Мальдивы
Самолёт летел не на обычной своей высоте, а несколько ниже, и радовало, что нам ничто не мешает рассматривать пустынный океан, клубящиеся на горизонте огромные облака и ждать момента, когда покажутся те самые острова, о которых мечтали, читали и наводили всевозможные справки.
И они показались как-то уж очень неожиданно. Я подумал тогда, с чем же их можно сравнить? Закрыл глаза, представил огромную серо-голубую клеёнку и разбросанные по ней обычные домашние, небрежно испечённые блины с белой окантовкой. И круглые и вытянутые, и с рваными краями, и большие, и маленькие, но все выкрашенные тёмной зеленью тропической растительности. Их было много и между ними расстояния в километры, десятки километров или морских миль, это уж как вам нравится.
Летим совсем низко. На воде огромные транспортные корабли. Отчётливо различаются детали их палубных надстроек, подъёмные краны и даже якорные цепи. Но вот мелькают современные здания столицы и единственного города Мальдивской республики - Мале, расположенного на одноимённом острове. Самолёт, приглушая двигатели, катится по рукотворной посадочной полосе, которая всего-то, как нам показалось, на полтора-два метра выше уровня океана и который совсем рядом.
Покидаем аэропорт, проходим лишь несколько десятков метров под командованием представителя принимающей фирмы и оказываемся на океанской (по здешним меркам) набережной. Нас просят немного подождать. Затем устраивают в удобных японских катерах, рассчитанных человек на десять вместе с капитаном-рулевым и его помощником. Когда мы устроены и наш багаж уложен, взревает опять же японский двигатель и, рассекая небольшие волны, катер несётся к месту нашего недельного пребывания, называемого - остров Фан.
Под музыку хорошо ревущего двигателя мы и наши попутчики, супруги из Норильска, выражаем свои восторги при помощи жестов, щёлкаем фотоаппаратами и пытаемся на видео заснять пролетающие мимо густо заросшие зеленью безлюдные острова в лучах заходящего солнца. Световой день подходит к концу.
Через час нас встречают улыбками, гирляндами цветов, а на красивом подносе предлагают бокалы с каким-то соком и нацепленными на стекло ломтиками апельсина.
По дороге к месту проживания, когда наши вещи несли два крепких молодых человека, хотя и один управился бы с лёгкостью, нам показали ресторан и столик, который отныне будет принадлежать только нам.
Удобное, современное, рассчитанное на двоих, одноэтажное гостиничное жилище, со всеми атрибутами современной цивилизации, принимает нас, когда короткие сумерки исчезают под ярким электрическим освещением. Ещё несколько минут и за дверью, если выключить лампочку при входе - кромешная тьма.
–Отличный шалаш! Включим-ка кондиционер, посмотрим, на что он способен? - Я тянусь к выключателю, ставлю на максимум и, раскинувшись на огромной кровати, начинаю рассуждать на тему - а что такое блаженство!
–Вставай! Разберём быстренько вещи и пойдём на ужин.
Вставать не хочется, но надо. Я сажусь, вздыхая вытягиваю в стороны руки, непроизвольно зеваю, впиваюсь взглядом в дорожную сумку, в которой есть полуторалитровая пластиковая бутылка, а в ней весь наш стратегический запас алкоголя.
–С чего начнём?
–Совесть иметь надо! Произносит жена, замечая, как я умилённо разглядываю бутылку. – Куда ты потом, там ведь люди… И со всего мира приехали… О себе не думаешь, о стране подумай…
-Да, про страну здорово сказано. Аргумент весомый!...
Я выхожу за дверь и вижу на небе серпик луны, лежащий на горбушке, а его рожки почти одинаково подняты вверх. Прямо блюдечко какое-то! Совсем не как у нас, у нас серпик всегда вертикальный, проведёшь мысленно палочку и если получится буква «р», то месяц молодой, луна нарождается, а буква «с» - старый, жди новолуния.
На высоких столбах, почти вровень с верхушками низкорослых пальм, ярко горят фонари. Они освещают тропинку по белому коралловому песку между пальмами и кустарниками, через которые искрами отражаются серебристые блики с водной поверхности.
После ужина вместе с норильчанами мы проводим экспресс-обследование окрестностей, если так можно назвать те освещённые пространства, где хорошо видно всё, что под ногами, и где изредка просматриваются силуэты людей и слышен негромкий, иностранный говор. Ухоженная дорожка выводит нас на площадку у самого пирса. За спиной, если смотреть на океан, расположены лавки сувениров, бар, рецепшен и другие ярко освещённые разноцветными огнями административные точки.
От неожиданного и мягкого прикосновения к моему плечу я поворачиваю голову и встречаю добрую улыбку человека, примерно моего возраста. Он что-то быстро говорит, иногда сопровождая слова жестами и, время от времени, дотрагиваясь до моего плеча. Постепенно до нас доходит смысл его обращений. Уж насколько точно, но стало понятно, что он увлекается подводным плаваньем, а лучшего места, чем здесь на Мальдивах, нигде в мире для этого не найти. И, видимо, решив, что я из той же породы любителей нырянья, он стал упорно приглашать меня в свою компанию, чтобы завтра утром…
То ли от растерянности, то ли ещё от чего-то, я произнёс одну из немногих фраз на английском, которые со школьных времён сидели в тёмных чуланах моей памяти: «Ай эм рашен…». Дальше было примерно так:
–О-о-о! - Улыбка шире и искреннее и похлопывание ладонью по собственной груди. Каким-то чувством я понял, что наш новый приятель стал говорить совсем на другом языке. Несколько раз он произнёс слово, звучащее примерно как - «свизленд». То, что «ленд» - земля, было понятно, а вот «свизленд»… Какое-то государство… Первый раз слышу!
–Швеция? - Я показал пальцем на его грудь.
–Но, но! - Завертел головой мужчина. – Свизленд! Свизленд! - Его красивая, черноволосая спутница, скрестив на груди руки, мило улыбалась.
–Норвегия? Голландия? Дания? - Какие там ещё бывают названия государств? Я стоял и пожимал плечами.
–Но, но! Свизленд!
Плавно вытянув руку, его спутница дотронулась до моей ладони и стала перечислять города, названия которых известны с детства.
–Цюрих! Бёрн! Женева!
–А-а-а! Швейцария! Ну, так бы сразу и сказал! А то - свизленд, свизленд…
Наш знакомый взял за руку свою спутницу, стал говорить слова, из которых мы отфильтровали «вайф» - это значит жена и ещё «нэйм» - это имя. И получалось, что имя жены нашего швейцарца было Консуэло.
Всё! Познакомились, выяснили кто откуда и как кого зовут, получили приглашение на подводные прогулки, пора, наверное, прощаться.
–Гуд найт, Марк! Гуд найт, Консуэло!
–Гуд найт!..
Медленно приближаемся к своим жилищам. Я предлагаю норильчанам зайти к нам и отметить первый день, точнее первый вечер и наступающую ночь. Первую ночь, которую мы проведём в такой близи от экватора.
Из минибара достаётся банка тоника, а из дорожной сумки та самая полуторалитровая бутылка. На столе появляются русские конфеты, апельсины и, неизвестно из какой страны привезённые, гостиничные тонкостенные стаканчики. Под обычные в таких случаях слова чокаемся, чего-то доброго желаем друг другу, а под хруст карамелек и жевание ломтиков апельсина делается попытка налить по второй. Женщины противятся, но всё же сдаются и разрешают по половиночке. Время к полуночи, пора спать.
Консуэло! Это имя вживую я слышал сегодня первый раз. Вспоминаю детство, огромные книжные полки в нашем доме и на одной из них в жёлтой обложке большая книга «Консуэло» - Жорж Санд. Несколько раз я брал эту книгу и начинал читать. Но от непонимания, недетскости ставил её обратно, давал себе слово, что когда вырасту, обязательно прочитаю.
В одиннадцать лет школьный товарищ Вова Максимов подарил мне тоненькую книжку «Шопен». Из этой книжки я узнал, что Жорж Санд не мужчина, а женщина и имя её - Аврора Дюпен. И что она и Шопен были очень близки… В памяти сохранился маленький фрагмент из этой книжки о том, как поселились они на каком-то острове в Средиземном море, как болел Шопен живя в полуразрушенном монастыре, и с каким трудом в этот монастырь доставили композитору рояль.
Мои глаза закрыты, камни полуразрушенного монастыря начинают скатываться с пустынного холма в сторону моря. На них обрушиваются холодные зелёные волны, а там в вышине всё уменьшается и уменьшается в размерах безжизненный монастырь, где под сводчатым потолком раскрытый рояль, а исписанные нотные листы разносит по сторонам ветер…
* * *
–Пойдёмте сначала вон туда, а потом обойдём остров справа и вернёмся.
Через минуту над кустарниковыми зарослями замечаем трёхцветный флаг. Любопытство берёт верх, идём напрямую и оказываемся на поляне, где на проволочных растяжках метров двенадцати в высоту стоит алюминиевая мачта с флагом. Скиснувший от безветрия флаг уныло и неразборчиво замотался за мачту, но всё же обозначал свои три цвета.
–Интересно, а почему здесь французский флаг?
–С чего это он вдруг французский? Это наш российский!
–В нашу честь что ли повесили?
–Не знаю, может и в нашу.
–Интер-ресно, надо будет спросить в ихней конторе. Давайте-ка сфотографируемся…
Обходим мачту с флагом, наклоняя головы под проволочными растяжками, и оказываемся на маленьком песчаном пляже, с которого виден соседний остров, лишённый каких-либо строений и признаков присутствия человека. До него метров сто пятьдесят или чуть больше.
Рядом с берегом по пояс в воде стоит загорелый молодой человек, другой, такого же возраста, сидит на песке обхватив колени руками. Собрав свои скудные знания английского в одну кучку и, не желая осрамиться перед незнакомцами, задаю вопрос о названии соседнего острова и направлением руки подтверждаю, что именно вон тот остров меня и интересует. Молодой человек поднимается с песка и громко кричит своему товарищу:
–Димка! Тут какие-то иностранцы чего-то спрашивают!
–А пошли их… - Так же громко доносятся слова ответа.
Наше удивление сменяется заразительным смехом.
–Ах, вы морды рязанские! - Но они нас уже не слышат и мощно работая руками, плывут к соседнему острову.
Пловцов сносит влево и мы понимаем, что в этом пространстве между островами довольно сильное течение.
–Так ведь их и в океан может унести!
–Нет, там ближе к острову течения быть не должно, выберутся. А это просто отлив, видите, как берег оголяется. Через час-два всё успокоится, а к вечеру вода снова прибудет.
Мы провожаем взглядами наших пловцов и, решив, что и нам пора погрузить свои тела в океанскую воду, направляемся к своим жилищам. А чем ещё можно заняться здесь, на этом острове при таком обилии солнца и чистейшей океанской воды? И было бы преступлением не пользоваться всем этим, когда до официального наступления зимы осталось два дня, а в наших родных краях установились двадцатиградусные морозы.
Как там сейчас? Позвонить, узнать?… И уж точно торопятся в это утро мои земляки на работу, несут на руках или катят на саночках в детские садики закутанных в одеяльца и шали своих малышей, проклинают мороз и задержку автобуса. Негодуют по любому поводу, но всё же не теряют надежды в это серое холодное утро, что будет когда-нибудь лучше, спокойнее и счастливее.
–От домика до океана восемь шагов! Заметила, как я здорово выразился? Не до воды, а до океана… Приедешь домой и будешь рассказывать, так мол и так, жили на острове в океане, а до воды было… нет не так, скажешь, что океан был в восьми шагах! А? Здорово? Сразу все рты и пораскрывают!
–Так, угомонись! Я ждать не буду!
–Куда ты без меня? А если акулы нападут, кто защитит?
–Главная акула у меня…
Но я не даю жене договорить и со словами: «Ладно, ладно!...», пролетаю те самые восемь шагов и плюхаюсь в воду. Нет, не так! Плюхаюсь в океан!
Тёплая вода завораживает, солнце греет с такой силой, что если и есть какой-нибудь мозг в позвоночнике или каких других костях, то он неминуемо превратится на этой жаре… Интересно, чего же это мысль не обозначилась до конца? А, ну их, эти мысли! Как хорошо вообще и как хорошо, что хоть на некоторое время можно забыться и ни о чём не думать.
Со стороны пирса по пояс в воде в нашу сторону бредут норильчане.
–Такие там рыбины плавают! У одной на носу вот такой длинный шип и сама она килограммов десять. Если ткнёт своим рогом, то не знаю, не знаю…
Мелководье тянется метров на сто или чуть больше, а за ним резко менятся и цвет воды и наше благодушное настроение только от мысли, что там, в этой глубине с эпитетом океанская, скрывается что-то неизвестное, неисследованное, а значит то, чего следует опасаться..
–Там должны и акулы быть! Интересно, нападают они на человека в этих местах? И где сейчас наши Марк и Консуэло? Почему мы не встретили их за завтраком?
–Акулы это ещё не самое страшное.
–Ага, ногу или руку отхватит, как тогда запоёшь?
–Руку, ногу … подумаешь! Вон Карнега пишет, потерял руку или ногу - не расстраивайся! У тебя ещё одна есть!
–Твоего Карнегу минут на двадцать вон там на глубине опустить на верёвочке и посмотреть, что он скажет? А то - не расстраивайся… тоже мне - умник!
–Есть и пострашнее акул! В Южной Америке живёт пресноводный сомик - кандиру. Он всего-то с палец, не больше, но хитрый сволочь, так и норовит человеку в половые органы забраться. И порой не безуспешно!
–Что, и к мужикам?
–И к мужикам!
–И что делать?
–А ничего не делать, только обрезать.
–Как?
–А вот так! Ж-жик и нету! Тут уж выбирай или жизнь или…
Домики для отдыхающих расположены в два ряда. Парадные (если так можно назвать) входы обращены к океану, каждые в свою сторону, а между домиками асфальтовая дорожка, на которую есть второй выход из жилища и которым пользуется обслуживающий персонал. И вот там, между домиками вдруг слышится сильный гул, а в воздух поднимается белое облако.
–Прорвало какую-нибудь трубу, пойдём-ка, посмотрим!
Мы выходим из воды и встречаем идущего навстречу служащего.
–Вот из ит? - Я показываю рукой на облако.
–Москито! - Служащий крестообразно рубит правой рукой воздух.
–И что, москито капут?
–Капут москито! - Служащий улыбается.
* * *
Ещё не появилось из-за горизонта солнце, а я стою у самой воды с желанием увидеть, как просыпается океан. Вода спокойна и только лёгкие колебания прибрежной кромки напоминают, что океан жив, он дышит и ждёт уже идущую из космоса энергию солнечных лучей.
Замечаю белые пушистые комочки величиной с куриное яйцо, которые быстро передвигаются на множестве своих крючковатых ножек по белому коралловому песку. Да это же молодые крабы! Попытки догнать их и поймать - безуспешны. С места они непредсказуемо срываются и бегут в любую сторону, чтобы мгновенно спрятаться в своей норке, очень похожей на мышиную.
Ага, вот ты куда залез! Я досасываю сигарету и опускаю её в норку. Дымящийся окурок вылетает на полметра вверх. Повторяю эксперимент - результат тот же. Что-то заставляет меня оглянуться, а вдруг кто-нибудь наблюдает и обвинит потом в издевательстве над животными. Ладно, хватит! Заталкиваю окурок глубоко в песок и возвращаюсь.
Холодная баночка «Колы» из минибара выпивается маленькими глотками и приятно заполняет опустевшие за ночь внутренности. Хорошо! Не надо никуда торопиться, никаких забот, кроме одной - идти через два часа на завтрак.
Со стороны, наверное, смешно - пойти поесть это забота. Не добыть тяжёлым трудом пропитание, а просто набрать на свой вкус готовой пищи, какая приглянется, сесть и, спокойно пережевав, проглотить. Испортила нас цивилизация, ой как испортила, если пойти на завтрак стало заботой - разговариваю я сам с собой и неподвижно смотрю то ли на китайскую, то ли на японскую люстру.
–Пойдём, искупаемся. Сейчас ещё ничего, а скоро жара начнётся.
Жена у зеркала готовит на целый день причёску и с зажатыми в зубах заколками, но всё же членораздельно отвечает:
–Иди, я сейчас!
Уже слышны голоса, плеск воды, а из-за горизонта медленно появляется огромный солнечный диск. Я плюхаюсь в воду и, чтобы не задевать ногами дно мелководья, быстро гребу руками. Потом останавливаюсь - вода до плеч, ещё немного и там начнётся настоящая океанская глубина. Рядом, всего в метре-двух от меня, крутятся в воде какие-то полупрозрачные селёдки. Собравшись в кучу они образовывают круг и начинают, подобно хороводу, все, как одна, двигаться против часовой стрелки. Не размахивая руками и стараясь быть незамеченным я приближаюсь к этой рыбьей карусели. Рыбы всё равно пугаются и исчезают, но скоро появляются на новом месте, снова образуют круг и начинают всё с начала.
Надо доплыть до того места, где под ногами уже не виден ни жёлто-белый песок, ни тёмная зелень водорослей, а только пугающая океанская бездна. Доплываю, смотрю, а в голове цифры, обозначающие морские и океанские глубины на школьных географических картах. Страха нет, но лучше плыть обратно. Как-то спокойнее, когда ближе к берегу!
Солнце уже освещает береговую полосу, его лучи скользят по воде, глаза приходится прикрывать ладонью или отводить взгляд в сторону. Куда-то подевались маленькие пушистые крабики и даже норки исчезли ; может закопались? Я сижу на мокром песке, правой рукой выстраиваю каланчу и понимаю, что из этого песка можно слепить что-нибудь стоящее. Ползая на коленях и черпая ладонями песок, творю туловище, голову, ноги и руки. Немного подумав решаю, что пусть это будет женщина. Для этого надо совсем малость - взять, да и приляпать на груди два конуса! Так, теперь надо изобразить волосы. Женщины лысыми не бывают. Ну вот, кажется, и всё! Отхожу в сторону и издали любуюсь своим творением.
В нашем жилище вкусно пахнет чаем. На столе, из эмалированной кружки вместе с парком исходит ни с чем несравнимый аромат. Рядом лежит кипятильник со скрученным шнуром. Без этой универсальной вещи не обходится, пожалуй, ни один российский турист. Хочешь чай - пожалуйста, супчику захотел - бросай в кипяток брикет или высыпай из пакетика. Незаменимая вещь!
–Вот решила узнать, чего мы накупили. Наливай, попробуй!
Я медленно пью горячий чай и после каждого глотка делаю продолжительный выдох.
–Замечательно! Надо было полную сумку купить! Сколько у нас родни и знакомых, а мы что?..
Горячий чай сделал своё дело. Шея, живот и даже руки стали влажными. Надо снова в воду. Я выхожу и вижу двух удаляющихся женщин. Они идут вдоль самой воды, изредка наклоняясь, чтобы поднять сорванный ночным ветром жёлтый лист или обронённую отдыхающими бумажку. На них длинные, до самых пят одежды из тёмной материи, головы и руки также плотно упакованы в непрозрачную ткань.
Моего, только что сотворённого произведения нет. Там, где располагался шедевр, снова ровный песок и больше ничто не напоминает о работе великого мастера! Как я хорошо о себе отозвался! Ладно, я же не вслух! А, вообще-то, себя надо хвалить, изредка, но надо!
Да, Мальдивы - страна мусульманская. И лепить из песка голых баб, да ещё на всеобщее обозрение, это опасно…
* * *
Он появился совсем неожиданно, когда я присматривал одну из низкорослых пальм, чтобы затем на полутораметровой высоте быть сфотографированным, как на самой вершине. Показуха, конечно, обман, но приятно будет потом рассказывать, да ещё и подтвердить фотографией, сделанной (по умолчанию) из положения лёжа у самых корней пальмы. – «Вот, смотрите, на какую высотищу я залезал, не всякому под силу…»
На нём была красная майка с надписями на груди - «Урал, экспедиция, клуб», выполненными на английском языке. И хотя я был абсолютно уверен, что передо мной земляк, захотелось немного покривляться. Снова вытаскиваю из памяти скудный запас английских слов и спрашиваю: «Вы из России?» Мой земляк смущён, на лбу появились горизонтальные складки от поднятых бровей, а взгляд направлялся то вниз, то в стороны. Наконец, после глубокого вдоха он ответил «ес» и улыбнулся.
–Я тоже - ес! - Оба смеёмся, пожимаем друг другу руки и начинаем обычный в таких случаях разговор.
–Значит, отдыхаете? А мы в экспедиции, исследуем прохождение радиоволн. Вон там у нас антенна, видели? На ней наш российский флаг.
–Вот оно что! А мы думали это в нашу честь!
–Считайте, что и в вашу честь тоже!
Объясняем, кто где живёт, приглашаем зайти, чтобы поговорить, расспросить о последних событиях там в родном заснеженном отечестве, да и просто душевно посидеть за чашкой хорошего цейлонского чая.
Мой новый знакомый уходит, у него скоро сеанс связи, а я смотрю на низкорослые пальмы и думаю о непредсказуемой нашей встрече с земляком здесь на маленьком острове за тысячи километров от дома, от ближайшего континента…
Жена с фотоаппаратом появилась, когда наш земляк был уже далеко.
–Выбрал пальму? Залезай, пока я не раздумала!
Я подтягиваюсь на первых ветках, отрываю от земли ноги, изображаю умного человека, сидящего как бы на самой вершине, поворачиваюсь и, понимая, что снимок будет неправдоподобен, требую, чтобы фотоаппарат находился у самой земли.
–Вот так правильно! Щёлкай!
–Эх, тебе бы обезьянку на плечо, цены б такой фотографии не было!
–Где ж её взять на этом острове? У Робинзона Крузо хоть козы были да попугаи, а здесь одни туристы.
Снова лезем в воду, лежим распластавшись на мелководье, поднимаем горстями песок, рассматриваем, как сгустки мельчайших коралловых крошек падают из зажатой ладони, рассуждаем о бедных живых организмах, выросших в океане миллионы лет назад, потом окаменевших и которых неумолимое время превратило в песок.
–Чем бы ещё заняться? Придумай-ка! А то на этой жаре от безделья сдохнуть можно! Уж всё исходили, во все закоулки заглянули, нафотографировали, накупались, належались… Нет, для такого отдыха и двух дней вполне хватит. Вот на Шри Ланке - всё время в движении, хоть и маленькое, но напряжение и разнообразие, а тут… Сидим на этом острове и никого кругом, кроме таких же скучающих людей, воробышка и того нет!
–Утром была вон там какая-то птица. Цапля - не цапля, ноги длинные, клюв тоже, а сама такая несчастная, шея с головой прямо на спине лежит… Стоит неподвижно, как будто размышляет - куда это меня чёрт занёс?
–Ладно! Надо ребятишкам ракушек диковинных привезти, на той стороне их много, там и живые есть, до чего ж красивые… Рубашку накину и пойдём.
В конце острова хозяйственные строения. Отсюда в домики отдыхающих круглосуточно подаётся электричество, опреснённая холодная и горячая вода. И никакого шума генераторов и насосов, а только еле слышимый гул, сравнимый с доносящимся издалека шумом волн.
Рассматривать и собирать раковины становится скучно и я решаюсь сделать серьёзное заявление.
–Пора заняться географией, топографией, картографией и … – Я не знаю, какую «афию» ещё добавить для складности предложения и заключаю мысль прозой: – Пойду, измерю наш остров в длину, а то живём и не знаем… – Отхожу, ставлю левую ногу в воду и, как настоящий землемер, начинаю отсчитывать шаги.
–Вслух считай, а то собьёшься!
Пришлось остановиться и… выразиться.
–Ну кто же под ногу делает замечания!? Сама считать не хочешь, а советы давать, так пожалуйста!
–Шагай, шагай, исследователь! И не отвлекайся!
Иду и, не глядя по сторонам, считаю. Пройдено четыреста шагов, наше жилище осталось позади, а впереди ресторан и служебные помещения. Их надо обойти справа, чтобы оказаться на тропинке с которой будет виден наш российский флаг на алюминиевой мачте, и от которого до конца острова останется совсем немного.
Дело к концу. Девятьсот три, девятьсот четыре и последний девятьсот пятый шаг закачивается по щиколотку в воде. Сколько же это в метрах? Оставляю на влажном песке точно такие же шаги и начинаю оценивать их в сантиметрах. Семьдесят! В среднем один шаг - семьдесят сантиметров. Значит остров Фан в длину шестьсот тридцать метров с копейками. Пойду, обрадую! Может похвалит…
* * *
Вчера мы нашли новое занятие. А дело было так. В конце завтрака случайно заметили, что некоторые туристы прихватывают с собой булочки, хотя по неписаным правилам шведского стола делать это, мягко говоря, недостойно. А потом встретили этих людей на пирсе и наблюдали, как на брошенные в воду кусочки булки кидались сотни рыб, а из глубины иногда вымахивали такие огромные экземпляры, что их сородичи, из опасения за свою малозначимую жизнь, мгновенно исчезали.
Мы пришли на самый конец пирса с припасёнными булками и стали кидать маленькие кусочки. Они поглащались с такой быстротой, что в борьбе за обладание этими крошками, рыбы даже сталкивались носами и вода просто кипела от такой скученности рыб самой различной раскраски. Больше всех метались на поверхности жёлтые с тёмно-синими полосками поперёк тела и очень похожие на наших окуней. Крутились рядом и серебристые и даже какие-то угольно-чёрные пугливые рыбы, реже других вступавшие в драку за пропитание. Попробовали кормить рыб прямо с руки. Они безбоязненно подплывали и брали еду, но иногда принимали пальцы руки за предлагаемую пищу и больно кусали. Крупные держались в стороне и, выждав момент, бросались, чтобы отнять еду у братьев калибром меньше.
–Нет, так дело не пойдёт! Да что это такое, вырывать изо рта у маленьких… - И, чтобы наказать нахалов, я заворачиваю кусок булки в полиэтилен, крепко завязываю и бросаю как можно дальше. Маленький узелок падает на воду, а из глубины вылетают чуть ли не метровой длины особи, очень похожие на наших лещей по цвету чешуи и строению тела, и вместе с добычей исчезают, оставив пузырящиеся буруны.
Меня начинают одолевать сомнения в содеянном. Ведь эти рыбы ни в чём не виноваты. Это их естественное поведение, борьба, если хотите, за выживание. Наверняка она сейчас в своих небогатых мозгах проводит экспресс-анализ:
–Зачем мне этот полиэтилен, если он никогда не переварится? Ну, заглотила! И что? Это мой извечный инстинкт - насыщать при любой возможности свою утробу. А вот зачем появился на краю пирса этот двуногий бледнолицый с садистским наклонностям? Он что за дуру меня принимает?..
Не хорошо! Я оглядываюсь, в мою сторону никто не смотрит. И в это время всплывает из глубины мой узелок, который сразу же становится объектом атаки мелких рыбёшек.
–Молодчина! Не поддалась на провокацию, сообразила и выплюнула.
* * *
–Ещё два шага и точно бы по башке! - Говорю я, когда по дороге на завтрак с пальмы глухим ударом в песок перед нами упал кокос. Светлозелёный и продолговатый он был похож на маленькую дыню, и никак не походил на те кокосы, в основном мохнатые, что встречались нам у торговцев на Шри Ланке.
–Не надо прятать, кому он нужен?
Но я всё же присыпаю небесный подарок песком, чтобы на обратном пути приватизировать его на законных основаниях.
–Что же с ним делать? Он явно не из тех, что годятся в пищу. Смотри, даже ножик не втыкается, оболочка как у гранаты!
–Оставь на столике, может кто заинтересуется.
–Здрасте! Я нашёл, да чуть при этом не пострадал, а вам - нате, берите пожалуйста! Ишь, какие мы добрые… Да я его лучше продам!
–И за сколько?
–За тыщу зелёных!
–Ну-ну…
Отыскав авторучку и клочок чистой бумаги, я рисую единицу, три ноля и знак доллара. Осталось только укрепить этикетку на товаре и ждать покупателя. И это с большим трудом, наконец, удаётся.
Товар лежит на столике верандочки, мимо которой изредка проходят босые, в купальных одеждах и разомлевшие от жары люди. Кто-то из проходящих улыбается, повернув голову в нашу сторону, кто-то вскидывает вверх руки и, слегка согнувшись, начинает искренне смеяться. А кто-то останавливается, напряжённо смотрит и уходит, пожимая плечами.
Мы с женой наблюдаем через слегка зашторенное окно жилища, беззлобно моем кости несостоявшимся покупателям и решаем, что цена явно завышена. Цену надо сбросить!
Выхожу и зачёркиваю нолик, цена стала сто долларов. Сидим, наблюдаем. Всё происходит точно так же. Зачёркиваю ещё один и в это время за спиной появляется немолодая, но очень приятная женщина. Оттопыренным большим пальцем на вытянутой вперёд правой руке она как бы одобряет наш маленький спектакль, отлично понимая, что многодневное безделье под палящим солнцем приводит людей в уныние, переходящее в депрессию. Оказывается и отдыхая можно устать!
В дверях показывается жена со стаканом недопитого чая. Женщины раскланиваются, что-то говорят одна другой, хотя никто никого не понимает, но всем всё ясно. Жена ставит недопитый чай и жестами рук, приглашает незнакомку войти. Та, тоже жестами, отказывается и после слова «момент» быстро удаляется.
–Куда это она? - произносит жена.
–Как куда, за деньгами! Сейчас принесёт десять баксов и заберёт наш драгоценный овощ.
–Он и даром-то никому не нужен!.. Овощ твой драгоценный…
В это время вернулась наша, теперь уже знакомая женщина и протянула жене толстую, пирамидальную шоколадку в яркой упаковке с надписью «Таблерон». Чай пить она не стала, а просто села рядом, отвечала на примитивные наши вопросы, что-то спрашивала сама, и хотя ни мы, ни она не знали языка друг друга, всё было понятно. Или почти всё.
Оказалось, что она тоже из «Свизленд», что живут они с мужем и дочерью в маленьком городке, работает она в гостинице и должность у неё по нашим меркам - что-то вроде кастелянши. Муж у неё инвалид, у него больные ноги, поэтому гуляет он мало, больше лежит в своём номере, читает или сидит на верандочке, подставляя себя тропическому солнцу. И ежегодно за счёт профсоюза они прилетают на три недели на Мальдивы, чтобы поправить здоровье.
Общаться с иностранцами, не зная языка, всегда очень интересно. Главное, чтобы собеседник видел твою улыбку, в которой бы прочитывалось твоё доброе к нему отношение и интерес.
По-моему те самые первобытные люди, когда ещё не умели говорить, общались друг с другом при помощи нескольких звуков, мимики и жестов. И уж точно, они знали, что такое улыбка или плотно сжатые губы, сморщенный лоб и ядовитый прищур глаз. Этот способ общения вовсе не забыт и не утрачен, как это иногда кажется.
К таким выводам я пришёл, когда наша собеседница приставила ко лбу оба указательных пальца и, вытянув губы, произнесла всем знакомое - «му-у-у». Мы догадались, что у них есть корова. А когда она, улыбаясь приподняла и без всякого стеснения покачала под халатом свои груди, а затем, сложив как положено пальцы, показала фигу, стало ясно, что молока корова даёт очень мало или не даёт совсем. И зачем в этом случае переводчик? Оказывается и без знания языка обходиться можно, но всё-таки лучше язык знать!
Нас она тоже понимала. После набора отдельных русских, немецких и английских слов, ужасно произносимых и сопровождаемых плохо объяснимыми жестами, она кивала и это давало нам уверенность, что нас понимают и мы имеем право продолжать беседу. На вопрос, где мы живём в России, я нарисовал на песке нашу Волгу, чуть ниже пузырь Каспийского моря и, сидя на корточках, не спеша тыкал пальцем сверху по течению, каждый раз произнося название очередного города. Собеседница наклонилась, а затем и вовсе опустилась на колени и, опережая мои объяснения, ткнула в то место, где должен быть Волгоград и, как ребёнок, только что отгадавший слово, крикнула - Сталинград! Сталинград! Потом обвела это место кружочком и перечеркнула его крест-накрест.
–Паулюс! - произнесла она и ещё раз перечеркнула кружочек. Как нам было приятно! Какое огромное чувство гордости испытали мы в эти минуты! Но знала ли она, что окружив двести шестьдесят тысяч немецких войск под Сталинградом, а затем взяв в плен ровно половину, наши войска оставили на поле боя шестьсот тысяч бойцов? За ценой не постояли! Как в песне…
–Что же мы ничего ей не подарили? - спохватилась жена, развёртывая диковинную шоколадку. - Ладно, сейчас, что-нибудь придумаю!
Рядом нет женщин и я, развалившись в кресле и вытянув ноги, с наслаждением начинаю отравлять табачным дымом окружающую среду.
–Достань красивую коробочку с чаем, на которой пальмы, чем не подарок?
–И слоника в придачу. - Добавляет жена. - Пойди, отнеси, ты ей понравился… Да смотри, чтоб тебе её дед не накостылял. Штаны надень!..
* * *
–Что же это за профсоюзы у них такие? Каждый год на Мальдивы? На три недели…
–Богатая страна, правительство у них…
–Не надо, не надо! А то мы сейчас в такие дебри залезем, что кроме расстройства и злости, ничего больше хорошего не будет.
Послышался шум летящего самолёта. Он летел так низко, что отчётливо были видны надписи на его брюхе.
–Копия нашего «АН-2», только вот этими лыжами-баллонами и отличается. Гидросамолёт. Первый раз вижу! Чего он тут летает? Не случилось ли что?
Самолёт дважды облетел остров и незаметно исчез.
–Что будем делать с твоим небесным бананасом? Завтра уезжать, покупатель не нашёлся, домой я его не возьму!
–Надо его вскрыть и посмотреть, что там у него внутри, только вот нечем. Пойду к нашим радистам, уж у них-то должен быть приличный инструмент.
–А не проще кому-нибудь подарить?
–Подарить? Да их за последнюю ночь столько насыпалось, что через них перешагивают, а ты - подарить!
Я ухожу к радистам. Все четверо в сборе, они допивают чай и поглядывают на часы. Им явно не до праздных разговоров - сейчас начнётся сеанс связи.
–Чаёк у нас свеженький, хотите? Только что заварили! - предлагают хозяева. - А инструмент в коробке, берите, что надо!
Беру ножовку и стамеску, этого будет достаточно. Прошу, если можно, узнать про погоду в Москве, объясняю, что завтра летим и, распинывая босыми ногами песок, возвращаюсь.
Если вы представляете, как можно распилить грецкий орех пилочкой для ногтей, то поймёте, каких усилий стоило разделить наш дикий кокос на две половинки. А в руках у меня была ножовка по металлу!
–Ой, дурак! Столько времени и сил потратить, чтобы увидеть эту белую безвкусную массу!
–Ты же сам жаловался, что не хватает движения, напряжения, разнообразия… Ну вот, получил?
Подошли норильчане. Понюхав половинку распиленного кокоса и сняв пробу с кончика ножа, куда-то в сторону был произнесён короткий приговор: «На закусь не годится1»
–Прощальный стол до ужина или после?
–После, после! А то и закусить нечем! - в один голос заявили женщины.
–Понятно, прихватим!..
* * *
После завтрака начался дождь. Он был совсем некстати, потому что предстояло идти оплачивать мелкие счета за телефонный разговор с Россией и выпитые за неделю напитки из минибара. А ещё обратиться в рецепшен и узнать, когда за нами придёт катер, дойти до сувенирных лавок и что-нибудь купить на память, поскольку времени на это раньше не хватало.
Дожди были и до этого, почти каждую ночь, и даже с грозой, но мы их не замечали, не слышали, а лишь обнаруживали ранним утром алмазные россыпи на широких листьях, да следы крупных капель на чистом коралловом песке и мокрую асфальтированную дорожку.
–Уезжать в дождь - хорошая примета! - Говорит жена, аккуратно укладывая вещи. - Ты своего ничего не забыл?
Я выхожу на веранду и наблюдаю, как начинают редеть низкоползущие облака и, как далеко, почти на самом горизонте, уже появились солнечные просветы. А тёплые дождевые капли то уменьшаются в размерах, превращаясь в водяную пыль, то снова увеличиваются, звучно стучат по листьям и крыше.
Выбрав момент, я добегаю до административного помещения, отдаю счета, расплачиваюсь и, увидев на столе служащего маленькую коробку с монетами, протягиваю два доллара.
–Ченч ми плиз! Ай вонт ту хев мальдивс металлик мани! - Ба-а! Я сам не ожидал, что на такое способен. Надо же! И без запинки!..
Служащий смотрел на меня очень внимательно, потом перевёл взгляд на коробку с деньгами и медленно стал наполнять свою левую ладонь монетами. Я дважды поблагодарил и вышел.
Под небольшим аккуратным навесом у телефонной будки-автомата стоят мужчины из числа обслуживающего персонала. Пока идёт дождь многие работы приостановлены: не надо выискивать принесённые приливами водоросли на мелководье, следить за чистотой и выполнять другие работы под открытым небом. В такие часы можно позвонить домой, в Мале или на другой остров, где есть с кем поделиться новостями или необходимо сообщить что-нибудь важное.
Вещи упакованы. В нужном месте паспорта, деньги, билеты…
Я выгребаю из карманов российскую мелочь с двуглавыми орлами и размазываю монетки по столу, заранее представляю, как долго будет рассматривать их служивый юноша, который ежедневно наводил порядок и которому эти монетки будут в диковинку.
В просторном холле, где рецепшен, мы оккупируем с норильчанами четыре кресла, рядом ставим вещи и предаёмся грустным мыслям о расставании с этим островом. Ешё немного и наши вещи понесут по деревянному настилу в самый конец пирса, уложат их в катере и каждому подадут руку при посадке.
–Надо приготовить два доллара! Где они у тебя? - Жена легонько толкает меня локтем.
Дождь прекратился и над водой стал расстилаться лёгкий туман.
–Что-то, вы мужички, уж очень грустные?
–А мы сейчас в ресторан… Там и поднимем настроение!
Женщины переглядываются и после небольшой паузы нам дают согласие.
–Только не перестарайтесь!
В ресторане ни единой души. После негромкого «а-у»! за стойкой появляется молодой человек в белоснежной рубашке с чёрным галстуком и, улыбаясь, вопрошающе смотрит на нас. Щёлкаем себя по горлу и, на всякий случай, произносим: «Алкоголь, плиз!»
После недолгого выбора, останавливаемся на бутылке чилийского вина. -А покрепче нет? - и со словом «алкоголь» я раздвигаю снизу вверх руки. Бармен качает головой. - Хау мач? - спрашиваю я.
–Восемнадцать, так восемнадцать. - Оставляем двадцатку, берём бутылку и бокалы и устраиваемся за столиком.
Бармен не надоедливо наблюдает за нами, потом подходит и кладёт на столик два доллара.
–Интересно, если мы оставим их здесь, он будет нас догонять?
–Оставим, пусть догоняет!
Лёгкий туман исчез и только мокрый асфальт кое-где продолжал испарять влагу под мощным напором солнца.
Показался катер, а наши вещи уже несли и мы последний раз, ни с кем не попрощавшись, ступали по деревянному настилу.
* * *
В первых числах декабря мы вернулись домой. Через две недели, когда были готовы фотографии, я выбрал одну из них и вместе с письмом отправил Саду. Я поздравлял его с наступающим днём рождения, рождественскими праздниками и просил передать большой привет Гере и его родителям.
В январе от Саду пришёл ответ. Он благодарил за поздравления и сообщил, что Геры больше нет. Русские туристы, прилетевшие встретить Новый год на Шри-Ланке, пригласили Геру в свой отель Танжерин, хорошо выпили и пошли купаться. Первой же волной его накрыло и унесло в океан, выплыть он не сумел.
Я отложил письмо и задумался. Гера, Гера… А я даже не знаю его настоящего имени. Гера - это имя для русских.
Имя Саду я пишу латинскими буквами, как это обозначено в его визитной карточке, которую он подарил мне а аэропорту Коломбо - Pallekande Rathanasaro Maha Thero.
Как-то незаметно исчезла с руки белая нитка, завязанная Саду при расставании, а чёрные слоники, с задранными вверх хоботами, ежедневно напоминают о маленькой и прекрасной стране в Индийском океане.
И каждый раз, когда идёт музыкальная заставка перед телевизионными новостями, я смотрю на вращающийся глобус и ищу маленький остров чуть ниже и правее опущенной вниз вершины-треугольника соседней Индии, и Мальдивский архипелаг, который на этом декоративном глобусе почему-то не уместился. И вспоминаю, вспоминаю…
САДУ
Сегодня 13. 08. 2011год. А вчера я совершенно случайно нашёл письмо от Саду. Об этом письме я много раз упоминал в разговорах с разными людьми, но всегда мои поиски этого документа (а по-другому назвать это письмо я не могу) заканчивались неудачей.
В своих заметках «Острова» я упомянул о письме от нашего гида на Шри-Ланке, настоящее имя которого пишется так – Pallekande Rathanasaro Maha Thero, а называть себя он просил – Саду. Саду переводится с ланкийского – монах.
Эти заметки-воспоминания я написал в 2007 году, через десять лет после реальных событий. И там (подвела память), я написал, что письмо от Саду было получено в январе. Это моя ошибка (на два месяца). На самом же деле письмо было получено в начале марта 1998 года, за десять лет до написания воспоминаний.
И вот вчера… Письмо от Саду напечатано на машинке, (возможно лента была очень старой) и за те 12 лет, пока письмо скрывалось от меня, буквы стали настолько бледными, что читать (всматриваться) приходится с большим напряжением. Поэтому считаю своим долгом обновить текст. Оставляю за собой право сохранить присланное письмо без всяких исправлений. Надеюсь, что это письмо, даже если попадёт в руки невежественных людей, не вызовет кривых ухмылок. Всё как есть…
Вот текст этого письма:
Здравствуйте, мои дорогие Владимир и Татьяна!
Я получил ваше письмо. Я очень благодарен за это. Прошу глубокое извинение за то что Я не смог ответить вам сразу. Я был очень занят.
Большое спасибо («спасибо» на-писано от руки) за фотографию. Каждый день Я работал с туристами из России. Большой привет Вашей супруге Татьяне. Как дело и здоровье.? (вопр. знак от руки)
Я бы нехотел разкассать вам о следующем событии. Но придётся так как вы наши друзья. Вы передали привет нашему Гере (Гид который был с нами) Вот он 18 фев. поехал с туристами на пляжь (океан) На пляже они выпили так много. Наш Гера сидел на камень. В это время сильная волна унесла его. Он утонул и умер.
Вот так скончался Наш друг. Его похоронили 21 фев. Это было самое печальное событие нашей жизни. Ну что делать Это его судьба. Я думаю что вам тоже больно будет когда это слышно. Скажите всем кто его знали.
Я хочу приезжать в Россию в июле. Если будет возможность я приеду к вам. Ещё раз вам большое спасибо за письмо. Желаю Вам крепкого здоровья и всего наилучшего.
С большим уважением
Саду.
(подпись)
P. S. В Коломбо, по дороге в аэропорт Саду, провожая нас, повязал на наши руки белые нитки и сказал, что теперь целый год ни с нами, ни с нашими близкими ничего плохого не случится.
Действительно, целый год мы жили счастливо и не догадывались, что нас ждёт и что может произойти в нашей семье. И произошло самое страшное – ровно через год, в декабре погиб наш сын Александр. Ему было 27 лет.