Этот рассказ - попытка как- то достойно, как говорят, «интеллигентно» пересказать то, что было по-мужицки просто, жестко, грубовато словесно, но с юношескою романтичной улыбкой рассказано в больничной палате Дыроколом.
Да простит меня уважаемый Рассказчик, за то, что именую его этим прозвищем. Получил он его после того, как рассказал, как «накалывал охочих подружек», когда мы в палате по просьбе медсестер заготавливали с помощью скоросшивателей уйму больничных «дел». Ему достался дырокол, которым он ловко орудовал... Это по -доброму шутливое имя мы запомнили в память о встрече с ИНТЕРЕСНЫМ человеком. Афганец. Чернобылец. Мастер на все руки, Певец. Добряк и при этом какой-то стеснительный, застенчивый. Внешне он ничем не выделялся среди нас – пятерых мужиков пред и после пенсионного возраста, балаганно рассказывающих о своих амурных приключениях. Но почему-то врачихи, медсёстры и нянечки, когда входили в палату, сразу улыбались ему, а он опускал глаза...
В рассказе я назвал его Пашкой.
-Не обижайся, Дырокол, из Пашки вышел классный мужик.!
------------
Пашка вчера сдал последний экзамен на аттестат, а этот горлопан Пират - петух опять спазоранок растрепал ему ухо. "Ну точно, сверну сегодня ему башку против часовой стрелки" - подумал Пашка и накрылся одеялом. Задремал. Но Пират опять взревел.
Пашка зажмурился, но тут же открыл глаза. Ему почудилось:
- Пашок, сынка, испей пока тепленькое...
Так его поднимала с постели мама, держа баночку парного молока.... Вот уж полгода, как ее нет. Коровушку отец отвел к другой, а ему приносил деньги на хлеб да на какую еще нужду. Захаживал. Зерно да комбикорм курам приносил. Ведро яиц уносил. Евдокия запах куринного помета не выносила. К пасынку в хозяйство нос не совала. Ждала, когда тот в город уедет учиться, а там, дай Бог, женится, курятник муженек блюсти будет...
Звякнула дверь на крыльце. На пороге появился отец. В плаще, сапогах. Снял кепку. Виновато улыбнулся:
- Я это... Того... В Ростов собрался на недельку, за комбайном. . . Знаю. Молоток. Отличник. Медаль. На те деньжат. Съезди, сразу узнай, где че снять можно. В общагу не лезь Знаю - еще не целованный. Но вижу, вижу, как солнышко в трусах у тебя встает... Бабы да студентки, что тучки, набегут, от ума отведут..
- Чья бы мычала, да твоя бы молчала - огрызнулся Павел, натягивая брюки.
Отец ушел, а он посмотрел на горку подушек на кровате в смежной комнате и вспомнил, как мать перед сном взбивала самую большую, клала рядом со своей, обнимала ее и долго, пока он не засыпал, что-то ласково ворковала вроде того:
- Умаялся, роднушенька.... Охолодел... Ужо тебя согрею... сиськой моей укройся...
Давно Пашка не слышал этого шепота. Уже пару лет. А как ерзала там ночью родительская кровать, пожалуй с пятого класса уже не слышно было... Он уж и не помнит, когда заставал отца в постели. Разве только год назад, когда ему вырезали аппендицит. А мать все потом взбивала его подушку, меняла наволочки да перед сном одергивала на полной груди ночную рубашку перед зеркалом, улыбалась и запрыгивала в пустую на всю ночь постель...
Пират звонко закокал, сзывая подружек и те, как торговки с перекинутими через плечо связками мешков, вытянув шеи, переваливаясь с боку на бок, ринулись к калитке загона будто это был автобус на городской рынок. Пашка еще насыпал в два ведра зерно, а Пират, как по расписанию, подал звонок, только услыхав, как щелкнула щеколда сарая, где хранилось зерно.Пока стая кур топталась у калитки, ожидая кормежку, Пират, ретиво выполнял супружеские обязанности - топтал ту несушку, какая прибегала последней и не успевала задрать голову. Пашке казалось, что некоторые несушки только этого и ждали и после петушиной порки не поднимались с полусогнутых ног, а прижимали шеи к земле и ждали еще... А вот эта, с волнистым хоколком - как с рыжей челкой над левым глазом у его однаклассницы Любки, просто выпендривалась перед петухом. Ну точно - дай ей вместо крыла любкину липкую ладошку да грудь, как подушку, завалила бы любого петуха до утра, дала б ему прикурить куриной слепоты... Точно - Любка.
Закудахтала, будто Любка звала: "Дурачок ты, Пашулик. Я уж пробная. Не сломаешься. Ну кто тебя побережет, пожалеет нецелованного...?"
Пашка со всей силы бросил горсть зерна в эту нахальную несушку. Она подпрыгнула, закудахтала скандально и прижалась к Пирату. А тот клюнул ее в темя и отбросил шпорой в сторону.
- Вот так- то, молодец, Пиратка, осадил шалаву! - сказал Пашка и отсыпал петуху горсть навозных червей, припасенных со вчерашнего вечера на сегодняшнюю утреннюю рыбалку.
- Ну вот и конец вам, чернушки, пеструшки, квочки да кликушки...Уеду. Кто будет вас кормить да поить, чистить ваши насесты да гнезда, да цыплят выхаживать? Мамки нет, а отцовская пава в маникюре ходит, только денежки считает за ваши яички, тушки да пух для подушки...
Гулкий удар, как удар мешка с картошкой об пол, и какой-то прищемленный женский вскрик заставил Пашку повернуть голову в сторону соседской баньки. Из приоткрытой двери шел дым, но шума больше не было. Наверно Тимофеевна стирку затеяла. Соседка имела привычку задолго до восхода затопить, разогреть баньку, настирать гору белья, напариться и поднести себя розовую и пышную, как зефир, с самоваром на выходной завтрак своему муженьку, принявшему ввечеру лишку на грудь.
- И как только она обхаживает этого козла. Уж под сорок, а, может, и поболе, а детишек все нет и нет. Подойдет, возьмет в руку желтенького цыпленочка, поцелует... - как обычно подумал про нее Пашка - Однако, почему дым из двери, а не из трубы?
- Да никак пожар!? - раздался с улицы чей-то крик -Тимофеевна горит!
Пашка оглянулся и увидел вырывающиеся из подлобья двери уже клубы дыма. Быстро перескочил штакетник, глубоко вдохнув, надвинув кепку, зажав на носу уголки воротника рубашки, ворвался в баньку.
Тимофеевна лежала на спине поперек порога между предбанником и парилкой. Аккурат под открытой дверцей печи стоял ушат с сухим еще нестиранным бельем. От упавшего из печи полена белье в ушате вонюче горело и обугленные оспины расползались по складке задранной выше пупка рубашки на теле Тимофеевны. Пашка быстро наклонился, шагнул, но неожиданно поскользнулся и упал прямо на женщину. На полу он успел увидеть раздавленный кусок мыла и два длинных следа от него. "Упала, ударилась, отключилась. Совсем?" - промелькнуло в мозгу, но тут же он успел ощутить толчок от ее живота под собой. Все дальше произошло в один миг. Пашка оторвал подол тлеющей рубашки до ее пупка, вынес на руках женщину из баньки и уложил на траву. Быстро оглядел от пяток до бровей -нет ли следов ожогов и машинально попытался ладонью смахнуть треугольный подгоревший лоскуток внизу живота, между ног, как вдруг получил сильнейший пинок под зад, а затем - удар в скулу:
- Щенок! Чужую бабу лапать! Да я тебя щас... - но мужики повалили Ваську :
- Дурак! Ставь ПашкУ ящик сока за спасенную женку!
------------
Левый глаз припух и с трудом различал поплавок, ныла скула. И клева никакого.
Солнце своей краснорожей тыквой уставилось на него, протянув от уха до уха тонкое облачко ехидной улыбки:
- Перепутал черные бабские самозавитушки между ног с подгоревшим лоскутом? Ну, поделом тебе, пожарный!
Пашка потрогал фингал под глазом, подумал - кровь сочится, а..... кончики пальцев будто обдул ветерок из тех волосков. Он отдернул руку, но по подушечкам пальцев, по локтю, по шее сначала пробежал, потом завис на ушах и вдруг обрушился до самых пят озноб, как перед сладким чихом. Пашка процарапал пальцами песок, но кто-то ухватил руку, потянул в сторону и положил ее ладонь на большой розовый шар из зефира.... Когда в первый раз мама принесла из сельпо эти шарики, Паша, тогда еще совсем пацан, вдруг понял, почему младенцы сосут грудь. Она такая же пушистая и сладкая, как зефир. Только вот у Любки она, наверно, твердая и кислая, как выпавшая из чашки замерзшая простокваша... А этот шар теплый и кто-то в нем вздрагивает, как желтый цыпленок в ладонях....
- Это я. Тетя Олья, как ты зовешь меня - свою соседушку, которой жизнь сегодня спас. Ну куда? Не убирай, не снимай с теткиной грудки ручку свою сильную, добрую, ласковую. Ведь признайся, мурашки бегают? И у меня...
Тимофеевна обхватила двумя руками и прижала голову Пашки к своей голой груди:
- Я это, пришла полоскать белье, искупаться. Никого нет. А сюда подплыла. Ты тут. Один. Пригорюнился. Вот и подползла к тебе, чтоб в рост никто не видел. А на том берегу бабы далеко будут, коровы ихни вон аж где пасутся. Подоят на зорьке своих буренушек да и уйдут. А навиду у скотинушки не зазорно любовью то позаниматься. Ни, ни! Не пущу!
Тимофеевна перехватила его руку, прижала лопух ладони к бутону своих губ, а потом медленно, будто протирая застывшее окно этим шершавым лопухом,открыла Пашке неведомые доселе облака нежности женского тела.
- Ты думаешь, я не чуяла твои касания? Я ожила, когда ты упал на меня, придавил мне грудь и живот, я и вдохнула... да сколь сладко было, хоть в горле першило. Бабоньки повели тебя умываться, а я на Ваську напустилась. Прости его дурня пустого...
- Вот тут, у меня для тебя моя благодарность хоронится. Замочки я еще там на травке у баньки все поскидала, рвется она к тебе не знамо как.Приголубь, приласкай ее...
----------
А на другом берегу Пелагеюшка - бабка вдова пришла корову доить до зорьки, чтобы внуку с его подружкой молока с собой прихватить на вечерний поезд в город. Да всю эту сказку увидала из-под хвоста коровьего. Смотрела и слезы добрые вместе с молоком сдаивала в подойник. Глянет в него, а там будто в пене речной волны Колюшка ее улыбается как тогда здесь на последней зорьке перед войной.
- Да как ладно у этой парочки все получается. - смотрела и радовалась Пелагеюшка:
-Разглаживает он ее, как скатерочку, а она, как чарочка с наливочкой из рябинушки алой, льнет к нему будто губки его по всему телу...Да кто же они, молодые такие, а бережные? Ой, да никак - Тимофеевна!? Она...А он? Павлик! Сынок Машенькин. Царствие ей небесное. Хорошую поросль успела взрастить, да муженька не уберегла от завистницы. А Павлик в нее, в мамочку свою вышел, не поддался ни зелью, ни девкам разбойным. Тимофеевну. Оленьку спас. Жалко. Никак у них с Васькой эта сказка не читается...Ну да Боженька наградит всех радостью...
------------
Пират опять разбудил его спозаранку. Опять звякнула на крыльце дверь. Кто -то тихо вошел. "Отец не поехал" -подумал Павел и сбросил одеяло
У порога стояла Пелагея с банкой молока:
- Испей парного, помяни матушку, да сохрани в себе ее чистую душу.
***