Исповедь алкаша

Старик Титов
  Пить я начал давно, Господи. Очень давно. В самом начале второй полвины двадцатого века. За рубежом, в Венгрии. Там вообще мало , кто не пьёт. Представляете – родиться в Венгрии да ещё пусть и с малюсенькой, но уже русской душой! Отец был летчиком и жили они с мамой и старшим моим братом в Будапеште , будучи откомандированными туда от Массовлета ( праотца Аэрофлота), где я и появился на свет в двух остановках трамвая от парламента по адресу :Тиноди уца кято А ( Как сейчас адрес помню. Шутка).               
Так вот, на одном из пикников, где собрались представители посольства и немногочисленные авиаторы с семьями, в меня четырехмесячного и влили впервые чайную ложку Фехир Чемеге ( это вино такое) и , окунув в Балатон, якобы совершая обряд крещения, уложили в тенечек, дабы не мешал обществу культурно отдыхать, где я и уснул во хмелю. Потом отец разбился. Это часто случается с летчиками. Может потому, что ты , Господи, забираешь   к себе удовлетворяя потребность их души – летай на здоровье.
  На долгих четыре года с пьянством я завязал. Мама вышла замуж. И у меня появился замечательный учитель и наставник. Уроки как пить и что при этом говорить проводились довольно часто. А для закрепления пройденного материала и опять же дабы не мешал педагогам в их очень важной беседе у магазина, отчим вручил мне бутылку пива и я , сидя на бережке журчащего арычка, всю её уговорил потихоньку. Как меня принесли домой и как «скорая» откачивала дитя я конечно не помню. Но что интересно, - ни этот ужасный для организма случай, ни многолетние нравственные ( а зачастую и телесные) страдания от поведения «папы» не отвратили меня от змия, а даже как-то наоборот.
   Эта школа продолжалась как и все общеобразовательные десять лет. Появились младшие брат и сестра. И , видимо, старший брат смог как-то критически воспринять и переработать внутренне учебную программу отчима, а младшие по-малолетству просто не успели впитать её. В результате, когда матушка таки удалила из семьи это учебное пособие, науку освоил только я. И, кстати , нисколько не огорчался такому приобретению.
Конечно, годы «учебы» были наполнены различными душевными (от унижения) и физическими ( от побоев и недоедания) неприятностями, но, оглядываясь назад, как говорится -  с высоты прожитых лет, я обнаруживаю в них столько прекрасного! Детство и молодость мои были весьма насыщены событиями. Я обучился игре на баяне ( с подачи отчима, - частые гости любили «мурку») окончив три класса музыкальной школы, там же – полугодовые курсы пианистов, брошенные по причине удовлетворявших меня успехов в музицировании. «Талантливый мальчик» - говорили гости, извергая вместе с похвалой плотный халявный перегар. Зато какое пиршество закатывали этот мальчик со своими братьями и сестрой после мордобоя, устраиваемого отчимом в конце каждого вечера своим собутыльникам,выпроваживая последних пинками и последними же словами и засыпая тут же на диване, - остатки различных салатов, гарниров и дичи ( до сих пор слюнки текут). «Папа» был заядлейшим охотником и иногда за одну «вечерку» и «утрянку» привозил до сорока штук уток разного калибра, которые всё семейство ощипывало на подушки и опаливало на газу дабы успеть к наплыву очередной компании. На рыбалку и охоту меня брали довольно часто. Это были пески и степи, горы, реки и озера, - всё, чем изобиловала природа нашего благословенного края. Природу эту я полюбил всем своим маленьким сердцем, но не только по причине прохождения «практики», где вино лилось рекой,  для чего она дарила нескончаемое количество поводов рыбакам и охотникам ( одних только наименований рыб, водоплавающих и вообще не плавающих птиц, хрюкающей и бегающей живности было множество десятков), - мне же она дарила необъятную свободу в созерцании, в осмыслении мира и себя в нём, в самом моём животном существовании, когда душа замирая сжимается от таинственности ночи в каменистом ущельи или от бескрайности утренней степи, свободу, не нарушаемую даже песнопениями и ночным храпом уставших добытчиков.
  У меня резко расширились пространственные границы. Отчасти ещё от пеших путешествий по городу в учебное время,  прогуливая некоторые дисциплины по пол-года. «Талантливый мальчик» при этом очень неплохо учился, схватывая всё на лету, отменно рисовал, писал сочинения стихами. В частности выпускной экзамен по литературе был написан после двух (!) стаканов вишневой наливки, кои были выпиты залпом у друга, живущего возле школы, куда мы с ним забежали , отпросившись в туалет. ЕГЭ еще не был изобретен. Одним словом – Бахуса я включил в своё ближайшее окружение ещё в школе. А за неимением денег на дружбу с ним придумывал авантюрные ( и чреватые) способы её поддерживать. На углу городка был продмаг на первом этаже жилого дома. Нововведением в нем была система самообслуживания. У входной двери сидел за кассой кассир и от него под прямым углом располагались два торговых зала так, что обзор был обеспечен ему равномерно во все стороны. В магазине этом было всё, от пуговиц и рулонов ханатласа до хлеба и вина. Последние продукты располагались неподалеку друг от друга в левом зале. В правый зал заходил мой подельник и бестолковыми вопросами отвлекал кассира от самих себя обслуживающих посетителей. А они, то есть я, в это время укладывал бутылку вина в заранее приготовленную буханку хлеба, из которой предварительно (дома) удалялся макиш , но оставлялся верх, лежавшую у меня в непрозрачной сумке. Далее с невозмутимым видом подходил к продавцу-надзирателю и , раскрыв сумку и показывая содержимое, платил двадцать копеек.
 Остановились, видимо, во-время. Благо было на что переключиться. Мы купили дачу. На берегу озер Чардарьинского водохранилища, образованного перекрытием Сырдарьи. Дичь и рыба были там в таком изобилии, что не было даже особой необходимости в средствах лова. В поселке, а назывался он Рисовое поле, где некогда жили корейцы и выращивали в пойме рис, было две улицы, магазин с хлебом ( остальное росло в садах и огородах) и начальная школа, перед которой по вечерам устраивали танцы для всех жителей. У каждого хозяина было по полтора-два гектара земли, львиную долю которой занимали виноградники. И находилось всё это великолепие между третьим и четвертым отделениями совхоза имени Кирова. Винсовхоза! И тут всё сразу встаёт на свои места. Вина матушка делала до полутонны ( и ещё чачи литров восемдесят) в сезон. Часть его продавалась. А большая часть… Уже в старших классах ужин без вина вспомнить невозможно. Потом появилась первая любовь. Случилось это на новогодней вечеринке в девятом классе. Господи, как же тогда хорошо пилось! Молодой организм мгновенно окислял всё выпитое и выплескивал из себя не блевотину, извините, как много лет спустя, но все свои таланты, кипучую энергию, живость ума и остроту языка, галантность и изысканные манеры (не знаю откуда взявшиеся). И никакого тебе похмелья. Через пять лет мы поженились. А прожив вместе ещё пятнадцать лет – разошлись. Но это потом. А пока было устойчивое приобщение к стакану, не мешавшее, как казалось, нормальному течению жизни и строительству перспектив на её будущность.

  Прости, Господи, - технический перерыв. Так много говорить – горло пересохло.

  Ну- те-с, на чем, бишь, мы остановились?
Далее было училище. Авиационное.(дневной институт исключался по причине многочисленности семейства). Там кормили, одевали, давали специальность и офицерское звание. Эта прелесть длилась два года с половиной и находилась в г.Кривой Рог , там, где Украина. Армейская дисциплина и напряженный образовательный процесс не помешали однако ( и даже наоборот – обуславливали) устойчивую молодецкую тягу к продукции самогоноварения, кою ведрами поставляла нам прямо за забором живущая старушка-хохлушка. Из буряка. Свёкла такая. А через полгода мы сколотили музыкальный коллектив( джазбанду, ансамбль, группу) и , назвав его «Потенциальный барьер», и долго объясняя замполиту сущность термина из теории полупроводников для выдачи его разрешения на подобный бренд(он озвучивал название без «н»), получили дополнительные свободы для репетиций, концертов и даже гастролей, а так же свою комнатку( музыкалку) при клубе, в которой в изобилии хранилось и употреблялось вышеуказанное зелье, необходимое для поддержания творческого состояния. Годы пролетели хмельной мухой, но эта пора снится даже спустя сорок пять лет: бессонные ночи перед сессией, тупая муштра и шагистика на плацу, учебный аэродром, КВНы, танцевальные вечера по выходным , где наша группа блистала в шикарном танцзале училища с каким-то умником придуманными зеркальными полами, в которых блистательно отражалось нижнее бельё посетительниц из числа «постоянного состава», живущих окрест и желающих выйти замуж за курсанта, предъявляя порой убийственный аргумент тому же замполиту в виде округлого живота с фамилией «автора», вечеринки в женских техникумах города, где от соблазнов я был накрепко защищен своей первой любовью и алкоголем. Не зря же существует пословица: «Кто с водкой дружен, тому секс не нужен». И почему-то навсегда запомнилась тирада нашего командира роты, колоритного еврея Каплуна Семена Иудовича: «Когда хочешь выпить – думай, покупаешь – думай, наливаешь – думай, пьёшь – думай, выпил – думать поздно!». А вот не думалось.

  Итак,восемнадцатилетний авиаспециалист, младший лейтенант запаса вернулся домой.Ассалом-налейкум, город  детства!
  Планов – громадьё! Родной аэропорт принял меня с распростертыми объятьями и проверкой после первого рабочего дня на соответствие званию авиатехника в тесной коморке за ангаром, заключавшейся в необходимости выпить залпом стакан спирта без воды и занюхать его пирожком. «Наш человек» - изрек после процедуры старейшина – бригадир. Ну и всё покатилось по накатанной колее.
  Работа два через два – очень удобная штука. В конце второго дня подведение итогов и уничтожение запасов и впереди два дня отдыха. А это снова горы, дельтапланы, ансамбль и всё отлично смазано – смочено, благо одних названий вин, производимых в Узбекистане, было добрых несколько десятков, среди которых встречались замечательные образцы. Коллектив наш музыкальный, состоящий из ударника - замечательного парня , великолепно чувствовавшего ритм и впоследствии частенько валявшегося в луже своей мочи на базаре, саксофониста – бухарского еврея, единственного участника, умевшего наряду с импровизациями музыкальными вовремя тормозить с возлиянием, трубача – прирожденного сопровождателя жмуров на похоронах, самой прикольной шуткой которого было посмотреть в трубу с обеих сторон и удивиться «вроде новая, а ничего не видно»(это означало, что объект уже готов), басиста – угрюмого молчуна, пытавшегося постоянно петь со мной вторым голосом не имея никакого, ну и меня как ритм-гитариста и клавишника, так вот  эта банда под названием «Дедал»(это тот, который Икару крылья мастерил) применялась руководством аэропорта по любому поводу – юбилеи, праздники, открытие-закрытие смен пионерлагеря в горах. Ну, а в промежутках – халтура, т.е. свадьбы почти каждую субботу. В большой барарабан без пластика с внешней стороны по окончании мероприятий нагружались емкости с пойлом и еда. И продолжение банкета проходило уже в клубе ГА(гражданской авиации) в уютной музыкалке. Но пилось по-прежнему легко и непринужденно. В смысле – не было принуждения изнутри для поддержания этого паскудства. Хотя может просто так казалось. Молодость!.. Потом появилась семья . С первой любовью. Другая работа – авиазавод, дорога домой с которого проходила по непроходимому для нормального человека коридору из питейных киосков, кафе и забегаловок. Пили все и каждый день. Правда здесь я три года подряд организовывал замечательные путешествия летними отпусками. Одно – по Сырдарье на плоту из камер Ил-62( двадцать один день на другой планете,где не было встречено почти ни одного человека и выпито двадцать литров медицинского спирта, сорок кассет кинопленки , снятой камерой «кварц», сорок лет рассказов об этом  чуде). Второе – сплав по горной реке на спасательном трапе( два месяца в больнице – невралгия лучевого нерва от суррогатного спирта и переохлаждения).  Третье – под парусами по озеру Балхаш(пятнадцать человек на сундук мертвеца… пардон, литров на троих).
  Дальше было уже «интереснее». Чуть не потерял ребенка играя в прятки между домами и выкушав две бутылки портвейна. Потом, разрисовывая павильон в детском садике, уснул в нем же и этот ребенок караулил меня до темноты. Бутылки прятались везде, но особенно «удачно» в туалете на веревочке  в сантехнической шахте. Заходишь по нужде и через десять минут уже ни в чем нужды нет. Правда в подвале как-то какая-то пьянь веревочку обрезала.
  Трудно сказать когда именно главным движением жизни наряду с Ленинизмом стал Алкоголизм. Но, видимо, гораздо раньше. Сначала в бой с врагом вступила матушка. Тетурама было столько, что я вылакав бутылку Чашмы и полирнув её водкой, покраснел, как вареный рак, стал задыхаться и , едва не околев,  добравшись до дома, не нашел ничего лучшего, как наесться димедрола( якобы антиаллерген). Выжил. И целый месяц воротило только от запаха спиртного. Но всё плохое когда-нибудь заканчивается. А жаль. «Жаль, что мы так и не услышали начальника транспортного цеха. Наливает из графина…» Это Жванецкий.

  Я сейчас, секундочку. Для гибкости мысли. Как говорил мой отец( по рассказам матушки), - изыди всё спиртное и превратись ты в лимонад.

  Во-от.
 В общем-то позже я и сам  пытался кодироваться уколом с подпиской об ознакомлении с возможным летальным исходом в случае возлияния. Липа!
Как-то сам по себе начался и закончился авиационный институт. Заочно. И даже на одном из вечеров на день аэрофлота мне торжественно вручили грамоту ЦК ВЛКСМ. Правда, уборщица позже жаловалась руководству, что пролитое на пол недопитое вспучило в ДК всю краску. Пили ЭАФ (эфироальдегидная фракция чего-то).
  Потом был другой город. Развод. Как ребенок вырос?.. Я не знаю. Началась «другая» жизнь. Обзаведясь новой семьей, я все еще не анализировал свою ежедневную тягу к «прекрасному». Но уже появилось понятие похмелья. Сильное, большое, зовущее, как некогда светлые мечты. Как рос второй ребенок, я тоже не знаю, так как в условиях развала Союза и его авиации пришлось направить стопы свои в Азию и Африку для прокорма семьи. В иные годы дома приходилось бывать всего месяца по два. Поездки были,  за редким исключением, неудачными и возвращался иногда без денег,еле унося ноги из стран, где шли всякие заварухи. В итоге из всех жизненных достижений остался только достигнутый очень преклонный возраст с лишним весом, простатитом и отсутствием перспектив. Ночные кошмары после запоев и кошмар наяву у моей жены, когда по пути в очередной африканский «замес» я потерял в аэропорту Стамбула свои вещи, деньги и документы, забыв их где-то за стойкой бара, девять дней бомжевания и голода, были, я думаю твоим предупреждением, Боже. Обошедши все полицейские участки главной воздушной гавани Турции и бюро невостребованных граждан (депортации), позвонив из него в посольство, где мне посоветовали лично предъявить справку о случившемся( после чего были посланы по-русски), я ,тем не менее, к каждой ночи подходил в очень нагретом состоянии. Много народу было в похожей на мою лётной форме, а значит солидарного  с бедствующим коллегой, ну и помогающего в беде. И не только советом. В одном из многочисленных баров Free-зоны собрат по цеху с участием глядя на меня вынул стодолларовую бумажку и, со словами: «Выпей чего-нибудь и хорошенько поешь», положил передо мной на стойку. И как-то подбегает молодой турок и на хорошем английском (который я успел узнать за годы мытарств по зарубежным «помойкам») кричит, что мою сумку он отнес в такой-то участок и да здравствует русско-турецкая дружба. Я конечно не поверил ни в одну из частей его тирады, но когда дежурная по аэропорту с кем-то связалась , то через час всё (кроме телефона) потерянное было у меня. Через три часа я продолжил свой путь в Африку.
  У жены был инфаркт.

    Такие вот дела. Получилось несмешно. Не знаю сколько мне осталось и успею ли отмолить душу свою, но очень хочется просить Тебя покрыть мне голову епитрахилью и простить грехи…
  Стоп, это не епитрахиль , а саван какой-то… А под ним тьма. И бесконечность . И одиночество. Видно не успел… А, нет, вот кто-то…
          Куда вы меня тащите?..