Художник

Нимфа 2
Руки…
Какие красивые у него были руки, я невольно залюбовалась: крупная кисть, изящное, крепкое запястье, ровные, длинные пальцы, ухоженные ногти. Даже старческие морщины не портили этой красоты, а наоборот, добавляли шарма.
Я не могла оторвать глаз от игры его подушечек пальцев по стеклу витрины, но все же, почувствовав на себе его взгляд, подняла голову.

Высокий незнакомец улыбнулся и кивнул мне:
- Здравствуйте, мы знакомы?
- Нет, не знакомы, - ответила я, слегка опешив и только теперь обратив внимание на внешний вид владельца этих прекрасных рук. Передо мной стоял статный мужчина в солидном возрасте, одетый в драповое пальто с воротником, отделанным мелкими завитками каракуля. В отглаженных брюках со стрелками, как лезвие бритвы, начищенных ботинках до блеска – достойно уважения.
А лицо, лицо тоже «требовало холста, как и руки».
Породистые черты. Прямой тонкий нос, ярко очерченные бледноватые губы, волевой подбородок с ямочкой и глаза – большие, серые, немного обесцвеченные временем, но добрые и бесконечно печальные…
И морщинки – как лучи солнца, разбегающиеся в уголках глаз…

Он опять улыбнулся, проследив за моим взглядом, и тряхнул чуть длинными волосами, убелёнными сединой…
- Вот. Выгуливаюсь, да керосина нужно бутылочку купить, почти закончился,- промолвил полушепотом он, наклонившись ко мне.
- А зачем вам керосин? - спросила я, в душе ругая себя за любопытство.
- Художник я, пейзажи маслом всю жизнь пишу, - ответил как-то устало он. - Не видели мои картины? В нашем музее их много, да и в других…
Взгляд его стал рассеянным и устремился куда-то вдаль, сквозь меня, может быть, на лоно природы, а может, туда, куда уже никогда не вернуться – в прошлое.
- А знаете? Я ведь совсем старый уже, мне восемьдесят три года, это очень много… А ещё, ещё могу вам сказать, что жизнь, она так коротка, так коротка, как взмах крыла бабочки – вот ты есть, а уже пора в обратную дорогу собираться, - задумчиво и тягуче, нараспев произнес он.
Я продолжала слушать его монолог.
Взгляд его погас, а зрачки подернулись слезой, он замолчал.
Моя душа, кажется, сжалась в маленький комочек, как птичка, затрепетала в груди, а сердце замерло, почувствовав всю безысходность его слов.

- Когда жива была моя Элечка, жена, я был самым счастливым человеком на земле. Мы с ней вместе прожили пятьдесят пять лет, вот. Всякое было, конечно, но любовь свою мы пронесли достойно, как драгоценность, дарованную нам богом… Ушла моя Элечка, полтора года назад ушла, - выдохнул он. - Вы не представляете, как пусто без неё, как горько, ничто не радует… Девочка моя, добрая и сердечная. Не хочу без неё жить, но как-то надо… Я ведь себя заставляю… Знаете, я каждый день, несмотря на погоду, выгоняю себя из квартиры и иду, иду с одного конца города на другой, пешком, чтобы совсем не скиснуть.
И вдруг глаза его на мгновение ожили, засияли и он тихо запел:

- Я люблю тебя, жизнь,
Что само по себе и не ново.
Я люблю тебя, жизнь,
Я люблю тебя снова и снова…

Потом сник, опять замолчал, высыпал мелочь продавцу на кассе, взял бутылочку керосина и снова улыбнулся мне:
- Миленькая, не торопите жизнь, никогда! Пусть будет плохое, хорошее, не спешите, любите, восторгайтесь, смейтесь! Только не торопите…
Он развернулся ко мне спиной, ссутулился и медленно пошёл к выходу.
Я стояла как вкопанная и опустошенная. Казалось, его жизнь, как поезд через тоннель моей души, пронеслась на скорости…
А в мыслях пролетело: не буду…

(ФОТО С ИНЕТА)