Осенний этюд

Владимир Пеганов
         Стол был отлично сервирован, но ели и пили мало. Хлебосольная  хозяйка потчевала то одним, то другим блюдом приговаривая: «Это со своего огорода и всё экологически чистое, так что ешьте на здоровье, пожалуйста, и ни о чём не думайте». Все улыбались, выпивали, рассказывали анекдоты и так громко смеялись, что не было слышно телевизор, на котором дети крутили снятые на видеокамеру летние сюжеты – рыбалку, купанье, сбор грибов… Младший ребёнок подбегал, дёргал за рукав и кричал: «Смотрите! Это я ныряю…»

Мы поворачивались к телевизору и говорили: «Молодец! Какой же ты у нас молодец!» Потом снова произносились тосты, мы снова выпивали, жевали, хвалили хозяйку и хозяина тоже, за то, что ему повезло с такой женщиной.

        Дочь хозяина села за пианино и начала играть. Она училась в музыкальной школе и, для своего возраста, играла вполне прилично. Мелодия мне показалась знакомой, и позже я спросил, что она играла.

        -Осенний этюд. - Скромно ответила девочка и, видимо, стесняясь, потянулась за кошкой,  которая, не переставая, тёрлась о ноги гостей.
На столе появился торт, время приближалось к чаю. Мы вышли курить на балкон. Было тепло, но уже совсем не по-летнему. Где-то за домами садилось солнце, а над крышами пролетали галки, и летели они почему-то на восток от уходящего за горизонт светила.

        По дороге мчались автомобили, в которых сидели, наверное, счастливые люди, возвращавшиеся  домой после воскресного отдыха.

         -Хорошо-то как! - сказали сзади.
         =И жить хорошо! – произнёс я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
         -Это, кому как. – Ответил хозяин.
         -Уж, не себя ли ты имеешь  в виду?

         -Нет, не себя. Но на жизнь надо смотреть с разных сторон. А я часто вижу много несчастных людей. Очень много! Ты, ведь, знаешь, что мне приходится оперировать самых разных людей. Все они несчастны по-своему, но среди них встречаются…
         Он замолчал, затягиваясь сигаретой, потом медленно стряхнул пепел и стал рассказывать:

         -Привезли к нам  пациента. Страшно смотреть. Череп разбит, резаные раны, переломы, ну весь набор, какой можно придумать. Пульс – еле-еле. Думали, до утра не дотянет. Но надо работать – долг наш такой. И начали. Потихоньку, потихоньку что-то зашили, что-то промыли, перевязали и, вообще, все, что положено сделали. Помощники у меня – золотые люди. На таких вот и держится наша медицина. Ещё держится. А долго ли продержится, не знаю?

         Через несколько дней он пришёл в себя, говорить ещё не мог, но мы были рады – человек будет жить!

         Из милиции звонили каждый день, спрашивали,  когда можно будет приехать следователю. У пациента нашего никаких документов не было, одежда его…  Короче, бомж… Я много их видел и обмороженных и избитых, всяких…

         Ещё через несколько дней он заговорил. Медленно, с трудом выговаривая слова, он рассказал следователю, что приехал в наш город несколько месяцев назад из Средней Азии к сестре, а у сестры прошлой осенью сгорел дом, и она с мужем и детьми куда-то уехала. Жена его умерла ещё там, в Средней Азии, что у него есть сын, он моряк и служит на Севере. А когда он приехал в Россию, его обокрали. И здесь он без денег и документов. И сестра неизвестно где. Ночевал он, где придётся, а днём на рынке подрабатывал грузчиком. Пытался документы восстановить, а его обратно посылают в Среднюю Азию. Мыкался-мыкался, в милицию забирали, обещали какие-то бумаги временные выдать, да всё тянут. Он и о жилье с какой-то бабушкой договорился.  Но вот тут на него и навалилось: выиграл в автомате тысячу рублей – так, мимоходом, шёл, бросил  пятирублёвик и посыпалось. Два кармана железных денег. А дело вечером было. А дальше…

        Я следователю говорю: «Давайте сына найдём, фамилию знаем, и что на Севере служит, в военкомате должны помочь».
        Послали бумаги куда надо и получаем от сына телеграмму неделю назад, что, мол, выезжаю, скоро буду. Обрадовался наш пациент, улыбаться начал.
        Каждый день спрашивал, когда вставать разрешат…

        И тут вот – на тебе! В четверг, помнишь, авария была на Московской улице, когда КАМАЗ раздавил микроавтобус. Троих раненых, кто в живых остался, к нам привезли. А один из них и оказался сыном нашего пациента. Пол России проехал, а в двух километрах от отца…

        Восемь часов мы делали всё возможное и невозможное. Но травмы были, как у нас говорят, не совместимые с жизнью.  Отцу пока ничего не говорим, да и как скажешь-то?
        Вот такая эта штука – жизнь. Не каждому козырная карта выпадает…

        Было уже темно, когда хозяева провожали нас. Лёгкий ветерок играл по асфальту сухими листьями, рваным полиэтиленом, а у соседнего подъезда визжала сигнализация какой-то иномарки.

        Двор был безлюден, если не считать сгорбленную женщину, которая выбирала картонные коробки из мусорных баков, топтала их ногами и складывала стопкой на детскую коляску.

        Я, почему-то, вспомнил музыку осеннего этюда, вспомнил юные счастливые лица девочки и её братика, мне захотелось вдохнуть много-много воздуха и крикнуть что-нибудь доброе, хорошее, но что-то мешало.  Да и о чём кричать?…  Кому?…

         У соседнего подъезда перестала квакать сигнализация, и стал отчётливо слышен скрип маленьких  колёсиков  детской  коляски, на которой женщина увозила своё добро.