сих пор. К сожалению, его жены Рут уже нет, а он сам серьезно болен, но с Моникой и ее мужем дружим уже мы с Аликом. Интересно, что Хорст и мой папа даже чем-то похожи – мимикой, жестами, интонациями… Больше всего Хорст, который в 1982 году занимал приличный пост в СЕПГ, не мог понять, почему папу не выпустили из нашей страны к нему в гости (тогда папа работал в Министерстве цветной металлургии и имел «секретность»). В гости к друзьям мама отправилась одна, а Хорст недоумевал: «Ну как, не пойму, почему Славу не пустили ко мне (!) в гости!» – ведь он бы мог обеспечить папину безопасность. Как замечательный друг Хорст проявил себя еще в 1960 году, когда родители, направляясь к ним в гости (а жили Ноаки в другом городе), попали в страшную автокатастрофу – водитель служебной машины начал обгон на мокрой от дождя дороге, не видя встречного автобуса. Хорст не только постоянно навещал их в больнице, следил за лечением, но и организовал реабилитацию в одном из санаториев Тюрингии. И уже в 1976 году, когда я в первый раз поехала в ГДР в гости, он показывал мне треснутую матрешку – эту матрешку родители везли ему в подарок, а треснула она в той катастрофе. И он столько лет хранил ее на своем письменном столе…
В ГДР я окончила 1-й класс, а училась в школе-интернате при посольстве СССР, который находился в городе Карл-Маркс-Штадт (сейчас он называется Хемниц). Неделю мы жили в интернате, а на выходной ездили домой – за нами приезжал автобус, водителем которого был добродушный немец по фамилии Ляйснер – мы так и говорили: «Поехали на Ляйснере». О самой учебе ярких воспоминаний почему-то не осталось – помню только, что однажды нам рассказывали про убийство Патриса Лумумбы. А после просмотра фильма «Седьмое путешествие Синбада» я почему-то жутко стала бояться полотера (это такое электрическое устройство на палке для натирки паркетных полов мастикой), который стоял в нашей спальне – ночью он мне казался страшным дивом, который в фильме своей лапой давил синбадовых матросов. Из неприятных воспоминаний об интернате – суп-пюре из шпината, в котором плавала половинка вареного яйца. Не знаю почему, но я совершенно не могла его есть и называла «сопливый суп». Даже сейчас мне не нравится шпинат.
Однако всё это, конечно, мелочи. Самое яркое воспоминание того периода – это полет Юрия Гагарина в Космос. Я уже публиковала рассказ об этом как-то и в Моем Мире, и в Одноклассниках. Чтобы не повторяться, процитирую отрывок из того рассказа: «Не помню, какой день недели пришелся на 12 апреля 1961 года, но помню, что уроки у нас уже закончились, и мы гуляли во дворе. День был удивительно солнечный, и расцвели одуванчики, будто добавляя еще солнечного света. Поначалу это была обычная прогулка, но потом началась какая-то суета, подошел автобус, куда погрузили детей и взрослых. В автобусе не хватило места, и нескольких детей, меня в том числе, посадили в легковую машину – видно, какого-то начальника… Погрузились все, и поехали – куда, неизвестно. Оказалось, что нас привезли на митинг, который собрался в честь полета Юрия Гагарина. Все кричали, радовались, обнимались, нам вручали цветы и поздравляли – как представителей страны, гражданин которой первым в мире полетел в Космос. Нас, детей, поздравляли наравне со взрослыми, и я тогда безумно гордилась своей страной – СССР, и это чувство гордости и всеобщее ликование помню до сих пор. Как это, оказывается, здорово – гордиться своей страной, и как хочется гордиться ей всегда…»
Интересно, что папа тоже хорошо запомнил тот день и момент, когда он узнал, что его соотечественник полетел в Космос. Для него это вообще был двойной праздник. Помните, я писала про экологическую катастрофу? Так вот именно 12 апреля ее ликвидировали, и он с коллегами ехал в машине докладывать руководству «Висмута» хорошую новость. По пути включили радио и услышали голос советского диктора: «Говорит Москва!..»
Мама вспоминала этот день так: она с моим братом, еще одним советским мальчиком и соседскими немецкими ребятишками была в тот день в саду. Вдруг на Лессингштрассе начался какой-то шум и стали раздаваться крики: «Гагарин», «Гагарин», «Космос», «Советский Союз»…Шум нарастал, мама вышла на улицу, которая стала быстро заполняться радостно кричащими немцами. Здесь тоже началось всеобщее ликование!..
Вот такие добрые воспоминания о «дружбе разных народов» нахлынули на меня, и так захотелось ими поделиться! И если правда то, что какие мысли одолевают наши головы – добрые или злые, темные или светлые, – такие и посылаем мы в общее информационное поле. А что мы посылаем, то и получаем обратно… Значит, мои добрые воспоминания лягут на чашу весов Добра, а если мы все начнем думать о добром, то чаша эта перевесит!