Пивечко и bier

Николай Прошунин
Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 1. Обрывки

1.9.Пивечко и bier

                Во многом знании – много печали…
                Экклезиаст               

               
     Обнаружилось, что пивная тема поистине неисчерпаема. Число страниц неуклонно разрастается до непривлекательных размеров, а воспоминаний и ассоциаций не убывает.
      Все работавшие за границей советские люди стремились порадовать своих близких диковинками, недоступными в родной стране. Пусть даже эти диковинки - всего лишь штаны или ботинки.
     Обычно было принято использовать любую оказию, чтобы передать что-нибудь в Москву. Перечень в каждой стране был свой, если не считать тот стандартный набор, что выписывался по западным каталогам. Но последние были доступны только для «конвертируемых» стран, к коим социалистическая Чехословакия не относилась. Тем не менее, несмотря на широко распространенное присловье «курица – не птица, соцстрана – не заграница», обилие товаров на прилавках в Праге даже для избалованного близостью коммунизма москвича было труднопереносимо без серьезных последствий для мировоззрения. Что уж говорить   об идеологически гораздо слабее тренированных советских граждан из провинции.
     Стоит напомнить, что близость коммунизма жителями Москвы воспринималась не во времени, а в пространстве. Как утверждалось в злопыхательском анекдоте, чем ближе к Кремлю, тем ощутимее светлое будущее.
     Так вот, если сотая секция ГУМа была источником легенд и пределом мечтаний жителей нашей страны, то пражские витрины… Кстати, о витринах. Завершить это предложение не представляется возможным. В памяти всплывают окна продовольственных магазинов в Махачкале в конце августа 1970 года. Почему-то каждое из них было полностью задрапировано красным кумачом и украшено одиноким портретом В.И.Ленина. Скорее всего, это были отголоски всенародного празднования его столетнего юбилея. Учитывая незадрапированную пустоту прилавков внутри магазинов, трудно представить себе более издевательский прием враждебной, подрывной, буржуазной, клеветнической, антисоветской и т.д. и т.п. пропаганды. Но люди, видно, привыкли и злостную провокацию замечать не желали.
     Вернемся, однако, к посылкам. При всей кажущейся абсурдности подобных действий, никогда не пересыхал и обратный ручеек. Впрочем, абсурд абсурду рознь. Коммерческую жилку никогда не удавалось окончательно вытравить из сограждан, несмотря на титанические усилия партии и правительства. Соответственно, далеко не у всех хватало мужества покупать за валюту товары, которые в пересчете на родные рубли можно было купить гораздо дешевле.
     Посему, на перроне Белорусского вокзала у международного вагона Москва-Прага я регулярно сталкивался с одними и теми же людьми, которые так же, как и я, стремились подсластить горькую долю работающих на чужбине родственников. Наряду с нужными или забытыми вещами, могла фигурировать буханка черного хлеба, упаковка макарон, твердокопченая колбаса и другая провизия, призванная помочь сэкономить валюту. Все это, уложенное в картонные коробки, так же деловито разбиралось встречающими на перроне Главного вокзала в Праге.
     Как наиболее доступные чаще всего использовались коробки из-под чешского пива. Причем независимо от направления поездки. Иногда посылок было так много, что провожающие даже не успевали рассказать, что они передавали. А это было важно на случай, если такой вопрос возникнет у таможенника. При пересечении границы заполнялась декларация, где требовалось указать, имеются ли у вас предметы, принадлежащие другим лицам. Правильный ответ, естественно, был отрицательным. Соответственно, предполагалось, что вы должны иметь представление о своих вещах, упакованных во множество коробок.
     Однажды мой отец по окончании отпуска вез из Москвы в Прагу пресловутую коробку, даже не подозревая о ценности груза. Трудно передать его изумленное бешенство, когда при вручении адресату случайно обнаружилось, что это были порожние бутылки из-под чешского пива, предназначенные для возврата в Праге. Пустые прилавки на родине стимулировали рачительное отношение к любой, в том числе социалистической, валюте.
     Но вернемся к главной теме. Чешское пиво надолго отравило… нет, не организм, но существование. Эти редкие поездки в Прагу в очередной раз обнажили мой неисправимый максимализм: зная лучшее, не могу смириться с посредственным. Ладно бы речь шла только о балете или кинофильмах. Но пиво! Сколько раз предпринимались предательские попытки? А вдруг чудо? Но нет. Настоящий вкус накрепко врос в пупырышки языка и не позволял принять фальшивку.
     Каково же приходилось отцу и его коллегам после многолетней командировки?! Иногда, конечно, удавалось побаловать его бутылочным чешским или гэдээровским. Вдруг как с неба свалится с ящиком импортного пива в руках мой бывший одноклассник Яшка Ройзман! Такой театральный жест мог позволить себе только дипломированный стоматолог, регулярно получавший благодарность от пациентов натурой. С мая по июль, то есть во время работы приемной комиссии МГИМО, я тоже временно причислялся к сильным мира сего. Возникавший на это время по отношению ко мне пиетет со стороны институтской буфетчицы позволял ухватить полную коробку дефицитного напитка. Отец принимал дары со смесью радостного предвкушения праздника и гордости за дарителей, но было заметно, что былого удовольствия пиво уже не приносит.
     Хотя однажды он даже пошел на то, чтобы провести отпуск в санатории в Карловых Варах, лишь бы хоть немного утолить ностальгию по чешскому пиву. (Наверное, именно от отца я унаследовал непреодолимое отвращение к медицинским процедурам.) Там, сидя в полупустом ресторане, за столом, накрытым белоснежной скатертью, под зорким оком официанта, ловящего малейшее движение посетителя и готового мгновенно заменить опустевший бокал на полный, отец мог вновь пережить неуловимые мгновения, которые мы называем счастьем.
     Конечно, в такие моменты хочется поделиться своими светлыми ощущениями со всем миром. Тут и чешский язык способен вдруг пробудиться из недр подсознания. За соседним столиком обнаружился человек, который тоже был явно не прочь поболтать о том, о сем. Он оказался австрийцем. И о чудо! Пробудился даже, казалось бы, давно забытый немецкий. Речь зашла о вечной теме, кто, где, как и чем живет, и о том, что всё познается в сравнении.
     Австриец встрепенулся, и напористо стал приводить примеры. «Ну, взять, хоть этот ужасный ресторан. Скатерти грязные, официанты ленивые и вороватые, да и пиво никудышное…» - перечислял он, будучи совершенно уверен в поддержке со стороны собеседника. Отец, действительно, возражать не стал. Скорее ввиду неожиданного поворота темы, нежели по причине языковой недостаточности.
     После возвращения в Москву он окончательно перешел на традиционный русский напиток. Этому весьма успешно способствовали регулярные «ссылки» на правительственные дачи, где коллектив высоколобых интеллектуалов сочинял очередной доклад для высокого начальства.
     Разрешить непримиримое противоречие между энциклопедическими знаниями спичрайтеров и агитпроповскими потребностями «заказчика» получалось исключительно путем неумеренных возлияний в компании сослуживцев - таких же интеллектуальных негров. Не удивительно, что в результате это приводило многих из них к преждевременному концу.
     По завершении очередного дачного заключения отец старался заполучить автограф «автора» на свежеизданном экземпляре доклада, рожденного в муках творчества. Такие «фиги в кармане» с благодарностью за «совместный труд» до сих пор сохранились в семейном архиве. Заказчики не кривили душой. Результат им действительно нравился. И это усугубляло ситуацию.
     С дежурным докладом по случаю дня рождения Владимира Ильича Ленина руководители партии и правительства выступали по очереди. И каждый, конечно, хотел, чтобы его доклад был, как минимум, не хуже предыдущего. И потому, по рекомендации прежних ораторов, они каждый раз обращались «за помощью» к одним и тем же проверенным авторам. Таким образом, перед отцом и его коллегами каждый раз вставала изнурительная задача превзойти самих себя.
     Утешить в такой ситуации могло лишь то, что текст первоначальной заготовки, рожденный в недрах бюрократического аппарата, был, как водится, ужасен даже в понимании будущего докладчика. Ну и еще, конечно, спасал неограниченный ассортимент буфета на даче в Горках-10, что на Рублево-Успенском шоссе.

     К слову сказать, будучи в Вене, я пил главным образом местное вино. Поэтому постоять за честь чешского пива толком не смог. Но очень хотелось бы!

Москва, 2015