Старенький "ПАЗик" был до отказа заполнен пассажирами, но продолжал стоять на площадке, - по расписанию отправление ожидалось только через десять минут. Из репродуктора громко оповещали народ о вреде курения и его запрете в общественных местах, в том числе на территории автовокзала. Водитель слегка приоткрыл стекло кабины и закурил дешёвую вонючую сигарету. Дым поплыл в салон. На первом месте сидела женщина с маленьким ребёнком. Мальчик закашлялся. Водитель продолжал невозмутимо курить.
- А что, пройти пятнадцать метров и покурить за пределом автовокзала стоит для вас большого труда? - в упор спросила водителя. - Видите, ребёнку плохо?
Водитель, не поворачивая головы, хмуро буркнул: "Допроситесь! Сейчас высажу всех и будете мёрзнуть на холоде. Начну посадку, как положено по правилам - перед самой отправкой."
- Женщина, что вы возмущаетесь? - подала сбоку голос толстуха в чёрной куртке. - Умничают тут, а нам потом расхлёбывать!
Кабина водителя и прилегающая к ней часть салона наполнились едким дымом. Старушка прикрыла нижнюю половину лица краешком большого клетчатого платка, надетого на голову.
- Валя, тебя тошнит? - наклонилась к соседке такая же пожилая женщина.
- Да ничего, сейчас пройдёт, - стала ловить ртом воздух, названная Валей.
- Водитель, а если у пассажира аллергия на никотин и он впадёт в анафилактический шок, что будете делать? За это придётся отвечать, - продолжила своё наступление.
Водитель молча досасывал остаток вонючей сигареты.
- Кому не нравится, берите такси. Пусть с вами персонально нянчатся! А здесь простой народ ездит, не до чьих-то капризов! - выкрикнула толстуха.
Водитель придавил окурок и продолжал держать его в руке, видно, не решаясь выбросить улику к машине в разгар полемики. Я встала со своего места, подошла ближе к шофёру:
- Вы сейчас грубо нарушили закон Российской Федерации. Я иду к начальнику автовокзала подавать на вас письменное заявление. Посмотрим, как после этого вы заговорите!
Уже не молодой мужчина суетливо заёрзал и спрятал окурок в ладонь, старушка благодарно посмотрела мне в глаза, а на лице толстухи было написано: "Стерва!"
Я вышла из автобуса и пошла в здание автовокзала ждать следующего рейса. Потому что никогда и ни на кого в жизни не доносила. Думаю, в тот день водитель струхнул. Но что-то мне подсказывало - не надолго.
Очередной автобус этого маршрута, поставленный на посадочную площадку, был таким же разбитым "ПАЗиком", но водитель в кабине отсутствовал. Появился он уже с сопроводительными документами. Бегло осмотрел салон, до отказа набитый пассажирами, и сразу же тронул машину.
Едва мы выехали с территории автовокзала, как шофёр спокойно и с явным наслаждением закурил крепкую сигарету. Сизый дым направился в сторону пассажиров, - перегородка между кабиной и салоном отсутствовала, она могла бы хоть немного препятствовать распространению дыма.
Наученная неприятным опытом, я предусмотрительно выбрала место в самом конце автобуса и к тому же немного приоткрыла окно. Было холодно, на меня косо поглядывали, но не задевали.
На просторной трассе водитель ещё разок предался излюбленной утехе. Все терпеливо молчали.
Стоило нам въехать в село, конечный пункт маршрута, как стоявшая впереди девушка попросила:
- Дядя Ваня, остановите возле птицефабрики.
Водитель молча кивнул. Видимо это была остановка по требованию. Следом обратилась кругленькая женщина средних лет:
- Петрович, ну, притормози на переулке, сумки тяжёлые, на оптовом закупалась.- Водитель притормозил.
- Ой, смотрите, школьники бегут! Что-то они нонче опаздывают, видать задержали, - громко и сочувственно оповестил малоприметный мужичок.
Хозяин автобуса терпеливо ждал, пока шумная компания мальчишек и девчонок добежит до автобуса, и так же шумно его оккупирует. На одной из остановок они, дружно галдя, вывалились.
- А вон, глядите-ка, Семёновна стоит со своими утятами. Надо бы помочь ей коробку занести, одной не справиться, - уж больно неудобная! - подсказал кто-то.
Водитель с полуслова намёк понял, нажал на тормоз.
Село было длинным, растянувшимся километров на восемь-десять. Местные маршрутки здесь и не ночевали. Городской автобус был на все случаи, кроме тех, когда не мог заменить личную или специальную машину. А дядя Ваня, он же Петрович, похоже, никому из сельчан не отказывал в их, не всегда для него обязательных, просьбах.
- Кто спрашивал местную администрацию? Скверик перейдёте, будет двухэтажное здание справа, - почти всем корпусом повернулся и посмотрел в мою сторону водитель. Когда уже выходила, доброжелательно добавил:
- Последний рейс в город в шестнадцать часов. Остановка возле того большого кирпичного дома. Смотрите, не опоздайте, а то отсюда больше ни чем не сможете уехать.
Я летела почти на крыльях, таким приподнятым было настроение от только что увиденного - проявления взаимного человеческого тепла и по-настоящему уважительного отношения простых людей друг к другу. И всё это было так буднично, привычно, как принято и как положено.
Тут же вспомнились мои вполне справедливые замечания к водителю предыдущего автобуса. Я поняла, почему в глазах пассажиров они смотрелись, вероятнее всего, придирками. Ведь чиновники в нашем государстве умеют извратить любой, даже самый гуманный закон, искажая его до неузнаваемости проявлением излишней прыти, именуемой личной инициативой.
В данном случае водителям запрещалось коптить небо на территории, где они довольно много проводили рабочего времени и могли после рейса немного отдохнуть и расслабиться. Но от дурной привычке, складывавшейся десятилетиями, не избавиться в три дня. И водители пошли на настоящее преступление, - стали дымить в лёгкие своим пассажирам. Которые из уважения к перевозчикам старались переносить это как временные неудобства, скорее сочувствуя водителям, нежели их осуждая.
Ведь наступит завтра и Иван Петрович, полжизни проработавший на их, не Бог весть каком выгодном маршруте, как всегда, будет подвозить сельчан и ни в чём не откажет. Так нужно ли было подвергать его выволочке и ставить в роль мальчишки, который, прячась от закона, станет вынуждено, почти тайно курить по закоулкам, в позорном ожидании быть привлечённым к административной ответственности дежурным милиционером?
И люди молча, во вред себе, протестовали против дурно, не по-человечески исполняемого, на самом деле разумного, и, по большому счёту, полезного закона.