Ромашки

Владимир Пеганов
    Елизавету Ивановну в нашем дворе знали почти все. Маленькая, худенькая женщина ещё год назад выходила из своего подъезда, прятала ладони в рукавах давно сшитого и уже не модного пальто и, соединив их вместе, стояла и смотрела. Иногда она медленно прогуливалась вдоль дома, останавливалась около молодых мамаш с колясками, говорила добрые слова, после которых на лицах мам появлялась улыбка и румянец.
 
  Двадцать лет назад, когда пятиэтажку только что заселили и жильцы ещё не знали друг друга, а дети присматривались, выискивая сильные и слабые стороны сверстников, чтобы кого-то признать безоговорочным лидером, а кого-то сделать объектом постоянных насмешек и унижений, Елизавета Ивановна остановила Вадика и спросила:
 
  -Ты, в каком классе учишься?

  –В восьмом.
 
  –А сколько падежей в русском языке, знаешь?

  –Да, семь, то есть шесть!

  –Тогда скажи мне, как будет слово «время» в родительном падеже?

   Вадик сморщил лоб, посмотрел куда-то вверх и со вздохом выдавил:

  –Времени!

  –Молодец! А ты только что спросил: «Сколько время?», ну ступай, раз торопишься.

  Прошло после этой первой встречи шесть лет. Вадик стал Вадимом и уже заканчивал третий курс университета. Майским утром перед Днём Победы он неожиданно встретил Елизавету Ивановну  и, замедлив шаги, поздоровался.

  –И тебя, Вадим, поздравляю! Спасибо, что помнишь! А про падежи не забыл?

  –Нет, не забыл.

  –А числительные сможешь? Вот, например, четыреста восемьдесят девять?

  …Потом прошло ещё несколько лет, Вадим закончил университет, женился, стал работать и начал собирать материал для кандидатской диссертации. Накануне вечером он отвёз жену в родильный дом. А всё сегодняшнее утро пытался дозвониться и, ничего не добившись, направился сначала в магазин, чтобы купить фруктов, соки и шоколад, а уж потом туда, где с радостным волнением он будет ждать у справочного окна самого важного в его жизни известия.
 
  Елизавету Ивановну Вадим встретил, пройдя совсем немного.

  –Я рада за вас! Иметь такую замечательную супругу, а теперь ещё и наследника…

  –А если девочка?

  –Ну и хорошо, а следующим будет мальчик! Знаете, Вадим, я давно хочу с вами поговорить, человек вы образованный и меня легко поймёте. Вот улягутся ваши радостные хлопоты, зайдите как-нибудь.

  Вадим зашёл к Елизавете Ивановне через месяц. Она усадила его за стол, расспрашивала о первенце, о жене, а когда Вадим вежливо отказался от чая и незаметно посмотрел на часы, что не ускользнуло от внимания хозяйки, вытащила из-под кровати коричневый чемодан. Он был заключён в полотняный чехол, какие были почти на всех советских чемоданах послевоенного времени, как и галоши на ботинках в сырую погоду. Аккуратно расстегнула пуговки и раскрыла его прямо па полу. Чемодан был полон рисунков. Это были и альбомы и отдельные листы, выполненные акварелью и цветными карандашами. И на каждом рисунке были танки. Нарисованные в самых  невероятных позах, стреляющие и горящие, лежащие на боку, перевёрнутые, сходящиеся лоб в лоб с противником и вздыбленные, с красными звёздами и чёрными крестами, с надписями на башнях «За родину, за Сталина» и всегда рядом бездыханные тела танкистов в чёрных комбинезонах, и дым…

  –Мне уже много лет, Вадим. Из родни у меня никого. Правда, есть где-то племянница, но она вряд ли будет рада, когда узнает о такой развалине как я. Эти рисунки никто не видел, я рисовала их для себя. С каждым рисунком я разговаривала, как с живым, и на каждом я видела своего родного человека. Мы были вместе всего два месяца, а в начале июля я проводила его на фронт. Он писал мне письма, а в некоторых присылал высушенный цветок или листик. Я все их сохранила, они здесь, в этом чемодане. Это у меня самое дорогое.

  А осенью сорок четвёртого письма приходить перестали.
 
  Елизавета Ивановна поднялась и вышла. Через минуту она вернулась со скомканным платком в руке и, время от времени, вытирала раскрасневшиеся глаза.
 
  –Я прошу вас, Вадим, взять этот чемодан. Вы историк, вы разберётесь, вам я доверяю. Скоро меня не будет, а вы всё просмотрите или покажите ещё кому-нибудь, я ни на что не претендую, мне уже ничего не надо. Вдруг найдётся что-то стоящее. Возьмите, а то пропадёт, сейчас никому это не интересно…

  –А кто был ваш муж?

  –Учитель русского языка, а воевал танкистом. Где и как погиб – я долго не знала. Писала много и в разные места, но только через два года в самом конце войны пришла мне казённая бумага, что в июле 1944 года, в бою с немецко-фашистскими захватчиками он пал смертью храбрых. Похоронен в братской могиле у селения Шахово.

  –Елизавета Ивановна, а почему вы заставляете мальчишек на улице склонять по падежам число – четыреста восемьдесят девять? – Вадим попытался перевести разговор в другое русло.
 
  –Знаете, Вадим, меня коробит, когда я слышу по радио или по телевизору  неграмотную русскую речь. Мне кричать хочется, когда люди на всю страну коверкают слова, неправильно делают ударения, но больше всего – совершенно не умеют обращаться с числительными. Такое впечатление, что в школе их даже не пытались познакомить со склонением числительных по падежам. Я уж молчу про наших депутатов и министров, но когда комментаторы, которым сам бог велел говорить правильно, или дикторы… Мой муж любил правильную речь. И, знаете, как он возмущался, когда слышал чей-нибудь разговор, засорённый словами-паразитами.

  Елизавета Ивановна помолчала немного и добавила:
 
  –А что касается числа – четыреста восемьдесят девять, то здесь всё просто. Известно, что немцы за всю войну изготовили четыреста восемьдесят девять танков «Королевский Тигр». И я уверена, что один из этих четырёхсот восьмидесяти девяти и стал причиной гибели моего танка. А когда я  рисовала, то, даже не знаю зачем, перебирала мысленно в голове числа, мне очень хотелось найти этот «Тигр» и сжечь его без остатка! Было лето сорок третьего, потом сорок четвёртого... Вы знаете, какие тогда шли сражения. Вот и всё.

  У подъезда Елизавета Ивановна стала появляться реже, а вскоре и совсем перестала выходить. Вадим изредка навещал её, приносил кое-какие продукты и договорился с соседями, чтобы они присматривали за Елизаветой Ивановной.

  А после новогодних праздников Елизавету Ивановну похоронили. Чемодан Вадим принёс на кафедру истории, где его стали разбирать, внимательно разглядывая и обсуждая каждый рисунок. Танки, танки, взрывы, изуродованные тела…

  –Смотрите! Здесь цветы!
 
  На рисунке был букетик обыкновенных луговых ромашек. А на обратной стороне  короткая надпись:

  "С таким букетом я встречу тебя, любимый мой!" – И дата: - Июль 1943.

  Больше цветов на рисунках не было.
 
  В одно из летних воскресений Вадим пришёл на могилу Елизаветы Ивановны. Он поправил наклонившийся крест, установленный в морозные январские дни, убрал с могильного холмика сорняки и аккуратно положил букет ромашек. Ромашки были крупными, садовыми, не луговыми.

                2001 г.