Дети войны. Отчим

Анатолий Силаев
               
  Я поспешил домой, увидев возле своей калитки чужого мужика, которого кобель, конечно же, не пускал. Но прежде чем рот открыть, я юркнул мимо гостя во двор и уже оттуда, под прикрытием умного пса сказал:
  - Ну и что надо?
  - Пригласите маму, пожалуйста. - сказал гость с такой вежливой ехидцей, что даже пёс недовольно рыкнул.
  Я, конечно, и не собирался преподносить этом у хлюсту мать. Видал? Он уже знает маму, адрес, меня и небось гостинцев припёр, вон портфель как раздулся.
  Папа завещал: «Береги мать!» А как тут сбережёшь, если таких, как отец больше нет, а придёт, конечно же, такой, как у Петьки, у Витьки, у Кольки, у Светки Бирюковой, и будет здесь кочевряжиться. Нет уж, со мной такое не пройдёт, решил я.
  Но вышла принаряженная мать, пустила гостя в дом, а на меня взглянула так виновато, так мучительно, что я и обмяк со своим предательским намерением. Я хоть и потерпел поражение, но со двора не ушёл, мало ли что там. По опыту знал, сейчас на обед позовут, а если откажусь, гость на ночь не останется, и мама будет опять плакать, сетовать на нищету, которой конца и края не видно.   
  Но не случилось. Вместо мамы вышел он, и не приглашать на обед, а явно познакомиться со мной, коль уж мама ему понравилась. Как оказалось, прислали его к нам на должность главного агронома с задачей организовать возделывание сельскохозяйственных культур строго по науке, что поднимет урожайность и уровень жизни людей более чем в сто раз. Но это как бы в перспективе.
  А вот восхитившись моей старинной винтовкой марки Бердана, которую я нашёл на свалке и сделал из неё чуть ли не бриллиант, он сразу не только «купил» меня с потрохами, но и тут же усадил за стол с таким набором продуктов, которые мы с мамой только в городских магазинах и видели. Разумеется, после всего того Михаил Петрович остался ночевать у нас, чему я даже обрадовался, размечтавшись о винтовке, об охоте, о нашей новой счастливой жизни.
  - И как же мне его теперь называть? - спросил я у мамы.
  - А как хочешь, он об этом молчит пока.
  На следующий день к обеду Дядя Миша приехал уже на колхозной машине с водителем, привёз мне набор столярного инструмента, маме продукты, деньги. Водитель, разгрузившись, переехал сразу на квартиру в соседний двор. В течение недели нам протянули радио и телефон, покрыли плиткой двор. Мама хотела, было, и памятник с оградкой для родителей заказать, но вдруг всех нас оглушила, сбила, растерзала страшная весть - война!
  Помню, речь Левитана застала нас с соседями во дворе. Я тогда мало что понимал, но навек запомнил, как растерялась мама, заплакала баба Оня, а её дед, что в гражданскую воевал, подобрав беззубый рот, гордо воскликнул «Ничего, ничего! Мы и этим мозги поправим». А вот реакция двух здоровенных мужиков меня даже удивила. Водитель, отвернувшись, сразу закурил, отчим закашлялся, и я даже отметил нечто похожее на улыбку. А в общем в нашей семье тогда ничего существенного и не изменилось - отчим, как всегда, днями, а то и ночами, по полям, по филиалам, мама - до темна тоже в своей канторе.
  А у мена встала проблема с патроном. Гильза-то «родная» у меня одна, как была в патроннике, так и осталась. Отчим придумал как можно сделать дома на верстаке точно такую же, если подыскать трубку точненько под калибр. Подыскал, латунную, двухметровую, привёз порох, свинец, охотничьи гильзы, всё для пайки, а сам укатил куда-то в долгую и, похоже, важную командировку. Приехал через неделю. Так я за эту неделю не только собрал и испытал патрон, но и сшил хромовый патронташ из голенищ старых сапог и набил его двадцатью двумя новейшими безотказными патронами. Отчим во двор - я ему ствол. Он схватил, пальнул вверх, обнял меня, расцеловал и сразу спать.
  Наутро они укатили затемно, прихватив продуктов и тёплой одежды. Да видимо и не зря - по дороге уже непрерывной цепью тянулись отступающие войска и обозы крестьян со своим скарбом, подгоняемые уже близкой громоподобной, раскатистой канонадой. И всё же мы-то думали, что беда ещё далеко, что может и обойти, коль Господь постарается. А она вот, во дворе, в виде ошалелых бабы и деда, да и ещё с бумагой, которую и объяснить толком не могут. Как оказалось, кухонная дверь была приоткрыта и баба случайно услышала короткую фразу на немецком языке, тоже, видимо, случайно сказанную, водителем. Баба - к деду, тот ночь не спал. И пока водитель храпел на всё село, дед, гвоздём открыв машину и вскрыв портфель, спёр наибольшую из бумаг, полагая в ней самую ценную информацию. Расстелив бумагу, мама так и ахнула - карта нашего района на немецком языке со множеством свежих пометок, таблиц, значков, чертежей, разномастных зубчатых линий, обводов и даже рисунков каких-то подземных сооружений с флажками на крышах.
  - Судя по всему, в портфеле остались такие же карты области. - сказала мама.
  - И что же делать? - задумался дед.
  - А вот мы сейчас в сельсовет позвоним. - сказала мама.
  В сельсовете ответил, прямо скажем, не поставленный голос. 
  - Вы кто? – спросила мама.
  - А вы? 
  - Я работаю бухгалтером в колхозе. 
  - А я охранник при военкомате.
  - А чего это вы в сельсовете?
  - Да вот ищу чего бы тут стырить, никого же нет, даже тряпки с окон посдирали. А вы, если к себе не звонили, то и не звоните, нет больше ни Советов, ни колхозов, ни райкомов, ни военкоматов, ни институтов. Все партейные удрали в подполье, потому как немец партейных не уважает. Если вы тоже партёйка, то уж поторопитесь.
  Мама хотела, было, что-то сказать, но осеклась - напротив наших ворот жалобно взвыли тормоза знакомой машины.   
  "Партейка" мама через сени - в огород, в сад, в виноградник, низину, к реке. Я схватил карту и побежал в мастерскую. Дед с бабой показали на меня и вот отчим-фашист у моей двери.
  - Сеня, ты тут?
  Молчу.
  - И чего ты спрятался? А, ты, вероятно, тянешь время для мамы? Так мы ж не гестапо, мы разведка. Нам нужна только карта, там месяц работы. Отдай мне карту и расстанемся друзьями. Что молчишь? Открывай, гадёныш, или сожгу! - крикнул «фриц» и разбил самое верхнее стекло в стальной раме единственного окна.
  Ага, блефует, кидать огонь на карту себе дороже, решил я. Сейчас стрелять в дверь начнёт. И действительно, он так хитро обстрелял дверь, что даже внутренний крючок сбил и меня бы убил, если бы я стоял слева
или справа от двери, или прямо перед проёмом с винтовкой на изготовку. Но я лежал на полу как блин, и когда он, наконец, распахнул дверь, то получил пули в живот и в грудь, затем шагнул ко мне и... рухнул на меня. А уж подоспевшего водителя я убил, лёжа между ногами "отчима". Это ещё не всё - я зря воевал что ли? На прощание я сжёг остальные карты, нарисовал на стене огромную муху, чтобы мама знала, где меня искать. Набрал всего, сколько мог донести и ушёл в лес, к деду нашего папы, который много лет жил там один, занимаясь пчёлами, охотой, орехами и тем снабжая всех своих родственников. Через некое время и мама к нам присоединилась. Так мы и прожили всю войну в лесу.
  А историю эту я написал, выполняя предсмертную просьбу всё того же дедули, который возлюбил меня боле всех своих бесчисленных и не менее геройских внуков.